blooding wine

Отныне он мерещится Тому повсюду. Там где понедельник, вторник, среда. В магазине в самом дальнем углу, на улице и у Тома дома. Перенести его из своей головы на все страницы в ежедневнике хочется до зуда под рёбрами, но Гарри появляется только по четвергам, а Том не смеет нарушать негласную договорённость. Ночь со среды на четверг самая душная, воздух тяжелеет, а у Тома всё тело наливается свинцом, и, кажется, только Гарри дарует ему кислород. Том – точность в каждом действии, и сам едва ли может понять причину: поставленное ли это пять лет назад обсессивно-компульсивное расстройство или влияние его одержимости. Он перелистывает страницу и нервозно, совсем ему не присуще, постукивает пальцами по прилавку. «Всё это плохо на меня влияет», — заключает Том, когда в голове набатом крутится лишь один вопрос: удастся ли ему обвести красной нитью чернил сегодняшнюю дату? Но вот он, сын Божий, как по расписанию собирается из обломков воспоминаний и заходит в магазин. Что-то вроде лёгкой ухмылки проносится по его лицу, отчего Том мгновенно впадает в ступор. Гарри ступает раз, начиная с правой ноги, а Том не сдерживает свой порыв прищуриться и особо внимательно проследить за каждым его действием. Из памяти все знания об этом мальчишке словно исчезли. С какой ноги он шагал раньше? Его дыхание спокойное, будто его ничего не волнует, будто ему некуда торопиться. Том замечал это буквально всегда. Казалось, словно Гарри – тело, не лишённое жизни, но лишённое чувств и мирских нужд. Надменность или отчаяние? Посланное господом Богом дитя неразборчиво в выборе вина, и Том надеется, что в остальном он осторожнее. Ему есть, чего сторожиться. Тревога ставит Тома по стойке «смирно» и не даёт пошевелиться. Рука Гарри тянется к бутылке любимого вина, и невидимые тиски ослабляют хватку на шее Тома. «Вообще, может ли такое вино быть любимым?» — думает Том. Гарри глядит куда-то в пол, к кассе подходит неуверенно, будто идёт на исповедь. — Не таи в себе, дитя моё, — хочется сказать Тому, — Бог простит тебя, покайся. Но Том не говорит этого — как обычно — не просит паспорт, не предлагает пакет и закуски. Гарри поднимает взгляд, а у Тома перед глазами пелена. Разум застлан туманом, а тело само не ведает, что творит. — Ваш паспорт, — вырывается раньше, чем Том успевает осмыслить. Руки напротив сжимаются в кулаки. Тому кажется, что всё стекло в радиусе километра сейчас же разобьётся вдребезги, но Гарри лишь снова опускает глаза. — У меня нет с собой, — он шепчет тихо-тихо. Вот и исповедь. — Молодой человек, вы ведь понимаете, что мы не можем... Том не успевает закончить. Лицо Гарри искажается тенью раскаяния. Он собирается уйти. — Какие-то проблемы? — сзади Тома возникает его коллега, Мартин. Том не двигается, всё ещё. Бутылка вина в его руках вот-вот выскользнет. Мир вокруг ощущается огромной пульсацией, содрогается всё, кроме вида несчастного мальчишки напротив. — Том, — Мартин зло на него шикает, впервые почувствовав отголоски власти, — это наш постоянный клиент. Ты обслуживаешь его уже три года. С чего вдруг? Том наконец переводит свой взгляд на него и чувствует себя таким мерзким и жалким, будто загнанным в клетку. — Я сам обслужу нашего клиента, — Мартин слишком ядовито улыбается, отчего Тому хочется содрать эту гнилую льстивую маску и изуродовать его лицо до неузнаваемости. В голове лишь крутится: «...наш постоянный клиент», «...наш...», «...постоянный клиент». Какое-то собственничество к этому мальчишке уже давно сидит у Тома в груди. До сего дня он видел в нём верность и преданность, некое поклонение ему лично. До сего дня он считал себя единственным достойным. Единственный и его собственность. Том стоит в нескольких метрах и смотрит на это: Гарри оплачивает бутылку вина, оставляет чек, от пакета отказывается и приветливо улыбается Мартину на прощание. Том обязательно возжелает последнему смерти, но позже. — Что с тобой? — спрашивает ещё один парень по имени Боб, и Тома прошибает резким осознанием. Созданная этим парнем цикличность сегодня предала свою неизменность. Том точно видел, как нерушимый фасад его уверенности дал трещину. По крайней мере, он так думает. — Я плохо себя чувствую, пойду лучше домой. Справитесь без меня? Том срывается с места, не дождавшись ответа, хватает пальто и выбегает из магазина прочь. На улице он ошарашенно оглядывается по сторонам. Ветер задувает за ворот, но он едва ли ощущает холод, лишь мерзкое покалывание страха и тревоги где-то на кончике языка. «Я бы просто проследил, — уверяет себя Том. — Ведь не смогу ему навредить?» Но Гарри нигде нет, и Тому не следует удивляться. Видел ли он его где-нибудь, кроме магазина? Существует ли он вне этой лживой иллюзии? Всё кажется слишком быстрым, будто метроном вышел из строя и их жизням даёт неправильный ритм. Том в спешке забывает всё. Кажется, даже имя своё позабылось. Он прячет руки в карманы пальто и укрыть голову пытается то ли от ветра, то ли от людей вокруг. Том размашисто шагает к себе домой, одним своим видом отторгая всё живое. Он чувствует себя изменщиком. Предателем Веры, Гарри и своего же существа. Дом для Тома — апогей спокойствия. Квартира воняет чистотой, химозно-кислотный запах чистящих средств и отголосок чего-то медикаментозного. Всё буквально чуть ли не в алфавитном порядке. Одежда развешена по цветам: от чёрного к чёрному. Книги — корешок к корешку. Тома перестаёт колотить от одного только ощущения дома — не тепла и уюта, а простой защищённости. Скидывая пальто с плеч, он освобождается и от тяжести собственных дум. «Было бы проще, верь я в Бога», — думает Том. Это легко: помолиться за здравие и поцеловать икону, чтобы наверняка. Исповедоваться и отстоять службу — всяко лучше, чем лёжа в постели, изводить себя собственной совестью (страхами?). На кухне пусто. Белый цвет символизирует пустоту? Том достаёт бокал, наливает вино и отойти до конца не может. Поток мыслей, а среди них кровавого цвета бельмо: Том сделает всё, лишь бы привить этому мальчишке вкус и беспрекословную верность. Завладеет им и будет единственным — для него, для себя, во всём мире. Поддастся искушению, а после часами будет в глаза своей греховности взирать. Признает его и в себе похоронит. Садится на кровать и про ежедневник вспоминает. Он оставил его в магазине, под прилавком, с впервые не тронутым четвергом. Бокал в его руках разлетается на десятки крупных осколков, а по кистям и ногам стекают капельки крови вперемешку с вином. Том вглядывается в никуда и думает ни о чём. Злость на себя теряется в истоме собственного сумасшествия. Он пробует на вкус и сладость её смакует. Стоит лишь признать, что отныне он желает обводить каждый день недели в красный кружок. И Гарри, и его цикличность себе подчинить вовек. Возможно ли познать Дьявола, не уверовав в Бога?