Special Audiotape

      Шиина, в самом деле, глупый ребенок. То, как он улыбается каждому и сияет. То, как ворует чужие сердца, словно это даже не важно, а само собой разумеющееся… Ники не знает своего очарования. Ринне искренне хочет, чтобы он осознал свою ценность.       Ринне помнит. Он помнит, как однажды, вернувшись домой, его, тогда ещё, просто друг, выглядел ужасно. В то время у его почти пятнадцатилетнего мальчика в серых прядях волос появилась копна седых волосков.       Солнце плакало в его грудь золотыми каплями самых горьких на свете слёз, ни говоря ни слова, словно забыло как произнести хоть что-то, разучилось. Перехотелось.        Но он знал. Амаги все прекрасно знал. И он ненавидел.       Аловласый потратил часы, чтобы своими теплыми, горячими объятьями спасти. Хоть немного. Самую малость. Но отогреть.       Ники противился ванне. У него на теле россыпь синяков, засосов, укусов, кровь течёт по животу от ран, оставленных лезвием ножа, побитые ноги, распухшие бедра и алым забрызганный рот, окровавленные зубы, сопротивлялся.       Ринне заботливыми движениями омывал каждый сантиметр его тела.       — Н. Не трогай. Я сам… — просит Шиина, ощущая руки у бедер.       — Ты даже руками двигать не можешь. А это… Это стоит вымыть из твоего тела. — пока адреналин бьёт в голову, пока не так стыдно и больно.       В эти года Ринне все еще умел искренне смущаться. Глубокий вдох и аккуратные движения пальцами. Одной рукой придерживает Ники, прижимая к себе, несмотря на бортики ванной, а второй направляет струю теплой воды сверху, чтобы смыть смешение алого с белым.       — Это неприятно… — хмурится парнишка. Брови его дрожали от напряжения. Тяжёлый и мутный взгляд… Грязь. Собственное тело ощущается отвратительно… Словно оно исключительно поток мертвых сплетений мышц и чужого надругательства, вдруг от чего-то заимевшее разум.       — Потерпи немного… Будет хуже, если мы не сделаем этого сейчас. — признаться, Амаги был таким несведущим. Познающим этот мир, но…       Ники сейчас и в голову не приходило, почему же этот аловласый спаситель, ничего в жизни не видевший за окнами своей деревни, кроме того, что познал с ним спустя это недолгое время, около полугода, разбирался в таких вещах. Ринне искренне молился, чтобы он и дальше никогда об этом не задумывался. Только и дальше ластился, как к последней защите, как к дому, свету и счастью. В свои семнадцать он ни капли не посчитал бы это правдой. Да и в двадцать один, будем честными, тоже. Но… Шиина своим отношением, взглядом давал повод поверить. Когда эти руки обнимают тебя так, ты просто не чувствуешь, что можешь сомневаться. Что аксиома и истина в последней инстанции. Оно существовало параллельно всем тревогам будущего айдола. И имело свою огромную силу.       Завернуть хрупкое, юношеское тело в мягкое полотенце, опустить на кровать, в комнате, что они делят на пополам, и достать заживляющую мазь откуда-то с полки.       — Это… — Ринне отводит взгляд, чтобы быстро додумать как же именно попросить Ники, но тот под аккомпанемент тяжёлых вздохов, шуршания простыни и полотенца, ложится на живот, стыдливо, совсем немного, разводя ноги в стороны.       — Просто сделай… — сопит парень, поджимая губы. Было так тяжело. Он бы мог, в самом деле, — но раз Ринне сказал, что сам, значит сам, и Ники мало его чем разубедит. Единственное, что беспокоило Шиину — ощущение грязи. Так не хотелось, чтобы кто-то пачкал о него руки. Тем более кто-то такой заботливый и нежный.       — Ага. — кивает Амаги, присаживаясь на одноместную кровать, тык в притык, тихо усмехаясь.       Сжался весь, сероволосый мальчишка, ноги поддрагивают. Смущенный явно. Сам себе не хозяин.       Ринне приходится развести его ноги шире самостоятельно под тихий недовольный писк лежащего, а после, выдавив мази, обработать снаружи опухшую дырочку, после чего, только осторожно, самым маленьким, вошёл внутрь. Ники рефлекторно сжимается, и Ринне гладит его по ногам, словно бы говоря этим: «Все хорошо, это я, расслабься», и продолжает, с горя пополам, когда это становится возможным.       ***       Тихий смех доносится из чёрных наушников. Первая запись была самой тяжёлой. Вскоре, после того случая… Когда Ники наконец-то начал приходить в себя. Ему все ещё было сложно и только предстояло пережить реабилитацию, но… Этот звонкий подростковый голос. Этот любимый голос. Сейчас, когда Ринне ненавидит себя не так сильно… Он наконец-то может послушать её. Впервые за все эти годы…       — Опять стоны? — недоверчиво косится Шиина.       — Агась. — с усмешкой отвечает он, прищурив глаза. Ники такой чудесный когда смущается. Амаги искренне хочет зажать его в своих объятьях, не давая и вдоха сделать.       — Зря я подарил тебе те плеер и телефон. — с долей улыбки отвечает айдол, чувствуя себя… Важным, на самом деле.       — Вот именно. Раз уж выбрал меня и мой МП3, тебе придется смириться и жить с этим до конца дней, Ники. — мурлычет этот очаровательный говнюк.       — Да я… И не против. — сияет солнце, и аловласый чувствует как его сердце бьется о ребра. Иногда ему кажется, что он не заслужил его. Солнце же считает, что кроме своего возлюбленного Луны… Ему никто и не нужен, честно.