Выбор

Он садится, так близко, что мгновенно чувствуешь его навязчивое внимание. Грэхэм Монтегю. Один из тех людей, чьё присутствие сложно назвать приятным. Назойливый, с грубыми манерами и сомнительными шутками. Таким он был с тех времён, когда мы учились в Хогвартсе. И, кажется, это не изменилось. Грэхэм разворачивается ко мне всем телом, его взгляд буквально прожигает, словно он взял меня в прицел. Уйти? Спрятаться? Увы, никуда. — Грейнджер, ты стала ещё краше, — его голос всё такой же противный, чуть насмешливый. — Помнишь меня? Сохраняю молчание, напряжённо размышляя, как от него избавиться. Мой мозг уже на пределе. Сегодня он перерабатывает, словно я отправила его на ночную смену без права на отдых. Ему хочется тишины, меньше стресса, меньше мыслительного процесса. Но сейчас тишина недоступна, а стресс продолжает нарастать. Я подношу бокал к губам, отпиваю шампанское. Монтегю только хмыкает, удовлетворённо наблюдая за моими действиями, словно игра складывается в его пользу. Я поворачиваюсь, чтобы сказать ему что-нибудь, как вдруг слова застревают в горле. Фигура Драко появляется в поле зрения мгновенно, как будто меня выдрессировали замечать только его. Рядом она. Прижимается, как я когда-то. Мне хочется кричать об этом, заявить всему миру. Последние нервные клетки звенят, готовые порваться, как натянутые до предела струны. Его ожерелье на моей шее сейчас кажется удавкой, сжимающей меня до боли. Желание сорвать его и швырнуть на пол вспыхивает резко, но я сдерживаюсь. Потому что должна сдерживаться. Потому что, несмотря на всё это, я продолжаю сидеть, внешне оставаясь смиренной. Они присоединяются к нашему столу. Его спутница приветственно кивает всем, небрежным движением садится прямо напротив меня. Мир не переворачивается. Конца света не наступает. Никто ничего не замечает. Но внутри всё горит. Каждая клетка тела полыхает. Как я должна поступить? Что вообще делают в таких ситуациях? Как себя вести, когда твой любовник появляется на вечеринке с другой женщиной? Должна ли как-то реагировать? Сказать что-то? Встать и уйти? Или продолжать сидеть, делая вид, что всё нормально, что это не рвёт меня изнутри? Драко опускает руку на спинку её стула, чуть наклоняется, чтобы сказать ей что-то. Его движения такие естественные, будто всё это должно было быть именно так. Мой взгляд перемещается то на неё, то на него. Взгляд обиженный, слегка ошеломлённый. Это не укладывается в моей голове. Я не понимаю, как мы оказались за одним столом, и почему весь мир продолжает двигаться, пока внутри меня всё рушится. Монтегю нарушает мою внутреннюю панику. Он пододвигает ко мне новый бокал шампанского. — Грейнджер? — его голос тянется в воздухе, вырывая меня из оцепенения. Поворачиваюсь к нему, и на автопилоте отвечаю: — Конечно. Грэхэм. — Верно, — его улыбка становится шире, а взгляд скользкий, навязчивый, почти липкий. — Я все время спрашивал про тебя у Паркинсон. — Зачем? — мой голос звучит ровно, почти безразлично. — Ну, думал, может, мы сходим куда-нибудь. Закроем гештальт, — он наклоняется ближе, будто делится тайной. — Я могу уговорить дядю выдать тебе бессрочный пропуск. Его самодовольный тон раздражает, но я все равно не поднимаю взгляд. Мои глаза прикованы к пузырькам шампанского в бокале. Я делаю вид, что меня это не касается, что я вся здесь и сейчас, но это ложь. Напротив нас, за этим же столом, сидит Малфой. Он чуть откинулся на спинку стула, с бокалом огневиски в руке. Спутница рядом с ним весело что-то рассказывает, а ее голос звучит мелодично, словно песня. Он наклоняется к ней, слушает внимательно, улыбается, изредка отвечает короткими фразами, от которых она смеется. Вместе они выглядят идеально, как картинка из дорогого журнала. А я? Я просто посторонний зритель. Малфой ни разу не смотрит в мою сторону. Не поднимает глаз. Он ведет себя так, будто меня здесь нет, будто я несущественная мелочь, случайный элемент, который можно забыть, вычеркнуть, стереть. Монтегю продолжает что-то говорить, но его слова до меня не доходят. На что я надеялась? Чего ждала? Он ведь никогда ничего не обещал. Никаких слов, никаких клятв. И все-таки мне больно. Словно что-то внутри надломилось. Я чувствую эту боль каждой клеткой. А он? Грэхэм, уставший ждать моего ответа, медленно поднимается из-за стола. — Может, обсудим это в более спокойной обстановке? — его голос звучит вкрадчиво, но слишком настойчиво, чтобы воспринимать это как простой вопрос. Смысл его слов доходит до меня с опозданием, словно через плотный слой ваты. Но, тут надо понять, что нынешний Монтегю — не тот тип, которого можно просто взять и открыто отшить. Его нельзя игнорировать или, тем более, отправить куда подальше. И не потому, что он физически сильнее, а потому что за его спиной стоит имя. Его двоюродный дядя — глава Визенгамота, а он сам занимает там весомую позицию. С ним связаны проблемы, а мне они совершенно не нужны. Размышляю. Возможно, слишком долго. Где-то в уголке сознания мелькает мысль, что нужно найти Тео или хотя бы Пэнси. Но их нигде не видно. Ни одного спасительного лица, даже на краю поля зрения. Не двигаюсь. Сижу, как приклеенная к стулу. Смотреть на Монтегю снизу вверх — унизительно. Но еще унизительнее сейчас вертеть головой по сторонам в поисках помощи. Пространство вокруг будто сужается, разговоры за столом замирают. Все взгляды устремляются на меня. Монтегю не торопится. Он ждет. Его рука протянута, как будто дает понять, что возражения здесь неуместны. Я тяну время. Пытаюсь собраться с мыслями. Чуть приподняв взгляд, замечаю, как Малфой лениво вертит в пальцах свой бокал, словно погруженный в размышления. Именно в этот момент все меняется. Где-то между моим отчаянным нежеланием идти куда-то и осознанием, что идти придется. Где-то между жгучей обидой и разочарованием. Малфой с громким стуком ставит бокал на стол. Удар звучит как выстрел. Я замираю, ожидая его голоса, его типичного раздраженного тона, в котором он даст понять, что я притяжение всех возможных проблем. Но вместо этого… — Свали к черту, Монтегю, — резкий, хлесткий голос раздается позади меня. Теодор. Он появляется внезапно, как всегда. Приближается вплотную, его высокая фигура доминирует над Монтегю, а взгляд буквально сверкает угрозой. Я наконец-то выдыхаю полной грудью, впервые за весь вечер чувствуя себя в безопасности. — Нотт, ты как всегда не вовремя, — усмехается Монтегю, с издевкой скользнув взглядом по Теодору. Не дождавшись ответа, он наклоняется ко мне, и шепчет в самое ухо: — Напиши мне, милая. Передо мной оказывается клочок бумаги с каким-то адресом. Я даже не успеваю осознать происходящее, как Теодор, мгновенно поджигает бумагу без единого слова. В воздухе остается лишь запах пепла. Монтегю недовольно щурится, но разворачивается и уходит. Тео садится на его место, мгновенно переключаясь. Теперь в его облике нет и следа от прежнего угрожающего напряжения — только расслабленность и едва заметная улыбка. Он делает жест рукой, и перед ним на столе появляется бокал алкоголя. Вокруг нас разговоры возвращаются к прежнему течению, словно никто и не заметил разыгравшейся сцены. Я смотрю на Тео и, спрашиваю: — Где ты был? — Пересеклись с Чжоу, — отвечает он. Его губы растягиваются в широкой, чуть глуповатой улыбке. — Немного поболтали. — Я думала, она замужем, — тихо шепчу я, пытаясь поддерживать беседу для вида. Для всех вокруг. Будто минуту назад ничего не произошло, и не должно было. — Мне она этого не сказала, — лениво пожимает плечами Теодор, а затем добавляет, наклонившись чуть ближе: — Ты как? В порядке? Я киваю, поднимаюсь со своего места, скользнув рукой по столу для устойчивости, и говорю ему: — Пойду найду Пэнси. Делаю шаг от стола, чтобы уйти, но тут прямо на меня выходит Пэнси. Ее улыбка широкая, сияющая. Она хватает меня за талию, наклоняется, целует обе щеки и тут же поворачивает нас к сидящим за столом людям. — Астория, дорогая, я так рада, что вы пришли, — произносит она своим мягким, музыкальным голосом, от которого хочется верить каждому слову. Тон, в котором звучит искренняя радость, отточенная любезность. Голосок, от которого можно почувствовать себя важной, нужной, желанной. А я стою как вкопанная, не веря своим ушам. Она та самая? Та самая знакомая из Парижа, которая должна была прийти сюда с женихом. Судьба откровенно издевается надо мной. Хочется рассмеяться. В голос, громко, без остановки, как будто это комедия абсурда, а не моя жизнь. Я вынуждена повернуться к ним лицом. Пэнси стоит рядом, ее рука все еще на моей талии. Она лучезарно улыбается, а я смотрю куда угодно, только не на него. Цветы в вазе. Позолоченные узоры на стене. Чей-то забытый бокал на краю стола. Что угодно, лишь бы не его лицо и не ее руки, которые держат его так, как когда-то держала я. Сжимаю челюсть до боли, чувствую, как зубы скрипят под напряжением. Никак не могу отпустить эту мысль, крутящуюся у меня в голове, словно острый крюк: У него есть невеста. Почти жена. — Ах, Пэнси, это я должна благодарить тебя. У меня, наконец-то, появились друзья в Лондоне. Если бы не ты, я бы здесь заскучала, — с легким французским акцентом, нежно произносит Астория, бросая украдкой взгляд на Малфоя. — Драко говорит, что мне полезно обзавестись новыми знакомствами, — добавляет она с легкой улыбкой, будто это простая истина. — Я с ним полностью согласна, — голос Пэнси, как всегда, звучит обезоруживающе. Ее улыбка лучится теплом, которое она включает и выключает, как по щелчку. — Познакомься, это Гермиона Грейнджер и Теодор Нотт — мои самые близкие друзья. Чуть ли не семья. Мои губы дрогнули в жалкой попытке улыбки, но даже этого я не смогла изобразить. Мы с Теодором выглядели так, будто нас вывели на парад, как породистых собак — грациозных, воспитанных, безупречно дрессированных. Я больше не могла. Ни минуты, ни секунды. Отодвинув от себя Пэнси, я ухожу, не оглядываясь. Быстро. Уверенно. И мне было плевать, как это выглядело. Плевать на то, как Астория повернулась ко мне, слегка склонив голову, будто хотела понять, что со мной. Плевать на то, как Пэнси позвала меня тихо, но я не обернулась. Позади слышится скрип стула, и тут же раздается голос Тео: — Прошу прощения. Эм… у нее пропал кот. Он был ее любимцем, сами понимаете. Я затылком чувствую растерянный взгляд Пэнси, полный одновременно недоумения и негодования. Она, вероятно, еще больше ошарашена тем, что Теодор просто встал и пошел за мной, оставив ее в еще более неудобном положении. Прости, Пэнс, но не сегодня, мысленно шепчу я ей, ускоряя шаг. Когда Тео догоняет меня в одном из боковых коридоров, я бросаю ему первое, что приходит в голову — просто чтобы вырвать себя из этой апатии. — К твоему сведению, у меня нет кота. — Должен же я был хоть что-то сказать, — отзывается он, едва переводя дыхание. И мы аппарируем обратно в его поместье. Быстро поднимаюсь по лестнице, пытаясь найти свободную комнату. Слезы начинают наворачиваться на глаза, но я упрямо отгоняю их, пока не останусь одна. Но Теодор догоняет меня на полпути. Его рука обхватывает мою запястье, мягко, но настойчиво, заставляя остановиться. Он разворачивает меня к себе, и без лишних слов притягивает в крепкое объятие. Его ладонь ложится на мою голову, прижимая к своей груди, где я слышу ровный, спокойный ритм его сердца. —Что случилось? — тихо шепчет он. Мои слезы больше не поддаются контролю. Они катятся по щекам, как поток, давно сдерживаемый внутри. Я утыкаюсь лицом в его пиджак, и ткань моментально становится мокрой от слез. Теодор, нахмурившись, осторожно старается приподнять мою голову, чтобы взглянуть мне в лицо. —Гермиона? Я отчаянно качаю головой, отказываясь смотреть ему в глаза. Я не могу. Не хочу. Эмоции внутри меня так долго сдерживались, что теперь они вырываются наружу, заполняя меня почти до грани истерики. Он не говорит ничего, только крепко держит меня. И я, зарываясь в его объятия. Несколько часов спустя, окончательно придя в себя, я заставляю себя взглянуть на всё трезво. Эмоции сменились ледяной пустотой, а рассудок начал возвращать себе контроль. Ни злости, ни боли, ни даже отчаяния — ничего. Я покидаю поместье и направляюсь к нему. Как он и велел. Конечно, я могла бы остаться. Мы с Тео сели бы на диван и включили что-нибудь несерьёзное. А утром все показалось бы чуть менее значительным, чуть менее болезненным. Я могла бы стереть всё это из памяти. Вычеркнуть его из жизни. Но нет. Эта неугомонная часть меня, эта болезненная зависимость требует ответа. Объяснений. Любых — даже если это будет всего лишь его холодный, ничего не обещающий взгляд. Как только переступаю порог его дома, сразу ощущаю присутствие Малфоя. Слабый свет мягко очерчивает его фигуру на диване. Одна рука откинута на спинку дивана, другая держит сигарету, которую он лениво стряхивает в пепельницу. Ноги широко расставлены, а лицо скрыто под тенью, оставленной лампой. Мои шаги эхом разносятся по полу. Проходя мимо него, я бросаю через плечо: — Дай мне пять минут. Мой голос ровный, бесстрастный. Не потому, что мне всё равно. Просто внутри уже ничего нет. Предел. Меня не пробьёшь ни словами, ни действиями. Я на кондиции. Почти прохожу в коридор, направляясь в спальню, когда он обхватывает меня за плечи. Резко, с неожиданной силой, он прижимает меня к себе, словно не готов отпускать. Его дыхание горячей волной касается моей шеи, а голос звучит низко, почти шёпотом: — Обиделась? — Нет, — выдыхаю я, с трудом сдерживая дрожь. Сжимаю нижнюю губу так сильно, что она начинает болеть. Я уже выплакала всё, что могла, но в этот момент не уверена, смогу ли сдержаться перед ним. Считаю про себя до десяти, чтобы хоть немного успокоиться. — Уверена? В ответ коротко киваю, утвердительно. Мне легче молчать, чем говорить. Надеясь, что он отпустит. Но он не отпускает. Напротив, только сильнее сжимает меня в своих объятиях, так, что становится трудно дышать. Затем мягко целует мои волосы. — Тебе не стоит появляться там, где бываю я, — тихо произносит Драко. Из меня вырывается смех — короткий, рваный, почти истеричный. Его цинизм обжигает, как кипяток, заливающий открытые раны. Всё, что произошло сегодня — этот хаос, эти слёзы, моя боль — вдруг кажутся ничтожными по сравнению с тем, что я сейчас чувствую. Его слова — как пощёчина. Они вытягивают из пелены иллюзий, обнажая передо мной суровую правду. Глаза невольно начинают видеть реальность такой, какая она есть — без прикрас, без надежд. — Конечно, — выдыхаю я, не узнавая собственный голос. С усилием вырываюсь из его рук, словно разрывая невидимую цепь, которая слишком долго держала меня на месте. Мы всегда останемся чужими. Незнакомцами, скованными невидимыми нитями, такими тонкими, что в любой момент они могут порваться. И тогда каждый из нас останется на своей стороне.