Гроздь винограда

2018 год, осень

Эдвард неспешно шагал по направлению к студенческому кафетерию. За два месяца он успел отвыкнуть от этой тропинки: несколько раз оступался на ямках в рыхлой земле и кривился всякий раз, как наступал в лужу. Вообще сегодняшний день не заладился с самого начала: неисправный будильник, раздражённый Райдер, грустная мать и скверный дождь, — это только утро. Эдвард и не ожидал ничего хорошего от первого учебного дня. Не хотелось возвращаться в общежитие, но ещё больше не хотелось попадаться на глаза Симусу Райдеру. Каждый раз, как он появлялся в доме после трудового дня, то непременно вызывал к себе в кабинет и отчитывал. Причина находилась всегда, и Эдвард не позволял себе отговаривать. Потому что злой Райдер — значит, расстроенная мать. В один из вечеров парень не выдержал и в лоб спросил мать: — Ты же не любишь этого урода? — Эдвард… — Просто ответь, чёрт подери. Женщина подняла на сына грустные глаза: — А ты как думаешь? Никто в этой семье не любил друг друга. К этому умозаключению Эдвард пришёл не сразу, но осознание настигло в тот момент, когда после очередной ссоры с Симусом, мать поплелась следом за ним. Не осталась с сыном, развалившегося у ножек стола, а последовала за мудаком молить о прощении за отпрыска. — Ну, а меня ты любишь? В грустных глазах промелькнуло изумление: — Ты сомневаешься? Ответ вопросом на вопрос не убедил парня. Он начал сомневаться и в своих тёплых чувствах к матери. Наблюдал, как она на цыпочках ютилась вокруг мудака, и на физическом уровне ощущал отвращение. Она унижалась. Самое ужасное, мать унижалась и винила в этом не себя, а Эдварда. Напрямую не говорила, но каждый брошенный взгляд в его сторону так и кричал: «Это ради тебя!» Разве любящий сын допустит, чтобы мать пресмыкалась перед мудозвоном? Нет. Очевидный и единственный ответ. Нет. А Эдвард закрывал глаза, потому что понимал: не будет в их доме Райдера, значит, не будет самого дома. Он — отвратительный сын. Он нелюбящий сын. — Не грусти, — попросила мать, провожая Эдварда на поезд. Она просила о невозможном. Эдвард не мог чувствовать что-либо, кроме злости и обиды, оставляя её один на один с мудаком. — Я тебя в очередной раз предаю. — Говоришь глупости, — улыбнулась мать, как если бы была уверена, что сын поверит в её улыбку. Не поверил. — Береги себя. И всё-таки стоило силуэту матери исчезнуть из вида, Эдвард почувствовал дикую тоску по ней. — Я люблю тебя, Эдвард, — прошептала мать, прежде чем сойти с поезда. — Даже не сомневайся. Парень только кивнул, и бросил взгляд на Симуса, обнявшего женщину за плечи. — Не будь пассивным, — напоследок кинул Симус, когда поезд тронулся. — Проявляй себя в университете! Многие в деканате даже не знают о твоём существовании! «И что в этом плохого?» Рассматривая проносящиеся за окном поезда очертания природы и заброшенных строений, Эдвард нашёл в себе силы мысленно ответить матери взаимностью на её запоздалый, но ответ на сентиментальный вопрос. Он любил мать. Конечно же, любил. Только её. Оттого ещё больнее видеть, как руки чёртово Райдера обнимали её, а она улыбалась, пряча грустный взгляд. Кафетерий встретил запахом свежей выпечки и горячего кофе. Однако ни того, ни другого не хотелось. Не было аппетита. Оглядел заведение на наличие знакомой девушки и усмехнулся, замечая её. Ничего не изменилось: такие же длинные, блестящие волосы, такие же пухлые, подведённые помадой губы, такие же нарисованные брови и такие же беличьи ресницы. — Эд! — воскликнула девушка, как только он подошёл к столику в самом центре зала. Эдвард предпочёл бы спрятаться в углу и не терпеть галдёж у кассы, но девушка уже заняла неудобное место. Тратить время на поиски удачного столика не стал и быстро приобнял знакомую в ответ на её громкое приветствие. — Так рада тебя видеть! — не унималась Софи, оставляя смачный поцелуй на щеке парня. — Ты обещал приехать в Ливерпуль, и не приехал. Я, между прочим, ждала. — Были дела в Лондоне, — стёр салфеткой след от помады и не обратил внимания на неудовольствие, с которым девушка проследила за жестом. — И в семье проблемы. — Мистер Райдер…? Эдвард отрывисто кивнул и перевёл взгляд на подошедшего официанта. — Только минералку, — коротко бросил и удержался, чтобы не закатить глаза на возмущения девушки: — Минералку? Я думала мы посидим, попьём кофе… — У меня нет времени на кофе. Софи скривилась: — Очень мило. Я ехала к тебе несколько часов, чтобы понаблюдать, как ты покупаешь минералку и сваливаешь. Эдвард неприятно улыбнулся: — Это тебе на будущее урок: сначала предупреждай о приезде, а не ставь перед фактом. Его раздражала Софи. Не прошло и получаса с их встречи, а он уже смотрел в сторону выхода и представлял, как отправиться в общежитие. У него, правда, не было времени, и дело не в девушке. Предстояло отправиться в комнату и оценить на адекватность нового соседа — к сожалению, Генри окончил университет и свалил со всеми своими потрохами. Эдвард даже не догадывался, что будет скучать по Кингу, его разговорам о кружке и тихому бормотанию в процессе чтения. Всё-таки этого задрота не хватало: как-никак он был единственным слушателем музыки нереализованного музыканта. — Не умеешь ты поддерживать отношения со старыми друзьями, — заметила девушка и накрыла ладонью пальцы Эдварда, мирно покоящиеся на поверхности стола. Он не спешил одёргивать руку хотя бы потому, что никогда не был против компании Софи в плане интима. Она обладала привлекательной мордашкой, стройной фигурой и умела доставить удовольствие, день ото дня совершенствуя свой навык. С кем именно она совершенствует, Эдварду было всё равно. Так, касание её ладони приятно, в прочем, как и все касания, которые она не жалела для него на протяжении нескольких лет. Когда они переспали в первый раз? Кажется, им было по пятнадцать лет. С тех пор Эдвард часто обращался к услугам сговорчивой Софи, когда приезжал в Ливерпуль. Оказывается, иметь в отдельном городе любовницу очень даже удобно. Опустил взгляд на тонкие пальцы девушки и улыбнулся, наблюдая, как они очерчивали проступающие вены. — Умеешь уговаривать, Софи, — склонился ближе к девушке и перехватил её пальцы своими пальцами. — Пойдём в уборную, и я тебя трахну. Софи замерла и непонимающе захлопала своими беличьими ресницами. Эдвард удивлялся, как она видела сквозь это гнездо? — В уборной? Очень мило. — В общаге у меня сосед, а везти тебя в отель слишком долго. Парень говорил серьёзно и без улыбки, что заставило Софи напрячься. Он не шутил? За месяцы разлуки она забыла, как сложно угадывать его эмоции. Да бессмысленно угадывать, когда заведомо обречена на провал. Софи растеряно пробормотала: — Я думала, мы выпьем кофе, погуляем… — Пропустим культурную программу, — на этот раз усмешка коснулась его губ. — Ну, что на счёт траха в уборной, Софи? Девушка поджала губы и осторожно освободила руку: — Пожалуй, я дождусь, когда ты будешь свободен. — В Кембридже я занят каждый день. Учёба… Сама понимаешь… Софи поджала губы: — Понятно. Поднялась из-за стола, чувствуя себя так гадко, будто упала в лужу, и ни один прохожий не вызвался помочь. Эдвард не спешил на помощь, наблюдая, как с нарочной медлительностью Софи накидывала на плечи ветровку. — Проводишь меня? — Если только в уборную, — хохотнул парень, и Софи не выдержала — грубо выплюнула: — Будешь в Ливерпуле — не смей звонить мне, ублюдок! «Поддерживать связь со старыми друзьями очень сложно». Эдвард и глазом не моргнул, следя за девушкой до самой двери. Кажется, он только что лишился любовницы в Ливерпуле. Наверное, ему было бы досадно, соберись он посетить Ливерпуль в ближайшее время. Однако в ближайшие лет сто он не планировал возвращаться в треклятый город. Забрал бутылку минералки и поспешил в общежитие, надеясь застать в комнате адекватного товарища, а не фрика с радужными волосами. Знакомые лица приветствовали кивками и дружественным рукопожатием, но Эдвард не задержался ни с кем из них дольше, чем на минуту. Поднялся по лестнице на пятый этаж и с усмешкой оглядел знакомый коридор, который за два месяца нисколько не изменился. Всё то же пятно на ковре у самого входа, всё те же монументы выдающихся выпускников Кембриджа, и всё тот же отвратный запах ароматических свечек. Впервые этот аромат не вынудил поспешить к комнате 505 и разнести к чёрту запертую дверь. Ему не хотелось встречаться ни с Рози, ни с её соседкой. С последней ему вовсе не хотелось видеться: ни сейчас, никогда. Направляясь по коридору к своей комнате, Эдвард вспомнил минувший учебный год. Он пролетел быстро. Настолько быстро, что казался обрывистым сном, и запомнился также — урывками. По утрам тяжёлый подъём, нудные лекции, более интересные практические занятия, ланч с друзьями на смотровой площадке башни, баскетбол с Диланом и вечерние посиделки в компании Генри, гитары и тетради с текстами песен. И как бы Принс не старался отгородиться, в сознании всплывали и другие воспоминания. Менее приятные воспоминания, но настойчивые. Даже голова разболелась, когда перед глазами предстал образ соломенного чучело на подоконнике лестничного пролёта. Соломенное чучело на ступеньках лестницы, лихорадочно вытирающее слёзы. Нет, это воспоминание приятное. Эдвард его смаковал. Самое отвратительное — поцелуй. Первый недо-поцелуй заставил сожрать мыло и видеть ночные кошмары. Второй поцелуй заставил возненавидеть себя, сильнее возненавидеть Голден и, в конечном итоге, избегать с ней встреч. У него получилось во многом благодаря разным направлениям подготовки: Эдвард специализировался на международном праве, а Голден зубрила социологию. Так, их расписание не пересекалось, и единственное место, где они могли увидеть друг друга и скривиться — это общежитие. И тогда Эдвард не смотрел на чучело. Но стоило отдать чучело должное — оно отлично освоило правила игры, и по итогу они обоюдно не замечали друг друга. Добрался до комнаты и, поколебавшись, дёрнул за дверную ручку. Дверь с лёгкостью поддалась, и перед глазами предстала самая отвратительная картина, которую только мог вообразить себе Эдвард. Нет, он не настолько извращенец, чтобы воображать подобное. Стоило открыть дверь, как увидел платинового блондина, наклонившегося к восседающему на кровати соломенному чучелу. Его язык во рту чучело. Язык чучела во рту баскетболиста. И эта вакханалия в метре от кровати Принса. — Что за херня? — рявкнул парень и распахнул дверь, не заботясь о проходящих мимо студентах. Голден от неожиданности подскочила с кровати и уставилась своими голубыми блюдцами с таким изумлением, будто увидела призрака. Дилан тоже удивился, но в отличие от девушки выглядел менее впечатлённым появлением друга: — Эд, ты вернулся? — Разумеется, я вернулся. Мне ещё три года возвращаться сюда, — бросил на свою кровать дорожную сумку и прищурился. — Вы же не трахались здесь? Показано оглядел парочку, стараясь не останавливать взгляд на девушке. Она не стоила внимания хотя бы потому, что подтвердила его назло брошенное «Шлюха». Тем не менее, он заметил, как успели отрасти её волосы, отчего золотистые пружины стали ещё длиннее. Она похудела. Это прослеживалось в появлении отчётливых линий скул, в острых ключицах, которые грозились порезать сильнее любого ножа, и свободно сидящем на фигуре вязаном платье. Чёрт! Эдвард всё-таки остановил на ней взгляд, оттого был вынужден с особой медлительностью перевести внимание на Дилана, а после на кровать. Характерно изогнул брови. Алиса в ужасе закопошилась за спиной блондина и, схватив со стола стопку учебников, поспешила на выход: — Встретимся вечером, Дилан. Выбежала из комнаты, оставляя парней смотреть ей в след, и спрятала пунцовое лицо за книгами. Дилан в раздражении оглядел друга: — Ты когда-нибудь научишься такту? Эдвард закрыл дверь и прислонился спиной к дверной поверхности: — Выходит, мы теперь соседи? Задачка оказалась несложной, поскольку у кровати стояли чемодан и коробки, несколько из которых были уже разобраны. Надо думать, Голден вызвалась помочь не только в полировке рта Дилана, но и в разборе его барахла. — Выходит, что да. Ты не рад? — Мне всё равно, — ответил честно и улыбнулся, наблюдая за закатанными глазами парня. — Только есть одно правило, которому непреклонно следовали и я, и Генри. Дилан выжидающе приподнял брови. — Никто не приводит девчонок. Серьёзно, в этих стенах секс запрещён! Я слишком брезглив, чтобы знать о трахе в метре от своей кровати. Весёлый смех парня вынудил Эдварда выразиться конкретнее: — Голден здесь больше не появится. — Не кажется ли тебе, что ты переходишь границы? — Границы перешли вы несколько минут назад. Что это было? Предварительные ласки? Дилан опустился на свою кровать и без смеха заговорил: — Во-первых, я не знал, что ты сегодня приедешь. Во-вторых, Алиса помогала мне разбирать вещи. В-третьих, она теперь моя девушка, и если захочет, то может навещать меня в любое время суток. Никто трахаться у тебя под носом не собирается. Протянул руку и похлопал окаменевшего Эдварда по колену: — В-четвёртых, расслабься, Эд. Ты загоняешься из-за ерунды. Принс ничего не ответил, потому что выпал из реальности после фразы «теперь моя девушка». Дилан всё-таки добился своего, а Голден… Меньше всего хотелось думать о Голден. Но, чёрт подери, все мысли так или иначе сводились к ней. Дилан воспринял молчание за согласие, потому расслабился и вновь улыбнулся в своей привычной манере. Он даже не подозревал, что только что лишился друга. Мгновенно. За доли секунды. И Эдвард нисколько не жалел об этой потере. Единственное, о чём он мог думать — о соломенном чучеле в новом статусе.

***

Алиса громко рассмеялась и упала на кровать, придавленная массой девичьего тела. Мисс Свон на радостях от встречи с подругой накинулась на неё с объятьями и не думала отпускать, даже после душераздирающей мольбы. — Задуши-и-шь! — веселилась Алиса и, наконец, приняла сидячее положение на кровати. Рози не изменилась за каникулы: такая же милая, радушная и смешная. Её чёрно-смоляные волосы немного отрасли, но девушка упорно намеривалась пойти в салон красоты и отрезать лишние дюймы. Она не изменила своему хобби, потому привезла в комнату набор новых вкусов ароматических свечей. — Ландыши, — пояснила девушка, зажигая свечу в нежно-зелёном подсвечнике. — Нравится? Алиса была равнодушна к запахам и не раз говорила об этом подруге, но последняя упорно отказывалась её слышать. — Нравится, — улыбнулась девушка, не желая огорчать радостную Рози. Её хорошее настроение заряжало, оттого не хотелось портить вечер ни ей, ни себе. Дверь в комнату открылась и на пороге показалась коварно улыбающаяся Марина. Она плотно закрыла дверь и на цыпочках подкралась к удивлённой Голден, будто боясь её спугнуть. Морально приготовилась к медвежьим объятьям, но в отличие от Рози, Марина умела производить неизгладимое впечатление. Потому присела на корточки подле девушки и кокетливо повела бровью: — Ну, рассказывай, — подогнала она, заставляя Алису непонимающе нахмуриться. — У вас уже было? — Что? — фыркнула девушка и, перехватив не менее ошарашенный взгляд Рози, рассмеялась. — Боже! Марина, ты в своём репертуаре! А где же «привет, Алиса, я соскучилась! Как дела? Как каникулы?» — А-у-у! Ты встречаешься с красавчиком-баскетболистом! Разумеется, у тебя всё отлично! Алиса отмахнулась от перевозбуждённой подруги, когда как она не думала отступать — положила подбородок на её колени и свела брови домиком: — Подробности-и-и, — простонала и прищурилась. — У вас всё было? — Что ты подразумеваешь под «всё»? Девушка поигралась бровями и захихикала, замечая, как покраснела Рози от смущения и Алиса от нахлынувшего раздражения: — Не злись! Я же любопытная, ты знаешь! Голден знала, потому не смела обижаться на подругу. Она любила разговоры на личные темы: жаждала расспросить подробности их любовного фронта, и сама с нескрываемым энтузиазмом рассказывала о своих подвигах. Правда, подвигов было не много и те заканчивались плачевно, но Марина каждый раз вспоминала всё новые и новые подробности. Или придумывала. — Ничего не было, — Алиса пожала плечами. — Мы встречаемся три месяца, и то последние два месяца почти не виделись. — Дилан не приезжал к тебе в Ливерпуль? — Я его не приглашала…м-м, у меня возникли проблемы в семье, и не хотелось его нагружать своими заботами. Подруги тактично промолчали. Алиса, наверное, была бы не против прогуляться с Диланом по улицам родного города, посетить любимый кафетерий, побродить по тропинкам любимого парка. Однако наверняка ответить на этот вопрос не могла, ведь намного легче позвонить и попросить не приезжать к ней в Ливерпуль, нежели притворно улыбаться и заверять, что будет рада увидеться на каникулах. Да, Алисе было легче отменить встречу и извиниться, нежели видеть Дилана на пороге дома, в котором творился тихий ужас. До холодных мурашек по коже тихий, пугающий ужас. Тишина погружала дом семейства Голден с наступлением сумерек — тогда отец перетаскивал торшер на кухню, плотно закрывал дверь и доставал бутылку крепкого алкоголя. И тишина. Тишина прерывалась редким, громким чихом мужчины, бормотанием и проклятиями. В такие моменты Алиса заглядывала в родительскую спальню, заставала мать, смотрящую развлекательную передачу по телевизору, и удалялась к себе в комнату. В такие моменты она чувствовала обречённость. Казалось, только она замечала неправильность происходящих в доме вещей, а остальные обитатели пребывали в собственном, несуществующем мире. Где всё хорошо и счастливо. Наутро отец выглядел помятым и сонным, но старался держать спину ровно и не трясти рукой, удерживающую вилку с подцепленным на ней беконом. — Как дела в школе, Алиса? — Я учусь в университете. — Ну, да. Я про университет, — замялся отец и уставился в тарелку, не поднимая поплывшего взгляда на дочь. Алиса же не могла не смотреть на мужчину, который в её воспоминаниях всегда выглядел свежим, гладковыбритым и одетым с иголочки. Когда всё пошло по наклонной? Как отец допустил, чтобы снежный ком с каждым днём увеличивался в диаметре? — Всё хорошо. Мне нравится учиться. — Образование в наше время очень важно. — Да. На этом разговор был окончен, в прочем, за весь день диалога не повторилось. Отец занимался поиском работы, злился на очередную неудачу и вечером закрывался на кухне. И так повторялось на протяжении всех каникул Алисы, так продолжало повторяться и, чёрт подери, будет повторяться. — Неплохой вариант, — Алиса показала отцу вакансию на одном из сайтов по поиску работы. — Не хочешь позвонить? Мужчина покачал головой. В очередной раз. Девушка не выдержала: — Так ты ищешь работу? Целыми днями сидишь и пролистываешь веб-страницы? — Не повышай голос на отца! Алиса зажмурилась, когда увесистый кулак встретился с поверхностью стола, и прошептала: — Признай, что тебя всё устраивает. — Мне сложно, а вы с матерью не хотите понять, — вздохнул отец и опёрся локтями о стол. — Я проработал в дилерской компании двадцать лет, был у начальства на хорошем счету и имел в подчинении целый отдел. Я получал большие деньги, Алиса. Очень большие. А сейчас и ты, и мать предлагаете мне чахнуть в конторах под руководством какого-нибудь бездаря за мизерные фунты! Перед отъездом из родного дома Алиса узнала, что мать обратилась за помощью к дальним родственникам. Они обещали подыскать хорошую клинику для отца и выбить приличную скидку. Это давало надежду. Благодаря крохотной надежде, притаившейся в сердце, Алиса нашла в себе силы сесть на поезд и отправиться в Кембридж, оставляя родителей до Рождества. — И ты к нему не приезжала? — нарушила молчание Марина и выпучила глаза. — Алиса, нельзя оставлять парня одного на целях два месяца! Девушка иронично улыбнулась: — Убежит? — Любовницу заведёт. — Дилан не такой, — не согласилась Рози, на что Марина закатила глаза: — Не будьте наивными, девочки. Парням нужен секс: либо даёшь ты, либо он получает своё на стороне. Алису мало впечатлили страшилки подруги. Глубоко в душе она допускала опасения, что после трёх месяцев отношений Дилан начнёт проявлять инициативу в плане секса, но морально была готова к серьёзному разговору. К разговору готова, к сексу — нет. — Алиса, не смейся! Я, между прочим, волнуюсь за вашу пару! Вы такие милые со стороны, — Марина едва ли не заурчала. — Очень красивые. — Надеюсь, ты не придумала название нашему пейрингу? Марина заговорщицки подмигнула, и девушки весело рассмеялись. К разговору о сексе больше не возвращались, чему Голден была без меры рада. Разобрала чемодан, помогла Рози упрятать запас свечек подальше от посторонних глаз — они допускали вероятность, что рано или поздно ли кто-нибудь ворвётся к ним в комнату и уничтожит все свечки до одной. Например, это в духе Принса. Алиса не хотела вспоминать о нём, но при взгляде на ароматическую свечку, перед глазами замелькали картины прошлого: он выбрасывает подсвечник в открытое окно, а она целиться перцовым баллончиком ему в лицо. Казалось, это было так давно. Сколько они не общались? Если прошлые стычки возможно назвать общением, то около полугода. Только короткие взгляды, полные презрения, только проклятия в спину друг друга и оскорбления за глаза. Наверное, Принса более чем всё устраивало, но не Алису. Стоило ему попасться в поле её зрения, так она претерпевала предательское волнение. Наперёд же знала, что он пройдёт мимо и слова не скажет, но продолжала волноваться: ладони потели, а пальцы на ногах сжимались. Алиса не сразу, но пришла к устрашающему умозаключению — ей было бы намного проще, если бы всё вернулось на круги своя: Эдвард груб и несносен, а она пытливо отбивается от его нападок. По крайней мере, это обесценило бы позорные поцелуи. Но нет. Они вели себя так, что сомнений не оставалось — каждый из них погряз в этом позоре. — Девочки, а у вас был… — Рози замялась и опустила глаза на цветастую подушку, покоящуюся на её коленях. — Ну-у-у, в общем, ничего. Подруги непонимающе переглянулись. Рози явно хотела что-то спросить, но не решалась. Как выяснило, виной тому природная скромность, которая отразилась румянцем на щеках, после громкого фырканья Марины: — У меня в семнадцать лет случился первый раз. Алиса ощутила на себе любопытные взгляды и сокрушённо вздохнула: — У меня не было. — У меня тоже, — вдруг обрадовалась Рози и чуть ладонью не вытерла испарину со лба. — Это же нормально? — Быть девственницей в девятнадцать лет? Ну-у-у… — Это нормально, — перебила Марину Алиса и бросила на неё предостерегающий взгляд. — Твоё дело, когда и с кем заниматься сексом. Даже не напрягайся по этому поводу. У Марины явно было иное мнение, но высказываться не стала. Наоборот, перевела тему в менее провокационное русло, позволяя Голден окончательно расслабиться в компании подруг.