Мой господин

      — Леви? Почему ты сегодня такой довольный? Тебя не узнать, — отметил Эрвин, когда вернулся домой. Сегодня доктору Смиту не удалось поужинать в кафе, поскольку он задержался на срочной операции и закончил поздно. Однако, придя домой, увидел, что Аккерман ещё не спит (в последние месяцы тот ложился очень рано, лишь переступив порог квартиры), а сидит на диване и что-то изучает в ноутбуке. Его лицо было оживлённым, глаза тоже как-то поблескивали, во взгляде читался энтузиазм и решительность, да и в целом настроение было приподнятым.       — Случилось что-то хорошее? — приняв душ и переодевшись, Эрвин присел рядом с ним.       — Да, кое-что очень хорошее, — губы Леви так и стремились улыбнуться, но он привык сдерживать все свои эмоции, даже положительные. — Вот, я принёс тебе ужин из кафе, — он подвинул ему большую тарелку с запечённым лососем и рисом. — У нас появились два новых работника, — довольно сообщил Леви, видя, что Эрвину очень интересно узнать, что случилось.       — Ого, это прекрасно, — ответил доктор Смит, наслаждаясь красной рыбой. — И как вы их нашли?       — Эрен привёл. Это те ребята, которые работали со мной на кухне в тюрьме.       — Ох, — Эрвин на несколько мгновений прервался, удивлённо смотря на Аккермана. — То есть они оба…       — Да, тоже с судимостью, как и я, — кивнул головой Леви. — Но как работники это отличные ребята, я с ними полтора года проработал на тюремной кухне, они полностью меня устраивали во всём. На них можно положиться.       — Раз ты в них уверен, значит, они действительно хорошие, — поддержал его Эрвин. — Вот только… не возникнут ли другие проблемы? Если кто-то узнает, что в твоём кафе четыре человека с судимостью, это будет серьёзным препятствием.       — Да, я тоже думал об этом, — просветлённое лицо Леви снова помрачнело. — Это будет конец всему, вряд ли кто-то осмелится прийти туда. Но всё же, я надеюсь, что известно об этом не станет. И что у них нет врагов, как были у меня, — усмехнулся он. — К тому же не помочь я им не могу, они мне самому нужны.       — Значит, всё будет в порядке, — поддержал его Эрвин. — Надеюсь, у тебя появится свободное время, — добавил он.       — Пока нет. Перед Рождеством поток увеличился, будем работать вчетвером. И ребятам надо освоиться, — возразил Аккерман.       — К слову, о Рождестве, — Эрвин загадочно улыбнулся. — Ты что-нибудь планируешь?       — Да нет, не особо, — отвёл взгляд Леви.       — Как-то раз ты пришёл ко мне с запечённой индейкой и пирогом, это было прекрасно, — мечтательно припомнил Эрвин то время, когда Леви ещё был капитаном полиции.       — Индейка и пирог будут в меню, — пообещал хозяин кафе. — Тебе оставлю самую вкусную часть. Если её не успеет съесть Ханджи, — ухмыльнулся он.       — Придётся за это побороться, — весело проговорил Эрвин.       — Ты проиграешь, — окинув его оценивающим взглядом, заключил Леви. — Точнее, уступишь.       — Но ты ведь мне поможешь? — заговорчески попросил его доктор Смит. Его взгляд был настолько лучистым и тёплым, настолько доверчивым и мягким, что Леви никак не мог сказать «нет».       — Да, как я могу оставить тебя голодным, — слабо улыбнулся он, невольно опуская взгляд от такой яркости.       — Леви, я рад видеть тебя счастливым, — проронил Эрвин, замечая, как его лицо снова просветлело и оживилось. — После тюрьмы не видел тебя таким. Кажется, сегодня впервые тебе полегчало.       — Да, ты прав, — тот невольно откинулся назад и расслабился, чуть прикрывая глаза. — Чувствую, как будто сбросил груз и дышать стало легче. Когда увидел тех ребят, захотелось прямо взлететь, — усмехнулся он.       — Похоже, всё налаживается? — мягко произнёс доктор Смит.       — Главное, не сглазь, — бросил Леви и снова едва заметно улыбнулся. Почему-то он верил, что на этот раз у него всё получится, и даже если возникнут какие-то проблемы, они их решат вместе.       — Две порции индейки на пятый столик! Четыре рождественских пирога на второй!       — Восемь рисовых пудингов! Два жареных карпа! И целую индейку на десятый столик!       Заказы в предрождественские дни сыпались один за другим, и даже вчетвером с новыми работниками они едва поспевали. Леви с Марко практически не выходили с кухни, готовя без перерыва, Эрен и Райнер носились по залу, принимая заказы, рассчитывая, убираясь, бронируя столики, решая вопросы. В один день наплыв был такой, что даже не осталось мест и пришлось отказать нескольким клиентам. К счастью, в сочельник поток уменьшился — многие разъехались отмечать Рождество с семьями, и к ним заходили в основном одиночки — выпить глинтвейна и посидеть в уютной праздничной обстановке. В кафе действительно было очень здорово, особенно, в вечернее время: рождественская ненавязчивая иллюминация и наряженная ёлка создавали сказочную атмосферу. Стойка, витрина и шкафы за ней были украшены еловыми гирляндами, на двери висели венки. На каждом столике стояли свечи, а на стулья были накинуты небольшие пледы. Рождественские мелодии делали этот образ завершённым.       — Капитан, правда, что у вас день рождения прямо в Рождество? — удивился Эрен, когда в сочельник вечером они остались с Аккерманом одни. Они сидели на табуретах за стойкой, пробуя глинтвейн, который всю неделю подавали гостям. Леви нравился этот напиток, поскольку он был связан с давними воспоминаниями. Аккерман его много совершенствовал, тщательно выверяя пропорции всех ингредиентов, однако того вкуса из своего прошлого, из Сэффилтона, достичь пока не смог.       — Да, двадцать пятого, — подтвердил он. Ханджи на днях всем разболтала, что у него день рождения в Рождество, и ребята решили устроить ему подарок — выходной в этот день. Райнер и Марко чуть ли не угрозами сказали, что завтра они берут всё на себя, а Леви и Эрен могут наконец отдохнуть. Несмотря на короткий срок, парни очень быстро освоились, и можно было попробовать на них положиться.       — Ого! А когда мы сидели в тюрьме, вы не сказали, — поджал губы Эрен. Посетителей не осталось, Эрвин написал сообщение, что сегодня задержится, но постарается успеть. Леви решил дождаться его, и вдруг кто-то забрёл бы ещё. Райнер и Марко тоже ушли пораньше, чтобы завтра заступить на пост, Эрен же остался, хотя Леви освободил и его.       — Ещё в тюрьме мне праздников не хватало, — проворчал Аккерман, помешивая глинтвейн.       — Значит, завтра вы не придёте? — полюбопытствовал Эрен.       — Не знаю, может, действительно воспользуюсь шансом и отдохну, — пожал плечами Леви. — И тебе советую. Всё-таки, мы с тобой два с половиной месяца без выходных.       — Ну я… — замялся Эрен.       — Поезжай к родителям, — видя его замешательство, сказал Леви. — Рождество ведь семейный праздник, они будут очень рады видеть тебя.       В ответ Эрен лишь по обыкновению нахмурился и стал смотреть в сторону.       — Я бы хотел остаться на ваш день рождения, — пробормотал он.       — Тц, меня ты видишь каждый день, а родителей несколько месяцев не видел, — возразил Аккерман. — К тому же никаких праздников я устраивать не собираюсь.       — Не знаю, — снова забурчал Йегер. — Подумаю.       — Их нужно ценить, пока они живы, быть одному довольно тяжело, — глядя перед собой произнёс Леви.       — Но ведь вы не один, — встрепенулся Эрен, слыша грусть в его голосе. — У вас есть я, Ханджи, доктор… да и вообще куча знакомых, как оказалось.       — Да, именно, знакомых, но не семьи. Впрочем, я сам виноват, что не создаю её, — брякнул Аккерман и сделал глоток глинтвейна, который очень согревал. Эрен тоже хорошо выпил и глубоко выдохнул. Вокруг них продолжала играть негромкая музыка с рождественскими мотивами, и некоторое время они просидели молча, слушая её.       — Мы ведь… можем стать ближе, — внезапно проговорил Эрен, покручивая высокий бокал с напитком в руках. Его щёки слегка покраснели, похоже, он достаточно согрелся. Даже чересчур.       — Тц, опять ты за своё, — Леви устало вздохнул. — Завидую твоему упорству. И не надоело тебе биться как рыба об лёд? — скептически спросил он.       — Нет, не надоело, — замотал головой парень. — Я уверен, что моя настойчивость поможет мне добиться цели — в итоге, вы всё равно поддадитесь мне, — довольно сообщил он.       — И с какого чёрта я должен поддаться тебе? — самоуверенность Эрена порой его так раздражала, что хотелось как следует заехать по этому самодовольному лицу.       — Во-первых, потому что у вас никого нет, — уверенно объяснил парень, а лицо Аккермана помрачнело. — Вы ни с кем не встречаетесь, не спите, верность никому хранить не надо, так почему бы не согласиться со мной?       — Потому что, мелочь, мы тысячу раз говорили на эту тему, и у меня уже язык отваливается вдалбливать это в твою голову!       — Во-вторых, — не слушая его и перебивая, Эрен повысил тон. — Сколько вам уже лет? — он произнёс это так, что ярость Леви мгновенно обратилась в лёд, и хозяин кафе застыл, думая, а не заехать ли ему на самом деле? — Да, вы ещё молоды и полны сил, но если так и будете жить монахом, вся молодость и пройдёт, а вы ничего не попробуете. Не будете ли вы сожалеть о том, что можно было сделать, а вы не сделали? Ведь жизнь у нас одна, и если есть шанс, не стоит ли за него ухватиться? — заметив, что Леви несколько потупил взгляд, думая о своём, Эрен продолжил. — Да, вот именно, что бьюсь об лёд. Ваше сердце такое же холодное. Но подо льдом всегда что-то есть, его можно пробить.       — И как ты собираешься это делать? — без особого интереса спросил Леви и хотел сделать ещё глоток глинтвейна. Как вдруг Эрен слегка тронул его за плечо и развернул к себе.       — А вот так, — его лицо неожиданно оказалось очень близко, и Леви замер, ощущая, как тёплое дыхание касается его губ. Несколько мгновений они близко-близко смотрели друг на друга, и Эрен в холоде глаз Аккермана действительно уловил какие-то сомнения.       — Хах, — парень внезапно отстранился и выпрямился, перестав тянуться к нему, Леви же остался неподвижен, хотя скосил глаза вслед за ним.       — И что же? — с некоторым вызовом спросил он. — Сдался в последний момент?       Эрен, допив свой глинтвейн, с силой поставил бокал на стойку и протёр свои губы.       — Знаете, почему я пристаю к вам? — теперь не только щёки, но и всё лицо раскраснелось, а зелёные глаза пылали пуще прежнего.       — Потому что ты озабоченный извращенец, сидящий на гормонах? — криво ответил на его вопрос Аккерман.       — Потому что я восхищаюсь вами, — выпалил Эрен, а Леви тут же перестал острить и язвить. — Вашей непреклонностью, вашей преданностью, вашей стойкостью. Меня восхищает, что вас не трогают никакие соблазны, и вы не отступаете от своих принципов, как бы сложно и заманчиво ни было. Деньги, секс, удовольствия, власть… Кажется, что вы выше всего этого, и я этим сражён, — признался он. Леви, несколько ошеломлённо выслушав от него такие громкие слова, чуть расслабился и даже улыбнулся. И всё-таки этот парень… на самом деле не так уж и плох.       — Значит, если я уступлю, ты во мне разочаруешься? — сделал вывод из его слов он, тоже допивая глинтвейн. — Ведь это разрушит всё то, что ты наговорил обо мне.       — Возможно… немного, — несколько сконфуженно признался Эрен. — Не знаю, что будет после этого. Вдруг я остыну? — озадачился он.       — Я думал, что ты верен своему слову и раз что-то пообещал, значит, сделаешь, — посетовал Леви.       — Да, но сердцу не прикажешь, — вздохнул его работник. — Но это не значит, что я сдаюсь! — тут же снова вспыхнул он, чтобы Леви не подумал, что на этом всё кончено.       — Похоже, ты грёбаный мазохист, — в итоге проворчал Аккерман, в то же время невольно восхищаясь его пылкостью и энтузиазмом. Этот парень и правда не умеет сдаваться… — Уже поздно, — Леви вытащил телефон из кармана и взглянул на время. — Думаю, больше никто не придёт, можно закрываться. Я вызову тебе такси, езжай к родителям, поздравь их, — произнёс он, открывая приложение. — И без разговоров, — когда Эрен снова хотел воспротивиться, Леви так взглянул на него, что парень проглотил все слова. — Говори адрес, — практически приказал тот, и Йегер всё-таки сдался.       — Будет через десять минут, как раз успеешь переодеться, — когда дело было сделано, он отправил Эрена в подсобку, чтобы тот оставил свою форму. Пока он переодевался, Леви собрал ему пакет, куда сложил кусочки рождественского пирога, пудинга и ломтики индейки. Когда Эрен, переодевшись в спортивный костюм, вернулся к нему, в его руках Леви заметил их униформу.       — На этот раз я сам постираю, — пробормотал он, забирая пакет с едой. Такси подъехало, однако парень никак не мог выйти и стоял, переминаясь с ноги на ногу.       — Ладно, иди уже, а то за простой придётся платить, — проворчал Леви.       — Мм, — кивнул головой тот и сделал глубокий вдох. — Счастливого Рождества! — выпалил он и, пока Леви не успел ничего сказать в ответ, на мгновение стиснул его в объятьях и убежал.       — Спасибо за всё! — уже через порог крикнул Эрен и широко улыбнулся.       — Чёртов сопляк, — глядя ему вслед, Леви размял шею, слыша, как та пару раз хрустнула. — Ты и правда пробиваешь меня на эмоции, — он украдкой улыбнулся и вернулся к стойке. Убрал и помыл их бокалы после глинтвейна, протёр гладкую поверхность, проверил, чтобы все столы остались в чистоте, поправил стулья и осмотрел кухню. Убедившись, что всё вокруг в порядке, он снова взглянул на часы.       «Он так и не пришёл… — Леви чуть нахмурился и проверил сообщения. Эрвин больше ему ничего не писал, и пропущенных звонков от него не было. — Возможно, случилось что-то срочное», — сделал вывод Аккерман. Вызвав такси и себе, он собрал ещё один пакет с едой с собой, выключил музыку и иллюминацию, закрыл кафе, оставив небольшую подсветку, и отправился домой.       Впрочем, он порядком удивился, когда, переступив порог квартиры, увидел свет, верхнюю одежду и обувь доктора Смита.       — Ты дома? — Эрвин сидел на кухне за столом-стойкой в тёплом синем свитере с рождественскими мотивами и серых брюках. Квартиру к Рождеству он тоже украсил несколько дней назад, развесив венки из остролиста и огоньки, но сейчас свет от гирлянд и тень от ёлки создавали какую-то пугающую атмосферу.       — Почему ты не пришёл на ужин? Я ждал тебя, — Леви подошёл ближе и теперь понял, что за странная, совсем не праздничная энергетика витала в воздухе. В руках Эрвин держал увесистый стакан со спиртным, а рядом с ним стояла бутылка крепкого алкоголя. На его лице застыло отсутствующее выражение, а взгляд впервые за всё время был каким-то безжизненным.       — Что случилось? — настороженно спросил Леви, давно не видя его в таком апатичном настроении. — Что-то в больнице? — первым делом предположил он. Однако доктор медленно качнул головой из стороны в сторону и остановил свой безучастный взгляд на Леви. Не сказать, что он был разозлён или излишне подавлен, скорее чем-то разочарован и очень задумчив.       — Нет, не в больнице, — негромко проронил он и опустил взгляд. — Я думал, что ты всегда придерживаешься своих принципов, — произнёс он с каким-то странным выражением, которого Леви никогда не слышал. Он тут же ощутил что-то неладное и внутренне напрягся.       — А что не так с моими принципами? — приглушённо спросил Леви, хмурясь всё больше. Эрвин, сделав ещё один глоток, поставил стакан на стол и глубоко вздохнул.       — Я… — несколько неуверенно начал он, глядя перед собой. — Знаю, что во многом виноват перед тобой, но ты неоднократно говорил, что никогда и никому не позволишь пользоваться тобой. Когда ты попал ко мне в больницу после того происшествия в тюрьме, я был ошеломлён, насколько ты преисполнен ненависти к подобным связям. Когда ты рассказал мне, как низко я поступил с тобой, я ещё сильнее убедился, что ты не приемлешь подобного рода отношения. Я пытался изо всех сил загладить вину перед тобой, старался, чтобы ты не чувствовал угрозы и не опасался меня, не смел даже неоднозначно коснуться или посеять какую-то двусмысленность между нами… Однако, — на его лице внезапно появилась такая же странная улыбка. — Похоже, это относилось только ко мне. Тому парню ты позволяешь всё то, о чём говорил с таким пренебрежением мне, — горько закончил он и сделал ещё один глоток.       «Вот оно что, — до Леви наконец начал доходить весь смысл происходящего. — Значит, ты всё же приходил в кафе? И увидел меня с Эреном? Чёртов сопляк, обязательно нужно было в этот момент хвастаться своим упорством?» — мысленно разозлился Леви и с силой стиснул зубы. Подойдя к Смиту, он выхватил стакан из его пальцев и сам сделал глоток. По сравнению с глинтвейном виски показался ему огненной водой, которая немедля обожгла горло, да и всё остальное.       — Не знаю, что ты там надумал, — прохрипел Леви, ловя его удивлённый взгляд. — Но с тем парнем или с кем-то другим у меня абсолютно ничего не было, и я по-прежнему придерживаюсь всех своих принципов и слов, сказанных ранее. У Эрена ветер в голове и штормит в штанах, он пристаёт ко всем, включая меня и Ханджи, но мы оба понимаем, что всё это лишь забавы мальчишки и ничего серьёзного в этом нет. Но вот почему это так задело тебя, мне непонятно.       — Разве? — безучастное лицо Эрвина стало удивлённым. — Ты говорил, что ненавидишь связь с мужчинами в любом проявлении, а сам целовался с ним. Как же понимать твои слова? Выходит, что ты просто обманул меня, — разочарованно усмехнулся он.       — Я не… — Леви снова хотел повторить, что ничего не было, однако помедлил, подумав, что со стороны это всё именно так и выглядело. Эрен сидел слишком близко, да ещё тянулся к нему, а если Эрвин стоял позади, то того пустого сантиметра между их лицами попросту не видел.       — Дерьмо, Эрвин, я не обманывал тебя, — не став оправдываться, прорычал он. — Похоже, ты дьявольски ревнуешь, но почему? Мы же не… — он стиснул зубы, очень странно ощущая себя. Кажется, глинтвейн с виски начали перемешиваться, поскольку его бросило в жар, да и голова будто поплыла. — Ты никогда не говорил, что хочешь чего-то большего от меня, — в итоге бесцветно проронил он, ощущая внутри какое-то бессилие, словно проиграл самому себе.       — Да, потому что ты всегда отрицал подобные отношения. Как я мог вообще об этом думать, когда, по твоим словам, чуть ли не насиловал тебя? Или ты выдумал ту историю, чтобы поселить во мне ещё одно чувство вины и отвадить от себя? — Эрвин поднялся на ноги и взглянул на Аккермана свысока довольно неприязненно и раздражённо. Леви невольно опустил голову, сложил руки на груди и прижался спиной к боковой стенке стеллажа с полками, что разделял кухню и гостиную. Почему-то сейчас он чувствовал себя мерзавцем. Конечно, любой нормальный человек не поверит в его чушь с прошлыми жизнями, а в реальности выходило так, будто он правда всё придумал, чтобы обвинить Смита в мифическом насилии.       «И на кой чёрт я тогда рассказал ему об этом?» — он стиснул кулаки, чувствуя внутри бурю отчаяния и досады.       — Нет, — выдохнул он, так и ощущая на себе этот огорчённый взгляд Смита. Он был ошеломлён тем, что рассудительный и хладнокровный Эрвин принял так близко к сердцу все его слова и поступки. И теперь Леви очень жалел, что действовал так неосмотрительно. Как ещё он мог исправить эту ошибку?       — Не отвадить. Наоборот, я хотел сблизиться с тобой, — проронил Аккерман, едва осознавая смысл этих слов. И вряд ли бы он их вообще понял, поскольку сейчас говорил не разум, а его сердце.       Внезапно он ощутил, как пальцы Эрвина сомкнулись на его запястьях, расцепляя руки. Он поднял их вверх и прижал к краям стеллажа. Леви растерянно переместил взгляд на него и даже чуть запрокинул голову, поскольку Эрвин стоял очень близко, буквально нависая над ним. Всё, что он успел увидеть — это его свирепый и беспощадный взгляд, поглотивший всю горечь и разочарование, и доктора Смита с головой захлестнули новые эмоции, которым он незамедлительно дал волю.       У Леви даже сердце пропустило удар, когда он ощутил яростное, захватническое прикосновение его губ и такой же отчаянный и практически удушающий поцелуй. Он окаменел мгновенно, и в первые секунды его тело воспротивилось неизвестному и вздрогнуло, пытаясь вырваться, однако руки Эрвина лишь сильнее прижали его собственные к стеллажу.       «Это… он», — пронеслось в мыслях Леви что-то безрассудное, неосознанное, но очень знакомое. Так агрессивно и несдержанно Эрвин себя никогда не вёл. Доктор Смит всегда был очень спокойным и невозмутимым человеком. Отчасти сказывалась его работа, где он просто не мог действовать на эмоциях. А отчасти это был его уравновешенный твёрдый характер. Однако стоило ему чуть-чуть ослабить контроль и выпустить эмоции, он тут же словно превратился в другого человека, неизвестного ему, но хорошо знакомого Леви. Вместе с эмоциями выходила из-под контроля и сила, которой он никогда не пользовался, но которая жила в нём и будто ждала своего часа.       Сердце заходилось в груди, тело наполнилось жаром и влечением, так старательно подавляемым и презираемым всё это время. В этом поцелуе не было сладости или нежности, и целовал его Эрвин не чтобы завести или пробудить желание. Это был единственный способ выразить все слова и мысли, все чувства, что наполняли разум и тело. Это был бессознательный, отчаянный порыв сказать, насколько близок оказался ему этот человек и как сильно он не хочет его потерять. И готов удерживать любым способом, даже таким.       То мгновение сопротивления, что испытал Леви в первые секунды, быстро погасло под напором чувств Эрвина и своих собственных. Пожалуй, ими Аккерман был сражён не меньше, чем действиями Смита. Он ощутил знакомое бессилие в теле, но вместе с тем невероятный подъём в душе. Целоваться он не умел и даже опыта прошлой жизни у него не было, но, ощущая его губы, испытал странную жажду, которая побудила его открыть рот шире и позволить коснуться друг друга языками. По спине мгновенно побежали мурашки, а влечение в теле усилилось, и Леви инстинктивно подался вперёд, испытывая сильное желание прижаться к его телу. Как вдруг Эрвин резко отстранился, разорвав этот настойчивый поцелуй.       Он часто дышал, испуганно и потрясённо смотря на Леви, будто только очнулся от какого-то сна и не понимал, что происходит. Его лицо было красным, глаза горели, а в мыслях был полный бардак. Леви же, вновь прижавшись к стеллажу, выглядел более спокойным, хотя внутри у него всё будто перевернулось, а предательские ноги опять не справлялись с эмоциональным потрясением.       — Я… — выдохнул Эрвин и тут же нервно сглотнул. — Прости, я не это хотел сказать, — рассеянно прошептал он и, выпустив руки Аккермана, отстранился. Несколько секунд он стоял на месте, прижимая ладонь к голове, а затем и вовсе ушёл, закрывшись в своей спальне. Леви, кося на него глаза, так и остался стоять у стойки, не в силах двинуться куда-то в сторону. А в итоге просто сполз по ней и сел на пол.       — И что прикажешь мне с этим делать? — бесцветно спросил он, расстёгивая свои брюки и прижимая ладонь к паху. — Да, как и думал, — прикрывая глаза, в бессилии пробормотал он. — Полные штаны этого дерьма.       Леви понял, что просто не сможет подняться на ноги, чтобы добраться до ванной или своего дивана в гостиной. Он был возбуждён настолько, что ему даже стало больно от тесноты одежды и белья. Желание оказалось слишком сильным и неподконтрольным ему, поскольку это было не только его желание. Внутри Леви всегда сидел ещё один человек, ещё одна личность, схожая с ним, и всё же несколько другая. Хотела она или сам Леви, или они вместе — уже было неважно. Факт состоял в том, что он не смог справиться с этим желанием. Оно оказалось ему не по силам.       «Да… — освободившись от давящего возбуждения, Леви обмяк, прижимаясь спиной и затылком к стеллажу. Голова слегка кружилась, а сердце только-только стало успокаиваться, хоть и продолжало стучать в ушах. — Так можно и рассудка лишиться, сдерживая эту двойную страсть из прошлого и настоящего», — подумалось ему. Сейчас он просто пал, пал перед этим чувством и не было сил, чтобы подняться и пойти дальше.       Леви не знал, сколько он просидел вот так, приходя в себя. Возможно, он даже задремал, настолько расслабленным и опьянённым было его тело. Эрвин из своей комнаты не выходил, и Аккерман был рад, что он не видит его поверженного и обессиленного.       Он невольно приоткрыл глаза, думая, что ему делать дальше. Как вдруг, когда его зрение прояснилось, он увидел что-то над собой. Сначала нечётко, затем всё более явно и разборчиво. Оказывается, этот стеллаж поверху был украшен рождественской гирляндой. И именно с того края, где он сидел, с неё свисал небольшой веночек. Из остролиста и омелы. Губы Леви сами собой изогнулись, внутри он почувствовал какой-то фейерверк, ему захотелось рассмеяться, но всё, что он мог сделать, только усмехнуться и вновь прикрыть глаза.       — Ты всё-таки сделал это, мой господин.