Огонь и Лёд "Когда Пламя станет Льдом" часть третья

Картинка померкла. Стоявшая перед глазами огромная конюшня исчезла. На смену ей, будто из тумана, возникла огромная аудитория школы для девочек при монастыре в Швейцарии, в которую я попала на моральное перевоспитание из элитного швейцарского колледжа, за связь с молодым профессором филологом. Я ссутулившись стояла в центре темной, холодной аудитории, склонив голову и прикрыв глаза, чтобы не видеть унизительной таблички висящей на моей груди. «ШЛЮХА» — написанное наспех огромными черными буквами слово, казалось, как маяк было видно с любого конца класса. Три десятка пар глаз были устремлены на меня. Кто-то смотрел с жалостью, а кто-то со злостью. В этих стенах все становились злыми. Скудная еда, озлобленные сестры-наставницы, суровые условия в которых жили ученицы делали пребывание в этой школе просто невыносимым. Отсутствие элементарных удобств доставляло массу проблем: отопление в классах и комнатах отсутствовало. Зимой стены монастыря остывали так, что температура в помещениях едва ли была больше нескольких градусов, в особо суровые ночи, даже приготовленная для умывания вода замерзала, и, впоследствии, не представлялось возможным ее чем-либо растопить. С туалетом вообще беда, он был на улице, и в ночное время нужду приходилось справлять на ведро, спрятавшись за тонкой тканевой ширмой и стараясь никого не разбудить. С душевыми дело обстояло еще хуже — они отсутствовали вообще! Мылись мы раз в неделю, в полутемной бане, и это было, наверное, единственным местом, где можно было хоть немного согреться в холодное зимнее время. В общем, это заведение было больше похоже на исправительную колонию нежели на школу. Самое прискорбное во всем этом то, что меня отправили туда не поставив в известность мою семью, а я не имела возможности им об этом сообщить, потому что звонки домой были строго-настрого запрещены. Я изо всех сил старалась отгородиться от истеричных криков сестры-послушницы, которая оскорбляя меня, била по одеревеневшим от холода рукам, вещала, что я развратная девчонка. — Потаскуха, признайся в том, чем занималась с мальчишками! Покайся! И Господь простит тебя! — Я ничего не делала. Это ошибка. — одними губами шептала я, уже ставшей заученную фразу. — Лживая шлюха! — взвыла сестра. — Мы знаем, за что тебя отправили сюда! Признайся в своем грехе прелюбодеяния и рукоблудства! Она обернулась к классу и, вскинув руки вверх, фанатично заголосила:  — Невинность девушки — дар! Прелюбодеяние вне брака — тяжкий грех, за который вы будете гореть в Аду! Дальнейшие слова слились в один сплошной гул о принципах морали… Я едва сдерживала слезы, вспоминая причину по которой оказалась в этом ужасном месте. Мне было почти восемнадцать. И изъявив желание учиться в Швейцарии, я была отправлена герцогом в лицей под названием «Альпинум Цуоц». Мне очень нравилась программа и обучающий персонал: все вышколены и строги, без предвзятости и дележки на хороших учеников и плохих. Ко всем относились уважительно, как и требовали того статуты школы. Первый семестр все было прекрасно. Я с головой ушла в учебу, зарывшись в ворохе книг. В начале ноября у нас сменился профессор филологии: пожилая Дженис Митчелл ушла с должности, уступив ее молодому, эксцентричному, фанатично преданному своей деятельности Майклу Спенсеру. Импульсивный, увлеченный филологией Майкл быстро сыскал симпатию среди юных учениц. Он казался… божественным, неотразимым в своей одержимости. Он наизусть цитировал Конфуция, Сократа, Гесиода и других великих мыслителей и деятелей прошлого. Спенсер стал моим увлечением. Первым мужчиной, пробудившим интерес. Я с усердием, готовилась к его урокам и тоннами перечитывала дополнительную литературу, лишь бы выделиться из общей массы, и обратить на себя его внимание. И в один прекрасный день, этот долгожданный момент настал. Майкл выделил мое эссе, как самое содержательное и раскрывшее многогранную личность Сократа. О, я была на седьмом небе от счастья! Спенсер сказал, что я талантливая ученица, и он с радостью возьмется заниматься со мной дополнительно, чтобы я глубже вникла в саму суть философии… Перед первым нашим индивидуальным занятием я не спала всю ночь, лихорадочно перечитывая потрепанные книги, данные мне самим Майклом. Не знаю, почему меня так привлекал Спенсер, ведь умные, уверенные в себе мужчины достаточно часто находились в моем окружении, и, живший в узком мире своих канувших в лету философов Майкл, был просто скучен и пресен на фоне всесторонне развитых выпускников знаменитого Оксфорда. В общем, воодушевленный моим желанием знать все, Майкл заставлял меня приходить на дополнительные занятия чуть ли не каждый день. По несколько часов, по сути дела, впихивая в меня уже давным-давно устаревшие принципы прожитых эпох! Мне было неловко сказать ему о том, что есть реальный современный мир, и некоторые системы далеких предков далеко не идеальны, да и что уж говорить, несколько тысяч лет уже как устарели. В таком темпе прошло два месяца. От сдержанной профессиональной сухости профессора не осталось и следа. Дистанция между нами резко сократилась и Майк все чаще стал позволять себе вольности в виде обращения на «ты», или тактильный контакт, который был строго-настрого запрещен! Я не была против подобного обращения, Майкл по-прежнему мне нравился, несмотря на то, что его увлеченность меня уже порядком подутомила. Но Спенсер был по-прежнему идеалистический настроен обучить меня всему, чему только можно. Все чаще в мой адрес, в его пылких речах, проскальзывали слова вроде: «мой смысл» или «моя прекрасная муза», «мое вдохновение». Вскоре стало очевидным, что Майкл начал воспринимать меня как нечто большее, чем просто ученицу, я бы сказала, как… собственность, попросту присвоив меня себе, как какую-то вещь. Его ревность была неуместной, а совсем скоро, стала просто агрессивной. Заметив, что я общаюсь с ребятами из параллельных групп, Спенсер буквально силком заволок меня в свой класс у всех на виду и потребовал немедленных объяснений. При этом его лицо было так искажено злобой, что мне стало не по себе. Опешившая от такой наглости я возмутилась. — Что вы себе позволяете, профессор Спенсер? Своим поведением вы ставите меня в неловкое положение перед учениками! Уточнив расписание уроков, я не сделала ничего неподобающего и предосудительного! Лицо Спенсера вспыхнуло краской стыда, и пытаясь умерить мой гнев, он заюлил: — Пойми, ты особенная девушка. Эти напыщенные, недалекие глупцы — тебе не пара! Не стоит тратить на них время… — Профессор, вы, кажется, меня не услышали: я просто уточняла расписание уроков… — с нажимом повторила я. Поведение Майкла начало вызывать у меня раздражение. Несколько дней Спенсер хранил молчание, а в конце недели попросил задержаться на пару минут после урока. Когда прозвенел звонок, я терпеливо ждала, когда аудитория опустеет и мы останемся один на один с Майклом, хотя после его глупых и неприятных слов, мне вовсе не хотелось находиться с ним наедине. Сделав вид, что вожусь с застежкой рюкзака, я наблюдала за тем, как за дверью скрывается спина последнего студента, и дождавшись, когда все стихнет, наконец, подошла к Майклу. — Привет, моя прекрасная муза. — широко улыбаясь, зашептал он. Я недовольно нахмурилась. Мне не нравилось, то что Спенсер позволяет себе подобные вольности, не получив на то, моего одобрения. — Надеюсь, ты не обижаешься на меня за мою вспыльчивость? — выпрашивая снисхождение своему поведению, мурлыкал он, виновато поглядывая на меня. — Нет, но надеюсь, что подобное больше не повториться. — стараясь быть тактичной, мягко сказала я. — О чем вы хотели поговорить? — У меня нет родственников в Швейцарии, да и друзей тоже. — издалека начал Спенсер, от чего-то смущенно поглядывая в пол. — Завтра у меня день рождения, и мне не хочется праздновать его в одиночестве. Вот, хотел спросить, может моя лучшая ученица захочет составить мне компанию? Я задумчиво посмотрела на Майкла. Мне было приятно, что он так ценит мое общество, но идея того, что мы останемся наедине вне учебной обстановки — тревожила. — Если об этом кто-то узнает… — обеспокоенно пробормотала я, но Майкл перебил меня. — Ну что ты, это останется строго между нами. Никто, ничего не узнает, клянусь тебе! Мы просто выпьем шампанского. Ты ведь любишь шампанское? Или что пьют такие девушки как ты? Может быть французское вино? Будет то, что ты пожелаешь! — Ну не знаю… — замялась я. Мне было неловко. Не хотелось обижать профессора, тем более в день рождения, и терзаемая сомнением правильно ли я поступаю, неуверенно кивнула «да». — Не переживай, — увидев мой неуверенный кивок согласия, Спенсер просиял. — Обещаю, это будет дружеский вечер. Поговорим о Вавилоне, Риме, да о чем угодно! Можем посмотреть фильм! Ты любишь исторические фильмы? Или, может быть, предпочитаешь комедии? — Нет, исторические тоже подойдут. — Прекрасно! Тогда завтра, жду тебя у себя дома в семь! Больше не сказав ни слова, я взяла рюкзак и, перекинув его через плечо, направилась в сторону двери. Меня беспокоило предстоящее мероприятие. Я боялась того, что об этом могут узнать в колледже, и если это произойдет — скандала не избежать. Я и так стала замечать, как шепчутся за моей спиной однокурсники, говорят о том, что профессор слишком рьяно выделяет меня из толпы… Хотя, если быть честной перед самой собой, давно, в самых сокровенных мечтах, я рисовала себе картины более близкого знакомства с Майклом. Я видела нас сидящих в ресторане с бокалами вина и разговаривающих на всевозможные темы; видела, на залитом лунным светом пляже какого-нибудь экзотического острова, резвящихся в теплых волнах океана, и конечно же секс. Первый опыт в облаке воздушных простыней, при тусклом свете свечей и нежный, неторопливо ласкающий меня Майкл. Но все это было лишь розовыми девичьими мечтами, которые я не планировала осуществлять… В жизни же, меня не на шутку пугала вероятность предстоящей в будущем первой интимной близости, и едва я позволяла своей фантазии нарисовать эту картину, как все мое естество содрогалось от ужаса, видя себя сжавшуюся от невыносимой боли на скомканных простынях перепачканных кровью и нависшего надо мной мужчину. Проклятый Жак-Луи виноват в том, что я теперь до дрожи боюсь того, что естественно между мужчиной и женщиной! После того случая, я видела в мужчинах лишь похотливых животных, не способных быть терпеливыми и внимательными к желаниям женщины. В назначенное время, я стояла на пороге квартиры Майкла, сжимая в руке сверток с подарком: коллекционное издание изречений Конфуция — великолепная книга в темно-зеленой обложке, с напылением золота и позолоченными в торце страницами. Спенсер оценит, я была уверенна. Дверь открылась, на пороге появился Майкл, он был идеально выбрит и от него приятно пахло. — С Днем Рождения! — улыбаясь, сказала я, протягивая свой подарок. — Спасибо! — просияв, поблагодарил Майкл. — Проходи скорее! Я переступила порог небольшой съемной квартиры, в которой обосновался Спенсер. Мой взгляд упал на сервированный для двоих стол, на котором в изобилии были фрукты, морепродукты и еще много всевозможных вкусностей. Майкл учтиво снял с меня пальто и, отодвинув стул, помог сесть. — Не зная, что ты предпочитаешь, я купил и шампанское, и вино! Что тебе налить? — Начну с шампанского. — улыбнулась я. — Отличный выбор! — вынимая пробку и наполняя мой бокал, похвалил он. — За что выпьем? — спросил Майкл, садясь напротив меня. — Я думаю, за ваш день рождения. — пожала плечами я. — Ведь сегодня у вас праздник! — Да, точно, и за прекрасную компанию! — подняв свой бокал, кивнул он. — Спасибо, что пришла. Кстати, давай на «ты». — Хорошо, — кинула я. — Идет. Выпивая прекрасное итальянское шампанское, мы обсуждали прошедший день. Алкоголь немного опьянил меня, и я почувствовала себя менее скованной. — Ты не против, если я разверну твой подарок? — спросил Майкл, бросив любопытный взгляд на сверток в бордовой упаковке. — Конечно, нет! — засмеялась я. — Это ведь теперь, твой подарок. Спенсер схватил сверток и нетерпеливо разорвал бумагу. Увидев коллекционное издание своего любимого философа, Майкл пришел в восторг. — Она великолепна! — восхищенно воскликнул он. — О, Селена, ты женщина-мечта! От его слов я смутилась. — А знаешь, — не заметив моего замешательства, восторженно сказал он. — У меня для тебя тоже кое-что есть. Вскочив со стула, Майкл кинулся к шкафу, и извлек оттуда плоскую коробку с диском. — Это, — показывая мне диск, восхищенно сказал Спенсер, — потрясающий фильм, о нравах и моральных принципах древних римлян. Редкая штука, его практически невозможно нигде найти. Я протянула руку и взяла у Майкла коробку. «Калигула и Мессалина», прочитала я на обороте. — Эротика? — изумленно спросила я, пробежав взглядом нотацию. — О, нет! Здесь рассказывается о нормах жизни римлян, ничего такого, поверь! — успокоил меня Спенсер. — Хочешь посмотреть? — Ну, не знаю. — замялась я. — Если тебе так хочется… — О, да! Я хочу обсудить с тобой этот фильм! Хочу узнать, как ты его видишь и воспринимаешь. Сексуальная жизнь Рима — такое, знаешь-ли, не обсуждается во время классынх занятий. Я пожала плечами. Спенсер подошел к телевизору и вставил диск в узкую щель дисковода. Экран засветился голубым, и появилась заставка. Майкл пересадил меня на диван и долил шампанского в бокал. — Смотри внимательно! — приказал он, садясь рядом. Диск, наконец, загрузился и начался фильм. Не прошло еще и пяти минут, а на экране уже мелькала эротическая сцена. Я потупила взгляд, смущаясь смотреть. Но любопытство взяло верх, и я снова посмотрела на экран. Я никогда не видела того, что в открытую показывали в фильме, скажу даже больше, я не подозревала, что такое вообще можно делать! — О, какой ужас! — прошептала я, слегка скривившись, когда куртизанка взяла в рот член императора и с усердием начала его сосать. — Ужас? — переспросил Майкл. — О, нет! Ты не представляешь, какое это наслаждение! — Правда? — недоверчиво спросила я. Снова посмотрев на экран: женщина томно постанывала, двигая головой вверх-вниз. Ёе партнер ревел как бык: его лицо покраснело, а вены вздулись, казалось, он вот-вот умрет от сердечного приступа. — Римляне были раскованными в любовных утехах. Они позволяли себе то, чего сейчас многие стесняются. Вот, например, секс втроем — считался нормой. А девушки уже с тринадцати лет начинали жить половой жизнью, и никто не осуждал их за это. Напротив, это говорило о том, что женщина опытна и вполне способна удовлетворить своего супруга. — Невероятно. — промямлила я. Я повернулась обратно к экрану и, вздрогнув от того, как Калигула развернув женщину к себе спиной, навалился на нее всем своим весом и с криком победителя, вторгся в ее тело и начал двигаться так яростно, что женщина громко закричала. Увиденное показалось мне каким-то актом вандализма, но несмотря на это, я с ужасом осознала, что дикие, животные движения захватили меня, пробудив в глубине желание, от которого полыхало все тело! «Что происходит?» — испугалась я. — «Я горю так, как будто у меня температура!» Майкл развернулся ко мне и выжидающе посмотрел. Увидев смятение на моем лице, он протянул руку и подлил в мой бокал шампанского. Я удивилась, я практически одна выпила целую бутылку, в то время как Майкл, лишь время от времени делал небольшой глоток. — Выпей, а затем повернись ко мне. — мягко сказал он, беря меня за руку. Я не стала сопротивляться и, послушно выпив остатки шампанского, развернулась к Спенсеру. — Я тебе говорил, что ты прекрасна? — он подхватил пальцами мою прядь волос и, поднеся к лицу, глубоко вдохнул в себя. — Какой аромат! Интересно, ты везде так сладко пахнешь? — Майкл, что ты делаешь? — пытаясь отстраниться, промямлила я, но мой язык распух, а в голове помутилось. Я часто задышала, пытаясь насытить организм кислородом. Майкл улыбнулся. — Тебе жарко? — участливо спросил он. — Да, невыносимо… Мне нечем дышать! Прошу, приоткрой окно. — попросила я, откидываясь на спинку дивана. У меня никак не получалось справиться с возникшим из ниоткуда приступом удушья и нестерпимой тяжестью внизу живота. Спенсер послушно встал и приоткрыл окно. Вернувшись, он сел рядом, и тоном не терпящим пререканий, приказал: — Расстегни немного блузку, тебе полегчает. — Я не могу пошевелиться. — простонала я. — Я помогу. — с готовностью вызвался он. Не успела я что-либо сказать, как его ловкие пальцы взялись за жемчужные пуговицы моей блузки. Не прошло и нескольких секунд, как горячие руки скользнули под ткань и легли на мою вздымающуюся от прерывистого дыхания грудь. — Нет… — простонала я, находясь в полубредовом состоянии. Но Майкл, пропустил мой протест мимо ушей, он распахнул блузку и высвободив грудь из кружевного бюстгальтера, принялся играть пальцами, а затем, приник губами. Вместо возмущенного протеста из меня вырвался протяжный стон наслаждения. Мое тело жаждало ласк, и едва Майкл прикоснулся ко мне, я едва не умерла от переизбытка чувств. — Ты готова… — промурлыкал Майкл, по-хозяйски укладывая меня на диван и нависая сверху. Он по очереди поцеловал мои соски, а затем зарылся лицом в ложбинку между грудей, глубоко вдыхая запах моего тела. В ответ, я лишь тянулась ему навстречу, выгибаясь как кошка, в глубине разума понимая, что не должна себя так вести, да я и не хотела этого! Но вразрез внутреннему сопротивлению, мое лоно горело, желая принять в себя твердую мужскую плоть. Лаская мою шею, Майкл задрал мне юбку и, отодвинув тонкое кружевное белье, коснулся ставшей влажной от желания кожи. — Ах! — воскликнула я, когда его пальцы запорхали, заставляя меня извиваться в такт его движениям. — Хорошо, правда? — спросил он, опускаясь все ниже, вырисовывая языком на животе замысловатые узоры. Он раздвинул мне ноги и, нагнувшись, провел языком по полыхающей от желания складочкам. От охвативших меня острых ощущений, я судорожно вцепилась в волосы Майкла, то ли желая его оттолкнуть, то ли прижать крепче к самому сокровенному месту. Майкл тихо засмеялся и снова склонившись, принялся играть с моим телом.  — Я обещаю, мы попробуем с тобой все, о чем даже бояться говорить вслух! Мы будем парить в облаках наслаждения! Прошу, распахни первыми, передо мной врата содома! — Что? — прохрипела я, не понимая, о чем он говорит. — Ах, моя невинная прелестница! — засмеялся Майкл. — Развернись ко мне своей чудесной попкой, я тебе сейчас все покажу! Не успела я воспротивиться, как Майкл уже разворачивал меня, задирая как можно выше юбку. Он провел рукою между складок кожи, собирая горячую влагу. — Ты настоящий огонь! — простонал он, погружая пальцы в мое тело и начиная яростно двигать ими внутри меня, до тех пор, пока я не забилась в оргазме. — О-о-о! — задохнулась я, сотрясаясь всем телом, когда мои мышцы стали бесконтрольно сокращаться, сжимая внутри, пальцы Спенсера. — Какая ты нетерпеливая, — пожурил Майкл, вынимая влажные пальцы. — Я даже не успел насладиться твоей девственной теснотой, а ты уже кончила! Посмотрим, какими ты найдешь эти проникновения… Он переместил руку выше и начал выводить круги вокруг узкого отверстия, которое, по моему мнению, вовсе для этого не предназначалось. — Майкл, прошу… — прохрипела я, имея ввиду чтобы он прекратил свои грязные ласки, но Спенсер понял это совсем по-другому, он расстегнул брюки и, высвободив свой член, притянул меня ближе к себе. Я почувствовала, как он пристроился сзади, и его плоть уперлась в узкое, неподатливое отверстие. Почувствовав сопротивление, Майкл слегка надавил, пытаясь преодолеть преграду, но скованная отрезвляющим страхом, я еще сильнее сжалась. «Что я делаю? Какой стыд! Я не хочу!» — кричали внутри меня, мои поруганные гордость и чувство собственного достоинства. «Только не так! Я не позволю воспользоваться собою, как дешевой портовой проституткой! Это не достойно моего воспитания…» — расплавленные алкоголем мысли стали собираться воедино и вихрем завертелись в моей голове. «Я должна как-то выбраться. Обхитрить Спенсера. Думай!» — приказала я себе. «Как не вызывая подозрений и гнева, можно избежать унизительной близости?»  В голове всплыла картинка всего годовалой давности: взбешенный моим отказом Жак-Луи, избивает меня на стоге сена. Это воспоминание окончательно отрезвило меня, пробудив к действию. — Майкл, подожди… — простонала я. — Мне нужно в уборную. — Что случилось? — недовольно спросил он. — Мне не хорошо. — стараясь отстраниться от штурмующего меня члена, промямлила я. — Видимо я перебрала алкоголя, дай мне несколько минут. Окей? Спенсер отстранился, позволяя мне сползти с кровати. Он откинулся на спинку, даже не потрудившись прикрыть вздымающуюся плоть. «Фу, как мерзко!» — мысленно скривилась я, торопясь в ванную комнату. Я так спешила, что даже не одернула задранную вверх юбку, да мне было и не до этого. Меня швыряло из стороны в сторону, а перед глазами все плыло. Кое-как нащупав висевшую на стуле сумочку, я прижала ее к себе и, практически со всех ног, кинулась в маленькую светлую комнату. Захлопнув за собой дверь, я заперла ее на щеколду и, включив на всю мощность воду в кране, лихорадочно стала рыться в сумке в поисках телефона, мысленно радуясь, что взяла его с собой и догадалась положить в сумочку, а не в карман пальто, как планировала ранее. Изо всех сил стараясь поймать фокус и не позволять всему расплываться, я набрала номер полиции и шепотом, едва произнося слова, сказала, что произошло: — Меня пытаются принудить к близости. Я не совершеннолетняя. Прошу вас, помогите… — Как ваше имя? — Селена Мэри Карон… — промямлила я, разглядывая свое отражение в зеркале, которое было смазанным и нечетким. — Не отключайтесь, мы определяем ваше местоположение… Патруль уже выехал к вам! Постарайтесь уйти в безопасное место или потянуть время. — сказал собранный голос девушки на другом конце провода. — Я закрылась в ванной… — прошептала я, оседая на пол. — Я не могу уйти самостоятельно, мне, по-моему, что-то подмешали… все плывет и кружится… Помогите, умоляю! Голос девушки стал пропадать, как во время плохого телесигнала. Я, то и дело, отключалась, ныряя в темноту, то возвращалась в ярко освещенную маленькую ванную квартиры Майкла. Послышался вой сирены. Шум и крики стали доноситься по ту сторону двери. Что-то мощное обрушилось на дверь, и не выдержав, она распахнулась. Представляя, как жалко и унизительно выгляжу, я пристыжено прикрыла глаза. Кто-то склонился надо мной и, осмотрев, поднял на руки и понес прочь из этой отвратительной обители разврата. Кажется, я заплакала. Меня аккуратно уложили на носилки и, погрузив в машину скорой помощи, повезли прочь. Разбитая усталостью и переживаниями, я позволила себе провалиться в небытие, чтобы не умереть от чувства собственного унижения и ощущения растоптанности…