Heaven Has A Road But No One Walks It

      Они направились к реке рано утром, когда туман все еще клубился над водой в голубоватой предрассветной дымке. Именно из-за него суета оживленных доков казалась приглушенной и далекой, а их уголок мира отчасти напоминал сон.              — О, даочжаны, доброе утро, — вежливым поклоном поприветствовала их старая, жилистая капитан, следом соскочив с пирса на лодку так грациозно, что любому заклинателю, соскакивающему со своего меча, впору было бы позавидовать. — Давайте на борт, вы как раз вовремя, мы уже отплываем. А-Бао!              Долговязый юноша, что, казалось, весь состоял из нескоординированных между собой конечностей, высунулся из-под солнцезащитного навеса и уставился на них широко распахнутыми глазами-блюдцами.              — Этот неуклюжий краб — мой внук и ученик, Баоцы, — легким движением руки обозначила капитан, но мягкость в ее глазах противоречила грубому тону. — Если будет вам надоедать, просто отпихните его, и все. А-Бао, помоги господам заклинателям обустроиться, а потом разберись с парусом и будем отчаливать.              — Да, нана-чунжан! — отозвался мальчик, силясь встать по струнке, но запутавшись в собственных ногах из-за излишней спешки.              Коротко кивнув, она отвернулась, закрепила доски на грузовом отсеке, а затем исчезла на корме. Замерев на месте, мальчик все так же широко распахнутыми глазами безмолвно смотрел на их мечи и фучэнь. Сун Лань не мог не подумать о том, что всем своим видом тот слегка напоминает золотую рыбку, но тут же почувствовал себя жестоким. Он ведь и сам когда-то был таким же долговязым юношей — и, вероятнее всего, даже таким же неловким.              — Доброе утро, юный а-Бао, — с улыбкой произнес Синчэнь в легком полупоклоне. — Рады знакомству.              — Поосторожней, когда будешь сходить на борт, даочжан, — сказал Сюэ Ян, запрыгивая в лодку. — Тут потребуется довольно крупный шаг вниз.              Синчэнь кивнул, наклонив голову, чтобы отследить его голос, а затем грациозно спустился на доски, приземляясь изящно, словно птица, и Сун Лань последовал за ним, отставая всего лишь на шаг. Глаза мальчишки сделались еще больше.              — Заклинатели и правда умеют летать? — на одном дыхании выпалил он, затем ярко покраснел и отвесил сразу несколько поклонов. — То есть простите! Добро пожаловать! Где ваш багаж?              — Багаж? — Сюэ Ян подленько, но все же дружелюбно хохотнул. — Ты что, не в курсе, что заклинатели носят свой багаж в волшебном кармашке, сотканном из воздуха и звездной пыли?              Рот мальчишки распахнулся почти так же, как до этого его глаза, так что теперь он и правда был похож на золотую рыбку. Синчэнь улыбнулся и покачал головой.              — У нас нет багажа, с которым ты мог бы нам помочь, молодой человек, но спасибо за предложение. Я впервые путешествую на лодке вот таким образом, поэтому… Не мог бы ты нам все тут показать и рассказать, где мы можем расположиться, чтоб никому не мешать?              — О, — опомнился мальчишка, вновь заливаясь краской. — Да-да, разумеется, прошу сюда!              Лодка была слишком маленькой и полноценную каюту едва ли уместила бы, но пространство под навесом оказалось на удивление чистым и куда менее тесным, чем боялся Сун Лань, а место, которое показал им мальчик, и вовсе было покрыто удобной циновкой и окружено занавесками, которые можно было затянуть, создавая условия для приватности. Не так просторно, как хотелось бы, конечно, но вполне достаточно, чтобы пережить несколько дней.              — Парус, А-Бао! — крикнула капитан. Швартовые канаты были отданы, и из-за течения лодку слегка качнуло. — И держи нас подальше от пирсов!        — О, да, уже бегу, нана-чунджан! — взвизгнул мальчишка и бросился прочь, прихватив по пути длинный бамбуковый шест, чтоб помогать направлять лодку.              — Так здорово, — щеки Синчэня вспыхнули от восторга, когда он наклонил голову, чтобы прислушаться к всплескам воды, бурлящей и журчащей вдоль корпуса. На короткое мгновение он вдруг снова превратился в того юношу, с которым однажды познакомился Сун Лань, и его мертвое сердце встрепенулось — звезда, только упавшая с небес: такая юная, нетерпеливая и живая, так запросто обнаруживающая чудеса в самых обыденных вещах…              — Так и есть, — согласился он сквозь ком в горле, и, возможно, мир все-таки начал исправляться, раз Синчэнь получил возможность еще раз испытать столь невинную радость и восхищение.              Сюэ Ян демонстративно зевнул.              — Из Куйчжоу каждый день отправлялись сотни таких лодок, — пожал плечами он. — Так что… Ничего нового.              — Ты когда-нибудь плавал на них? — любознательно поинтересовался Синчэнь, и Сюэ Ян как-то странно напыжился, словно его вот-вот поймают на лжи.              — Неа, — неохотно признался он. — Когда был мелким, постоянно думал о том, чтобы пролезть зайцем на одну из них, заныкаться там и узнать, где окажусь, только по прибытии. Но вместо этого я пошел на север, искать Иньское железо. А как только начал работать на Вэней, причин возвращаться уже не стало.              Прежде чем кто-то из них сумел хоть как-то это прокомментировать, Сюэ Ян пожал плечами и, вновь улыбаясь, игриво дернул Синчэня за рукав.              — Ну же, Даочжан, давай пойдем наперед, почувствуешь ветер в волосах!              Синчэнь рассмеялся, но увлечь себя все-таки позволил, будучи сейчас таким же нетерпеливым — и Сун Лань, конечно же, последовал за ними. Утро оставалось все таким же прохладным, но легкий бриз снаружи был все равно приятен.              Стараясь не мешаться мальчишке, что усердно сражался с веревками, пытаясь поднять парус, они расположились на корме и наблюдали, как исчезает Молин в золотисто-рассветном тумане.              — Еда была что надо, — безучастно отметил Сюэ Ян, и Сун Лань уклончиво издал звук в качестве согласия.              Никто из них не озвучил мысль о том, что если не принимать во внимание их отчаянные мечты, то они вполне могут больше никогда сюда вместе не вернуться.              

***

      Плыть на лодке было приятно — река налилась дождевой водой, и теперь ее течение стало стремительным и бурным, что, несмотря на твердую руку старушки, делало путешествие невероятно волнующим. Сун Ланю потребовалось всего несколько часов, чтоб, коварно использовав отсутствие любых путей отступления в качестве преимущества, загнать Сюэ Яна в угол и потребовать, чтобы тот наконец уселся вместе с ним за нуднейшую, бумажную работу.              Сяо Синчэнь уже устроился в тени под солнцезащитным навесом, словно бы медитируя, но стоило только непочтительно ткнуть его в бок, как он улыбнулся и сообщил, что просто размышляет о планах на их будущий клан и о неизбежных политических перипетиях, которые это непременно повлечет за собой.              — Наши беседы в Молине были весьма информативны. Возможно, кто-то из вас чуть позже поможет мне записать эти мысли, — сказал он. — Когда ты с Цзычэнем закончишь прорабатывать свои показания.              — Я начал с подготовки списков, — произнес Сун Лань, ведь, конечно же, именно с этого он и начал, вытащив толстую стопку бумаг из мешочка цянькун и расправив верхние несколько листов так, чтоб продемонстрировать их Сюэ Яну. — Это первые наброски по памяти, мне нужно, чтоб ты заполнил пробелы, тогда у нас будет полный список для оценки фронта работ.              Сюэ Ян зыркнул на бумаги, а затем зыркнул еще раз, уже более тщательно, когда осознал, на что же именно он смотрит. Вся страница сверху донизу была испещрена скрупулезной каллиграфией Сун Ланя — тот, очевидно, в мельчайших подробностях расписал каждое его малейшее преступление — от резни до мелкого воровства и угроз кое-каким бесполезным людишкам, встретившимся на их пути.              Просто-таки дохрена текста.              Что-то сжалось у него в животе — вовсе не что-то жалкое, вроде сожаления или раскаяния, а скорее бурлящая горечь от того, с каким энтузиазмом Сун Лань припоминал все это, с каким наслаждением расписывал, сводя всю суть Сюэ Яна лишь к этому. Можно подумать, он и без этих улик не знал, что они не забыли его прошлые деяния. Никогда не забудут.              Тем не менее это все равно слегка ощущалось предательством.              Ну и придурок.              — Да как ты вообще обо всем этом разузнал-то? — спросил он сквозь сжатые зубы, пролистывая листы бумаги. Сун Лань лишь властно приподнял бровь.              — В большинстве своем ты сам же нам и рассказал в Юэяне. Ну конечно, много я знал и… До этого.              Он что, серьезно разболтал им вот это все? Вспомнить толком не получалось — в Юэяне было и правда хреново: все те сплетни, что вывели Сяо Синчэня из себя, расстроили его так сильно, что они оба даже заволновались, что он…              Тем не менее вот ведь дебил: взять и вот так сдать себя со всеми потрохами.              — И что, — ощерился он. — С тех пор ты следишь за мной, что ли? Пополняешь свой маленький списочек причин для того, чтобы прикончить меня? Уверен, что не пропустил какую-нибудь резню или даже две?              Лицо Сун Ланя исказилось в гримасе, которую ему так и не удалось толком скрыть.              — Надеюсь, что нет, — холодным, бесцветным голосом отозвался он. — Но Верховный Заклинатель потребует полный перечень всех твоих деяний, так что если я что-то упустил, то нам придется это добавить.              Сюэ Ян усмехнулся, издав легкий смешок.              — Ну да. Давай предоставим ему хороший такой, длинный, подробный список причин отрубить мне голову — кто знает, может, даже насобирается и на увлекательную игру с линчеванием!              Сяо Синчэнь выглядел огорченным — его имя тоже значилось в списке среди имен жертв. Его глаза. Его смерть. Бойня, в которую он был вовлечен обманом… Сяэ Ян ощутил, как его собственные губы растягиваются уже даже не в улыбке, скорее в рычащем оскале, когда дрожь удовлетворения — а это была она, несомненно — прошлась по его позвоночнику. Эта дрожь ощущалась до странного холодной.              — Возможность честно свидетельствовать о правде — лучшая из данных нам, — возразил Сун Лань, и в его холодном тоне проскользнула искорка раздражения. — Я пытаюсь тебе помочь!              — Так вот что ты делаешь? — Сюэ Ян рассмеялся, ехидно и резко. — Помогаешь? А выглядит так, словно изо всех сил стараешься выбить мне приговор!              — Да если бы ты изначально не натворил все эти… — огрызнулся Сун Лань с абсолютно несвойственным ему широким жестом, и Сюэ Яну внезапно захотелось причинить ему вред.              — Но ты же делал и хорошее! — поспешил вмешаться Сяо Синчэнь, явно пытаясь звучать убедительно, но едва ли в этом преуспев. — Разве не в этом суть? Сделать список всего хорошего, что ты сделал, и всего плохого. И если эти списки будут равны или…              Он несколько жалостливо умолк, прежде чем собраться с духом и упрямо продолжить.              — ...Или хотя бы продемонстрируют твои положительные изменения, то Верховный Заклинатель сможет проявить снисходительность. Особенно если мы вдвоем за тебя поручимся.              Сюэ Ян снова усмехнулся — он постепенно начинал все сильнее уставать, раздражаться и расстраиваться из-за всего этого, а еще ему все так же невыносимо хотелось причинить кому-то вред, врезать кулаком прямо в чью-то самодовольную рожу — или еще куда…              Тем не менее, если он устроит полноценную драку, то даосы взбесятся еще больше, а если попытается выпотрошить и бросить за борт старушку, то лодка останется без управления. Ну а еще Сун Лань наверняка добавит и это в свой дурацкий списочек.              Он знал, что это всего лишь пустая трата времени, простая формальность, тщетная попытка убраться с дороги до того, как мир Заклинателей наконец-то растопчет его окончательно — как и пытался с самого его рождения. И тот факт, что даоши отказывались это видеть или хотя бы признавать, бесил невероятно — только потому, что у них не хватало смелости посмотреть правде в глаза, они все продолжали упорно подыгрывать этому фарсу.              — Это всего лишь изложение самих событий, — пробубнил Сун Лань, вероятно, ощутив его разочарование, и удвоил собственные усилия по отчитыванию его в качестве наказания. — После озвучивания показаний у тебя появится преимущество, ты сможешь подробно описать все смягчающие обстоятельства.               На этот раз Сюэ Ян расхохотался диким, жестоким смехом, даже не пытаясь уже сдерживаться.              — Да ну? Описать смягчающие обстоятельства для массовых убийств? Серьезно?              Сяо Синчэнь поморщился, но Сун Лань кивнул, хоть его ноздри несколько встрепенулись от недовольства. Его дурацкое каменное лицо выражало тревогу, но в то же время оставалось серьезным, когда он указал на одно из довольно запоминающихся преступлений в самом верху списка.              — Ты работал на Цзиней в качестве приглашенного заклинателя, поэтому касаемо клана Тиншань Гэ и других жертв ты действовал по указке Верховного Заклинателя Цзинь Гуаншаня, а это — какими бы предосудительными твои действия ни были — можно считать актом преданной службы. Согласно принципам благочестия, основным и самым главным долгом заклинателя является верность присяге, данной его господину, а значит, он не должен нести ответственность за отсутствие чести у этого самого господина.              Сюэ Ян ухмыльнулся и издал ненадежный смешок.              — Точно. Моя приверженность принципам благочестия и верность присяге: уверен, это прокатит! Тогда скажи мне, даочжан Сун, каковы же тогда эти твои «смягчающие обстоятельства» для случая с Байсюэ, м?              С тем же успехом он мог бы ему врезать. Лицо Сун Ланя тут же посерело, болезненные морщины у его глаз углубились, внезапно сделав его постаревшим и надломленным, а лицо Сяо Синчэня опустело самым худшим образом.              Отвратительно.              Почему-то ни то, ни другое не ощущалось так хорошо, как должно было — как ему хотелось.       — Их нет, — наконец произнес Сун Лань хриплым голосом — таким же несчастным, как и его взгляд. — Ни одного. Но как последний выживший ученик из храма Байсюэ, я имею право не требовать справедливости. И продолжить жить дальше, зная, что не сдержал присягу и изменил принципам благочестия, оставив их неотомщенными.              — Цзычэнь, — тихо произнес Сяо Синчэнь, положив руку на его ладонь в утешающем жесте, и Сун Лань закрыл глаза, явно стараясь подавить дурацкие слезы, но Сюэ Яну хотелось сделать им еще больней. Или, возможно, просто сойти с лодки, чтобы всего этого дурацкого разговора не случилось изначально.              Он ведь знал, что копаться в этом старом дерьме — не лучшая идея, знал же, но разумеется, они его не послушали. И теперь вот, пожалуйста — они все несчастны. Великолепно.               — Возможно, нам стоит продолжить это позднее, — предположил Сяо Синчэнь, его холодно сжавшиеся губы говорили о том, насколько он сейчас зол, но Сун Лань покачал головой, легонько мазнув пальцами по его руке, и выровнялся.              — Нет времени, — устало произнес он. — Я не… Я был не готов к такой реакции. Ничего, я справлюсь. У нас еще много работы.              Сюэ Ян зарычал, гнев снова принялся подниматься изнутри — и это вовсе не напоминало привычно-надежную ярость, скорее нечто тошнотворное и неприятное.              — … «К такой реакции»? — выплюнул он. — Да иди ты нахуй!              — Тебе следует извиниться, — строго велел ему Сяо Синчэнь, выражение его лица стало еще прохладней, и Сюэ Яну пришлось буквально до крови закусить губу, чтобы не разбить сердце и ему парочкой хорошо подобранных слов. Интересно, а к такой реакции Сун Лань был бы готов?              Интересно, сколько еще они выдержат, прежде чем сдадутся, объявят его совершенно безнадежным и вручат Ланям, чтобы больше никогда уже не приходилось иметь дело с его реакциями.              В пизду их.              Сун Лань лишь вздохнул и, поправив стопку бумаг, посмотрел на него скорее устало, нежели сердито, что определенно расстраивало. Мог бы и побеситься немного ради приличия, вообще-то.              — Цзинь Гуаншань и Цзинь Гуанъяо в ответе за создание тренировочных лагерей для лютых мертвецов и за все зверства, учиненные там, — продолжил он ровным голосом как ни в чем не бывало. — Я же, в свою очередь, как и сказал, не намереваюсь требовать восстановления справедливости для храма Байсюэ, и да осудят меня за это Небеса, когда придет мой день.              Сюэ Ян бросил на него угрюмый взгляд, бурлящая в кишках злость становилась все более неприятной.              — Ну и ладно, — пробубнил он, и губы Сяо Синчэня дрогнули в неком подобии разочарования, как будто тот ожидал, что он извинится или падет на колени, рассыпаясь в благодарностях, или сделает что-то не менее дурацкое.              — Теперь касаемо клана Чан, — продолжил Сун Лань все таким же ровным тоном, и Сюэ Ян напрягся, крепко сжимая челюсти. — С Чан Цианом у тебя были личные счеты. Когда ты был ребенком, он искалечил тебя и оставил на улице в тяжелом состоянии, поэтому ты обратился за справедливостью к Верховному Заклинателю Вэнь Жоханю. Ты упоминал, что он предоставил тебе полное право потребовать искупления, а раз так, то пусть определенное тобой наказание и оказалось несоразмерным и чудовищным, но…              Вопреки натянуто ровному тону лицо Сун Ланя исказилось от отвращения, которое он так и не смог сдержать как ни в чем не бывало казалось, эти слова оставили у него во рту какой-то мерзкий привкус.              — У тебя было на это право, если не моральное — то юридическое. Хотя, конечно, доказать это будет не так-то просто, ведь никто из Вэней не сможет ни подтвердить, ни опровергнуть наличие у тебя разрешения на истребление клана Чан.              Сюэ Ян просто сидел и пялился на него, ошарашенный и безмолвный, его угрюмая бурлящая ярость трансформировалась в скептическое недоверие.              — Какого хрена вообще? — наконец выдавил он из себя, потому что из всех возможных вопросов и бранных слов, застрявших на полпути к глотке, именно этот вариант хоть как-то подходил, чтобы подытожить сложившуюся ситуацию. — Что?              Сун Лань бросил на него вопросительный взгляд.              — Ты же поэтому изначально согласился работать на Вэней, разве нет?              — Я… Да какого хуя, что ты вообще об этом знаешь? Кто тебе рассказал? Ты!              Он перевел взгляд на Сяо Синчэня — тот все еще выглядел отстраненно и холодно, но хмурость постепенно начала омрачать его хорошенькое личико.              — Это ты ему рассказал! Ты все помнишь, да?              Внезапно ощутив необъяснимое головокружение, Сюэ Ян разразился смехом — безумным и несчастным. Он осознал вдруг, что дрожит всем телом, хоть здесь не так уж и холодно, но прекратить все равно не смог.              — Я думал, ты забыл, как и все остальное! Ты не говорил об этом! Но помнил, да? Все это время ты помнил! И ни словечком не обмолвился! Зато взял и растрепал все ему, да?!              — Это не так, — произнес Сяо Синчэнь, и теперь его хмурость приобрела как обеспокоенные, так и защитные оттенки в равной степени, а это означ… А вообще в пизду его. Любое беспокойство, которое он мог испытывать сейчас, опоздало лет эдак на восемь.              — Синчэнь только в Муйшане рассказал мне историю о маленьком беспризорнике и повозке, — вмешался Сун Лань, его голос тоже звучал обеспокоенно, и Сюэ Ян дернул головой, чтобы теперь совершенно невменяемо уставиться и на него. — Но тогда он уже не помнил, что речь идет о тебе. Мы выяснили это гораздо позже.              Сюэ Ян переводил взгляд с одного на другого, как вдруг его рука разболелась так сильно, что глаза затянуло пеленой и он едва ли был способен толком мыслить.              — Я не помню, — тихо произнес Сяо Синчэнь. — То есть помню, но не все. Я так и не смог вспомнить, кто рассказал мне историю о том раненом ребенке. Но я часто думал об этом — и отчасти именно эта история до сих пор мотивировала меня двигаться за мечтой, за нашей мечтой. Мне хотелось сделать все возможное, чтобы другие дети не страдали подобным образом. Мне хотелось сделать мир лучше и для того ребенка, и для остальных таких, как он.              Сюэ Ян хотел издать насмешливый смешок, но из его сжавшейся глотки вырвался лишь жалкий звук, больше напоминающий всхлип, нежели смех.              — А, ну да. Точно. Идеальная душещипательная история для бессмертного даочжана, великолепная мотивация на пути к его благочестивой мечте! Ну конечно же, ты это оставил! Это ведь полезно! Сначала, правда, соскоблил всю грязь, вроде Сюэ Яна! Позаботился о том, чтобы от него не осталось и малейшей частички!              Теперь они оба смотрели на него и ему хотелось взреветь, чтобы они прекратили — прекратили пялиться на него, смотреть на сквозные дыры в тех местах, где другие люди по собственной прихоти отрывали от него целые куски.              Он все продолжал безумно смеяться, но только теперь это больше не звучало как смех.              — А как же, — выдохнул он. — Зачем портить такую славную историю.              — Сюэ Ян… — лицо Сяо Синчэня вытянулось, и он протянул руку, словно собираясь прикоснуться к нему так же, как ранее прикасался к Сун Ланю — заботливо и утешающе, — но Сюэ Ян сердито дернулся, отскочив из зоны досягаемости, жадно глотая ртом воздух.              — Я рассказывал эту историю только двум людям, — прошипел он, не без усилий выдавив из себя резкий смешок. — Я рассказал А-Яо лишь суть, он знал не понаслышке, каково это, ненавидеть тех, кто причинил тебе вред! Он понимал. После я не собирался рассказывать это кому-либо еще. Но ты! Весь такой добренький, полный сострадания даочжан Сяо Синчэнь, готовый отдать все деньги раскаявшимся карманникам, в краже которых они и раскаялись. Ты горевал даже по диким тварям, которых приходилось убивать во время Ночной Охоты! Я думал, уж если кто и способен понять, так это…              Он, наконец, осознал, что плачет взахлеб, не в силах даже вдохнуть. Его рука разболелась так сильно, что он был готов лупить кулаком корпус лодки — ему казалось, что если бить достаточно долго и часто, то от руки останется лишь кровавое месиво, и, может быть, тогда она перестанет, наконец, болеть.              — Но ты этого не сделал, — обвиняюще прохрипел он. — Ты не понял, и ты даже, сука, не попытался понять! У тебя нет права помнить эту историю! Тогда она была недостаточно хороша для тебя, так нечего лезть к ней и сейчас! Да пошли вы нахуй, оба!              Лодка была слишком маленькой, чтобы Сюэ Ян мог унестись прочь, но он сделал все возможное, рванув из-под навеса и остановившись лишь на корме. Даоши за ним не последовали — но, вероятно, оно и к лучшему. Если бы они попытались, он бы точно навредил им — по-настоящему.              Он стоял прямо на корме и пялился на бурлящую воду какое-то время, почти решившись шагнуть вперед. Ну да, утопление — самый отвратительный способ умереть, зато, по крайней мере, это заставило бы уйти боль в его блядской руке: она ныла так, как не ныла уже давно с тех пор, как Сун Лань начал делать с ней ту штуку с надавливающим лечением.              Казалось, стоило только заговорить о Чан Цыане, и его кости вдруг вспомнили, каково это — быть настолько поломанными.              Цок. Цок. Цок. Хруп.              Его желудок забурлил куда сильнее течения, и в какой-то ужасный момент ему показалось, что он вот-вот сблюет, но глубоко и резко вдохнув, он сглотнул — а затем еще, и еще — и все-таки сумел удержать свой завтрак внутри.              Он был настолько не в себе, что, краем глаза заметив маленькую фигурку с бамбуковым шестом, весь содрогнулся и, резко развернувшись, неверяще уставился на нее — только после этого его настигла реальность.              Не А-Цин, ну конечно же, нет.              Лишь мальчишка с лягушачьими ногами — он сидел тихо, как мышенька, с противоположной стороны у поручня, обнимал свой длинный шест так, словно бы от этого зависела его жизнь, и неотрывно таращился на воду, очень-очень тщательно избегая смотреть на самого Сюэ Яна. Должно быть, он подслушал солидную толику откровений про всякое там отрубание голов и массовые убийства. Губы Сюэ Яна вновь искривились в некоем подобии оскала.              — Разве ты не в курсе, что подслушивать — верный признак дурного тона? — елейным голосом произнес он, и ребятенок тут же шумно сглотнул.              — Я не подслушивал! — торопливо пискнул он, но в воду пялился все так же отчаянно и неотрывно, как будто Сюэ Ян взбесившийся зверь, способный напасть, стоит только встретиться с ним взглядом.              Какой умный ребенок.              — Я убил больше сотни людей, — ласково сообщил ему Сюэ Ян, и мальчишка опять сглотнул, постепенно бледнея и покрываясь потом. — Может, две. Может, три. Кто знает? В какой-то момент я просто потерял им счет. Стоит только приноровиться, и дальше все идет как по маслу! Впрочем, я давненько уже не практиковался, может, и правда потерял хватку. Возможно, в следующий раз придется сделать несколько попыток, прежде чем все получится как надо.              Мальчишка едва слышно заскулил, но, надо отдать ему должное, с места не тронулся, лишь неосознанно поднял шест, чтобы убрать какой-то мусор на пути у лодки, хотя сам выглядел так, словно его вот-вот вырвет.              Сюэ Ян пришел к выводу, что в нем нет ничего, напоминающего А-Цин, — и этот факт вызвал в нем какое-то странное, непривычное разочарование.              Она бы зыркнула на него своими пустыми глазами, «случайно» треснула бы шестом по голени и принялась бы громко жаловаться Сяо Синчэню, что он, видите ли, целенаправленно пытался ее запугать, и… Вполне справедливо, так-то.              Сюэ Ян тяжело вздохнул и скрутился в своеобразном поклоне, пытаясь вытряхнуть немного засахаренного имбиря из повязок-цянькун, чтобы хоть немного подавить тошноту.              — Эй, мелкий, любишь сладости? — спросил он скучающим тоном, даже не глядя на него. Мальчик рискнул бросить в его сторону торопливый взгляд, явно пытаясь понять, какой ответ может стоить или не стоить ему жизни. Впрочем, спустя несколько мгновений он хоть и настороженно, но все же кивнул.              Сюэ Ян фыркнул и бросил ему кусочек имбиря, с коварным ликованием наблюдая, как тот, едва не уронив, жонглирует им, а затем, отвесив короткий поклон в знак благодарности, сует его в рот.              — Дам тебе один бесплатный совет, — произнес Сюэ Ян, снова возвращаясь взглядом к отвратительно-коричневой воде, и близко не напоминающей нефритово-зеленые воды реки в Куйчжоу. Эта река пересекала весь мир — и тянулась дальше, испачканная им. — Никогда не принимай сладости от незнакомцев. Кто знает, чего это может тебе стоить.              Мальчик комично замер, перестав жевать, и едва не подавился, словно осознав, что имбирь мог быть отравлен.              Ну и глупость. Это ж целую конфету перевести на такую ерунду.              Тишина затянулась, долгое время было слышно лишь тандем из журчащей воды и затхлого полуденного бриза. Худшие проявления его характера медленно, но верно улеглись, вынуждая его чувствовать себя истощенным и до странного несчастным. Рука все еще болела, как бы он ни пытался размять пальцы и подыскать суставам правильное положение.              — Они того заслуживали, — и сам не зная зачем, сказал он спустя какое-то время, тут же заметил краем глаза, как вновь напрягся мальчишка. — Ну, по крайней мере, большинство из них, — исправился он. — Полагаю, некоторые из них просто мешались на пути.              Он не рассчитывал на какой-либо отклик и поэтому был отчасти впечатлен, когда мальчишка заговорил — очень тихо, как будто на самом деле не слишком-то и хотел спрашивать или слушать ответ.              — Что они сделали?              Сюэ Ян вновь оскалился — или, по крайней мере, ощерил зубы. Он небрежно поднял руку — не мешало бы уже сшить новую перчатку взамен той, что в клочья была сожжена Фусюэ, — беспощадно демонстрируя три скрюченных пальца и два уродливых шрама на культе.              — Он раздавил мне руку и бросил в канаве подыхать, — как ни в чем не бывало ответил он. Рука не стала болеть сильнее от того, что он произнес это вслух, но и меньше болеть тоже не стала.              — Какой ужас! — задохнулся мальчишка, но, спохватившись, тут же вновь перевел взгляд на воду.              Сюэ Ян почему-то вдруг снова вспомнил А-Цин — ее праведный гнев в ответ на первую половину истории, которую он рассказал им одной холодной ночью в городе И, то, как он танцевала вокруг, то и дело ударяя палкой ничего не подозревающую землю снова и снова.              «Я бы била его, била бы и била!»              Она поняла его — поняла так, как даоши не смог и никогда не сможет. Даже не дослушав жалкий конец.              И снова, не ясно, с чего вообще, но ему вдруг захотелось, чтоб это именно она сидела там, в паре шагов от него. Она делала, что могла, и всегда знала, как отвлечь, когда у него портилось настроение.              Хотя, учитывая… Учитывая все случившееся, она бы наверняка просто подскочила бы и попыталась размозжить ему череп своей палкой. И, возможно, она была бы настолько в ярости, что у нее бы это даже получилось. Сюэ Ян предположил, что такой исход заставил бы его руку прекратить болеть и наверняка решил бы целую кучу проблем и у обоих даоши, и у Верховного Заклинателя.              Он откинулся назад и вздохнул.              — Ага. Впрочем, я убил их всех. Всю семью того парня, всех стариков, каждого, даже наименьшего отпрыска из его рода. Уничтожил, навсегда. Он был влиятельным господином, думал, что может разрушить мою жизнь и просто уйти прочь, забыв обо всем на следующий день. Но я выбрался из той канавы и стал таким сильным заклинателем, что ради моей помощи Вэнь Жохань был согласен на все! Я попросил их головы. И вот, я здесь, а они все умерли. В пизду их.              Что бы ни случилось дальше в Гусу, у него всегда будет это — его распрекрасная, идеальная месть, кровавое возмездие.              Право требовать искупления, как назвал это Сун Лань, что, вообще-то… Действительно чем-то таким и было.              Если так посмотреть, то ему, вероятно, и правда не стоило насмехаться над Байсюэ.               Теперь он целую вечность будет сучиться по этому поводу, что едва ли поможет Сюэ Яну убедить этого тупого мертвеца присоединиться к ним с Сяо Синчэнем в постели.              Да вот только теперь и сам Сяо Синчэнь наверняка тоже будет слишком взбешен для подобного.              Сюэ Ян снова вздохнул и прикрыл глаза, игнорируя все нарастающую головную боль.              — Ладно, хватит болтать, — пробормотал он. — Держи рот на замке, и я не стану тебя убивать, обещаю. Будь паинькой и получишь еще одну конфету чуть позже.              — Хорошо, — слабо прохрипел мальчишка. — Спасибо?              Он все равно уже сто лет как никого не убивал — даоши тут же закатили бы истерику. Влезал в драки, да, устраивал резню на Ночных охотах, но убивать по-настоящему — никого не убивал после…              А-Цин.              Судно качалось, его то и дело бросало течением из стороны в сторону, и Сюэ Яну пришлось закинуть в рот еще одну пригоршню засахаренного имбиря, чтобы подавить настырное тошнотворное чувство в животе.              Наконец он лег и, сунув руку под голову, тупо уставился в небо: боль, шум утекающей воды и речной запах — все это было настолько знакомым, что в какой-то момент ему показалось, будто тот слабый, беспомощный мальчишка на самом деле так и не смог выбраться из Куйчжоу.              

***

      Как только наступила ночь, старая капитан надежно пришвартовала лодку к берегу, и они принялись делить простой ужин: речная рыба, приготовленная в жаровне на углях, овощи на пару и рис. Храбрый мальчишка, нервно выдохнув, без возражений понес Сюэ Яну его порцию, но вернулся уже довольным, счастливо похрустывая конфетой на зубах.              Сердце Сяо Синчэня тут же восполнилось упрямой надеждой — раз уж Сюэ Ян настолько щедр, что даже поделился своими бесценными сладостями, то наверняка он уже не так расстроен.              — Пойду поговорю с ним, — пробормотал он, накрыв колено Цзычэня ладонью, прежде чем встать, и тут же ощутил, как рука Цзычэня ободряюще сжала его пальцы — всего на мгновение.              Лодка двигалась под ногами, слегка мешая держать баланс, и из-за этого стало куда сложней добираться до кормы, где ощущалась легкая вспышка узнаваемой духовной энергии, похожей на обжигающие солнечные лучи, — эта энергия буквально светилась на фоне вечерней прохлады.              — Сюэ Ян?.. — окликнул он.              Сначала его приветствовала лишь тишина, а затем раздалось грубое фырканье.              — Отъебись, — коротко велел ему Сюэ Ян. Все так же расстроен. Сяо Синчэнь опустил голову.              — Я хотел извиниться, — тихо сказал он. — Мы… Я не хотел тебя расстроить, но мы все равно это сделали. Прости.              Несколько мгновений не доносилось ничего, кроме тишины, прерываемой лишь отдаленным плеском воды — то ли рыбы, то ли лягушки — и редкими окриками сонных птиц в тростнике. Он мог бы услышать их дыхание. Даже биение собственного отяжелевшего сердца.              — Проехали, — наконец усмехнулся Сюэ Ян.              — Ты прав, — сказал Сяо Синчэнь. — Насчет того, что ты сказал… Я и правда не помню, как ты рассказывал ту историю, помню только, что сама история произвела на меня неизгладимое впечатление. Может, и правда было эгоистично с моей стороны использовать историю страданий безымянного незнакомца, чтобы упрочнить собственную решимость. Но я не нарушал конфиденциальность — Цзычэнь сам сложил все пазлы и понял, что речь о тебе, причем понял совсем недавно, в Душоу.              Он сделал глубокий вдох и продолжил.              — Мне очень жаль, что я не помнил. Но еще больше мне жаль, что такое вообще с тобой случилось, правда. Это было ужасно и жестоко.              — Да заткнись ты, — рявкнул Сюэ Ян сквозь сжатые зубы, его голос звучал напряженно и опасно, напоминая дикого зверя. Усилием воли Сяо Синчэнь подавил в себе все те слова утешения, которые ему так хотелось сказать — он знал Сюэ Яна достаточно, чтобы понимать, что сочувствие будет в лучшем случае нежелательным, а в худшем — и вовсе усугубит его боль.              А он не хотел причинять ему еще больше боли.              — Можно, я побуду тут с тобой немного? — спросил он вместо всех тех слов. — Или хочешь, чтобы я оставил тебя в покое?              Очередная долгая, напряженная тишина в ответ — наполненная ароматом воды и шумом ветра в тростнике. Но он ждал — неподвижно и терпеливо.       — Как хочешь, — снова отозвался Сюэ Ян, но теперь его голос звучал скорее устало, нежели сердито, и Сяо Синчэнь, едва слышно облегченно выдохнув, сделал еще один осторожный шажок поближе и сел рядом.              — Спасибо, — рискнул произнести он и полученную в ответ пренебрежительную ухмылку воспринял как предложение о перемирии. Тишина, разделенная на двоих, теперь казалась приятной и почти умиротворяющей.              — Он злится на меня, — наконец произнес Сюэ Ян едва ли вопросительно, тщательно придерживаясь небрежного тона — так, словно бы ему и дела нет до ответа. Но тот факт, что он в принципе спросил, уже был весьма показателен.              — Не то чтобы злится, — осторожно произнес Сяо Синчэнь. — Но Цзычэнь… Он изо всех сил старается тебе помочь, и то, что ты ему сказал, было крайне жестоко. Это ранило его.              — Бля, — пробубнил Сюэ Ян на выдохе, чуть поерзав. Его тепло разливалось в прохладном вечернем воздухе так близко, что можно было бы потрогать. — Точно. Ну. Я так и знал, что это плохая идея — ковыряться во всем этом… Хрен с ним. Сам виноват, что выбесил меня.              Сяо Синчэнь предпочел это никак не комментировать. Чем больше он будет давить, тем яростнее будет бросаться в ответ Сюэ Ян. Ему не все равно настолько, чтобы спросить, так что, возможно, ему будет не все равно и настолько, чтобы извиниться, или хотя бы поумерить свой пыл в следующий раз.              — Могу я?.. — уточнил он, наклонившись, чтобы лечь рядом с откинувшимся назад Сюэ Яном. Он больше почувствовал, нежели услышал, как тот пренебрежительно пожимает плечом, и воспринял это как приглашение.              Сюэ Ян излучал невероятное тепло, а река успокаивающе покачивала лодку, подобно матери, убаюкивающей свое дитя.              Мгновение покоя, словно затишье перед бурей.              — Ты сказал, что я отвратителен, — бесцветным голосом произнес вдруг Сюэ Ян, и это прозвучало как удар под дых. — В тот день, когда я рассказал тебе эту историю. Ты сказал, что мне нужно было всего лишь сломать палец Чан Циану в ответ.              Желудок Сяо Синчэня сжался от потрясения и ужаса, но, независимо от того, как неистово ему хотелось отрицать слова, сказанные им самим до отвратительного бездушно, он все же чувствовал, что так оно и было. Во рту появился привкус желчи.              — Я… Я нахожу мерзкими твои преступления, — слабо выдавил он. — Бессмысленные смерти, вся та боль… Это отвратительно. Но не ты.              — О, нет, — безжалостно отозвался Сюэ Ян, повернувшись так, чтобы смотреть на него. — Ты просто охуеть как четко все прояснил! Типа, назвал меня по имени и все такое. «Сюэ Ян, ты и правда отвратителен» — вот как ты сказал.              Сюэ Ян до жути правдоподобно сымитировал его собственный голос, цитируя последние слова, и Сяо Синчэнь тяжело сглотнул, чувствуя, словно вот-вот задохнется. Легкое головокружение стирало грань его мыслей до некогда принадлежавших ему воспоминаний — слишком болезненных, чтобы соприкасаться с ними, разбитых и рассеявшихся, подобно грязному пеплу.              — Я почти умер, — продолжил Сюэ Ян, вновь отвернувшись. Он явно старался придерживаться непринужденного тона, но его голос звучал как-то сжато. — Должен был умереть, и не спрашивай, как выжил. Я неделями валялся без сознания в лихорадке, моя рука начала гнить. Я едва не подох с голоду. Но даже выбравшись из того дерьма, я месяцами не мог пользоваться рукой — она болела просто пиздец как, но мне все равно приходилось учиться ею пользоваться заново. А ты просто взял и заявил, что по справедливости нужно было всего лишь сломать палец взрослому мужику. Я…              Он сделал паузу, хохотнув, коротко и резко.              Разъяренно и так уязвленно.              — Я еще никогда не ненавидел тебя сильней, чем тогда, Сяо Синчэнь.              Может, он никогда и не заслуживал его ненависти сильней, чем тогда.              — Прости, — взахлеб произнес он. — Сюэ Ян, я не могу одобрить то, что ты сделал с невинными людьми из клана Чан, я не могу, и ты знаешь это! Но что сделал он, что сотворил с тобой Чан Циан... Это поистине зло. Вот так причинить вред ребенку... Такое не должно было случиться с тобой. И мне очень жаль, что случилось.              — Не смей, — рыкнул Сюэ Ян, вновь рывком повернув голову в его сторону, его резкое дыхание осело жаром на лице Сяо Синчэня, на его влажной от крови повязке.              — Мне жаль, — настойчиво повторил Сяо Синчэнь. — Прости, что недооценил твою боль, и прости, что забыл. Что ранил тебя. Мне очень жаль, Сюэ Ян. Хотел бы я, чтоб…              Его голос надломился аккурат в тот момент, когда Сюэ Ян, зарычав, схватил его за грудки и притянул ближе. На короткий, буквально головокружительный миг он инстинктивно приготовился к боли, но вместо нее чужой, горячий рот вжался в его собственный. Может, просто, чтобы заткнуть его, а может, потому что так и нужно было, лучше ведь именно так: губы в губы, рот — полный острых зубов, с привкусом имбиря и свежей соли, причем вовсе не от его собственных кровавых слез — в рот.              — Сюэ Ян, — захлебываясь, произнес он в поцелуй, цепляясь за него едва ли не так же отчаянно крепко. — Прости, что причинил тебе боль. Но я больше никому не позволю ранить тебя снова. Обещаю.              Сюэ Ян издал некий совершенно недоверчивый звук — и теперь пришла его очередь подавлять поцелуями любые, саркастические протесты и возмущения.              Возможно, было бы и правда лучше, мудрее не произносить этого вслух, не озвучивать того, на что он готов пойти при необходимости, чтобы защитить своих близких — какой бы ни была при этом воля Цзянху, Верховного Заклинателя и, возможно, даже самих Небес.              Было бы безопаснее не признавать вслух ту цену, которую он готов заплатить.              И кровь, которую он готов пролить.              — Я люблю тебя, — прошептал он, и Сюэ Ян, содрогнувшись, наконец-то обмяк в его руках, прерывисто и надломленно дыша.              — Ну бля, — пробормотал он снова — совершенно истощенно — и Сяо Синчэнь прижал его к себе еще сильней.              Сюэ Ян был настолько хорош в создании образа сильного, бездушного, скорее даже злобно-жестокого человека, что порой забывалось — слишком легко забывалось, — как основательно и глубоко можно его ранить.              И его ранили — раз за разом, снова и снова, — то и дело уродуя, нанося беспощадные порезы этому ни в чем не повинному ростку, тем самым превращая его в нечто совершенно чудовищное.              Но сейчас он так старается стать лучше — и все только ради этого, только ради любви.              Разумеется, это должно иметь значение — этого должно быть достаточно.              — Они тебя не получат, — яро объявил Сяо Синчэнь. — Мы будем сражаться за тебя, Цзычэнь и я. Но… Сюэ Ян, я знаю, что ты это ненавидишь, но нам придется продолжить обсуждение всех этих событий, чтобы подготовить наши показания как положено. Это ведь может быть единственный способ…              — Знаю-знаю, — прорычал ему в ключицу Сюэ Ян. — Просто… Заткнись уже, а, даочжан? Поговорим об этом позже. Завтра, например.              Вечер оказался довольно прохладным, но Сюэ Ян, в свою очередь, был невероятно теплым, и Сяо Синчэнь позволил себе несколько расслабиться в его объятиях. Он позволил тишине наконец растянуться — непрерывно и умиротворяюще, — пока река продолжала неторопливо и ласково убаюкивать их обоих.              

***

             Когда он проснулся, все его тело затекло и ныло, костлявая тушка его импровизированной даочжано-подушки оказалась немногим лучше твердых, неровных досок, на которых они оба уснули. Но, так или иначе, все равно все было как надо.              Сяо Синчэнь, свободно приобнимая Сюэ Яна, все еще мягко посапывал — он был совершенно растрепан, засохшая кровь насквозь пропитала его повязку и неаккуратно расползлась по лицу. Должно быть, он плакал сильнее, чем Сюэ Ян мог в темноте заметить. Плакал и говорил всякие глупости типа «прости меня», «они тебя не получат», и «я больше никому не позволю ранить тебя снова» — в общем, самую глупую ерунду, свойственную мягкотелому Сяо Синчэню.              Но это, пожалуй, звучало довольно мило — особенно если тащишься от абсолютных идиотов. Что, к несчастью, он и делал.              Но похоже, Сяо Синчэнь не так уж и сильно злился, что в принципе было хорошо. А еще он больше не считал его отвратительным, что, очевидно, тоже хорошо. Да, он все еще немного сучился по поводу его мести и всех тех убитых людей, но это же Сяо Синчэнь, а Сяо Синчэнь — он и в Африке Сяо Синчэнь.              Сюэ Ян великодушно решил, что вполне себе может любезно упустить это из виду.              Прикусив губу и ощутив, как что-то неприятно сжалось в желудке, он вдруг нахмурился, вспомнив, как Сун Лань назвал его месть правом на искупление. Да, он сказал, что у него было на это право не моральное, а юридическое, — но сказал же.              — Выглядишь ужасно, — сказал он Сяо Синчэню, едва заслышав, как у того изменилось дыхание, и неистово ухватился за возможность отвлечься. — Давай принесу воды, умоем тебя чутка.              Сяо Синчэнь издал мягкий, смущенный звук, явно еще не до конца проснувшись, и разорвал петлю рук, чтобы скрыть зевок за соскальзывающим рукавом. Можно подумать, открытый рот — это нечто постыдное, что нужно прикрывать, особенно учитывая тот факт, что у него вообще-то по-прежнему вся моська в кровавых разводах.              Ну пиздец, какой же миленький, а.              Если, конечно, тащишься от идиотов.              А так, по всей видимости, и было –— вздохнул про себя Сюэ Ян, выуживая тряпку, чтоб намочить ее в реке и помочь своему беспомощному даочжану умыться.              К несчастью, Сун Лань таким миленьким и близко не выглядел, когда они наконец выбрались к нему из-под навеса на лодке, — каким-то невероятным образом он умудрялся выглядеть холодно, но в то же время напоминал побитого щенка еще больше, чем когда-либо до этого. Сюэ Ян крепко стиснул зубы.              — Прости, что набросился на тебя, — наконец выдавил он из себя, изо всех сил стараясь выглядеть в меру легкомысленно. Они оба знали, что это ничего не изменит, что его извинения — это просто пустые слова, дурацкий, бессмысленный ритуал, чтобы все сгладить. Но именно Сун Лань был тем, кто сказал ему, что, если задел человека, которого не хотел обидеть, все равно нужно извиниться. Так что, возможно, ожидаемая имитация раскаяния все же сотрет с его лица это жалкое выражение и, возможно, — хотелось бы надеяться — вернет его на путь истинный в вопросе присоединения к ним двоим в постели.              Стоило попытаться. Даже если сама попытка выглядела пиздец как жалко.              — Но ты сам виноват, что взбесил меня, — принципиально добавил он.              Сун Лань лишь посмотрел на него особенно укоризненным взглядом больших, как у коровы, грустных глаз, которые он временами изображал, и вздохнул — но его вздох звучал скорее грустно, нежели сердито, что предположительно было хорошим знаком.              — Спасибо, — тихо ответил он. — Думаю, возможно, мы зашли вчера слишком далеко, все мы. Я так же прошу прощения, что расстроил тебя. Может, сегодня нам лучше сосредоточиться на менее удручающих моментах.              Внезапно по какой-то непонятной причине почувствовав себя лучше, Сюэ Ян беззаботно пожал плечами.              — Разумеется, как скажешь. Звучит неплохо.              — Я был бы не прочь, если бы кто-то из вас помог мне записать размышления насчет нашего будущего клана, — с надеждой в легкой улыбке предложил Сяо Синчэнь. — Ну, если кто-то готов за это взяться. Я старался обдумать все как следует, особенно после того, как мы посетили Молин, но я был бы рад услышать и ваши мысли на этот счет.              Сун Лань заметно расслабился и улыбнулся — коротко, но сентиментально.              — Звучит хорошо. Я с радостью помогу.              Старуха и худощавый мальчишка-лягушонок присоединились к ним за довольно простым завтраком, и сразу после этого съебались, чтоб организовать отплытие, а затем отчалили — лодка, толкаемая течением, вновь принялась нетерпеливо покачиваться.              Пока утро миновало, неловкость постепенно перешла в некое подобие спокойствия: Сюэ Ян возился с талисманами, пока даоши, склонив головы, рассуждали о занудной политике кланов и еще более занудных «основных ценностях» и «идеалах».              Но время от времени они все же спрашивали его мнение, что само по себе было смешно — но не так смешно, как то, с какой серьезностью они кивали в ответ на его слова, как будто и правда обдумывали сказанное им.              Балбесы, оба — иначе и не скажешь.              Его балбесы.              Судя по происходящему и учитывая явную смену настроений, Сюэ Ян пришел к выводу, что пока не стоит полностью убирать со стола вариант с тройничком — возможно, ему все еще выпадет шанс снова поспать на куда более удобной даочжано-подушке.              

***

      Гуанлин по сути своей был очень похож на Молин или Цюннин, или на тот же Куйчжоу — довольно крупный город на берегу реки, с многолюдными, шумными и вонючими доками. Люди были буквально везде — они сновали туда-сюда, перемещая драгоценные грузы, обычные грузы и — к сожалению — рыбу, причем рыбу очень разной степени свежести.              Несколько носильщиков сошли к ним на лодку, чтоб забрать товары ожидавшего их торговца, и Чэньчуанжань, подобно генералу на войне, со всей строгостью заставляла их работать как положено. Пытаясь пристроиться так, чтобы им не мешаться, Сун Лань все никак не мог решить, куда ему деться: просто вернуться под солнцезащитный навес или все же сойти на берег и поискать какое-то подходящее место вдали от суеты, чтоб насладиться отдыхом.              Впрочем, последний вариант предполагал необходимость пересекать многолюдный рынок в доках.              — Может, этой ночью лучше останемся на борту?.. — тихо спросил Синчэнь, и Сун Лань почувствовал себя несколько глупо от того, что оказался столь очевидным в своем беспокойстве.              — Да ну нахуй, — усмехнулся Сюэ Ян с другой стороны. — Я не собираюсь опять дрыхнуть на досках, когда прямо перед мной полный город удобных гостевых домов! Вдруг это наша последняя возможность насладиться удобной кроватью на все ближайшее время.              — Все в порядке, — согласился Сун Лань с легкой улыбкой, которую, как он надеялся, Синчэнь раз уж не видел, то хотя бы услышал. — Я бы с радостью хорошенько искупался и поспал на чистых простынях.              — Именно! — просиял Сюэ Ян. — Не переживай, мы проскочим очень быстренько, а если кто-то рискнет в тебя врезаться, я его заколю, все будет в порядке!              — Вот только без этого, пожалуйста, — выдохнул он, почти уверенный, что тот шутит. Почти. Впрочем, слегка встревоженный вид Синчэня вынудил его заподозрить, что об этом забеспокоился не только он один.              — Эй, нана! — окликнул Сюэ Ян, соскочив с лодки на пирс, и старый капитан бросила на него суровый взгляд, хоть уголок ее губ и дрогнул от столь непочтительного обращения. Хотелось бы верить, что ее это позабавило, а не оскорбило. — Мы проведем ночь в городе. Никуда не уплывай без нас.              Она пожала плечами:              — Теперь только вы арендуете лодку, а значит, платите вперед и посуточно. Тогда и буду стоять столько, сколько захотите. Это легкий заработок.              Сюэ Ян рассмеялся, по-видимому, искренне забавляясь.              — Какая выгодная сделка для тебя, м? Мы вернемся завтра, да, даочжан? Наслаждайся выходным!              Сун Лань добросовестно остановился, чтобы оплатить первый взнос, и взамен получил вежливый полукивок-полупоклон:              — Наслаждайтесь Гуанлином, даочжаны. Лучше бы вам держаться подальше от шумных районов чуть ниже по реке, они не для таких, как вы. Северо-западные части города куда чище. Эй ты, смотри, куда прешь! Уроните мой груз в реку — и тут же отправитесь следом!              Сун Лань отвесил еще один поверхностный поклон, огибая капитана, а затем обнаружил, что едва ли не делает глубокий вдох, пытаясь подготовиться к столкновению с толпой.              — Ну-ка иди сюда! — довольно произнес Сюэ Ян и, схватив его за рукав, потянул за собой.              И нет, он не размахивал Цзян-Цзаем и не тыкал маленькими кинжалами во всех подряд, но завидев его широкий оскал, прохожие почему-то просто сами по себе старались уйти с дороги. Сун Лань допустил слабую мысль, что, возможно, стоило бы его отчитать за угрозу общественности — и он бы обязательно отчитал, если бы не испытывал такое облегчение от того, что люди просто сами отскакивают с его пути. Синчэнь держался к нему поближе с другой стороны, невинно улыбаясь, хотя он, скорее всего, наверняка знал, что именно делает Сюэ Ян — так что, наверное, все и правда в порядке.              Не то чтобы Сюэ Ян делал что-то действительно неправильное.              — Вот так, — явно довольный собой, сказал ему Сюэ Ян, аккуратно поправив рукав, за который тянул, и несколько раз по-дружески по нему похлопав. Шумный район с доками остался позади, и теперь они направлялись в более тихие и красивые кварталы, о которых упоминала капитан. — Все было не так уж и плохо, правда?              Сун Лань вздохнул и слегка кивнул головой.              — Спасибо, — признал он, и улыбка Сюэ Яна стала еще ярче.              Они нашли себе место по вкусу — простое и опрятное — и остановились там на добротный ужин, в процессе которого Синчэнь очень оживленно рассуждал об их потенциальном клане, а Сюэ Ян время от времени дружелюбно поддразнивал его, чередуя обоснованные аргументы и совершенно бестолковую чушь. Последнее Синчэнь почти всегда улавливал с некоторой задержкой, после чего, засмеявшись, укоризненно шлепал Сюэ Яна, и тот, разумеется, тоже смеялся в ответ.              Сун Лань наблюдал за ними поверх чашки и любил их, так невыносимо сильно любил.              — Итак, — Сюэ Ян повернулся к нему, подперев подбородок рукой и сощурив сверкающие глаза. — Одна комната или две?              Сун Лань ощутил, что краснеет, а в его животе тут же запорхал целый рой испуганных бабочек.              Синчэнь тоже повернулся к нему, задержав дыхание и прикусив губу то ли от тревоги, то ли в предвкушении, как предполагал Сун Лань, но в любом случае это выглядело довольно кокетливо.              — Я не уверен, — промямлил он, как дурак, потому что это все, что пришло ему в голову. Сюэ Ян усмехнулся, постукивая пальцами по щеке, коварство в его глазах смягчилось настолько, что почти походило на влюбленность.              — Что ж, «не уверен» — это уже не «нет».              — Ты же знаешь, что мы не станем просить ничего, на что ты не согласишься добровольно, — тихо заверил его Синчэнь. Его нижняя губа потемнела в том месте, где он ее прикусывал. Так и хочется поцеловать.              Он должен был что-то ответить, но бабочки растрепали все слова, растащили их, подобно ветру, на все четыре стороны света и оставили его еще более немым, чем обычно.              — Ладно, а как насчет такого, — вклинился Сюэ Ян, наклонившись вперед, и Сун Лань ошибся: блеск в его темных глазах оказался вовсе не мягким коварством. Это было самое настоящее, откровенное желание, от силы которого у Сун Ланя тут же пересохло во рту. — Возьмем комнату с двумя кроватями. Мы с Синчэнем будем трахаться как кролики, ну а ты решишь, что будешь делать, по ходу дела: можешь просто смотреть, можешь присоединиться, а можешь закрыть уши и притвориться спящим до тех пор, пока мы не закончим. Затем мы все пообнимаемся, и мне больше не придется просыпаться утром с отпечатком его железобетонных ребер у себя на лице.              Синчэнь хихикнул и вновь легонько шлепнул Сюэ Яна, но в остальном все его внимание было сосредоточено на Сун Лане, и от волнения он снова прикусил и без того намученную нижнюю губу.              Ну невыносимо же, а.              — Очень хорошо, — хрипло произнес Сун Лань, его желудок опять сжался, как в тот момент, когда духовный меч взмывает в небо, и грань между тобой и падением становится очень тонкой.              Глаза Сюэ Яна тут же вспыхнули голодным восхищением, а Синчэнь тихо выдохнул от облегчения — его щеки тут же покрылись ярким румянцем от не менее голодного предвкушения.              Сун Лань смутно осознавал, что они буквально тут же перехватили одного из служек, чтобы, вероятно, узнать насчет комнаты — судя по тому, куда они его вели, но сосредоточиться полностью ему мешал шум в ушах. Не из-за крови — его сердце не билось уже много-много лет. Его собственные энергии — Ци и темная энергия — циркулировали сквозь бусины мала так же активно, как могла бы циркулировать жизнь в его венах и меридианах.              У него слегка кружилась голова. Он был в ужасе. И он был голоден.              А еще, если уж совсем по-честному, ему было интересно. Он знал, каково это — обнимать Синчэня, знал, какие звуки издает Сюэ Ян, как он движется навстречу, будто не любовью занимается, а пытается выиграть сложнейший бой, знал, как выдыхает Синчэнь, когда…              Но ему всегда было любопытно, какие они друг с другом. Сначала он интересовался этим с яростной ревностью, а затем — с неоспоримым, постыдным возбуждением.              Похоже, сегодня ночью он наконец узнает это.              — Если захочешь, то можешь уйти в любой момент, — выдохнул Синчэнь, как только за ними закрылась дверь. — Мы не станем обижаться, нам бы не хотелось, чтоб ты чувствовал себя как-то некомфортно.              — Или можешь присоединиться! — воскликнул Сюэ Ян, уже воодушевленно выпутываясь со своей одежды. — В этом тоже нет ничего страшного!              Он одарил Сун Ланя абсолютно не раскаивающейся улыбкой и принялся распутывать жадными пальцами свой шэнъи.              — Будет видно, — слабо выдавил из себя Сун Лань, а затем трусливо сбежал от их обжигающего внимания и, закрыв наконец глаза, прильнул к губам Синчэня — горячим и мягким в тех местах, где он их накусал. Мягкий выдох, который тот издал, прошелся по внутренностям Сун Ланя жидким огнем.              Стоило им только разделиться, как Сюэ Ян уже был тут как тут — эдакая непреодолимая сила природы — немедленно требуя свою порцию. Он целовал Сун Ланя агрессивно, жадно, безжалостно. Синчэнь наклонил голову, его щечки вспыхнули, а губы слегка разомкнулись: он прислушивался к влажным, неприятным звукам их поцелуя так, как будто это было самое соблазнительное на всем белом свете.              Потом они принялись целоваться прямо перед ним — Сюэ Ян с Синчэнем. Их рты раскрывались так, как он никогда бы не позволил раскрыться своему — они буквально вжимались друг в друга — Синчэнь держал в своих тонких ладонях лицо Сюэ Яна, а глаза у того трепетали под закрытыми веками, его длинные ресницы то и дело подрагивали подобно изящным веерам.              Сун Лань уже был так тверд.              Ему хотелось думать, что на вторую койку он сел достаточно грациозно, но, по правде говоря, ощущалось так, словно у него просто подкосились ноги.              Сюэ Ян и Синчэнь разорвали поцелуй, и Синчэнь, затаив дыхание, повернулся к нему, его губы теперь были темными, словно переспелые вишни.              — Все в порядке? — спросил он слегка хрипловато с ноткой беспокойства. — Цзычэнь? Ты в порядке?              Сюэ Ян распахнул глаза только для того, чтоб бросить на него вызывающий взгляд.              — Да, — выдавил из себя Сун Лань, и, к счастью, его голос каким-то чудом оставался ровным. — Да, это… Все в порядке. Я… Посмотрю. Если вы не против, что я здесь.              Взгляд Сюэ Яна сменился выражением неподдельного ликования —– он обвил рукой талию Синчэня, затем соскользнул ниже, сжав ягодицу, и ткань его наполовину развязанных шэнъи и чжунъи небрежно соскользнула со второго плеча.              — Ну надо же, даочжан… Кажется, даочжан Сун хочет, чтоб мы устроили ему представление, — промурлыкал он куда-то в шею Синчэню, скользнув языком ему куда-то под ушко, отчего тот издал мягкий стон на выдохе. Но он улыбался — ярко, красиво.              Он и сам был всегда невероятно красив.              Они оба были.              — Я не против, пока его все устраивает, — мягко рассмеялся Синчэнь с любовью, а затем с улыбкой повернулся к Сюэ Яну, чтоб отомстить, ласково оставив темный след от поцелуя на его шее.              Сун Лань вдруг обнаружил, что сглатывает так, как будто это его шея подвержена поцелуям, больше напоминающим укусы, — он почти чувствовал их обжигающие губы на своей коже…              Наблюдая за тем, как они избавляются от одежды — Синчэнь изящно в своем нетерпении, Сюэ Ян почти яростно в своем голоде, — он подумал, что был бы не прочь помочь им с раздеванием. Но стоит только предложить это — как тут же придется искать оправдания тому, почему он не может предложить еще больше, так что он предпочел молча остаться на второй кровати.              Наблюдая.              В кои-то веки будучи безмятежно отстраненным и имея возможность получше рассмотреть то, как выглядят их нагие тела без необходимости делать с этими телами то, что полагается, он вдруг с удивлением заметил, что они несколько загорели на солнце. Кожа Синчэня оставалась бледной в тех местах, что были прикрыты одеждой, но кожа на лице приобрела здоровый, светло-бронзовый оттенок. В то же время рука Сюэ Яна пестрела разными цветами — светло-розовая в самой ладони благодаря новой, все еще отрастающей коже, совершенно белая на тыльной стороне из-за перчатки, которую тот годами носил не снимая, и золотисто-загорелая на шустрых пальцах.              Сун Лань поймал себя на мысли о том, будут ли все эти пестрые цвета ощущаться на губах по-разному — поймал и наверняка бы покраснел, если бы был на это способен.              Целуясь снова, эти двое обнаженных рухнули на большую кровать — они покусывали друг друга, улыбались, смеялись на выдохе, их игривые прикосновения были поддразнивающими и в то же время чувственными. Все это так отличалось от того, каким искренне-вдумчивым и терпеливым был с ним Синчэнь, и от того, как набрасывался на него Сюэ Ян, — словно бы пытался выиграть войну, а не поддавался какой-либо близости.              Они выглядели счастливыми.              — Да ладно, он в порядке, — фыркнул Сюэ Ян в яремную впадину Синчэня, когда тот попытался снова повернуться в сторону Сун Ланя. — Видел бы ты его сейчас, даочжан, он чуть ли слюни не пускает, а под этими черными одеждами явно что-то происходит. Если бы ему не нравилось то, что он видит, он бы просто встал и вышел!              — Все и правда в порядке, — заверил Сун Лань, изо всех сил стараясь не выглядеть обиженным или смущенным. Или пускающим слюни. — Не беспокойся обо мне.              — Вот да, — отозвался Сюэ Ян, довольно болезненно с виду куснув Синчэня за плечо, но тот лишь застонал. — Не беспокойся о нем, лучше побеспокойся обо мне.              — Я всегда беспокоюсь о тебе, так или иначе, — выдохнул Синчэнь, извиваясь под зубами Сюэ Яна, но его голос звучал скорее тоскливо-влюбленно, нежели увещевающе. Сюэ Ян лишь довольно усмехнулся и принялся лениво вылизывать медленными широкими мазками языка только что оставленные им красные отметины, глядя вверх так, чтобы все время сохранять зрительный контакт с Сун Ланем.              Он заставил себя спокойно смотреть ему в глаза и при этом не ерзать.              Несколько мгновений спустя он все-таки почувствовал себя реабилитированным — похабный взгляд Сюэ Яна исказился, превратился в нечто беспомощно-побежденное, когда Синчэнь, мягко уложив его на спину, принялся выцеловывать его грудь и живот, а затем сомкнул свои невероятно красивые, розовые губы прямо на его возбуждении. Высокий, непроизвольный звук, который издал при этом Сюэ Ян, показался Сун Ланю…Приятным, да.              Если от созерцания их поцелуев у него начала покалывать кожа, то созерцание рта Синчэня на стволе Сюэ Яна и вовсе казалось пыткой. Он слишком хорошо знал, каково это, его собственный гордый стержень беспомощно дернулся, когда Синчэнь принялся невыносимо медленно двигать головой. Выражение его лица оставалось совершенно безмятежным, несмотря на то, как извивался под ним и скулил Сюэ Ян.              — Блядь, — надтреснутым голосом прохрипел Сюэ Ян и вслепую потянулся рукой к бедру Синчэня. — Я хочу… Иди-ка сюда… Ну же, дай мне…              Не выпуская изо рта его скользкую плоть, Синчэнь подчинился, сменяя позицию и пристраиваясь на кровати так, чтобы позволить Сюэ Яну дотянуться до собственного возбуждения и жадно направить его в рот.              Когда Синчэнь оседлал его лицо и вставил по самые яйца, Сун Лань издал вымученный звук, и в тот же миг Сюэ Ян совершенно задушенно простонал, его глаза сначала закатились, а потом и вовсе закрылись. Он мог бы поклясться, что видел, как движется Синчэнь в глотке Сюэ Яна – так же безжалостно медленно, как он двигал головой, принимая его член.              Сун Лань никак не мог отвести взгляд, уставившись на то, как они сомкнулись воедино, двигаясь в такт, влажные ритмичные звуки, которые они издавали при этом, превращали все в нечто абсолютно грязное, так что в конце концов ему все же пришлось на мгновение прикрыть глаза и сделать глубокий вдох, чтобы не излиться без единого прикосновения прямо в нижнее белье, словно какой-то необузданный подросток.              Сюэ Ян изогнулся, издав очередной, рваный стон — так, словно он на грани абсолютного саморазрушения, — и, ощутив этот звук, Синчэнь заметно вздрогнул, но все же вынул свой член настолько, чтобы Сюэ Ян мог вдохнуть, его приоткрытые уста распухли и блестели от слюны.              — Порядок? — ласково спросил Синчэнь, продолжая скользить губами по его стволу вверх-вниз, словно не желая отпускать окончательно. Сюэ Ян запнулся, а затем хохотнул на выдохе.              — Ага. Ну, можно сказать и так, да. Вполне себе порядок, — выдавил он из себя, его личико раскраснелось и похорошело. Синчэнь совершенно довольно улыбнулся.              Изящно сменив положение длинных конечностей, Синчэнь свернулся позади Сюэ Яна и, прижавшись к его плечу, в очередной раз подарил ему поцелуй — глубокий и любящий, — а учитывая то, чем были заняты их рты буквально мгновение назад, это было отвратительно, но в то же время невероятно возбуждающе — в самом ужасном смысле этого слова.              — Можно, я?.. — промурлыкал Синчэнь Сюэ Яну в щеку, и тот снова выдохнул смешок. Его смертоносное оружие — тело — стало расслабленным и податливым в руках Синчэня, его мордашка зарделась, на устах блуждала улыбка, и весь он сейчас выглядел почти беззаботно.              — Ага. Конечно. Отрывайся по полной, — разрешил он, нетерпеливо и голодно, как всегда, и на лице Синчэня вновь появилось выражение глубокого удовлетворения, когда он оставил очередной поцелуй на его вспотевшем виске.              — Спасибо, — почти чопорно отозвался Синчэнь и тем самым заставил Сюэ Яна опять рассмеяться, его потемневшая от прилившей крови плоть нелепо покачивалась в такт его смешку.              С помощью объятий Синчэнь сменил положение, переместив Сюэ Яна на бок, лицом к Сун Ланю, и тот приоткрыл глаза, чтобы бросить на него томный, подстрекающий взгляд из-под густых ресниц.              Синчэнь приподнял ногу Сюэ Яна, вынуждая того раскрыться так широко, словно демонстрируя Сун Ланю крайне неподобающее произведение искусства. Но даже когда он отпустил его, отвлекшись ненадолго, чтоб дотянуться до пузырька со слизью морских водорослей, Сюэ Ян все равно положил ногу на бедро Синчэню, оставаясь по-прежнему открытым чужому взору.              Горло Сун Ланя сухо сжалось, когда пальцы Синчэня вернулись — скользкие и блестящие, — чтобы дразнить отверстие Сюэ Яна. Благодаря широкому развороту бедер и отведенной назад ноге, он без труда мог видеть, как тонкие пальцы погружаются внутрь и расходятся там, подобно ножницам, как подрагивает и сжимается вокруг них Сюэ Ян. И все это время тот продолжал удерживать его взгляд своими обжигающе-темными глазами — с вызовом или, может быть, приглашающе.              А затем он откинул голову назад и громко, похотливо застонал — Синчэнь принялся входить в него так же медленно, сладко и совершенно безжалостно, как до этого входил в его глотку. Нога, которую Сюэ Ян удерживал на весу, дрогнула, пальчики на ней сжались, и Сун Лань, буквально завороженный, в очередной раз тщетно попытался сглотнуть, дрожа как будто от лихорадки.              — Цзычэнь?.. — тихо промурлыкал Синчэнь, его голос звучал приглушенно из-за густых волос Сюэ Яна, и самому Сун Ланю понадобилось как минимум три попытки, чтобы вновь обрести свой собственный.              — Да, — с трудом отозвался он, и Сюэ Ян тут же открыл глаза — эти темные, сверкающие щелочки, — чтобы вновь посмотреть на него, откровенно забавляясь.              — Ты бы не мог мне рассказать, — тихо произнес Синчэнь, крепко обвивая руками торс Сюэ Яна, чтоб прижать его к себе поплотнее, едва устроившись глубоко внутри. — Как он выглядит сейчас?              Глаза Сюэ Яна вдруг стали острее, но затем снова закрылись, стоило только Синчэню медленно толкнуться внутри.              Сун Лань просто уставился на них двоих — на откровенно собственнические объятия Синчэня, его любящую улыбку, красивые изящные пальцы, ласкающие набухший бугорок Сюэ-Янового соска. На то, как тает тело самого Сюэ Яна от этой ласки — раскрепощенное, податливое и мягкое в его руках.              «С чего ты взял, что принимать ему нравится больше, чем отдавать?» — он вдруг вспомнил, как дразнил его Сюэ Ян однажды, целую вечность назад, и теперь вдруг понял, что тот имел в виду. Он увидел воочию, как Синчэнь любит любить, любит давать эту любовь, как ему нравится быть сверху и, словно на инструменте, играть с телом любовника так, даруя наслаждение и бесконечное удовольствие.              — Красиво, — прошептал он. — Он… Он красив. Вы оба.              Сюэ Ян содрогнулся, почти неистово выдохнув, румянец принялся расползаться с его лица ниже, на шею и грудь — он сжался сильнее, и Синчэнь, выдохнув, медленно вышел из него, а затем снова толкнулся обратно.              — Так и есть, — мягко согласился он. — Такой красивый и славный. Мой драгоценный, горько-сладкий Сюэхуамэй, — его губы искривились в коварной усмешке, когда Сюэ Ян издал громкий и оскорбленный стон, который тут же утонул в совершенно иных звуках, стоило только Синчэню начать толкаться в него снова и снова, размеренно двигая бедрами.              Он продолжал двигаться в том же ритме — медленно и размеренно, словно прилив — с виду нежно, но на самом деле совершенно беспощадно: сначала медленно выходил, затем уверенно толкался внутрь, и так по кругу, пока Сюэ Ян не задрожал, его дыхание стало прерывистым и тяжелым, тело то и дело дергалось и извивалось, а потемневшая от возбуждения плоть начала истекать смазкой прямо на простыни.              Сун Лань — будучи еще способным к какому-никакому связному мышлению — был до отчаяния благодарен, что в номере есть аж две кровати и ему не придется спать вот в… этом.              Синчэнь продолжал удерживать Сюэ Яна в таком состоянии еще какое-то время — едва ли не вечность, судя по ощущениям, — он доводил его до грани, а затем откатывал все назад, и так раз за разом, распаляясь все сильней и сильней.              — Даочжан… — проскулил Сюэ Ян, словно раненый, умирающий, разрывающийся на куски, но Синчэнь лишь принялся тихонько ворковать в его волосы, сцеловывая влагу с его щек — это мог быть пот, но больше напоминало слезы, и Сюэ Ян наверняка бы скорее умер, чем признал это.              Он выглядел совершенно растрепанным — и это было прекрасно в отвратительно липком, потном и мерзком смысле этого слова. Прикасаться к нему наверняка было бы невыносимо.              По крайней мере, смотреть было.              Сун Лань сосредоточился на собственном дыхании, на циркуляции энергии, но его некогда сильное господство над собственным телом истощалось и стремительно ускользало.              — Бля, — прошипел Сюэ Ян, судорожно извиваясь всем телом. — Бля, сука, даочжан, ну пожалуйста!              — Мм, — ласково промычал Синчэнь вдоль его шеи, затем потерся носом о его висок, прежде чем оставить на нем очередной невероятно любящий поцелуй, а затем — смилостивился и соскользнул тонкой рукой с груди Сюэ Яна вниз, чтобы обхватить пальцами его ноющий, пульсирующий ствол.              Издав некий утробный, грубый звук, Сюэ Ян принялся, словно обезумев, слепо толкаться в кольцо чужих пальцев, а затем вскрикнул, кончая — его тело дергалось раз за разом, раскрашивая простыни бесчисленными бусинами полупрозрачно-нефритового оттенка.              Усилием воли Сун Ланю удалось заставить себя не кричать вместе с ним, изо всех сил сжимая простыни в кулаках — да так, что пальцы онемели. Он прекрасно осознавал — со стыдом, хоть и отдаленным, — что позднее будет вынужден тщательно отстирывать собственное белье, ведь влага уже пропитывала ткань его штанов и нижней одежды.              — Сюэ Ян, — выдохнул Синчэнь невероятно мягко, и Сун Лань знал этот его тон, знал, что это означает «я люблю тебя».              Сюэ Ян все еще громко дышал, словно загнанный зверь, его тело подергивалось и подрагивало от остаточных ощущений, вынуждая Синчэня выдохнуть снова:              — Еще немножко, — промурлыкал он и сдвинулся, его скользкая плоть полностью выскользнула из влажной, опухшей дырки Сюэ Яна, а затем снова оказалась внутри благодаря уверенному рывку. Сюэ Ян тут же заскулил, его тело дергалось от малейшего прикосновения. — Дай я только…              — Даочжан… — жалобно заныл Сюэ Ян, но покорно отбросил голову на плечо Синчэня, заметно расслабляясь, чтоб дать ему возможность получить собственное удовольствие так, как ему заблагорассудится. Он издал очередной надломленный стон, когда Синчэнь вскрикнул, содрогнулся, прежде чем излиться внутрь, и расслабился наконец, замерев.              Долгое время они так и лежали, сцепившись и стараясь отдышаться. Сун Лань смотрел на них и тоже дышал в унисон, хоть в этом и не было какой-либо необходимости.              Он изнывал от потребности в прикосновении, хоть эти двое и были сейчас липкие от пота, покрытые мускусным ароматом секса и разными жидкостями… Он содрогнулся, от чего его одежда скользнула по раздраженной, возбужденной плоти, вынуждая его едва ли не задохнуться от ощущений.              Сюэ Ян заставил себя приоткрыть один глаз — казалось, ему потребовалось не абы какое усилие, чтобы сделать это, — и дернул губами, пытаясь изобразить привычную нагло-понимающую ухмылку. Получилось вполне похоже, но для полноценного сходства он был слишком измучен.              — Ну что, понравилось, м? Помочь кончить? Могу отсосать, если что, — предложил он слегка нечетким голосом. Синчэнь все еще был внутри него, а место, где их тела соединялись, все еще оставалось на всеобщем обозрении. Сун Лань тяжело сглотнул, потому что, боги, о да, конечно же, он этого хотел.              — Или Сяо Синчэнь может, — продолжил Сюэ Ян уже более похоже на себя самого, но по-прежнему не сдвинулся с места. — Ему нравится. Или мы оба можем… — он хихикнул, так и не договорив, когда увидел то, что увидел на лице Сун Ланя.              Синчэнь слегка шевельнулся, чтобы тоже поднять голову в его направлении, и Сюэ Яну пришлось подавить очередной стон — он был слишком чувствителен сейчас, чтобы не реагировать на ощущения, которые спровоцировало это движение внутри него.              Сун Лань снова сглотнул.              — Цзычэнь?.. — окликнул Синчэнь. Его голос был мягким и удовлетворенным, но легкая нотка беспокойства в нем все же проскользнула.              — Порядок, — поспешил заверить он, потому что последнее, чего бы ему хотелось сейчас — так это разрушить странно-сладкое умиротворение этого момента. — Я…Спасибо. Ну, что позволили мне… Все в порядке.              Ему хотелось убрать это беспокойство с лица Синчэня, но он сомневался, что мягкое поддразнивающее веселье в его улыбке было лучше. Он чувствовал себя таким дураком.              — И да, — твердо произнес он, потому что вообще-то был легендарным заклинателем, вполне способным высказывать собственное мнение. — Я бы… Я бы хотел этого.              Они оба просияли в ответ, выглядя при этом совершенно глупо — с раскрасневшимися-то лицами и растрепавшимися волосами. Его губы дрогнули — а затем он вспомнил, насколько липкие и потные сейчас их тела.              — Только если вы сначала обмоетесь, — тут же исправился он, и Сюэ Ян закатил глаза, а Синчэнь улыбнулся и кивнул в снисходительном понимании.              — Не, ну пиздец какой требовательный, а… —проворчал Сюэ Ян и едва сдержал писк, когда Синчэнь наконец вышел из его тела с влажным звуком, чтобы слезть с кровати и нащупать кувшин с водой и тряпки.       Даже простое наблюдение за тем, как они обтирают друг друга влажными полотенцами, было мучительно возбуждающим — особенно учитывая его нынешнее скомпрометированное состояние — и Сун Лань вдруг невольно задумался о том, возможно ли вообще искажение Ци у лютого мертвеца.              Затем Сюэ Ян сонно плюхнулся перед ним на колени и нетерпеливо дернул за одежду.              — Ну же, давай сюда, — потребовал он, положив подбородок Сун Ланю на колено и открыв рот, словно птенец, которого нужно кормить.              Сун Лань надеялся, что больше не способен визуально краснеть, иначе его лицо явно приобретет несколько оттенков сразу.              — Ты позволишь? — поинтересовался Синчэнь, присоединяясь к Сюэ Яну, изящный даже в похотливом настроении. Сун Лань просто беспомощно уставился на них. Сгорая от желания.              — Да, — прошептал он, и Синчэнь с добрейшей из всех своих улыбок ловко расправился длинными пальцами с поясом, сдвигая его одежду на сторону, чтобы увидеть, как яростно выпирает его возбуждение в нижнем белье.              — Ну наконец-то, ебать, — произнес Сюэ Ян и с голодным взглядом прильнул к нему, всасывая даже сквозь одежду, причем с таким звуком, что даже сам Сун Лань мог описать как нечеловеческий. Лицо Синчэня посветлело, он положил руку ему на бедро и, стоило Сюэ Яну немного сдвинуться в сторону, как он не менее жадно прильнул, чтобы оставить поцелуй поверх влажной ткани, тем самым вынудив его снова застонать.              — Мне нужно… — просипел он. — Снять…              Сюэ Ян пожал плечами и, не церемонясь с завязками, просто просунул палец под пояс и резко потянул, стаскивая его нижнее белье вниз так, чтобы пройтись им по возбужденной плоти от и до, буквально вынуждая его выматериться.              Сюэ Ян лишь ощерился в ответ — безжалостно, как и всегда, — а затем опять наклонился, чтобы принять его в рот. Его глотка была отекшей и горячей — а еще такой невероятно тугой, что Сун Лань застонал, и рука Синчэня на его ноге была единственным, что удержало его от резких толчков, способных разорвать горло Сюэ Яна изнутри.              Когда тот наконец отстранился, чтобы вдохнуть, тонкая ниточка слюны зависла меж его ртом и членом Сун Ланя, и самому Сун Ланю пришлось закрыть глаза от тошнотворного отвращения… И чего-то еще. Тугое, бурлящее ощущение в желудке теперь спускалось ниже, скручиваясь в глубоком, требовательном позыве к облегчению.              — Цзычэнь… — вместе с поцелуем во внутреннюю часть бедра промурлыкал Синчэнь, прежде чем наклониться, и его шелковистые волосы рассыпались по коже Сун Ланя, а его рот, такой тугой и теплый, что…              — Боги, — прохрипел он, согнувшись едва ли не пополам, и его голос наверняка еще никогда не звучал так надломленно.              Это было слишком — ему пришлось держать глаза закрытыми, ощущая, как нечто вроде слез щекочется под ресницами. Они все продолжали то сосать ему, то целовать его, меняясь местами до тех пор, пока он не утратил возможность различать, чей горячий, жадный рот его принимает, в чью глотку он наконец изливается — снова и снова — и чей язык вылизывает его дочиста после.              Спустя долгое время, когда он все же сумел заставить себя открыть глаза — Сюэ Ян все так же сидел у его ног и, положив голову на бедро, смотрел сквозь полуопущенные ресницы, как сытый и невероятно довольный кот, а Синчэнь улыбался с чем-то вроде восхищения и медленно поглаживал его второе бедро, словно бы успокаивая.              — И вот только вздумай сказать, что это было не великолепно, — голос Сюэ Яна звучал хрипло, но откровенно самодовольно, и Сун Лань никак не мог решить, как среагировать: то ли бросить суровый взгляд, то ли глупо улыбнуться.              — Было великолепно, — признал он. Его голос звучал сипло без каких-либо причин, разве что, кончая, он кричал слишком громко — а так оно и было, судя по обрывочным воспоминаниям. Вероятно, ему стоит ужаснуться от этого. Или хотя бы понадеяться, что стены у этой комнаты достаточно толстые.              — Спасибо, Цзычэнь, — произнес Синчэнь с таким счастливым видом, что у Сун Ланя даже слегка затуманилось перед глазами. — Я так рад, что ты захотел к нам присоединиться.              — В следующий раз можешь трахать меня, пока я буду отсасывать даочжану, — зевнул Сюэ Ян, и удивительное дело, но опавший член Сун Ланя тут же храбро дернулся. — А вообще-то лучше трахай его, пока он будет отсасывать мне. Думаю, он наверняка уже фантазировал об этом.              Синчэнь тут же вспыхнул, его ушки и шея немедленно приобрели ярко-розовый оттенок — он снова прикусил нижнюю губу, но это даже отдаленно не напоминало стыд: скорее уж предвкушение.              — Только если ты этого захочешь, — произнес он, но с откровенной надеждой в голосе.              — Я подумаю об этом, — слабо огласился Сун Лань.              Вероятно, все будет не так уж и плохо — в зависимости от позиции, конечно… Его предательский разум тут же услужливо предложил целый ряд возможностей, и он принялся решительно подавлять его. Ну уж нет, хватит с него оглушающих возбуждений на один вечер.              — Посмотрим.              — Не «нет», — счастливо подметил Сюэ Ян, а затем снова зевнул. — Ладно, это все, конечно, заебись, но я в хлам. Давай мойся и будем спать. Я соскучился по своей трупо-подушке.              — Я бы предпочел, чтобы ты меня так не называл, — вздохнул Сун Лань. Его голос все еще звучал слишком хрипло и неуверенно — таким едва ли можно припугнуть. Он поймал руку Синчэня на своем бедре, притянул к себе, чтобы поцеловать костяшки, а затем встал, чтобы отмыться. Основное они, конечно, слизали — и он был весьма благодарен за это, — но чистым себя совершенно не чувствовал.              — Мой здоровяко-матрас? — предложил альтернативу Сюэ Ян, судя по улыбке, ни капли не раскаиваясь. Он потащился к кровати и плюхнулся на спину, а Сун Лань лишь поднял глаза к Небесам, так и не удостоив его ответом. Синчэнь же старательно прятал улыбку за ладонью.              Он отскребался довольно долго, пока наконец не почувствовал себя достаточно чистым, чтоб упаковаться в свежее нижнее белье и чжунъи, а затем присоединиться к остальным на нетронутой кровати, предварительно пообещав себе нормально помыться утром. Они сгрудились вокруг него, отчего он содрогнулся — это было почти слишком, но все еще терпимо.              — Ммм, — Сюэ Ян бесстыдно распластался на его груди, счастливо улыбаясь, словно ребенок. Он обмяк и уснул буквально через несколько мгновений — теплый и мягкий.              — Цзычэнь, — промурлыкал Синчэнь, свернувшись с другой стороны. Он опять провернул эту штуку с его именем, как проворачивал много раз до этого, — вроде сказал «Цзычэнь», но прозвучало как «я люблю тебя». Он положил голову ему на плечо, а рукой накрыл плечо Сюэ Яна.              — Я люблю тебя, — выдохнул Сун Лань. Имея в виду их обоих.              Синчэнь улыбнулся ему, голый и прекрасный — он выглядел совершенно по-человечески, в нем не было ничего, напоминающего луну или звездный свет, но от этого он был еще драгоценней.              Он сплелись во тьме, как Единое, состоящее из многого, подобно отголоску самого Дао. Выбрали путь этой невероятной любви вместе, даже после всего, что случилось…              «Даже после всего, что случилось, — напомнил себе Сун Лань. — Будущее — это единственное, что имеет значение».              Закрыв глаза, он решительно отбросил все свои страхи и сомнения — хотя бы на сейчас, на одну единственную драгоценную ночь — и позволил себе уснуть в объятиях тех, кого любил.