Blood for blood

«Я жил до этого только ради того, чтобы встретить тебя.»

***

      Корабль наконец пришвартовался. Намджун наблюдал, как с палубы спустились несколько матросов, и по их жестам было видно, как они ждут завершения этой отвратительной миссии. Долгожданный момент настал, и вскоре из тени корабля появился сам Пак Чимин.       Намджун не мог оторвать взгляда от Чимина, когда тот спускался с корабля. Он испытывал смесь сострадания и уважения к этому омеге, который, несмотря на унижения и страдания, сохранил достоинство. Но в то же время внутри него вспыхнуло желание защитить его, даже если эти мысли казались невозможными в таком контексте.       Чимин, спускаясь с корабля, привлекал внимание своей хрупкой, но выразительной фигурой. Его длинные тёмные волосы, струящиеся до плеч, колыхались на ветру, контрастируя с бледной кожей. Они обрамляли его лицо, подчеркивая нежные черты и резкие скулы. Тени под глазами выдали долгие ночи, проведённые в тревожных мыслях и страхах, но несмотря на это, в его взгляде всё равно оставалась искра, неподвластная угнетению.       Чимин обладал тонкими, но мужественными чертами: высокие скулы и аккуратный нос придавали ему элегантность. Его губы, слегка приоткрытые, казались влажными от морского ветра, и на них едва заметно играла улыбка — знак внутренней стойкости.       Его одежда, хоть и изношенная, всё ещё была изысканной. Легкие ткани, когда-то украшавшие его тело, обвивали фигуру, подчёркивая тонкую талию и изгибы бедер. Даже в состоянии изнеможения он сохранял некоторую грацию. Однако на его запястьях и лодыжках были видны следы от верёвок — болезненные отметины, напоминающие о прежних унижениях.       Чимин спустился с корабля, его сердце колотилось от волнения и страха. Взгляд настороженно скользнул по новой земле, которую ему предстояло назвать домом. Высокие деревья и холмы казались одновременно красивыми и пугающими. Он не знал, что его ждёт впереди, но был готов встретить это лицом к лицу.       Когда Чимин ступил на землю, он почувствовал, как свежий ветер касается его кожи, как будто сама природа приветствовала его. Но это ощущение быстро сменилось тенью, когда он вспомнил, кем он является — предметом обмена, подарком, ставшим жертвой политической игры. Он сдерживал слёзы, понимая, что его реакция может повлиять не только на его судьбу, но и на судьбу Кореи.       Намджун, наблюдая за Чимином, ощутил глубокое сочувствие. Взгляд омеги говорил о многолетних страданиях, пережитых в плену. Но в нём также была сила — та самая искра, которая могла помочь им в борьбе с Японией. Намджун знал, что у него есть обязанность защищать Чимина, даже если его король этого не понимал.       — Пак Чимин, — произнес он, подавая голос, когда омега приблизился. — Добро пожаловать в Чосон.       Чимин остановился, услышав мягкий, но уверенный голос. Взгляд омеги поднялся, встретившись с глазами мужчины, стоявшего перед ним. В этих глазах не было ни намёка на презрение или жалость — лишь искренняя доброта и теплота, которых Чимин не ожидал встретить на новой земле.       — Спасибо, — тихо ответил Чимин, почти шепотом, но в его голосе звучала сила, приобретаемая в долгие дни заточения.       Его сердце на мгновение дрогнуло. Перед ним стоял человек, чьё обличье и спокойная уверенность вселяли надежду. Высокий, с твёрдой осанкой и строгими чертами лица, Намджун был похож на воина.       Намджун смотрел на Чимина с любопытством и едва заметным уважением. Этот омега, несмотря на всё, что он пережил, явно не был сломлен — редкость среди тех, кто пережил столь тяжёлое прошлое. В его взгляде чувствовались как горечь утрат, так и затаённая сила, которой хватало, чтобы сдерживать эмоции.       — Я провожу вас, — сказал Намджун, слегка кивнув, предлагая Чимину следовать за ним.       Чимин не ответил, но его глаза напряжённо следили за каждым движением генерала. Он шёл рядом, тихий, как тень, но его осанка и взгляд выдали желание остаться независимым, даже в этом новом, враждебном мире.       Проходя мимо первых строений столицы, Чимин украдкой оглядывался, впитывая атмосферу, которая казалась и чуждой, и прекрасной. Вдалеке поднимались стены дворца — его нового «дома», который уже предвещал тюрьму, несмотря на пышность и величие. Всё напоминало о том, что ему придётся стать частью чужой игры, где его ценность была не более чем манипулятивной деталью.       Когда они наконец приблизились к дворцу, Намджун остановился и обратился к Чимину:       — Здесь, в Чосоне, всё может быть совсем не так, как вы привыкли. Но если проявите себя достойно, вы найдёте место среди нас, — сказал генерал, осознавая, что для Чимина каждая минута на корейской земле — это вызов. — И, возможно, даже больше, чем просто место.       

***

      Время в доме кисэн тянулось для Чимина мучительно медленно. Уже несколько дней он находился здесь, но так и не встретился с королем Чоном.       Дом, в который поселил Чимина Намджун, помимо него самого, населяли и другие люди — омеги короля. Они относились к Чимину по-разному. Некоторые смотрели на него с любопытством, другие — с опаской. Чимин с самого начала понимал, что реакция окружающих омег не будет благосклонной. Его происхождение как японца — пусть и не по его выбору — вызывало подозрения и скрытую неприязнь. Тот факт, что он стал кисэн короля Чона, добавлял ещё больше напряжения. Для этих омег он был чужаком, занявшим место, которое могло бы принадлежать кому-то из них.

Он был чужаком и им так и останется.

      Вечер наступил незаметно, окрасив небо над домом кисэн в глубокий фиолетовый. Устав от напряжения, царившего внутри, Чимин вышел в сад. Этот уголок казался единственным местом, где он мог остаться наедине с собой. Тишина окружала его, лишь лёгкий шорох листвы нарушал спокойствие.       Сад был небольшой, но искусно устроенный. В его центре находилось маленькое озеро, чья поверхность отражала тусклый свет фонарей. Вода тихо переливалась, создавая иллюзию бесконечного покоя. На её поверхности плавали листья лотоса, а среди камней у берега прятались крошечные лягушки, чьё редкое кваканье дополняло природную симфонию сада.       Чимин остановился у края воды, опустился на каменную скамью и взглянул на озеро. Вода отражала его лицо — усталое и печальное, но в глубине глаз всё ещё горела та самая искра. Он провёл пальцами по траве у ног, чувствуя её прохладу, и закрыл глаза, чтобы хотя бы ненадолго забыть об окружающем мире.       Тишина сада была почти осязаемой, наполняя каждый уголок этого места умиротворением. Небольшие фонари вдоль аккуратно выложенных дорожек отбрасывали мягкий золотистый свет, играющий на глянцевых листьях кустарников и кронах деревьев. Воздух был наполнен ароматами ночных цветов: жасмина, лилии и нежным привкусом хвои от сосен, стоявших немного в стороне. Луна, высоко на звёздном небе, бросала свой холодный свет на всё вокруг, делая сад похожим на живую картину — грациозную, но слегка трагичную.       Чимин, стоя у кромки озера, казался частью этого пейзажа. Свет фонарей и луны играл на его волосах, которые мягкими волнами спускались до плеч. Они напоминали тёмный шёлк, сотканный искусным мастером. Его одежда, хоть и простая, не могла скрыть утончённой красоты его фигуры. Драпировки из лёгкой, тонкой ткани едва колыхались на ветру, подчёркивая изящность его линий — узкие плечи, тонкую талию и длинные, грациозные руки. Однако даже в этом спокойствии был виден отпечаток тяжёлых дней: синяки, скрытые под тканью, и запястья, покрытые болезненными отметинами.       Когда Чонгук вошёл в сад, его взгляд сразу упал на Чимина. Омега, освещённый лунным светом, выглядел как призрак или видение — настолько красивым и одновременно отрешённым было его выражение. Чонгук невольно задержал дыхание. Ему, привыкшему к искусным кисэн и жеманным придворным омегам, эта простая, почти эфемерная красота казалась чем-то чуждым.       Взгляд короля скользил по лицу Чимина, словно он пытался запомнить каждую деталь. Его узкие, миндалевидные глаза были обрамлены длинными ресницами, отбрасывающими лёгкую тень на щеки. В них отражалась вся тяжесть прожитых лет, но одновременно горел внутренний огонь, который, казалось, никто не мог потушить. Его кожа была невероятно бледной, почти светящейся в ночи, как фарфор, но при этом она выглядела живой, будто тронутая кистью художника.       Чонгук остановился, ощущая, как в его груди поднимается раздражение. Он ненавидел это чувство: смесь восхищения и гнева, которая возникала всякий раз, когда его взгляд встречался с этим омегой. Даже его движения, лёгкие и плавные, как у воды, не оставляли равнодушным.       Одежда Чимина не могла полностью скрыть его изящество. Ханбок, хоть и скромный, был сшит из тончайшего льна и шёлка, который переливался в свете фонарей. Рукава его одежды были чуть длиннее обычного, ниспадая, как лёгкий поток воды, что добавляло его облику мягкости и непринуждённости. Воротник слегка расходился, обнажая изящную линию шеи, и это ненароком привлекало внимание.       Чимин погрузился в свои мысли, стоя у кромки озера. Но внезапно он почувствовал на себе чей-то взгляд. Тяжёлый, проникновенный, словно могущий разглядеть каждую трещину в его хрупкой броне.       Омега вздрогнул, резко выпрямился и медленно обернулся, опасаясь увидеть кого-то из омег или, хуже того, Намджуна с его проникающим взглядом. Но вместо этого его глаза встретились с глубоким, тёмным взглядом короля Чона.       На мгновение Чимин замер, как зверёк, застигнутый охотником. Его сердце забилось быстрее, а воздух вдруг показался холоднее.       Высокий и статный, Чонгук излучал непререкаемую силу и харизму, которая заставляла подчиняться без слов. Его фигура была идеальной комбинацией воинственности и королевского величия. Под широкими плечами угадывались мускулы, рельеф которых намекал на годы тренировок и сражений.       Его лицо было выточено из мрамора: чёткие скулы, сильный подбородок и выразительные черты придавали ему суровую красоту. Густые, тёмные брови выделялись на фоне гладкой кожи, придавая его взгляду властность и напряжение. Но главным украшением Чонгука были его глаза — глубокие, как ночь, миндалевидные, они казались бездонными и непроницаемыми. В них было нечто гипнотическое, и каждый, кто смотрел в эти глаза, не мог не ощутить, что его душу читают.       Тёмные волосы, слегка растрёпанные и подстриженные ровно, доходили до шеи и подчёркивали его юношескую привлекательность, но при этом не умаляли его ауры опыта и власти. Несколько прядей падали на лоб, смягчая строгую линию лица.       Чонгук был облачён в ханбок глубокого чёрного цвета с золотыми узорами, изображающими драконов и облака, которые переплетались по ткани, символизируя его статус короля. Ткань переливалась при движении, словно живое пламя. Его пояс был украшен драгоценными камнями, а на запястьях виднелись простые, но изысканные браслеты из золота.       Общий облик короля сочетал в себе сдержанную элегантность и непреклонную силу. Каждый его шаг был исполнен грации, а осанка выдавалась железной уверенностью. Он выглядел как человек, привыкший побеждать, и его присутствие заставляло окружающих невольно склонять головы.       Чимин стоял у кромки воды, пытаясь скрыть внезапно нахлынувшее волнение. Король Чонгук не спешил подходить ближе, но его присутствие было столь осязаемым, что омега чувствовал напряжение в каждом движении.       — Ты и есть Пак Чимин? — первым заговорил Чонгук. Его голос был низким и ровным, в нём чувствовалась ледяная сдержанность.       Чимин поднял голову, встретившись с тёмным, проникающим взглядом. Он пытался не выдать своей уязвимости.       — Да, Ваше Величество, — ответил Чимин, голос был тихим и напряжённым.              Король Чонгук пристально смотрел на Чимина, оценивая каждую его деталь — от осанки до едва заметного дрожания пальцев, которые омега пытался скрыть. Эта сдержанность, почти надменная, впечатляла Чонгука больше, чем он хотел признать. Взгляд Чимина говорил о выстраданной гордости, несмотря на его обстоятельства.       — Ты выглядишь… иначе, чем я ожидал, — наконец произнёс король. Его голос был нейтральным, но в нём чувствовался скрытый интерес.       Чимин поднял взгляд, его глаза встретились с глазами Чонгука. Он почувствовал, как его сердце ускоряется, как на лезвии ножа. Король явно ожидал от него чего-то — подчинения или хотя бы покорности. Но, вопреки страху, омега нашёл в себе смелость держать этот взгляд.       — Надеюсь, Ваше Величество не разочарованы, — тихо ответил Чимин. Его голос был мягким, но в нём звучала скрытая решительность.       На лице Чонгука мелькнула едва заметная улыбка, скорее насмешливая, чем искренняя. Он сделал шаг ближе, и Чимин ощутил, как воздух вокруг стал плотнее, как будто сама природа замерла в ожидании.       — Разочарован? — повторил Чонгук, внимательно разглядывая лицо Чимина. — Не совсем. Скорее, заинтригован.       Слова короля прозвучали как вызов, но в них не было откровенной враждебности. Они напоминали о том, что перед Чимином стоял не просто мужчина, а человек, привыкший к абсолютной власти. Чонгук явно хотел проверить, как далеко может зайти этот чужеземец.       Чимин осторожно поднял взгляд. Его сердце колотилось, но он пытался сохранять самообладание. Слова вертелись на языке, но задавать вопрос королю, да ещё и в столь рискованной форме, было дерзостью. Однако внезапный прилив смелости, вызванный, возможно, усталостью от страха, подтолкнул его вперёд.       Он слегка наклонил голову в знак уважения, но его голос прозвучал твердо, почти упрямо:       — Ваше Величество, — начал Чимин, тщательно подбирая слова, чтобы не показаться дерзким, — Разве не пристало королю быть в своей резиденции в столь поздний час, а не здесь, в доме кисэн?       Вопрос повис в воздухе, словно неожиданный вызов, заставляя ночной сад замереть. На лице Чонгука мелькнула тень удивления, сменившаяся лёгкой усмешкой. Король не привык, чтобы с ним разговаривали столь открыто, а уж тем более задавали подобные вопросы.       Чонгук сделал ещё один шаг вперёд, сократив расстояние между ними. Он посмотрел на Чимина сверху вниз, его взгляд был одновременно суровым и изучающим, но в уголках губ мелькнуло что-то, напоминающее интерес.       — Ты осмеливаешься спрашивать короля о его намерениях? — произнёс он с опасной ноткой в голосе.       Чимин почувствовал, как его дыхание замерло, но он не отвёл взгляда. Его тело инстинктивно напряглось.       — Простите мою смелость, Ваше Величество. Я лишь удивлён, что такой важный человек, как вы, тратит своё время на столь малозначительного омегу, как я, — ответил Чимин, не давая своему голосу дрогнуть.       Чонгук наклонил голову, внимательно разглядывая его, словно пытаясь понять, откуда в этом хрупком теле берётся такая дерзость. Едва заметная усмешка искривила его губы, но глаза оставались холодными, как лёд.       — Ты удивляешь меня, — тихо, почти шёпотом, сказал Чонгук. В его голосе был металлический оттенок, заставляющий дрожать даже самых храбрых. — Такая дерзость… и такая невинность. Ты прекрасно знаешь, зачем ты здесь.       Чимин сжал пальцы в кулак, но старался не выдать своих чувств. Внутри него разгорался страх, но он не позволил себе опустить взгляд.       — Неважно, насколько ты храбр или как искусно ты притворяешься невиновным. Ты здесь не по своей воле, и я знаю, кто тебя прислал. Император Ким думает, что сможет играть в свои игры, пользуясь тобой как разменной монетой, — проговорил Чонгук.       Чонгук сделал ещё шаг, почти вплотную подойдя к Чимину. Их взгляды встретились, и Чимин почувствовал, как воздух между ними стал напряжённым.       — Император Ким своего не добьётся, — продолжил Чонгук, его голос стал медленным и намеренным, словно каждое слово было выстрелом. — А знаешь, почему? — Чонгук наклонился ближе, его дыхание касалось лица Чимина. — Потому что я играю лучше.