Грехопадение

      Это решение далось ему проще многих, которые Тео вынужден был принимать несколько последних лет своей жизни. Всего четыре ночи, проведенные без сна, вечно припухшие от слез каре-зеленые глаза напротив за завтраком, и голоса, что стали нашептывать громче, чем раньше — это все, что окружало его. Это все, что убивало его. Это то, куда он, клятый эгоист, вернулся из будущего, чтобы обрести, наконец, покой.       Теодор лениво подпер голову кулаком, позволяя кудрям спасть на глаза. Сигарета, безвольно повиснувшая на губе, медленно тлела, застилая взор едким дымом. Медленно приближалась к плоти, чтобы обжечь. Чтобы напомнить Нотту, что он все ещё должен все исправить. Исправить то, что он натворил, чтобы исправить то, что натворил ранее. Чертовски длинная череда работы над ошибками, казалось, что вся его жизнь один сплошной промах. Чтобы перестал, дурак, восседать в этом чертовом кресле не спуская взгляда с хрупкой женской спины, сгорбившейся в другом конце гостиной. Чтобы перестал считать ее вдохи. Чтобы перестал растягивать мгновения перед неизбежным, перестал дышать перед смертью.       Чтобы сделал хоть что-то, ведь уже давно знал, с чего начать. Просто… просто позволял себе такую слабость в последние их спокойные часы.       Стрелка часов едва перевалила за полночь, когда Нотт, дождавшись пока Джорджия уснет, тихо вышел из дома и бесшумно прикрыл за собой дверь. Под ногами незнакомо треснули гнилые доски, сколько месяцев он не выходил сюда? Крыльцо старого заброшенного дома, что было потаскано долгими ненастными годами ещё тогда, когда он в первый раз вступил на его порог, теперь и вовсе разваливалось на глазах. Вдохнув прохладный ночной воздух полной грудью и, не почувствовав привычного запаха океана, лишь хвою, Теодор шагнул во тьму дремлющего леса и двинулся прочь от места, которое не покидал уже очень давно. Которое надеялся никогда не покинуть вовсе. Но вот он, бесшумно идет вперед, навстречу последствиям своих собственных решений, а впереди лишь мрак. Но ведь там ему и место. Там и место.       Аппарировать прямо с крыльца ему не мешало абсолютно ничего. Это была ещё одна его попытка оттянуть неизбежное. Тео искал успокоения в едва слышимом хрусте веток под подошвой собственных ботинок, в тихом свисте ветра, пробирающемся сквозь нескончаемое количество стволов деревьев прямо под капюшон его толстовки. Глупец, искал совета у редких птиц, чьи крики слышались из-за густых зеленых крон, объятых ночью. Задрав до хруста в позвонках голову к небу, вперевшись взглядом уставших глаз в редкие звезды, мелькавшие сквозь многочисленные ветки, он шел вперед, пока вовсе не покинул лес. Тео остановился возле его окраины и сделал глубокий вдох, проткнувший его грудь насквозь. Он вдруг осознал, что не испытывает и толики радости или облегчения от тех секунд, которые он пытался для себя урвать последние часы. Он вдруг ясно понял, что и вовсе ни черта не ощущал уже очень давно внутри себя. Бабочки в животе давно сгнили, надежда на счастливый конец угасла, даже не успев воспламениться должным образом. Все, что он чувствовал — вину и непонимание. Скопившийся в легких воздух высвободился и, обернувшись тусклым облачком пара, взмыл вместе с ветром к небу, растворяясь во мраке. На щеке едва заметно саднила мокрая дорожка, тянущаяся от края глаза до самой шеи.       Вина и непонимание.       Теодор был повинен в эгоизме: он нарушил все мыслимые и немыслимые законы и заповеди только лишь ради себя самого. Ради того, чтобы перестать чувствовать жгучее чувство утраты. Чтобы перестать чувствовать вину за то, что случилось с Джорджией по его воле. Нотту казалось, что своими действиями он спасает и ее, но на самом деле все, что Нортон досталось от присутствия Теодора здесь, в прошлом, — боль. Не он, на самом деле, был ей нужен, не то уродливое подобие человека, оставшееся от того, чье имя она с придыханием шепчет во снах, хоть оно и принадлежало Нотту ровно также, как и ему самому. Он не был ее Теодором, и никогда им не станет. А она, на самом-то деле, лишь однажды была его Джорджией, но эти дни давным-давно сгнили под залежами последствий теодоровских решений. Они — чужие друг другу, ни он, ни она, в итоге, не будут счастливы так, как хотел этого Нотт, перемещаясь в прошлое.       Они и вовсе больше никогда не будут счастливы, ведь каждый из них уже когда-то умер, оборвав эту нить, что крепко связывала Тео и Джо.       Не будут счастливы с друг другом. Потому что оба они, настоящие они, мертвы.       В глазах все плыло, Нотт поспешил утереть рукавом блядские слезы. Слезы облегчения. Ведь наконец он стал честен хотя бы с самим собой. И эта его жертва, очередная, подарит им последнюю надежду. Надежду на то, что хотя бы друг без друга они смогут жить дальше.       Он аппарировал в центр ночного Лондона. Как только ноги коснулись земли, на его капюшон обрушился град капель-дротиков, в столице Британии все было по-прежнему — мокро и угнетенно. Тео медленно огляделся вокруг, отмечая насколько пусты улицы даже в маггловском районе. Он шел медленно, искоса замечая вокруг когда-то давно знакомые вывески и уличные проемы. Редкие машины, проезжая, слепили фарами, он морщился, закрывая лицо ладонью. Сигарета, зажатая в пальцах, насквозь вымокла и сломалась пополам под собственным весом. Прошептав давно забытое заклинание возле каменной стены в одном из переулков, Тео переступил границу магического и маггловского Лондона. И сразу же почувствовал, как изменился воздух вокруг. Как только проем в Косую аллею открылся, на Нотта обрушились крики, запах гари и отчаяния. Он шагнул в войну, о которой не хотел вспоминать более никогда. Слившись с тенью в каком-то грязном углу, он провожал взглядом отряды Пожирателей, марширующих туда и сюда, пытаясь оценить ситуацию. К ногам прибило мокрый и грязный выпуск «Пророка», он поднял его, вглядываясь в растекшиеся из-за влаги буквы на первой полосе:

      «Очередной подсчет трупов этой ночью остановился на 44. Атриум Министерства Магии после вторжения Пожирателей смерти все еще напоминает руины».

      Приглядевшись к фотографии под заголовком, он различил маску, которую не надевал вот уже больше года. И подпись мелким шрифтом:

      «Цепной пес Темного Лорда продолжает наказывать неверных».

      Тео едва слышно хмыкнул, бросая бумагу на землю. Натянув капюшон по самые глаза, он трансформировал свою одежду в черную мантию и вышел из переулка, сливаясь с темной армией. Как в старые добрые времена. Как в старые добрые. Он всеми фибрами остатка своей души ощущал мощную энергию впереди построения. И, о, перепутать ее он не смог бы, даже если бы хотел.       На одном из перекрёстков поток Пожирателей молча разделился надвое. Нотт, не долго думая, развернулся и побрел следом за той их частью, в рядах которой более не чувствовалось силы обскура, которая, словно собачий поводок, вела голодную свору мразей за собой. Как только другой отряд скрылся в соседнем переулке, в толпе начали слышаться тихие перешептывания и смешки. Тео сразу догадался, что остался наедине с молодняком, что продлевает его жалкую жизнь ещё немного. Ведь если бы он наткнулся, к примеру, на Яксли или Долохова, он бы не смог избежать проблем. Молодые Пожиратели активно гудели, открыто насмехались над скорчившимися вдоль стен магами, швыряли Круцио в тех, кто смел встречаться с ними взглядом. И Теодор на фоне этой картины, шедший за ними, не делающий никаких лишних движений и не поддерживающий всеобщее настроение, явно выглядел подозрительно. Словно пастух, но со стадом голодных и кровожадных волков. Он вновь поблагодарил и одновременно возненавидел судьбу за то, что она дает ему шанс хоть что-то в его никчемной жизни сделать правильно.       Молодняк скрылся в каком-то здании, и Нотт, аккуратно выглянув из-под капюшона, увидел когда-то знакомое ему название. Он вошел в Дырявый котел следом за всеми, замыкая смертоносную шеренгу. Разместившись в самом темном углу бара, он медленно обвел взглядом знакомые когда-то маски, даже не пытаясь вспомнить имена бывших соратников — все они в течение недели, обычно, дохли от его собственной руки, словно мухи. Полчище расселось, заняв собой все помещение, а официанты, завидев маски, тут же бросились хлопать дверью в кухню, быстро вынося подносы с напитками. Выдрессированы до автоматизма, неповиновение — смерть. Это его религия, он ее основатель, ее пророк. Теодор Асмодеус Нотт так учил впервые вступивших. Он не успел заметить, как и перед ним на столе появился бокал с огневиски.       — Во славу имени Темного Лорда! — прогремел на весь бар давно забытый тост.       Тео медленно обвел взглядом появляющиеся из-за масок лица, мельком узнавая некоторых из этих юнцов. Самого крикливого и смеющегося он убьет за компанию с тем молчуном, сидящим за соседним с ним столом. А того уродливого, со шрамом на лбу, использует как щит, когда Орден нападет исподтишка.       — Эй ты.       Нотт медленно моргнул, переводя взгляд, скрытый под капюшоном, на тень, что выросла возле его стола. Перед ним стоял самодовольный, ухмыляющийся прыщавый сопляк, вальяжно держащий двумя пальцами левой руки свой бокал, а указательным правой тыча в стакан Теодора, все также стоящий на столе.       — Ты не пил за повелителя. Из чьего ты отряда?       Тео помнил его, этого идиота. Дезертир, решит бежать после того, как его отряд провалит какую-то никчемную миссию, которая никак не скажется, в итоге, на войне и мельчайшим образом. Теодор лично выследил его, он помнил его смерть. Хруст каждой переломанной кости этого ублюдка вновь эхом отражался в сознании. Нотт издевался над ним, вымещал свою злость за то, что не мог найти Поттера. Он убивал его на глазах какой-то маленькой девочки, которая сидела в углу комнаты, отползая от лужи крови, растекающейся по полу. Которая закрывала уши и рот, и молча плакала, широко раскрыв глаза.       — Эй, салага. Я повторять не стану, — он подошёл ближе, — отвечай мн….       В баре мгновенно стало тихо, когда лампы над головами Пожирателей затрепетали. Все обернулись в ту сторону, где сидел Теодор. Он не успел и подумать, прежде чем увидел страх в глазах юнца, но тот смотрел не на него, а за спину Нотта. Обскур, отделившись от его тени, медленно увеличивался в размерах, нависая над Теодором.       — Коман…командор…сэр….— Пожиратель заикался, он рухнул на колени, спрятав взгляд, — сэр… я не знал… я думал вы….       Тео криво усмехнулся, обнажая ряд зубов. Он молниеносно перевел взгляд на затихшую толпу и та моментально склонилась перед ним, опрокидывая столы и стоящие на них стаканы.       — Сэр, простите… — мямлил тот, что практически губами прикасался к мысу ноттовских ботинок.       — Ещё одно слово и я заживо сдеру с тебя шкуру, — спокойно проговорил Тео.       Пожиратель всхлипнул и коротко кивнул, ещё ниже склонив голову. Черт, это чувствовалось даже почти приятно. Теплое чувство поднялось где-то внутри и расплылось по венам. Это тьма. Тьма, что всегда жила и будет жить внутри Теодора, как бы сильно он не старался быть хорошим парнем. Ведь только сейчас, когда он видит перед собой ничего кроме страха в глазах десятков людей, смотрящих на него, он, мать его, хотя бы что-то чувствует. Тео нервно дернул шеей, пытаясь сбросить накатившее наваждение, он медленно опустил взгляд на бедолагу, лежавшего у его ног, и потянулся за своим бокалом.       — Все вон отсюда, — тихо сказал он.       Стулья опрокидывались назад, задеваемые толпой, пытавшейся в спешке покинуть заведение. Тот, что был к Теодору ближе всех, аккуратно взглянул на Нотта снизу вверх и начал медленно отползать, чтобы сбежать вместе с соратниками.       — Не ты, — добавил Тео, — ты мне ещё понадобишься.       За барной стойкой послышался какой-то шорох. Нотт едва не забыл о персонале бара, наблюдавшим за всей этой картиной. Он лениво опустил пальцы в карман и вытянул с его дна несколько монет.       — На сегодня вы закрыты, можете идти, — тихо произнес он, подкидывая бармену деньги.       Когда за торопящимися официантами закрылась входная дверь, Тео приглушил свет взмахом правой руки и вновь обратил внимание на сидящего в его ногах юнца, который все еще не находил в себе смелости пошевелиться. Последний глоток огневиски приятно растекся в груди, Нотт поджал губы, смакуя послевкусие. Он лениво направил палочку на Пожирателя и произнёс:       — Империо. ***       Вот уже несколько долгих часов его окружала тишина. Лишь шум дождя, все еще лившего снаружи, и тихие раскаты грома возвращали Теодора к реальности каждый раз, когда он задумывался о собственной жизни. О прошлой жизни. О той, до принятия верховной метки. О тех месяцах, когда он ещё не был одинок. Глотку Нотт обжег алкоголем настолько, что уже даже не морщась хлестал виски прямо из горла, устроившись за барной стойкой. Он курил, много курил, тушил бычки в луже разлитого алкоголя, засматриваясь на отблески пламени свечей в осколках на полу. Кажется, он даже был пьян. Казалось, ещё бы немного, и Теодор напился бы до такой степени, что и не вспомнил бы, зачем вообще явился сюда, наплевав на собственную безопасность и жизнь.       Дверной колокольчик прозвенел с первыми проблесками хмурого утра, проникающими в Котел сквозь мутное окно. Нотт, опустив голову, оперся на барную стойку, вслушиваясь в постороннее дыхание, нарушившее его покой.       — Командор.       — Запри дверь и подойди ближе, — вяло ответил Тео, не поднимая глаз.       Шорох мантии, звук рассекаемого палочкой воздуха, уверенные приближающиеся шаги. Поверхность барной стойки накрыло тенью, Нотт глубоко вздохнул и поднял усталый взгляд, заглядывая Пожирателю за спину.       —Сверни себе шею, — тихо проговорил он.       Хруст, глухой удар об пол. Стоящий перед ним маг даже не дрогнул, даже взгляда не отвел.       — К чему такая предосторожность, командор?       Тео ухмыльнулся, цепляя со стола два стакана и ставя их перед собой. Он разлил виски и, слабо кивая на один из напитков, чуть ли не залпом опрокинул свой. На стол опустилась ещё одна знакомая до зуда в теле маска. Пальцы в кожаных перчатках ловко хватают второй стакан.       — Я бы убил его через четыре дня на глазах у младшей сестры, — пояснил Нотт, разглядывая тень собеседника на стойке, — и ни к чему кому-либо знать, что мы встречались здесь.       В его поле зрения попадает опустошенный стакан, в отражении на мутном стекле Теодор смог разглядеть нахмуренные брови Пожирателя.       —Давай, — слабо кивнул Тео, — спроси.       — Я думал, что сегодня вы отбываете в Уэльс с отрядом Яксли, — тут же произнес собеседник.       Нотт кивнул, наполняя бокалы.       — Я и вправду отбываю.       Он неуклюжим движением, расплескав немного виски, подвинул стакан Пожирателю.       — И пока меня нет поблизости, мы должны успеть кое-что провернуть.       Глотки напротив затихли, стакан вновь осторожно опустился на стойку. Недопитым.       — Я не уверен, что понял, — твердо сказал Пожиратель.       — Я и сам до конца не понимаю, — вздохнул Нотт, поднимая взгляд, — поэтому будет проще, если ты все увидишь сам.       Драко нахмурился, но Теодор видел, что тот понимает, к чему он ведет весь этот разговор.       — Начни с ноября 2000 года, — посоветовал Нотт, усаживаясь на стул позади себя и откидываясь затылком на стеклянный буфет.       — Но сейчас только сентябрь, — выдохнул Малфой.       — Да, — Тео закурил, — мой второй сентябрь 2000 года. ***       Спустя час он стоял на почти сгнившем крыльце заброшенного дома в лесной глуши за несколько тысяч миль от цивилизации. Нотта пошатывало, голова раскалывалась на части от выпитого алкоголя и получасового сеанса легилименции. Малфой был настолько взбудоражен осознанием действительности, что вилял из одного воспоминания в другое, словно неуклюжий щенок, задевая и натягивая извилины в голове Тео. Он дольше всего задержался на воспоминаниях Нотта с Фарерских островов, с их с Гермионой домом, с ее округлившимся животом. С тем, что в его времени казалось просто-напросто абсурдным и абсолютно недосягаемым. К тому моменту как он закончил, Теодор был не в состоянии объяснить то, что задумал совершить. Поэтому, изрядно проблевавшись и договорившись о новой встрече с Драко следующей ночью, он, еле-еле не расщепив себя на молекулы, аппарировал обратно к дому Джорджии. Которую, собственно, и застал в гостиной, как только за ним захлопнулась дверь. Как показалось Теодору, слишком уж громко захлопнулась, он поморщился от ударившего по вискам звука. Нортон обернулась и застыла взглядом на его лице.       — Где ты был? — спросила, — ты… ты что, пьян?       Тео вяло улыбнулся. Он, качнувшись, двинулся к двери спальни, на ходу стягивая с себя сырую куртку и бросая ту на пол.       — Чертовски пьян.       Он закрыл за собой дверь и рухнул лицом в еще теплые после Джорджии простыни, глубоко вдыхая запах ее тела, оставшийся на белье. Заснул моментально. Ему даже показалось, что в какой-то момент дверь в комнату скрипнула, открывшись, а на ее пороге раздался тихий вздох. Но, скорее всего, ему только показалось. ***       Они с Малфоем молча шли по ночному Лондону, укутавшись в капюшоны. Было непривычно видеть Драко в маггловской толстовке, да ещё и круто ориентировавшимся в маггловском районе. Он вел Тео в какое-то безопасное место, в котором, как он сказал, был уверен на сто процентов. Нотту даже стало немного интересно, когда Малфой завернул в один из подъездов жилого дома в каком-то спальном районе и, взбежав по лестнице на второй этаж, зазвенел ключами в кармане толстовки.       — Давно ты обзавелся маггловским гнездышком? — вяло поинтересовался Тео.       Драко, вставив ключ в скважину, на мгновение замер, слегка обернувшись. Нотт смог разглядеть полное отсутствие в его взгляде, что говорило о том, что его вопроса Малфой даже и не слышал. Вместо этого он, очевидно, услышал что-то по другую сторону двери своей квартиры. Быстро моргнув, Драко, опустил взгляд и поджал губы.       — В чем дело? — отчего-то излишне нервно спросил Тео.       А внутри все перевернулось к чертовой матери, когда догадка прострелила его насквозь. И не успел он усомниться в собственных мыслях, как и сам услышал торопливые шаги, приближающиеся к двери. Малфой вцепился в дверную ручку до побелевших пальцев, поджимая губы. Он обернулся на Нотта, вкладывая во взгляд что-то, что Тео не успел прочитать. Не успел, потому что ручка в его стальной хватке дернулась вниз, послышался голос:       — Драко?       Теодор в неверии распахнул глаза, переводя ошарашенный взгляд с двери на застывшего возле нее Малфоя, и обратно.       — Я…— начал Драко, — подожди здесь, я должен…ты же понимаешь, что она не…       — Да, — прервал его Тео.       Малфой тихо выдохнул и, коротко кивнув, спешно открыл дверь и нырнул в узкий проем, оставляя Теодора не лестничной клетке. Нотт облокотился на стену, пытаясь найти в кармане пачку сигарет. Она дрожала, дрожала в его руках, пока он курил, вслушиваясь в наверняка запечатанное заклинанием помещение. Просто чтобы убедиться, что ему не послышалось. Что это не сон. Через долгих несколько минут дверь тихо открылась, в ее проеме стоял Драко. Встретившись взглядом с Тео, он кивнул, приглашая его внутрь.       Войдя в квартиру, он сразу же нашел ее взглядом. Ее хрупкую спину, пышные волосы. Когда дверь за Теодором закрылась с тихим щелчком, она обернулась. И что-то внутри Нотта оборвалось. Вот ведь безумец, надеялся, что она будет помнить то, что ещё не случилось.       — Грейнджер, — сдержано кивнул он.       То, что больше никогда не случится. Ненависть и презрение в карих глазах никогда не сменятся на понимание и беспокойство.       — Нотт, — холодно ответила Гермиона.       Никогда. ***       Теодор и Драко говорили до самого утра, перебирая все то, что Нотт так тщательно пытался забыть и более никогда не воспоминать. Малфой рассказал ему, что Теодор из этого времени ничем не отличается от того, как описывал себя Тео из будущего. За одним лишь исключением: у него не было повода бороться с влиянием Тома Реддла. Ему более не за что было сражаться. Теодор Асмодеус Нотт помнил Джорджию Нортон, потому что ему не было нужды забывать о ней. Он считал, что Джорджия вернулась в прошлое, что он не успел остановить ее в ночь битвы за Хогвартс и, утратив единственного человека, ради которого он мог бы измениться, пустился во все тяжкие, радуя Волан-де-Морта с каждым днем все больше и больше своей кровожадностью и беспощадностью. Малфой утверждал, что это был единственный для него выход, чтобы заглушить утрату Джо. Делать то, для чего он пожертвовал собственным счастьем.       — Но теперь повод у него найдется, — пробормотал Тео, затягиваясь.       Драко кивнул, нахмурив брови. Он нервно стукнул костяшками пальцев по поверхности стола, и уже было собирался задать вопрос, но женский голос с другой стороны комнаты, хранивший молчание на протяжении всего времени, опередил его:       — А что будет с тобой?       Теодор усмехнулся, опустив голову. Кудри, спутавшись, лезли в глаза.       — Что ты имеешь ввиду, Грейнджер?       — Очевидно, — тут же ответила она, подходя к столу и останавливаясь за спиной Драко, — что ты хочешь воссоединить Джорджию и Теодора из этого времени.       Нотт вновь слабо улыбнулся. Он и позабыл насколько легко и просто ему было разговаривать с Гермионой: ее острый ум и молниеносная сообразительность всегда вызывали в Тео чувство уважения и даже восхищения. Он поднял взгляд к ее лицу. Брови нахмурены, руки скрещены на груди. И ох уж этот вздернутый к небесам подбородок. Весь ее вид будто кричал «сама, мать ее, серьёзность». И как же забавно этот ее вид контрастировал с пышными каштановыми волосами, что производили впечатление хаоса на ее голове.       — Десять очков Гриффиндору, — ответил Нотт, затягиваясь.       — Но что будет с тобой? — вновь повторила свой вопрос Грейнджер.       — Разве это важно? — пожал плечами.       Она собиралась что-то ответить, Тео даже расслышал, как Гермиона незамедлительно втянула носом воздух, будто собиралась выдать одну из тех своих заумных и аргументированных тирад, по которым Теодор так чертовски соскучился. Но комнату продолжала обнимать тягучая тишина, что и вынудило его поднять взгляд на Грейнджер. Он увидел, как дрогнули ее брови, как пальцы скрещенных на груди рук нервно дернулись, как ее взгляд остекленел, потому что Гермиона была уже где-то в другом месте, мыслями уж точно. Малфой тоже заметил эту ее маленькую отстраненность и, воспользовавшись моментом, обернулся к Тео.       — В твоих воспоминаниях я видел, как избавил тебя от влияния метки, — тихо прошептал он, — но, все же, я сделал что-то не так, да? Ведь твоя голова после этой ночи, она…       — Была похожа на яму с дерьмом, да, — вяло усмехнулся Теодор, продолжая наблюдать за Гермионой, — но ты должен понимать, что мой мозг тогда и сейчас — разные случаи. Ведь он не вырывал его часть и не прятал ее. Сейчас тебе придется работать с менее порченным товаром.       Драко поджал губы, уходя в размышления.       — Главное помни, — продолжил Нотт, — что полностью изгнать из него Реддла ты все равно не сможешь, и он тут же почувствует, что его марионетка оборвала заветные ниточки. Поэтому у нас будет чертовски мало времени между тем, как ты закончишь обряд и тем, как Волан-де-Морт явится по зову сломанной верховной метки.       — Что ты предлагаешь? — уточнил Малфой.       — Нам нужно…       — Ослабить Волан-де-Морта, — закончила за Теодора Грейнджер.       Слизеринцы медленно обернулись на звук ее голоса. Гермиона окинула парней быстрым взглядом и, вздохнув, добавила:       — И подстроить все так, чтобы мы могли дать ему отпор и уничтожить. Потому что мы точно будем знать, что он придет. И должны быть готовы к этому. Но второго шанса у нас не будет…— чуть тише проговорила Грейнджер, будто шептала самой себе, — мы даже не знаем, сколько частей его души осталось…       Она замолчала, поднимая распахнутые от осознания глаза на Тео. Наблюдать за сменой мыслей, так явно читающейся на ее лице — услада для Нотта. Он сдержанно улыбнулся и кивнул ей.       — Ещё десять очков, Гриффиндор. ***       Он вернулся в дом на обрыве с первыми лучами солнца, и вновь застал Джорджию в ожидании. Притвориться бы пьяным и также филигранно увильнуть от расспросов, но, как назло, сегодня он был чертовски трезв. Поэтому как только дверь за ним захлопнулась, а копна рыжих волос взметнулась в воздух от слишком резкого поворота головы, на Теодора обрушился шквал требовательных вопросов.       — Ты не можешь держать меня в неведении, — возмущалась Джо, скрестив руки и нависнув над развалившимся на диване Ноттом, — ты… ты выходишь из дома, целыми ночами пропадаешь черт знает где, а я все ещё вынуждена сидеть взаперти???       — Ты же сама понимаешь, что это…       — Даже не заикайся о моей гребанной безопасности, Теодор.       Он вымучено прикрыл глаза и сжал переносицу пальцами, усердно массируя ее.       — А что насчет тебя, а? — не унималась Нортон, — Что насчет твоей безопасности?       — О, теперь ты за меня беспокоишься? — вяло улыбнулся Нотт, приоткрывая один глаз.       — Я не…— Джо нахмурилась — мне не плевать на тебя и никогда не было.       — Тебе не о чем волноваться, поверь.       — О, да? — она вскинула брови, — не о чем волноваться?       Нортон круто развернулась и в несколько быстрых шагов оказалась возле кухонного стола. Схватив с его поверхности газету, она швырнула ее прямо к ногам Теодора и указала пальцем на движущийся на первой полосе снимок.       — Раз уж ты начал выходить в цивилизацию, то уж точно знаешь о том, какой ужас там происходит!       — Откуда газета? — спросил Нотт.       — Никки принесла, — быстро ответила Джо, — если хоть кто-то узнает тебя, то что будет, а, Теодор? — она вновь указала пальцем на фото в газете, — что если тебя узнает один из этих монстров?       Тео медленно опустил взгляд на первую полосу и не смог сдержать ухмылки.       — Ты видел, что творит этот мерзавец? Мерлин, да он даже не человек, сколько людей он погубил?!       Нотт поднял газету и встал с дивана, скользя взглядом по знакомой маске Пожирателя. Этот же выпуск прибило к его ногам в Косой аллее прошлой ночью. И, о, он точно знал, что творил этот мерзавец, как выразилась Нортон. От иронии ситуации хотелось смеяться и плакать одновременно. Он молча подошел к Джорджии и опустил газету на кухонный стол.       — Почему ты ухмыляешься? — спросила она.       Тео медленно моргнул, отводя взгляд от снимка и вглядываясь в лицо Джорджии.       — Если кто-то из Пожирателей и узнает меня, то единственное, что он сделает, это упадет передо мной на колени и склонит голову, разбив лоб о землю.       Нортон замерла, медленно сглатывая. Теодор проследил за тем, как движется ее гортань под тонкой кожей.       — А если он узнает меня, — прошептал Нотт, тыча пальцем в снимок на столе, — то сперва подумает, что смотрит в зеркало.       Грудь Нортон на мгновение перестала вздыматься, а глаза расширились в ужасе. Она медленно опустила взгляд на газету, Тео последовал ее примеру. Он вглядывался в маску, что смотрела на него с пожелтевших страниц. В маску, рядом с которой медленно расползалось темное влажное пятно, появившееся секунду назад. Джорджия, всхлипнув, поспешила скрыться в ванной комнате. Тео закурил, наполняя никотином легкие, и оглянулся к окну, вглядываясь в мрачные тучи, надвигающиеся на них со стороны океана. В ванной полилась вода, но даже сквозь этот шум он слышал девичьи дрожащие всхлипы. ***       — Согласись, Грейнджер, с моей стороны было бы опрометчиво вот так просто пустить тебя к себе в голову, не правда ли? — лукаво усмехнулся Тео, задевая кончиком языка фильтр сигареты, — у тебя ведь навыка Легилименции, как у первокурсника. Еще чего натворишь там, а у меня и так бардак в голове.       Гермиона сощурила глаза, то ли от едкого дыма, то ли от не менее едкого замечания, задевающего ее магические способности. Они сидели при свете крошечного светильника на маленькой кухне квартиры Малфоя, друг напротив друга, позволив лакированной поверхности кухонного стола разделить их.       — Тогда собери необходимые воспоминания в ампулу и передай мне, а я передам ее Ордену, — заявила она.       — Поверь, Грейнджер, если бы я хотел, чтобы эта информация попала к Ордену, то я обратился бы напрямую к Брустверу, — Тео на мгновение замялся, — пока он все еще жив.       Гермиона коротко выдохнула, Нотт заметил, как дернулись ее плечи.       — То, что изменит ход этой войны, — продолжил Теодор, игнорируя расползающуюся по впалым девичьим скулам бледность, — я согласен доверить только тебе.       — Но почему? У меня будет гораздо больше шансов на успех, если на моей стороне будут более опытные и сильные мракоборцы.       — На твоей стороне буду я, — вяло улыбнулся Нотт, затягиваясь, — этого тебе должно хватить.       — Хах! — Гермиона всплеснула руками, выдавая с головой внутренний порыв негодования, но быстро совладала с собственным телом и, оперевшись локтями на стол, чуть ближе склонила голову к Тео, говоря чуть тише, — какое абсолютно необоснованное высокомерие. Просто смешно!       Теодор не смог сдержать улыбки, прищуривая глаза. Он поднес почти истлевшую сигарету к губам и жестом руки призвал гриффиндорку продолжить. Глаза Грейнджер сверкнули в тусклом свете ночника, будто бык, завидевший красную тряпку, она нахмурила нос и с огромной долей нескрываемого презрения выпалила:       — Как по-твоему я могу доверить прикрывать свою спину кому-то столь эгоистичному и импульсивному?        — Эгоистичному? — бровь Тео поползла вверх.— Импульсивному?       — Ты, — Гермиона ткнула тонким пальцем куда-то в районе его груди, — наплевав на все мыслимые и немыслимые законы, разорвал временное и пространственное полотно ради исправления собственных ошибок.       — Да, и принёс ключ к победе в войне прямо к твоим ногам, Грейнджер, — усмехнулся Теодор, затягиваясь.       — И опять же, сделал это ты только ради собственной выгоды, — не сдавалась ведьма.       Нотт нахмурился, туша окурок. Выдохнув скопившийся во рту никотин вверх, сквозь отросшие кудри, он сложил руки в замок перед собой и слегка нагнулся навстречу Гермионе.       — И в чем, позволь спросить, в этой ситуации моя выгода, Грейнджер?       Он и сам заметил, как из его интонации пропали любые намеки на прежнюю беззаботность. Гриффиндорка явно задела какую-то туго натянутую струну внутри Теодора.       — В том, что теперь ты исправляешь то, что не смог исправить по возвращении в прошлое. Потому что тебе будет легче, когда ты будешь знать, что она с тем, кого правда любит.       — Если это в твоем понимании и есть истинный эгоизм, то позволь спросить, что же должен сделать истинный самаритянин в моем случае? — Тео нервно усмехнулся, разводя руками.— Потому что я не знаю, как можно вообще поступить иначе.       Гермиона буравила его тяжелым взглядом, бегая расширенными зрачками по лицу Нотта.       — Ты мог бы вернуться дальше в прошлое и остановить самого себя от воскрешения Сам-Знаешь-Кого. Только подумай сколько бы невинных жизней, которые уже были оборваны в этой войне, ты бы мог спасти в этом случае.       — Нонсенс, Гриффиндор, — сразу отозвался Теодор, — если бы не то мое решение, я бы вообще не стал тем, кто я сейчас. Не имел бы того, что имею сейчас. А на моем месте мог бы запросто оказаться и Малфой, — он нагнулся чуть ближе, шепча, — и кто бы в этом случае принёс тебе на блюдечке решение всех ваших проблем?       — Ваших проблем? — взвизгнула Гермиона, вскакивая на ноги и злобно упираясь ладонями в стол. — Да если бы не ты, если бы не твое непомерное эго, ничего бы не было!       — Грейнджер, ты забываешься, — устало вздохнул Нотт, — я повторяю ещё раз, желающих воскресить Волан-де-Морта, в случае моего отказа, нашелся бы целый рой. Вы бы и так и так вляпались в это по самые гланды, поверь мне. Только сейчас у вас хотя бы есть шанс выжить в этой войне.— он откинулся на спинку стула, игнорируя жалобный скрип дешевой древесины.— И давай будем честны: и в своей временной линии и в вашей тем, кто послужит последней костяшкой домино в сражении, был и буду я.       Гермиона молча смотрела на него, испепеляя взглядом. Ее губы подрагивали, ещё немного и снова вырвется что-то колкое в ноттовский адрес, но ведьма сдерживала себя максимально сильно. Медленно опустившись обратно на стул, Грейнджер опустила глаза и подвинула к себе небольшой блокнот и карандаш, лежащие на краю стола.       — Я готова записать.       Теодор усмехнулся.       — Много писать не придется, я скажу тебе всего четыре слова.       Она молча подняла на него выжидающий взгляд.       — Последний крестраж — это Поттер, — сказал Нотт.       Карандаш треснул в тонкой девичьей руке, роняя грязные частички грифеля на внезапно промокший лист блокнота. Теодор достал последнюю сигарету из пачки и закурил, поднимая взгляд к мокрым дорожкам, рассекающим щеки девушки.       — Но ты ведь и так догадывалась, не правда ли, Грейнджер? ***       — Возьми меня с собой.       В очередной раз эта фраза — почти мольба — пропитанная отчаянием, повисла между ними, и даже оглушающий рев ветра, разбивающегося о скалы, не мог ее заглушить.       — Куда ты уходишь?       Теодор курил сигареты очень много лет, но только сейчас начал замечать, что они более не насыщают его. Не заставляют расслабиться. Это стало чистой физиологической привычкой, простым поводом занять дрожащие пальцы, когда кончаются слова. Кажется, что он даже смог бы бросить, если бы захотел. Но проверять забавную теорию Нотт, разумеется, не станет. В любом случае, путь в могилу уже давно протоптан, так к чему вся эта набожная чепуха?       — Тео?       Он медленно моргнул, едва заметно ухмыляясь собственным мыслям.       — Знаешь, — ответил Теодор, не отводя взгляда от горизонта, — я бы хотел жить в мире, где единственной моей проблемой было то, что я не успел позвать тебя на Святочный бал, позволив какому-нибудь олуху опередить себя.       Нотт повернулся к Джорджии, наблюдая за смятением на ее лице. Ее губы раскрывались и закрывались обратно, не выпуская наружу ни единого слова. В какой-то момент морщинка между ее бровей медленно разгладилась, а на губах дрогнула едва заметная улыбка. Настоящая, не натянутая. При ее виде Теодор в очередной раз убедился, что каждый его шаг, уже сделанный в прошлом и те, которые он совершит в будущем, определено стоят вот этой толики искреннего нортоновского счастья. Это все, что он может дать ей. Все, что может оставить после себя. Даже если лежать оно будет на бесформенной груде дерьма, состоящей из последствий когда-то принятых им решений. Роковых решений. Сломавших и изменивших судьбы. Плевать. Лишь бы на этих губах никогда не меркла улыбка.       Тео тихонько ухмыльнулся, опустив взгляд к своим ногам. Сегодняшний вечер источал аромат неизбежности.       — С днем рождения, — прошептала Джо.       И вот ему стукает 21 год, когда его версии из этого времени исполняется лишь 20. Коротко кивнув, кинув быстрый взгляд на скользящую по острой девичьей скуле слезу, о, он был уверен, самую предательскую из всех, он с благоговением понимал и принимал, что эти слова, сказанные дрожащим шепотом, должен был услышать другой. Похожий на него внешне, но не он сам.       Безумие подкрадывалось к Теодору Нотту на мысках, словно изящная танцовщица, готовая утянуть его в смертельный вальс на останках его никчемной жизни. Опаляла его душу сладостным дыханием безмятежного незнания, о, как бы он хотел отдаться этой блуднице, да не мог. Не мог, ведь осталось лишь одно незаконченное дело. А потом он вернётся, обязательно вернется к ней, закружит в неумолимом танце и забудется, наконец, в объятиях собственного безумия.       — Ты опять уйдешь сегодня ночью, так ведь? — спрашивает Нортон.       — Уйду, — кивает Тео.       Вновь эта фраза — почти мольба — пропитанная отчаянием, повиснет между ними, и даже оглушающий рев ветра, разбивающегося о скалы, не сможет ее заглушить.       —Возьми меня с собой. ***       Что-то чувствовалось неправильным. Задумчиво глядя под ноги, докуривая третью подряд сигарету, Тео шагал по темному лесу, не в силах отделаться от плохого предчувствия. Молил каждого всевышнего, чье имя мог вспомнить, чтобы предчувствие лишь им и оказалось. Готов был списать излишнюю нервозность на важность этой ночи, ведь сегодня все будет кончено. Но что-то, все же, оставалось неправильным.       Граница леса встретила порывом пронизывающего ветра, заставшим пошатнуться перед аппарацией. Насмешка судьбы? Издевка природы? Лишь на мгновение потеряв координацию, Тео не заметил едва уловимого движения за своей спиной и, четко представив маггловскую квартиру Драко, аппарировал с тонкими девичьими пальцами, вцепившимися в капюшон его гребаной толстовки.       Его придавило к полу гостиной Малфоя тяжестью очередной ошибки, рыжие пряди щекотали замершее в неверии лицо. Глаза широко распахнуты, гребаный Салазар, вот бы ему никогда этого не видеть. Теми же тонкими пальцами Джорджия вцепилась в воротник его толстовки, зажмурившись после аппарации. И не успел Тео подумать о том, чтобы проклясть себя и наречь бесконечным идиотом за свою же неосмотрительность, свою беспечность, которой он ну просто-напросто не мог себе позволить в такой ответственный момент, с кухни послышался удивленный вздох и быстрые приближающиеся шаги.       —Мерлин, Джо, — сдавленно выдохнула Грейнджер, заключая в объятия все еще оцепеневшую слизеринку.       А Тео смотрел. Смотрел, как из-за грейнджеровской копны его в ответ сверлят два широко распахнутых каре-зеленых глаза, на дне которых бушевал ураган эмоций.       Одна из них — самая яркая — была осознанием. Нотт вяло улыбнулся краешком губ: «Нортон быстро уловила суть надвигающейся ночи». И, отчего-то, когда очередная тайна между ними рухнула, осыпая все вокруг кирпичной плотной пылью, он, наконец-то, расслабился. Расслабился, распластавшись на полу квартиры Малфоя, и чувствовал, как дрожат женские пальчики, все ещё крепко сжимающие воротник его толстовки.