dictum est factum.

🩸

      —Согласен?— молодой альфа смотрит на мужчину сидящего перед собой. На лице играет победная улыбка. Сомнений нет: он согласен,— что молчишь?        —Согласен.       Будто выбор оставил…       Мужчина дрожит. Не знает, как после этого сыну в глаза смотреть. Как объяснить, почему пошёл на этот шаг. Внутри всё ломается. Жалеет обо всём. Жалеет, что никогда не имел хорошие отношения с сыном. Жалеет, что ругал его, как сейчас кажется, за ничтожные вещи. Жалеет, что выгонял из дома без гроша в кармане. Жалеет, но уже слишком поздно. Теперь он добровольно даёт своего несовершеннолетнего сына в руки настоящего зверя. Это последняя капля. Сын никогда не простит. Не поймёт. Он сам себя не простит. Но выбора нет. Этот подонок устроил всё как ему удобно. Забирает всё самое дорогое, а он только может наблюдать со стороны.        Без каких либо эмоций мужчина встаёт с места, ещё раз смотрит на эту мерзкую улыбку и уходит тихо. Идёт домой, где в последний раз увидит своё счастье. Всю свою семью в сборе. Семья совсем небольшая: он, муж и семнадцатилетний сын. Муж болен, а денег на лечение нет. Дела идут на перекос, а спасать жизнь любимого хочется. Отдавать сына в руки зверя и вылечить мужа, или смотреть, как умирает муж. Выбор сложный, но уже сделанный. Он идёт медленно, в голове придумывая лучший способ рассказать всё сыну. Может сегодня не говорить ничего? Хотя он хорошо знает Чон Хосока. За своим придёт сегодня же. Хочется хотя бы сейчас быть честным с сыном. Рассказать всё самому, надеясь, что поймёт. Он садится в машину, всё ещё придумывая подходящие слова. Машина отрывается с места и выходит на главную улицу. Мужчина ничего не замечает рядом, просто едет по уже давно знакомой дороге. В мыслях туман.        Прости, пожалуйста. 

🩸

       Аромат кофе наполнял всю кухню. Как же желанно выглядел этот стакан горячего напитка после сна длившийся три часа. Почему не спал? Веселился. Жил свою первую и единственную жизнь как хотелось. А сейчас проклинает всё и всех. Голова раскалывается, а мятные взъерошенные волосы закрывают красные и опухшие глаза. Парень медленно выпивает кофе, думая о чём-то своём. Во всём этом есть один единственный плюс. Сегодня воскресенье, а значит не надо идти в школу. Радовать не может. Можно избавится от головной боли и поспать ещё чуток. Но он не знает, что всё это останется мечтой. Скоро домой придёт отец и расскажет о том, что продал его. По-другому это не назовёшь.  Через пятнадцать минут со скрипом открывается входная дверь. Отец не проявляет признаков жизни. Весь бледный, на лице пустота. То же самое в глазах. Парень не понимает, что происходит. Отец для него был не самым лучшим, но видеть его в таком состоянии больно. Он берёт стакан воды и бежит к отцу.         —Держи,— омега отдаёт стакан мужчине и смотрит в глаза. Они моментально наполняются слезами. Парень ничего не понимает, но спрашивать что-то не осмеливается. Смотрит на это выражение лица и пытается вспомнить, когда в последний раз видел его таким. Не вспоминает. Такого никогда не было. Отец всегда был жесток к нему, никогда не проявлял таких эмоций. Это что-то новое, и далеко неприятное. Страшное чувство наполнило омегу. Предчувствие чего-то плохого. Кошмарного. Сердце уходит в пятки. Каждая секунда ожидания становится невыносимой. Что же всё таки случилось? Что заставило каменное сердце отца так разбиться?  Мужчина допивает воду и молча идёт вглубь дома. Парень несколько секунд стоит на месте, а потом бежит за отцом,— что случилось?— спрашивает почти шёпотом всё также взволнованно смотря в глаза отца. Слёзы стали течь.        —Юнги, ты же… простишь меня?— мужчина не может продолжить говорить. Просто обнимает сына, чтобы не видеть лицо. Не испытать боль при каждом взгляде. Не знает, что случится с ним. Не знает почему этому зверю понадобился его единственный сын. Не знает, и, наверное, так лучше.        —Что происходит, отец?— самому Юнги страшно стало.— за что тебя прощать надо?         —Я… я не знаю, как сказать тебе. Я нашёл способ оплатить лечение папы. Но за это…— мужчина смотрит на сына. Язык не выворачивается сказать это. Но надо.— за это Чон Хосок требует тебя…       Юнги падает в ступор. Почему он пригодился самому Чону? Страшно? Нет, Мин ничего не боится, особенно человека, которого все называют зверем. Наоборот, даже интересно, зверь ли он на самом деле?        —Переживём. Главное, чтобы с папой всё было хорошо. Ты не переживай, ладно? Ты нужен папе, отец. Просто будь рядом с ним,— Юнги обнимает отца, а тот сидит пытаясь понять, что произошло. Он представлял тысячи вариантов поведения сына, но не один и близко не стоял с реальностью. Он счастлив. Его сын вырос хорошим и понимающим, хотя его заслуги в этом нет. 

🩸

      —Ты с ума сошёл? Вроде хотел заполучить его, а не его чистейшую ненависть к тебе,— альфа смотрит на брата с изумлением. Как можно до такого додуматься? Как можно так рискнуть? Просто держать эту омегу рядом, в своём доме не значит получить его. Он может и возненавидеть старшего. Может боятся и отталкивать. Есть куда более разумные варианты получать желанное, но Хосок не привык. Ему надо всё и сразу, как можно скорее. По этому и не стал медлить. Расположил карты в удобном ему порядке. Игра в его руках. И омега, которого так хотел, тоже.— Хосок, не делай глупостей, пожалуйста.         —Гук, это не глупость. Я получил его. Я же не дьявол, чтобы он меня боялся,— ухмылка на лице сразу рисуется. Дьявол, конечно дьявол. Все так думают, да и он сам тоже. Но для этой омеги не хочется быть дьяволом. Хочется держать рядом, и быть лучшим для него. Только вот он этого вряд ли хочет. Каждый раз при встрече смотрит своим ледяным взглядом и улыбается. Этой улыбкой всё внутри переворачивает вверх ногами.        —Пиздишь. Дьявол ты ещё тот,— Чонгук улыбается. Его брат дьявол, зверь, чудовище. Все его боятся.— когда пойдёшь за ним?       —Думаю вечером,— Хосок громко вздыхает. Ещё никогда он так не волновался.        —Будь милым с этой стервой.       —Хм,— старшый хмурится,— вряд ли ему это нужно.       Ему ничего не нужно от меня.        —Превращай в нужду,— альфа улыбается во все зубы. Вроде братья, но такие разные.        —Ага, три года пытаешься твою милоту в нужду превращать? Хуёго выходит,— Хосок ухмыляется.        —Да пытаюсь, и буду дальше пытаться. Тэхён будет моим, это уж точно,— Гук на минуту задумывается. А ведь правда, за три года ничего не изменилось в омеге, всё продолжает ненавидеть его. Только за что, альфа не знает. Да и вряд ли знает Тэхён.— Во время вспомнил про него. Скоро у него занятия закончатся, я пойду.        —Иди. Только не забудь вечером заскочить ко мне. Познакомишься с ним,— Хосок улыбается. Познакомить омегу с членами его семьи только недавно казалось мечтой, а сегодня он уже может себе это позволить.        —Будет твоим омегой, познакомишь. А сейчас с хуя ли мне с ним знакомиться? Новая покупка брата,— Гук давит на больное. Хочет этим заставить не расслабляться. Действительно, сам ещё не познакомился толком, а уже брата хочет знакомить. «Твоя омега», звучит как цель. Хосоку самому бы хотелось называть его своим.        Чонгук так быстро, как только может идёт к своему мерсу. Тэхён закончил занятия и, как правило, не ждёт альфу. А почему ждать? Наконец возможность свободно гуляя идти домой, и не встречать по дороге давно знакомое лицо. Омега бесится каждый раз, когда видит своего трёхлетнего ухажёра у ворот универа. Чонгук радуется: хоть какие-то чувства может разбудить в этой омеге. Уж точно лучше, чем безразличие. Третий год подряд утешает себя этим. А что ещё остаётся делать? Тэхён не ломается. Отшивает постоянно. Гук даже думал отступить, но эгоизм внутри взял вверх. Он хочет эту омегу, значит получит. Он не такой торопливый и жестокий, как его старший брат, но своё не отпустит тоже. Ходит за Тэ тенью. Да и все в городе успели узнать, что этот омега принадлежит Чонгуку. Никто не пойдёт против братьев Чон.  Никто не осмелится.        Чёрная нереально красивая и ухоженная машина останавливается у ворот университета. Из него выходит такой же чёрный и нереально красивый альфа. На нём чёрные классические брюки, которые обхватывают его огромные бёдра, и чёрная рубашка, которая, на удивление, застёгнута до конца. Все омеги таращатся на это произведение искусства. От одного взгляда на скульптуру, которую даже Микеланджело не смог бы ваять, хочется быть затраханным. Хочется самому отдаться ему в руки и позволить делать собой, что вздумается. Только вод один человек так не думает. И не надо. Чонгуку нужна его безграничная любовь. Хочется любить его до конца своих грёбанных дней. Хочется всегда держать рядом, чтобы каждое божье утро видеть эту мордашку рядом. Хочется, но кажется только ему.        Тэхён выходит из здания и не смотря по сторонам идёт вперёд. Знает, что Чонгук здесь, и не хочет искать глазами. Что не делай, но он привык каждый раз видеть этого альфу у ворот. Даже иногда, если не приходит, взглядом ищет, и не находя разочаровывается, или, может, даже волнуется. Чонгук подходит к нему и встаёт спереди. Смотрит в глаза и улыбается, самой искренней своей улыбкой.        —Я скучал, Тэхён,— омега только фыркает,— может прогуляемся?— эту фразу Тэхён слушает каждый раз.        Каждый.        Грёбанный.        Раз.        Он что? Других слов не знает? Как можно три года подряд объявляться и повторить то же самое.        —Нет, не может,— и три года подряд слушает один и тот же ответ.        —Тогда…— альфа тяжело вздыхает. Обычно на этой точке их разговору приходил конец. Чонгук не хотел давить, не хотел казаться непонимающим дебилом, который навязывается, но в этот раз почему-то заговорил. Этот почему-то называется «старший брат Чон Хосок», который своими издёвками заставил продолжить разговор,— может поговорим?       —Мне не о чём с тобой разговаривать,— омега уже хочет уходить, но Чон его задерживает, хватая за руку.         —Мне есть о чём. Хотя бы раз, выслушай меня,— Тэхён стоит как вкопанный. Раньше не приходилось видеть такого Чонгука,— пожалуйста,— последняя капля. Ким тихонько кивает. Кажется внутри обоих сейчас что-то взорвётся. У Чона— от счастья, у Тэ— от волнения.        Альфа тянет за руку Тэхёна к своей машине. Разговаривать перед университетом у всех на глазах не лучшая затея. Он знает отличное место для переговоров и машину направляет именно туда. Чонгук водит медленно и аккуратно. Сердце внутри танцует. Не верит. Не верит, что рядом сидит он. Не насмотреться, боже, какой он идеальный. Тэхён старается не смотреть на альфу, хотя держаться сложно. Он охуенно красив за рулём. Сейчас Чонгук выглядит максимально спокойно, а на лице не малейшего намёка на извращенские мысли (как обычно бывает, если рядом омега сидит). Сейчас всё хорошо. Для обоих. Хочется не доехать, а ездить так вместе бесконечно. Хоть и без слов, зато вместе. Но всему хорошему приходит конец, как и этой короткой поездке. Приехали они к обрыву. Вокруг ни единой души, даже мимо проезжающих машин нет. Зелёные деревья наполняли лёгкие свежим воздухом, а глазам было приятно видеть столько зелени.        —Выходи,— говорит альфа и сам тоже выходит из машины. Свежий воздух входит не только в лёгкие, но и в мозг. Чонгук пытается собраться мыслями. Тэхён тихонько подходит к нему и стоит рядом. Молчит. Молчание это не неловкое, а самое приятное. Иногда этого не хватает людям. Просто молчать, да так, чтобы тебя поняли. Но здесь они не для того, чтобы молчать,— Тэхён…— Чон поворачивается к омеге и еле слышно начинает говорить,— я не могу понять тебя. Я за тобой уже третий год хожу. Влюблён, блядь, по уши. Никого не представляю на твоём месте. Почему ты меня отвергаешь, а? Я что? Настолько плохой? Не знаю, что там у тебя на уме, но чувствую, что я тебе нравлюсь. Расскажи, что тебя во мне не устраивает. Я постараюсь, я поменяюсь ради тебя.         Тэхён слушал молча, в голове полный бардак. Несколько секунд смотрел на Чонгука, а потом вплотную подошёл к альфе. Руки медленно потянулись к пуговицам рубашки. Он расстегнул первую, потом вторую и третью, отвёл в стороны ткань рубашки. На шее и полуоткрытой груди было множество ярко бордовых пятен и ещё свежие царапины. Альфа закусил губу, а тэхёновы глаза сразу наполнились слезами. Он сдержал себя, чтобы не выпустить их. В голове нарисовалась полная картина тела Чонгука. Наверняка поцарапана ещё и вся спина. Минхо хорошо постарался.        —Тэх…       —Ответил на твой вопрос?— перебивает он старшего,— ты чуть ли не с каждым вторым переспал, верно?— Чон опускает глаза. Больно смотреть,— невыносимо, когда сегодня утром я слушал подробно, как ты трахал твою вчерашнюю шлюху. Хорошо тебе было с ним, да? Вот и иди с ним, или с кем-то другим разговаривай. Оставь меня в покое. Или не получается, потому что я тебе отказал? По самолюбию ударил? Не можешь смириться, что не лёг под тобой?         —Да молчи ты!— альфа срывается. Ни единое слово сказанное Тэхёном не соответствуют реальности,— да, я много кого трахал, но они не ты. Никто, блядь, в этом мире не ты. А мне нужен, сука, только ты. Понимаешь? Ебать кого-то это не сложно. И забыть его на следующее утро, тоже. Но забыть тебя невозможно, Тэхён. Я искренен с тобой и полностью уверен в своих чувствах. Говорю же, изменюсь ради тебя. Изменюсь ради нас, ради нашего будущего.        Ради нас.        —Когда не будет ни единого пятна на твоём теле, тогда и поговорим,— Тэхён успокаивается. Чонгук выглядит искренним. Это пиздец как успокаивает. Он высказался. Впервые за ничего не сказанных три года. Альфа улыбается уголком губ. Вот оно— счастье— Ким Тэхён. Он прижимает маленький кусочек счастья к своей груди. Что-то внутри начинает биться быстрее, чуть ли не выходит наружу. То же самое испытывает и омега. В этих объятия ему тепло, уютно, безопасно.        —Обещаю, не будет ничего на мне больше. Не дам больше никому портить мои охуенные татуировки.        Тэхён смеётся.        Чонгук ещё больше влюбляется в этот смех. 

🩸

      —Отец, уже половина восьмого. Он сказал, что будет в восемь. Я ухожу,— Юнги раздражён,— если придёт, пусть заберёт мои вещи. А если меня забрать захочет, пусть глянет в клуб. Я больше не собираюсь сидеть и ждать приезда его высочества.         Отец вздыхает. Этого мальца не усидишь.        —В какой клуб, хоть это скажи,— он смотрит на Юнги с обыкновенным безразличием. Давно уже привык, что сын чуть ли не живёт в клубах.        —Он хорошо знает, часто пересекаемся,— бросает малый попутно обуваясь. Его веселье никто не испортит.        Даже Чон Хосок.        Особенно Чон Хосок.        Густой дым вперемешку с запахом алкоголя расслабляет. Вокруг очень много людей. Кто-то тихонько выпивает у бара. Кто-то уже успел выпить достаточно, и сейчас покоряет танцпол. Кто-то чуть ли не трахается у всех на глазах. В общем каждый чем-то занят.        Юнги входит в уже родные стены и сразу отрывается с планеты Земля. Здесь он чувствует себя дома. По-настоящему дома. Громкая музыка заставляет забыться, ползает в мозг через уши и отключает его. Пару шотов текилы расслабляют полностью и Юнги тащится на танцпол. Он танцует достаточно хорошо, чувствуя музыку всем телом. Плавно двигается в ритм и привлекает много внимания. Очень много. Все в этом городе знают про Юнги. Каждый альфа миллион раз трахал его в своих мечтах, но никто так и не получил его. Он остаётся чем-то недостижимым. Чем-то вроде звезды на небе, которую видят все, но дотронуться не удавалось ни единому существу. Омега в танцах теряется. Не замечает ни единого голодного взгляда направленного к нему. Глаза полузакрыты, бёдра двигаются очень плавно и красиво, завораживают всех вокруг. Полупрозрачная рубашка поднимается вверх во время движений, открывая вид на изящную   талию. Чуть накачанные, но тонкие руки то поднимаются вверх, то спускаются вниз, маня на себя пару десятков глаз. Своими тонкими и длинными пальцами он иногда поправляет свои мятные волосы, которые постоянно закрывают глаза.        Он чувствует этот момент.        Он его проживает.        Но счастье его долго не длилось. Чьи-то огромные ладони вдруг обхватывают талию Юнги. Он вздрагивает, и когда к нему приходит осознание происходящего, пытается вырваться из нежеланных объятий. Только этот альфа сильнее в раза десять, крепко придерживает его и медленно тянет ближе к себе. Все присутствующие замирают. Кажется, и музыка на мгновенье останавливается. Юнги брыкается, локтем пытается ударить мудака сзади, но тому может быть только щекотно от ударов омеги. Вдруг альфа резко поворачивает Мина к себе лицом, а руки с талии переносятся на запястья.        —Что ты творишь, долбоёб?— Юнги не сдерживается. Пытается вырвать свои запястья с рук незнакомого альфы, но тот ещё больше их вдавливает, тем самым делая омеге больно.        —Пытаюсь получить желанное,— этими словами он снова обхватывает тонкую талию Юнги и впритык прижимает к себе. Тот наносит удары в грудь незнакомца, но запястья болят от сильной хватки, и вскоре на глазах выворачиваются слёзы от безысходности.        Блядь, только не реви. Не реви, Мин Юнги, мать твою!       Альфа тянется вперёд и их разделяют грёбанные миллиметры. Юнги уже не двигается, а ледяным взглядом ждёт дальнейших действий альфы. Никто из присутствующих не осмеливается вмешиваться. Проблем им всем и так хватает. Омеги, которые ненавидят Юнги только рады такому исходу событий. Сейчас самый недоступный омега в городе доступен. Хоть и не добровольно. Омега закрывает глаза, да бы не видеть это красивое (да) лицо с такого расстояния. Внутри всё сжимается. Хочется убежать, но крепкие руки на талии не позволяют.        —Отпусти его, сукин ты сын,— рычит только что вошедший в клуб альфа. Незнакомец отстраняется от Юнги и оборачивается в сторону голоса. Никто иной, как Чон Хосок сейчас смотрит на него звериным взглядом, готовым порвать на мельчайшие кусочки. Во взгляде читается только гнев, который давно уже затуманил разум. Он ничего не видит вокруг кроме незнакомого альфы. Хочется врезать ему со всей силы, грохнуть перед глазами всех в этом клубе. Делая несколько огромных шагов Хосок оказывается перед альфой и врезает прямо в морду. Ответ прилетает сразу же, разбивая губу Чону. Внутренний зверь перед глазами видит только руки этого подонка на талии Юнги. Он теряет контроль над своими действиями. Одной рукой он хватает незнакомца за воротник, а второй наносит удары со всей силы. Костяшки на руке разбиты в кровь, а альфа почти без сознания. Держится только благодаря Хосоку. Юнги на всё это смотрит ошарашенным, мозг не успевает переваривать действия происходящие рядом. Альфа не останавливается. Бьёт со всей дури, не осознавая, что скоро голыми руками человека убьёт. Хотя его вряд ли можно называть человеком. Омега бросается к двум альфам и берёт Хосока за руку. Запах мяты с маленькой дозой цитруса наполняет лёгкие. Альфа расслабляется от этого нежного касания.        —Хватит, а? Этот уёбок не стоит того, чтобы за него гнить за решёткой,— Юнги хорошо понимает, что Чона не запрут, но сейчас надо что-то выдумать, чтобы хоть немного успокоить его. Он всё ещё держит того за руку и глазами умоляет просто уйти оттуда. Хосок наконец отпускает руку, альфа напротив еле держится на ногах, но не падает.        —Уходим,— коротко бросает Чон и, беря омегу за руку, выходит из клуба. Младший тихо ходит за ним по пятам,— ты должен был быть дома и ждать, пока я тебя заберу,— омега глотает слюну, но ничего не говорит. Смотрит на руку Хосока, который весь в крови. Не осмеливается поднять взгляд и смотреть на разбитую губу. Как-то не по себе чувствует, понимая, что всё произошло по его вине,— что молчишь?— Мин снова молчит, закусывая губу. Хосок тоже молчит. И это молчание, пожалуй, самое неловкое в жизни обоих. Пару минут до машины чувствуются как пару веков.        —У тебя есть в машине аптечка?— очень тихим голосом еле как проговаривает омега. Губы чуть дрогнули. Рядом стоит Чон Хосок, мечта чуть ли не каждой омеги в этом сранном городе. Чон Хосок, который защитил его, и теперь стоит здесь с разбитой губой, а на руке своя кровь вперемешку с чужим.       —Да, есть,— альфа отвечает коротко, даже не смотрит на эту пару блестящих глаз, которые таращатся на него,— если хочешь обработать раны, то не надо, это пустяки. Не пулевое же получил,— «нет, не пулевое, но и это тоже надо обрабатывать»,— руки твои не болят? Этот урод явно не нежно держал тебя,— ну наконец, он переводит взгляд на Юнги дойдя до машины.        —Чуток болят, но пройдёт,— ага, чуток.— можно, всё-таки, обработаю твои раны?— Хосок тяжело вздыхает. Ему реально кажется, что не необходимо обрабатывать пару царапин  на себе.        —Если от этого тебе станет легче, делай,— да, потому что сейчас до жути неприятно видеть твою разбитую губу,— я сейчас принесу аптечку,— и уходит взять его с бардачка. Юнги на несколько секунд, пока Хосока не было рядом, задумывается. А он не такой уж и плохой. Альфа отдаёт аптечку в маленькие ручки, а сам опирается на капот собственной машины. Юнги достаёт ватный диск и макает йодом, аккуратно, будто боясь делать больно, преподносит к губе и осторожно обрабатывает рану. Хосок сначала шипит, но потом расслабляется и внимательно прослеживает за каждым движением младшего. Взгляд медленно переходит на лицо. «Он чертовски красив» проносится в голове. Мятные волосы сыпятся на глаза, в которые так хочется засмотреться. Эти глаза ему кажутся бесподобными. Таких больше нет. В них даже он сам выглядит нереально красиво, невинно и очень мило(?). Своё отражение он ещё нигде и никогда не видел таким. В этих глазах отражается вся красота мира разом. И в этих глазах хочется беспамятно утонуть.        Вдруг эти глаза смотрят прямо на него. Прямо в его глаза. Кажется на этот миг Земля прекращает вращаться вокруг Солнца. И даже вокруг своей оси. Хосоку нравится видеть там своё отражение. Ему нравится быть в его бездонных глазах. Хочется остаться там навсегда. И навсегда быть единственным. Но это вряд ли возможно.         —Дай руку, с губой как бы всё,— а жаль. Ещё бы минуточку быть настолько близко и рассмотреть это прекрасное лицо. Эти прекрасные глаза.        Хосок тихо протягивает руку. Омега уже не так близка, и это, чёрт возьми, раздражает. Юнги тихо обрабатывает раны на костяшках, после всё перематывает бинтом. Об альфе ещё так не заботились, а это, оказывается, приятно. Особенно когда о тебе заботиться человек, который тебе не безразличен. И плевать хотелось на то, что это чисто из-за чувства вины.        —Спасибо.        —Да так, пустяки,— Юнги убирает всё в аптечку и отдаёт его Хосоку.        —Пошли уже домой,— вроде уже не злится на то, что не ждал. Ну и хорошо. Поехали домой. Вместе. Как в самых наглых мечтах Хосока. Вместе. Прям как семья.        Всю дорогу они молчали. Альфе хватало, что рядом сидит Юнги, а последнему было нечего обсудить с ним. По крайней мере сейчас. На улице уже давно ночь. Сегодня полнолуние. Юнги обожает луну, и единственное, что он может сейчас делать, смотреть на него и мысленно уйти туда. Для него луна особенная. Всегда. Всякий раз когда ему было плохо или грустно, он разговаривал с луной. И было такое ощущение, будто его понимают. Была бы возможность, он уехал бы жить на луну. Там ведь его никто не побеспокоит, да?

🩸

       —Хосок, ты дома?— раздаётся чьей-то громкий и грубый голос,— я пришёл, как ты и сказал,— Чонгук разувается и идёт вглубь дома. Пока ни единого признака, что в доме кто-то есть, хотя дверь была открыта.        —Чего расшумелся, а?— Хосок выходит из кухни. Между длинных пальцев недокуренная сигарета. Он тихо преподносит их к губам и вдыхает едкий дым. Юнги спит в своей новой комнате, на улице всё ещё ночь,— я говорил тебе приехать вечером, а не ночью.         —Где этот мелкий? Не привёл, что ли?— Гук будто игнорирует слова брата. Спрашивает о чём-то своём. В принципе, как всегда. Всегда живёт в каком-то своём мире.         —Спит. И тебе тоже уже давно пора,— старший усмехается,— детям в это время делать нечего.         —Я встречаюсь с Тэхёном,— как можно так игнорировать чьи-то слова? Особенно оскорбления.        —Ты что, пьян? Или, что ещё хуже, случаем не заболел? Температуры нет?— и ладонью проверяет наличие температуры,— боже, этого я боялся больше всего. Ты окончательно свихнулся. Как мне теперь с больным братом жить?— Хосок актёрски преподносит руку ко лбу и делает несчастное лицо.        —Да я на полном серьёзе говорю. Что за хуйня? Не веришь?       —Клянись.        —Клянусь.        И старший брат падает в ступор. Хотя нет, он стоит в полном охуе. Он не ожидал такого исхода событий. Уж точно не сейчас. Но счастье своё за брата он не может скрыть. Действительно рад, что этот никчёмный далбоёб наконец-то смог добиться сердца его короля. Он гордиться.        —Поздравляю. Честно, от всей души, брат. Будьте счастливы. И племянников как можно скорее подарите мне,— и смеются оба. Смеются, прям как в детстве. И эту их братскую, порой ненормальную, но слишком сильную любовь никто не разрушит.        Никогда.         —Кстати, ты знал, что Чимин обратно собирается? Об этом везде уже статьи выставили,— как там говорит Хосок? Долбаёб стопроцентный.