Blood for blood

«Свобода — это не просто слово, не просто мечта, которую можно оставить позади. Свобода — это нечто большее, чем возможность выбрать путь. Это тот воздух, который ты дышишь, те воспоминания, которые не превращаются в цепи. И когда она отнимается, то не остается ни силы, ни желания бороться за неё. Ты не понимаешь, что теряешь, пока не окажешься в клетке, из которой кажется, что не выберешься никогда. Но не каждая клетка — это тюрьма, не каждая стена — это граница.»

***

      — А вы… Вы знаете, какой я? — голос Чимина прозвучал тише шёпота, но в этой фразе скрывалась глубокая боль. — Вы ведь совершенно не знаете меня, чтобы судить обо мне.       Чонгук замер, его взгляд стал острее, будто он пытался проникнуть в самые сокровенные уголки души Чимина. Тишина заполнила комнату, казалось, даже воздух стал тяжелее. Король сделал шаг ближе, и его фигура возвышалась над омегой.       — И что же мне стоит узнать? — произнёс Чонгук, его голос был низким и ровным. — Ты так упорно пытаешься притвориться другим человеком. Боишься, что я узнаю что-то, что ты не хочешь рассказывать?       Чимин поднял взгляд, его глаза встретились с пронизывающим взглядом короля.       В комнате повисла напряжённая тишина, в которой слышалось только дыхание.       — Ты задумывался, почему сейчас сидишь здесь, а не гниёшь в темнице? — сказал Чонгука. — Почему тебя не казнили, как только ты пересёк границу, омега Кима?       Чимин замер, как будто его слова были ударом, который выбил почву из-под ног. Он почувствовал, как по спине пробежал холод, а руки невольно задрожали.       — Я… — начал Чимин, но голос дрогнул.       Чонгук не дал ему договорить.       — Потому что я дал тебе шанс, — сказал король, его тон стал жёстче.       Чонгук отвёл взгляд, словно пытаясь совладать с собственными мыслями, затем снова сосредоточился на Чимине.       — Шанс начать с чистого листа. Оставить весь тот хаос и боль, которые остались за границей. Ты мог бы быть свободным, если бы сам позволил себе это.       Чимин почувствовал, как внутри него что-то сжалось.       — Вы называете это свободой? — голос Чимина дрожал. — Я поменял одну золотую клетку на другую.       Чонгук нахмурился, его черты заострились от раздражения. Он смотрел на Чимина сверху вниз.       — Ты так и будешь видеть только клетку, куда бы ни попал, — холодно бросил Чонгук. — Но, может быть, проблема не в клетке, а в том, что ты сам отказываешься летать?       Чимин сжал кулаки, его дыхание стало тяжелее. Эти слова разозлили его, вызвали чувство несправедливости.       — Летать? — с горечью переспросил Чимин, почти сквозь зубы. — Вы говорите о свободе, словно это что-то, что можно просто взять. А вы хоть раз задумывались, что такое свобода для тех, у кого её насильно отобрали?       Чонгук внимательно смотрел на Чимина, но не перебивал. Король чувствовал, что вот-вот произойдёт нечто важное, как будто внутри омеги лопалась последняя нить, сдерживавшая лавину.       — Свобода, — почти прошептал Чимин, губы его дрожали. — Как легко вы говорите об этом. Свобода…       Его голос сорвался, на глазах навернулись непрошенные слёзы.       — Вы хотите знать, что такое свобода для меня? — его глаза, полные боли и отчаяния. — Это утопия. Мечта, которую я потерял в тот день, когда императорские солдаты пришли в наш дом.       Чимин закрыл глаза, словно пытаясь унять дрожь в теле. Но внутри него уже ничего не оставалось, кроме горечи и воспоминаний, от которых он тщетно пытался бежать все эти годы.       — Вы хотите знать, почему я вижу только клетки? — начал Чимин, почти шипя. — Потому что когда я был подростком, моя семья стала примером того, как легко свободу можно забрать.       Чимин резко вдохнул, будто каждое слово давалось с трудом, и продолжил:       — Мой отец… Его привязали за ноги к колеснице и тащили по улицам Киото. Все кричали его имя, выкрикивали обвинения в измене, клеймили нашу фамилию позором. Я смотрел, как его тело волочат по камням, пока кровь не залила дорогу.       Чимин сжал кулаки, пытаясь удержать себя в руках, но голос всё равно дрогнул:       — Но мой папа… — Чимин сглотнул, его дыхание стало тяжёлым. — Мой отец хотя бы умер быстро, а он, как главный омега нашей семьи, стал игрушкой в руках солдат.       Чимин замолчал на мгновение, чтобы перевести дыхание, а затем продолжил, словно каждое слово вырывалось с трудом:       — Его передали солдатам Кима… более сотни воинов, жаждущих показать, что происходит с «предателями». Они изнасиловали его. Раз за разом. А когда он умер, они всё равно клеймили его тело, как будто смерть не была для него достаточным наказанием.       Голос Чимина сорвался, он с трудом сделал глубокий вдох:       — А потом… — Чимин обхватил себя за плечи, как будто пытался защититься от невидимой угрозы. — Они повесили их тела на главной площади Киото. Чтобы все знали, что Кимы не прощают.       Чонгук стоял неподвижно, его лицо оставалось суровым, но в глазах мелькнула тень потрясения.       — А я… я был просто ребёнком. И знаете, что они сделали со мной? Они сохранили мне жизнь. Не потому, что я заслуживал пощады, а потому, что решили, что я могу быть полезным.       Чимин усмехнулся, горечь его слов резала воздух:       — Император Ким сделал из меня куклу. Его личную игрушку. Подстилку, которую можно бросить в сторону, когда надоест. — слёзы текли по его щекам, но он не пытался их вытереть. — Я стал для него живым доказательством его власти. Каждый раз, когда он приказывал мне склоняться перед ним, он напоминал, что я ничто. И это длилось годы. Годы!       Чимин закрыл лицо руками, а тишина в комнате становилась всё более тягучей, почти удушающей.       — А теперь вы… — его голос дрожал, он казался приглушённым, будто говорил сам с собой. — Вы смотрите на меня так, словно я должен быть благодарен за жизнь. За эту пустоту, что осталась от меня. Но вы не понимаете… вы даже не знаете, кто я.       Чонгук продолжал молча смотреть на него, его выражение оставалось каменным, но глаза выдавали как глубоко проникали слова Чимина.       Чимин медленно поднял голову, в его взгляде читалось нечто большее, чем просто боль.       — Знаете, что меня мучает больше всего? — прошептал Чимин, и его голос, несмотря на слабость, звучал, как удар. — Почему вы ничего не чувствуете?       Чонгук слегка нахмурился, не понимая, о чём речь.       — Мой запах, — продолжил Чимин, его губы горько искривились. — Вы — альфа. Король. Аромат омеги должен быть для вас, как маяк, который невозможно игнорировать. Но вы не ощущаете ничего, верно?       Чонгук едва заметно кивнул, но не проронил ни слова.       Чимин горько рассмеялся, этот смех был полон горечи и обиды.       — Конечно, не чувствуете, — Чимин бросил на Чонгука взгляд, полный отчаяния. — Потому что его больше нет. Император Ким уничтожил всё что делало меня омегой и свой запах я потерял ещё в ту ночь в Киото.       — Довольно, — коротко сказал Чонгук.       Чимин попытался подняться с пола. Его руки дрожали, ноги отказывались повиноваться. Он желал уйти от Чонгука как можно дальше, бежать от этого безразличного, холодного взгляда. Он сделал неуверенный шаг, но тут же пошатнулся, теряя равновесие. В следующее мгновение сильные руки Чонгука подхватили его, не дав упасть.       Чимин почувствовал, как его тело невольно прижалось к широкому торсу короля. Красный ханбок Чонгука оказался странно тёплым и мягким, как одеяло.       Чонгук крепко держал Чимина за талию. Его руки, сильные и надёжные, казались единственной опорой, которая сейчас могла удержать омегу на ногах.       Чимин чувствовал, как тепло Чонгука постепенно проникает сквозь одежду, растапливая тот ледяной панцирь, который он носил в себе долгие годы. Ему хотелось оттолкнуть его, но тело предательски отказывалось повиноваться. Вместо этого он сжал пальцами ткань ханбока, как утопающий, цепляющийся за последний спасительный обломок.       — Почему… — едва слышно прошептал Чимин, не поднимая взгляда. Его голос был слабым, почти безжизненным. — Почему вы это делаете?       Чонгук наклонился ближе, его дыхание коснулось виска Чимина. Голос прозвучал тихо, но в нём была странная мягкость, непривычная для его сурового альфы:       — Потому что я не император Ким, — прошептал Чонгук.       Слова Чонгука прозвучали, как гром среди ясного неба. Чимин на мгновение замер, его пальцы ещё крепче сжали ткань ханбока. Слова «Я не император Ким» эхом отдавались в его сознании, разбивая глухую стену, которую он выстроил вокруг себя.       И вдруг плечи омеги задрожали. Сначала тихо, почти незаметно, а затем дрожь захватила всё его тело. Звуки, которые вырвались из его груди, были больше похожи на хриплый стон, но с каждой секундой нарастали, превращаясь в громкий, безудержный плач.       Чимин не сдерживался. Слёзы текли по его лицу, горячими струями скатываясь вниз. Он уткнулся лицом в грудь Чонгука, словно в попытке скрыться от этого мира, от своей боли, от воспоминаний, которые жгли его изнутри. Его руки, такие маленькие, словно как у ребёнка, дрожали, цепляю за альфу, будто от этого зависела его жизнь.       — Почему… Почему… — захлёбываясь в рыданиях, пробормотал Чимин, но сам не знал, к кому обращался: к себе, к Чонгуку или ко всему миру.       Чонгук стоял, не двигаясь, позволяя Чимину вылить всё, что тот так долго держал внутри. Его руки крепко обхватили омегу за талию, удерживая, прижимая к себе.       — Выпусти это, — тихо произнёс Чонгук, его голос звучал мягко. — Ты слишком долго носил это в себе.       Чимин не мог остановиться. Его слёзы смешивались с мокрой тканью ханбока, он цеплялся за Чонгука, как за якорь в бушующем море. Боль, накопившаяся за долгие годы, вырывалась наружу, обнажая все раны, которые не зажили.       Чонгук медленно провёл рукой по волосам Чимина, его жест был почти неуловимым, но странно успокаивающим. В этот момент он уже не был королём. Он просто был человеком, который держал в руках другого человека, раздавленного своей болью.       В Ёнгёнчжон — воздух наполнялся звуками песни. Шаманка в наряде с длинными лентами, развевающимися от каждого её движения, пела мелодию, от которой мурашки пробегали по коже. Её голос, чистый и протяжный, казалось, проникал в каждую щель дворца, неся слова о любви.

В густом лесу родилась лилия,

Чистота её омыта росой.

Любовь прошла сквозь семь испытаний,

Чтоб стать истиной, вечной судьбой…

      Шаманка продолжила петь, её голос вибрировал, словно перезвон древних колоколов, пробуждая стены старинного павильона. Каждое слово её песни было пропитано преданиями, будто сама история дворца оживала под её мелодию.

Король родился в день затмения,

Но сердце его не знало короны.

Он мечтал о свободе среди равнин,

Где не властны ни трон, ни законы.

Но судьба сквозь звёзды его позвала,

Повелела встать над народом великим.

Он пошёл на зов, хотя душа рвалась,

Быть воином, а не властелином.

С востока в то время тянулась тьма,

Как чёрное море, что жаждет простора.

На драконах летела, безликой была,

И несла с собой боль и раздор.

***

      Чимин медленно открыл глаза. Утренний свет проникал сквозь тонкую ткань занавесок, наполняя комнату мягким золотистым сиянием. Ещё не до конца проснувшись, он почувствовал, как его тело отзывается слабостью и лёгкой болезненной ломотой. Тонкий шёлк простыней ласкал кожу.       Комната была наполнена тишиной, но она не угнетала, а скорее успокаивала, словно мир замер, позволяя Чимину прийти в себя. Его взгляд скользнул по узорам, украшавшим потолок, и на мгновение омега позволил себе забыться, сосредоточившись на их линиях. Это была иллюзия покоя, но даже она казалась спасительной.       Чимин медленно повернул голову. Утренний свет падал на массивную фигуру, сидящую у низкого стола неподалёку. Чонгук, облачённый в простой чёрный ханбок, сидел спиной к Чимину, сосредоточенно перебирая свитки на низком столе. Его длинные волосы спадали на плечи свободными волнами, мягко переливаясь в утреннем свете, словно чернильные ручьи. Плечи короля были широкими, спина прямая.       Чимин не мог оторвать взгляда. Его глаза медленно скользили по фигуре Чонгука, изучая каждую деталь, каждый изгиб мускулов под тканью.       «Насколько он крупный,» — мелькнуло у Чимина в голове, когда он машинально отметил, как легко Чонгук мог бы обхватить его одной рукой, полностью закрывая от всего мира. Эта мысль заставила его сердце учащённо забиться, и он поспешил отвлечь себя от этого осознания, отводя взгляд.       Но его сознание всё равно возвращалось к Чонгуку. Было что-то притягательное в том, как король сидел там, не осознавая, что за ним наблюдают. Казалось, самой его существование притягивает внимание.       Чимин вдруг задумался, какой у него мог быть природный запах. Лёгкий? Тяжёлый, как буря? Или, может быть, сладкий, как утренний мёд? Эта мысль заставила его замереть. Ведь он никогда об этом и не узнает.       Но тишину разорвал едва слышный вздох короля. Чонгук медленно повернул голову, будто почувствовав, что за ним наблюдают. Его черные глаза встретились с глазами Чимина, и на мгновение время словно остановилось.       Чонгук слегка приподнял бровь, заметив, что Чимин наблюдал за ним. Взгляд альфы был таким глубоким и пристальным, что Чимин почувствовал, как внутри всё сжалось. Он попытался скрыть свою растерянность, но почувствовал, как щеки начинают предательски гореть.       — Проснулся? — спросил Чонгук, отложив свитки в сторону. Его голос звучал так, будто он хотел говорить тише, чтобы не нарушать утренний покой.       Чимин быстро отвёл взгляд, пытаясь собраться. Его сердце всё ещё колотилось как бешеное.       — Да… — тихо ответил Чимин, голос дрогнул.       Чонгук поднялся, его движения были спокойными, но излучали силу. Он подошёл ближе, и Чимин невольно откинулся назад, словно хотел создать хоть какую-то дистанцию между ними.       — Тебе лучше? — спросил Чонгук, остановившись у края постели. Его глаза изучали Чимина так, будто пытались понять, что тот чувствует.       — Лучше, — соврал Чимин, опустив взгляд. Его пальцы нервно теребили край простыни. Он знал, что это было неправдой.       Чонгук смотрел на Чимина с той же сосредоточенностью, с какой разбирал свитки. Наконец он слегка кивнул, принимая ответ Чимина, но не двигаясь с места.       — Раз тебе лучше, стража проводит тебя до твоих покоев, — спокойно произнёс король. Его тон был ровным, но в нём звучало что-то, что заставило Чимина вздрогнуть. — Уроки красноречия для кисэн начнутся скоро. Сегодня их ведёт сама госпожа Юн. Постарайся не опоздать.       Чимин лишь кивнул в ответ, избегая встречаться с взглядом альфы. Ему казалось, что, если он поднимет глаза, этот пристальный, властный взгляд снова пробьёт насквозь все его барьеры.       Чонгук молча сидел, наблюдая за тем, как Чимин медленно поднимается с постели. Его движения были неуверенными, каждая мышца ломилась от боли и помнила вчерашнюю истощающую бурю эмоций. Альфа задержал взгляд на тонких плечах омеги, которые казались такими хрупкими, что их могло сломать даже дуновение ветра.       Омега был слишком хрупким во всех своих проявлениях.       Чимин медленно двигался к двери, чувствуя на себе пристальный взгляд Чонгука. Его ноги едва слушались, но он заставил себя идти.       Когда он дошёл до порога, то внезапно остановился. В его голове крутилась одна мысль, которая не давала покоя. Чимин нерешительно обернулся, встречаясь взглядом с Чонгуком. Альфа сидел всё так же неподвижно, руки сложены на столе.       Чимин сглотнул, его голос дрогнул, но он всё же задал вопрос, который терзал его:       — Почему… Почему вы не провели ночь с омегой на праздник Самджиналь? —слова прозвучали тихо.       Чонгук слегка приподнял одну бровь, уголки его губ дернулись в едва заметной ухмылке. Казалось, он ожидал этого вопроса.       — А ты уверен, что я не провёл? — ответил Чонгук, и в его голосе звучала лёгкая насмешка, от которой по спине Чимина пробежал мурашки.       Омега растерялся, глядя на короля. Его сердце сжалось, а мысли запутались, как нити.       — Что вы… — начал Чимин, но Чонгук прервал его.       Он поднялся с места, его движения были плавными и уверенными. Чонгук подошёл ближе, и воздух между ними стал густым. Чимин не мог оторвать взгляд от чёрных глаз короля.       Когда Чонгук оказался совсем рядом, его дыхание едва касалось кожи Чимина, и тот почувствовал, как сжимается его грудная клетка. Каждый звук в комнате стал громче. Взгляд Чонгука был гипнотическим, проникающим в самую душу.       — Я провёл ночь с омегой, — сказал Чонгук, не отрывая взгляда от лица Чимина. Его слова словно проникли прямо в сердце юноши.       Чимин замер, его дыхание сбилось. Он пытался понять, что только что сказал король, но слова будто застряли у него в горле. Чонгук подошёл ещё ближе, и нагнулся к лицу омеги. Их лица были на одном уровне, спокойное дыхание смешалось в прерывистым.       — С тобой.

***

      Чонгук сидел в главном зале для совещаний, который располагался в южной части дворца. Стены комнаты были украшены резными деревянными панелями с изображениями тигров и драконов. Низкий стол, вокруг которого собрались его советники, был уставлен свитками, картами и печатями.       Вокруг Чонгука восседали — ёнджонджон Ким Хёгван. Уйджон, Пак Джунхёк. Чваджон, Хан Минчоль и Пёнчжанса, Ким Намджун.       В зале повисла напряжённая тишина, прерываемая лишь звуком шороха свитков и редкими короткими репликами советников. Чонгук внимательно слушал, позволяя каждому высказаться, но его взгляд оставался тяжёлым, словно он взвешивал не только слова, но и намерения тех, кто сидел вокруг.       — Ваша милость, — первым заговорил Ким Хёгван. Его голос звучал спокойно, но в глазах читалась обеспокоенность. — Положение на южной границе продолжает ухудшаться. Отряды наёмников из Хонаня перешли реку Намханган и угрожают торговым путям.       Пак Джунхёк, кивнул в подтверждение:       — Мы отправили разведчиков, и их доклады подтверждают это. Они разграбили деревни и захватили склады риса. Нам срочно нужно усилить гарнизон в этом регионе, иначе мы потеряем контроль над ключевыми пунктами.       — Усилить гарнизон? — нахмурился, Хан Минчоль, его тон прозвучал с лёгкой иронией. — У нас едва хватает людей для защиты столицы. Вы предлагаете оголить внутренние линии обороны ради нескольких торговых караванов?       — Эти «несколько караванов», — холодно заметил Ким Намджун, — Обеспечивают продовольствием половину провинций. Если мы допустим их захват, следующей проблемой станет голод.       — Ваша милость, — внезапно подал голос Намджун. Его лицо оставалось невозмутимым, но в голосе звучала настороженность. — Пока мы обсуждаем угрозу на суше, я вынужден обратить ваше внимание на море.       Советники, услышав эти слова, замерли. Чонгук слегка прищурил глаза, жестом предлагая продолжить.       — Разведка докладывает о возрастающей активности японских кораблей. Наши патрули у южного побережья сообщают, что суда с военным оснащением начали приближаться всё ближе к нашим границам, — продолжил Намджун. — Если это подготовка к возможному нападению, у нас остаётся крайне мало времени, чтобы усилить береговые укрепления.       Джунхёк нахмурился:       — И вы уверены, что это действительно угроза? Может, это всего лишь торговые суда?       — Нет, — уверенно ответил Намджун, его голос был твёрд. — Разведчики заметили, что эти корабли вооружены, и на них находится много солдат для обычных торговых экспедиций. Это явно подготовка. Вопрос в том, к чему.       Чонгук нахмурился. Его взгляд скользнул по советникам, обдумывая услышанное.       — И что вы предлагаете? — спросил Чонгук, глядя на Намджуна.       — Усилить флот и направить дополнительные патрули в море, — быстро ответил Намджун. — Мы не можем допустить, чтобы Япония получила преимущество на море. Если они начнут высаживаться на наших берегах, это приведёт к катастрофе.       — Усилить флот? — фыркнул Хан Минчоль. — Откуда мы возьмём ресурсы? Вы предлагаете пустить на это средства, которые нужны для укрепления сухопутных границ? Или мы должны взять у народа ещё больше налогов?       — Не забывайте, Минчоль, что если Япония нападёт, сухопутные границы не будут иметь значения, — холодно заметил Намджун. — Мы потеряем страну.       — Ваша милость, — вдруг заговорил Ким Хёгван, обращая внимание всех на себя. — Возможно, ответ уже у нас под носом.       Чонгук поднял взгляд, ожидая объяснений.       — Я говорю об омеге, — продолжил Хёгван. — Пак Чимин. Он провёл многие годы при дворе императора Кимв. Вы говорили с ним? Может ли он знать что-то об их планах или намерениях? Это может быть бесценной информацией.       Чонгук на мгновение замер, переводя взгляд с Ким Хёгвана на карту, лежащую на столе.       — Омега рассказал немногое, — начал Чонгук, его голос звучал ровно, но в нём читалась напряжённость. — Он рассказал о жестокости императора Кима. О том, как тот подавляет всех, кто ему неугоден, и какие меры принимает, чтобы удержать власть.       Советники замерли, внимательно слушая. Чонгук сделал паузу, позволив своим словам утонуть в тишине зала. Затем он продолжил:       — Однако я сомневаюсь, что он знает точные планы двора Кима. Омега не был приближённым. И даже если бы он знал что-то конкретное, думаю, сейчас для него слишком болезненно вспоминать прошлое.       — Тогда, возможно, стоит надавить на него? — осторожно предложил Пак Джунхёк. — Его положение при дворе… и ваша защита могут быть весомыми рычагами.       — Давить на него — не выход, — резко ответил Чонгук, его взгляд внезапно стал острым. — Он и так слишком многое пережил. К тому же, я не уверен, что это даст нам хоть какую-то стратегическую ценность.       Ким Намджун слегка нахмурился, глядя на короля:       — Но вы всё же видите в нём что-то большее, не так ли? Почему он до сих пор остаётся в вашем дворце?       Чонгук на мгновение отвёл взгляд, будто пытаясь подобрать правильные слова.       — Его присутствие здесь не связано с наступающей войной, — тихо сказал Чонгук, возвращая взгляд к советникам. — Но если говорить о Киме…       Альфа сделал паузу, его лицо стало каменным. Казалось, он мысленно возвращается к чему-то, что долго старался забыть.       — Я встречался с ним однажды, — наконец произнёс Чонгук. — До того как он стал императором.       Эти слова вызвали едва уловимое напряжение в зале. Никто не осмеливался перебивать, ожидая продолжения.       — Это была непродолжительная встреча, но её хватило, чтобы понять, с кем я имею дело, — продолжил король. — Тогда он ещё не был тем, кем является сейчас, но его безумие уже прорисовалась.       — И что вы поняли? — осторожно спросил Ким Хёгван.       Чонгук нахмурился, его глаза потемнели, а голос стал холоднее.       — Он был человеком, готовым переступить через всё ради своей цели. В его взгляде не было ни сомнений, ни колебаний. Только стремление к власти.       Советники переглянулись. Чонгук скрестил руки на груди и снова посмотрел на Хёгвана:       — Я не доверял ему тогда и не доверяю сейчас. Единственное, что изменилось, — это масштаб его влияния.       — Тогда, возможно, мы должны быть более осторожны, — подал голос Намджун. — Если этот человек готов пойти на всё ради власти, кто знает, какой шаг он предпримет следующим?       — Именно поэтому мы не можем игнорировать ни южную границу, ни активность на море, — резко ответил Чонгук.

***

      Чимин сидел на мягкой траве в саду в окружение белых роз. Небо над ним было затянуто тонкими облаками, сквозь которые пробивались солнечные лучи, заливая всё вокруг мягким светом. Лепестки роз дрожали от слабого ветра, казалось, будто сами цветы шептали свои секреты.       Чимин держал в руках одну из роз, её нежные лепестки щекотали его пальцы. Он поднял цветок ближе к лицу, медленно вдыхая его аромат — тонкий, едва уловимый, словно дыхание утреннего ветра. Этот запах успокаивал его, но мысли, пронзающие разум, не давали покоя.       «С тобой.»       Эти слова, произнесённые Чонгуком, эхом отзывались в голове Чимина, заставляя его сердце сжиматься. Он вспомнил тот момент — глубокий, проникающий взгляд короля, его низкий, уверенный голос. Воспоминание было таким ярким, что Чимину казалось, будто он снова чувствует близость Чонгука, его тёплое дыхание у своей кожи.       Омега нервно провёл пальцами по стеблю розы, ощущая шершавость шипов. По спине пробежали мурашки, когда он осознал, насколько король был близок в тот момент.       «Почему он сказал это?» — думал Чимин, глядя на розу.       Мысли путались, как тонкие нити, которые невозможно распутать. Ветер лёгким дуновением касался щёк омеги, веяло холодом, но не от погоды — это был страх. Страх осознания того, что жизнь стоит на перепутье двух дорог.       Чимин всё ещё не мог привыкнуть к тому, что его жизнь это круговорот бесчисленных страданий. Император Ким отправил его сюда с чётким приказом: соблазнить молодого короля Чонгука, выведать все его секреты и передать эти сведения. В обмен на это император обещал свободу, обещал очистить его имя от клейма предателя, которое висело на нём все эти годы.       «Свобода…» — подумал Чимин, его пальцы крепче сжали стебель розы, и острый шип оцарапал кожу. Капля крови упала на лепестки, как печать, напоминающая о том, что свобода — это не подарок, а сделка, цена которой может оказаться слишком высокой.       Чонгук не был таким, каким Чимин ожидал его увидеть. Он не был бездушным тираном, каким его представляли при японском дворе. Чонгук был силён, решителен, но в нём было что-то большее. Что-то, что Чимин не мог понять, и это что-то настолько сильно его зацепило, что сердце трепетало всякий раз когда король смотрел на него.       Чимин вздохнул, глядя на розу, которая теперь была испачкана кровью.       «Что я делаю?» — думал Чимин. — «Если я выполню задание, меня освободят. Я смогу жить своей жизнью, без страха, что кто-то назовёт меня предателем. Но… смогу ли я потом жить с собой? Смогу ли я смотреть на себя в зеркало, зная, что предал человека, который смотрел на меня так, как будто я не раб?»       Чимин вздрогнул от ветра, который внезапно стал сильнее. Он поднял голову, глядя на небо, он чувствовал сердцем что любой из выборов может оказаться фатальным. Решение не будет лёгким. Император Ким не прощает тех, кто идёт против него. Если Чимин предаст его, то он навсегда потеряет шанс вернуться домой. Он останется здесь, в Корее.       Чимин крепче сжал розу, игнорируя уколы шипов. Омега понимал что за Чонгуком стоит не только корона, но и жизни тысячи людей, целый народ.

«Что важнее — моя свобода или их жизни?»

***

      Чимин несся по узким коридорам, его легкие обжигал холодный воздух, а на щеках чувствовались капли пота. Проносясь мимо слуг, которые бросали на него недоумевающие взгляды, он направился к малому залу Сучжончон, Чимин словно чувствовал что там он найдёт альфу.       Стук его шагов эхом раздавался в пустых коридорах. С каждым поворотом Чимин ощущал всё нарастающее чувство тревоги. Сделал ли он правильно выбор или же в очередной раз ошибся.       Когда Чимин наконец добрался до двери Сучжончона, его дыхание было сбито, а в груди кололо от боли. Он медленно открыл дверь, не зная, что ожидает его за порогом. Комната была освещена мягким светом ламп, и в центре зала стоял Чонгук, обернувшись к окну, через которое виднелся сад. Его силуэт казался резким на фоне тусклого света.       — Чимин, — тихо произнёс Чонгук, обернувшись. — Что ты здесь делаешь?       Чимин остановился на пороге, пытаясь привести в порядок дыхание. Его сердце бешено колотилось, не столько от бега, сколько от предстоящего разговора.       — Я… — начал Чимин, но голос предательски дрогнул. Он сделал шаг вперёд, крепко сжав руки в кулаки. — Я пришёл спросить… если бы вы стояли перед выбором… между своей жизнью и жизнью всего народа… что бы вы выбрали?       Чонгук нахмурился, явно не ожидая такого вопроса. Он повернулся полностью, сделав несколько шагов навстречу Чимину. Их взгляды встретились, и Чимин почувствовал, как снова начинает теряться в глубине чёрных глаз короля.       — Почему ты спрашиваешь об этом? — спокойно ответил Чонгук.       Чимин сглотнул, чувствуя, как напряжение нарастает с каждой секундой.       — Потому что я должен знать, — прошептал омега. — Если бы вам пришлось выбирать… если бы вы могли спасти только одну жизнь — свою или жизни тысяч людей — что бы вы сделали?       Чонгук молчал несколько долгих мгновений, изучая Чимина. Он вздохнул, словно взвешивая каждое слово.       — Я бы выбрал народ, — твёрдо произнёс Чонгук.       Чонгук шагнул ближе, сократив расстояние между ними. Теперь их разделяли лишь несколько шагов.       — А ты, Чимин? — настойчиво спросил король, наклоняя голову. — Что бы выбрал ты? Спастись самому или спасти других?       Чимин дрожащими руками ухватился за край своего ханбока, его пальцы судорожно сжимали тонкую ткань, словно она могла дать ему опору в тот момент, когда мир вокруг казался на грани обрушения. Его глаза наполнились слезами, которые он уже не мог сдержать. Первая из них скользнула по щеке, за ней последовали другие, словно запоздалый дождь после долгой засухи.       — Я… я не знаю, — прошептал Чимин, голосом, который почти сорвался на всхлип. — Я не знаю, что мне делать.       Чимин сделал шаг назад, словно пытаясь убежать от тяжести своих собственных слов. Он опустил голову, уставившись на свои сжатые руки, которые теперь безжалостно мяли ткань.       Чонгук застыл, его обычно непроницаемое лицо исказилось смесью удивления, тревоги и растерянности. Это было то, чего он никак не ожидал.       — Чимин… — мягко произнёс Чонгук, его голос звучал сдержанно, но в нём было что-то, что говорило о желании понять, помочь. Он сделал шаг вперёд, но замер, не зная, как правильно поступить, чтобы не усугубить ситуацию.       Чимин поднял на него взгляд, полный боли и отчаяния. Его губы дрожали, а голос сорвался на плач.       — Помогите мне… — пронеслось в помещение. Его слова прозвучали как мольба, обнажённая и до боли искренняя. — Помогите мне, пожалуйста…       Чонгук медленно подошёл ближе, его движения были осторожными, словно он боялся спугнуть Чимина. Альфа остановился всего в шаге от омеги, его тёмные глаза изучали дрожащее лицо напротив.       Омега закусил губу, его руки ещё крепче сжали ткань ханбока. Слова застряли у него в горле, но он знал, что больше не может молчать.       — Помогите мне… отомстить, — произнёс Чимин, и в его голосе появилась новая сила, окрашенная яростью и отчаянием. Он поднял взгляд на Чонгука, в его глазах больше не было слёз, только огонь. — Отомстить императору Ким Тэхёну за всё, что он сделал.