Это я, София Сэлинджер

Когда бог создавал время, — говорят ирландцы, — он создал его достаточно.

Ирландская пословица

      «Моё турне проходит так, как я и планировала — сейчас завершена большая часть опытов, осталось только их проанализировать и домыслить. Здесь довольно прохладно — примерно пятьдесят девять градусов по Фаренгейту или пятнадцать по Цельсию. Ускорение свободного падения — девять целых и шестьдесят одна сотая против земных девяти целых и семидесяти восьми сотых на экваторе. Разница не слишком большая, но существенная для физики. Электрическая постоянная примерно такая же, как и у нас, но вычислить точнее я не могу, из оборудования имея только расчёску и закон Кулона. Также я взяла на дальнейшее изучение листья здешних деревьев. Они кажутся более высокими, чем земные, хотя я и не исключаю того, что это всего лишь оптическая иллюзия. Из животных мне попался на глаза один мелкий зверёк, внешне похожий на чёрную белку, — больше здесь я никого не видела. Пусто и глухо. Странный мир.       Запасы еды и воды подходят к концу — идёт уже третий день моего пребывания здесь. Впрочем, это не так страшно, потому что по моим подсчётам скоро я должна оказаться дома. Оставаться здесь ещё на какое-то время у меня почему-то желания не возникло — хочется побыстрее приступить к анализу данных. Но мне следует признать, что в этом месте я чувствую себя неуютно: всё время ощущаю, что за мной кто-то следит. Возможно, это просто паранойя из-за отсутствия людей вокруг, но все же на всякий случай пистолет и сумку с вещами первой необходимости я держу всегда при себе. Не хочу, чтобы со мной случилась какая-нибудь неприятная неожиданность.       Самое главное сейчас — не покидать место стоянки. Чем я к нему ближе, тем больше шанс, что меня засекут приборы на «Альфа-1», поэтому я и расположилась в своей точке выхода. Жду, когда Кими, наконец, включит мою машину — и это ожидание становится уже тошнотворным: в голову сразу лезут мысли о том, что я по какой-то причине не смогу вернуться назад, и это пугает меня, но я заставляю себя не думать об этом. Я вернусь, потому что иначе и быть не может. Потому что кроме Кими у меня есть план «Б» — мой отец, которого я, не рассказывая ему всех обстоятельств, попросила заглянуть в подвал, если начальник охраны в течении третьего дня не соизволит меня вытащить отсюда. А впрочем, Кими я доверяю — он неплохой парень, и такие проблемы ему ни к чему. Установка сломаться не должна, потому что я целый месяц потратила на её усовершенствование, а это, я думаю, немало — особенно с моими-то способностями к схемотехнике».       София замерла и прислушалась — она сидела в палатке, и неожиданное чувство тревоги заставило её оторваться от дневника. Она отложила его, выглянула из своего жилища и огляделась. Всё было, как и всегда — пусто, безжизненно, тихо, только лес где-то наверху шумел кронами деревьев. София ещё раз подозрительно осмотрелась, но снова ожидаемо ничего не обнаружила, поэтому она вылезла из палатки окончательно и для уверенности решила разжечь потухший было костёр и сварить на нем кофе. Для этого пришлось потратить половину из оставшегося сухого спирта — хворост упорно не хотел разгораться — налить в турку воду и ждать, пока она скипит.       Походная жизнь оказалась довольно сложной — она все время требовала от Софии какой-то активности: приготовить, помыть посуду в ближайшем небольшом ручье, собрать хворост… Она заметила, что как-то слишком быстро она привыкла ко всем благам цивилизации, когда буквально всё за тебя делают машины. Любопытно, как человек практически моментально привыкает к удобствам и как потом не может приспособиться к жизни в стеснённых обстоятельствах. Посели группу из британских школьников в лесу на пару дней — сколько из них разведут огонь, найдут что-то съедобное, приготовят поесть? Всё это будет делаться с ужасными мучениями — а всё потому, что пять миллиардов человек уже привыкли жить в домах с электричеством, холодильником, отоплением, газом… Достижения цивилизации — надо же! Они такие же зыбкие, как песок под ногами: подуй — и через секунду их не станет. София с грустной усмешкой закинула в закипевшую воду молотый кофе, хорошенько размешала его и налила в любимую кружку. Напиток был прогорклым — молока она с собой не взяла, боясь, что оно испортится, а без него кофе был совсем не тем «энергетиком», к которому она так давно пристрастилась. София опять забралась в палатку, укуталась в теплый спальник и взяла в руки простой карандаш.       «Если отец и индейцы майя правы, и человечеству в скором времени настанет конец, то оно не переживет его не потому, что целиком умрёт под завалами и толщами воды, а потому, что выжившие не смогут быстро и правильно наладить отношения, создать из хаоса что-то стройное и гармоничное. Все будут поглощены спасением собственно себя как индивидуума, а не спасением человечества, что в корне неправильно — анархия лишь уменьшает шансы на выживание, потому что в ней не существует ничего, кроме права сильного. Подумай человек о ближнем своём — и у этих двоих парней появится шанс. Если таких будет несколько — шансы на спасение человечества увеличатся в геометрической прогрессии. Забавно, но факт: когда придёт апокалипсис, мы все умрём из-за недостаточной любви друг к другу и полной апатии, так свойственной нашему поколению. Что ж, значит, такова наша судьба — а от старушек-парок никуда не убежишь.       Но, как кажется, я отвлеклась от своей основной темы — мира, которому я дала условное название «А». Кроме того, что я провела некоторые физические опыты, я также сделала астрономические наблюдения, которые показали мне, что положения звёзд на Земле и здесь отличаются, причём довольно сильно. Для этого пришлось залезть на ближайшее дерево, обросшее какой-то липкой сеткой, но мои труды вознаградились сполна: я нарисовала примерную карту звёздного неба, а ещё выяснила, что солнце и луна здесь, как и у нас, на небосклоне одни, только вижу я их примерно раза в полтора большими, чем в Шотландии. Забавное зрелище — учёным-астрономам оно понравится. Да и мне оно нравится, потому что только теперь я по-настоящему почувствовала, что я действительно не на Земле. Понимание и осознание этого было настолько удивительным, даже для меня, что я не могу не поделиться этим в своём дневнике — всё-таки изначально он предполагался как сборник моих мыслей. Впрочем, таковым он является и сейчас.       Итак, сейчас раннее утро третьего дня моего пребывания здесь — то есть 20 февраля 2012 года по земному летоисчислению. На моих часах около половины седьмого — в сутках здесь около двадцати четырёх часов, поэтому определить время по восходу солнца было не очень трудно, по крайней мере примерно. Радует, что хотя бы время я знаю — это даёт представление о том, как его планировать и что с ним делать. Время есть ограниченный и невосполнимый ресурс, а значит, так или иначе мне придется его беречь.       20 февраля 2012 года, неизвестный лес, параллельный мир».       София вытянулась в палатке, глотнула уже остывшего кофе и подумала, что эти последние два-три часа будут лучшими в её жизни. Пусть все ее завистники поперхнутся чаем, когда она представит свои исследования Нобелевскому Комитету. Это прорыв в науке, это новое направление физики, которое непременно назовут её именем. София почувствовала внутреннее удовлетворение — достигнув такой желанной высоты, она словно оглядывалась назад, смотря на весь пройденный путь. Правда, что-то внутри говорило о том, что чем выше забираешься, тем с более высокой вершины придется падать в случае неудачи, но София отбросила от себя эти мысли подальше. Ничто не должно отвлекать её от дела. Она должна быть реалистом — не оптимистом и не пессимистом. Оптимист смотрит вверх, а падает вниз. Пессимист смотрит вниз и бьется головой о стенку. А реалист смотрит вперед и ставит перед собой цели. У нее есть цель, и она уверенно идёт к ней, а это значит, что она не может быть ни легкомысленным оптимистом, ни ворчащим пессимистом.       София вздрогнула: она почти что полностью ушла в свои мысли, но сейчас ей показалось, что она услышала шорох. Она быстро отставила от себя чашку, вытащила из-за пояса пистолет Кими и выскочила из палатки. Вокруг стоянки стояла обычная тишина, только шуршали опавшие жухлые листья. Ни одной живой души. София, правда, знала, что что-то никогда не кажется ей просто так. Она обошла свой небольшой лагерь, внимательно всматриваясь во все кусты, пока наконец не вспугнула чёрную белку — уже вторую, которую она встретила здесь. Зверёк свирепо распушил хвост, увидев приближающегося к нему человека, дико заверещал и немедленно убежал.       София задумчиво огляделась вокруг — она не привыкла, что интуиция её обманывает, однако кроме белки ничего страшного она не обнаружила. Правда, белка и сама вела себя довольно странно — обычно животные, никогда не видевшие человека, не пугались его, не зная, как реагировать на нового обитателя леса; об этом говорили записки первопроходцев и путешественников, открывавших новые, неизведанные земли и встречавших на своем пути много разнообразной живности. Этот же зверёк её боялся, при этом боялся сильно, раз решил защищать свою жизнь. Людей он уже видел… но как? Она должна быть единственным человеком на многие мили, а, может быть, и вообще во всём этом мире «А»…       Задумавшись, София вернулась в лагерь и начала собирать вещи в рюкзак, положив пистолет рядом с собой — для безопасности. Вещей было многовато, пришлось их перевязать веревкой, чтобы при перемещении обратно они не разлетелись по всей Шотландии. Палатку она разобрала, спальник свернула, запасную использованную одежду сложила в рюкзак, оставшись в том, в чем она оказалась здесь, и всё, крепко перевязанное, положила рядом со стволом дерева, так, чтобы пламя костра до него не доставало. Когда рядом с ней остались лежать только грязная чашка и пистолет, София перевела взгляд на часы. Восемь часов утра. Время ещё есть, и чашку помыть она успеет, поэтому София схватила её и сумку со всем крайне необходимым, запихнула пистолет за пояс джинсов и отправилась к небольшому ручью.       Ручей встретил её уже притерпевшимся запахом тины и затхлости. Весь этот лес как будто был чем-то болен: деревья выглядели не очень, вода была неприятного вкуса, и даже София, не слишком разбиравшаяся в ботанике, понимала — лесу не хватает человеческой заботы. Нет ни лекарств против инфекций, ни достаточного количества минералов и удобрений в почве, а значит, нет и здоровых растений. Быстро сполоснув чашку в ледяной воде, София стряхнула с рук капли и на всякий случай огляделась — её не оставляло чувство смутного беспокойства. Нет, снова ничего, снова ей что-то кажется.       Но вдруг ей стало до того страшно, что она бегом пустилась к стоянке. Конечно, это было нелогично и ужасно глупо, но если инстинкт самосохранения говорит, что пора бежать, значит, пора бежать. А первобытный инстинкт — это довольно полезная штука, особенно в неизвестном доселе месте, где ни разу не ступала нога человека. София выбежала на свою стоянку, кинулась к сложенным вещам, присела рядом с ними на одно колено и осмотрелась. Опять никого, и снова тишина, едва прерываемая шумом листвы. Это место скоро сведет её с ума — такое чувство, что она, вернувшись домой, тут же попадет в больницу для психически неуравновешенных людей. Нет, она не допустит этого. Какому-то лесу не помешать исполнению её планов. Она должна быть сильной, должна быть — иначе зачем ей в принципе быть?       Успокоившись через какое-то время, София, всё ещё сидя спиной к дереву и с подозрением разглядывая окружающий мир, занялась тем, что проверила наличие всего того необходимого, что она всё время таскала с собой в сумке. Фонарик, дневник, карандаш, пистолет, патроны, футляр с диадемой, бутылка воды, упаковка шоколадки и колода карт. Всё на месте. София тяжело вздохнула, сунула многострадальную чашку в рюкзак и на свой страх и риск села поближе к непотушенному костру — здесь, как это ни парадоксально, и днем, и ночью было одинаково холодно. София обняла себя за плечи, держа в правой руке пистолет. Нет, она не даст себя сломить. Она выстоит, даже против этого грёбаного параллельного мира. — Чёрт! — прошептала София. Ей снова померещились какие-то звуки, теперь уже доносившиеся откуда-то из-под кроны деревьев. Она принципиально не стала поднимать голову, думая, что это очередной морок этого леса, но шум и не думал никуда исчезать, и София была вынуждена перевести взгляд наверх. — О, Боже мой!       Она с вящим ужасом наблюдала, как по ближайшему к ней стволу дерева ползет паук с красной спинкой, который внешне был чем-то похож на знаменитую черную вдову. Он был примерно таких же размеров, как и София, и все его конечности были увеличены в пропорциональное количество раз, и она даже смогла разглядеть четыре пары глаз, которые нечитаемым блестящим взглядом смотрели на неё. София испуганно вскочила, прижав свободной рукой к себе сумку, подняла пистолет и выстрелила. Пуля просвистела рядом с телом паука, и он удивленно замер, не ожидая, что жертва окажет ему сопротивление; звук выстрела эхом разлетелся по лесу, и София поняла, что теперь она привлечет к себе всю живность, находящуюся в радиусе одной мили отсюда. Паук же, не отрывая от неё взгляда, продолжил медленно спускаться, и стало понятно, что для него она — добыча, и если сейчас она не возьмёт руки в ноги и не убежит, то её тело с большой долей вероятности превратиться в питательное желе, которым обычно питаются его сородичи. София перебросила свою сумку через плечо, держа паука на прицеле, и со всех ног бросилась бежать к ручью — единственному месту, которое она здесь знала. Паук так и остался там, на дереве, но выбежать за пределы стоянки София не успела.       Со стороны ручья в ее лагерь пришли еще двое членистоногих, поэтому ей пришлось из всех возможных вариантов выбрать стратегическое отступление и броситься бежать в противоположном направлении. — Что же вас так много-то, а? — в пустоту крикнула София и выстрелила в ближайшего к ней паука. Пуля, попавшая в голову, никакого вреда ему не причинила — слишком плотный был у него хитиновый покров — и даже наоборот, разозлила его, из-за чего пришлось бежать ещё быстрее. Было это несколько проблематично — лес был полон разного рода корягами, прикрытыми листвой, поэтому София через раз запиналась обо что-то невидимое и с трудом удерживала равновесие, пытаясь не упасть. Пауки её медленно, но неумолимо догоняли. — Ну уж нет! — закричала София, на бегу развернулась и выстрелила одному из её преследователей в глаза. На удивление попала она метко, и он, остановившись, начал издавать странные звуки, чем-то похожие на помесь визга свиньи и маленького ребенка. Оставшиеся пауки попятились от неё, что вызывало подозрения о наличии у этих тварей базового интеллекта, но праздновать победу было еще рано: она подняла глаза к кронам деревьев, помня свой предыдущий плачевный опыт, и увидела там их.       Она сразу же прикинула, что их там должно быть не меньше дюжины — они спускались, как и должно представителям паукообразных, на нитях паутины, и София поняла, что ошиблась. У этих насекомых не просто есть интеллект — они действовали как волки, загоняя свою жертву в ловушку. Три загонщика, остальные в засаде — это ясно как день, и использовалась такая схема уже несколько десятков миллионов лет, и все равно для Софии она стала неотвратимой и неприятной неожиданностью. Всё вроде бы было просто, но был в этом один пункт, в котором господа хищники просчитались: их жертва совсем не желала быть съеденной, а потому она была готова к стойкому, но безуспешному сопротивлению. София подняла пистолет и выстрелила в одного из пауков. Потом ещё раз. Потом ещё. И ещё. Потом у неё кончились патроны — но сдаваться так просто она пока не собиралась, поэтому она остановилась, быстро вытащила из сумки ещё десяток и по одному начала загонять в обойму пистолета. Медленно, слишком медленно. Один из пауков уже почти дополз до неё, и София боковым зрением увидела его не слишком приятную физиономию, но приказала себе не смотреть на него. Её не сломить. Не испугать. Когда он был практически рядом с ней, она вогнала в пистолет полную обойму и выстрелила в упор. Сейчас паука не спас даже природный панцирь — силы удара пули было достаточно для того, чтобы проломить его, и паук, так и не поняв, в чем дело, упал навзничь и замер.       Убила. Первый в её жизни труп. София брезгливо посмотрела на него, решила, что спасаться уже бессмысленно, и осталась стоять на месте, понимая, что далеко всё равно не убежать. Лучшая защита — это нападение, сказал как-то Александр Македонский. Что же, можно поверить знаменитому полководцу — тем более что другого выбора у неё не было. Она снова начала стрелять, на этот раз быстро и метко, но помогало это почти никак — врагов было слишком много, а патронов оставалось слишком мало: почти из ста у неё осталось только семьдесят. София осознала, что ещё немного — и она убежит и расплачется, как маленькая девчонка; она и есть маленькая, ей всего-то немногим больше шестнадцати, но мысль об этом была оскорбительна. И в то же время поделать с этим София ничего не могла: с организмом трудно было спорить, особенно когда он вне зависимости от твоих желаний выбрасывает в кровь гормоны. Нужно было что-то, что восстановит в ней моральные силы, не даст упасть духом. Она в очередной раз выстрелила и вдруг поняла, что ей сейчас необходимо.       Нужно спеть гимн своей родины, ведь песня — это то единственное, что сейчас связывало ее с домом. Шотландия. Страна гор и озер, облаков и льда. София прижалась к дереву спиной и, почувствовав опору, запела. Hark when the night is falling Hear! hear the pipes are calling, Loudly and proudly calling, Down through the glen. There where the hills are sleeping, Now feel the blood a-leaping, High as the spirits of the old Highland men.       Песня придала уверенности, что всё будет хорошо — да, шотландцы боролись почти всё время своего существования, и хотя бы в память о них она должна была выжить. Не то чтобы она слишком беспокоилась о своих предках и том, какая после них останется слава. Это было скорее по части ее отца, ведь он всегда ратовал за сохранение чести рода и страны; дело было в том, что оставит после себя она, София, и иногда она не без гордости осознавала, что будет третьим шотландцем, кому вручат Нобелевскую премию, и её имя сможет прославить родину на века. Пока же Шотландия и память о ней помогали ей спастись, а это было немаловажным фактором выполнения всего предыдущего. Мёртвым Нобелевские премии не присуждают — и это была основная причина, почему София хотела остаться в живых. Towering in gallant fame, Scotland my mountain hame, High may your proud standard gloriously wave, Land of my high endeavour, Land of the shining rivers, Land of my heart forever, Scotland the brave.        Последние четыре строчки София практически прокричала в смутной надежде, что её хоть кто-нибудь услышит. Нет, никого — да и кто мог быть в этом пустом мире, который состоит из больного леса, жухлых листьев и речки, пахнущей противной тиной? Хотя нет, здесь обитали гигантские пауки, восьмое чудо света, которые поначалу недоумевали, слыша её пение, а потом пошли в ещё более яростную атаку — видимо, поняли, что жертва на них нападает на пределе возможностей.       София изо всех сил старалась не впасть в истерику. У нее ещё есть время, говорила она себе, и есть достаточное количество патронов, чтобы завалить их всех. Гимн бравых шотландцев немного успокоил её, и она бы продолжила петь его и дальше, если бы один из пауков не обошел её сбоку и не оказался почти рядом с ней. София не выдержала — слишком многое свалилось на неё за сегодня. — О Господи! — прокричала она, отойдя от дерева и пятясь назад. — Отец! Кими! Спасите меня, мне страшно! Я не хочу умирать!       Пауки почувствовали её страх, а значит, их жертва была сломлена — она была дезориентирована и прекратила сопротивление. Тот, что обошел её сбоку, за пару мгновений оказался перед Софией, угрожающе нависнув над ней. Она снова закричала — она устала быть сильной, ей хотелось, чтобы прискакал принц на белом коне или хотя бы Кими со своими головорезами и спас её от опасности. Увы, ни Кими, ни принца вокруг не наблюдалось.       — Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё. Да придёт Царствие Твоё, да будет воля Твоя и на земле, как на небе. Хлеб наш насущный дай нам на сей день. И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим. И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твоё есть Царство и сила и слава во веки, — надо же, она рассказала её всю. София редко вспоминала, что отец в младенчестве крестил её в католическом храме, не спросив даже ее мнения. К религии она относилась как к средству управления массами и всячески презирала её, но сейчас, когда она стояла на пороге встречи с самим Создателем, пора было позаботиться и о своей грешной душе. София посмотрела в черные глаза паука, который снова замер, ожидая подвоха, и произнесла: — Аминь.       Чуда не произошло: на паука не низвергся божественный огонь, он не умер, не прекратил свое физическое существование. Произошло кое-что более интересное — в голову паука вонзилась стрела. София осмотрелась вокруг, но никого не заметила, особенно того, кто мог так внезапно спасти ей жизнь. Лук и стрелы — оружие человека, значит, этот кто-то поразумней будет, чем компания членистоногих. Но почему-то София, так ждавшая своего чудесного спасения, со спасителями решила не встречаться, предоставив им прекрасную возможность справляться с пауками самим. Она для острастки выстрелила в паука, который на свою беду не среагировал на смерть своего сородича, и побежала. Обратно, к стоянке. Домой. В уютную комнату, где нет никаких гигантских насекомых и где её жизни не будет угрожать никакая опасность.       Три дня, которые она отвела себе на получение и анализ данных, нещадно истекали, а ей предстояло ещё успеть к тому моменту, как Кими вдруг вздумается отправить её домой.