Огонь и Лёд "Когда Пламя станет Льдом" часть третья

Я не слышал, как вернулась Селена, но неровный плеск воды о бортики ванной, дал ясно понять, что мстительница вернулась и пытается смыть с себя грехи. Не задумываясь о том, какова будет реакция жены, я вошел в ее спальню и, подойдя к двери ванной, распахнул, соляным столбом замерев на пороге. Селена по грудь лежала в ванной, невидящим взглядом, глядя куда-то в сторону зеркал, на ее подбородке, шее, в изящных ямочках ключиц багровела засохшая кровь. Такую Селену я еще не видел. Не скажу, что зрелище было неприятным, нет, оно было пугающим, завораживающим, отображающим ее новую сущность. — Месть удалась? — миролюбиво спросил я, подходя к ней и присаживаясь на край ванной. Селена перевела холодный взгляд вишневых глаз на меня, при этом, ни единый мускул на ее совершенном лице не дрогнул. Она даже не пыталась прикрыть свою наготу, продолжая вольготно лежать, положив изящные руки на изогнутые бортики ванны. Ее медные волосы шелковым водопадом струились по позолоченной стенке ванны, словно кольца огненной змеи свернувшись на полу. — Не знаю, — пожала плечами она. — Я думала, что когда убью его, все станет на свои места, и, я смогу, наконец, вычеркнуть этот ужасный эпизод из своей жизни, но почему-то, не испытываю облегчения. — Он получил по заслугам: ты принесла свое возмездие, но не всегда смерть — есть искупление вины. — Ты думаешь, мне не стоило его убивать? — От чего же, напротив. Будь я на твоем месте, поступил бы точно так же. Просто никто не говорил о том, что тебе от этого будет легче. — Определенно, не стало. Я взял мочалку в руки и, окунув ее в воду, поднес к перепачканной шее жены. Я аккуратно провел мягкой тканью по мраморной коже, оттирая запекшуюся кровь. — И не станет. По крайней мере, до тех пор, пока ты сама не будешь готова отпустить свою боль.  — Мне кажется, я никогда не смогу забыть того, что сделал со мной этот негодяй. — прикрывая глаза и позволяя мне отмывать свое тело, пробормотала она. — Есть вещи, которые мы будем помнить, и из-за которых, будем страдать до последнего нашего вздоха. Это не изменить, с этим просто надо научиться жить. — Но я не хочу с эти мириться! — возмутилась она, бросая на меня острый взгляд из-под полуопущенных ресниц. — Тогда, отпусти. Спенсер понес свое наказание. Ты отняла у него последнее, что он имел — жизнь. По-моему, это самое ценное, что есть у любого живого существа. — Да… — как-то отрешенно повторила она, — я отняла у него последнее… Разорвала его тело, как тряпичную куклу. — Селена вздрогнула, поморщившись от неприятных воспоминаний. — Алек, я никогда не слышала, чтобы люди так кричали. — она, наконец, перевела взгляд остекленевших глаз на меня. — Его крик до сих пор звенит в моих ушах, сводя с ума! Дикий, животный, безумный, полный страха, боли и… ненависти. Спенсер ненавидел меня. Его лицо исказилось от ярости, когда он узнал во мне ту, что так неистово желал… Проклинал, кидался с кулаками и в конце… молил о прощении. А я, не смогла простить… Убила. Мне кажется, что его запах въелся в мою кожу. Отвратительно. Меня тошнит от этого смрада! — воскликнула Селена и, забрав у меня мочалку, с остервенением принялась тереть свое безупречное тело. Наблюдая за ее попытками смыть свой грех, я аккуратно накрыл ее ладонь своей, призывая остановиться. — Ты пахнешь карамелью и вишней, но никак не грязным стариком. Все, что напоминает о Спенсере, это твоя перепачканная одежда, на которой остался его запах. Просто твоя человечность идет вразрез сущности. Совесть — может быть жестока. — Не знаю, — устало выдохнула она, прикрывая глаза. — Возможно ты прав, все эти годы я охотилась не убивая, и сейчас, мне просто сложно смириться с убийством человека. — Спенсер не был человеком, и смерть нашел ту, которую заслужил. Мне не жаль ни его, ни таких, как он. — забрав у нее мочалку, я взял ее тонкую кисть и аккуратно провел мягкой губкой по изящному запястью, оставляя облако пены. Ее пальцы сжались, крепко удерживая мои. — Ты очень добр ко мне. — благодарно улыбнувшись, прошептала она. — Я не заслужила этого. — Ты вредная, своенравная стерва, которая за двадцать лет выпила мне больше крови, чем я за свои пятьсот с хвостиком, но все же я рад, что ты когда-то вошла в мою жизнь, буквально вышибив дверь с ноги. Озорная улыбка коснулась ее губ. — Каждого, рано или поздно, настигает возмездие. — В таком случае, тот, кто возвращал бумеранг последствий, был ко мне слишком предвзят… — улыбнулся я. Селена тихо рассмеялась, ослепив меня яркой улыбкой. — Ко мне тоже. Я тоже улыбнулся, но тут же помрачнел, понимая, что несмотря на неприятную тему, все же должен выполнить свою работу. — Я знаю, что ты бы предпочла не вдаваться в детали своего правосудия, но все же, ответь мне, как все прошло, чтобы, во избежание неприятностей, я мог устранить их источник. Селена вскинула голову, устремив на меня взгляд недовольных рубинов. — Пойми, грязные следы нам ни к чему. — пояснил я. — Если ты спустила с поводка своего зверя и устроила там бойню, то я… Кажется в ее взгляде мелькнуло понимание, потому что она перебила меня, поспешив с ответом: — Все чисто. Мой зверь на коротком поводке и в крепком наморднике. Да, я убила Спенсера, но я не пила его, просто прекратила его жалкое существование, вот и все. Я опешил от такого признания. «Просто убила и все? Да что с тобой не так? Почему ты ведешь себя не как вампир? Как можно убить человека ради убийства, но не ради крови? Все наперекосяк!» — Что ты сделала с телом? — Отнесла в старый цех заброшенной скотобойни и похоронила под пятитонной плитой в подвале. Думаю, уединенно и вполне надежно. — Ты — умница. — похвалил я, едва сдерживая порыв, потрепать по макушке медных кудрей. — А что с тем, кого ты предпочла на ужин? Селена прищурилась, будто оценивая мои интеллектуальные способности, и что-то подсказывало, что ее вердикт меня вряд ли порадует. — Проверяешь меня? — Пойми меня правильно. Ты — молодой вампир. Угроза не только для людей, но и для нашей тайны, а угрозу мы должны держать пусть не под контролем, то хотя бы на виду. Я привез тебя сюда, и именно я несу за тебя ответственность. Твоя ошибка — моя ошибка. И если ты оступишься, мы упадем вместе. В раздраженном взгляде мелькнуло понимание. Складка, прорезавшая всего секунду назад высокий мраморный лоб, разгладилась, преобразив и без того идеальные черты. — Алек, давай один раз обсудим вопрос охоты и больше к нему не вернемся. Я утвердительно кивнул. — Запомни, дорогой, я — охочусь не убивая, великолепно держу себя в руках во время трапезы и не склонна убивать все, что движется, хотя на охоту, предпочла бы выходить в одиночку, но сам понимаешь, должна контролировать детей, хотя и они прекрасно владеют собой. Присутствие людей не причиняет мне сильного дискомфорта, и, даже не охотясь несколько недель, я могу спокойно находиться в обществе смертных, хотя их запахи чувствую значительно острее и болезненней. — Как у тебя это получается? — искренне изумился я. — Я значительно старше тебя, и то, не охотиться две недели — для меня это хуже пыток инквизиции. О присутствии людей в такие моменты, я вообще молчу. Селена легкомысленно пожала тонкими плечами. — Может такова моя особенность, как дар, например. Я пожал плечами, не зная, что ответить. Я не умел распознавать таланты новообращенных так, как делал это Еалиазар, но готов поспорить на что угодно, что дар Селены вовсе не суперконтроль, в ней таилось нечто смертельно опасное, и что это - видимо покажет только время или… хорошая мотивация. В любом случае, я гордился ей так, как будто ее выдержка — это моя заслуга. Но нет, скорее, моя гордость заключалась в том, что в столь юном для вампира возрасте, она способна не нарушать закон, тем самым, не пятная честь обоих семей. За двадцать лет, она столько раз прошлось по моей тонкой вампирской организации, что отпечаток ее тяжелых сапог увековечился на лице моего эго, оставив меня в дураках не только перед кланом, но и перед другими вампирами. Слава о ветреной жене Алека Вольтури, которая держала всех под своим острым каблуком, широко шагала по миру бессмертных, заставляя перешептываться и судачить всех, кому не лень. Смертная, которая вдребезги разбила веками формировавшийся стереотип о хрупкости и уязвимости людей. Ее боялись, ее ненавидели и… боготворили. Интересно, как теперь примет ее наш мир? Будет ненавидеть? Или может возведет в один ранг со старейшинами? Не знаю, но стоит быть осмотрительным, ведь подобных ей всегда боялись, и, поведение хрупких психикой вампиров может быть абсолютно непредсказуемым. А учитывая список ее прегрешений, то тут даже подумать страшно, а если еще узнают о полувампирах… Думаю, прежде чем открывать ее нам подобным, стоит хотя бы разбудить зачатки ее дара, чтобы в случае угрозы, она могла защитить себя. Хоровод беспокойных мыслей прервал сам объект всех моих проблем, одним простым движением, на ровном месте создавая еще одну, глобального масштаба. Я не знаю, куда подевалась вся ее сдержанность и скромность, но будто забыв о том, что я все еще здесь, Селена смело встала из воды, даже не пытаясь прикрыть наготу своего тела. Никогда я не чувствовал себя более по идиотски чем сейчас. Я стоял разинув рот, будто впервые видел обнаженную женщину. Плавные формы, изящные изгибы, капли влаги на белой и гладкой, как мрамор коже. Я задержал жадный взгляд на великолепной груди, медленно ощупал взглядом плоский, подтянутый живот, и, наконец, заскользил к самой желанной жемчужине этого совершенного тела. Желание коснуться ее руками, раздвинуть нежные лепестки и погрузиться в горячий источник наслаждения, снесло меня с силой тарана. Я нервно сглотнул, почувствовав болезненное напряжение в штанах. «Идеальное преступление!» — Ты закончил? — вывел из ступора прохладный с хорошо завуалированным триумфом голос. «Почти…» — чувствуя, что как никогда близок к позору. — Зря ты так. Испытываешь меня на прочность? — сквозь стиснутые зубы, процедил я. — Отнюдь. — пряча в уголках алых губ коварную улыбку, ответила она. — Подай, пожалуйста, полотенце. Я послушно взял пушистое полотенце и, подойдя к ней, накинул на тонкие плечи, укутав в мягкую ткань, будто в кокон. — Я тебя не звала, ты сам пришел. Так почему же злишься на то, что увидел? — промакивая руки и шею, спросила она, вопросительно глядя на мое хмурое лицо. Я зло уставился в рубиновые глаза. — Потому что мое тело жаждет тебя, в то время как разум, требует держаться как можно дальше. — И что ты выбираешь? — напуская на себя равнодушие, поинтересовалась она, и как бы невзначай, отпуская полотенце, которое взрывая вихрь едва заметных пылинок, соскользнуло к ее ногам. Она лениво потянулась за пестрым халатом, пристально наблюдая за моей реакцией. В страхе проиграть битву с собственным разумом, я молча развернулся и, как ошпаренный выскочил из ванной, матеря себя за опрометчивый поступок. Было верхом наивности и беспечности прийти к ней. Я явно переоценил свою выдержку против ее чар. Радует хотя бы то, что я нашел в себе силы, в последний момент не поддаться соблазну и уйти, хотя, по сути, просто сбежать. Но ошарашенное лицо отвергнутой бывшей жены, было для меня этакой моральной компенсацией, за которую и не грех заплатить позором. «Шах и мат, рыжая сучка!»