Это я, София Сэлинджер

Выдающийся шотландский философ Дэвид Юм доказал, что шотландцы обладают даром заводить разговор в такой тупик, когда доказать уже ничего невозможно, более того: это уже никому и не нужно, но они все же продолжают спорить ради интеллектуального наслаждения.

Дэвид Росс

      Забавно: ни Кими, ни отец своего обещания не сдержали. На третий день никто её отсюда не забрал. Хотя он еще и не кончился — до его конца оставалось порядка пятнадцати часов, но София, почему-то уверенная, что если один раз Господь смилостивился над ней, то он поможет ей и во второй, надеялась, что все приключения кóнчатся для нее сразу же после успешного бегства от пауков. Но, увы, они так и не кончились. И даже не думали кончáтся, и она поняла это тогда, когда, пробежав десять минут и остановившись, чтобы отдышаться, почувствовала у затылка наконечник стрелы. Самое любопытное состояло в том, что за всё неполные семнадцать лет Софии никто и никогда не угрожал — вероятно, сказывался авторитет и богатство её отца — и даже словесные перепалки обычно заканчивались только обоюдными оскорблениями. Сейчас же ей не просто угрожали, а пытались лишить жизни, и, только что вырвавшись из лап самой смерти, она не была настроена прыгать в её объятия вновь, поэтому она медленно подняла руки вверх, показывая, что безоружна — пистолет София предусмотрительно запихнула за пояс джинсов. Наконечник стрелы, правда, никуда не исчез, и, видимо, неизвестному таких аргументов с её стороны показалось недостаточно. Хорошо, и такое с ней бывало, ничего, она справится. Нет ничего такого, с чем бы она ещё не справлялась (разве что ситуация с пауками оставляла желать лучшего, но София хотела это исправить в ближайшем будущем). Она натянула на лицо дружелюбную улыбку и на счёт три медленно повернулась назад, к таинственному незнакомцу.       Позади неё стоял миловидный молодой человек-брюнет со странной длинной прической, чем-то напоминающей прически хиппи. Хотя, приглядевшись, София начала сомневаться в том, что это вообще человек — она заметила, что у этого существа есть длинные заостренные ушки, явно не соответствовавшие человеческим, и что был он на целую голову выше ее, а маленькой Софию можно было назвать едва ли. Увидев её взгляд, он с подозрением посмотрел сначала на неё, потом на её одежду, и опустил лук: наверное, решил, что она не представляет никакой угрозы для него. — Мир! Дружба! Великобритания! Шотландия! — с преувеличенной жестикуляцией, растягивая слова, произнесла София, прекрасно понимая, что собеседник её не поймет. Он, собственно, ничего и не понял — только склонил по-птичьи голову набок, рассматривая ее как любопытную зверушку. — Ты, конечно, меня не понимаешь, но я из другого измерения, так что лучше бы тебе отпустить меня — если Кими решит всё-таки вытащить мою светлость отсюда, тебя утянет в «кротовую нору», — медленно продолжила София. — Не думаю, что ты этого хочешь — ведь не хочешь, правда?       Незнакомец снова оглядел её с головы до ног, и София слегка вздрогнула — было в этой ситуации что-то паранормальное, потустороннее, от чего ей захотелось убежать и спрятаться. Мужчина, кажется, заметил, что она боится, и мягко сказал ей что-то, но София его не поняла. — Прости, не понимаю, — нахмурившись, ответила она. — Если бы ещё я знала, кто ты такой, тогда вообще было бы просто класс… — заметила для себя София, не сводя глаз с не человека.       Сейчас ей представилась возможность рассмотреть то, во что он одет, и его костюм не внушал ей никаких иллюзий по поводу того, где она оказалась. Лук и стрелы. Одежда в стиле разбойников из Робин Гуда: легкий зеленый камзол, коричневые штаны и такие же коричневые кожаные сапоги — явно для маскировки в листве. Ни малейшего намека на присутствие здесь какой-либо продвинутой цивилизации. Похоже, что она оказалась в местном Средневековье, из которого пока ещё не успела выползти популяция местных гуманоидов. А если она находится в Средних веках, то… Пожалуй, София бы поспорила, что лучше: быть съеденной гигантскими пауками-мутантами или оказаться в лапах необразованных, темных существ, которые погрязли в религии и невежестве подобно людям в некоторый период их истории. Правда, некто, стоявший напротив нее, совсем не производил впечатления типичного средневекового мужлана, но пока она понятия не имела о том обществе, в котором жили аборигены, так что говорить о чём-то определенном было рано. Единственное, что она знала точно — это то, что при любых обстоятельствах ей нельзя уходить далеко от этого места, иначе она рискует остаться здесь надолго.       А неизвестный «спаситель» тем временем недоверчиво её разглядывал, прикидывая, что с ней нужно делать и кому о ней доложить. В конце концов, через пять минут после начала их странного разговора — а скорее, молчания — София услышала, как кто-то их окликнул из-за деревьев, и к некому существу присоединились ещё двое его сородичей, вооружённых до зубов и каких-то злых. Одна, кажется, была женщиной, судя по её телосложению; второй так же, как и её новый знакомый, был мужчиной, с такими же странными длинными волосами, только уже не тёмными, даже не цвета блонд — они были серебряными. Это заинтересовало Софию, потому что серебряный цвет волос (именно серебряный, а не седой) был редок среди людей — а точнее, он был вызван мутациями в генах, так что альбиносов, по правде говоря, существовать было не должно. Так же, как не должно было существовать этого мира. Этого леса. Этих пауков. Этих существ. Вероятность этого ноль целых ноль-ноль-ноль-ноль… Но, очевидно, теория вероятностей во время создания этого мира тихо курила в сторонке, так что здесь возможно всё… и даже то, чего София и представить себе не могла.       Те, новоприбывшие, перекинулись парой слов с первым существом, видимо, прониклись идеей о том, что нашли они кого-то не того, и София, ничего не понявшая, но пристально наблюдавшая за происходящим, внезапно столкнулась со взглядом того существа, с серебристыми волосами. Взгляд был холодным, отрешенным, и разглядывал он её слишком внимательно, с недоверием и опаской. София невольно отступила на шаг, чувствуя на себе психологическое давление, и существо, приняв это как угрозу своей безопасности, подняло лук. Теперь она снова стояла под прицелом, с так и не опущенными после первого раза руками, изо всех сил стараясь не сорваться и не перестрелять их к чёртовой матери. Если она выстрелит, то попадет под суд за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью? А впрочем, какая ей разница — здесь нет ни Великобритании, ни независимых судов присяжных, ни законов. — Laegolas, — с укором сказала девушка, дотронувшись до плеча существа. То лишь слегка дернулось, посмотрело на Софию с нескрываемым недоверием и даже презрением и выдало какую-то гневную тираду — очевидно, посвященную ей.       Вдох-выдох. Нужно успокоиться, иначе это кончится плачевно — для всех. София снова натянуто улыбнулась, глядя на этих существ, которые начали тихо спорить между собой. — София, — громко сказала она, указав рукой на себя, чем привлекла к своей персоне их внимание. — София Сэлинджер. Великобритания. Шотландия.       Зачем она всё это говорит? Ясно же, что её не поймут — она видела это по их недоуменным выражениям лиц. Наверное, для того, чтобы не забыть. Не забыть, что она все еще живая. Нет, правильнее сказать, что она выжила, и теперь стоит здесь, не свернутая в липкую белую паутину, в которой нельзя ни пошевелиться, ни вздохнуть.       Сердце сжалось от осознания того, что могло с ней произойти, но София заставила себя смотреть прямо вперед, на тех, кто сейчас угрожал ей луком и стрелами… Хоть бы пистолетом угрожали, чёрт возьми, это было хотя бы не так стыдно; а луком человечество не пользовалось уже лет шестьсот — и умирать из-за пронзившей тело стрелы было вдвойне обидно. Интересно, что бы сказал Кентигерн Смелый, родоначальник фамилии Сэлинджеров, если бы увидел, что его далекая правнучка стоит, боясь пошевелиться, под прицелом лучника из параллельного мира и, против обычая шотландцев, не лезет в драку первой? Наверное, как подозревала София, он не сказал бы ей ничего хорошего. Впрочем, Кентигерн Смелый почил смертью храбрых почти тысячу лет назад, а в бесконечный круг сансары София не верила, так что далекий предок мог и дальше оставаться далеким предком, лишь косвенно влияющим на её судьбу. — Попробуем по-другому, — проговорила София под взглядом светло-голубых глаз, принадлежавших злобному блондину. — Должны же вы хоть как-то понять, что я не представляю для вас угрозы? Parlez-vous français? Hablas español? Sprechen Sie Deutsch? — медленно, с преувеличенной жестикуляцией проговорила София, пытаясь показать, что она изо всех сил хочет установить с ними контакт.       Последняя фраза, сказанная на немецком, на ее удивление достигла цели: её собеседники оживились, с подозрением переглянулись между собой, и вдруг София осознала, что результат оказался противоположным ожидаемому — блондин буквально подскочил к ней и направил стрелу прямо ей в грудь. Очевидно, немецкий язык вызвал в сознании аборигенов не самые приятные ассоциации. Надо было учесть это, прежде чем говорить что-либо, но Софии, которая достигла уже высшей точки напряжения, было уже все равно; инстинкт самосохранения, так удачно спасший ей жизнь в передряге с пауками, потребовал, чтобы она предприняла что-нибудь такое, что предотвратит ее смерть. Повинуясь скорее чувствам, нежели разуму, не до конца осознавая, что делает, София выхватила запихнутый за пояс джинсов пистолет и не глядя выстрелила. Громкий и резкий звук выстрела, правда, отрезвил ее, и София увидела, как белобрысый некто схватился за раненую руку, как к нему подскочило первое встретившееся ей существо, как девушка испуганно посмотрела на нее, не понимая, что происходит. — О Боже, Боже! — воскликнула София, глядя на пистолет в своих начавших почему-то дрожать руках. — Что же я наделала-то, а?

***

      «Я выстрелила.       Это был первый раз в моей жизни, когда я выстрелила в разумное существо (написать человек у меня рука не поднимается) и когда я ранила его. Несмертельно, правда, насколько я помню, я инстинктивно стреляла в правую руку — значит, он умереть не должен был. Да, всю эту ситуацию можно списать на стресс и панику, конечно, и я чувствую, как до сих пор у меня кожа покрывается мурашками и как строчки, которые я пишу, прыгают перед глазами. Мне страшно. И я даже не знаю почему.       На звук выстрела на поляну сбежались еще около десятка также вооруженных существ, которые быстро поняли, откуда дует ветер, и взяли меня на прицел. Я тогда была уже в таком состоянии, в котором трудно было как-то анализировать происходящее, поэтому я не сопротивлялась, когда меня обыскали, с интересом осмотрели пистолет и содержимое моей сумки, все это, естественно, отобрали и куда-то повели, предварительно связав руки за спиной. По-видимому, тот, в кого я стреляла, был главным среди всех этих существ, поэтому и отношение ко мне было соответствующее — стреляла в командира, значит, враг. Это была единственная мысль, которая тогда пришла мне в голову. Ни о своей жизни, ни о Кими, ни об отце я думать не могла. Вообще ни о чем. Даже об эксперименте, который внезапно полетел в глубокую и беспросветную пропасть.       Потом меня привели сюда — насколько я понимаю, это пещеры, и эти существа живут, черт возьми, в пещерах, хотя выглядят они вполне обжитыми и цивильными. Я бы даже сказала, что здесь красиво: все какое-то воздушное, легкое, как будто парящее в пустоте. Наверное, это действительно должно впечатлять, но всю эту красоту я бы с радостью променяла на поместье Сэлинджеров, как и все шотландские замки не особо отличавшееся воздушностью. Впрочем, меня провели по изящным арочкам и мостикам (кажется, тут все состоит из этих арочек и мостиков, и это все до ужаса прекрасно и омерзительно одновременно) довольно быстро, потом развязали руки и пихнули сюда. В камеру. Она совсем не такая затхлая, сырая и темная, как клетки в подвале нашего поместья, которые мои далекие предки использовали по назначению, но это не добавляет ей уюта — наоборот, понимание положения пленника усугубляется в разы.       Мне страшно. Я не хочу умирать. Я хочу домой.       Хотя я знала, на что шла, когда залезала в эту проклятую машину, «Альфу-1». Я грезила Марией Кюри, а получила вот это — неизвестное Средневековье с неизвестными существами в неизвестном мире. Как это глупо! София Сэлинджер прокололась на собственных глупости и мании величия. Кими будет долго надо мной смеяться, когда я ему расскажу об этом. Если расскажу…»       София перестала писать и напряженно огляделась. Было тихо; ничего не было слышно — ни шагов, ни разговоров, абсолютно ничего. Тут даже крыс не было, хотя, казалось бы, это то самое, что является непременным атрибутом в каждой тюрьме. Пленников тут, наверное, пытали тишиной, потому что София чувствовала, как она давит на нее буквально со всех сторон. Она встала, прошлась по небольшой камере (она отметила про себя, что ее площадь составляет не больше шести квадратных метров) и выглянула через зарешеченную дверь наружу. Там, на свободе, был виден одетый в латы стражник, стоявший абсолютно неподвижно где-то сбоку от нее, и три камеры напротив, находившиеся на ее ярусе. И тишина. — Боже, храни королеву, — сказала София без цели, просто для того, чтобы что-то сказать. Звук ее голоса отразился от каменных сводов, и она услышала, как стены в ответ желают здоровья британской королеве. Потом, когда эхо прекратилось, снова наступила тишина. — Help! I need somebody! Help! Not just anybody! Help! You know I need someone. Help! — тихо пропела София. Песня из ее прошлой жизни, но вполне подходящая под нынешнее положение дел. Древние Beatles, которых, конечно, уже никто давно не помнит. Слава и гордость Великобритании двадцатого века. Но только где она теперь, эта Великобритания?       София снова услышала, как мелодию несколько раз повторило эхо, после чего стражник, возможно, удивленный поведением пленницы, слегка шевельнулся, переминаясь с ноги на ногу, и опять замер. София грустно вздохнула — только лишь для того, чтобы прервать эту снова установившуюся тишину, — но вздоха хватило ненадолго, и она обреченно села на пол своей темницы. Она чувствовала себя львом, которого посадили в клетку, и он теперь мечется из стороны в сторону, не зная, как сбежать из ловушки, в которую его загнали какие-то высшие силы. София не могла повлиять на эту ситуацию, но и смириться с ней она тоже не могла — это можно было расценивать как трусость и малодушие, невозможность противостоять судьбе. Фатализм. Нет, можно быть кем угодно, но только не фаталистом, потому что человеку дано право выбора, а значит, о какой предопределенности может идти речь?       София продолжила писать, для того чтобы оставить в веках свое негодование.       «После обыска мне вернули мой дневник и карандаш. Зачем — я не знаю, может быть, чтобы мне не было слишком скучно здесь сидеть. Другие вещи остались в сумке, а сумка осталась в ведении моих «спасителей», так что доступ к моим вещам у меня потерян.       Однако у моего времяпрепровождения в этой клетке есть один большой плюс — у меня не отобрали часы. Теперь я хотя бы знаю, что сейчас пять часов вечера, то есть здесь я уже торчу около семи часов в полном одиночестве. Ну, почти в полном — помимо меня в зоне моей видимости присутствует охранник, который ни чувства защищенности, ни уверенности мне не добавляет.       Есть хочется ужасно, но шоколад и вода были в сумке, а вся другая оставшаяся еда — на стоянке, с которой меня согнали пауки. Бр-р-р, до сих пор есть такое ощущение, что за мной кто-то исподтишка следит. Может, конечно, это и правда, но я в этом сомневаюсь. Должно быть, просто игра моего взбудораженного воображения, но почему-то эти черные глаза, которые смотрели на меня с дерева, я забуду еще не скоро.       Но я немного отошла в своих рассуждениях от основного: сейчас главный вопрос состоит в том, что со мной будет дальше. После того, как я успокоилась, пережив это сумасшедшее утро, я первым делом задалась этим вопросом и мысленно набросала несколько вариантов дальнейших действий.       Первое: меня просто отпустят. Маловероятно, но все же допустимо. Буде так, я просто отправлюсь обратно к стоянке — хоть я и была в полубессознательном состоянии, но примерное направление, куда меня тащили, я запомнила. Остальное восстановить в памяти и додумать будет несложно.       Второе: допустим, тот, в кого я стреляла, есть довольно важная персона, и тогда меня, скорее всего, будут судить. Естественно, заниматься этим будет или местный монарх, или какая-то религиозная организация (особенно если учесть, что оказалась я в примерном Средневековье). Тогда варианта три: или меня простят и отпустят, или оставят куковать в темнице, или начнут казнить и сжигать на костре. Последнее закончится весьма плачевно для меня, но из того, что я увидела, я сделала вывод, что местные аборигены — те еще эстеты, так что марать свои руки в чьей-либо крови им вряд ли захочется. Аргумент не очень убедителен, поэтому придётся быть реалисткой — да, я могу умереть. Хотя в том, что меня так и оставят жить в темнице, тоже хорошего мало, но зато я останусь живой. Всё же надеюсь, что останусь.       Но самая главная проблема состоит в том, что при всем моем желании я не смогу говорить в свою защиту по вполне объективным причинам. Значит, моя судьба будет находиться в руках того, кто во мне нисколько не заинтересован, а рассказать ему о своем положении я не способна. Я могу объясняться жестами, я могу рисовать, писать, но не думаю, что мне это сильно поможет. Мой план по перемещению в другой мир был «надежным, как швейцарские часы» — я не учла того, что здесь могу быть не только я. Это казалось мне абсурдным, невозможным, поэтому я не рассматривала это как вполне возможный вариант развития событий. Браво. Я хлопаю себе стоя. Вначале я ошиблась или не сказала все в полной мере: это не глупость и не мания величия. Это просто удача. Фортуна. Мне банально не повезло, потому что я оказалась не в том месте и не в то время. Гениальная София Сэлинджер, которая имеет запасной план даже если просто идет в душ, споткнулась о какое-то везение. Из-за понимания этого во мне все кипит, хотя внешне я пытаюсь оставаться спокойной, чтобы не испугать аборигенов своей непонятной агрессивностью.       Ну уж нет. Просто так я не сдамся. Я уже выжила два раза за сегодня, а у Кими есть еще девять часов, чтобы включить машину. Я исчезну отсюда — на радость местным гуманоидам — и больше никогда не буду позволять себе подобных вольностей.       Никогда.       20 февраля 2012 года. Пещеры в нескольких милях от стоянки, параллельный мир»       София перестала писать, когда услышала что-то новое в этом царстве звенящей тишины — легкий, почти неслышный шум шагов. Она быстро закрыла дневник, сунула его за пояс джинсов и стала наблюдать за происходящим через решетку, догадываясь, что пришли эти шагающие кто-то по ее душу. И, как выяснилось, это была сущая правда: через минуту София увидела два уже знакомых силуэта — девушку и мужчину-брюнета, которых она встретила в лесу, — и стражника, который деловито передавал им ключи от ее камеры. Девушка открыла дверь и жестом приказала следовать за ней; заинтригованная София вылезла из заточения и слегка тронула девушку за плечо. — Объяснений, как я понимаю, не последует, и все же: куда вы меня ведете? — медленно, четко проговаривая слова, спросила София. Девушка отрицательно помотала головой, нахмурилась и еще раз повторила свой жест. Софии ничего не оставалось делать, как под конвоем поплестись за ней. Впрочем, передвигалась она самостоятельно, в отличие от прошлого раза, когда ее чуть ли не тащили под руки, так что определенный прогресс в ситуации намечался.       Теперь, когда ее наконец повели на какой-никакой разговор (София не сомневалась, что в том или ином виде он должен был состояться), осталось придумать одно — легенду. Кто она такая, откуда взялась? Откуда взялась — понятно, София несколько раз произнесла слово «Шотландия», что непременно вызвало какие-то умозаключения на этот счёт у местных. А вот кто она такая?.. На ум приходило только одно: в сумке у неё лежала диадема. Если местным пришло в голову обыскать её сумку, то они непременно её нашли. Диадема — символ королевской власти. София Сэлинджер — принцесса Шотландии. Это была даже в какой-то степени правда, ведь диадема была подарена её далекой бабушке её мужем, в ту пору королём Шотландии. А то, что такого государства на картах этого мира нет, можно списать на неосведомленность аборигенов — в конце концов точных карт не то что в Средневековье, даже в Новое время не было, да и на лошади далеко не уедешь, в отличие от самолета…       София, следовавшая за своей провожатой, едва не влетела в неё, когда та неожиданно остановилась. Быстро проанализировав произошедшую ситуацию, София пришла к двум неутешительным выводам: во-первых, её, похоже, уже доставили к местному королю, так что времени на размышления почти не было, а во-вторых, девушка из леса, как сейчас было замечено, имела каштановые волосы и рост гораздо выше среднего по сравнению с человеком. София, чуть ли не впечатавшаяся лицом ей в спину, успела сравнить себя и её и с неудовольствием поняла, что местная раса выглядит гораздо более презентабельно, чем её собственная. Все как на подбор красивы, стройны, высоки — не то что люди, которые порой бывают до омерзения безобразны. Логика неумолимо подсказала, что процессы эволюции здесь работают явно гораздо лучше, чем земные, а чувство собственного достоинства говорило, что, в принципе, она выглядит достойно по сравнению с этими существами, так что человеческая раса посрамлена не была.       София с легким раздражением вздохнула, увидела, что её провожатая куда-то стремительно исчезла, и поняла, что сейчас её наконец представят местному владыке судеб. Через минуту перед ней снова возникла вездесущая каштановая девушка, схватила её за руку и снова потащила куда-то по мостикам наверх. В том сооружении, которое было наверху, смутно угадывался тронный зал. — Ладно, допустим, — задумчиво пробормотала София, позволившая тащить себя туда, куда пожелает душа её проводницы. Пару мгновений спустя она, пройдя мимо двух стражников, уже стояла на просторной площадке перед троном, стилизованным под дерево (или это и было сурово побитое жизнью дерево, София ещё не разобралась); на троне никого не было, зато рядом с ним она обнаружила того, кого искала. Это был король — в короне, тоже с белоснежными длинными волосами, с таким же холодным голубым взглядом… Догадка, внезапно посетившая ее, говорила, что таких «случайных» совпадений не бывает. — Живите и процветайте! — София левой рукой воспроизвела вулканское приветствие (которое, по ее мнению, наиболее четко и одновременно необычно выражало ее уважение к собеседнику), правой незаметно поправила выбившиеся из прически пряди, а лицом выразила изумление и благоговение, то есть то впечатление, которое должна была произвести на неё персона короля.       Монарх невозмутимо медленно прошелся вокруг неё, как-то неприлично долго её рассматривая. Потом он абсолютно ледяным тоном задал какой-то вопрос, на который София только пожала плечами — о его содержании она могла только догадываться. Король, поняв, что разговаривать бесполезно, подошел к одному из стражников и принял от него пистолет фирмы Glock на десять патронов, которым снабдил её Кими ещё три дня назад. Да, это был её пистолет, и теперь он был в руках местного короля, который с холодным отчуждением смотрел на неё и, очевидно, требовал каких-то объяснений. — Похоже, сэр, своим появлением я сподвигну вашу цивилизацию к прогрессу лет этак на двести, — почтительным тоном произнесла София, осторожно подошла к своему пистолету и аккуратно взяла его из королевских рук.       Слишком это было странно — то, что ей так просто отдали его, но, скорее всего, и стража, и сам монарх были посвящены в то, что произошло в лесу, так что можно было с уверенностью сказать: они приняли соответствующие меры предосторожности. Например, при любом её неверном движении она рисковала получить кинжал в спину. София повернулась так, чтобы её руки были видны всем вокруг, и принялась разбирать пистолет. Надо было помнить об однотипности мышления в Средневековье (то есть в тот период истории, на который ей нужно было опираться при принятии решений), поэтому показать неведомое оружие тому, чьё доверие стараешься заполучить, выглядело как хороший политический ход: я тебе доверяю, показывая своё оружие, и жду от тебя ответных действий. Конечно, все эти сравнения были вполне условными, но, не имея понятия о том, с чего начинать подобный контакт, София решила пойти по аналогиям. Хотя не мешало бы и вспомнить, например, опыт того же Кортеса, подарившего индейцам арбалет и развязавшего этим войну. Разобрав пистолет, она показала детали от него окружающим и снова собрала его — медленно, так, чтобы все могли запомнить её действия. Потом она передала пистолет королю, тот с интересом осмотрел его, видимо, запоминая его устройство, и отдал стражнику. София замерла, ожидая какой-нибудь реакции с его стороны; реакции не последовало. Точнее, он был удивлён, но не более того. После он спросил что-то, но София ожидаемо ничего не ответила. На лице короля застыло недоуменно-холодное выражение лица.       Теперь понятно, почему то существо из леса с серебристыми волосами было так уверено в себе. Сходство было очевидным. Похоже, что она умудрилась выстрелить в близкого родственника короля, что тому явно не понравилось. И опять ей не повезло, уже в который раз за сегодняшний день. Монарх отвернулся от неё, подумав, махнул рукой, и София почувствовала, как ее подхватили под руки и снова куда-то потащили. — П-подождите! — запротестовала София. Сердце упало куда-то на самое глубокое дно ее организма, и она вдруг поняла, что боится смерти. — Ну почему именно я? — спросила она у высоких сводов пещеры, потому что спрашивать это у спины короля было бесполезно. — Я не хочу умирать! Почему именно я, Господи? Я же этого совсем не хотела!       Стражники, которые тащили ее, были глухи к её мольбам и ещё жестче скрутили ей руки за спиной. София, пока её вели куда-то, в который раз за сегодня увидела своих знакомых — мужчину-брюнета и каштановую девушку. Оба были невозмутимы, у обоих было отсутствующее выражение лица, у обоих был пустой взгляд, направленный в вечность, от которого Софию начало мутить. — Да кто ж вы такие-то? Почему вы здесь оказались? Зачем? — прокричала она в пустоту. Та, естественно, ей не ответила.