Хранители. Берегись себя

      Обаятельный Арсений Попов частенько ловил себя на мысли, что, несмотря на свою уникальность, в обиде и гневе все девушки плюс-минус вели себя одинаково. Вот и сейчас он усмехнулся, когда, войдя в салон, понял, что Кузнецова нарочно его не замечала. Ирина хмуро сдвинула свои брови и принялась с двойным усилием тереть витрины, которые и без того слепили своим блеском Арса. С другой стороны, возможно, Кузнецова жаждала, чтобы её работодатель ослеп. Кроме того, для пущей убедительности Ира то и дело яростно откидывала волосы, спадавшие ей на лицо.       — Ну, — нетерпеливо протянул Матвиенко. Он скользнул по кафелю и картинно растянулся по витрине. Мужчина словно стоял не у кассовой зоны, а за барной стойкой, где увидел своего любимого посетителя, который всегда радует его щедрыми чаевыми, — как там Саб-Зиро и Скорпион вселенной хранителей?       Серёжа Арсения простил. Вот просто взял и простил, хотя за Поповым был ни один косяк. В благодарность Арсений с одним из первых поделился с Серёжей тем, что организовал встречу Юли и Яны.       Солитёр хмыкнул. Его позабавила очередная метафора, пришедшая в голову другу.       — Серёж, — снисходительно обратился мужчина к другу, — фанаты вселенной Мортал Комбат тебя проклянут и отправят в Преисподнюю. Саб-Зиро и Скорпион были бойцами противоборствующих кланов, но между ними не было родственных связей, — Серёжа цокнул языком и закатил глаза. — Куда уместнее было бы сравнить наших девушек с Саб-Зиро и Нуб Сайботом, например. А еще уместнее с Китаной и Милиной. Те, по крайней мере, были сестрами…       Матвиенко с растерянным видом переваривал новую информацию. Та вряд ли бы пригодилась ему в жизни, но Серёжа её всё-таки решил переваривать. Кузнецова остановилась, медленно развернулась и неожиданно резко, как кошка, увидевшая добычу, прыгнула к Попову, и её красные коготки вцепились в ворот синей рубахи.       — Ты серьёзно? — прохрипела девушка. Малиновое сияние вокруг неё опасно сверкнуло. Арсу померещились малиновые искорки на кончиках девичьих пальчиков. — Ты позволил им встретиться? Ей с нашей Янкой? Попов, ты глупее, чем я могла подумать.       Серёжа решил отложить свои важные размышления и предпринял попытку вмешаться. Ирина одним взглядом дала понять, что его тоже ждал неприятный разговор, раз он был в курсе этой встречи.       — Ирин, насколько я помню, тебе сейчас не стоит волноваться, — хладнокровно заметил Арсений. Он аккуратно взял девушку за запястье и отстранил от себя. — И прекрати, пожалуйста, нарушать моё личное пространство, — сдержанно попросил солитёр. — Личное, — повторил мужчина. — Ему не для формальности дали такое название.       Ирка растерялась. Её руки продолжали беспомощно болтаться в воздухе. Она отступила назад и пробормотала:       — Я… Я просто…       — Просто постоянно стремишься сделать из меня идиота, да, — кивнув, подсказал Попов. — Это начинает надоедать, — строго отметил он, расстегнув верхнюю пуговицу своей рубахи.       Оскорблённая Кузнецова повернулась на Матвиенко. Тот молчал, нахмурив брови. В целом, он был солидарен с другом, но и выступать против своей девушки ему не хотелось. Растерянная Ирина убрала за ухо светлую прядь и, выпрямив плечи, отважно посмотрела в лицо Арса.       — Я единственный, кто пытается что-то сделать. Мои методы могут тебе не нравиться, но именно они сдвинули дело с мертвой точки, — отчеканил солитёр, догадываясь, что Кузнецова могла готовиться к новому нападению.       — Ты привёл в наш дом метахранителя, — напомнила Ира, подтвердив ожидания Арса.       Попов убрал руки в карманы брюк и перекатился с пяток на носки своих ботинок. Это раздражило Кузнецову. Арс всем своим видом давал понять, что знал каждый её аргумент наперёд.       — В дом, где был ещё один метахранитель и куча хранителей, — с вымораживающим Ирку спокойствием парировал Арсений. — И я прошу за это прощения, — поспешно, но по-прежнему спокойно добавил солитёр. Ирине показалось, что он выпалил это быстро лишь для того, чтобы успеть перебить её новое возмущение. — Это было рискованно, — кивнул мужчина. — Но кто не рискует, тот не пьёт шампанское.       Кузнецова заглянула за спину Попова в поисках поддержки и изумлённо сдвинула брови, когда поняла, что Матвиенко удалялся от них. Серёжа остановился около поста охраны и, облокотившись на столешницу, завёл непринужденный разговор с новым охранником, Эмиром.       — Я знаю истинную причину твоих нападок. И я не снимаю с себя вины, — до Ирки не сразу дошло, что Арс опять заговорил. — Но в ту ночь мы оба хотели этого…       Ирина отшатнулась, ужаснувшись столь крутому повороту в разговоре.       — Твои претензии ко мне не отменят того факта, что мы с тобой когда-то переспали, — ответил солитёр на невысказанный вопрос в глазах Кузнецовой. Вопрос был нецензурный и состоял из двух слов «ты» и «охуел». — Это не ускорит процесс прощения Матвиенко, если ты стараешься ради этого…       — Ты меня неправильно понял, — пролепетала Ира, мотнув головой.       — Разве?       Солитёр склонил голову на бок. Его голубые глаза лукаво сверкнули, а интонация стала приторно-желейной.       — Да, — кивнула Ирина, но к щекам прилила предательская краска. — И вообще… необязательно быть таким говнюком, — добавила она и толкнула Арса в грудь, уже готовая расхохотаться.       — А, может, я и есть отменный говнюк и незачем придумывать велосипед? Я так и знал, что ты меня приревновала…       — Что? — Ирка теперь задыхалась от возмущения. — Да пошел ты в жопу, Арс! Твоё эго половину ювелирного салона уже заняло.       Она сорвалась с места и обогнула Попова, намереваясь вернуться за витрину. Холодные пальцы сцепились на её плече. Кузнецова возмущённо развернулась и непонимающе уставилась на протянутый мизинец.       — Прости меня. За всё. За то, что произошло между нами. Что позволил этому случиться. Ир, я знаю, что я был отменным мудаком, но у меня никогда и в мыслях не было отнять тебя у Серёги.       Ресницы Кузнецовой подрагивали. Она обалдело смотрела в голубые глаза Арсения.       — Но я отнял его у тебя. Я думал, что так будет правильно. И Яну я у тебя отнял. Да, я привёл Юлю в ваш дом. Но я знал, что она не сделает ничего плохого. Ир, ты должна знать, я никому не позволю причинить боль тебе, Серёге или вашему будущему ребёнку. Никому.       — Заткнись, — на выдохе приказала Ирина и врезалась в грудь солитёра, обвивая руками его талию.       — Ого, — изумленно воскликнул Арсений.       — Это всё моя беременность, — пожала плечами Ирка, но объятий не разжала.       — Кстати, насчёт этого… Я могу претендовать на роль крестного отца?       — Неа, — покачал головой Матвиенко. Он успел вернуться в ювелирный салон и теперь стоял, прислонившись к дальней витрине и сложив руки на груди. — Арсений, ты, конечно, мой лучший друг, но я должен тебе сказать, что на роль Крестного Отца всё-таки лучше подходит Марлон Брандо.       Кузнецова отстранилась от солитёра и нахмурилась.       — Идиоты, — закатила она глаза, когда мужчины рассмеялись.       — Ириш, ну «Крестный отец» это же классика, — поманил её в свои объятия Серёжа.       — Пошли в жопу. Оба…

***

      Антон упорно игнорировал внимательные взгляды Шеминова. На самом деле, Шастун давно растерял решительность узнать причину смерти Лёхи Щербакова, но он помнил, что дал обещание Некрасовой. Косившийся на него Стас решительности далеко не прибавлял. Антон понятия не имел, как он расскажет Яне истинную причину смерти, когда купидон отмотает время. Шастун хотел поставить самому себе условие, что он не станет рассказывать Некрасовой правду, если они со Стасом увидят что-то ужасное. Но он не хотел больше лжи в их отношениях. Не теперь, когда они каждый день могли друг друга потерять.       Шастун увёл автомобиль вправо и остановился на светофоре. Шеминов будто невзначай протяжно вздохнул. Антон никак не отреагировал, хоть и понимал, что это призыв к диалогу. Смешно было признавать, что утром в общем чате они обменялись большим количеством фраз, чем за те пятнадцать минут, что находились вместе.       — Я знаю, что ты виделся с Ниной.       Третий вздох не возымел эффекта, и Шеминов всё-таки заговорил первым. Шаст коротко обернулся на друга и завёл автомобиль.       — Откуда? — с фальшивым равнодушием осведомился тёмный хранитель, но от проницательного взгляда купидона не ускользнуло, что Антон сжал пальцы на руле.       — Нина писала Дарине.       — Конечно, всегда Дарина, — с плохо скрываемым раздражением кивнул Шастун.       — Она переживает за тебя, — не обратив внимание на выпад друга, поспешил напомнить Шеминов. Антон кивнул ещё раз. — Ты не хочешь поговорить об этом? — предложил Стас.       — О чём? — Антон взбрыкнул. — О переживаниях Нины?       — Ты любил её.       Спокойная констатация фактов. Как смертный приговор, который вот-вот приведут в исполнение, без проблеска надежды. Только Шастун живой.       — Не отрицай этого. Любил, — твёрдо и уже с укором проговорил Шеминов.       Антон развернулся на друга, и Стас увидел непонимание. Антон не понимал, в чём его корили — в нежелании обсуждать встречу с бывшей или… за саму любовь? Он отвернулся и запрокинул голову, беззвучно чертыхнувшись. Возможно, пытался закатить глаза и увлёкся в своём недовольстве, закатив всего себя. Спохватившись, Шастун сосредоточился на дороге.       — Такие чувства просто так не проходят, — нравоучительно продолжал Шеминов. Кандидат любовных наук, мать его. — Но теперь у тебя Яна. Ты не подумай, я никогда не лез в твои отношения, — поторопился добавить мужчина.       — Ну так и не лезь в них сейчас! — не выдержал и вспылил Антон. Он, сцепив зубы, посмотрел перед собой и вновь остановил автомобиль. Голова упала на грудь, и Шастун пробормотал: — Прости.       — Это мне стоит попросить у тебя прощения.       Это было последнее, что ожидал услышать Шаст. Он выпрямился, посмотрел на Стаса и включил поворотник, уводя машину в нужном направлении.       — Я всегда всё знал, — продолжил купидон. — И просто наблюдал. Всегда наблюдал, — с горьким сожалением выдохнул Шеминов и сцепил пальцы на переносице.       Антон остановил автомобиль в паре кварталов от нужного двора. Ему хотелось выйти на улицу, а внутреннее чутье подсказывало, что и Стас не будет против пешей прогулки. Тёмный хранитель уставился на подавленного друга.       — Я был твоим другом, но никогда не помогал тебе, — пожал плечами мужчина. — Знаешь, почему я для Яны сделал амулет? — он поднял глаза на Антона. — Потому что знал, что ты в неё влюблён. Я хотел ей помочь. Подумал, что так будет лучше. Лучше, что она не узнает о твоих чувствах. Не так. Не с помощью дара.       — Почему? — изумленно прошептал Шастун.       — Я думал, что ты не решишься ей рассказать, — признался купидон. — И решил, что лучше пусть она не знает о твоих чувствах, чем поймет и…       — И не сможет ответить взаимностью, — подсказал парень, вспомнив, каким сочувствующим был взгляд Шеминова в день рождения Позова, куда Антон привёл Яну, желая познакомить её с друзьями. — Я понял. Сразу понял, — грустно хмыкнул Шастун. — Что ты просёк всё. И что она не ощущала того же, я тоже понял по твоей виноватой физиономии. Но сейчас всё по-другому, разве нет? — к концу фразы Шастун понизил голос, боясь услышать обратное.       — Дело не в этом, — помотал головой Шеминов. — Я спас Янку от угрызений совести. Я помог посторонней девушке, а тебе, своему другу, не помог. И не потому, что я считал, что ты справишься. Я просто не хотел вмешиваться.       Антон аккуратно пытался переварить услышанное. Аккуратно, потому что всё-таки было больно и как будто ранило. Он вновь посмотрел на Шеминова. Тот буравил его взглядом, на дне которого плескалась вязкая горечь.       — Это нормально, наверное, — поджал губы Шастун.       Стасу пришлось наклониться ближе, чтобы услышать друга. Шеминову было важно, чтобы Антон сейчас услышал его.       — Ты же серый. Ты и не должен вмешиваться.       — Да не в серости дело, — хмыкнул купидон. — В слабости. — Тёмный хранитель нахмурился. — Пашка вон тоже серый. Был. Но он боролся. Он как будто серый в добрую полоску был.       — Слушай, я бы с тобой всё-таки поспорил, — не выдержал Антон и улыбнулся. — Биография нашего поисковика говорит об обратном.       — В моих руках всё это время была власть, способная облегчить твои страдания. Я мог приворожить Нину или ослабить твои чувства…       — Стоп! — Антон поднял руки от руля. Шеминов не ожидал громкого крика и только сейчас понял, что машина давно стояла на месте. — И ты, и я прекрасно понимаем, что оба варианты были бы несправедливы по отношению хотя бы к одному человеку. Мы говорим о привороте, Стас, — взывал Антон к здравому смыслу друга, словно тот предложил ему сделать озвученное прямо сейчас. — Рано или поздно правда бы всплыла…       — Да, — согласился Шеминов, — не знаю даже, что в этой ситуации хуже — моё бездействие или приворот. Но ты же понимаешь, что я тебя своими руками сделал ангелом-хранителем Князевой?       Этого уже Антон не мог вынести. Он вытащил ключи и выскочил на улицу. Ноябрьский колючий ветер кусал за щёки, заставив Шастуна поднять воротник куртки. Натянув ещё и капюшон на голову — не столько от холода, сколько в попытках спрятаться от жестокой правды, парень закрыл лицо руками и медленно опустился на капот своего автомобиля. Сквозь плотную пелену нахлынувших эмоций тёмный хранитель услышал, как хлопнула дверь машины, а через минуту Стас присел рядом с ним.       — Ты знаешь, — протянул он с нервным смешком, — я ведь не думал, что ты кого-нибудь полюбишь после Нины. Я хотел дать тебе возможность почувствовать её, понять, что она никогда не сможет дать тебе той же любви. И я рад, что сейчас у тебя есть Яна, — поспешил сменить тему купидон, понимая, что нарывался на откровенное рукоприкладство. — Я знаю, что она полюбила тебя, а ты любишь её. А Нина… Опыт с Ниной нужен был тебе, Антох. Твоя слепая любовь к ней не давала тебе разглядеть то, каким человеком была Князева. Ты никого не слушал, когда тебе говорили, что для Нины, в первую очередь, важна была карьера. Шаст, она ненавидела этот город и хотела из него уехать, она с первого класса сидела за уроками, выбилась в старосты класса, закончила школу с золотой медалью и универ с красным дипломом не ради того, чтобы остаться здесь с тобой.       — Ты знал, как я стал хранителем? — Шастун скинул капюшон, залез в карман и извлек из него сигареты. Зажав одну между зубами, он развернулся на купидона и внимательно посмотрел в его тёмные глаза. — Почему ты никогда не спрашивал об этом? — с вызовом поинтересовался Антон и закурил.       — Я знаю, что произошло, — потупил взгляд Стас. — Я отматывал время.       — А ты знаешь, что я сделал это дважды?       Шастун вновь зажал сигарету между губ и задрал рукав куртки. Он схватился за завязки браслета того самого, который подарила Князева. Узел не поддавался, и Антон дёрнул сильнее. Резинка от сильного натяжения с хлопком треснула, и коричневые бусины упали к ногам двух приятелей. Шеминов проводил их взглядом, боясь того, что мог увидеть. Но купидон понимал, что он должен увидеть последствия своих действий.       — К сожалению, иногда осознание к нам приходит только через боль, — спокойным и ровным голосом произнёс Стас, хоть и по его коже пробежали неприятные мурашки при виде белого шрама на запястье Антона. Шастун хмыкнул и затянулся сигаретой. — Ответь теперь мне, Шаст, — Шеминов схватил друга за плечо, заставляя взглянуть на него, — разве Нина этого стоила? И ответь себе, позволила бы Яна этому случиться с тобой?       Шастун покачал головой и спрятал лицо в ладонях.       — Вы с Яной похожи, — продолжил Стас после того, как тоже закурил. — Отдаете в любви себя полностью и ничего не просите взамен. Это даже глупо как будто, — пожал плечами мужчина, смотря перед собой. — В прошлых отношениях извинялись перед вторыми половинками. «Ничего страшного, что ты меня не любишь, моей любви хватит на нас двоих». Не отрицай, что с Ниной было не так… — он повернулся на мрачного Антона. Тот молча закурил вторую сигарету. — У Яны с этим Пашей было так. Некрасова считала, что она должна окутывать любовью в то время, как этом больше всего нуждалась она сама.       — Хватит!       Антону было неловко обсуждать чувства Яны — тем более к другому человеку — за её спиной. Они никогда не говорили про Чинарёва. Но Шастун прекрасно помнил раздавленную Некрасову в пыльном спортивном зале, которая призналась ему, что любила женатого парня, чья жена была беременна. Он провёл рукой перед глазами, прогоняя этот образ.       — У вас есть будущее. Потому что вы оба знаете, какой хрупкой может быть любовь. Вы поняли, каково это быть любимым, когда ничего не требуют взамен…       — Стас, что происходит? — не выдержал Антон. — К чему сейчас исповедь купидона?       — Я боюсь, что не успею, — повёл плечами мужчина.       — Не успеешь что? — нахмурился Шастун.       — Не успею рассказать тебе об этом.       Антон опешил.       — Ты боишься, что умрёшь?       — Я боюсь того, во что мы ввязались.       Стас выкинул сигарету и развернулся на друга.       — Все боятся, — справедливо заметил Антон.       — Я раньше не боялся, — покачал головой мужчина. — Я знал, что я последний из нашей компании, кого тронет Громов. Но теперь я боюсь за свою семью и за свою жизнь. Ты можешь посчитать меня эгоистом, называй, как хочешь. Я давно перестал быть нейтральным, — спокойно произнёс Стас, оттянув карманы своей куртки и спрятав подбородок в воротник. — Я давно не в стороне. Придя на собрание и сев с вами за один стол, я показал, чью сторону я выбрал. Теперь я в гуще событий, но и бездействовать я больше не мог, потому что граница между светлыми и тёмными давно смыта. Тёмные ауры у зла больше не в моде. Оно теперь хитро прячется за светлыми оттенками. Оно кроется в обычных людях. Все наплевали на законы мира хранителей.       — Ты же не думал, что конфликт между хранителей будет как по учебнику? — усмехнулся Шастун. — Ты серьёзно считал, что светлые пойдут против тёмных?       — Я надеялся, что этого конфликта не будет. Мы же не в Средневековье.       Тёмный хранитель покачал головой:       — Стас, люди жаждали власти всегда. Не только в Средневековье.       Шеминов грустно улыбнулся и поддел носком ботинка асфальт.       — Я иногда думаю, а что бы случилось со мной, если способности потерял я, а не Паша и Оксана?       — И что придумал? — поинтересовался Антон, догадываясь, что другу необходимо выговориться.       — Ну, — купидон печально рассмеялся, — в моём случае «отряд не заметил потери бойца». — Шастун с изумлением смотрел на приятеля, окруженного жемчужной аурой. — Да ладно, брось, Шаст! — покачал головой мужчина. — Сколько раз мы пользовались моим даром? На моей памяти только разбитый журнальный столик в доме Попова. Я самый бесполезный в нашей компании.       — Не смей так думать! — строго проговорил Антон. — С даром любой дурак может помочь, — отметил он. — Взять хотя бы Димана, Серёгу, да даже этого Олега. — Шастуну не понравилось, когда Шеминов нахмурился, услышав имя последнего. — Они обычные люди, но они помогают. Иногда лучше, чем мы, хранители. Ты шаришь в генетике, шаришь в астрологии хранителей. Ты мегамозг мира хранителей. И, братан, серьёзно ты мне сейчас будешь говорить, что ты бесполезен?! Да, у Громова был свой купидон, но вряд ли у него есть астролог и генетик мира хранителей, — гоготнул Шастун и толкнул Стаса кулаком в плечо.       Шеминов решил не напоминать, что без подобных специалистов вряд ли Игорю Громову удалось бы сделать из Яны Некрасовой метахранителя.       — А то, что тебе не приходится часто отматывать время — значит только одно, — добавил Антон после того, как поджатые губы Шеминова тронуло подобие улыбки, — пока мы успеваем. Ну и в приворотах не нуждаемся, так как все счастливы в отношениях, — издал парень нервный смешок.       — Пока успеваем, — тихо повторил Стас.       — И… — тёмный хранитель прочистил горло. — Сегодня конкретно твой дар будет ой как полезен, — Шастун встал с капота автомобиля и посмотрел с высоты своего роста на купидона.       — Ты расскажешь ей любую правду?       — Да. Мне надоели недомолвки в наших отношениях.       Антон поставил автомобиль на сигнализацию и направился к пешеходному переходу. Стас буравил его спину пристальным взглядом, искренне веря, что и Яне Некрасовой скоро надоедят эти недомолвки.

***

      — Ты можешь взять себе что-нибудь, если тебе что-то понравилось.       Яна вздрогнула и отпрыгнула от стеллажа с книгами. Старшая сестра хмыкнула и покачала головой.       — Я их всё равно уже прочла, а на этой неделе пойду забирать новый заказ.       — Не надо. Куплю себе потом в мягкой обложке.       — Да ладно, прекрати. Мне не жалко…       Некрасова круто развернулась на ламинате и пристально посмотрела на старшую сестру:       — Ты же понимаешь, что всё не может измениться после одного душевного разговора?       Яна изобразила кавычки в воздухе и вспомнила Пашку Волю. От этого на душе разлилось приятное тепло, словно бывший поисковик находился с ней в комнате и поднимал большой палец вверх.       — Я всё прекрасно понимаю, — кивнула Юля. Если она и обиделась, то виду совсем не подала. — Но, когда Арсений попросил дождаться его, ты осталась здесь.        Некрасова уже успела пожалеть, что прочла вслух сообщение Попова. Сообщение Антона о встрече со Стасом девушка оставила при себе.       — Я поняла, что любое дружелюбие с моей стороны сейчас для тебя фальшь и лицемерие, — коротко и с какой-то королевской статью кивнула Громова-старшая, — но всё-таки может выпьем чаю?       — Кофе. Я люблю кофе, — поправила её Яна.       — В детстве ты постоянно пила какао, — облегченно выдохнула Юля, заметно обрадовавшись, что им не придется ждать Попова молча сидя напротив друг друга. — Никогда не понимала, как ты пьёшь эту мешанину…       Она осеклась. Слишком обыденно звучали её слова. Так быть не должно. Это слишком правильно. Слишком правильно для их неправильных жизней.       Юлия развернулась на Яну, надеясь отыскать в её взгляде схожее чувство. Но та продолжала жадно коситься на стеллаж с книгами. Конечно, она мало помнила их совместную жизнь.       Юля помнила каждый семейный завтрак. Они с папой всегда приходили на кухню раньше мамы и Яны. Папа готовил своё волшебное зелье, а Юля смаковала каждое его движение. Потом на кухню приходила мама, вернувшаяся из старенькой кондитерской с пирожным в виде корзиночек. Девочка знала, что мама всегда выбирала ту упаковку, где были два пирожных с клубникой и два с грибочками. Клубники доставались девочкам, а грибочки — родителям.       — Предлагаю заказать доставку, — проговорила Громова. — Что ты любишь из десертов?       Яна отвлеклась от книг, борясь с желанием провести по переплету пальчиками. Она удивилась, когда ей показалось, что Юля ждала чего-то конкретного.       — Можно заказать красный бархат, — повела она плечами. — Я недавно его попробовала, когда гуляла с Олегом по набережной.       Некрасова замялась. Она отвернулась от сестры и всё-таки провела по твёрдому переплёту ближайшей книги. Это успокаивало. Она подошла ближе и повела носом, втягивая аромат диффузора.       — Почему тебе больно, когда ты говоришь о нём?       — Почему ты считаешь, что мне больно?       Яна резко развернулась на сестру. На самом деле, на Юлю хотелось накричать, потому что никто не давал ей права спрашивать у неё про Олега. Потому что Юля сидела в тот день за рулём автомобиля, который сбил Тернового. Потому что…       — Потому что мы обе эмпаты.       — Я особо твоих эмоций не ощущаю, — прыснула девушка, заметив, что одна бровка Громовой удивлённо поползла вверх.       — Не хочешь ощущать, — строго заметила Юля. — Это разные вещи. Ян, мы должны попробовать друг другу доверять.       — Да, рассказывай, — хмыкнула Некрасова. — Почему тебя не было на собрании? — девушка сложила руки на груди и громко опустилась на диван в светлой гостиной. — Ну, не было в самом особняке. Что ты около него тусовалась, мы обе знаем.       — Что?       Юля не сдержалась и почему-то улыбнулась. Её забавляло, когда младшая сестра занимала оборонительную позицию.       — На собрании, — по слогам повторила Яна. — Собрание осведомлённых с кандидатами в мэры города. Почему он не взял тебя с собой?       — Ну, я же туз, спрятанный в рукаве, — дёрнула плечиком старшая Громова.       — Странно, — задумчиво поджала губы Некрасова, — вот Попов свой козырь решил на собрание взять.       — Ты хвастаешься. Это плохо, — с материнской нотацией произнесла Юлия.       — Твой вопрос, — внезапно даже для самой себя смягчилась Некрасова. — Прости, но всё-таки ты реально не тот человек, с которым я хотела бы это обсуждать.       — Тогда мой тебе совет: найди этого человека, иначе это разрушит тебя всю изнутри.       Яна удивленно отшатнулась. На самом деле, сначала хотелось выдать что-нибудь из разряда «свой совет себе посоветуй», но она призадумалась, а Громова взяла в руки телефон и решила всё-таки заказать десерты к чаю.       Некрасова некоторое время изучала свои ногти, потом подняла голову и посмотрела на Юлю. Она закусила свою щёку изнутри и нехотя поинтересовалась:       — Ты сразу смогла их всех приручить?       Громова непонимающе посмотрела на сестру поверх своего телефона.       — Способности, — пояснила Яна, заелозив на диване и оттянув толстовку, будто она была колючей. — Наследственные способности. Они же капризные.       Юля сделала заказ и отложила телефон в сторону. Она подошла к Яне и села на ближайший стул, но Некрасова всё равно непроизвольно отодвинулась от старшей сестры. Громова притворилась, что этого не заметила.       — Дар ищейки. Та ещё привередливая способность. Поспешила лишить дара ищейку. Я не могла найти тебя. И отцу пришлось обратиться к Добровольскому.       Яна вновь отстранилась. От всего. От обыденности, с которой Юля сказала о лишении дара. От того, как резало слух «ищейка», слово которое категорически отказывался признавать Паша. От настоящей фамилии поисковика, которая была известна старшей сестре.       Очевидно, что Юля не станет в один момент положительным персонажем, но…       — Поисковик. Не ищейка, — поправила собеседницу Некрасова. — И он Воля, не Добровольский.       Юля пристально посмотрела на Яну. Та одаривала её твёрдым взглядом и, возможно, даже не догадывалась, что сжала руки в кулаки.       — Как много ты готова отдать за каждого из них?       — Всё, — Некрасова не дрогнула, не удивилась заданному вопросу. Она не задумалась ни на секунду. — Они моя зона комфорта. Мы команда, — с неуверенной интонацией произнесла девушка.       — Семья, — подсказала Юля и хмыкнула.       — Что? — переспросила её сестра, решив, что ослышалась.       — Ты сказала, что тебе не хватало семьи, — напомнила девушка. — Получается, что теперь у тебя она есть? И, судя по всему, эта связь куда крепче кровной. Во всяком случае, точно крепче, чем у тебя с отцом или… со мной. Может, всё-таки тебе стоило потерять всё однажды, чтобы обрести всё теперь?       — Почему я должна тебе верить?       Яна не хотела поддаваться на внезапную поддержку.       — Ты задаёшь неправильные вопросы, — покачала головой Юля, и её каштановые волосы рассыпались по плечам. — Почему ты хочешь мне верить? Есть ли у тебя выбор? Разве ты не хотела меня найти, чтобы поквитаться с отцом?       — Где гарантия, что у него нет рычага давления на тебя? — переиначила свой вопрос Некрасова, поджав одну ногу под себя, делая вид, что они с сестрой ведут дружескую беседу. — Ты можешь обещать, что завтра ты не вернёшься к нему, встав за его спиной или прикрыв его?       — Хочешь правду? Он не может манипулировать мной. Потому что у него нет орудий для манипуляций. Сложно подчинить себе человека, когда у него не осталось близких, — Юля развела руками, но от Некрасовой не ускользнуло секундное колебание. — Мамы нет в живых. Возлюбленного, ради которого я бы стала ангелом нет. Кучки друзей из ювелирного не имеется. Бинго! Ты выиграла лотерею.       — А что насчёт Попова?       Яна отвела взгляд в сторону и медленно вернула его старшей сестре. Громова не оценила подражания персонажу из игр.       — Ты серьёзно считаешь, что я кинусь на амбразуру ради красавца-директора ювелирного?       — То есть, ему тебе нечего предложить? — Юля покачала головой. — И каков его замысел?       — О чём ты?       — Громов, — уточнила девушка, не желая называть этого человека отцом после рассказала Юли. — Что он хочет? Легализовать лепоремию? Расфасовать эссенцию по пакетикам и продавать на чёрном рынке? Социальный пакет и полис для лечения от неугодного дара?       — Я так глубоко не вникала в его предвыборную кампанию.       — Ты была у неё, да? Когда она умерла…       Юля опешила от быстрой смены темы разговора. Она подняла глаза на Яну, прекрасно зная, про кого сестра спрашивает.       — Да, я была рядом с ней. Это я забрала её дар, позволив умереть. Я…       Некрасова нервно замотала головой, дав понять, что не хотела слышать продолжение. Юля видела, как глаза младшей сестры наполнились слезами. Стоило моргнуть, и мокрые дорожки потекли бы по щекам. Но Некрасова предпочитала не моргать.       — Я часто думаю о ней. Почему теть Лида заставила тебя забыть меня? Почему позволила тебе помнить отца, а меня вычеркнула из твоих воспоминаний.       Одна влажная дорожка всё-таки скатилась по щеке Некрасовой, и та стыдливо утёрла её рукавом своего худи. Она диким волчонком посмотрела на сестру поверх руки и после продолжительной паузы пожала плечами.       Яна лгала сестре. Яна догадывалась, почему подруга матери так поступила. Тетя Лида прекрасно знала, что поиски сестры, в отличие от отца, девушка не бросит.       И Юля знала это. Потому что старшая Громова была права: Яна хотела верить Юле.