Комбинация

      Той ночью я позвонила отцу около десяти раз, будучи на грани истерики. Единственный, казалось бы, человек, который способен поддержать меня после весьма тяжкого переезда хотя бы вербально, по телефону!       И что я получаю вместо поддержки? Шпалу в костюме! Другое дело — если бы сомнительный охранник действительно выполнял свои обязанности так, как полагается вменяемому телохранителю… Но разбить голову человеку, который всего-то постучал в твою дверь?       Да, возможно, пока что это «чудо» с кейсом — всё, что отец может мне предложить. Но я никогда не перестану злиться на него за это. Не знаю, чем он занят, но иногда ему сложно удостоить меня даже банальным СМС.       Той ночью я всё-таки смогла добиться желаемого, пусть и в менее эффективной мере, в которой мне хотелось за мои полтора часа издёвок над телефоном. Спустя эти же полтора часа после того, как я морально отчаялась дозвониться, отец все же среагировал. Отправил СМС не очень содержательного характера: «Скоро перезвоню».       Хорошо. За это время я подготовлю пошаговую курсовую на тему того, почему, зачем и по какой причине нанятого мне в палачи охрану человека следует незамедлительно уволить и желательно выселить на несколько сотен километров подальше.       Проходит ровно день с момента нашей последней встречи. Не раз мысленно ругала отца за своеобразный «подарок» в виде «телохранителя», из-за которого по факту нужен ещё один телохранитель. Покоя не даёт мысль, что он действительно выкупил у соседей снизу квартиру только для того, чтобы следить за мной. А я ведь даже не знаю его имени! К тому же мучает вопрос: он охраняет конкретно меня, или мою безопасность.              Весенний день оказался холодным. Поход за продуктами и новым лекарством, слава богу, в этот раз обошёлся без происшествий. Если, конечно, не брать в счёт постоянного ощущения слежки. Что если он прямо сейчас смотрит на меня из окна в темноте? Наблюдает?       Да и вообще, с момента появления весьма странной личности в моей жизни, в последние дни организм был подвержен неплохой такой порции стресса. Не раз задумывалась, что мне бы жилось спокойнее без него. Намного спокойнее.       С этой беспокойной мыслью прохожу на четвертый этаж подъезда — туда, где находится моя квартира. Как бы не старалась — не могу избежать косого взгляда на остальные три двери снизу, и почему-то я точно знаю, в какой именно находится он.       Точно помню, что возле той двери с краю — из чёрного металла, раньше лежал прямоугольный тёмно-зелёный коврик. Но то, что меня убедило в догадке окончательно — отсутствие дверного звонка, раньше находившегося сбоку от двери в виде красивой золотистой кнопочки.       И ладно, если бы его просто там не было. Прибор буквально вырвали с мясом, оставив на месте, где он раньше находился, лишь пустую бетонную дыру с парой тонких торчащих проводов. Скажем так — привлекает внимание хочешь ты этого или нет.

***

      Что только не приходит в голову человека в момент, когда отчаяние достигает пика.       Ранним утром рука разболелась сильнее, заставив меня подняться с кровати аж в пол шестого утра. Муся в это время досматривает десятый сон, удобно расположившись в мягком кошачьем домике.       На моё великое разочарование ампулы с противовоспалительной мазью оказались так хорошо запечатаны, что я несколько раз мысленно и от души «поблагодарила» их поистине гениальных производителей.       Я прекратила бессмысленную борьбу с ампулами, когда одна из них звонко стукнулась о плитку и закатилась под кухонный комод. Вот теперь точно всё.       Я не знала, как правильно поступить. Сегодня утро воскресного дня — все соседи спят! Не пойду же я в одних домашней футболке и штанах долбиться в двери каждому из них?       …Все соседи спят?       От зародившейся в голове идеи захотелось разбить голову о стену. Я быстро выкинула тревожную мысль из головы.       Боль в руке не была сильной, но жутко надоедала, электрической пульсацией резала вены и отдавала куда-то в плечо. Это заставляло меня нервничать и задуматься, ведь заполучить заражение крови мне вовсе не хотелось.       В дополнение к этому хотелось спать.       Томным взглядом оглядываю ампулы, лежащие на стойке. Думаю, думаю, и ещё раз думаю. Но выход вижу только один, и он кажется мне крайне идиотским. И пугающим.       И что только не приходит в голову человека в момент, когда отчаяние достигает пика, верно?       Вот и я, разозлившись на собственную беспомощность и так и не сумевшая открыть злосчастную ампулу с мазью одной здоровой рукой — сейчас стою на пороге квартиры того, кого так яростно избегала всё это время.       — Госпожа Мулан?       Едва ли я тянусь рукой, чтобы постучать, как за спиной раздаётся знакомый, до дрожи вежливый голос.       Щёки мгновенно вспыхивают ещё до того, как я успеваю обернуться. Чуть склонив голову, прикрываю лицо под волосами цвета светлого каштана, чтобы моя очевидная неловкость хоть немного казалась незаметной.       Тот же самый идеально выглаженный дорогой костюм. Тот же кейс. Те же чёрные волосы, на этот раз такие же идеальные, под стать одежде. Мужчина явно возвращался… с работы? Он работает кем-то ещё в ночную смену?       — Здравствуйте! Я… — от разницы в росте приходится резко вскинуть голову, потому-что по какой-то причине мужчина решает окликнуть меня именно после того, как незаметно подкрался со спины на довольно близкое расстояние. Запнувшись в словах, я тревожно мнусь на месте, взглядом указывая на две небольшие ампулы в левой ладони. — В общем, я прошу прощения, мне правда больше некого попросить, но это просто невозможно! Вы не могли бы открыть, если вам не трудно.?       Флегматичный взгляд мельком оглядывает больную руку, затем вновь возвращаясь к моему лицу. Не знаю и не хочу знать, что происходит в голове мужчины в момент затяжного молчания. Меня волнуют лишь стремительно краснеющие щеки и шея, но фигура напротив остаётся непреклонна, прожигающие глаза терпеливо изучают моё лицо.       — Позволите? — не дожидаясь пока я пойму что именно он подразумевает под своим вопросом, мужчина, явно ничего не смущаясь, приподнимает мою раненную руку и с неподдельным безразличием оглядывает расшатанную повязку со всех сторон.       Мой возмущённый и испуганный взгляд упрямо игнорируется. Пару раз он качает головой, и сложив губы в трубочку явно намекает на то, насколько прискорбно выглядят мои попытки перевязать рану как следует.       Я с этим спорить не стала, тем более, он и не собирался умалчивать об этом:       — Вижу, в медицинской обработке вы тоже не сильны, госпожа? — риторический вопрос остаётся без моего ответа. Я лишь виновато поджимаю губы, продолжая неловко топтаться на месте. Он поднимает насмешливый взор с руки на меня, уголок его губ трогает ухмылка, вот только чужие пальцы всё ещё остаются на запястье, что не может не настораживать.       В тот же момент, когда его глаза на долю секунды ловят мои — я опускаю взгляд. Приходится самой предпринять слабую попытку вытянуть больную руку из мягкой хватки, на что я, к безграничному удивлению, не встречаю сопротивления. Он тут же отпускает меня, расправляет широкие плечи и складывает ладони в замок, учтиво отступая на шаг назад.       Показалось, или со стороны мужчины послышался тихий смешок?        Одним точным движением он открывает замок ключом, убирая последний в карман брюк и поворачивается лицом ко мне, предварительно настежь открыв дверь. Мужчина становится сбоку, как бы в молчаливом приглашении войти. Я в свою очередь продолжаю сверлить нерешительным взглядом открывшееся передо мной помещение.       Ему всё-таки пришлось пояснить свой жест, перед этим раздражённо цокнув языком и закатив глаза. Он не стал изменять размеренного вежливого тона:       — Там нет ничего запрещённого, госпожа, — и меня бы улыбнуло с его «шутки», если бы с его губ эти слова не звучали угрожающе. Мужчина сделал выжидающую паузу и немного наклонился вперёд, заглядывая мне в глаза, многозначительно вскинув брови. — Или вы испугались?       Он ведь не в серьёз, верно? Буквально день назад вытворял подобные фокусы с угрозами и скинутым с лестницы человеком, а теперь спрашивает, не боюсь ли я его, окидывая меня невинным взглядом?!       Приходится сдержать порыв высказать нахалу в лицо всё, что накопилось за эти дни. В который раз опускаю взгляд и коротко кланяюсь, дабы намекнуть, что я собираюсь уходить.       — Мне пора идти, — увы, мой тактичный тон не произвёл должного впечатления.       Опускаю голову и делаю шаг вперёд, чтобы обойти возвышающуюся фигуру, по прежнему вежливо держащего дверь, стороной, как он тут же заставляет отпрянуть обратно. Уверенный голос словно приказывает застыть, точно заяц, почуявший хищника.       — Госпожа Мулан… — он оставался непреклонен. Делает шаг ближе, закрывая собой спасительный проход к лестнице, — не тратьте моё время и зайдите. Пожалуйста.       Отчего-то мне известно, чем всё это рискует закончиться.       Не смотря на то, что тон был смягчен вежливым словом в конце, не отменялся факт того, как жутко это прозвучало. Сухое, давящее «пожалуйста» в конце не помогло. Приказ явно выражался в мужском тоне, и это окончательно перекрывало все пути к отступлению.       Как можно незаметнее сглатываю вставший в горле ком. Понимаю, как наверняка беззащитно смотрится прижатая обеими руками к животу женская сумка, но ничего не могу с собой поделать. Он даже не улыбался. Карие зрачки прикрыты ресницами, что придавало взгляду пугающую апатичность. Если он сам не выспался и не рад моему появлению, что мешает просто прогнать меня?       Ещё некоторое время я выдерживаю тёмные пристальные глаза на себе в безнадёжном поиске аргументов, но, со временем, как и всегда, это становится невыносимым.       Что сказать? Забыла выключить утюг? Нужно накормить кошку? А если он решит последовать за мной, мне что, не пустить его в квартиру? Раздражает. Чувство безысходности раздражает, заставляя нервно сжимать и разжимать кулаки. Попытка выровнять участившееся дыхание обернулась провалом.       Мужчина передо мной наверняка пользуется тем, что ответить ему мне нечем. А учитывая, что ему не составит труда запихнуть меня внутрь помещения за шкирку, то сознание подсказывает, что лучше уж мне угодить в эту ловушку по собственной воле.

***

      Когда мы шагнули внутрь, он не стал запирать дверь на ключ. Это же насколько нужно быть уверенным, что я не сбегу? Хотя, с чего бы мне делать это? Ведь пока что мужчина не сделал ничего, что превышало бы полномочия и выходило за рамки допустимого. Или это я плохо знакома с регламентом телохранителя?..       Жестом он указал на открытую дверь гостиной впереди, и я послушно последовала его указанию. По пути отмечаю, что в квартире ужасно пусто. Мебель почти отсутствует, а коричневого цвета паркет покрыт глубокими белыми царапинами, будто кто-то поспешно эту мебель передвигал.       Но меня напрягало не давящее ощущение пустоты, а то, что именно находилось в гостиной. Слишком странное расположение мебели, и я боюсь предположить, с чем это может быть связано.       Сбоку стены был расположен балкон, там же, где и в моей квартире. Вот только тут окна были намертво закрыты плотной тканью штор, не позволяя свету проникать внутрь. В углу стояли два дивана — каждый напротив друг друга с чёрным прямоугольным столом посередине. От царящей внутри пустоты казалось, что комната слишком большая и просторная, хотя на деле не превышала размеры моей гостиной.       Но то, что заставило меня остановиться на пороге — привлекало внимание куда сильнее, чем остальная обстановка. Практически в центре полупустой комнаты одиноко стоял стул. Один единственный, из тёмного дерева. И я бы не нашла в нём ничего подозрительного, если бы приглушённый свет стоящего чуть поодаль торшера не отражал странные мыльные разводы на полу, которые и привлекли моё тревожное внимание. Будто кто-то наспех старался убрать помещение, и блеск следов виднелся только вокруг стула.       Внезапный ступор, свалившийся на мою голову словно кирпич средь бела дня, прервал хозяин квартиры, который давным-давно убрал пиджак на вешалку, оставаясь в одной белой рубахе с длинным чёрным галстуком. Нутром чую как мужчина в привычной манере подкрался со спины, ожидая, когда я сделаю шаг в комнату.       — Что-то не так? — осторожный голос коснулся края уха, и я едва заметно вздрагиваю, подавляя глупое желание обернуться.       Не дожидаясь реакции, он уверенным шагом обходит меня сбоку, при этом немного задевая плечом.       Это заставляет по инерции последовать за ним, после остановившись посреди помещения в полном непонимании что вообще происходит и как дальше поступать. Вопросы вихрем кружились в голове, но задать любой из них казалось мне опасной затеей. Поэтому я ещё некоторое время с замиранием сердца наблюдаю, как мужчина одной рукой приподнимает второй стул и ставит аккурат напротив другого.       — Зачем мы здесь? — мой голос звучит тихо, но на удивление достаточно уверенно для нынешней ситуации. Мужчина впервые за время нашего совместного нахождения в его квартире бросает в мою сторону оценивающий взгляд, вызывая в теле лёгкую дрожь, которая холодом оседает в груди.       Вопрос в который раз остаётся без ответа. Вновь отвернувшись, он отошёл в сторону тумбы, разворачиваясь спиной.       — Присаживайтесь, стеснение ни к чему, — я замираю, уставившись в широкую спину. Хотя в голове изначально была догадка о том, чего именно он попросит, мне в любом случае не удастся сохранить самообладание.       Не найдя сил для возражений я сажусь на один из оставленных им стульев, мысленно подготавливая себя к новым моральным мукам. Сама виновата.       — Вы это специально, да?       — Что вы имеете в виду? — его отрешенный, задумчивый голос раздавался сквозь звуки копающихся в комоде рук.       — Всё это, — я оглядела помещение взглядом, намекая на всю ситуацию в целом. — Вы привели меня сюда, словно…       Моя претензия обрывается, так и не успев быть законченной. Опасливый взгляд голубых глаз опускается вниз — туда, где в пальцах мужчины под тусклым светом торшера блеснул острый металл. Я закрываю и снова открываю рот, не в силах вымолвить хоть что-то без запинки. Сердце пропустило удар и гулко ударилось о рёбра, заставляя лёгкие больно сжаться в попытках сделать вдох.       — Словно…       — Словно я хочу убить вас, госпожа? — его тёплый, спокойный голос доносится до туманного сознания где-то поблизости. Кажется, теряю счёт времени, ибо даже не замечаю, как мужчина плавно шагает ближе.       Я не смотрю на него, в этом нет смысла. Вместо этого взгляд судорожно мечется по комнате в попытках зацепиться хоть за что-то спасительное, но всё в помещение кажется мне чуждым.       За время моей заминки он садится на стул напротив, подвигаясь чуть ближе ко мне. Каждой клеточкой тела чувствую его тяжёлый, изучающий взгляд.       — …Мулан, вы меня услышали?       — Что? — насильно вытаскиваю себя из забвения, когда мужчине приходится наклониться вперёд с мягкой улыбкой на лице и обманчивым беспокойством в глазах, дабы заполучить моё внимание обратно.       — Прошу, не заставляйте меня повторять в третий раз. Дайте мне мазь.       Я воровато опускаю взгляд ниже. Широкие ладони, в которых минуту назад меня испугало что-то острое, в ожидании выполнения «просьбы» лежали на коленях. Вместо ножа, как мой воспалённый и невыспавшийся мозг придумал изначально, он держал обычные, длинные ножницы.       Да, с одной стороны, это ни капли не обнадёживает. Но я всё равно вздыхаю с небольшим облегчением, на что получаю реакцию от фигуры напротив в виде слегка поднятого уголка губ.       Его забавляет моё состояние.       Нервно провожу языком по пересохшим губам и обращаюсь вниманием к сумке на полу, быстрым движением протягиваю две ампулы мужчине.       На время его манипуляций я отворачиваюсь, бездумно разглядывая обшарпанные обои на боковой стене. Раненная рука переходит во власть мужчины, его действия быстрые и чёткие, такие, словно он не хочет тратить много времени на это. Я всё равно радуюсь мимолётному поводу не смотреть в этот наполненный напыщенной вежливостью взгляд. Удушающий, будто кобра постепенно гипнотизирует добычу, забирая в свои тиски. Боль почти стихает в момент, когда мужчина заканчивает.       Не могу сказать точно, в чём конкретно дело: в качественно перетянутом бинте или во всплесках адреналина всякий раз, когда женской кожи касаются чужие холодные пальцы.       — А раньше нельзя было сказать? — я опускаю намекающий взгляд на использованные ампулы, которые мужчине удалось открыть, не прилагая особого труда. Сама удивляюсь резкому порыву возразить его поведению.       — Не понимаю, о чём вы говорите. — Понимает. По едва сдерживаемой ехидной улыбке вижу, что понимает. Он явно переоценивает свои возможности, если считает, что иронично вскинутые брови останутся незамеченными моим вниманием. Либо он рассчитывает на то, что я замечу. Варианта два, и каждый из них в его пользу.       Томно моргнув, тёмный взгляд отрывается от проделанной работы с раной и врезается в голубые глаза напротив. Пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы сделать вдох и ответить взаимным взором. Не таким наглым и уверенным, конечно. Сейчас сдаваться нельзя, но как же хочется просто сесть и ждать, когда этот ад закончится.       — Но вы же врёте. — Мне приходится придать тону настойчивости. Сложно сделать это, когда мужская бровь в который раз саркастично выгибается, и он наклоняет голову вбок, явно недовольный и удивлённый моим стремлением вывести его на чистую воду. Хочет дать отпор, пресечь бунт на корню?       В который раз жалею, что открыла рот не подумав. Деловито отложив мазь на подлокотник, мужчина улыбается шире и часто моргает, словно в предвкушении дальнейшей реакции. Наблюдаю, как он обтирает ладони друг об друга, смахивая невидимую пыль.       И я буквально чуть ли не задыхаюсь, когда он с показной медлительностью спускается со стула на корточки. Сильные руки аккуратно падают по обеим сторонам от меня, отрезая пути к отступлению. Не припоминаю, когда он успел задрать рукава белой рубахи до локтя, тем самым обнажая слегка смуглую кожу.       — Что вы…? — тревожный вопрос горечью оседает на губах. Сердце бьётся быстрее, стоит только мужчине открыть рот:       — Давно хотел уточнить, — одна его ладонь чуть сжимает дерево подлокотника, и вены на руке проявляются. От этого вида в груди разливается странное напряжение на грани смущения, вот только ножницы, по прежнему зажатые между длинными пальцами, не дают вздохнуть без страха. — Почему вы так яростно избегаете моего взгляда, мм, госпожа?       Знаю, что он делает. На задворках сознания, насколько позволяет участившееся сердцебиение понимаю, что мужчина идёт в наступление при первой же возможности. Подло, очень подло. И неужели подлецу недостаточно моего загнанного состояния?! Ему мало того, что под взглядом, копающимся в мозгу, я всем телом вжимаюсь в спинку стула?!       Кажется, да. Мучителю очень мало. Он терпеливо ждёт ответа, хотя прекрасно знает, что от шока я не в состоянии даже скулить. Не смотря на это, он продолжает мягко улыбаться. Язвительный, ядовитый блеск едва заметно отражается в потемневших зрачках, и мужчина до последнего заставляет меня не отрываться от этого взгляда.       В вежливом, задумчивом тоне, граничащим с обманчивой нежностью, отчётливо слышались нотки провокации. Он немного дёргает уголками губ вверх, и я удивляюсь, почему эта полуулыбка, пропитанная кровью многих людей, не кажется мне отвратительной.       Правда, хорошего в ней тоже мало.       От мужчины пахло сумасшедшей агрессией, несло за версту.       И как вишенка на торте то, как грамотно и профессионально он скрывает царящего глубоко в себе психа.       Он сумел скрыть психа от моего отца. Поэтому мы здесь, верно?..       — …Разве я вас пугаю, а, Мулан? — удивление трогает его голос, но это лишь иллюзия.       О, нет. Я бы не заметила этого человека среди толпы. Я бы не нашла в его внешности ничего особенного, ничего выделяющегося, ничего пугающего или отличающего его от других проходящих мимо людей. Ни-че-го. Он едет на работу. Он направляется домой к жене. Образ вежливого, красивого, ухоженного, улыбчивого господина с небольшим чёрным чемоданчиком. Кто угодно, но не псих. Такой, с кем хочется завести дружескую беседу.       Но конкретно то, что он делал сейчас со мной — провокация страха. Скрытая агрессия, с которой обычно скованные цепью псы замечают забившегося в угол котёнка: ещё не бросились, но уже подметили, куда нужно надавить зубами, дабы куснуть побольнее. Цепь на шее — мой отец. Кто выступает в роли животных додумывать не имеет смысла.       Под тяжестью мыслей не замечаю, как давящее ощущение изучающего взгляда, направленного на меня снизу вверх, плавно исчезает. За ним пропадает и мужская фигура, и я быстро моргаю и оглядываю пространство, дабы поскорее осознать обстановку.       Едва ли мозг успевает разогнать пелену перед глазами и обработать происходящее, как кожу шеи аккуратно, еле ощутимо касается что-то холодное… Ножницы?       — Ваш отец неплохо постарался над безопасностью дочери, верно? — В тихом голосе за спиной слышался сарказм. Я шумно сглатываю густую слюну, тем самым привлекая хищный взгляд туда, где яростно бьётся жилка страха. Прикосновение к коже почти невесомое, даже щекотное.       — Он не виноват… — моргаю, опускаю взгляд вниз на свои впивающиеся в ладони пальцы. От ногтей останутся следы… Нет, холод у моей шеи принадлежит не ножницам. И нужно подумать, что из этого хуже. Аккуратное прикосновение мучительно-медленно двигается выше, поглаживая шрам, оставленный Мусей в период котёнка. Дыхание перехватывает, неосознанно сжимаю ткань штанов в кулак, стараясь сохранить жалкие остатки самообладания.       — О чём вы?       — Вы знаете, — отвечаю резко, не позволяю успеть дрожи исказить голос. Чужие ледяные пальцы снова приходят в движение, словно в отместку грубому тону, оставляют за собой холодный, обжигающий след.       — Я знаю своё дело, госпожа Мулан, — голос позади твердеет, туманным эхом доносится откуда-то сверху. Не стану спорить, мерзавец действительно знает своё дело. Иначе почему я резко вдыхаю воздух ртом и замираю, когда подушечки его пальцев коснулись наиболее чувствительного места за ухом. Раздражает. — Я профессионал в той сфере, о которой вам не снилось и в самых страшных кошмарах. Я люблю свою работу и…       — Вы любите издеваться над людьми, а не свою работу! — я не кричу, но шиплю, словно кошка. Интонацией косвенно намекаю на нынешнюю ситуацию в целом, которая по чужой воле происходит прямо сейчас.       — Увы, но ваш отец…       — Мой отец не виноват, что ошибся, выбрав вас!       В атмосфере помещения повисает пауза. Тишина пронизывает до костей, и в моём случае отсутствие каких-либо звуков воспринимается как угроза жизни. Мой страх, его уверенность, бьющееся в глотке сердце — всё это разом смешивается в коктейль безумия, и напряжение между нами нарастает с такой интенсивностью, что воздух можно резать ножом. Давно сбилась со счёта в который раз я жалею, что не смогла прикусить язык вовремя. Меня можно понять — мной управляет страх. А вот то, что управляет мужчиной, горой нависающим над моим дрожащим телом — остаётся загадкой.       Лёгкие пульсируют, организм требует порцию кислорода, но адреналин давно сковал сознание стальными цепями. Всё внутри меня замирает в ожидании дальнейших действий мерзавца, и я впервые жалею, что он находится за спиной. Не могу увидеть, какие эмоции движут им в этот момент. Что, если к моему затылку уже приставлено дуло пистолета?..       — Госпожа Мулан. — не вздрагиваю, когда голос доходит до сознания с явным нажимом. От шеи — там, где по прежнему властвовали чужие холодные пальцы — и вниз по телу проходит табун мурашек, тугим комом скапливаясь внизу живота. Мерзавец специально выделяет моё имя давящей интонацией, тем самым учтиво заставляя закрыть рот и намекая на серьёзность дальнейших слов:       — Во-первых, если вы ещё хоть раз меня перебьёте… — рука скользит ниже, в предупреждающем жесте сжимая плечо и ключицу, — то обещаю, я запру вас здесь… со мной… — с каждой намеренной паузой в словах его голос переходит на угрожающий полушёпот. В конце концов, не выдерживая, он резко наклоняется с видимой целью напугать ещё больше. Чужие губы касаются уха, и угрожающий шёпот бесцеремонно вдалбливается в мозг, своим безумием срывая все стены и замки, которые были выстроены мной когда-то. — … запру вас в этой квартире… До самого утра. И поверьте мне на слово, это будет далеко не самым приятным опытом в вашей жизни, а во-вторых… — пульс бьёт в висках с такой силой, что упасть в обморок мне не позволяет лишь мужское дыхание, обжигающее тонкую кожу шеи. — Ваш отец знает, кто я такой. Знает, что я из себя представляю. Знает, был ли я сегодня на работе и где именно я был. На основной работе, Мулан. Не с вами.       — Зачем вы говорите мне об этом…? — уже не пытаюсь сдерживать дрожь в голосе, окончательно перехожу на тихое шептание, подражая его манере. Мужские губы упираются в бледную скулу, хищно расплываются в довольной улыбке. Он усмехается. Что, если он окончательно сойдёт с ума, решит применить в ход ножницы? Страшно. Кровь шумит в ушах в такт бешено бьющемуся сердцу, и я закрываю глаза, не в силах терпеть происходящее. Он шумно вбирает воздух носом, будто бы волк вынюхивает страх добычи, и я не выдерживаю, впервые попросив его остановиться: — Хватит…!       Короткое слово, почти умоляющее. Но это всё, на что хватает моих сил, терпения и шатающегося на лезвии ножа самообладания, которое не позволяет мне окончательно впасть в истерику. «Не позволяет наслаждаться процессом» — кричит мозг, но я настойчиво блокирую в себе этот голос. В истерику я обязательно впаду. Позже, в одиночестве. У себя в квартире. Если мерзавец позволит мне уйти, конечно же.       Кажется, настала его очередь перебивать. В ответ на мою слабую мольбу он довольно хмыкает, и сердце проворачивает кульбит, в следующее мгновение безвозвратно проваливаясь в пятки.       — Ваш отец самолично и вполне осознанно передал вас в мои руки. И вы даже представить себе не можете, как сильно я это ненавижу, но… — длинные пальцы резко обхватывают шею чуть ниже линии челюсти, слегка сжимая и оттягивая назад. Я распахиваю глаза, дыхание срывается на прерывистое, а разум мечется в разные стороны, но всё — на что хватает моих сил, так это инстинктивно ухватиться за мужскую руку, тонкими пальцами сминая рукава белой рубахи. Он нежно проводит губами по скуле и отстраняется, чтобы в следующую секунду заглянуть в мои глаза своими — ехидными, тонко граничащими с безумством. Тембр его голоса становится медленным, вперемешку с нетерпением и насмешливостью. Я смотрю на мужчину из-под длинных опущенных ресниц с замиранием сердца, сжимаю челюсть до приторного привкуса железа во рту. — …Как я уже и говорил: Я сделаю всё, чтобы моя работа доставляла мне удовольствие.        …И на данный момент, хотите того или нет, вы являетесь непосредственной её частью.