Свобода начинается с иронии

— Я сейчас был в кафе «Аристократ». Вы не представляете кого я там встретил… — И кого же ты там встретил? — пытаясь скрыть свое смущение, спросил Антуан. — Нашего давнего знакомого. Персиваля Де Жустиса. Жандарма! — голос Жана становился все выше — Я без понятия, что теперь делать! Как он вообще туда пробрался?! — Ч-что? Как… как он проник туда? — кричал на него Антуан, уже почти спрыгнув с кровати. — Я только что спросил тебя тоже самое! — Может хватит орать?! — перекрикивал их обоих Антонио — Этим мы себе не поможем. Я думаю, нам надо прийти в кафе и поговорить с ним, разузнать, что он там делает, что ему известно и так далее. А потом уже решать что делать. — Да, согласен. — сказал Антуан — Так чего же мы ждем? Помогите мне одеться! — Э, нет, дружище, ты еще не до конца окреп. Посиди-ка ты дома, мы сами разберемся. — Жан очень настойчиво стал направлять друга обратно в кровать. Антуан не шелохнулся с места и посмотрел на Жана, как на идиота — Тебе в какой-то момент показалось, что я спрашивал твоего разрешения? — спросил он самым невинным голосом, пуская из глаз недобрые искры. — Нет, но я за тебя беспокоюсь. Будет лучше… — Я сам знаю, как будет лучше. Уже достаточно здесь залежался. Я отлично себя чувствую, так что давайте уже выдвигаться. — безапелляционно заявил парень. Спорить с ним никто не решился, так что парни нехотя, но взяли с собой своего командира. В самом кафе было не очень много людей, однако в его задней комнате, служившей своеобразным штабом, люди толпились почти круглосуточно. Когда наша троица вошла, всю здешнюю публику сразу охватило радостное возбуждение. Почти все революционеры города, если и не были знакомы лично, то по крайней мере слышали об Антуане. И сейчас, узнав его, а не узнать его было довольно сложно, все принялись желать ему здоровья, спрашивали про самочувствие и просто были рады видеть своего кумира. Но Антуана и его сопровождающих нисколько не волновало, что говорят все эти ребята. Единственное, что было важно, это найти Де Жустиса. — Слышал у вас тут новенький. Де Жустис, верно? — Да-а, хочешь его увидеть? — Непременно! Где он? — Он вон там был. — указал мужчина на один из столиков, за которым и правда одиноко сидел чуть живой юноша и смотрел на пришедших парней. Антуан приказал собравшимся заниматься своими делами и тоже самое он попросил сделать Жана с Антонио, заявив, что «сначала сам разберется». Парень, все еще слегка прихрамывая, подошел к дальнему столику. — Я присяду? — спросил он у Перси. — Да, пожалуйста. Когда Антуан сел, парни еще несколько минут молча смотрели друг на друга. На этот раз первым не выдержал Перси. — Я рад, что ты жив. — Я тоже. — коротко ответил Антуан. — Меньше всего я тогда ожидал увидеть тебя на трибуне. — неловко полу-улыбаясь сказал Перси. На это Антуан ничего не ответил. Прошло еще несколько минут, прежде чем Перси снова подал голос. — Тебе… наверное интересно, что я тут делаю и как тут оказался? — В яблочко. А еще, чего конкретно ты хочешь. Думаю, тебе не обязательно было вливаться в наше общество, ты мог просто рассказать полиции, узнав адрес и пароль. — Это не быстрая история и… — У меня много времени. — Я не уверен, что ты поверишь. — Я попробую. — чуть замешкавшись ответил Антуан — Ради нашей дружбы…? — Хорошо. — и Перси принялся все рассказывать Антуану, все с самого начала, с момента как прибыл на площадь Согласия на митинг, про то, как ему было тяжело смотреть на него на трибуне, как он хотел помочь, когда увидел, что того подстрелили, но толпа унесла его, про то, как брат поручил ему расстрелять революционера, а Перси отказался, не забыл конечно и про свой душевный переворот, про то, как он пришел к тому, что не хочет выполнять преступные приказы, про то, как брезгует теперь монархией и многое, многое другое. Антуан слушал его с максимально непроницаемым лицом, в душе, однако, переживая все эмоции Перси так, будто бы это было с ним самим. Возможно, кто-то другой бы и не поверил в россказни Персиваля, ведь он едва ли мог подтвердить их вещественными доказательствами или привести свидетелей. Но, все-таки, они ведь тут не в суде находятся, верно? Любой человек при желании может найти в себе силы для веры и прощения, стоит только захотеть. В Антуане в этот момент боролись два «Я», одно Я понимало, что опасно вот так позволять жандарму поступать в их ряды, но с другой стороны, таких как Перси не мало. В последнее время все больше полицейских и жандармов примыкают к их стройным рядам борцов за Республику. Антуан и сам был на месте Перси однажды, пусть и не был жандармом. «Это был пасмурный, осенний день. Ему было лет семнадцать и он с одним из своих давних друзей ехал в карете, кажется, друга звали Базиль. Они возвращались с какого-то небольшого мероприятия, на каких обычно собирались все знатные молодые люди Парижа. Все было мирно, пока в один момент их карета резко не затормозила. Оба парня чуть не упали вперед, кое как удерживаясь на сиденье. — Какого черта ты творишь, Ришар?! — крикнул его друг кучеру, одновременно выскакивая из кареты. — Просите меня, мсьё, просто на дороге вдруг упал этот мальчик — он указал пальцем на пытавшегося подняться мальчишку, примерно тех же лет, что и Антуан с Базилем. Антуан только успел выйти из кареты, как его друг стремительно подошел к мальчику — Что ты тут валяешься, а?! Я к тебе обращаюсь, отребье! Отвечай, когда тебя Маркиз спрашивает! — И-извините, мсьё, просто с-силы оставили меня в самый неподходящий момент. Я… я не ел уже почти три дня… — Что ты там мелишь? Говори громче, чтобы я хорошо тебя слышал, или ты хочешь, чтобы я отрубил тебе голову?! — Н-нет… — Я. Сказал тебе. Говорить. Громче. — в бешенстве прошипел Базиль и с размаху пнул мальчика тяжелым сапогом в область солнечного сплетения. От сильного удара парня скрючило на мостовой, он болезненно захрипел. — Прошу прощения, мсьё… — второй удар пришелся на живот, третий в голову, а затем они беспорядочным градом стали осыпаться на парнишку. Его лицо уже с трудом походило на человеческое, это было просто грязно-красное месиво. Он только и мог, что изредка вскрикивать или всхлипывать, не смея даже надеяться на помощь. А зрителей к этому моменту собралось уже не мало. Люди подходили с разных сторон и пялились на это жестокое избиение, не вмешиваясь. Среди них был и Антуан, который с ужасом смотрел на это, не в силах сделать даже небольшое движение. Голос перестал его слушаться, дыхание сперло, сердце стучало, как во время сердечного приступа. Антуану казалось, что еще немного и он потеряет сознание. А между тем мальчик уже совсем перестал подавать признаки жизни. Его глаза были крепко зажмурены, он скрюченной в три погибели фигурой лежал в луже собственной крови, которая становилась все больше. На секунду Базиль остановился, видимо, чтобы отдышаться. И в это мгновение, о чудо! Парень открыл один глаз, который был меньше залит кровью и слабо оглядел всех собравшихся. Базиль заметил это. — Ах, свинка все еще жива? Так надо бы ее добить. — Базиль поднял с земли довольно большой и увесистый камень, намереваясь бросить его в парня. Мальчик в последний раз глянул на своего палача, прежде чем камень прилетел ему в голову. Звук ломающегося черепа был ужасен, но именно он вернул Антуану способность двигаться. Впрочем, что-либо делать было уже слишком поздно, кровь вытекала вместе с мозгами, глаза мальчика стали полностью красными, из безвольно открытого рта вываливался язык. — Только ботинки об него испачкал. У тебя есть салфетка, Антуан? Не плохо я его, а? — усмехнулся Базиль. Антуан посмотрел на него с ужасом и гневом, таким, какого он никогда не испытывал. Что было дальше он знает только с чужих слов. У Базиля была сломана челюсть и не доставало трех зубов, а у самого Антуана были разбиты костяшки. От тетки и воспитателей ему тогда досталось. А Базилю за убийство ничего не было. Как ожидаемо... и... несправедливо... В тот момент Антуан и понял, что скорее умрет, чем будет причислять себя к этому гнилому сословию. Он решил, что нужно что-то менять, и брать это нужно непременно в свои руки. Ночами ему часто снились и до сих пор снятся кошмары, от увиденного тогда. Никогда он больше не общался ни с кем из этой, якобы золотой, а по факту, гнилой молодежи. Со временем его злость и чувство тотальной несправедливости нашли свое отражение в республиканских ценностях и идеях Великой Французской Революции. Он пачками перечитывал Руссо, Вольтера, Монтескье, Локка и других либералов. Мечта вернуться к тому строю, но только сделать его лучше, завладела его сознанием и он приступил от теории к практике.» Антуан поверил Перси. Поверил, на свой страх и риск. Решил дать ему шанс, о чем и сообщил всем присутствующим.