Мрамор

      Неприятный, нарастающий, писклявый звук раздался откуда-то из коридора и заставил меня разлепить заспанные глаза. Я захныкал, раздражаясь от насильного выхода из сна. Электронные часы на компьютерном столе показывали час дня. Как только я поднялся на ноги, звонок прекратился. Но я уже был заинтересован звонящим и пошел искать, куда сунул вчера свой мобильник.       Походу, я проспал пик своего похмелья и чувствовал себя достаточно сносно, не считая ощущения вялости тела и лёгкую тошноту.       Сообщение от Майки: «Фрэнк, ты что, вчера в одиночку пошел кутить? Проснись, есть предложение сегодня кое-куда сгонять вчетвером.»              Предложение от Майки сгонять куда-либо, кроме его дома, действительно заслуживало моего внимания и пробуждения, но особенно я обрадовался, когда вспомнил про его брата, с которым не терпелось пообщаться в более узком кругу. И вот уже через сорок минут я невероятно замотивированно катил в качающемся автобусе к заявленному месту у реки Пассаик на территории Ньюарка, где мы должны были встретиться. По скучной дороге вдоль реки я наблюдал из окна массивные старые промышленные здания и бесконечные уродливые склады. И, словно впервые, не опаздывал.       Опаздывающие уже на двадцать минут виновники встречи, которых нельзя было не узнать, двигались в мою сторону на ярко-красном Форде, взятом, как я вчера слышал, Линдси и Джерардом в прокатной компании. Из опущенных окон торчали ладони в знак приветствия мне. Линдси, которая была за рулём, решила тормознуть прямо у моих ног, заставляя меня отскочить в сторону заобочины. Она засмеялась и крикнула мне что-то вроде «Йоу, Фрэнк, как дела?». Женщина, чью вишнёвую помаду можно было разглядеть на расстоянии ста метров, выскользнула из автомобиля наружу. Её хрупкое, но полное энергии тело было привлекательно одето в укороченную чёрную джинсовку с заклёпками на плечах и в мини-юбку. Я оценил то, как Форд мустанг шёл ее наружности — он будто был создан специально для её образа. Было понятно, за кем стоял выбор автомобиля.       Выходящий из машины Джерард в свободной светло-розовой рубашке и широких чёрных очках уже немного привычно приковал к себе мой взгляд. В одной руке он держал большой прозрачный стакан с бледным кофе и трубочкой, в другой — ещё незакуренную сигарету, зажатую самыми основаниями пальцев. Закусывая нижнюю губу, он подошёл ко мне, и я почувствовал, как он заполняет всё пространство своим присутствием. — Подкуришь? — спросил мужчина и неожиданно очень по-доброму улыбнулся. Он выглядел расслабленно и двигался ещё более непринуждённо, чем прежде, а вчерашняя излишняя серьёзность отошла на второй план. — Да, секунду, сейчас…       Я в некоторой суете полазил по карманам джинсов, вспомнив в итоге, что зажигалка была намного ближе, так как я сам вот-вот собирался закурить, и держал всё наготове. В своих руках я протянул ему маленький огонёк. Джерард глубоко втянулся, приподнимая подбородок, демонстрируя свои, как бы забавно это не звучало, шикарные вытянутые ноздри, и глотнул своей молочный кофе из трубочки, демонстрируя своё удовольствие подвижными губами. Я тоже закурил, здороваясь полуобъятием с неспешно подошедшим ко мне Майки, лицо которого, как обычно, стало жертвой моего клубка дыма. — А я думал вы, ребята, пунктуальные… — смущённо улыбнувшись, напомнил я об опоздании, оглядывая каждого своими невинными глазами.       Вся троица выглядела чертовски хорошо. Даже Майки, который был одет как обычно, не привыкший выделяться, из-за новой стрижки выглядел уверенно и даже несколько дерзко, что заставляло глаза цепляться за его образ. Всё-таки мне удалась роль мастера-преображателя и я не зря на прошлой неделе провозился с его волосами, раскрывая их потенциал.       Джерард поделился, что именно он хотел побывать в этом брошенном людьми месте, к которому когда-то очень давно и часто приходил со своим уже погибшим другом. Это стало для него своего рода традицией, и он заглядывал сюда практически каждый год, когда оказывался в родном Ньюарке. Обросшая природой заброшенная территория чего-то индустриального контрастировала с с завладевающими ей кустарниками и речкой. Хотя река и была мутной серой жижей цвета этих голых бетонных стен по соседству, но выглядела она все равно приятно. Солнце сегодня не было скрыто за облаками и делало этот мрачноватый участок ярче и позитивнее в моих глазах.       Линдси достала из своего кожаного мини-рюкзачка две тяжёлые бутылки вина, непонятно как там уместившиеся, максимально удивив меня такой дневной алкогольной неожиданностью, и приказным тоном сообщила, что мы немедленно должны распить это. Майки заметил, что ценовая категория этих вин слабо соответствует нашему местонахождению и времяпровождению, но затея становится интереснее.       Мы влезли в разрушенное здание, где за гигантскими рамами-окнами открывался вид на реку. Берег по ту сторону был облеплен зелёными деревьями, сквозь которые выступали мёртвые и забытые каменные гиганты, как тот, в котором мы сейчас находились. Я привык подобным образом проводить время с ровесниками: шляться по малолюдным окраинам города, где ничто не напоминало привычные улицы с рядами уютных домиков, скрашивая наше безделье совершенно неважно каким бухлом. Но вот такое начало дня с «товарищами постарше» забавляло меня до смешного.       Расправившись с винными пробками карманным штопором, Джерард уселся на прохладный бетонный пол полупустого здания, подтянув к себе ноги в позе бабочки, коленями в стороны. Меня впечатлили его чёрные узорчатые туфли, которые, касаясь ног, пачкали брюки. Мужчина потряс в руке уже пустой стакан от кофе, поднял очки с глаз и прищурился, смотря вдаль, будто собираясь произнести задумчивый монолог, но завис на формулировке мысли. Я обратил внимание на то, что лицо его казалось сильно бледным на фоне однотонных серых стен этого места. Его девушка, женщина, партнёрша, подруга, или как её ещё можно называть — я не определился, — присела на корточки, расположив свои руки у мужчины на плечах. А я уткнулся в бутылку, делая несколько глотков подряд и облокачиваясь спиной на изрисованную граффити стену.       Без Донны эти люди казались ещё более загадочными и скрытными, чем мне показалось вчера. Ощутимая тишина надавливала на моё напряжение, усиливая неловкость и дискомфорт вокруг меня. Я впервые за долгое время почувствовал себя нереально скучным человеком, с которым не спешили обмениваться словами. Или они были просто слишком сосредоточены на своих мыслях, предаваясь этому безмолвию? — На сколько дней вы планируете оставаться в Ньюаркских окрестностях? — задал я вопрос просто ради вопроса, чтобы разорвать тишину. — Пока Майки разрешает нам занимать свободную комнату. Шутка. Я улетаю домой уже завтра ночью, работа не позволяет большего, — начала объяснять Линдси, пожимая плечами и прижимаясь щекой к волосам Джерарда. — Наши отпуска не совпали. У Джера же в планах целый месяц, если не больше, отдыха от нашей калифорнийской суеты и постоянной рабочей спешки… — Я собираюсь заняться одним личным проектом, — продолжал уже Джерард, как бы не желая вдаваться в подробности. — И меня, на данный момент, больше всего вдохновляет ностальгия по прежней жизни здесь, — продолжил он после небольшой паузы и пронизывающе заглянул мне в глаза, будто только что поделился чем-то секретным и теперь оценивал мою реакцию. Под его длинными ресницами я заметил расширенные зрачки, и это чертовски напугало меня. Он резким кивком головы скинул свои солнечные очки обратно на переносицу, снова скрывая глаза. Может, как раз это и было секретом?       Через час, допивая вино и обсуждая уже менее поверхностные вещи, чем были в стенах заброшенного здания, мы ехали в автомобиле, за рулём которого уверенно сидела непьющая Линдси. Направлялись мы в бар под названием «Эхо», если я правильно понял. Старший Уэй предложил это место, когда мы недолго пытались выяснить, в какое необычное заведение можно наведаться этим вечером. Судя по его словам, там часто собирались андеграундные исполнители, и сегодня наверняка можно было даже застать какое-нибудь нестандартное выступление местных музыкантов. Я был удивлен такому интересу Джерарда к малоизвестным группам, а мысли о том, что он мог бы заинтересоваться и моей музыкальной историей, меня радовали, учитывая что Майки тоже задействован в моём творчестве.       Оказавшись у нужного местечка, Линдси высадила нас, чмокнув на прощанье Джерарда в голову, и покрутила колёсико громкости, делая звучащую в салоне музыку значительно громче, — «Веди себя нормально, Джер!» — услышали мы напоследок перед оглушающими хлопками дверей Форда. Пока я растерянно оглядывался по сторонам незнакомой местности, не находя глазами ничего, что было бы похоже на рок-бар, Майки с Джерардом, поправляющим свои огненные локоны, уже уверенно направлялись в сторону неприметного здания без единой вывески.       Лишь спустившись вниз к подвальной двери, за которой уже исчезли братья, я окончательно признал это место тем, куда мы собирались. На двери висели некачественно распечатанные постеры-объявления с незапоминяющимися названиями групп и анонсами их выступлений в клубе «Эхо». Меня накрыло энергией предвкушения, и я открыл дверь.       Несмотря на ещё ранний вечер, в заведении собралось уже предостаточно безработных бездельников. Помещение оказалось, по-моему, не сильно больше моей комнаты. В нос ударила классическая для таких мест смесь запахов пива, сигаретного дыма и пота. С потолка свисали неяркие лампы, которые будто хотели вот-вот дотронуться до чьей-либо головы. На фоне их туманного света развевался никотиновый дымок. Подальше от центра, у тёмно-синей стены с красующимися на ней интерьерными картинками, стояло немного деревянных столиков, заставленных пластмассовыми стаканчиками с пивом. Вокруг столов — стулья, облепленные превышающим их численность количеством людей. Низкую сцену, которую в это время пока никто из музыкантов не занимал, освещала красным светом пара маленьких прожекторов. Эта атмосфера с первых секунд отдавалась во мне, именно такое место я бы предпочитал для ухода от реальности, растворяясь в бесконечных пьяных разговорах со знакомыми и не только. В ревущей, пронизывающей старые стены музыке, сквозь нескончаемый монотонный бубнёж и смех толпы, я уловил знакомые ноты — Pixies — debaser. Моя голова автоматически начала двигаться в такт известному куплету. Замерев на месте, я оглядывался по сторонам и рассматривал молодых людей: парни в основном одеты в бесформенные изношенные джинсы и футболки с логотипами групп, а девушки — в узкие джинсы с дерзкими клёпаными ремнями и в обтягивающие майки, обрамляющие их разнообразные силуэты. Но у всех на ногах были кеды: чёрные или яркие цветные. А вот справа от меня мелькнула выделяющаяся на фоне других пара туфель — Джерарда, я перевёл взгляд на стоящего неподалёку довольного мужчину, глядящего куда-то в сторону, а затем заметил не особенно приметную барную стойку в углу. — Ебануться, это же Джерард Уэй! — с восторгом воскликнул стоящий за барной стойкой мужчина с подпрыгивающей кучерявой шевелюрой в рокерской кожанке. Джерард, оборачиваясь на знакомого, внезапно засмеялся, и его смех был больше похож на протяжный звонкий выкрик, слышный сквозь шум музыки на фоне, — …очень похудевший Джерард Уэй. Друг, ты порядком уменьшился! — добавил мужчина, оглядевший Джерарда с ног до головы. — А твоя прическа в разы увеличилась, — заметил Уэй, взбираясь на высокий барный трон-табурет, продолжая широко улыбаться.       Я недолго наблюдал за встречей двух радостных давних знакомых. Кудрявый весельчак (такое первое впечатление у меня сложилось) без умолку что-то рассказывал сияющему слушателю, не расслабляя ни на секунду свой большой улыбающийся рот и параллельно, не глядя, наливал из кранчика пиво. Меня окликнул мой друг с противоположной стороны: он приметил свободный столик среди других так же хаотично расположенных. Я зна́ком дал понять, что сейчас к нему подойду и направился в сторону стойки, чтобы взять нам по дешёвому пиву в пластмассе. Джерард резво оглянулся, восседая на своей высоченной табуретке, спустив свой взгляд сверху вниз на меня, будто предчувствовав, что я, такой маленький и незаметный, подкрадывался к нему сзади. От непонятной неловкости я перевёл глаза на стоящий перед ним стакан. Надо взять пиво, — вспомнил я, за чем подходил. Не успел я начать предложение, как мужчина опередил меня, попросив у бармена налить ещё одно нефильтрованное. — И для Майки, — напомнил я Уэю о его младшем брате, смущённо запихивая свои руки в карманы джинсов и лыбясь.       Свободных табуретов уже не было, и я продолжал стоять, закинув свои локти на немаленькую стойку и мешая парню по-соседству от меня. Джерард оглянулся, разыскивая глазами брата, как будто хотел убедиться в том, что я не пошутил о том, что Майки находится здесь. — Ого, мелкий тоже здесь? Ну-ка, пускай покажется, я его в последний раз видел, когда он заканчивал… Среднюю школу? В тот день он ещё пошел с нами — как настоящий взрослый! — курить, как оказалось по его навыкам, уже не первые в своей жизни сигаретки! — весельчак заразительно рассмеялся, и я сам не мог не захихикать. — А вы кто, молодой человек? — поинтересовался он, вскидывая брови-гусеницы и подозрительно переводя хитрый взгляд то на меня, то на Джерарда. — А, это просто друг Майкла — Фрэнки, ещё один любитель подурить, — протянул Джерард и надменно посмотрел на меня, рассматривая с секунд пять моё лицо, словно проникая ко мне в сознание. Я почувствовал некую неприязнь к себе и будто начал уменьшаться в размерах от его сверлящего мозг внимания, а мои щёки загорелись от нахлынувшего нового воспоминания с давней встречи, когда он так же испытующе смотрел на меня, намеренно спуская с небес на землю и отрезвляя. Воспоминание пришло впервые. Он сказал в тот момент: «Я что — ебанутый? Всё это слушать? Проваливай отсыпаться, мальчик.» И я замолк, чувствуя себя униженным в ответ на мой искусственный наркоманский позитив и псевдо-дружелюбную болтовню. — М-м… А я Рэй, просто друг Джерарда, — Рэй, хмыкнув, поставил передо мной пару стаканов и я, поблагодарив его, принялся за распитие своего, постепенно уходя в себя и уже мутно воспринимая продолжающийся разговор между этими двумя.       Я думал о том, что Джерард не станет воспринимать меня всерьёз, а я же только начал проникаться им: мне было невероятно интересно, что в голове у этого человека, он восхищал меня, я хотел узнать его жизнь и о той жизни, которая у него тут когда-то была. Каким он был? О чём он тогда говорил у реки? "У него ведь куча студентиков, которые развлекают его, наверняка поинтереснее меня и его собственного братика. Он и к нему-то ехать, наверное, не стремился."       Внезапный голос Джерарда прозвучал над моим ухом, до меня не сразу дотянулись слова: — А чем ты сейчас вообще занимаешься по жизни? Про группу я уже слышал от Майки, — спросил мужчина, прищуриваясь и отпивая из уже практически пустого стакана напиток. Он теперь не выглядел высокомерно и звучал достаточно искренне. Заинтересованно. Но мне всё равно хотелось провалиться сквозь землю от того, что я не знал, что на это отвечать, а его глаза морозили в ожидании ответа.       Я вновь чувствовал себя ребёнком, который ни в чём не продвинулся и ещё даже не выбирал для себя серьёзного занятия по жизни для самостоятельного и независимого существования, чтобы вписываться в эту сложную структуру мира взрослых. — Ну, вообще, ничем особенным. Вроде. Иногда я… Ладно, ничем не занимаюсь. — сдался я, а слова слетели с языка невнятно и неуверенно. — Хорошо, мы вернёмся к этой теме попозже. — самоуверенно произнёс Джерард, будто знал, что мне есть ещё, что сказать, и сполз со своего высокого трона. — Повтори мне. — обратился он уже к Рэю, с улыбкой оглядывая стоящие передо мной стаканы, и направился в сторону неприметной, если бы не неоновый голубой свет оттуда, уборной. Я провожал его взглядом. Он дерзко закинул пустой стаканчик в мусорное ведро, даже не оглянувшись после, чтобы проверить, попал ли, но, конечно же, он попал. А я только теперь вспомнил о ждущем меня друге и поспешил к его столу.       Майки, задумчиво покуривая сигарету глубокими тяжками и не особо удивляясь моему долгому отсутствию за покупкой алкоголя, сообщил мне, что у меня сегодня более озадаченный вид, чем он привык видеть на совместных тусовках раньше, "ты какой-то неловкий" забавно прозвучало из его рта, а я, присаживаясь рядом, махнул на это рукой и уставился на Рэя, которого было прекрасно видно с этого места: он размахивал своими упругими кудрями, энергично поворачиваясь от кранчика к кранчику и, дружелюбно улыбаясь с зубами, к посетителям, число которых со временем росло. Хорошо чувствовалось его неподдельное удовольствие от общения с клиентами, которые обращались с ним, как с близким приятелем.       Я скорчил преувеличенно задумчивое лицо, подперев подбородок кистью и наклоняя голову левой щекой к потолку, и поделился с Майки тем, что меня удивляет, как Рэй, которому, судя по всему, переваливает за тридцатку, работает себе в баре, возится с пьяными подростками (коих тут всё-таки большинство) и выглядят при этом беззаботным и счастливым парнем. Он цепляется за эту лёгкость и молодость или ему просто всё равно? Неужели он не намеревался достигнуть большего? Я решил, что меня, с большой вероятностью, ждёт такое же будущее, только буду ли я так счастлив и доволен, если моя жизнь сложится не иначе? Ведь я уже однажды оставил место у стойки, не рассматривая его как что-то серьёзное. — Они, вероятно, совсем с Джерардом противоположности, — добавил я, потому что замечал многогранность и серьёзность художника. Он выглядит уверенным, реализованным и, на мой взгляд, не стал бы заниматься столь поверхностными вещами. — Ой, если бы не вечные скандалы между Джерардом и нашей мамочкой, — задумчиво протянул Майки, покручивая на столе пивной стакан, — он был бы одним из тех доставучих алкашей или наркоманов, которых бармен ежедневно выпихивает за дверь под утро, заканчивая свою смену. Только ему бы ещё пришлось отрастить пузо и совсем забить на себя, с чем было бы уже гораздо сложнее. — Майки усмехнулся, а я попытался представить Джерарда в таком положении и выглядящим не таким идеальным, каким он казался — это с ним не вязалось.       Я вспомнил комментарий Рэя по поводу веса Джерарда. Неужели он был упитанным? Эта мысль меня неожиданно развеселила, и я заулыбался. Друг резво добавил, будто прочитав мои мысли: "Иногда Джерард нихера не ест, у него явные проблемы с головой. Мне кажется, что больше всего на свете этот псих боится снова прибавить в весе. В молодости он очень страдал от этого, и это явно оставило след..." В этот момент обсуждаемый мужчина, со свойственной ему грацией куря сигарету, возвращался к своему местечку. Я обратил внимание на его телосложение. Он, конечно, не был худощав или модельно строен, но ему это было совершенно не нужно. Например, ему шли его мягкие плечи, а по-подростковому пухлые щёки заставляли думать, что ему от силы двадцать пять. Я был сильно удивлён неожиданно раскрытой уязвимости этого харизматичного и уверенного, на первый взгляда, человека. Наверняка ведь все думают о нём: "Вот — абсолютно красивый мужчина! Каково ему быть таким?"       Майки также поделился со мной подозрениями, что Джерард собирается весь месяц провести в режиме развлечений и отрыва, потому что во всё остальное время в ЛА он, без сомнений, строит из себя занятого, поехавшего зануду и примерного отца. В целом, это было не удивительно.       Ещё пару раз пополнив наши с другом быстро пустеющие бокалы за разнообразными обсуждениями — от музыки в клубе до случайных историй из жизни, — я начал чувствовать, как опьянение затягивает меня своими липкими лапами, захватывая моё "неосязаемое" тело и меняя привычный ход мыслей в моей голове. Это состояние накатывало ускоренно, на чём явно сказалась вчерашняя выпивка. Меня вновь засасывало в бесконтрольное и бессмысленное изучение Уэя старшего.       И вот я уже совсем расплылся на своём стуле, откровенно вылупившись на него — сидевшего в метрах четырёх от нас, развернувшегося полубоком, с закинутой ногой на ногу, — и не слушал превращающийся в фон вялый, нетрезвый голос моего собеседника, не переставая на автомате покачивать головой ему в ответ.       Когда Джерард вот так, один на один, без обязательств, общается со своим другом, он выглядит более приземлённым и живым, будто забывая о необходимости держать себя в определенных рамках. Его рот, живя своей жизнью во время разговора, увиливает к правому уголку, а невольный легкий смешок — по-детски милый! —невзначай проскакивает сквозь каждое предложение, и я ловлю его сквозь шум посторонних. Перед очередным ответом, в секундных паузах на размышления, объект моих наблюдений направляет кверху взгляд, блуждая зрачками по верхним рамам разреза глаз, будто хочет досмотреться до своих бровей. Вижу ли я это в действительности или дорисовываю в своей голове? — Давай позовём его, — предложил я, несколько осмелев в своём подталкивающем к действиям состоянии, и, качнувшись, решительно поднялся с места. По-моему Майки только сейчас понял, что я его давно не слушал. Через мгновение, я уже с глупой, самодовольной улыбкой возвращался не один, протискиваясь сквозь растущую на глазах толпу. — Соскучились? — проговорил Джерард, будто сквозь стиснутые в улыбке зубы.       Возможно, мне нужно было это присутствие Джерарда, чтобы наконец высказаться по поводу его вопроса и показать себя перед ним не как простого бездельника, а как жертву сомнений в себе. Я ощущал неуверенность в себе пуще прежнего, к чему он меня случайно подтолкнул. Мы ведь должны были вернуться к обсуждению этой темы, если это не было лишь формальностью или вежливостью с его стороны. Я уже успел сформулировать в голове тревожащие меня мысли во время минутных размышлений с самим собой и спешил ими поделиться с человеком более опытным, чем мои друзья. Как бы наивно я в данный момент не выглядел перед ним, градусы в моей голове стирали сопутствующие сомнения.       "Я часто ощущал конфликт в себе, внутренний кризис — кто я, чего я хочу? Не убегаю ли я от реальности? В своём возрасте я до сих пор не могу осознать, как вообще жить... Как отвечать за себя?" — прорезался мой голос сквозь музыку. Это было всё же не до капли искренне, так как выпивка вынуждала добавить драматизма. Мне захотелось свернуться калачиком рядом с этим человеком, который в данный момент, казалось, внимательно выслушивал моё нытьё о том, как я потерян. "Вы понимаете?" — спрашивал я, с затаённой надеждой посматривая на него, проверяя, не терял ли он нить. — Фрэнк, во-первых, ни к чему эта формальность, тем более со мной, ты даже не мой студент, — голос Джерарда был мягок, но выражался он по-отечески строго, чему я оказался по-странному рад, и это было по мне наверняка заметно. Он взглянул на меня, вскидывая свои очерченные брови и демонстрируя гармошку на лбу. — Продолжай. — Я выбираю музыку, потому что ни в чём больше не разбираюсь или потому, что я действительно этого хочу? Чего я вообще хочу? — я начал постепенно повышать тон, переходя с изначально грустного мяуканья, как иногда сравнивали мои друзья, на озлобленный, обвиняющий голос, — вечно накидываться и играть на гитаре в гараже с такими же как я сомнительными музыкантами? Есть ли у нас талант или это всё ерунда от безделья?       Майки, который внимательно слушал мой монолог, резко отвернул голову с унылой гримасой в сторону, закусывая губу. В минутном молчании Джерард откинулся на спинку стула и дал мне по его суровому взгляду прочитать всё недовольство по поводу кинутого мной обобщения. Его осуждение было справедливо. Поэтому я поспешил извиниться за случайно получившееся оскорбление, прозвучавшее из моего рта, и принялся смущённо ковырять заусенцы на своих обкусанных пальцах, переводя своё внимание на них. — Не буду врать, что меня устраивает твой драматичный пессимизм в речи. Прими себя, не надо вынуждать себя отдавать этому миру больше, чем ты можешь. Кто-то способен на большее, кто-то — на меньшее. — голос мужчины звучал твёрдо, он будто хотел избавить меня от чувства жалости, но при этом ни в коем случае не приободрить или утешить, — Всё разочарование, что ты сейчас чувствуешь — нормально. Никто не требует от тебя идеальных ответов на эти вопросы, кроме, скорее всего, семьи, — мужчина замешкался, поднося пальцы к губам и задумываясь, — занимайся тем, к чему душа лежит, но не забывай, что твоя свобода должна зависеть только от тебя, ты ответственен. Простым языком — каждый кормит себя сам.       Майки иронично зааплодировал в конце речи.       Спустя некоторое количество времени, которое уже давно измерялось количеством выпитого пива, мы втроём (в особенности я) были до неузнаваемости пьяны: я порол ерунду и то и дело ронял закуренные сигареты из рук во время активной жестикуляции, периодически задевая при этом Джерарда, у которого как-то неожиданно начал заплетаться язык и рассеиваться прежде сосредоточенный взгляд, но который всё же умудрялся в целом оставаться сконцентрированным. А уж Майки, чей голос по пьяни доходил до самых неожиданно высоких нот, вообще превращал обстановку в комедию. Присутствие старшего брата взаправду благоприятно сказывалось на нём: он искренне посмеивался с воспоминаний из их далёкого прошлого, когда они с Джерардом ещё были соседями в родительском гнезде. Когда разница в десять лет хоть и была преградой большей чем сейчас, но им было рукой друг до друга подать. Его глаза так светились, если брат подхватывал его с полуслова за началом какой-то общей, известной только им истории, что казалось, моя память вытесняла образы той безжизненности и равнодушия, которых я был постоянным свидетелем.       Мы пропустили за активной болтовнёй большую часть выступления трёх симпатичных до отпада поп-панк девиц. Под их пару сырых, но громких песен я всё же успел полетать в пьяном слэме. Пару раз мне прилетело локтем по черепу, виной чего был мой невысокий рост — размахивающие верхние конечности вечно пролетали прямо перед глазами. Майки даже зафиксировал меня в один из таких моментов на своей трёхмегапиксельной камере телефона, и потом мы несколько раз, не без смеха, пересмотрели видео с моим ошарашенным от удара лицом.       Когда мы были совсем "готовы", старший из братьев попросил бармена Рэя, с которым он снова надолго завис у стойки, заказать нам такси, и сейчас мы мчались по прекраснейшему ночному городу, как мне виделось в моём состоянии, — я вылезал в окошко и наслаждался тем чувством простора, когда замечаешь намного большее и каждая деталь наполняется смыслом.       Я сидел на скрипучих задних сиденьях с Джерардом, постоянно неуклюже проливая взятый из бара напиток на свою одежду, вызывая этим смешки со стороны ребят и недовольство со стороны водителя: "Что там? Какого хера ты с бухлом в салоне?" — боялся он, что пострадает обивка кресел. Джерард же, перекрикивая музыку с радио и склоняясь над моим ухом, оживлённо рассказывал мне о том, как лет десять назад он, Рэй и ещё парочка их друзей-раздолбаев пытались создать группу. Создать-то, в принципе, создали: им удавалось даже выступать в таких же подвалах, как тот, откуда мы уехали. Правда, на публику, не превышающую тридцать подростков, которые готовы были с энтузиазмом наблюдать на сцене кого придётся. Их экспериментальное звучание, находившееся в зачаточном состоянии тогда, могло далеко продвинуться, Джерард, на котором была инициатива, развивал и особый концепт, уникальное направление. Их никогда не выпущенный альбом был целой сложной историей. Я всё внимательнее вникал в историю, слушая завораживающий и страстный голос мужчины. Всё это отзывалось в моей душе, я вдохновлялся. Его работа несла в себе огромный потенциал, он мыслил реально уникально. "Прости за такое самодовольство", — извинился он, умеряя свой прежде возбуждённый голос.       — Я всегда не ровно дышал к музыке. Даже сейчас. Но участники, которых я удерживал в группе, быстро разбежались, по своим личным причинам и проблемам. Как я... со своими определёнными трудностями. Дальше я уже не возвращался к этому, оставив всё в прошлом, как неотвратимо завершённую часть того, что было важным когда-то. — с тоскливой ностальгией продолжал тот, заминая момент о помешавших ему трудностях, и советовал мне не оставлять мои идеи на стадии развития, если я чувствую такую же тягу созданию творчества, как и он.       Джерард не мог не похвастаться и своим невероятным вокалом — кто удивлён? —который сильно выделялся, как он сказал, на фоне брутальных голосов местных хардкорщиков своей женственностью, как, впрочем, и его внешность, что его ни капли не смущало, хотя в то время его постоянно намеревались отмудохать и выбить всю дурь из прекрасной "девчачьей" морды. Он также слегка продемонстрировал свои умения, без стеснения пропев припев случайной песни, игравшей в салоне автомобиля. Голос действительно был ярким. И сильным, эмоциональным... Продолжать описывать можно было долго.       И всё же этот музыкант-художник-преподаватель в одном лице умел рассказывать и о себе, но было это словно разовой акцией или исключением из правил.       А я и забыл, что мы направлялись к Майки, — озарило меня, когда в окне передо мной показались знакомые дома.

***

      Я проснулся перевёрнутым солдатиком лицом в диван. Затёкшие шея и левая рука создавали чувство полной загипсованности. Также уже можно было себе представить, как отекло моё лицо по ощущению плотной маски вместо кожи. Привести мысли в порядок в такое утро — работа тяжелая. Далеко не с первого раза я наткнулся в голове на нужные мне воспоминания последнего, что происходило вчерашней ночью: пообщавшись недолго на кухне, я уснул на гостевом диване, который уже по праву принадлежал в этом доме мне, ни раз спасая меня от ленивого возвращения к себе домой. Возраст даёт о себе знать, когда на утро из памяти отлетает столько кусков вчерашнего времяпровождения.       Уверенный в том, что остальные "соседи" еще спят, спрятавшись по своим комнатам (в этом тёмном зале было совсем не ясно по освещению который сейчас час), я, излишне кряхтя, поднялся на ноги. Вода, нужна вода... — подумал я и начал переставлять обессиленные ноги по пути к кухне, держась за голову, будто это могло помочь остановить неприятное похмельное головокружение.       Джерард. Я как будто не был готов встретить его в этом доме, он, как пришедший из другого мира персонаж, противоречил моей текущей обыденности. С серьёзным видом, в чисто-белой футболке мужчина, как ни в чём не бывало, уже сидел на кухне и пил кофе, аромат которого я почувствовал ещё в первые секунды пробуждения, но тогда я ещё не мог сложить два плюс два в голове. Он сосредоточенно листал страницы небольшой книжки, выглядя удивительно свежо, будто уже давно проснулся и даже успел сходить на пробежку — кто его знает, — а теперь сидел за работой. Я поёжился от неловкости за свой помятый вид и заглянул в отражение дверцы микроволновки, приглаживая руками свои взъерошенные волосы. — Доброе утро.       Джерард на секунду взглянул на меня, приветствуя лёгкой улыбкой, и продолжил своё занятие, а я дважды наполнил водой из-под крана стакан, моментально опустошив его большими и жадными глотками, параллельно стесняясь мужчины.       Среднего размера чемоданчик будто нарочно стоял у прохода, напоминая мне о девушке Джерарда, которая всё ещё была где-то здесь. Я поспешил покинуть дом друга, чтоб не успеть столкнуться с Линдси, которая наверняка бы прокомментировала вчерашнее ночное возвращение Уэев домой вместе со мной и пошутила бы, я уверен, над моим подпорченным со вчерашнего дня внешним видом.             Освежая своё опухшее лицо-маску ледяной водой из крана раковины, я не посчитал необходимостью попрощаться с остальными и нелепо махнул Джерарду рукой, выходя с кухни. Заметил он или нет — этого я даже не хотел знать. Спешно натянув кеды на неприятные вчерашние носки и проверив свои карманы на наличие ключей от квартиры, я вышел на крыльцо и с облегчением вдохнул свежий дневной воздух. Было не солнечно, поэтому не пришлось испытывать дискомфорт от слепящего глаза солнца.       Оказавшись дома, я расслабленно провёл этот день с лёгкостью от опустошения. Бездумно, ни на чём не акцентируя внимание, я смотрел фильмы, которые уже видел и знал. Я пожёвывал приготовленную замороженную пиццу и прочую "быструю" пищу из морозилки, на которую больше всего тянуло в периоды "отходняков". И курил сигареты, сидя прямо среди крошек от еды в своей незаправленной постели, чего не всегда себе позволял.       Лишь перед сном до моего сознания начали доходить вчерашние разговоры: о семье, об ответственности, о работе, о творчестве. Я снова вернулся к этим размышлениям, уже чуть больше вникая в суть. Дело в том, что моя свобода переходила границу чужой, пока я ограничивался, по большей части, своим хобби. И не хотел это хобби превращать во что-то серьезное, во что-то на уровень выше. И да, я действительно должен кормить себя сам — во всех смыслах. И если я не готов отказаться от своей свободы, то обязан найти способ развиваться в том, что меня интересует, выходя за рамки простого развлечения.       Многие спрашивают, на что я вообще умудряюсь выживать в периоды полугодового безделья. Мама. Мама всегда заботилась обо мне, хоть и не редкостью было, когда она напрямую говорила о том, что я должен справляться со своей жизнью сам. Только я, инфантильный кусок мяса, поступая, как сказала бы Мама — не очень красиво для двадцатитрёхлетнего парня, продолжал жаловаться на свою неготовность к тяжкой взрослой жизни, продолжая принимать её помощь, которой она, из сильной любви ко мне, не могла меня обделить. На месте этой мягкой женщины я бы давно кинул сына в открытое море, дабы он научился справляться с собой и брать за себя ответственность целиком.       Отец же мой, в отличие от мамы, был ещё с детства просто тенью в доме. Он присутствовал, но его реального участия в моей жизни было ничтожно мало. Я чувствовал себя незаметным. После их с мамой развода верным решением было сократить наше взаимодействие до поздравлений друг друга с днём рождения. Все случилось не сразу, но я своим вечным недовольством посодействовал его отдалению. Значит так было нужно.       Помощь от мамы с деньгами не была какой-то невероятной, но этого мне хватало на мою однокомнатную квартирку в Беллвилле. Я устроился удобно. А большего мне было и не нужно: я не гнался за богатствами и просторными территориями в своём распоряжении. Да и, в конце концов, больше жилище – больше дел по дому. Будь я свободен (перед собой и другими), я бы, может, вообще — вёл кочевую жизнь, имея при себе всё необходимое для жизни, помещающееся в рюкзак; и ходил бы с этим рюкзаком от друга к другу по квартирам на ночёвки, иногда путешествуя по разным городам, используя поезда и мотели как ночлег. Ну или прописался бы у Майки, что более реалистично. Готовил бы ему нормальные обеды, ужины. Раздражал бы его время от времени, нарушая его хрупкое личное пространство. И жили бы мы так не долго...       Всё было бы куда лучше, сделай я хоть шаг в сторону сепарации и от матери, особенно, когда она не является для меня невероятно богатым родственником, для которого полностью содержать сына — то же, что заботиться об очередной породистой кошечке в своём роскошном особняке, наша семья не такого уровня и реалии давят на чувства.       Может, пока что, я не готов выпрыгнуть из маленьких мне штанов, но я на пути осознания. Можно сказать, стою на пороге открытой двери. Возможно, в скором времени я позволю себе разорвать этот круг.       Заключающие мысли оставляли меня в каком-то странном удовлетворении. Мой внутренний голос дальше становился всё тише и слабее, пока и вовсе не зациклился на последнем предложении. Мозг входил в спящий режим под уже неосознанное повторение: "Разорвать этот круг... Этот круг... Этот круг..."