Дирижёр

Драко Малфой еще в бытность новоиспеченным отцом заимел пренеприятнейшую привычку вставать в пять тридцать утра. Он относился к тому разряду родителей, которые при рождении ребенка не знают куда себя деть, а потому просто следят за своим новорожденным чадом двадцать четыре часа в сутки, пытаясь избавиться от навязчивого беспокойства. Слава Мэрлину, Астории и домовикам, к тому времени как Скорпиусу исполнился год, Драко успел пережить этот нервный период. Однако от привычки вставать рано это его не избавило. Вот и сейчас он лежал на мягкой кровати, упрямо закрыв глаза. Драко долго ворочался, в надежде спасти мгновенно растворившийся сон, но все было тщетно. Он со стоном накрылся с головой одеялом, внезапно для себя осознавая, что тело чувствуется слишком легким. Он утопал в мягкой перине, пребывая в полусонном дурмане, как в тех снах с полетами без метлы… Хотя дети иногда и правда летают. «А потом ищи их по всему дому и находи во дворе» — вспомнил Драко «веселые» сны пятилетнего Скорпиуса. Он резко нахмурился. Что-то было не так. Обычно сны о полетах — с магическими выбросами или без — создавали ощущение невесомости: твои кости, мышцы, словно полегчали на целую тонну. Сейчас было иначе, балансировать в вакууме никто не собирался, а тело ощущалось таким же тяжелым как и обычно, но вот руки, ноги, голова… «Палундра! Мы засыпали на своем корабле, а проснулись на чужом!». Не иначе как оборотное зелье? Все еще находясь в пододеяльной темноте Драко свел вместе руки, ощупывая суставы пальцев, которые чувствовались излишне хрупкими. Он нервно потер запястье, проведя рукой по левому предплечью и застыл в волнении. Он больше не чувствовал привычный рельеф Черной Метки. Вот так просто — вчера она болезненным напоминанием вырисовывалась на левом предплечье, а сегодня ее просто… ну, не было? Грудь сдавило непрошибающей ноющей болью. Почти паника, но более мерзкая, как пресловутая температура в девяносто девять и восемьдесят шесть градусов по Фаренгейту. Эту мерзость в свое время и бодроперцовое от самого Снейпа не брало. СТРАХ. В чем Малфой не сомневался, так это в том, что человеком храбрым он не был никогда. Странное чувство неестественности колотилось в груди, вместе с неспокойным сердцем, мешало дышать и давило на легкие изнутри. С огромным трудом Драко успокоил голову. Руки странно дрожали, а зубы скрежетали друг о друга, но необходимость сосредоточиться на важных вещах встала острым ножом у горла. Драко лежал неподвижно, с трудом приходя в себя. Он думал о Скорпиусе, и в другой ситуации уже подскочил бы с постели, строча язвительно-беспокойное письмо Джинни, но все это казалось странным. Он тревожился последнее время, часто размышляя о Хогвартсе. В многострадальной белобрысой головушке то и дело вспыхивали неожиданные воспоминания и давным-давно выкинутые из головы мелочи: вот Паркинсон снова говорит о любви к бирюзовому, но жалолуется что он совершенно ей не идет, вот Астория засыпает на плече у Дафны, а вот Снейп в очередной раз находит тайник Флинта с огневиски и расщедривается на наказание: котлами в этот раз никто не отделается. И конечно неизменный Поттер. Опять язвит в ответ на колкости, а Драко удивляется тому, что никто и не замечает вредительской натуры Британского героя. Сейчас это вызывало лишь смех. Его очень раздражали эти воспоминания: Хогвартс был далеко в прошлом, а теперь приходилось думать о том, что исправить не представляется возможным — глупость и только. А еще Драко беспокоили сны о школе. Там были Поттер и Уизли, они ссорились, а потом дрались. После этого Малфой просыпался с ощущением фантомных ударов. Иногда это была Грейнджер, она ничего не говорила, но почему-то кидалась в него книжками. Такого в реальности и быть не могло, даже если бы автором талмудов числился сам Локонс. Чаще всего снилось как Люциус пьет огневиски в классе зельеварения, а Драко на приличном расстоянии о чем-то разговаривает со Снейпом. Они каждый раз обсуждали одно и то же — что-то неприятное, но никогда не приходили к соглашению. Создавалось впечатление, что Снейп его на что-то уговаривает, но утром Драко не мог вспомнить и слова: только тяжелый взгляд профессора и его поджатые губы. Он совершенно не высыпался, и даже робкая Дилки беспокойно семенила за хозяином, наивно полагая что делает это незаметно. Все изменилось несколько дней назад, когда порядком вымотавшийся Драко заснул в кабинете Министра Магии — прямо в неудобном кресле напротив стола. Словно он наконец согласился на это таинственное снейпово «что-то». Драко сдернул с головы одеяло, жмурясь от серой белезны стен. Солнце еще не встало, но комната уже занималась тусклым предрассветным сумраком. На что бы он ни согласился, это ему не нравилось, не зря ведь он отказывался столько времени. Да и Снейп не мог настаивать на чем-то несерьезном с таким угрюмым выражением лица, даже если был мертв почти три десятка лет. Драко долго прислушивался к звукам в комнате, но не слышал ничего кроме легкого ветра и ленивого щебетания птиц за окном. Это дарило умиротворение и ненавязчивую иллюзию продолжения сна. Он исступленно рассматривал свои руки, которые выглядели очень детскими, Драко наконец понял причину, по которой пальцы казались хрупкими как у гриндилоу. Он стал ребенком?.. «Ну, это многое объяснило бы» Неожиданно Драко оглушил громкий хлопок. В голове стало пусто. Взору предстало взволнованное лицо домовика. Он смотрел на Драко глазами-бусинками, часто моргая, потому что кожистые морщинистые веки едва позволяли держать их открытыми. Мужчина уставился в ответ, слегка приоткрыв в удивлении рот. Реальность никак не хотела просачиваться в замутненное сознание. Этот маленький сморщенный старик-эльф ухаживал за Драко когда тот был ребенком и умер незадолго до громкого окончания Турнира Трех Волшебников. — Что?.. — начал он и тут же прервался, услышав высокий голос, который на поверку оказался его собственным. Домовик в ту же секунду обеспокоенно всмотрелся в глаза хозяина, заслышав странную хрипотцу в привычном тембре. Драко медленно взял стакан с молоком, который в детстве оставляли на прикроватном столике. Кончики пальцев приятно закололо, как только в руки коснулись теплого стекла. Он никогда об этом не задумывался, но молоко видимо оставляли под чарами стазиса, чтобы сохранить его в тепле. — Скажи мне сегодняшнюю дату, — Драко удержался от того, чтобы не скривить уголок губ, когда домовик странно застыл, беспокойно глядя на него сквозь седую засыпь ресниц. — Первое сентября тысяча девятьсот девяносто первого года, — все же четко отрапортовал он. Драко иступленно кивнул. Ага, тысяча… Что, простите?!

***

Перед глазами стояла пелена, пока Драко послушно ходил за домовиком. В голове было так великолепно-пусто, только билось назойливой мухой «ага, помню» или «так вроде бы и было». Оглушенное сознание только изредка цеплялось за отдельные мысли и моменты: мама такая молодая и красивая, отец оказывается может так откровенно нервничать, солнце почти просвечивает детские пальчики насквозь, а еще звуки — так много звуков. В ушах стоял смех Нарциссы и нервные нотки в подрагивающем голосе Люциуса, гудок Хогвартс-экспресса и неловкое представление Крэбба и Гойла, ах… Когда это Драко… — Кхм… Эм… — Гойл неловко топтался на месте, как большой медвежонок. — Так мы это… Того. Драко вздрогнул, неожиданно очнувшись. Все утро он пребывал в полной прострации, неожиданно осознавая, что время несется со скоростью последней модели новых «солнечных зайчиков» — метлы с глупым названием были признаны самым большим прорывам со времени легендарной «Молнии». Мама все еще смеялась на переферии сознания, а ведь они видимо давно уже попрощались. — Думаю для начала нам всем стоит сесть, — сообщил он, в хмуром жесте сложив руки на груди. «Когда я успел здесь оказаться?» Это все что было в его голове. Смутно вспомнились настойчивые призывы домовика одеться и привести себя в порядок перед завтраком. Солнце светило, блестело на окнах Хогвартс-экспресса, а потом… Это утро было стремительным, хотя он проснулся пол шестого, а поезд отправляется в одиннадцать. Куда делось все остальное время? Мама строго смотрела, но подбадривала его, запомнилась рука Люциуса лежащая на плече… Кажется он дал какое-то указание. Что там было в прошлый раз?.. Мэрлин, тридцать лет прошло! Он помнит только то как Поттер не пожал ему руку, да потерявшуюся жабу Лонгботтома! Крэбб покашлял, пытаясь сделать это естественно, но вышло фальшивее чем дьявольское «кхе-кхе» в исполнении Амбридж. Драко, скрепя сердце поднял взгляд на бывших сокурсников. В детстве Крэбб и Гойл казались просто неплохим живым щитом — разросшейся массой годной лишь для устрашения, и, пожалуй, так оно и было. Ума ни грамма, но ведь сейчас… Эти двое всего лишь дети. Просто два неловких перекормленных медвежонка. — Полагаю нам нужно будет с чего-то начать, — пробормотал он себе под нос. И что стоит с ними сделать? Просто избавиться — нельзя, поступать как раньше — чтобы это снова закончилось смертью Крэбба? Тот решил показать что стоит хоть чего-то, и как бы Драко не была безразлична судьба этих двоих, пройти через Адское Пламя — пожалуй одна из худших смертей, на которые только можно наткнуться в волшебном мире. Но о том, чтобы как-то воспитывать их речи ни шло. Он не нанимался возиться с чужими детьми — это Скорпиуса всегда было достаточно, и он был хорош… Скорпиус! Драко словно окатило ледяной водой. Кинув что-то невразумительное он опрометью бросился из купе, запираясь в соседнем — вроде бы даже в пустом, но это было неважно. Уйти, от этого не получалось. Страх тугой петлей затягивался на шее. А в мыслях билось лишь громогласное визглявое Нет! Пожалуйста, нет! Воздух… Срочно нужен воздух! Скорпиус, он же… Если Драко в прошлом… Он не мог просто исчезнуть! Ведь Астория… Она… Они… Да дайте же этот чертов кислород! Где палочка? Левая рука отчаянно скребла по горлу, пока правой он шарил по полу в поисках волшебной палочки. Да где черт!.. «Аагуаменти, — отчаянно думал он, взывая к стихийной магии, — А-гу-а-мен-ти» Воздуха нет! Цветочки бабочки, букашки! Не думай ни о чем! «Да вы даже о белых обезьянах забыть не можете, а еще просите выкинуть из головы родного сына?!» — подсознание рычало, вгрызаясь в горло самому себе… Нет, это его собственные ногти, царапающие шею. «АГУАМЕНТИ!» — последнее, злобное и отчаянное, взорвало собственное сознание криком. И вода появилась. Он вдохнул, чтобы едва не захлебнуться. Хриплые отчаянные попытки вобрать в себя воздух перемежались с надсадным кашем от стылой воды. Вдох-выдох. Зрение наконец проясняется. Вдох-выдох. Одежда промокла и теперь противно тянет и без того тяжелое тело куда-то вниз, сквозь пол Хогвартс-экспресса. Вдох-выдох. Холод, какой прекрасный холод, Драко буквально чувствует как голова остывает. Кажется еще немного и из ушей повалит пар. Вдох-выдох. Огонь в груди утихает, медленно восстанавливаясь. Драко тупо уставился на дверь купе, глухо осознавая, что вода вылилась далеко за его пределы. Он неудобно полулежал, оперевшись о стенку ниже окна. Шея болела из-за ненормальной позы. Поморщившись, Драко подставил руку, чтобы подняться, сразу же натыкаясь на свою волшебную палочку. Из груди хрипло вырвался истерический смешок — палочка лежала всего в нескольких дюймах от него! Какая удача, мистер Малфой, какая удача! Он наконец сел, неловко запутавшись в полах промокшей мантии. Как хорошо, что никто не застал его в таком виде! Это было жалко даже для одиннадцатилетки! Драко словно наяву услышал смех Скорпиуса на это замечание, тут же крупно вздрогнув. — Эскуро, — уверенно проговорил он. Пора заканчивать с этим цирком и вернуться туда где ему и место — в будущее, к своему сыну.