Blood for blood

«Жизнь состоит не в том, чтобы найти себя. Жизнь состоит в том, чтобы создать себя.»

***

      Ночь, как непроглядный покров, всё ещё окутывала дворец. Время застыло, и в саду казалось, что мир ограничивался лишь лунным светом, отражающимся в воде, и шёпотом листвы на ветру. Чимин всё ещё чувствовал тяжесть взгляда Чонгука, даже когда король медленно отошёл на шаг, словно намеренно растягивая момент. Их молчание звучало громче любых слов.       Чимин держался из последних сил, напряжение внутри него было почти невыносимым. Король Чон, не император Ким, и Чимин понимал — ещё один неверных шаг и может стать роковым.       — Если это игра, то я предпочитаю знать правила, Ваше Величество, — продолжил он, стараясь удержать взгляд Чонгука, который словно проникал в самую душу.       Чонгук усмехнулся, легко, почти неуловимо. Этот тон, этот ледяной контроль… Он уже давно привык к интригам, которые пропитывали каждый уголок дворца, но в Чимине было что-то иное, что-то, что сбивало его с привычного ритма. Он склонил голову чуть набок, его взгляд остался спокойным, почти равнодушным, но в этом равнодушии таился хищник. Чонгук медленно приблизился, сокращая расстояние между ними до такой степени, что Чимин едва мог игнорировать тепло тела Чона.       — Ты хочешь знать правила? — голос Чонгука был низким, но каждое слово, будто отточенное лезвие, разрезало ночную тишину. — Какой смелый ход для того, кто так искусно играет чужую роль.       Чонгук обошёл Чимина, как хищник, изучающий свою добычу, и, остановившись позади, наклонился чуть ближе, касаясь носом длинных волос омеги, чтобы едва ли не прошептать в ухо Чимина.       — Правила всегда диктует тот, кто держит власть, Чимин. — его голос, обманчиво мягкий, словно ласкающий ветер, обрёл новые нотки — нечто опасное, завораживающее, пугающее. — Но ты ведь привык, не так ли? Умеешь играть по чужим правилам. Разве японская шлюха может не быть искусна в этом?       Чимин сжал кулаки, но не позволил себе повернуть голову. Каждый мускул его тела напрягся, однако он сохранил каменное выражение лица. Эти слова били точно в цель, и Чонгук, похоже, наслаждался этим.       — Или, может быть, ты надеешься, что я позволю тебе диктовать свои условия? — продолжил Чонгук, обходя Чимина и снова оказываясь перед ним. Его взгляд был выжидающим, как будто он специально растягивал момент, давая Чимину время утонуть в своих мыслях. — Это было бы забавно, но… увы. Не в этой жизни.       Чонгук слегка наклонился вперёд, его взгляд оставался неподвижным, но в нём вспыхнуло что-то опасное, словно искра в ночной темноте. Он шагнул ближе, и Чимин почувствовал, как в воздухе между ними сгустилось напряжение.       — Ты знаешь, что самое интересное в людях, которые скрывают свои намерения? — начал Чонгук, его голос был мягким, как шелк, но в то же время напоминал хладнокровный металл. — Они всегда думают, что никто не заметит. Что их маски — идеальны.       Чимин почувствовал, как его сердце пропускает удар. Паника нарастала внутри него, но на его лице по-прежнему сохранялось невозмутимое выражение. Он был слишком хорошо обучен, чтобы дать слабину. Слишком многое стоит на кону, чтобы проиграть в самом начале. Вдохнув глубже, он сменил тактику — то, чему его обучали в Японии, могло спасти его сейчас.       Чимин мягко улыбнулся, позволив своим губам изогнуться в едва заметной, но очаровательной улыбке. Глаза омеги блеснули лукавством, и он медленно поднял голову, встречаясь взглядом с Чонгуком.       — Вы так уверены в своей правоте, Ваше Величество, — произнёс Чимин, его голос стал тише, почти шелковистым, как будто они уже давно не враги, а что-то большее. — Что, если я скажу, что вы ошибаетесь? Или, может быть… вы просто хотите, чтобы я оправдывался, чтобы насладиться этим?       Чимин сделал шаг вперёд, намеренно сокращая расстояние между ними, и едва уловимо наклонил голову в сторону, демонстрируя линию своей шеи. Это был тонкий жест, рассчитанный на то, чтобы отвлечь, смутить, запутать. Его улыбка стала чуть шире, голос — теплее.       — Я впечатлён, Ваше Величество. Вы умеете видеть насквозь. Это делает вас… опасным, но в то же время таким интересным. — Чимин слегка наклонился вперёд, будто их разговор — это не допрос, а увлекательная игра, от которой он получает удовольствие.       Чимин почувствовал, как его сердце бешено колотится, а дыхание стало поверхностным. Страх, который он тщательно скрывал, начинал проявляться сквозь внешнюю уверенность, но он знал, что это момент, когда нужно сыграть до конца, иначе он потеряет всё. Его взгляд не отрывался от Чонгука, но в тот момент, когда между ними осталось всего несколько сантиметров, омега решился на рискованный шаг.       Медленно, с осторожностью, он протянул руку, касаясь ткани ханбока Чонгука. Шелк под его пальцами казался холодным и плотным, но для Чимина этот жест был как последнее предупреждение самому себе: всё или ничего. Он слегка потянул ткань вниз, и почти неуловимо наклонился ближе, чтобы его голос, ставший едва слышным, был услышан королем.       — Я ваш подарок, Ваше Величество, — сказал Чимин, его слова звучали плавно, словно шёпот, но в них был скрыт остриё. Он позволил себе ещё немного наклониться, и его ладонь медленно скользнула по ткани, как будто исследуя, чувствуя её. — И только вы сможете найти мне самое нужное применение.       Чонгук задержал взгляд на лице Чимина, словно наслаждаясь тем, как омега пытается сохранять самообладание. Уголки его губ вновь приподнялись в холодной, почти безразличной ухмылке, но в ней скрывалась насмешка, властность и едва уловимое наслаждение от власти, которую он имел в этот момент.       — Ты хорошо умеешь выбирать слова, омега, — произнёс Чонгук, отступая на шаг и скрещивая руки за спиной. Его взгляд был таким же острым, как и его слова. — Но не забывай, кто правит балом.       Чонгук медленно развернулся, не удостоив омегу больше ни одними словом, и направился прочь из сада. Длинный тёмный ханбок струился за ним, словно тень, подчёркивая его величественную осанку.       Чимин не мог отвести взгляда. Он ощущал, как воздух вокруг постепенно освобождается от тяжёлого напряжения, но вместе с этим его грудь сжимала невыносимая пустота. Этот человек был опасным, непробиваемым.       Когда шаги Чонгука растворились в тишине сада, напряжение, державшее Чимина, ослабло. Однако вместе с этим его тело не выдержало—ноги подогнулись, и он рухнул на колени, больно ударившись о прохладную траву. Дыхание сбилось, а сердце билось так громко, что, казалось, глушило все вокруг.       Феромоны Чонгука всё ещё витали в воздухе, плотные, властные, они давили на Чимина, словно проверяя его пределы. Омега сжал пальцы в траве, его руки дрожали, а внутри бушевала смесь страха и ярости.       Он заставил себя вдохнуть глубже, но каждый вдох казался испытанием, как будто в воздухе была только власть Чонгука, которую он не мог игнорировать.       Чимин задыхался, тяжело втягивая воздух, но вместо облегчения каждая попытка казалась ещё одной иглой, впивающейся в его лёгкие. Феромоны Чонгука всё ещё густо висели в воздухе, обволакивая, подавляя, проникая внутрь, как незримая сила, которая не оставляла места для чего-либо ещё. Лёгкие горели, голова кружилась, а мир вокруг будто сужался до одного человека — того, кто так искусно играл на струнах его души.       Чимин с трудом опёрся на руки, но его пальцы скользили по влажной траве, не находя опоры. Горло сжалось, и он снова попытался вдохнуть, но вместо воздуха чувствовал лишь тяжесть, властность, силу, которая раздавливала его изнутри. Феромоны Чонгука — это была не просто физическая сила. Это было напоминание. Напоминание о том, кто здесь хозяин, кто диктует правила, и кто имеет абсолютную власть.       — Проклятье, — выдохнул Чимин сквозь стиснутые зубы. Его голос был хриплым, едва слышным, но наполненным яростью, за которую он цеплялся, как за единственное спасение.       Чимин чувствовал, как гнев и отчаяние смешиваются в едкое чувство бессилия. Его мысли метались, как загнанный зверь в клетке.

«Сколько ещё? Сколько раз я должен прогибаться, ломаться под этими деспотами?»

      Чимин склонил голову, его длинные волосы скрыли лицо, но внутри него разгорался безмолвный крик. Он отчаянно хотел вернуться в Японию, туда, Японию где он был счастлив, где была его семья и где он так любил эту жизнь.       — Пожалуйста… — шёпотом прошептал он, не обращаясь ни к кому конкретно. Его голос дрожал, звучал, как шорох ветра. — Пожалуйста, дай мне шанс. Дай мне закончить это. Вернуться домой… только домой.       Его пальцы продолжали сжимать траву, словно в этом было спасение. Глаза омеги наполнились слезами, но он отказывался дать им пролиться. Он не мог быть слабым. Не мог позволить слезами пролиться.       Чимин поднял голову, медленно и тяжело, словно это движение требовало от него всех оставшихся сил. Он знал, что позволить себе слабость сейчас — это подписать собственный приговор. Власть, которой обладал Чонгук, была безгранична, но у Чимина оставалось его собственное оружие: хитрость, стойкость и умение превращать каждую ситуацию в свою пользу.       Он сжал зубы, выравнивая дыхание. Грудь всё ещё болезненно сжималась, но он заставил себя подняться на ноги. Медленно, словно из последних сил, но с грацией, которую он оттачивал годами. Его тело предавало его, но дух — нет. Гнев и гордость, спрятанные под маской покорности, горели внутри. Это пламя, маленькое, едва заметное, было тем, что не мог отнять никто.       Чимин вытер лицо рукой, убирая следы слабости. Он поднял подбородок, придавая себе уверенности, даже если внутри всё кричало от боли.

«Я выбрал эту роль, я знал, на что шёл.»

      — Это всего лишь игра, — прошептал Чимин самому себе, выпрямляясь. — И я всё ещё в ней. — его голос прозвучал твёрдо, но тихо, будто подтверждая самому себе эту правду.       Чимин сделал несколько шагов по саду, касаясь сандалиями травы. Каждое движение было выверенным, почти идеальным, словно он старался напомнить себе, что каждая его деталь, каждая реакция — часть более крупной партии.       Когда Чимин приблизился к выходу из сада, его взгляд скользнул на небо. Луна всё ещё светила ярко, и её холодный свет напоминал Чимину о том, как одиноко он чувствует себя в этом чужом, жестоком мире.

«Но даже луна может затмить солнце, если выбрать правильный момент.»

***

      Утро в королевском дворце Чосона было тихим, но его покой обманчив. Для тех, кто жил под крышами этого золотого мира, тишина скрывала суровые испытания, тонкие интриги и бесконечную борьбу за внимание и власть. Сегодняшний день обещал быть особенно напряжённым: кисэн, отобранные для служения Королю Чону, были вызваны для занятий.       Чимин стоял в большом зале, освещённом мягким светом из окон с деревянными ставнями. Вокруг него располагались ещё несколько кисэн, каждая из которых была одета в ханбок, подчёркивающий её достоинства, и излучала разную степень уверенности. Некоторым, как Чимину, это место было чуждо, но другие, казалось, привыкли к блеску и строгости дворца.       Перед ними стояли учителя, трое мужчин и одна женщина, лица которых были непроницаемы. Каждый из них был мастером своего дела: музыки, поэзии, танца и искусства общения — всего, что может завоевать внимание короля.       — Вы здесь не для того, чтобы просто учиться, — начала женщина строгим, но мелодичным голосом. Её звали мадам Со, и она была главной наставницей, чьё слово было законом. — Вы здесь, чтобы стать теми, кто сможет удовлетворить самые высокие ожидания Короля Чона. Вы — зеркало, отражающее величие его двора. Не подведите нас. — мадам Со обвела взглядом собравшихся кисэн, её глаза, как два острых лезвия, проникали в самую суть каждого из них.       Мадам Со отошла в сторону, освобождая место в центре комнаты. По её жесту вперёд выступила пожилая женщина в строгом сером ханбоке — мастер танца, известная как госпожа Квон. Её лицо было словно высечено из камня, и глаза, несмотря на возраст, смотрели ясно и холодно. Она приложила руки к талии и медленно обвела собравшихся взглядом, словно оценивая каждого.       — Танец — это не просто движение, — начала госпожа Квон. Её голос был низким и резким, как удар хлыста. — Это язык, через который вы рассказываете историю. Историю, которой могут поверить, которой можно восхититься, и которую невозможно забыть. Сегодня мы начнем с основ.       — Первое, чему вы должны научиться, — это владение своим телом. Все напряжение, каждая дрожь, каждое неверное движение — это провал. Начнём с позиций рук и осанки. — госпожа Квон медленно подняла руку и изящно изогнула её в локте, ладонь была расслабленной, пальцы слегка приподняты.       — Это «танчжи». Легкость в пальцах, но сила в линии. Каждое движение должно исходить из центра тела, от сердца. Не только физически, но и эмоционально. Встаньте, повторяйте за мной.       Чимин, как и остальные кисэн, занял позицию, которую указала наставница. Он выпрямил спину, подтянул плечи, стараясь воспроизвести мягкость и грацию, с которой двигалась госпожа Квон.       — Хорошо. Теперь запомните: танец начинается с дыхания, — продолжила она. — Закройте глаза. Дышите. Медленно, глубоко. Ощутите, как ваш живот поднимается и опускается, как воздух наполняет ваши лёгкие и движется через тело.       В зале повисла тишина. Чимин закрыл глаза и сосредоточился. Его дыхание было слегка сбивчивым, но он заставил себя успокоиться, чувствуя, как его сердце замедляет ритм.       — Хорошо. Теперь откройте глаза. Мы начнём с первых движений, — сказала госпожа Квон, делая шаг вперёд. — «Хуёнгму» — танец, отражающий грацию и силу. Переносите вес тела плавно, словно вы не касаетесь земли.       Она сделала несколько шагов, её движения напоминали лёгкий ветерок, колышущий лепестки цветов. Каждое движение переходило в следующее с точностью и изяществом.       — А теперь вы. Следуйте за мной.       Госпожа Квон начала медленно повторять движения, и кисэн один за другим старались им подражать. Чимин сосредоточился, стараясь не упускать деталей. Каждое движение давалось ему с трудом — плечи были напряжены, колени дрожали, но он не позволял себе останавливаться.       Госпожа Квон подошла к Чимину, наблюдая, как он повторяет её шаги.       — Ты стараешься, — сказала она холодно, — Но в твоих глазах пустота. Где твоя история? Ты не можешь просто двигаться. Ты должен показать, что каждая твоя линия имеет значение. Кто ты, если не отражение музыки?       Чимин почувствовал, как от этих слов по его телу пробежала дрожь. Он закрыл глаза на мгновение, вспомнив слова мадам Со:

«Вы здесь, чтобы отразить величие короля.»

      Вдохнув глубже, Чимин попытался вложить больше смысла в свои движения, позволить телу рассказать историю. Он вспомнил, как танцевал в детстве, когда его тело было свободным, когда его движения отражали нечто личное, сокровенное. В то время он не знал страха, боли, ужаса потери.       Он мягко начал следовать за госпожой Квон. Движение изящно переходило в следующее, пальцы слегка дрожали, но это придавало танцу подлинности, словно через него пробивалась душа.       Госпожа Квон снова приблизилась, но теперь её взгляд изменился. Её глаза сузились, и в них мелькнула тень удовлетворения.       — Лучше, — отметила она, но без улыбки. — Продолжай. Помни: танец — это не просто движение тела. Это движение твоего духа. Если ты хочешь впечатлить, ты должен заставить каждого увидеть твою историю.       Чимин кивнул, не говоря ни слова. С каждым новым шагом он чувствовал, как напряжение отступает, хотя бы на мгновение. Дыхание начало входить в ритм движений. Он осознал, что здесь, в танце, есть нечто, что могло спастись ему от гнетущих мыслей.       Мадам Со подошла к госпоже Квон, наблюдая за Чимином. Её лицо было каменным, но взгляд выдавал любопытство.       — Его движения всё ещё сырые, но в нём есть потенциал, — тихо произнесла Квон. — Если он продолжит работать, то сможет стать не просто украшением королевского двора. Он станет тем, кого запомнят.       В тени за ширмой, сидел Юнги, его взгляд был пристальным и оценивающим. Как главный управляющий двора, он привык видеть всё: каждую деталь, каждую слабость и силу тех, кто проходил через этот дворец. Его лицо оставалось бесстрастным, но разум работал быстро, анализируя, оценивая. Он наблюдал за каждым из кисэн, однако его внимание было приковано к одному.       Пак Чимин.       Юнги с лёгкой насмешкой подумал, насколько всё сложно с этим молодым омегой. Когда он впервые предложил оставить его при дворе, Чонгук был готов сожрать его вместе с костями на завтрак. Но Юнги видел в Чимине нечто большее, чем просто куклу. Этот человек был тайной, хитросплетением лжи и правды, куском мозаики, который ещё предстояло правильно сложить.       Юнги знал наверняка, Чимин — ключ к императору Киму. Происхождение омеги и его прошлое играют весомую роль. А Юнги всегда верил в стратегию: врага нужно не уничтожать, а ослаблять, и Пак Чимин в этом отношении был идеальным инструментом.       Чимин двигался в ритме танца, его тело излучало напряжение, но в каждом движении уже начинали проступать искры истинного таланта. Юнги склонил голову чуть вбок, его тонкие пальцы скользнули по глянцевой поверхности столика, за которым он сидел. Он прекрасно видел, как Чимин борется с собой, как через его движения прорывается боль, гнев, отчаяние. Это было именно то, что делало его особенным.       — Он неплох, — произнёс тихий голос рядом.       Это был Чон Ун, один из младших управляющих, стоявший чуть позади Юнги. Он наблюдал за происходящим вместе со своим начальником. Однако его взгляд был более поверхностным.       — Слишком уязвим, слишком много эмоций, — продолжил он. — Король не любит таких. Чимин не продержится долго.       Юнги не ответил сразу, только уголки его губ чуть дрогнули, будто от тени улыбки.       — Ты ошибаешься, — наконец сказал Юнги, его голос был низким, спокойным, но с ноткой уверенности, которая заставила Чон Уна замолчать. — Король не терпит слабость, это верно. Но он жаждет интереса. Человек, который может вызывать эмоции, будь то гнев или восхищение, всегда имеет шанс. А Чимин… он умеет быть незаметным и в то же время незабываемым.       Юнги снова перевёл взгляд на танцующего омегу. Чимин двигался плавно, с каждым шагом его движения становились увереннее, точнее. Было видно, что он учится, впитывает каждую деталь, каждый совет.       «Он не просто талантлив, он выживает», — подумал Юнги.       Это качество он ценил выше всего. Чимин был словно клинок, спрятанный в ножнах — внешне изящный, но опасный при правильном использовании. Если направить его острие в нужную сторону, он сможет сыграть решающую роль.       Когда уроки подошли к концу, Юнги поднялся со своего места, оставив свои размышления при себе. Он не торопился показываться остальным. Вместо этого он направился в сад, где воздух был свежее, а обстановка — тише. Там его уже ждал один из доверенных людей.       — Король согласился оставить его, как вы и просили, — тихо произнёс мужчина, склоняя голову.       — Я знаю, — отозвался Юнги, останавливаясь у озера. Его взгляд скользнул по поверхности воды, которая отражала ясное утреннее небо. — Но этого недостаточно. Чимин не просто должен остаться. Он должен стать необходимым.       Мужчина кивнул, дожидаясь дальнейших указаний.       — Передай госпоже Квон, чтобы продолжала с ним работать. Убедись, что он получает всё необходимое для тренировок, — Юнги чуть прищурился, вспоминая лицо Чимина. — Но не упрощай ему путь. Пусть чувствует, что ему нужно бороться. Только так он проявит себя.       — И ещё, — добавил он, обернувшись. Его голос стал ниже, почти угрожающим. — Убедись, что никто из других кисэн не раскрывали рот о его прошлом. Если слухи дойдут до людей, нам всем не поздоровится.       Мужчина молча поклонился и ушёл, оставив Юнги наедине с его мыслями.       Главный управляющий снова взглянул на воду. Он знал, что игра, которую он затеял, опасна. Чимин был ценным ресурсом, но одновременно — угрозой. Однако Юнги не привык бояться риска. Он верил в свои расчёты, а его расчёт гласил, что этот омега может стать их главным козырем.       Юнги отвернулся от озера и направился к королевским покоям. Ему нужно было доложить королю о ходе тренировок. Но перед этим он позволил себе одну мысль, которая заставила его губы изогнуться в лёгкой усмешке.

«Если он сломается — это будет его конец. Но если нет…»

      Юнги знал: в мире, где власть значит всё, выживает только сильнейший. И он собирался убедиться, что Пак Чимин станет именно таким.

***

      Прошло уже несколько часов с момента окончания утренних занятий, но напряжение не отпускало Чимина. Его тело всё ещё отзывалось болью после изнуряющих тренировок, но он держал спину ровной, а выражение лица — спокойным. Лёгкий бриз проникал через открытые ворота, нежно шевеля полы его скромного ханбока, как будто подгоняя его вперёд.       Чимин направлялся к своим покоям через боковые коридоры, стараясь избегать главных проходов. Звуки дворца были повсюду — перешёптывания служанок, строгие указания евнухов, мягкий стук шагов придворных. Он двигался, как тень, его присутствие не привлекало внимания. Он привык к этому — быть невидимым, но слышать всё.       Путь привёл его к главному внутреннему двору, просторному пространству, залитому солнечным светом. Здесь, возле здания Гынджонджон — Чимин заметил несколько охранников, стоявших по стойке смирно. Их оружие поблескивало в лучах солнца, а взгляды оставались суровыми. На ступенях, ведущих к залу, он увидел фигуры, которые мгновенно заставили его сердце замереть.       Король Чон.       Его присутствие было невозможно игнорировать. Высокий, с непроницаемым лицом и аурой власти. Король стоял, держа руки за спиной. Его волосы были аккуратно убраны в сложную причёску, а одеяние глубокого красного цвета с золотыми узорами подчёркивало его статус. Чонгук излучал такую силу, что заставлял каждого рядом с ним чувствовать себя меньше.       Рядом с ним стоял генерал Ким Намджун, командующий королевской армией. Широкоплечий мужчина, облачённый в броню с серебряными вставками, держал руку на эфесе меча, словно даже в разговоре с королём готов был вступить в бой.       Чимин замер у колонны, стараясь оставаться в тени. Он не мог не прислушаться к разговору, который разворачивался на несколько шагов вперёд.       — Японцы снова проявляют свою наглость, — голос генерала был низким и глухим, с оттенком возмущения. — Их корабли были замечены у побережья Тоннэ. Это уже третья попытка за последние два месяца. Если мы будем продолжать просто наблюдать, они соберут силы для полномасштабного нападения.       Чонгук ответил не сразу. Его лицо оставалось непроницаемым, как поверхность спокойного озера. Он сделал шаг вперёд, глядя на двор перед собой, словно взвешивая каждое слово.       — Что наши разведчики сообщили о численности их войск? — спросил Чонгук, его голос был низким, но чётким. В каждом слове звучала не просто заинтересованность, а требование кристальной ясности.       — По нашим сведениям, их войска невелики, но это скорее разведывательные группы. Они проверяют нашу оборону, — ответил Намджун. — Если мы не примем меры, они поймут, что мы уязвимы.       Чонгук медленно кивнул, но его взгляд стал ещё холоднее.       — Уязвимость — это роскошь, которой мы не можем позволить себе, — сказал Чонгук, поворачиваясь к генералу. — Усильте гарнизон в Тоннэ. Если они решат проверить нас снова, убедитесь, что это станет их последней ошибкой.       — Слушаюсь, Ваше Величество, — генерал поклонился, но затем, после короткой паузы, добавил: — Однако я должен предупредить. Если японцы действительно готовятся к вторжению, мы можем столкнуться с нехваткой ресурсов. Королевская армия уже разделена по нескольким фронтам, и наши запасы оружия начинают истощаться.       Чонгук бросил на него острый взгляд.       — Если понадобится, мобилизуйте больше людей из внутренних провинций. У нас есть достаточно времени, чтобы укрепить наши границы, если действовать решительно. А запасы… — он сделал паузу, его взгляд стал тяжёлым. — Мы добудем то, что нужно. Пусть торговцы с юга обеспечат нас всем необходимым. Если кто-то из них попытается поднять цены или отказаться от поставок, напомните им, что их богатства существуют только благодаря моей милости.       Генерал слегка поклонился, принимая приказ. Однако на его лице сохранялось напряжение.       Чимин наблюдал за всем этим с возрастающим чувством беспокойства. Он не понимал всех деталей, но слова о войне, угрозе и мобилизации проникали в его сознание, словно ледяные капли дождя. Он видел, как король Чонгук стоит там, в центре дворца, как неподвижный монолит, и как его решения могут изменить жизнь тысяч людей, включая его собственную.       «Этот человек…» — подумал Чимин, чувствуя, как внутри поднимается смесь страха и странного восхищения. Чонгук был воплощением власти, той самой власти, от которой зависела жизнь и смерть.       Однако, чем дольше Чимин стоял в тени, тем сильнее его собственное сердце, казалось, начинало работать на износ. Он почувствовал, как его грудь сдавливает тот же приступ тревоги, который не отпускал его с утра. В его памяти всё ещё стояла ночная встреча с королём в саду, тот момент, когда взгляд Чонгука буквально пронизывал его насквозь. Когда он ощущал, как власть и уверенность этого человека буквально нависают над ним.       Чимин заставил себя сглотнуть, но дыхание было сбивчивым. Он знал, что его сердце бешено колотится не только из-за страха перед возможной угрозой, но и из-за того, что его собственные чувства стали столь сложными. Король Чон оказался не просто монументом власти, а чем-то гораздо более опасным, чем он мог себе представить. Его присутствие не давало покоя, его воля подавляла и притягивала одновременно.       «Если он может держать под контролем целую страну… смогу ли я когда-нибудь держать под контролем его?» — эта мысль не покидала Чимина, и каждый раз, когда он пытался её отогнать, она возвращалась, усиливая тревогу.       Глубоко вдохнув, он отступил назад, скрываясь в тени колонн, пока король и генерал продолжали обсуждение. Чимин знал, что ему здесь не место. Он должен был принести Чосон к падению, но глубоко внутри своей души не мог отрицать — король Чон был не только умён, он был… прекрасен.