Выбор

Мы добираемся до Лондона через каминные сети, и Драко, как и следовало ожидать, не упускает случая высказать своё мнение. — Твоё место жительства начинает напрягать, — говорит он с лёгким презрением, отряхивая невидимую пыль с манжет. Я закатываю глаза, но молчу. Бессмысленно спорить, когда он настроен именно так. Теперь мы едем в машине. Наедине. Драко за рулем — и это зрелище, которое я, честно говоря, никогда не ожидала увидеть. Для волшебника это почти кощунство — предпочесть машину метле. Но он, как всегда, делает то, что ему выгодно, не заботясь о традициях. За окном мерцают огни ночного Лондона. Улицы оживают в свете фонарей и вывесок, мелькают лица прохожих. Но постепенно огни становятся всё реже. Город отступает, его шумы растворяются в тишине, и я понимаю, что мы движемся всё дальше и дальше от центра. Где-то вдалеке свет фар выхватывает из темноты изгиб дороги. Вместо бесконечных домов вокруг раскинулись пустынные улицы. — Куда мы едем? — спрашиваю, нарушая молчание, пока за окном начинают мелькать редкие деревья. — Скоро увидишь, — отвечает он, не отрывая взгляда от дороги. Щелчок зажигалки разрывает тишину. Оранжевое пламя на мгновение освещает его лицо, когда он прикуривает сигарету. Лёгкий дым мгновенно наполняет машину, а он приоткрывает окно, впуская холодный ночной воздух. Драко держит руль одной рукой, в другой – сигарету. Движения уверенные, спокойные, как будто мы не несёмся на огромной скорости по ночной трассе. Стрелка спидометра подбирается к красной зоне. Машина мчится вперёд, глотая километры дороги, а я начинаю чувствовать, как напряжение сковывает всё сильнее. — Я могу тебе доверять? — спрашиваю, закрывая глаза, чтобы не видеть, как быстро мелькают деревья и дорожные знаки. Я слышу, как он поворачивает голову в мою сторону, чувствую его взгляд. Его голос звучит мягко, даже с лёгкой усмешкой: — Боишься? — А стоит? — отвечаю тихо, не открывая глаз. Он замолкает на мгновение, и я почти ощущаю, как он подбирает слова. — Тебе нечего бояться. Не рядом со мной, — произносит он твёрдо, словно ставит точку. Открываю глаза, чтобы посмотреть на него. Его лицо освещает лишь приборная панель. Он сосредоточен, взгляд цепкий, будто он не только следит за дорогой, но и держит под контролем весь мир вокруг нас. Молча откидываюсь на спинку сиденья, стараясь успокоиться. Город давно остался позади. За окном темнота ночи сменяется лишь редкими вспышками света от проезжающих машин. Дорога уходит в бесконечность, и её тишина кажется почти гнетущей. Мы едем молча. А я ловлю себя на том, что пытаюсь прочитать его мысли, но ничего не выходит. Сигарета в его руках медленно догорает, и он выбрасывает её в окно. А я всё равно не могу избавиться от ощущения, что эта поездка — что-то большее, чем просто дорога из точки А в точку Б. Мы подъезжаем к огромной территории, на которой возвышается массивное здание. С первого взгляда оно кажется заброшенным. Но частный характер этого места не вызывает сомнений: высокие заборы, обнесённые колючей проволокой, сторожевые вышки с прожекторами, лай собак и массивные железные ворота с пультом управления говорят о том, что здесь всё под строгим контролем. Нормальный человек, обладая хотя бы крупицей здравого смысла, не стал бы проводить ночь в таком месте. Но Драко, похоже, живёт по собственным законам. Он паркует машину у закрытого гаража, и, не говоря ни слова, коротким кивком указывает на дверь. Я нехотя подчиняюсь. Как только мы оказываемся снаружи, прожекторы оживают, озаряя всё вокруг ярким, ослепляющим светом. На мгновение я моргаю, привыкая к резкому контрасту, и осматриваю всё вокруг. По периметру стоят мужчины — охранники в чёрной форме. Их много, чересчур много для одного здания. Они словно застыли, как статуи, не двигаясь и не поднимая глаз. Это настораживает ещё сильнее. Я невольно оглядываюсь по сторонам, но никто из них даже не удостаивает меня взглядом. Будто меня вообще здесь нет. Эти люди смотрят сквозь меня, как через стекло. Чувствую себя чужаком, который случайно оказался в другом мире, в чужой игре с непонятными правилами. Драко подходит ближе, и, не теряя своей привычной невозмутимости, легко подталкивает меня вперед. — Идем. И мы идем. Тишину ночи нарушает только хруст снега под ногами. Холод пробирает до костей, но в этом месте кажется, что дело не только в погоде. В воздухе повисла странная напряжённость. У массивной металлической двери нас встречают двое охранников. Их фигуры будто вылеплены из камня, а лица застыли в выражении абсолютного равнодушия. Полное боевое снаряжение делает их похожими на бездушные машины, способные выполнять любые приказы. Глаза — холодные и пустые, без намёка на эмоции. Такие люди молча убивают, молча умирают и продолжают жить в мире, где всё решается одной пулей. Быстро, чётко, с первого раза. Когда дверь за нами закрывается, я понимаю, что первое впечатление о заброшенности здания было ошибочным. Внутри всё выглядит совсем иначе: пространство напоминает тщательно обустроенную лабораторию. Холодный свет ламп, длинные ряды металлических столов, странное оборудование, от которого пахнет химией, — здесь царит порядок, но он не внушает доверия. Драко же, напротив, чувствует себя здесь абсолютно уверенно. На его губах играет слабая, самодовольная улыбка, а в глазах — безмятежность. Ему здесь комфортно. И он явно знает, что делает. Мы спускаемся по узкой металлической лестнице вниз, в подвал. Там становится ещё холоднее. Ощущение сырости и замкнутости только усиливается. Перед одной из дверей он останавливается и оборачивается ко мне. Его взгляд внезапно становится пристальным, как будто он пытается что-то понять или взвешивает в своей голове. На его лице на мгновение появляется тень сомнения, но он тут же прогоняет её и произносит спокойно: — Заходи. Он открывает дверь и жестом указывает внутрь. Я молча делаю шаг вперёд, и дверь за нами медленно закрывается. Комната небольшая. Бетонный пол холодно блестит под тусклым светом одинокой лампочки, свисающей с потолка на проводе. Её дрожащий свет лениво выхватывает детали вокруг: брызги крови на стенах, будто кто-то целенаправленно пытался окрасить их в этот зловещий цвет. Потёки тянутся вниз, к полу, который покрыт застывшей массой — старая кровь смешалась со свежей, образовав тёмное пятно, от которого тянется резкий, специфический запах металла и чего-то более гнилого. В центре комнаты стоит металлический стул, намертво прикреплённый к полу. Его поверхность исцарапана, на краях видны тёмные разводы. И только через мгновение я замечаю человека. Он лежит на полу возле стула, тело скручено, как у эмбриона. Руки и ноги связаны толстой верёвкой, которая впилась в кожу так, что местами её уже трудно различить. Грязная ткань - когда-то, наверное, белая, - заткнута ему в рот, но теперь она больше красная, пропитанная кровью. Я делаю ещё один шаг вперёд, и резкий, глухой стон заставляет меня вздрогнуть. На миг взгляд цепляется за его лицо, изуродованное настолько, что узнать его непросто. Нос сломан, под глазами багровые отёки, губы разбиты. Только спустя несколько секунд я понимаю, кто это. Монтегю. Сердце сжимается неприятным холодом. Он ещё дышит - прерывисто, тяжело, как сломанная машина. Каждый вдох звучит, будто он пытается втянуть воздух через миллионы осколков стекла. Грэхэм, без сомнения, был редкостным придурком, но даже он не заслуживал такой страшной и унизительной смерти. Его тело, скрюченное в неестественной позе, утопало в крови, а то, что осталось от лица, больше походило на кровавое месиво. Зрелище было отвратительным. Он никогда не умел держать язык за зубами: язвительные замечания, грубые шутки, а порой и откровенные оскорбления в мой адрес были его обычным поведением. Но все это не оправдывало такого конца. Я поворачиваюсь к Драко. Он стоит у двери, облокотившись на стену. Наблюдает за мной, и на его лице ни малейшего намёка на сожаление или сомнение. Лишь холодная уверенность, застывшая в уголках губ. - Ты можешь его отпустить? — голос звучит неожиданно хрипло. Молчание повисает между нами, тяжёлое и тягучее. Он остаётся стоять, убрав руки в карманы, и смотрит на меня. В его взгляде попытка понять. Но тщетно. На лице — смесь недовольства и разочарования. — Как хочешь, — наконец выдавливает он после продолжительной паузы, словно он делает над собой усилие, чтобы не сказать чего-то резче. — Подожди меня здесь немного. Драко бросает короткий взгляд на охранника, шедшего за нами, молча отдавая приказ остаться у двери, а сам разворачивается и уходит наверх. Его шаги становятся всё тише, пока совсем не исчезают, сливаясь с глухим гулом здания. Я жду пару секунд, и поворачиваюсь к Грэхэму. Он лежит всё так же неподвижно, если не считать тяжёлого, хриплого дыхания. Его грудь с трудом поднимается и опускается, а ткань, плотно заткнутая в рот, кажется, вот-вот лишит его последнего шанса на вдох. Я делаю шаг вперёд, потом ещё один, и, не думая, опускаюсь рядом с ним на колени. Руки дрожат, но я всё же протягиваю их к его лицу и осторожно вытаскиваю тряпку. Она мокрая от крови и слюны, тянется липкими нитями, пока я не бросаю её на пол. Грэхэм начинает судорожно откашливаться, хрипло и болезненно, с трудом втягивая воздух. Его грудь тяжело вздымается, и с каждым вдохом я слышу, как это даётся ему с невероятным трудом. Он плюёт на пол. В его взгляде ни капли благодарности. — Ох, Грейнджер, — произносит он с язвительной усмешкой, срывающейся на хрип. — Кто бы мог подумать, что ты с этим мудаком трахаешься? Я не реагирую. Просто смотрю на него. Все-таки в Монтегю оказалось больше стержня, чем я думала. Никак не ожидала от него столько упрямства в ситуации, которую иначе как безвыходной не назовёшь. Его состояние хреновое, если не сказать безнадёжное, но он умудряется держать себя в руках. Пусть это стоит ему усилий, которые, кажется, вытягивают из него последние крохи сил. — А ты молодец, — говорю я почти с удивлением. — Держишься. Монтегю едва поднимает голову, его губы кривятся в усмешке. — Не перед тобой мне на коленях ползать, Грейнджер. Я невольно киваю, признавая его правоту. Да, с этим я полностью согласна. Грэхэм — последний человек, которого я хотела бы видеть на коленях. Да и в целом — видеть его где угодно мне совсем не хотелось бы. Мой взгляд блуждает по комнате, пытаясь найти хоть что-то, на чем можно задержаться, хоть что-то, что не вызывает отвращения. Но здесь всё неприятно. Бетонные стены, пятна на полу, едкий запах, оседающий в легких. И всё же я предпочитаю смотреть на эти стены, чем на лицо Монтегю. — Ты ведь не забыла, мышка? Медленно, почти нехотя, поворачиваю голову в его сторону. Он ухмыляется, кровавая полоска тянется от уголка его рта. Говорит с трудом, но с каким-то мерзким удовлетворением. — Надеюсь, ты помнишь, — хрипит он, облизывая губы, — наше небольшое свидание в библиотеке. Если бы не этот ублюдок Нотт, я бы отымел тебя тогда. — Он улыбается, широко, болезненно. — И не только я один. Я перестаю его слышать. Он продолжает говорить, его голос наполняет пространство, но до меня уже ничего не доходит. Слова превращаются в глухой шум. Мир вокруг будто затягивается белой пеленой. Всё вокруг становится размытым, кроме его ухмылки, его кровавых губ, шевелящихся в очередной мерзкой фразе. И тут оно накрывает. Воспоминание десятилетней давности врывается в мой разум, как стремительная волна, сбивающая с ног. Ночь. Библиотека. Я сильно задержалась, дольше, чем планировала. Осторожно, почти крадучись, выхожу из запретной секции. Я иду вдоль длинных рядов книжных полок, прячась в их тени. Каждый шаг дается с трудом, каждый скрип деревянного пола кажется оглушительным. Мадам Пинс может появиться в любой момент, а объяснений у меня нет. Стараясь не дышать слишком громко, я иду к выходу. До него остается совсем немного. Но вдруг что-то меня останавливает. Меня парализует. Мгновенно. Я не могу двигаться. Все тело становится неподвижным, словно меня сковали невидимые цепи. Сначала приходит паника, а потом осознание. Перед глазами всё темнеет. Пространство вокруг словно растворяется в густой пелене. Звук исчезает. Тишина больше не пугает, она давит. Словно я оказалась под водой, где каждый шум приглушен и искажен. А затем раздается голос. — Наконец-то мы одни, мышка. Голос мужской, низкий, с явной ноткой издевки. Он звучит так близко, что холодок пробегает по спине. Шёпот обжигает кожу возле уха. Я чувствую его дыхание, и это заставляет меня внутренне содрогнуться. Мир вокруг остается туманным. Ничего не видно. Только этот голос, нависающий надо мной, заполняющий всё пространство. Он начинает прикасаться ко мне. Его руки холодные, неприятные, чужие. Его дыхание у моего лица горячее, липкое, тяжелое. Он говорит грязные, отвратительные вещи, словно наслаждаясь моей беспомощностью, и не перестаёт блуждать пальцами по моему телу. Мантия спадает с моих плеч и оказывается на полу. Я хочу кричать, хочу вырваться, но не могу. Тело меня не слушается. Оно парализовано, заключено в капкан заклинания. Он расстёгивает мою блузку. Его пальцы касаются моей груди. На мгновение перестаю дышать. Холод от его рук и ужас от происходящего обрушиваются одновременно. Мой мозг пытается защититься, отключиться. Внезапная пустота. Он словно блокирует осознание того, что сейчас происходит. Но реальность возвращается с новой волной. Влажные, мерзкие поцелуи касаются моей шеи, груди. Его дыхание обжигает кожу, оставляя чувство липкого отвращения. Я внутри себя кричу, бьюсь, пытаюсь вырваться хотя бы мысленно. Но ничего не происходит. Только тишина, только звуки его прерывистого дыхания, только этот ужас, который кажется бесконечным. — Чёрт, что за дела? Давай быстрее! Я не собираюсь дрочить, глядя на тебя, — доносится второй голос, хриплый, раздражённый. Его слова проникают сквозь вязкий шум в моих ушах, словно сквозь толщу воды. — Отвали, — огрызается первый. — Смотри на дверь. Этот придурок должен задержать мадам Пинс. А может, потом мы и вдвоём насладимся ею, — в его голосе сквозит мерзкая ухмылка. Тишина. Второй не отвечает, или же я просто не могу уловить его слова. Слух пропадает, расплывается в туманной пелене. Кажется, мир вокруг погружается в какое-то зыбкое ничто. Я чувствую на своей коже его мерзкое выражение лица, хотя не вижу. Но вдруг всё меняется. Его руки зависают в воздухе, не касаясь меня. В эту странную тишину врывается едва слышный, но знакомый голос. — Я уверен, мадам Пинс. Гермиона должна быть в библиотеке, она не возвращалась в гостиную. Я проверял. Спросил у старосты Когтеврана — он тоже её не видел. Скорее всего, она здесь. Может, уснула, с ней такое случается. Вы ведь знаете, как она вечно сидит за книгами, — Теодор говорит быстро, без пауз, отчаянно. Его голос пробивается ко мне, сквозь всю эту пелену ужаса и немоты, словно тонкая нить, за которую я хватаюсь из последних сил. Слова Теодора звучат в моей голове эхом. Моё сознание всё ещё блуждало в тумане, и я только частично понимала происходящее. — Мистер Нотт, — голос мадам Пинс прозвучал холодно и строго, как всегда, — я вынуждена снять баллы с факультета и сообщить об этом Филчу, если мисс Грейнджер действительно окажется здесь после отбоя. Первый голос рядом со мной выругался тихо, но зло. Я чувствую, как он напрягается. Его пальцы на мгновение стискиваются, а затем он отступает, убирает руки. Я слышу, как он шипит сквозь зубы: — Быстро сваливаем! И внезапно всё затихает. Осталась лишь я, прикованная к месту своим страхом, и голоса Теодора и мадам Пинс, которые приближаются всё ближе. Взгляд снова цепляется за лицо Монтегю — окровавленное, изуродованное, но все еще застывшее в болезненной ухмылке. Его губы расползаются в неестественном выражении, словно застыли в момент наивысшего триумфа. Кровь медленно стекает по уголкам его губ. Ему плевать. Он утопает в своей эйфории, довольный эффектом, который произвел на меня, сбросив бомбу замедленного действия. Я молчу. Не потому, что не хочу что-то сказать, а потому, что просто нечего. Пустота. Слова увязли где-то в глубине сознания, не добравшись до губ. Вместо этого я просто смотрю. Смотрю на окровавленное лицо. На его тело, затянутое верёвками. Он лежит скрючившись, связанный так туго, что кажется, ещё немного — и веревки начнут впиваться в кожу, оставляя глубокие следы. Его поза вызывает инстинктивный дискомфорт: затекшие конечности, выгнутый позвоночник. Ноги, согнутые под неестественным углом, уже наверняка немеют, а через пару часов судороги пронзят его тело, сжимая мышцы в агонии. И всё же он доволен. Это видно в каждом движении его губ, в каждом взгляде, который он бросает на меня. Но Монтегю, несмотря на моё молчание, не останавливается. Он воспринимает его как слабость, как открытое приглашение продолжить свои гнилые угрозы. Его губы растягиваются в презрительной ухмылке, а голос становится резким и колким, словно лезвие ножа. — Я поймаю тебя, мышка, — произносит он, растягивая слова, словно смакуя каждую букву. — и тогда... Договорить он не успевает. Звук выстрела режет воздух, как молния в ночи. Все происходит в мгновение ока: пуля проносится в считанных сантиметрах от моей головы, словно горячее дыхание смерти, и впивается прямо ему в лоб. Секунда - и она разрывает кожу, дробит лобную кость, проникая в мозг, словно жало. Смешавшись с кровью, куски разорванной ткани мозга и костные осколки летят на стены, превращая их в жуткое подобие абстрактной картины. Я резко отшатываюсь назад, сердце бьётся в горле, ноги подкашиваются. Но я не успеваю уйти достаточно далеко. Кровь Монтегю брызгает на меня, горячая и липкая, как напоминание о том, что только что произошло. Она пачкает мои руки, лицо, оставляя густые, тяжелые пятна на одежде. Его тело безжизненно обрушивается на бетонный пол, словно сломанная кукла. Глаза ещё мгновение остаются открытыми, но взгляд уже пустой, стеклянный, направленный в никуда. Оборванная фраза так и остаётся висеть в воздухе - незавершённое обещание, которое уже никогда не будет исполнено. Сбоку от меня стоит Драко. Его спокойное дыхание, казалось бы, контрастирует с охватившим меня хаосом. Когда я перевожу на него взгляд, он молча опускает пистолет и разводит руками. — Что еще за, блядь, мышка? — шипит он сквозь зубы. В его глазах откровенная ярость. Та, которая едва сдерживается, но готова прорваться в любой момент. Драко переводит взгляд на безжизненное тело Монтегю. Смотрит на него так, словно желает оживить его только для того, чтобы убить ещё раз. И на этот раз - медленно, мучительно, тщательно. — Надо было сначала спросить, а потом стрелять, — судорожно говорю я, чувствуя, как горло сдавливает от напряжения. Слова едва слетают с губ, дрожащих от пережитого. Потом добавляю, пытаясь оправдать его непрошенные слова: — Это… произвольная фантазия Монтегю. Я тяжело дышу, заставляю себя встать на ноги, хотя колени предательски подгибаются. Провожу ладонью по лицу, пытаясь стереть кровь, но лишь размазываю её ещё больше. В нос врывается резкий, ржавый металлический запах. Он обволакивает, душит, накрывает волной тошноты. Мне плохо. Меня выворачивает изнутри. Не в силах больше находиться в этой комнате, я разворачиваюсь и иду к выходу. Хочу выйти. Оставить всё это за спиной. Но не успеваю сделать и двух шагов, как Драко резко хватает меня за руку и притягивает к себе. Ему всё равно, что моя одежда в пятнах, что кожа липкая от крови. Его пальцы мягко, но уверенно проводят по моей спине, пытаясь успокоить. Я чувствую его горячее дыхание у себя над головой. Драко касается губами моих волос, не отрывая рук. Его жесты неожиданно мягкие, даже нежные, что кажется совсем неуместным на фоне всего произошедшего. — Только не плачь, — произносит он тихо, так тихо, что голос его почти растворяется в тишине. Я крепче обвиваю его руками, словно боюсь, что он исчезнет, и качаю головой. Если бы мне тогда, когда мы только встретились, сказали, что Драко Малфой станет тем, чьих объятий я буду жаждать больше всего на свете, я бы рассмеялась этому человеку в лицо. Я бы бросила в него первым попавшимся под руку учебником, заявив, что это самый глупый и нелепый прогноз в мире. Но сейчас… Сейчас я могу только сильнее сжимать его. Так крепко, словно пытаюсь раствориться в нем. Раствориться в его ровном дыхании, в его молчаливом утешении. Тогда я не понимала. Не осознавала, что между нами никогда не звучали те обещания, те слова. Мы не обменивались пылкими признаниями. Но теперь, спустя некоторое время, я понимаю: слова — это ничто. Пустой звук по сравнению с тем, как он смотрел на меня, когда думал, что я этого не замечаю. Как его взгляд успокаивал меня сильнее любых заверений. Как его прикосновения заменяли тысячи обещаний. Драко Малфой всегда держал меня рядом. Он не отпускал ни взглядом, ни из своего мира, ни из сердца.