Мой господин

      — Что с тобой? — сидя в кресле за ноутбуком и читая новости и интересные статьи, Эрвин то и дело косился на Аккермана, который лежал на диване и монотонно подбрасывал мячик антистресс к потолку и ловил его. — Мне кажется, ты уже занимаешься этим целый час. Рука не устала?       — Я их меняю, — отозвался Леви и в последний раз поймал мяч.       — Может, ты хочешь записаться в бейсбольную команду? — предположил доктор Смит. — Что случилось? Сегодня ты пришёл позже обычного. Опять Рико взяла тебя в оборот?       — Вроде того, — проронил Леви и ещё раз подбросил мяч. — Она пригласила меня на ужин, — безэмоционально сказал он.       — Хм, — протянул Смит, украдкой улыбаясь. — Судя по тому, что ты ел дома, вы не пошли?       — Не пошли, — мрачно подтвердил Аккерман.       — И почему же ты отказался? — Эрвин выпрямился и отстранился от ноутбука.       — Тц, потому что, — раздражённо ответил Леви. — Это ни к чему не приведёт. Во-первых, я не в том положении, чтобы вступать в какие-либо отношения. А, во-вторых, я не испытываю никакого романтического настроя.       — Возможно, она хотела предложить тебе лишь дружбу, не более, — предположил Эрвин.       — Вряд ли. Она вроде нормальная, а нормальным женщинам хочется большего, — проворчал Аккерман. — И что я могу ей дать? Свою судимость, отсутствие жилья и квалификации? — самокритично отметил он.       — Мне кажется, ты просто боишься, — ухмыльнулся Эрвин, на что Леви бросил на него убийственный взгляд. Чтобы он и чего-то боялся?       — Да, да, — закивал головой доктор Смит. — Ты боишься что-то менять. Свой уклад жизни, свои взгляды, свою принципиальность. Ведь для того, чтобы строить отношения — любые — нужно прилагать определённые усилия, в чём-то уступать, в чём-то подстраиваться, менять свои планы и привычки. Я не спорю, это сложно. Гораздо проще жить одному со своими сложившимися предпочтениями.       — Не знаю, я не согласен, — возразил ему Леви. — Я два года прожил с одним бешеным парнем в тесной конуре, видя и терпя его двадцать четыре на семь, и уже полгода живу с тобой. Не скажу, что это слишком сложно, хотя периодически и возникают конфликты.       — Это всё вынужденно, — покачал головой Смит. — У тебя не было другого выхода, ты оказался в обстоятельствах, где пришлось подстроиться даже через силу. Здесь же тебе нужно принять решение самостоятельно и самому нести ответственность. К тому же с женщинами всё несколько сложнее, — ухмыльнулся он. — Они требуют больше внимания, романтики, проявления любви. С ними ты не полежишь целый час, кидая мячик. Впрочем, есть и такие, которые тоже любят заниматься своими делами.       — Эй, — Леви неожиданно кинул мячик в него, а Эрвин, спохватившись, едва сумел поймать его. — Я и правда хочу поиграть в бейсбол.       — Ох, — доктор Смит понажимал на антистресс, наблюдая, как упругий материал принимает обратно свою форму при любом давлении. — Если честно, никогда не держал биту в руках, — смущённо пробормотал Эрвин.       — Ты не занимался никаким спортом? Когда учился?       — Нет, я был в баскетбольной команде. У меня хороший рост, — довольно сообщил тот.       — Баскетбол, — Леви даже оторвал спину и сел. — Мне тоже нравится баскетбол. В тюрьме мы часто в него играли.       — К слову, тот парень… — когда Леви упомянул про тюрьму, спросил Эрвин. — Он уже должен выйти?       — Да, — Леви тут же помрачнел и опустил голову. — Но теперь я даже не знаю, что с этим делать. Он ни разу не согласился на свидание со мной и наверняка затаил обиду. Хорошо, что ему есть куда идти — у него родители и дом.       — Он ведь ровесник Армина?       — Да, ему сейчас двадцать два.       — Какой хороший возраст, — мечтательно вздохнул Эрвин. — Молодость, ещё столько возможностей и вся жизнь впереди…       — Эй, у тебя тоже, вообще-то, жизнь не заканчивается, — проговорил Леви.       — Но всё же, половина, считай, прошла, — снова вздохнул Эрвин. — Сейчас я чувствую себя полным сил, и энергии у меня немало, но что будет через десять лет? Через двадцать?       — Что, у тебя уже начался кризис среднего возраста? — спросил Аккерман, ощущая его пессимистичный настрой. Похоже, сегодня психологом придётся поработать ему.       — Да, пожалуй, — невесело улыбнулся Эрвин.       — Что ж, тогда лучше выпить чаю, — Леви поднялся на ноги и молча направился на кухню. А через несколько минут принёс оттуда две чашки. Эрвин пересел на диван и подвинул журнальный столик. Поставив на него чашки, Леви сел рядом и закинул ногу на ногу, опираясь голенью на колено.       — Как всегда ароматный и очень вкусный, — распробовав чай, отметил Эрвин. — Ты ведь смешиваешь несколько трав?       — Да, — подтвердил Леви, тоже делая небольшой глоток. — В основе — зелёный чай, также там гибискус, кусочки яблока, мята, ромашка и сушёная малина.       — Изумительно! — восхитился доктор Смит. — Я даже не догадывался, что можно добавить столько вкусов. Привык пить обычный или максимум с одной добавкой. Поэтому на кухне появилось столько баночек с травами, — хмыкнул он. Леви, сделав несколько глотков чая, поставил чашку на столик, опустил ногу и сцепил ладони между собой.       — Эрвин, тебе не о чем переживать, — негромко произнёс он, глядя на свои руки.       — О чём ты? — удивился тот.       — О твоём кризисе, — пояснил Леви и на несколько секунд задержал на нём взгляд. — Ты добился гораздо большего, чем половина людей в этом мире. Ты молод, красив, обеспечен, ты не зависишь от других, но самое главное, ты нашёл себя в этой жизни — ты потрясающий специалист, ты спасаешь жизни, тебя ценят, тобой дорожат. Ты достиг очень многого и разочаровываться не в чем. Продолжай идти вперёд и всё.       — Да, я достиг, — проронил Эрвин, глядя на интересный цвет чая. — А ты потерял. Всё.       — Но у меня нет этого чёртового кризиса, — усмехнулся Леви. — Я не особо переживаю, возможно потому, что привык терять. Да, и если бы ты реально потерял то, что имеешь сейчас, вот это точно был бы кризис. Даже не знаю, что бы с тобой случилось тогда — запил бы ты или пошёл по молодым бабам…       — Что же ты так обо мне думаешь, — Эрвин чуть повеселел. Ему очень нравилось, когда Леви вроде бы хаял всё, но в то же время как-то подбадривал.       — Просто, — пожал плечами Аккерман. — Я где-то читал, что мужчины хуже переносят этот кризис, чем женщины. Часто разводятся, уходят к молодым любовницам и ищут себе приключения, адреналин. Тогда как у женщин в этом возрасте больше забот — дети, родители, они так не сходят с ума.       — Да, такое и правда есть, — согласился с ним Эрвин. — Но я уже развёлся несколько лет назад, и дело было не в кризисе. То есть, в кризисе, но не в возрастном. Что же до молодых любовниц… — он обречённо вздохнул.       — Может, ты хотел бы привести кого-то в квартиру? А тут я торчу и всё порчу, — проворчал Аккерман, ощущая себя приживалой.       — Нет, дело совсем не в этом. Ты путаешь причину и следствие. Дело не в квартире или твоём присутствии, а во мне и моих желаниях.       — Но у тебя ведь есть? Эти желания.       — Есть, — улыбнулся Эрвин. — Всё-таки, я ещё не так стар. Знаешь, — он внезапно выпрямился и взглянул на Леви таким пронзительным взглядом, что тому стало не по себе. — Есть кое-что, о чём я иногда жалею. То, что упустил в юности.       — И что же? — удивился Леви, ощущая внутри какое-то волнение.       — Я не смог узнать, что такое страсть, — сокрушённо признался Эрвин без капли смущения. Наоборот, он был очень серьёзен и даже выглядел яростным.       — Разве… — заикнулся Леви, — ты не испытывал это с женой? Ты же спал с ней, — открыто спросил Аккерман.       — Да, но особой страсти не было. Влечение я испытывал, я мог заниматься с ней сексом и получать удовольствие от этого, закрывая свои потребности. Но я никогда не испытывал безудержного желания близости. Я не хотел так, чтобы у меня мутился разум, я не был готов умереть от любви. Я не испытывал жажды, зависимости, не лишался всех сил, не забывал ни о чём, проваливаясь в это чувство. Оно не душило и не изводило меня, заставляя забыть обо всём. Я не хотел обладать, поэтому так легко отпустил. И теперь я жалею о том, что не испытывал этих эмоций. А сейчас, когда разум стал ещё более холодным, тем более не испытаю, — он вздохнул и сделал глоток чая, тогда как Леви застыл, ошеломлённо слушая его.       — Дежавю, — только и смог выдохнуть он, словно на несколько мгновений оказался в другой реальности, и ни тело, ни душа ему не принадлежали. — Вот только почему… ты говоришь всё наоборот?       — Прости? — Эрвин вопросительно приподнял брови, не понимая, что тот бормочет.       — Я… — Леви, опомнившись, взял себя в руки. — Я всегда считал, что ты слишком умный. Твой разум перекрывает большую часть эмоций, ты всегда контролируешь себя и не поддаёшься им. Но всё-таки, с очень сильными справиться не можешь даже ты. И я подумал, что ты намеренно избегаешь таких сильных эмоций, чтобы они не сбивали тебя с пути.       — Я раньше думал именно так… — рассеянно проронил Эрвин, с удивлением глядя на Аккермана, а тот смотрел на него. — Я и правда прежде боялся, что потеряю голову, где-нибудь ошибусь и лишусь того, чего достиг. Работа для меня всегда была на первом месте. Но сейчас я понимаю, что своим беспрерывным контролем мог упустить что-то очень важное, что жизнь основана не только на достижениях и успехах, но есть что-то ещё, что наполняет душу и заставляет сердце радостно биться.       — Но это явно не страсть, — отметил Леви, держа в руках чашку с чаем. — Как ты и сказал, это скорее отрицательное чувство. Может, и хорошо, что ты его не испытывал, — он скосил на доктора глаза.       — А тебе никогда не хотелось? — Эрвин тоже взглянул на него.       — Не особо, — протянул Леви, отхлебывая чаю. — Мне кажется, это то ещё дерьмо, вышибающее мозги. Мне и без этого проблем хватает.       — Люблю твою эмоциональную стабильность. Кажется, на тебя можно положиться в любых ситуациях, — восхищённо проговорил доктор Смит.       — Только сейчас от меня мало толку, — пространно произнёс Леви, и впрямь ощущая себя каким-то отработанным материалом.       — Ты не прав. Даже сейчас ты приносишь колоссальное облегчение, разговаривая со мной. Отчего-то после разговоров с тобой у меня появляются силы, хочется жить и творить дальше, — с энтузиазмом заключил Эрвин.       — Только не натвори чего-нибудь лишнего, ночь на дворе, — проворчал Леви.       — Ох, может, сыграем в баскетбол? У меня где-то лежал мяч… — Эрвин отправился в прихожую, некоторое время пошвырялся там в шкафах и нашёл-таки баскетбольный мяч.       — Ты серьёзно? — хмуро спросил его Леви, видя на лице несказанный энтузиазм. — Я уже помылся и выпил чаю. Хочу лежать на диване и ничего не делать.       — Брось, ещё не поздно, — бодро произнёс Эрвин и ударил разок об пол. — Что ты как старик, — посетовал он.       — Зато ты внезапно омолодился на двадцать лет, — проворчал Леви, нехотя поднимаясь на ноги. Эрвин тем временем надел толстовку и кроссовки, готовый ринуться в бой.       — Не без твоей помощи, — ухмыльнулся он и, забрав ключи, вышел в коридор. Леви, обуваясь и завязывая шнурки, недовольно щёлкнул языком. Оказывается, приходится подстраиваться и уступать не только женатым парочкам.       — Чёрт бы их побрал, этих экстравертов. Вечно им неймётся.       Впрочем, когда Леви взял в руки мяч и несколько раз ударил по нему, сонливость и пассивность спали. В парковой зоне недалеко от их дома имелась небольшая баскетбольная площадка с кольцом, куда можно было побросать мяч. Они с Эрвином размялись, сыграли один на один, поочерёдно отбирая мяч друг у друга и забрасывая его в кольцо. Надо сказать, что доктор был не особо быстр и ловок — Леви запросто мог перехватить у него мяч, но бросал он просто идеально — попадал каждый раз, несмотря на расстояние и точку площадки. Мяч часто оказывался в руках Аккермана, но забросить ему удавалось, лишь высоко подпрыгнув.       — Как здорово, ты очень необычный соперник, — когда они закончили со счётом двадцать против двадцати, Эрвин пытался отдышаться, Леви же самостоятельно пробовал забросить мяч, не прыгая.       — Обычно в баскетбол играют парни высокого роста, и вся стратегия игры строится в соответствии с этим. Но ты — тёмная лошадка, — отметил доктор. — Не изучив тебя, не одолеешь, а пока изучаешь, можешь проиграть. Я сам давно не держал мяч в руках, ты заставил меня попотеть, — улыбнулся он.       — Ты хорош даже без тренировок, — возразил Леви. — В тебе есть потенциал, и он огромный. Благодаря росту, весу, телосложению ты бы мог запросто стать профи, даже не прилагая особых усилий. Везёт, когда физическая форма делает уже половину дела, — с некоторой завистью добавил он, смерив Смита оценивающим взглядом с головы до ног.       — Да, если бы это было лет двадцать назад. Сейчас уже поздно, — пожал плечами тот. — Только играть для души.       — Эй, я надеюсь, ты не будешь сожалеть о том, что не стал игроком национальной баскетбольной лиги, — вспомнив о его настроении и кризисах, Леви закатил глаза. — Нельзя быть одновременно врачом и баскетболистом, выбирай что-нибудь одно.       — Нет-нет, об этом я не сожалею, не волнуйся, — поспешил успокоить его Эрвин. — Просто хочется и одного, и второго, и третьего… А жизнь всего одна.       — Что ж, если бы у тебя их было несколько, кем бы ты стал? — усмехнулся Леви, всё пытаясь забросить мяч.       — Хм, врачом я уже стал, также хотелось бы быть профессиональным баскетболистом или бейсболистом. Ещё — попробовать себя в бизнесе, а напоследок стать фермером. Ох, возможно, ещё стоило бы преподавать… — задумался он. — Хотя я могу сделать это и сейчас.       — Куда ещё, чтобы совсем дома не появлялся? — неодобрительно спросил Леви, памятуя о его плотном графике. — Идея с фермерством мне нравится, — уже спокойнее продолжил он. — Но им ты можешь успеть стать и в этой жизни — когда выйдешь на пенсию. Правда, врачи твоего уровня работают до старости, пока не перестают соображать, — хмыкнул он.       — Хах, спасибо, — Эрвин предпочёл это счесть за комплимент. — А ты? Может, у тебя тоже есть какая-то мечта?       — Не особо, — пожал плечами Леви, отбивая мяч. — Я не стремился стать кем-то намеренно. Просто мне предлагали работу, и я соглашался. В армии определили в спецназ, после спецназа предложили работу в полиции, потом от безысходности я попал в больницу… Плыву по течению, наверное, у меня нет никаких целей, — удручённо признался он.       — Я так не думаю, — осторожно заметил Эрвин. — Когда ты стремился сесть в тюрьму и напал на меня, у тебя была очень чёткая цель. Никогда не видел тебя таким яростным и эмоциональным, — доктор Смит от воспоминаний даже содрогнулся, да и Леви припомнил себя тогда.       — В голову что-то ударило, — кисло прокомментировал он и бросил мяч. Тот пролетел мимо кольца и, ударившись о щит, вернулся к нему. Схватив его ладонями, Леви ощутил под пальцами шероховатую твёрдую поверхность. В последний раз он держал такой мяч в тюрьме. Он был более потрёпанным и грязным, почти стёртым, и Леви также поначалу не хотел играть в баскетбол. Но потом втянулся. И всё благодаря тому парню.       Замечая задумчивость на его лице, Эрвин подошёл ближе. Иногда мысли Леви было достаточно просто определить, иногда он терялся в догадках. Однако, вспомнив все его истории и сопоставив с мрачным видом, доктор Смит догадался, что его гнетёт.       — Думаешь о том парне? — негромко спросил он, стоя за его спиной.       — Думаю, как я должен был поступить тогда, — признался Леви. — Может, стоило рассказать ему сразу? О том, что я сижу за убийство его друга. Но я испугался, не хотел усложнять себе жизнь в тюрьме. А теперь…       — Нет, ты всё сделал правильно, — поддержал его Эрвин. — К тому же убил его не ты, тебе незачем было ещё раз брать на себя эту вину.       — Да, но формально всё же я, — Леви передал мяч Смиту и поднял на него глаза. — Надеюсь, ты остался доволен, — проговорил он.       — Да, спасибо, что поиграл со мной, — поблагодарил Эрвин, замечая в его спокойном взгляде какую-то пустоту. — Если и я могу чем-то помочь тебе…       — Всё в порядке, — тот опустил глаза и слегка покачал головой. — Идём, завтра на работу, — развернувшись в сторону дома, добавил он.       Некоторое время Леви думал о том, чтобы разыскать Эрена, правда, не представлял, что может ему сказать. Извиниться, что скрыл от него такой важный факт и солгал? Разозлит его ещё больше. Оправдаться и сказать, что он сидел за другого, тем более не может. Так и выходит, что он подонок и предатель, с какой стороны ни посмотри.       — Вы слышали?       После уборки в операционной Леви, проходя мимо служебного помещения, уловил чьи-то голоса. Краем глаза он увидел, что это несколько санитарок, которые за чашкой чая решили кого-то обсудить. Он покачал головой и хотел пройти мимо, как вдруг понял, что речь идёт о нём!       — Тот уборщик, которого так возвысили…       — Хах! Да старшая медсестра просто втюрилась в него, вот и решила пристроить поближе к себе! — злобно сказала какая-то женщина в возрасте.       — Он получает побольше нашего! Знаешь, какая у него премия?       — А ведь он вообще никто! Обычный уборщик без квалификации!       — Думаете, он уже спал с ней?       «Чёрт, как же мерзко», — Леви от души хлопнул дверью и услышал, как на той стороне сплетники ошеломлённо вскрикнули. Кто пролил чай на себя от такого громкого хлопка, кто подавился, кто испугался до смерти. Леви ненавидел такие пересуды, но сплетни на работе были обычным делом. Обсуждались все: от главного врача до самого низшего уборщика, вроде него. Причём, чем ниже была должность, тем больше неприязни и зависти вызывал чей-то успех.       — Сраные сплетницы, а ничего, что я вкалываю за всех вас, пока вы гоняете чаи и греете свои уши? — прорычал он, со злостью выливая ведро с грязной водой на заднем дворе. Ему было отвратительно знать, что другие считают, что он получает свои деньги не за трудолюбие и честность, а за интрижку с кем-то повыше в должности. У него очень чесались руки вправить им мозги, но Леви держался и знал, что ему нельзя вступать в конфликт. Поэтому он молча сносил всё это и продолжал свою работу.       Однако подобные сплетни были лишь половиной беды. Леви мог игнорировать разговоры глупых куриц и петухов, понимая, что они это делают от скуки и небольшого ума. Но вскоре он услышал кое-что более серьёзное и опасное.       — Боже, это невозможно! — на этот раз он уловил шёпот двух молоденьких медсестёр, которые дежурили на этаже.       — Я сама слышала! Говорят, он сидел в тюрьме!       — Один из уборщиков?       — Да! А знаешь, что самое ужасное? Говорят, он кого-то убил! Ты видела, какое у него лицо? Он постоянно носит маску и очки, чтобы скрыть, что он настоящий головорез!       — Но как же он может работать у нас? — испуганно прошептала одна из них. — Здесь беззащитные пациенты и мы! Если он нападёт на нас…       От услышанного Леви поплохело моментально. Он никогда не ощущал себя плохо, но на этот раз силы разом схлынули, а давление упало. Покачнувшись, он ухватился за край стены, а потом и вовсе прижался к ней спиной. Колени болезненно согнулись, и он едва устоял на ослабевших ногах. Как… это было возможно? Неужели о его прошлом стало известно?       «Нет, это невозможно, — в последующем попытался убедить себя Леви, натирая полы в операционных. — Обо мне знает лишь Эрвин, а он не мог пустить такой слух. Если только Рико? Она докопалась? Но она тоже не из таких, кто будет обсуждать за спиной. Кто-то ещё заточил на меня зуб и покопался в моём прошлом?»       А заточить зуб было кому. Леви слышал, что нескольких санитаров, которые не особо прилежно выполняли свою работу, разжаловали до уборщиков, и теперь они натирали полы в холлах и коридорах вместо Аккермана. Другие санитарки то и дело завистливо косились на него, когда их начальница — старшая медсестра — отмечала работу Аккермана и приводила его в пример. Мало того, она разрешила ему указывать другим, если он замечал недостатки. Плюс слухи о его больших премиях сеяли ещё больше вражды между младшим медперсоналом. И, возможно, кто-то и пустил такой слух, пытаясь испортить ему жизнь, совершенно не представляя, что он окажется реальностью…       Сначала Леви держался. Он понимал, что это от зависти и обиды, однако эти слухи продолжали расти, превращаясь в какой-то снежный ком. Сначала он слышал их редко, обсуждали его шёпотом и украдкой, но через некоторое время не стеснялись говорить в открытую и с опаской и презрением смотреть на него. Некоторые и вовсе убегали, лишь завидев его, будто он нёсся на них с топором.       Ситуация стала ещё более неподконтрольной, когда об этом начали говорить не только младшие медработники, но и пациенты. Следующими должны были прознать врачи. Эрвин ему ничего не говорил, значит, они пока не знали. Но это было делом времени.       «Убийца, убийца, это тот убийца», — звучало у него в голове, когда он проходил мимо кого-то. И неважно, что они молчали и не разжимали губ. Их взгляды и лица говорили о том, что думают они именно так. Последние дни в этой больнице Леви провёл в каком-то тумане. Его снова охватило мощнейшее чувство дежавю, и две реальности как будто переплелись воедино. Он уже слышал это, множество раз. Сначала в детстве, где его все чурались и называли сыном шлюхи, затем в особняке графа Сэффилтонского, где слуги также боялись человека, выполняющего грязную работу. И вот он снова изгой с клеймом позора, от которого ему, видимо, не избавиться ни в одной из жизней.       «Похоже, это конец», — когда старшая медсестра вызвала его к себе, Леви уже знал, что всё рухнуло. Впрочем, он был к этому готов и пошёл не с пустыми руками. Рико выглядела чрезвычайно мрачно и озадаченно, перед ней на столе лежало несколько бумаг. Аккерман успел заметить, что они не напечатаны, а написаны от руки.       — Леви, — сдавленно начала она, подняв на него серебристые глаза. Её брови были сдвинуты, отчего лицо стало суровым и хмурым. — Мне… всё чаще поступают жалобы от медперсонала и пациентов. Они пишут, что якобы ты бывший преступник, убийца, и боятся находиться с тобой в одном здании… — она перевела дыхание. — Я знаю, что это слухи из зависти и неодобрения, — Рико поправила очки, — но в твоём личном деле я не нашла справку об отсутствии судимости. Она нужна, чтобы опровергнуть все эти пересуды, ты можешь в ближайшее время получить и принести её? — она с надеждой посмотрела на Аккермана, однако тот оставался абсолютно равнодушен. Он снял маску, очки, и впервые Рико увидела его лицо. Её глаза чуть расширились, но никакого праздного любопытства или удивления она не выказала.       — Нет, я не могу, — отвечая на её вопрос, ровно сказал Леви и, подойдя к столу, положил перед ней лист бумаги, который держал в руках. Рико, опустив глаза, прочитала, что на нём было написано.       — Заявление об увольнении? — негромко проронила она и снова вскинула глаза на Аккермана. — Но, Леви, увольняясь, ты подтверждаешь, что…       — Прости, с тобой было хорошо работать, Рико, — бесстрастно произнёс он и кивнул головой. — Прощай, — развернувшись, Аккерман стремительно покинул комнату, а Рико, взяв его заявление в руки, ошеломлённо прошептала:       — Неужели это правда?