Выбор

Мой взгляд остановился на ожерелье. Оно лежало на столике, сверкая холодным блеском. Я принесла его сюда, в поместье, и теперь не могла отвести глаз, размышляя, стоит ли надеть или оставить нетронутым. Но другой подарок Драко уже был на мне. Вспоминаю вчерашний вечер. Когда обнаружила еще одну коробочку — аккуратную, перевязанную темной лентой. И записку. С его почерком: строгим, четким, немного наклоненным. На этот раз он даже не пытался завуалировать свои намерения: «Я медленно сниму это с тебя. Завтра». И вот теперь это белое кружевное совершенство обнимает мое тело. Пальцы осторожно застегивают ожерелье на моей шее. Легкий холодок металла касается кожи, и я смотрю на свое отражение в зеркале. В этот момент дверь приоткрывается, и в комнату заходит Пэнси. Она выглядит ослепительно. Длинное платье изумрудного цвета мягко струится вдоль ее фигуры. — Подожди, Теодора, ладно? — бросает она, надевая серьги и краем глаза наблюдая за мной. — Не хочу, чтобы он опять сбежал. Я молча киваю, беру помаду и начинаю красить губы. В зеркале я вижу, как она неторопливо подходит ближе, разглядывая свое отражение рядом с моим. — Никогда не видела такое на тебе, — задумчиво замечает она. Ее взгляд останавливается на моем ожерелье. Она чуть прищуривается, разглядывая его. — Думала, ты не любишь змей. Я провожу пальцем по нижней губе, растушёвывая помаду, и пожимаю плечами так, будто мне действительно всё равно. — Оно мне пригляделась, — произношу я с легкой небрежностью. Пэнси хмыкает, и слегка хлопает меня по плечу, выражая одобрение. — Мне нравится. Одолжишь потом, — говорит она с мягкой улыбкой и направляется к двери, даже не дожидаясь моего ответа. Через несколько минут нахожу Теодора в бальном зале. Он сидит за старинным роялем, его белоснежная рубашка почти светится в полумраке, а пиджак небрежно брошен на крышку инструмента. Тео играет грустную, разрывающую душу мелодию, и я уверена, что это его собственное сочинение. Это нечто спонтанное, созданное в моменте — порыв души, обнажённый в звуках. Останавливаюсь у дверного проёма, прислоняюсь к раме и просто наблюдаю. Он не замечает меня. Глаза полуопущены, плечи напряжены. Когда последняя нота стихает, растворяясь в воздухе, я иду к нему. Стук каблуков отдаются тихим эхом в пустом зале. — Это прекрасно, Тео, — говорю я, положив руки ему на плечи и обнимаю, осторожно прижимая к себе. Он не отвечает, лишь слегка кивает. Его голова опущена, плечи напряжены. Замечаю, как на мои руки падает капля — одна, затем другая. Молча вытираю их с его щеки, осторожно касаясь, будто боюсь сделать ещё больнее. — Пойдём, закончим с этой вечеринкой побыстрее, — говорю, стараясь придать голосу лёгкость. — А потом я даже позволю тебе открыть мерло девяносто пятого. После моих слов его губы чуть дрожат в слабой, едва заметной улыбке. Это не та улыбка, что он обычно дарит окружающим, полная сарказма и обаяния, но всё же знак, что он слышит меня. Мы стоим так ещё некоторое время, пока его дыхание не становится ровнее, пока напряжённость в его плечах не спадает. Теодор редко бывает таким. Обычно он тщательно скрывает это, заполняя пустоту бесконечным адреналином, сменой мест, поиском нового. Но в такие моменты, я хочу, чтобы он знал: кто-то всегда будет рядом, даже если весь мир кажется серым. Опускаюсь на корточки перед ним, беру его пиджак и аккуратно надеваю на него. Мои пальцы застёгивают пуговицы, разглаживают складки, убирают невидимые пылинки. Когда собираюсь встать, его рука мягко тянет меня назад. Притягивает к себе и обнимает, крепко, почти отчаянно. — Спасибо, Гермиона, — шепчет он. — Я люблю тебя. Прижимаюсь к нему сильнее. — Я тоже, Тео. Всегда. Поднявшись на ноги, беру его за руку и вытягиваю его из-за рояля. — Пойдём уже. Мы ужасно опаздываем. Даже думать не хочу, как сейчас выглядит лицо Пэнс. Уверена, она готова нас живьём съесть, — говорю я, с лёгкой улыбкой пытаясь вернуть его в привычный ритм. Теодор, наконец, позволяет себе улыбнуться по-настоящему. Его взгляд снова становится знакомым, в нем возвращается тот огонёк, который я знаю. — Из тебя получилось бы вкусное блюдо. Я бы тебя съел, — говорит он, и в его голосе возвращается знакомая ирония. Я закатываю глаза, а Тео достаёт палочку. Через мгновение нас обволакивает знакомое ощущение, и мы аппарируем прямо перед величественным входом в Паркинсон-Холл. Ворота распахнуты настежь. Отсюда открывается вид на передний двор, который буквально утопает в роскоши. Цветы всевозможных оттенков тянутся вдоль дорожки, ведущей к массивной дубовой двери. Каждая деталь здесь продумана до мелочей: изысканные светящиеся гирлянды обвивают колонны, рассыпая мягкое золотое сияние. Высокие садовые фонари изящных форм бросают на дорожку тёплый свет, усиливая ощущение сказки. Даже в поздний вечер всё вокруг светится и переливается. — Теперь понятно, почему Пэнси понадобилось три месяца на подготовку, — присвистывает Тео, оглядываясь. Впереди нас ярко освещённой дом. Изнутри доносятся звуки музыки, смех и звон бокалов. Чем ближе к парадному входу, тем больше гостей встречается нам на пути. Мужчины в идеально сидящих костюмах с лёгкой небрежностью держат бокалы шампанского, а дамы в роскошных вечерних платьях, мерцающих при свете фонарей, оживлённо беседуют, кивая проходящим. Центральный зал в поместье поражает своей красотой. Круглые столы покрыты снежно-белыми скатертями, а в центре каждого — изящные композиции из живых цветов, тонких и безупречно подобранных. Многочисленные свечи горят мягким, тёплым светом, играя отблесками на стенах и создавая атмосферу. Над всем этим великолепием возвышается огромная люстра, инкрустированная тысячами кристаллов, которые сияют, как звёзды. Но самая завораживающая деталь — это снежинки. Они медленно спускаются с высокого потолка, кружась в воздухе, и исчезают, не успев коснуться плеч гостей. Пэнси постаралась на славу. Она подходит к нам только один раз, чтобы бросить укоризненный взгляд и с раздражением сообщить: «Кингсли не пришёл». И уходит, а мы продолжаем неспешно пить уже третий бокал изысканного шампанского. Весь вечер я думаю только о том, когда можно будет покинуть это место, не нарушив условностей. Я слегка смеюсь над чем-то, сказанным в компании, выдавливая из себя лёгкую улыбку, чтобы не выделяться. Мой смех сливается с общим фоном — вокруг раздаются звон бокалов, оживлённые разговоры. Кто-то рассказывает анекдот, вызывая громкий хохот, кто-то увлечённо спорит о чём-то, жестикулируя, а кто-то просто расслабленно прислоняется к спинке стула с бокалом в руке, лениво следя за происходящим. Все идет своим чередом. Я почти расслаблена. Но сквозь общий шум до меня доносится голос. Глубокий, с едва заметной хрипотцой. Голос, от которого сердце каждый раз делает незаметный сбой. Застываю. Или это земля перестаёт вращаться? Медленно поворачиваю голову, словно боюсь разрушить момент. И вижу его. Драко стоит в нескольких рядах от меня, и все звуки вокруг словно исчезают. Музыка приглушается до еле уловимого фона. Воздух становится густым, тяжелым, как вода. Он не один. Драко придерживает её за талию. Бережно. Словно она самое драгоценное, что у него есть. Его рука скользит по её платью так уверенно, так… по-хозяйски. Она что-то шепчет ему, а он наклоняется ближе, чтобы услышать. Улыбается — мягко, чуть приподнимая уголки губ. Она красива. Хрупкая, как фарфор. Кажется, что от неё исходит какое-то внутреннее свечение. Их взгляды, жесты, лёгкие касания. Они выглядят так гармонично, так идеально, что это практически невозможно отрицать. Не могу отвести глаз. И в то же время не могу дышать. Это мучительно. Каждая деталь режет по сердцу, будто маленький нож. Его рука на её талии. Её взгляд, полный обожания. И его улыбка. Та самая, которую я так хотела видеть только на себе. Сдерживаю злость, прячу обиду, проглатываю слёзы. «Только не сейчас, только не здесь», — повторяю про себя, как мантру. Удерживаю свои эмоции, зажимая их в кулак, пока они не затихнут или хотя бы перестанут оглушать меня своим гулом. Теодор рядом говорит что-то, пытается привлечь моё внимание, легко касается моего локтя. Его голос звучит глухо, словно издалека. Я не могу оторвать взгляда от этой картины. Пока, наконец, не доносится имя, вырванное из его уст: — Не думал встретить Малфоя тут, — произносит Тео с лёгким удивлением в голосе, заставляя меня, наконец, очнуться. Я моргаю, словно возвращаясь в реальность. — Ты знаешь его? — спрашиваю я, заставляя себя наконец оторвать взгляд от Драко и его спутницы. — Лично нет, но наслышан, — отзывается Теодор, небрежно пожимая плечами. — В своё время он проходил как подозреваемый по делу о распространении магических трав в мир маглов. Дело закрыли быстро, но осадок остался. Я пытаюсь сосредоточиться на его словах, но сознание всё ещё блуждает где-то между тем, как Драко коснулся её талии, и как он улыбнулся. — Давно его не было в Лондоне, — продолжает Теодор с лёгкой задумчивостью. — Но вкусы его, похоже, неизменны. Я ловлю его оценивающий взгляд, скользнувший по девушке рядом с Малфоем, и замираю. — Что ты имеешь в виду? — мой голос звучит слабее, чем хотелось бы. — Девушка, — Тео чуть заметно кивает в их сторону. — Невысокий рост, каштановые волосы, изящная фигура. Я оборачиваюсь, чтобы снова взглянуть на неё, на них, на то, как они смотрятся вместе. Но прежде, чем я успеваю что-то разглядеть, Теодор резко разворачивает меня к себе. — Чёрт, ещё немного, и нас бы поймали за откровенным разглядыванием, — усмехается Тео. — Пойдём отсюда. Найдём место получше. Я киваю, позволяя ему увести меня прочь. Навстречу нам попадаются знакомые лица. Иногда мы останавливаемся, чтобы обменяться парой пустых фраз. Тео справляется с этим куда лучше меня — он умеет быть вежливым, улыбчивым, правильным. Я же почти не участвую в разговорах. Спустя несколько незначительных светских бесед, мы подходим к одному из столов, украшенному так щедро, что он скорее напоминает экспонат на выставке. Теодор, что-то тихо сказав, покидает меня, растворяясь в толпе. Я сажусь на один из стульев, устало откидываюсь на спинку и закидываю ногу на ногу. Моё лицо застывает в абсолютном безразличии — маске, которую выработала за последние полчаса. Это, пожалуй, единственное, что я могу сделать сейчас. Сохранить лицо. Не сорваться. Рядом со мной за столом сидят другие гости. Они разговаривают между собой, смеются, обсуждают что-то. А я остаюсь молчаливой декорацией этого вечера. Без слов. Без участия. Просто частью антуража. Пока стул рядом не сдвигается. Мужчина садится рядом.