Трудно быть Волком

            Любой ребенок, достигнув определенного возраста, входит в отрочество с невиданным доселе запалом заявить о себе миру и каждому встречному в придачу.             Подобная тенденция юношеской непокорности наиболее выражена среди открытых обществ, когда у чада есть возможность заводить знакомства, пробовать что-то новое и взращивать свою личность согласно социуму, в котором он растет. Наверное, нет ни одного родителя, который в сердцах не назвал бы своего ребенка «бунтарем».             В долийских кланах подросткам чаще всего негде разгуляться. Старшее поколение с раннего детства подключает молодежь к общественным работам и приучает к ремеслу. Как только юных эльфов начинает распирать желание наводить смуту и сеять хаос – их берутся обучать охоте и искусству боя. И это решение весьма продуктивно помогает истощить львиную долю запала, но, конечно, не полностью.             Так было и с Фенлином. Его, как и любого долийского мага, хранительница быстро взяла в оборот. Эльфы в принципе ценили магию, как достоинство своей расы и былого величия. Если в клане рождался маг, то его судьба была кристально ясна: ты либо станешь новым хранителем своего клана, когда ваш глава уйдет на покой, либо тебя отправят в соседний, менее удачливый клан, но все с той же целью.             Поскольку потенциальная роль будущего хранителя уже пару лет как была отдана его старшей сестре – Фенрет, у мальчишки было несколько больше свободного времени, несмотря на непрерывное обучение тонкому искусству колдовства.             И если сестра выплескивала свою энергию, утверждая свое положение на уроках с хранительницей и среди сверстников, то младший брат нашел себя в более скромном занятии – изучении утерянной истории эльфов и построении собственных теорий там, где ввиду утерянной в веках информации красовались белые пятна.             Фенлин никогда не отличался стремлением бодаться с другими юношами за место всеобщих любимчиков. Он не был нелюдим, но стремление к тайным знаниям и наукам привлекало его куда больше, чем перспектива стать «первым парнем на деревне».             Сложно было сказать, любили его наравне с сестрой, или любили из-за влияния его сестры, но проблем с общением у эльфа точно не возникало.             Да и что говорить, он сам до безумия обожал свою старшую сестренку. Их отношения никогда не строились на противостоянии или соперничестве, а были исключительным союзом, в котором юные долийцы дополняли друг друга, как две половинки единого целого, несмотря на существенную разницу в возрасте.             Но время шло, дети росли, и у каждого появились свои личные интересы и стремления, превалирующие над прошлыми увлечениями.             Так Фенрет стала чаще выбираться в люди, вокруг нее сформировалось крепкое общество уважающих ее соклановцев, и она все больше времени проводила, занимаясь делами клана.             А Фенлин нашел себя в изучении истории и магии, и вскоре, хотя мало кто осмеивался признать это вслух, мог составить конкуренцию многим взрослым волшебникам среди долийцев или магов кругов. Да и парнишка не спешил хвастаться своими навыками, ему доставляло истинное удовольствие само осознание своих способностей.             Казалось бы, что может смутить в его персоне окружающий социум? Фенлин стал задавать слишком много вопросов, на которые даже у хранителей не было ответов. А когда «взрослые» перестают быть в глазах подростка всезнающими и всесильными, случаются неожиданности.             Как-то раз во время дружеского визита в соседний клан, когда эльфы радостно обменивались подарками, Фенлину в руки попали древние тексты весьма провокационного содержания.             Это было скромное собрание, старательно хранимое каким-то давно покинувшим этот мир эльфом, что посвятил свой труд коллекционированию древних преданий и легенд. И добрая часть этих свитков рассказывала о Фен'Хареле. Юношу поразило, что в мире сохранилось еще хоть что-то, кроме упоминания падения Арлатана и того, как Ужасный Волк: « ...пробыл несколько столетий в отдаленном уголке земли, безумно хихикая и в восторге обнимая себя самого».             Там была и легенда о «Медленной Стреле», и предание о битве между Андруил и Анарисом за право судить Фен'Харела за преступления, и еще множество других. Зарывшись в эти записи, словно помешанный, юный Фенлин впитывал новую информацию словно губка, и боги свидетели, он был в полном восторге. Юношеский максимализм вкупе с медленно, но верно угасающим авторитетом старших, сподвигнул его на мысль, что Фен'Харел – это нечто большее, чем отъявленный злодей и вредитель народа.             Образ древнего бога предстал перед мальчиком в виде мудрого и ловкого эвануриса, который смог не только выжить среди злопыхателей, но и одновременно остаться своим среди свиты Эльгарнана и Забытых. То, как он искусно манипулировал богами, решал проблемы и добивался своих целей разительно отличалось от представления остальных великих, что делало Ужасного Волка наиболее приближенным к живой личности. У него на все было свое видение, его стремления, на первый взгляд, могли показаться спорными, но ведь и на это у эвануриса должна была быть причина!              Восхищенный новыми открытиями Фенлин вскоре решил поделиться своими знаниями со сверстниками и хранительницей. За что первые его осмеяли, а вторая, поняв, что переубедить восторженного эльфенка не получится, наказала юношу за дерзость. Даже любимая сестра, хоть и не стала тыкать в него пальцем, но тоже не смогла сдержать снисходительной улыбки в ответ на речи брата: - Мой замечательный Фенлин! – говорила она, нежно обнимая родственника. – Ты же сам выставляешь себя на посмешище. Нет никакой уверенности, что эти свитки действительно копируют древние летописи, а не придуманы таким же юношей, как ты. - Но зачем кому-то писать подобное или шутить так? – почти со слезами на глазах спорил парнишка. – Мы же из поколения в поколение мечтаем узнать, что случилось с народом элвен, понять, кто мы такие! Как это возможно, если любая новая идея или отклонение от того скудного багажа, что у нас уже есть, воспринимается как издевка? Мы же ничего не делаем! Просто гнием в этих лесах, упиваясь гордостью за сотни лет неизменяемые традиции! - Без прошлого – нет и будущего. Ты сам это знаешь, братишка, – девушка замялась, погружаясь в свои мысли, – я не могу сказать, что ты неправ. У долийцев достаточно грехов, чтобы ты мог обвинить нас в твердолобости. Мы варимся сами с собой, минимально общаемся с окружающим миром, но ведь это все, что осталось у нашего народа, – Фенрет взяла мальчика за руки. – Ты и я – новое поколение элвен. Никто не запрещает нам учиться новому, но забывать старое – это значит похоронить наши ценности, то, что объединяет всех эльфов Тедаса. Понимаешь?       Фенлин тяжело вздохнул и сел рядом с сестрой, кладя голову ей на колени: - Я... понимаю, почему ты так говоришь. Ты будущая хранительница, и на тебе лежит большая ответственность за нашу семью, за наш клан. Тяжело идти этой дорогой, если тот фундамент, что есть у эльфов, будут расшатывать такие смутьяны, как я.       Лавеллан засмеялась, теребя пряди волос на макушке брата. Такие же светлые и непослушные, как ее собственные: - Да какой из тебя смутьян, Фенлин? Для четырнадцатилетнего юноши, ты просто пример для подражания! Ты прилежный, умный, добрый... вон, даже Ужасному Волку умудрился посочувствовать! - Да ну тебя, Фенрет! – добродушно выпалил юноша, ущипнув сестру за бок. – Я всю неделю теперь буду сочувствовать Фен'Харелу, до блеска натирая статуи вокруг лагеря... У старшей Лавеллан расширились глаза от удивления, а затем она захохотала с удвоенной силой: - Серьезно? Хранительница в наказание заставила тебя отмыть все статуи Волка на периметре? - Угу, – пробурчал Фенлин, принимая прямое положение, – цитируя Истиметориэль: «У тебя будет уйма времени в обществе твоего кумира, чтобы понять, почему его образ никогда не смотрит на сердце общины». ***       Наутро Фенлин честно пошел отбывать повинность по приказу главы. Трудотерапия в принципе была любимым способом хранительницы донести свою мысль до несогласных.       Задачка и правда оказалась не из легких даже для крепкого паренька. Ведомые суевериями долийцы обходили стороной статуи Фех'Харела, не то, чтобы за ними ухаживать. Спустя несколько часов, когда солнце вышло на самую высокую точку небосвода, и деревья уже не защищали эльфа от его беспощадных лучей, Лавеллан настолько измучился и заскучал, что начал размышлять вслух. Лишь бы слышать хоть что-то кроме монотонного шарканья щетки по мрамору: - Ну и в чем здесь справедливость? Поставили тебя здесь, всеми забытого... Мол: «Сиди, охраняй наш клан от злых сил!», – ворчал юноша себе пол нос. – Да если бы не мое выступление перед хранительницей, ты бы еще десяток лет стоял весь в грязи, пока клан не двинулся на новое место! Они поэтому не хотят, чтобы ты на них смотрел? Боятся, что ты затаил обиду?       Но каменная морда волка ничего не отвечала юноше на его вопросы. Однако, сбоку послышался другой знакомый голос: - О, Фенлин, заводишь новых друзей?       Группа подростков, во главе с лучшим юным охотником клана как раз шла на очередную вылазку, застав юношу за его позорным занятием. - Очень смешно, Манаэль! И тебе «анет ара». - Ты прав! Смешнее некуда. Я когда услышал вчера твои бредни, чуть не задохнулся от смеха! Придумал же... - Ты бы ему еще цветочков нарвал! – поддакивал второй парень. - А когда будет посвящение, то что, набьешь себе на лице волчью морду? Вот умора! Я бы на это поглядел. - Анет ара, ребята! – из-за деревьев показалась Фенрет с увесистой корзинкой доверху заполненной съестным, – вы вроде шли на охоту? Смотрите поторопитесь! А то солнце сядет, пока вы здесь прохлаждаетесь.       Молодые эльфы сразу смутились, поняв, что девушка застала их за столь нелицеприятным занятием, как издевательства над ее братом. Пролепетав формальные приветствия, они тут же удалились по своим делам, и даже пожелали Фенлину поскорее закончить работу и присоединиться к ним вечером на посиделках у костра.       Фенрет снисходительно покачала головой вслед удаляющейся молодежи и подошла к брату, доставая из корзины мясо, хлеб и кувшин с прохладной водой: - Надеюсь, ты не принимаешь их болтовню близко к сердцу? – спросила девушка, выжидающе косясь.       Фенлин действительно хмурился пуще прежнего, неторопливо запихивая в себя заботливо принесенный сестрой перекус: - Заметила? Я не знаю, почему меня это так задевает. Может, потому, что я в первые в жизни уверен, что открыл для себя что-то по-настоящему важное? - Смотрю, наказание хранительницы пока не дает нужного эффекта, да? - А ты правда думала, что меня так легко сбить с пути? – улыбался в ответ парень. Но девушка его энтузиазма совершенно не разделяла, она строго посмотрела на брата и обеспокоенно сказала: - Фенлин, я переживаю за тебя. Ты все больше отдаляешься от сверстников, и, может, ты даже этого не замечаешь, но все сильнее закрываешься и от меня тоже. - Неправда! Я люблю тебя больше всех на свете, и этот факт ничто не способно изменить! – он устало запрокинул голову, наблюдая за пробегающими над кронами деревьев облаками, – а что по поводу ровесников... да я всегда был белой вороной. - Но не настолько, Фен. – сестра положила брату голову на плечо. – Раньше ты ходил с ними на охоту, вы вместе учились, у вас были общие интересы. А сейчас ты просто не разгибаешься, копаясь в старых свитках! И я не считаю... не считала, что это что-то плохое, пока ты не начал создавать самому себе проблемы. - Проблемы, значит?       Юноша молча поднялся с места и стал бродить по поляне, высматривая что-то под ногами. Фенрет, не нарушая тишину, так же тихо следила за действиями брата. Вскоре он вернулся к девушке и, довольно улыбнувшись, водрузил на каменную волчью голову венок из полевых цветов: - Нравится тебе это или нет, но я никому не позволю затуманить мой разум или отбить желание познать что-то новое, просто потому что кто-то где-то вздумает меня осудить, – юноша взял сестру за руку, кладя хрупкую ладонь себе на щеку, – и нравится тебе это или нет, но меня придется любить и таким!       Фенрет обняла брата за шею, вкладывая в этот пылкий жест особенную нежность и заботу, как будто бы старясь не дать их исключительной связи пойти трещинами: - Как скажешь, леталлин! Значит, буду любить такого какой есть! И помни... я никому не дам тебя в обиду. Никогда! - И я тоже, сестренка! И я... тоже.       Стоит ли говорить, что Фенлин не знал, что случилось с его сестрой, когда спустя полгода ее отправили шпионить за храмовниками, и он несколько месяцев не получал ни одного письма.       Стоит ли упомянуть, что юноша не забыл вознести молитву Ужасному Волку буквально за несколько дней до того, как эльфийский отступник впервые закрыл брешь в Завесе, держа Фенрет за руку...       Можно ли вообще говорить о том, как душу юного Лавеллан разрывало на части, когда через пару лет его возлюбленная сестра объявилась на пороге клана без руки, без валласлина на лице и с разбитым сердцем.       И имеем ли мы право в принципе судить о том, что именно Фенлин стал первым, кто проникся историей Фен'Харелла, когда тот еще никому не был известен под простым и понятным именем «Солас». И даже спустя восемь лет никто не знал о нем ничего, кроме простого и понятного: «Брат Леди Инквизитора».