Лаванда

      В баре шумно; все кричат, потому что иначе друг друга не услышишь; поминутно раздаётся нарочито-громкий пьяный смех, от бильярдного стола несутся азартные вопли и стук киев по шарам. Запах выпивки смешивается с запахом кукурузных чипсов, мужских одеколонов и женских духов. Душно. Руки липнут к столешнице. Джесс сжимает мокрый от конденсата стакан с холодной минералкой и пытается спрятаться, потому что всего слишком много — шума, людей, запахов. Ему не нравится в баре, но они отмечают завершение сделки, и он знает, что так надо, так правильно. Он проводит время со своей семьёй.       Братья, в отличие от него, пьют пиво. Ему это тоже не нравится; от пива они меняются, меняется тон их голоса и манера говорить, меняется запах и цвет, вибрации становятся тревожными, нервными. Ему неуютно, если они пьют, но он их любит, поэтому ничего не говорит, только надеется, что они не будут пить столько же, сколько отец.       Братья тоже кричат, хлопают друг друга и его по плечам, у них блестят глаза. Они счастливы. Он не следит за разговором, а мысленно разбирает на детали старый дубовый стол, который ему нужно восстановить. Это помогает ему спрятаться от бара. Он хитрит, сам вроде бы сидит с братьями, но на самом деле он сейчас в своей мастерской, где тихо и светло, пахнет деревом, все инструменты лежат по местам. В окно светит солнце, пылинки пляшут в лучах, и цвет старого дуба кажется особенно глубоким под слоем старого, потускневшего, исцарапанного лака.       — ...да, Джесс?       Он вздрагивает и поднимает взгляд; Джимми держит его за плечи, Джордж смеётся.       — Джесс как всегда, не с нами! — говорит он. — Я говорю, вон та красотка на тебя смотрит!       Он поворачивает голову и видит у стойки белую женщину в коротком синем платье и кожаной куртке. Встретившись с ним взглядом, женщина улыбается и облизывает губы. Он отводит взгляд, а братья тормошат его и кричат в ухо:       — Тебе уже двадцать! Ну сколько можно ходить в...       — ...девках?       Они хохочут; он, как обычно, не понимает, что смешного, и просто молча ждёт, когда они перестанут смеяться.       — Мы не можем тебе этого позволить, — заливается Джимми.       — Нет, ты же наш брат, мы о тебе заботимся! — подхватывает Джордж.       Джимми берёт свою бутылку и подходит к женщине у стойки. Они разговаривают, она смеётся — Джимми умеет смешить людей. Джессу тревожно и неуютно; хочется в мастерскую, где нет никого, кроме него и солнечных лучей, которые медленно путешествуют из одного угла в другой, пока он работает.       Джимми возвращается и толкает Джесса локтем под бок.       — Ну всё, благодари меня, братец... Ты ей нравишься! Я сказал ей, что ты... особенный, но она не против! По правде говоря, мне показалось, что её это заводит.       — Заводит?! — Джордж начинает смеяться, и пиво идёт у него носом, Джимми смотрит на это и тоже смеётся, потом пихает Джесса:       — Ну чего сидишь? Иди!       — Куда? — тоскливо спрашивает Джесс, который если и хочет куда-то идти, то в мастерскую, но понимает, что гонят его не туда. Джордж с размаху прикладывает ладонь к лицу:       — Куда... К ней, конечно! — кричит Джимми Джессу в ухо. — Давай-давай, не подведи! Я за тебя буду болеть!       Он шарит по карманам, вынимает ворох презервативов, роняет, и они с Джорджем снова хохочут. Джимми пихает невыпавшие презервативы Джессу в карман, приговаривая, что чем больше, тем лучше.       — Вперёд. Пора стать мужчиной наконец! И так затянул с этим!       Братья за ним присматривают. Они знают, что нужно делать и как нужно жить. Иногда он считает, что они неправы, например если дело касается пива, но тут ему возразить нечего. Если они считают, что так надо, то, наверное, и правда надо? Поэтому он идёт к женщине. Она высокая, тонкая и светловолосая, на дне её глаз прячется горе. От неё пахнет духами и выпивкой.       — Ты такой красавчик, — говорит она и усмехается. — Даже лучше, что немного не в себе.       Она везёт его к себе и всё делает сама — укладывает его, кладёт его руки, как ей нужно, шёпотом отдаёт инструкции, и он слушается, потому что думает — так надо.       Вернувшись домой, он долго моется, потому что всё кажется — чужой запах остался на коже. Но смывает он не только запах, он пытается смыть все воспоминания.       Это слишком. Чужая кожа, чужое тело; слишком близко, слишком интимно, так просто нельзя. Ему кажется, что его вывернули наизнанку, осмотрели изнутри холодно и равнодушно, а потом небрежно собрали обратно. И вспышка физиологического наслаждения, сладкой дрожи, ничего не изменила — после неё он ещё сильнее почувствовал отвращение. Не к женщине — она тут была не виновата, он ведь сам пошёл с ней — а к вопиющей недобровольности произошедшего.       Тогда он впервые отчётливо понял, что братья не должны решать за него. Тогда же он решил, что больше никогда не позволит этой недобровольности повториться.              ...когда тот парень — Лео — дотронулся до него, он почувствовал отголосок того же отвращения. НЕТ! — вспыхнуло в голове, и он отшвырнул Лео от себя, конечно, не ожидая, что тот споткнётся и полетит с веранды.       Джесс убедился, что с Лео всё в порядке, если не считать царапин, и ушёл. Этого никто не заметил, все были обеспокоены состоянием Лео, поэтому он беспрепятственно вызвал такси и уехал. Но даже дома не мог успокоиться. Каждую мышцу крутило и выворачивало; он ходил по квартире и вспоминал то испуганный, неверящий взгляд Артура, то возмутительное прикосновение Лео. Ему казалось, что в месте этого прикосновения должны были остаться пятна, какие у него остались от ожога кислотой.       Что про него теперь думает Артур? Что он агрессивный, злобный, ненормальный? Что теперь между ними всё кончено?       Когда-то Джесс думал, что физиологическая близость не для него; что она всегда будет нежеланной и чересчур вскрывающей, но после встречи с Артуром он понял, что всё не так. Артур был его ключом. Если ключ подходит к замку, то замок открывается легко и просто. А его первый опыт был взломом, и то, что сделал Лео, тоже было попыткой взлома. Сможет ли он объяснить это Артуру, или тот его никогда не простит?..       В конце концов Джессу удалось задремать. Когда он проснулся от звука падения чего-то тяжёлого, на часах было два часа ночи. Он немного полежал, прислушиваясь, и понял: в квартире Артура что-то происходит.       Он сел на кровати, раздумывая, подниматься или нет, и в итоге всё-таки решил подняться. Даже если Артур его прогонит, пусть всё сразу станет ясно...       Приведя себя в порядок, он поднялся на этаж выше и постучал в дверь. Открыл Артур, уже в домашней футболке и штанах. Не успели они сказать друг другу и слова, как из квартиры послышался голос Мири:       — Кто там? Пусть зайдёт! Мне нужно третье мнение!       Артур с Джессом молча переглянулись, и Артур отошёл чуть в сторону.       Мири, облачённая в одну из безразмерных футболок Артура, сидела на застеленном постельном бельём диване и плакала; возле неё валялась горка скомканных бумажных носовых платочков, рядом восседал уже знакомый огромный медведь с радужной бабочкой на шее.       — О! Джесс, — поприветствовала она слегка гнусаво; язык у неё заплетался. — Вот садись. Да, садись! Вот скажи мне, как цис-гетеро... Своё цис-гетеро мнение мне скажи.       Взглядом попросив у Артура разрешения, Джесс сел и стал внимательно слушать, что говорит Мири. Артур принёс ей чаю, но она так размахивала руками, что он забрал чашку и стал поодаль.       — Понимаешь, они мне написали, что не пойдут со мной на день рождения Артура, потому что я не пошла с ними на день рождения Ли, но разница в том, что я и Ли почти незнакомы, а они знают Артура. И вообще, у нас сейчас сложный период, и они считают, что я не иду навстречу и не хочу наладить отношения, но это не так, я пытаюсь, я и позвала-то их потому, что хотела наладить отношения, — повествовала Мири, всхлипывая, пока Джесс пытался разобраться в хитросплетениях её отношений с несколькими людьми. Его это не удивляло: в конце концов, почему бы и нет, если всех всё устраивает? Только вот понять, кто кому что сказал, кто что подумал и кто на что обиделся, было довольно сложно. Кажется, возлюбленные Мири были очень общительны и писали ей множество сообщений, которые она путано пересказывала.       — ...а потом я решила, что раз они так, то я останусь ночевать у Артура. Так что ты думаешь? — закончила она.       Он собрался с мыслями и осторожно предположил:       — Может, тебе встретиться с ними по отдельности? И выяснить, что каждый думает.       Мири уставилась на него убийственным взглядом.       — Очень смешно, — ледяным тоном проговорила она. — Самое подходящее время для шутки, Джесс. Всегда шути с людьми, которые плачут.       — Я не... — он начал было растерянно оправдываться, но Артур его прервал.       — Он не шутит, он просто не знает. Джесс, Мири встречается с Феникс, а Феникс небинарная персона и использует местоимение «они». Это один человек.       Джесс половины не понял, зато усвоил одно: по крайней мере, Артур с ним разговаривает, а значит, не всё потеряно.       — Ах да, — утратив воинственность, Мири махнула рукой, — цис-гетеро. Проехали.       Она отбросила очередной платочек и тяжело вздохнула; в этот момент зазвонил телефон, и она, отыскав его в складках пледа, ответила. Выслушав, что ей говорили, она пробормотала:       — Ладно. Да, я согласна.       Сбросив звонок, она перевела взгляд больших серых глаз на Артура.       — Феникс ждёт меня у твоего дома. Они считают, что если я сейчас останусь у тебя, то мы ещё несколько дней будем в ссоре... Мне кажется, они правы.       Она встала, запуталась в пледе и рухнула бы на пол, не подхвати её Джесс.       — Спсибо, — с достоинством отозвалась Мири, слегка покачиваясь. — А где мои штаны? Отвернись, цис-гетеро!       Через несколько минут она собралась, взяла огромного медведя и в сопровождении Артура пошла к двери. Выйти им с медведем удалось не сразу, очень уж он был велик, но в конце концов все трое умудрились покинуть помещение.       Скоро Артур вернулся один и сел напротив Джесса:       — Рассказывай.       Под глазами у него залегли тёмные круги, и весь его вид говорил об огромной усталости. Он так много времени и сил потратил на то, чтобы устроить эту вечеринку для друзей, и даже после неё решает чужие проблемы. Мало похоже на праздник-для-Артура...       — Прости, — сказал Джесс, испытывая острое сочувствие и огромное желание просто обнять его.       — Не извиняйся, а просто расскажи, что произошло.       Уставившись на свои руки и с трудом вытаскивая из себя слова, Джесс рассказал, что случилось: как попросил Лео держать руки при себе, как тот его не послушался.       — Я не хотел причинять ему боль. Не думал, что он споткнётся и упадёт. Я просто хотел, чтобы он прекратил меня трогать. Ты, наверное, теперь не захочешь меня видеть?       — Да почему?! Я и не думал, что ты без причины на него набросился. Он со мной не стал разговаривать, ушёл, понятия не имею, что с ним творится... Мне кажется, это всё его новый парень, — пробормотал Артур себе под нос. Несмотря на то, что он уверял, будто и до того ни в чём не подозревал Джесса, заметно было, как он расслабился, услышав объяснение. Он подсел поближе к Джессу и коснулся его плеча — целительное прикосновение, от которого умолкла та злая сила, которая не давала ему покоя последние часы.       — Неприятно вышло, но это несчастный случай, и Лео тут виноват столько же, сколько и ты. Давай порадуемся, что там оказались кусты, и он ничего не сломал.       Джесс содрогнулся при одной мысли об этом, и Артур взял его за руку, окончательно уничтожив расстояние между ними.       — Я вижу, что ты переживаешь, — тепло сказал он. — Ну брось. Это я виноват, ничего тебе не сказал... Понимаешь, на всех моих днях рождения что-нибудь случается. В этот раз я собрал комбо: Паулю пришлось срочно улетать к бабушке, Мири поругалась с Феникс, а ты кинул Лео в куст. Ну, зато без полиции обошлись!       — Без полиции?..       — О! На прошлый день рождения один мой упоротый друг по имени Макс подарил мне козу. Мы стали его трясти, чтоб выяснить, откуда он её взял, и выяснили, что он украл её с фермы в десяти километрах от города. Конечно, никто не хотел, чтобы Макса посадили за кражу козы, поэтому мы с Паулем и Ириной загнали Макса с козой в мой пикап и поехали на эту самую ферму. Маленький нюанс: я устраивал тематическую вечеринку, тема была — «мои корни», и все были в национальных костюмах. Пауль был в дирндле, это немецкое национальное платье. Ирина была в таком русском платье... sarafan, только он должен быть длинный, а у неё был короткий, и в kokoshnik. Сказала, что она «шлюховатая русская крестьянка». А я был в турецком костюме, потому что мой папа был турок, по крайней мере, мама так говорит. Может, конечно, ей просто нравится называть меня полутурком, — задумчиво добавил Артур. — В общем, когда нас остановила полиция, они увидели Пауля в платье и в туфлях на каблуках, Ирину в образе шлюховатой русской крестьянки и меня в турецком костюме. Я уже молчу о Максе и козе!       Джесс подумал об этом, представил и вдруг понял, что это очень смешно. Он засмеялся, и Артур радостно улыбнулся в ответ. Стало окончательно понятно, что между ними всё наладилось, и Джесс не мог перестать улыбаться при мысли о том, какая опасность его миновала. Он потянулся поцеловать Артура, но тот вдруг положил пальцы ему на губы:       — Погоди! Я кое-что вспомнил.       Он отошёл и вернулся... с подарком Джесса, всё ещё запакованным в бумагу.       — Не хотел открывать без тебя, — сказал он, улыбаясь, и устроился на диване, скрестив ноги. У Джесса во рту пересохло; он и думать забыл про подарок, и сейчас с волнением следил, как Артур с шелестом развёртывает бумагу. А вдруг ему не понравится?.. Вдруг он решит, что это глупый, нелепый подарок?       Но судя по восхищённому выдоху, судя по тому, как засияли глаза Артура, он так не решил.       — Боже, — выдохнул он, отбрасывая бумагу и вертя в руках блестящую от свежего лака деревянную шкатулку, украшенную резьбой. На крышке Джесс вырезал двух длиннохвостых птиц, а вдоль самой шкатулки пустил узор из веток и листьев. Тонировать дерево он не стал, и липа сохранила свой естественный цвет, ставший темнее и глубже после лакировки; заодно остался виден естественный древесный узор, который и формировал прожилки на листьях и перья птиц.       — Ты сам... сам её сделал?! — Артур поднял на него взгляд. — Для меня?!       — Там ещё внутри кое-что.       Артур торопливо откинул крючок, открыл крышку и с возгласом умиления достал второй подарок — маленькую деревянную фигурку выдры со специальной петлёй, чтобы её можно было повесить на цепочку или верёвочку. В следующий момент он бросился к Джессу в объятия, а когда отстранился, в глазах у него стояли слёзы, и Джесс без пояснений понял, что плачет Артур не от горя.       — Боже, боже, это лучший подарок в моей жизни!       — А Пауль тебе не успел сказать про свой подарок?       — Пауль? — рассеянно повторил Артур, наглаживая резные грани шкатулки. — Да, он всегда хорошие подарки дарит, но это же... произведение искусства! Я не представляю, сколько может стоить такая шкатулка!       — Дорого.       — Так почему же ты...       Он осёкся, поднял голову, и они с Джессом мгновение смотрели друг на друга, прежде чем Артур торопливо сказал:       — Ладно, ладно, не лезу не в своё дело. Спасибо огромное, это чудесный подарок!       И Джесс наконец-то поцеловал его, и весь долгий, полный волнений день наконец-то отошёл на задний план.

***

      Артур проснулся от телефонного звонка и зашарил рукой по ночному столику, не открывая глаз. Нащупал что-то гладкое, приятное на ощупь, и сжал пальцы, улыбаясь: он вспомнил, что это маленькая деревянная выдра. Сжимая выдру одной рукой, он взял телефон, посмотрел в экран и тут увидел, что лежащий рядом Джесс проснулся.       — Прости, — прошептал он и попытался было вылезти из-под одеяла, но Джесс положил на него тяжёлую руку в молчаливой просьбе остаться, и Артур, испытав прилив благодарности, остался лежать в постели. Он ответил на звонок, едва сдерживаясь, чтобы не зевать во весь рот. Судя по солнечным лучам, заливавшим спальню, сейчас было никак не меньше десяти часов утра, но он вчера лёг очень поздно.       Звонила администратор Фелисити, взволнованная и расстроенная.       — Я не справляюсь, — говорила она, — я ещё не всё знаю, а тут столько дел, у меня всё из рук валится!       — Так, так, погоди, — Артур выпростал руку из-под одеяла и потёр лоб, пытаясь собраться с мыслями. — Сегодня с тобой Лео должен работать.       — Его нет, и на звонки он не отвечает!       — Он иногда сильно опаздывает... — Артур вспомнил, как в тот самый день, когда они с Джессом впервые встретились, Лео едва-едва притащился к половине одиннадцатого.       — Скоро одиннадцать!       — Ох, чёрт... Ладно, ты пока делай что можешь, не пытайся объять необъятное. Я сейчас решу проблему.       На всякий случай он попытался сам позвонить Лео, но результат был предсказуем: трубку тот не взял. Артур набрал ещё одну девушку, которая подрабатывала у него на полставки, но выяснилось, что она сейчас за городом. Оставалось разве что самому одеваться и бежать в салон; раньше он бы так и сделал, потому что несложно вылезти из кровати, где ты спишь один. Но как быть, если тебя обнимает самый чудесный мужчина в твоей жизни, а вы вчера даже не занялись сексом, потому что ты слишком устал и хотел спать?       «Ладно, я попробую, а если она откажется, пойду сам», — утешил себя Артур, заглушая голос совести, которая твердила: ты же знаешь, что не откажется.       Мири долго не поднимала трубку, а когда наконец подняла, голос у неё был хриплый и несчастный.       — Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Артур. — Как дела?       — Да не очень. Кажется, я многовато вчера выпила. Что-то случилось?       Он заколебался, но потом всё-таки рассказал, что Фелисити в салоне одна и не справляется.       Мири долго молчала, потом сказала:       — Буду через сорок минут.       И положила трубку.       Терзаясь между угрызениями совести и облегчением, Артур уткнулся Джессу в грудь.       — Мне кажется, я такой плохой человек, — пожаловался он.       — Ты лучший человек из всех, кого я знаю, — ответил тот с обычной серьёзностью, и Артур заулыбался, обхватив его руками и ногами.       Всего, что у него было, он добился тяжким трудом, жизнь не делала ему подарков, и теперь он начал подозревать, что здание «Лаванды» у него отбирают не просто так: видимо, это была плата за Джесса.       Артур решил, что принимает сделку. Невелика плата за такого парня!       Жаль только, что Джесс явно не готов пока афишировать их отношения и на публике старается не показывать, что они больше, чем друзья, но Артур надеялся, что это временно.

***

      Около трёх часов дня Артур всё-таки явился в «Лаванду», решив, что хоть у него и выходной, но помочь девчонкам надо. Выспавшийся, свежий и счастливый, благоухающий свежеподаренными яблочно-коричными духами, он вошёл в салон, сияя улыбкой, но когда Мири подняла взгляд от экрана компьютера, улыбаться ему перехотелось. Она выглядела очень плохо: в кои-то веки была без макияжа, кожа казалась серой, губы пересохшими, глаза покраснели. Ну да, вчера она очень много выпила, и сегодня вряд ли хорошо себя чувствовала...       Совесть у Артура снова проснулась; он занервничал и погладил деревянную выдру — шнурок с ней он обмотал вокруг запястья, и теперь выдру в любой момент можно было сжать и погладить. Это успокаивало.       — Привет, детка, — сказал он, подходя к стойке. — Давай я тебя сменю, а ты пойдёшь домой...       — Спасибо, Артур, — ответила Мири с такой порцией яда в голосе, что хватило бы на целый взвод. — Спасибо, что разрешаешь мне пойти домой в мой выходной.       — Но детка, — виновато пробормотал он, вновь находя утешение в выдре. — Ты же сама...       — Даже не начинай, — резко прервала его Мири. — Да, я сама. Я сама вышла, потому что я твой друг. Вот что наша дружба значит для меня: я прихожу тебе на помощь, когда требуется. А для Лео ваша дружба значит, что ты всегда его прикроешь, как бы он не проебался! Тебе не кажется, что это как-то несправедливо?!       — Мири!       — Что, неправду говорю? Лео опаздывает, Лео работает как попало, Лео вообще забивает на работу, но какая разница? Всегда есть Мири, которая всё поправит! Вот и сейчас ты мне позвонил, хотя знал, что у нас с Феникс сложный период, что нам нужно провести время вместе!       — Я...       — Для тебя мужчины всегда будут важнее женщин, — припечатала Мири, выходя из-за стойки и надевая рюкзак. Она запуталась в лямках; Артур протянул было руку, чтобы ей помочь, но она бросила на него такой взгляд, что он попятился. — Мужчинам ты будешь прощать что угодно, а женщины всегда будут только прислугой на заднем плане. Мне бы надо уже привыкнуть!       Она всхлипнула, но быстро вытерла лицо рукой и вышла из салона, хлопнув дверью. Артур повернулся и увидел, что в дверях парикмахерского зала стояла Фелисити, а из кабинета маникюра выглядывал Барт; она сделала вид, что ничего не видела и быстро прошла за стойку, а он виновато улыбнулся, пискнул «проветриваю!» и скрылся.       Артур глубоко вздохнул и вытер выступившие на глазах слёзы. Обиднее всего было услышать обвинение в мизогинии. Никогда он не относился к женщинам хуже, чем к мужчинам! Мири просто разозлилась, что он выдернул её с выходного, только и всего. Пойди поищи ещё человека толерантнее, чем он!       Тут одновременно зазвонили оба телефона, прозвучало уведомление о новом письме, и Артур решил на время отбросить мысли об обидах. В конце концов, он ведь работать пришёл...

***

      Когда эта женщина появилась в кафе «У Рози», внимание на неё обратили все; даже девяносто-девяти-процентный гей Макс, отходивший от дня рождения Артура, оторвался от лучшего похмельного супчика в гей-квартале и проводил её взглядом, чувствуя, как ожил единственный процент гетеросексуальности в его душе.       Эта женщина не была красивой в том смысле, какой обычно вкладывают в это слово — для конвенциональной красоты она была слишком мала ростом, полновата, смугла и широколица, но при всём при этом в ней чувствовалось нечто невероятно притягательное. Во взгляде вытянутых к вискам глаз, в том, как покачивались бёдра под замшевой юбкой и в изгибе полных губ читался намёк на невиданные блаженства. При этом что-то в её манере держаться ясно давало понять: любой, кто примет намёк за обещание, сильно об этом пожалеет.       Женщина, судя по характерным чертам лица, была индианкой. О том же говорили и её украшения: длинные бисерные серьги и ожерелье с голубыми бусинами и лунным символом. На это ожерелье обратила внимание и Рози, которая вынесла новой посетительнице меню и не смогла удержаться от комплимента:       — Боже, дорогая, какое у вас чудесное украшение!       Женщина подняла на неё прекрасные тёмные глаза, улыбнулась, а потом завела руки за шею (уже чуть менее гомосексуальный гей Макс вытянул шею, чтобы посмотреть, как при этом обрисуется её грудь под тонкой водолазкой), расстегнула застёжку и протянула ожерелье Рози.       — Прошу, возьмите.       — Нет, нет, я не могу, что вы... — растерянная Рози отступила на шаг.       — Не отказывайтесь, — голос у женщины был мягкий, слегка хрипловатый, — этим вы меня оскорбите.       Рози, конечно, не хотела её оскорбить, поэтому перестала отнекиваться и взяла ожерелье. Оно оказалось неожиданно тяжёлым, бусины были тёплыми и гладкими, приятными на ощупь.       — Давайте я застегну...       Индианка зашла к ней за спину и застегнула ожерелье, чем крайне обрадовала Макса, пересмотревшего за это утро всю свою жизнь.       — Вам очень идёт.       Рози накрыла кулон в виде полумесяца рукой и заулыбалась посетительнице:       — Что ж, тогда вы сегодня завтракаете бесплатно!       Гостья заказала вафлю с кофе, и когда Рози вынесла готовый завтрак, рассыпалась в комплиментах, чем окончательно расположила владелицу кафе к себе.       — Не знаю, как вас и благодарить, — говорила Рози, глядя на неё влюблёнными глазами.       — Вообще-то есть одна просьба...       — Говорите! — Рози была готова на всё ради этой прекрасной женщины.       — Есть у вас минутка? Сядьте.       Заговорила гостья не сразу: она смотрела в сторону, кусая губы, и взгляд её был полон печали и горечи.       — Стыдно признаваться в том, что тебя бросили, — сказала она наконец. — Хотя не я совершила подлость, а другой человек.       — О... — только теперь Рози увидела обручальное кольцо на её смуглом пальце. Гостья проследила за её взглядом и криво усмехнулась.       — Частая ситуация, да? Печально понимать, что ты одна из многих, кто теперь не может выбраться из нищеты...       — Я очень вас понимаю, дорогая. Мой отец поступил так же. Но о чём же вы хотели меня попросить?       — Я пытаюсь его найти. Человека, который должен был позаботиться обо мне и о моём ребёнке. Но от него ни слуху, ни духу, а я всего лишь слабая женщина, у меня нет связей, а в полиции надо мной только смеются... Недавно я увидела в соцсетях вот это.       Она показала экран своего телефона, и Рози увидела пост в твиттере, набравший множество лайков и перепостов, фото и коротенький текст:       «Народ, давайте ценить охранников. Этот парень работает в клубе в гей-квартале, и недавно он спас женщину от сумасшедшей, которая пыталась облить её кислотой. В мире много опасностей, и эти ребята рискуют собой, защищая нас!»       — Это он, его фото, — сказала женщина. — Но тут сказано только «клуб в гей-квартале», а больше ничего.       — Больше ничего и не надо, — решительно ответила Рози. — Я знаю, кто он. Кто бы мог подумать, а мы-то его порядочным человеком считали!       Женщина почти ничем не выдала своего волнения, только подобралась, и тёмные глаза заблистали яростнее.       — Вы ведь расскажете мне? — вкрадчиво спросила она.       И Рози, конечно, рассказала.