Свобода начинается с иронии

Ровно с этого момента время понеслось с неуловимой скоростью, все больше и больше приближая заветное событие. Уже почти как год, Граф Полиньяк во главе правительства навязывает свое консервативное, реакционное мировоззрение, игнорируя палату представителей. Общественное недовольство росло. Франция не поспевала за высокими темпами развития индустриализации. Множество социальных и политических проблем выливались во вспышки недовольства Королем, которые все свое царствование упорно игнорировал уже существующую Хартию 1814 года, словом, ему хотелось быть абсолютным монархом. С этим была не согласна либеральная буржуазия, бонапартисты и пролетарские нижние слои населения, которые, к слову, терпели наибольшее бедствие. Это и многое другое, Перси узнавал на еженедельных революционных собраниях. Слушая рассуждения молодых либералов о свободе, равенстве и братстве, о свободе слова и печати, о влиянии на политическую жизнь государства, о том, насколько тяжело живется обычным рабочим и фермерам, Перси все больше убеждался в правильности своего выбора. Пора бы покончить с этим засильем земельной аристократии. И никакого «божественного права» короля нет, ибо нет Бога в стране, где люди продают одного ребенка, чтобы купить хлеб еще троим. Узнал Перси и о том, что борьба ведется на высоком уровне. И второго марта была проведена сессия палат представителей, на которой король открыто угрожал расправой всем, кто будет мешать его власти. В ответ на это, Ройе-Коллар, в качестве президента палаты, 18 марта отправил королю адрес, который подписал еще 221 депутат. Однако король медлили с ответом и только перенес сессию парламента на неопределенное время. На этих же собраниях Перси узнал и об Адольфе Тьере, главном редакторе газеты «National». Своеобразный Жан Поль Марат 1830 года. Идейный вдохновитель революции. Он же еще 1 января опубликовал, собственноручно написанную статью, в которой определялась её программа: верность династии Бурбонов, но при условии строгого соблюдения конституционной хартии 1814 года. Так как правительство Карла Х не обнаруживало ни малейшего желания соблюдать хартию, то уже в феврале 1830 года газета заявила о возможности кандидатуры герцога Орлеанского на французский трон; за этим последовал процесс и присуждение Тьера к значительному штрафу. Другая статья Тьера была написана в январе того же года и носила название «Король царствует, но не управляет» — принцип, скоро принятый сторонниками конституционной монархии как основа конституционного государственного строя. С этим, однако, не было согласно большинство из обитателей кафе «Аристократ», эти ребята требовали Республики, а не конституционной монархии и не хотели идти на компромиссы, не говоря уже о водворении на трон Луи Филиппа Орлеанского. — Сейчас нам остается только ждать, чем ответит король на заявления либералов парламента — говорил Антуан — и… и если он ответит не так, как хочется свободолюбивому народу Франции, то пусть попрощается со своего головой. — этот парень непременно срывал овации на всех собраниях, которые они посещали, что не могло не восхищать Перси. Де Жустит вообще последнее время ходил за ним по пятам, чуть ли не сдувая с Антуана пылинки. Что не удивительно. Потеряв свой нравственный и моральный идеал, который преследовал его всю жизнь, в лице старшего брата, Перси избрал себе нового кумира, которому старался соответствовать, у которого пытался учиться. Но без фанатизма. Опыт с Артуром научил его, что не всему стоит слепо верить даже своему идеалу, лучше все подвергать сомнению, чтобы потом не остаться в дураках. А еще он раз и навсегда распрощался с пресловутым "Де", приставкой, которая добавлялась к имени всей знати. теперь Перси презирал ее. Так и текли их будни. Ребята ходили агитировать рабочих и студентов, искали возможности раздобыть оружие, патроны и порох. Изучали карту Парижа, дискутировали о политических трактатах, которые прочли и спорили о политических предпочтениях голубя, которого притащил на одно из собраний Антонио, заявив, что это его новый друг. — Он точно республиканец. — констатировал Антуан. — По-моему, он скорее анархист. Посмотри только в его глаза. — сказал Антонио, пихая голубя прямо в лицо Антуану, от чего парень брезгливо отодвинулся в сторону — Эти черные глазки-пуговки видали некоторое дерьмо. — Так ладно, во-первых, у него в глазах нет ничего анархического, только жажда свободы слова и… и республики. А во-вторых, где ты вообще его достал? — Он упал на меня с небес. Ну или с крыши, я не знаю. Видимо бедняжку подрали кошки или дети. У него сломано крыло. — Ясно, у него сломано только крыло, но ты решил просто перебинтовать его всего. — Антуан скептически изогнул бровь. — Да, я же не знаю как правильно бинтовать крылья, а так он точно неподвижен и все нормально срастется. — Не знаю, не знаю… — О чем опять спорите? — спросил только вернувшийся Жан. — Я говорю, что Кастадиньян… — он указал на голубя — …Анархист. А Антуан говорит, он — республиканец. — Что ж… по-моему он ярый бонапартист. — высказал Жан свою точку зрения. — Я согласен с Жаном. Вчера видел, как голубь похожий на этого, клевал зерна, которые ему кидал какой-то граф. И тут завязался ожесточенный спор, каких свет еще не видывал. В ход шли самые изощренные аргументы, которые подошли бы и для заседания в парламенте, но увы, они были растрачены на Кастадиньяна. Который в это время мирно спал в гнезде, сделанном Тони специально для него. Перси даже удивился, что Антонио не кормит голубя изо рта, пережёвывая ему червяков, как это делают птицы-мамы. Однако этот политический поединок закончился ничьей, так как Жану и Перси нужно было идти на работу. Да, да, Перси нашел себе работу редактора в одной из популярных газет Парижа. Платили не много, но он и не привык шиковать, так что вполне обходился тем, что имел. Парень, на пару с Антуаном, снимал более дешевую и далекую от центра меблированную комнату, не пил так часто хороший кофе, не покупал себе новых сорочек, работал по 12 часов в сутки, зачастую без выходных, но чувствовал себя гораздо счастливее, чем когда-либо. Наверное, это и означает найти свое место. У Антуана тоже было не мало изменений в жизни. Он съехал из особняка, в котором жил с тетушкой, бросил университет и вплотную занялся организацией революции. Как ни странно, дышалось ему гораздо свободнее. И не только потому, что рана совсем затянулась и больше не требовались перевязки, но и потому, что теперь ему не надо было притворяться благочестивым сыном своих родителей. Не нужно было прятать свой «сучий» характер, под любезной улыбкой. Не надо было льстить лицемерным, высокопоставленным мразям. Теперь его соседом по комнате был Перси, а значит и не было времени грустить от одиночества, или терзать себя мыслями о том, как несправедливо устроен мир. В общем, жизнь пришла в более менее мирное русло. Не считая того, чем они все, рискуя, в прямом смысле, головой, занимались. Когда парни ушли, Антуан и Тони вновь остались наедине. Антуан сел за свои бумаги, а Тони решил побренчать на гитаре. С того момента, как Жан прервал их во время… кхм… перевязки, парни даже не пытались говорить о том, что произошло, хотя оба чувствовали, что просто так этот эпизод не даст себя забыть. Но Антуан, как всегда, боялся быть отвергнутым, а Тони даже и не надеялся на взаимность. Впрочем, он не оставлял попыток. — Не хочешь… ну, куда-нибудь сходить вечером? Антуан поднял голову от бумаг и вопросительно изогнул бровь. — Например, мы могли бы погулять на острове Сите. Погода сегодня отличная. — Не знаю, у меня много дел… — Понятно, в другой раз. — Ага. — ответил Антуан. Временами, он сам не понимал почему всегда отказывается от приглашений Тони, игнорирует его явные ухаживания, ведь… Антонио тоже нравился ему — Что ты играешь? — А? Да так, ничего, просто пришло в голову. — улыбнулся Тони. — У тебя здорово получается. — Хочешь я тебя научу? — Что? Меня? Нет, у меня не получится. Я только языком горазд молоть. — усмехнулся блондин. — Да ладно, чего тут сложного! Иди сюда. — Антуан, все-таки подошел к Тони и сел рядом с ним. Тони принялся объяснять ему ноты, принцип игры на гитаре, а потом отдал инструмент ему в руки и сказал просто попробовать. Антуан, так и не привыкший, что его чему-то учат, чувствовал себя одновременно неловко и блаженно, все-таки Антонио сидел совсем близко. Брюнет сел за спину Антуана, перекинув одну ногу так, что парень оказался между его ног, и взял его руки в свои, направляя их на нужные места. — Вот, а теперь играй. Я помогу тебе. — Хорошо. — сказал Антуан, делая первое неуверенное движение по струнам. Получалось из рук вон плохо, но, а чего вы хотели, не всем дано быть маэстро с рождения. — Тут просто нужна практика. — подбадривал его Антонио. Его подбородок уже лежал на плече блондина, потому что так лучше было видно. — Боюсь, я безнадежен. — улыбнулся Антуан, убирая гитару в сторону и несмело откидывая голову на плече итальянца, который в свою очередь обвил руки вокруг его талии. Так они и просидели несколько минут, не шевелясь и почти не дыша. — Ладно, мне пора… наверное. — Да конечно… — Антонио, нехотя расцепил руки и Антуан выбрался из теплых объятий. В след за ним поднялся и Тони. — Послушай. — внезапно сказал итальянец. — Что? — Просто… — Антонио встал рядом с блондином и взял его руки в свои, смотря в глаза, словно самый верный и преданный пес, но как и в прошлый раз не решился ничего сказать. Впрочем, слове здесь были не нужны, Антуан понял все и без них. Он медленно опустил вниз дрожащие веки, длинные, светлые ресницы отбрасывали необычные тени на его бледные щеки, Антонио просто млел от этой красоты, не смея пошевелиться, а потом Антуан решительно, как всегда, открыл глаза и посмотрел на Тони так, как не смотрел еще ни на кого. Это была смесь нежности, мольбы и нетерпения. Затем парень положил одну руку на лицо Антонио и, приблизившись еще сильнее, поцеловал его в чуть приоткрытые от удивления губы. Поцелуй получился довольно невинный и простой и Антуана резко отстранился. — Извини…я… наверное не должен был этого делать. Прости. — начал он сконфуженно оправдываться. — Нет, нет, нет, ну почему ты иногда такой идиот! — прикрикнул на него Тони, закатывая глаза — Я ждал этого с того момента, как впервые увидел тебя, солнце. Антуан тоже слегка усмехнулся. Да, иногда он и правда идиот. Тони решил, что стоит брать дело в свои руки, поэтому обхватил Антуана вокруг шеи и притянув к себе, по-итальянски, страстно поцеловал. В этот день они целовались так много, что ни о каких бумагах, революциях и матерях Антуан больше не думал. Парни чувствовали себя абсолютно счастливыми, в конец концов, что может быть прекраснее, чем видеть напротив зацелованные, покрасневшие губы и блестящие глаза любимого человека.