Монохромный лес

– И что, правда ничего интересного не происходило? – прошелся по залу пусть и звонкий, но всё же отдающий лёгкой усталостью голосок Оли. Антон вновь взглянул на сестру, удивляясь тому, что маленькая непоседа, которая обычно готова была носиться до поздна словно ураган, нынче стала зевать и заваливаться на боковую раньше обычного. – Неа, всё так же, как обычно. Одни лишь скучные уроки и нудные задания... – С меньшим энтузиазмом отозвался брат, перебивая брошенную на пол пару семёрок. – Бито? – Бито, – подтвердил итог расклада сидящий рядом глава семейства. Четыре карты отправились к таким же, лежащим рядом рубашкой вверх.       В комнате царила теплая атмосфера, словно домашний уют и тепло горящего камина обнимал всех троих, заставляя забыть о серых буднях. Вечернее солнце пробивалось сквозь редкие облака и занавески, окутывало всё вокруг мягким золотом. Со второго этажа, слегка шумя, доносились звуки одного из тех сериалов, что так любила смотреть Карина. А здесь, на первом этаже, на белоснежном ковре нашли своё укрытие разноцветные карты, которые, казалось, сами по себе были полны скуки и однообразия. И между тем эти же самые карты хранили в себе маленькие тайны и обещания незабываемого веселья среди серого бытия. Оля, с горящими глазами, сосредоточенно перебирала свою маленькую стопку, словно искала в ней загадочное цыганское волшебство и магическую нить великих иллюзионистов. – И что, совсем-совсем ничего интересного не было? – всё не унималась Петрова-младшая, в слепой надежде выудить у брата хоть капельку интересных подробностей школьной жизни. Да и как же здесь не пытаться когда верный друг и рыцарь-брат молчит как партизан, а из всех развлечений - лишь приевшиеся мультфильмы, да жалкие потуги к рисованию, которые не могли даже соперничать с теми яркими картинами, которые рисовало воображение. – Ну такое, – Антон, всё ещё погружённый в свои мысли, пытался вспомнить прошедшие дни, и всё, что успело произойти за эти пару дней. В голове всплывали обрывки воспоминаний: уроки, скучные задания, мимолётные перемены, но всё это казалось таким приземлённым и незначительным по сравнению с тем, что происходило сейчас, в уютной комнате, наполненной теплом и светом.       Когда в последний раз они вот так вот сидели, играли в настольные игры и разговаривали по душам и ни о чём одновременно? В глазах сестрёнки всё светились искорки надежды, будто бы она искала в брате сокровища, зарытые в пыльных закоулках школьных коридоров. Она с любопытством разглядывала его, как будто искала ответ в его задумчивом взгляде, но Антон оставался молчаливым, погружённым в свои мысли, словно в безбрежное море воспоминаний, где каждый день был похож на предыдущий. – А это тебе на погоны, – вновь вклинился в незамысловатый разговор Борис. Несколько карт с алыми мастями и пёстрыми рисунками принца легли на пол, вызвав у девочки озадаченность и лёгкое недовольство. Маленькая ладошка сгребла пару картинок, поместив их в свой незамысловатый веер. Оля посмотрела на папу, после перевела взгляд на брата, оценивая шансы на победы, однако трепет от возможного шанса исчез почти незаметно. Антон, как и Борис, сидел с пустыми руками. – Поздравляю тебя с почётным званием старшины. Ещё немного, и до прапорщика дорастёшь... – Так не честно, вы наверняка мухлевали, – чуть обиженно произнесла девочка, надув губки. Оно и не удивительно - до этого они играли просто так, чисто скоротать время, но всё изменилась, когда сама же виновница игорного вечера решила добавить азарта и сыграть на желание. И как на зло, тем самым желанием было помыть посуду после ужина. Кто же мог подумать, что после ряда побед леди-фортуна отвернётся от своей пассии, ведя её на верный проигрыш. – Всё честно, – проговорил Антон, собирая карты в ровную стопку. – Пионеры всегда играют честно. Да, пап? – Верно, – вторил сыну Борис, самодовольно улыбаясь. – Но только если все за тобой внимательно следят, – подмигнул он, вызывая у Оли недовольное фырканье. Девочка снова посмотрела на карты, словно они могли ей что-то подсказать, объяснить, как же так вышло, что она оказалась в проигрыше. – Ну вот чему ты детей учишь? Недостаточно того, что в стране творится? – донесся со стороны лестницы привычно уставший голос матери с легкой недовольной ноткой. В пылу своей напряжённой игры все трое даже не заметили, что шум телевизора поутих; замолкли страстные изречения бразильских актёров и трагедия безответной любви канула в небытие, вслед за финальными титрами. Лишь голос Карины и натужный скрип последних ступеней лестницы заставил их отвлечься от своего незатейливого времяпрепровождения. – Да ладно тебе, Карин, делать всё равно нечего. Еда готовится, дела все сделаны... – Ну правда, мам. Мы же не на деньги играем, – проговорил Антон, поправляя карты в руках, как будто это могло убедить её в их невинности. – Да, просто игра на желание, – добавила Оля, стараясь изобразить на своём лице улыбку, хотя после последнего кона, внутри её терзали отнюдь не самые приятные чувства. Карина же, опираясь на перила, с недовольством покачала головой, но в глазах её мелькала искорка интереса, а губы чуть изогнулись в улыбке. Чего зазря ругаться. – Эх, ребята, знали бы вы, как ваша мама в молодости карты тасовала... – Неожиданно произнёс Борис, смещая вектор разговора в совершенно иное русло. – Помню, мы так и познакомились. Я, ваша мама, картошка и ещё с десяток ребят в чистом поле... – Ой, расскажи-расскажи... – Вновь голос Оли наполнялся лихим задором, а её глаза сверкнули, как у маленького котёнка, который только что увидел что-то невероятное. Карина же неспешно подошла к игорной компании, присаживаясь на ковёр и проговаривая "на меня тоже". – Когда же это было? – Борис слегка протёр ладонью подбородок и походя либо на одного из тех философов, что долгими вечерами сидят за камином и размышляют о сути бытия, либо на одного из "важных шишек", что обычно контролировали продавцов на рынках и разъездных коммерсантов. – Наша история началась ещё в 80-х, во времена великой олимпиады. Мы тогда с вашей мамой простыми студентами были, которые только-только школы закончили и в университет поступили. – Ну давай будем честными. Тогда я одна поступала - ты уже на втором курсе учился. – Поправила своего мужа Карина, беря с пола свои карты и раскладывая их в руке веером. Её голос звучал с лёгким упрёком, но в глазах светилась игривость, словно она была готова к очередной дружеской потасовке. – Да не суть важно... Нас, как и любых других студентов, отправили по осени на картошку, – продолжал Борис, его голос наполнялся ностальгией. – Говоря по-простому, это означало работать в полях. Советское воспитание, дети, оно ведь не только в хорошей учёбе заключалось, но и в труде на благо общества. – Мужчина взглянул на пару шестёрок, которые ему успели накидать во время незатейливого монолога, а после, оценив свои силы, продолжил с воодушевлением. – Ну и там, в тех бескрайних полях, среди рядов картошки, мы с вашей мамой и познакомились. Это произошло в первый же день, когда мы с ребятами, уставшие после рабочего дня, собрались в одной беседке, чтобы потравить анекдоты, поиграть на гитаре да и просто отдохнуть. А кое-кто, с собой на Стахановские работы, додумался карты привезти. Ну и не сложно догадаться, кем был тот заядлый любитель азарта... – Да ладно тебе, не такой уж я и азартной была. – Поспешила оправдаться Карина, однако по самодовольной улыбке главы семейства было понятно, что её попытки выглядеть невинной были крайне неубедительными. – Именно поэтому у нас пол группы кукарекала, прыгала и обезьян изображала? – Антон чуть прыснул смехом, а Оля, почувствовав, как в воздухе заиграла искорка энтузиазма, с нетерпением наклонилась вперёд, словно готовясь к прыжку в неизвестность. – Обезьян? – Да, было у нас несколько ребят, которым ваша мама наказала горилл изображать остальным на потеху. Смеху было... А потом ещё двое ей до конца недели свои вечерние сладкие булочки отдавали. Не по своей воли, но по принуждению карточного долга. Тогда, рядом с вашей мамой, даже вагонные каталы и близко не стояли. После второго дня с ней никто играть не решался. – А что насчёт тебя? – прозвучал голос Антона, однако на фоне задорного рассказа своего отца голос его звучал как-то бледно и глухо. – А я что, хуже остальных? И я с ней играл, бывало... – И что, победил? – продолжила незамысловатый допрос Оля. – Да какое там. Я же говорю - ваша мама похлеще любого жулика была. Карты только так тасовала. Поэтому не пересчитать сколько раз я с остальными кукарекал, за цветами бегал и отжимался. – Но однажды, всё же, и ты победил, – Проговорила Карина. Её голос наполнился нежностью и некой лёгкостью, как будто она вновь переживала тот момент, когда их юные сердца впервые столкнулись в игре, полной азартной искры и беззаботного веселья. А Борис, словно вспомнив о каком-то сокровенном моменте, слегка усмехнулся и начал рассказывать дальше, погружая всех в атмосферу того далёкого вечера, когда всё казалось возможным. – Да, победил. Пусть перед этим пару дней я в сухую проигрывал, но в один вечер удача наконец улыбнулась мне. И, как не сложно догадаться, на сей раз был мой черёд загадывать желание вашей маме. – И что же ты загадал? Неужели поцеловать тебя? – вновь подалась верёд Оля, её глаза сверкнули любопытством, словно два маленьких огонька, освещающие тёмный уголок воспоминаний. – Неа, кое что гораздо лучше. – Борис по-загадочному улыбнулся, мельком бросив взгляд на Карину, а после чуть наклонился в сторону дочки. – Ваш папка заставил меня гоняться по полю и думать, что же ему такого приготовить... – Оборвала интригу хозяйка дома. – Вроде выиграла свободный день, а по итогу потратила его на то, что бы уговорить поварих в столовке разрешить мне готовить после ужина. Так ещё поди придумай чего такого можно сделать, когда на руках одна картошка. – С лёгкой улыбкой произнесла Карина. На лице её вновь сияла улыбка, словно не было тех бесконечных ссор и недопониманий; словно время двинулось вспять, в те годы, когда она, как и все члены семейства, были счастливы. – Мне на следующий вечер подали жареную картошку с мёдом... – продолжил он, голос стал чуть тише, как будто мужчина делился чем-то очень личным. – Столько лет прошло, а этот вкус до сих пор помню. А ваша мама так и не рассказала, где она мёд в чистом поле раздобыла. – Вот так мы и познакомилась...       Рассказ продолжался так же, как продолжалась и игра. Борис с Кариной всё вспоминали отдалённые детали тех вечеров. В их воспоминаниях оживали яркие картины: шёпот ветра на бескрайних полях, запах свежескошенной травы, смех друзей, раздающийся на дискотеке, где музыка звучала так громко, что казалось, будто сама земля пульсирует в такт. Вспоминали одногруппников, как каждый новый день начинался и заканчивался звуком горна.       Но в отличии от Оли, Антон уже во всю летал в глубине своего воображения, представляя себя на их месте. Его фантазии рисовали яркие образы: он, уже совсем взрослый мужчина, сидит на таком же ковре, окружённый своей семьёй, и рассказывает детям о том, как они познакомились с их мамой. Слышит, как они смеются, как глаза их сверкают от удивления, когда он делится историями о своей молодости; о далёкой деревушке, спрятанной средь сосновых лесов; о таёжной сказке и загадочных существах, бродящих в ночи; о полётах к звёздам бок о бок с рыжей плутовкой...       В его воображении всё было так ярко и насыщенно: он мог почти почувствовать мягкость ворса, тепло батареи, услышать смех, который заполнял дом, и увидеть, как они все вместе собираются за столом, делясь историями и радостью. Антон мечтал о том, как однажды и он станет частью этой истории, как создаст свои собственные воспоминания, которые будут тёплым воспоминанием согревать его в холодные дни.       За окном давно смерклось, по земле неспешно распространялась тьма - бесконечная, всеобъемлющая и всепоглощающая. С закатом она росла и крепла, как растёт и крепнет росток из семечки под взором солнца. Однако за стеклянной преградой множилось то, что пугает людей, то, что заставляет их шальную фантазию рисовать самые разные образы. Однако для Антона всё было наоборот. Юноша всё чаще обращал свой взор туда, где ветер, словно таинственный шёпот леса, проносился по пустому полю, неся с собой морозный аромат хвои и свежести, сладости и свободы. Он надрывно завывал в щелях, как призрак, словно уговаривая школьника вновь выйти на улицу. "Идём, там веселье, там твои друзья - настоящие друзья... Там Алиса..." – проносилось в голове парня. И Антон из последних сил держал себя, что бы не встать с пола и не отправиться туда, куда его призывал шепот. Хотелось вновь отправиться к кромке леса, прыгать выше сосен и смеяться так, что бы слышала вся округа.       Прошло несколько дней с тех пор, как он не виделся с Алисой. Пожалуй, хотелось не столько окунуться в объятия ночи, сколько вновь почувствовать под своими руками хорошо знакомое тепло, ощутить на губах приятную сладость, а вслед за этим и гул живого сердца.       Антон снова и снова ловил себя на мысли, что стоит только сделать шаг за порог, и мир вокруг него изменится. Он представил, как бы это было - захватывающе и волнительно - выскользнуть из дому, вдыхая свежий морозный воздух, и почувствовать, как каждый вдох наполняет его энергией.       Но увы, придётся подождать предстоящей ночи, утра или следующего вечера. Нравится ему то или нет - очередное правило, воздвигнутое им же самим. А иначе как объяснить родителям свою пропажу? Да и сможет ли он что-то сказать, глядя в пол, пока на него, как из грога изобилия, будет литься гневная речь двух взрослых, повидавших жизнь людей.       Но ведь этого никогда не случится? Ведь то всего лишь мысли - бесплотные и несбыточные...

***

      Темнота... Она быстро сгущалась над миром и столь неохотно сходила с посёлка, что иной раз, идя по знакомой тропинке в школу, Петров задавался вопросом - а не вышел ли он настолько рано, что утро всё ещё не наступило.       Сквозь морозный воздух, словно аура древнего духа, что вызвал старик-шаман, пробивался призрачный свет, что окрашивал заснеженные деревья в нежные пастельные и серебристые тона. Вокруг, как и всегда, раскинулась тайга - величественная и загадочная. Её сосны, подобно стражам давно забытого королевства, стояли укутанные в белоснежные шубы, а их ветви, тяжело гнувшиеся под грузом снега, отбрасывали тени, растянувшиеся на снегу бесформенными кляксами.       Антон шагал по тропинке, покрытой свежим снегом. Лёгкие наполнялись холодом, который пробуждал в нём одновременно желание двигаться дальше и остановиться, что бы вдохнуть полной грудью - избавиться от той духоты, что царила в деревянном домишке.       Антон остановился на мгновение, чтобы насладиться этой атмосферой. Слегка прикрыл глаза, сделал небольшой шажок вперёд, потом более уверенный, следом прыжок. Однако взлететь хоть насколько-либо не получилось. Ещё в вечер понедельника он старался вновь броситься к верхушкам сосен, но если полёт и удался, то максимум на пару метров. Словно реальность серого и однообразного бытия попросту изгоняло ту тонкую вуаль магии, что вереницей ярких образов тянулась с прошлой ночи.       Однако помечтать ещё немного Антону не позволили, нагло вырывая из мира грёз столь ясным, реальным и пугающим криком. Антон резко обернулся, его сердце забилось быстрее. Как гром среди ясного неба вновь прошёлся этот вопль средь сосен, застревая в подкорке сознания юноши. Сперва звонкий, полный боли, через пару мгновений он прозвучал более глухо, навзрыд.       Ещё мгновение и вопль прекратился, однако тревога и гул под рёбрами никуда не делись. Здравый разум подсказывал парню делать ноги, и как можно скорее. Он ведь не герой типичного боевика, вроде "Рэмбо". Всего лишь простой школьник.       А после крик вновь повторился. Звонкий, ясный - женский. Даже, правильнее сказать, девичий. И вслед за тем что-то коротнуло в разуме мальчишки. Зазвучал новый, слабый голосок. "Иди, посмотри, что произошло" - повторял он, подстрекая Петрова в противовес здравом смыслу углубиться в чащу. Туда, откуда в перемешку с болезненным стоном звучал звонкий голос.       Под ногами вновь заскрипело. Казалось, сама природа не хотела, что бы юноша узрел нечто ужасное, предостерегая его от того, что ждёт впереди. Идти стало в разы труднее - снег затягивал ботинки, подобно болоту, нехотя отпуская их при каждом шаге. Морозный воздух стал ещё более холодным. Деревья вновь становились непроходимым частоколом, как и в первые дни пребывания в этом месте.       И чем дальше он проходил по этому острию ножа неизвестности, тем всё больше видел перед своими ногами различные следы зверей, перья птиц и поломанные ветви на нетронутом ледяном насте. Крик же начинал затихать. Он уже не бил по ушам, потерял свою звонкость и былую ноту ужаса, оставив вместо себя лишь сдавленный стон вперемешку с хрипами. А вместе с тем начинали доноситься и другие звуки - низкие, угрюмые, словно предвестники беды.       Поляна... Антон и сам не заметил, как вышел к небольшой опушке посреди лесного массива. Деревья покорно расступились, точно несколько минут назад не пытались остановить любопытного мальчишку, а стоящий рядом кустарник кое-как скрывал непрошенного гостя от посторонних глаз. Оно и к лучшему. Вновь удача благоволила ему в погони за истинной.       Там, в десятках метров от него, метались из стороны в сторону беспокойные тени. Словно возродившиеся наяву монстры из его кошмаров они перебегали с места на место, утробно рычали, толкались и кучковались поодаль... Во мраке сверкали их глаза, подобно десяткам огней в ночном лесу, полным необузданной силы и голода, жаждущими чего-то, что могло бы утолить их ненасытный аппетит к страху.       Почему-то именно сейчас пронеслась в голове незамысловатая фраза Алисы, когда они только-только встретились: "а может, у кого-то просто воображение разыгралось?" Однако сейчас не было никакой шальной игры яркой фантазии, лишь жестокая и до чёртиков пугающая реальность, в которой жизнь и смерть пересекались в сумраке зимнего утра, оставляя в воздухе горький привкус неизбежности.        А в следующий миг, казалось, земля ушла у Петрова из под ног. Одна из теней, промелькнув совсем близко, словно почувствовав присутствие чужака на своей территории, резко обернулась. В сторону школьника упал взгляд, полный голодного любопытства. Антон замер. Время остановилось. В воздухе повисло напряжение, и, казалось, весь лес затаил дыхание, ожидая, что произойдёт дальше. Кровавая расправа или всего лишь злая шутка госпожи-фортуны.       На поляне, как на королевском пиршестве, волки всё продолжали метаться в бешеном припадке. Они то сливались в единое, то разбредались в стороны, то вновь сбивались в кучу, разбрасывая своими телами снежные комья. А в центре, словно ритуальный костёр средь шаманского круга, лежало тело. Испачканное, обезображенное и в разорванной одежде. Отвратительная сцена, видеть которую школьник бы не согласился ни под какими условиями, однако что-то попросту не позволяло Антону отвести взгляд, хоть сердце и колотилось в унисон с ритмом этой безумной сцены. Он видел, как острые зубы разрывают плоть, как кровь, яркая и алая, расползается по снегу, превращая его в красное месиво. Вокруг раздавались утробные рычания, смешанные с хрипами и воем, наполняя воздух звуками, от которых уже у самого юноши сводило узлом живот.       Антон стоял, как завороженный, наблюдая за этой жуткой симфонией смерти и дьявольским пиршеством. Однако было в нём что-то не то - свой неровный мазок кисти на идеально расписанном полотне. Точно удар молота по наковальне в глухой тишине раздался кашель - хриплый и сдавленный. А после меж сосен, совсем неподалеку от стаи пронеслось сизое облачко дыма. Юноша присмотрелся туда, где кроны древних исполинов скрывали ещё одного непрошенного гостя. Тёмный силуэт человека стоял к нему спиной. В тёмной одежде, похожей на ту, что сохранилась ещё со времён колхозов. Не Хозяин - слишком низкий для него. Он просто стоял и курил, глядя на то, как в муках умирал человек, словно это было обычным делом, лишь частью повседневной рутины. Просто не мог не наблюдать, не мог не услышать того, что происходило под самым носом.       Снег надрывно заскрипел. Человек, точно насладившись зрелищем, неспешно пошёл в сторону, проходя мимо зверья, как ни в чём не бывало; словно ничего особенного и не происходило. Сквозь гам лесной своры вновь послышался хрипловатый кашель, а следом в сугроб полетела тлеющая сигарета. Да и волки, продолжая свою зловещую пляску, не замечали прохожего, будто он был лишь призраком, размытым в тени.       Антон отвернулся, облокачиваясь на ствол дерева. Ноги его дрожали, поддавшись страху, так же, как поддалось и сердце. Однако Петров уже перестал ощущать тот дикий ритм, который отбивался в его груди, наоборот, грудь сжимало в железных тисках. Нужно было уходить, и как можно быстрее. Перспектива стать продолжением завтрака звучала отнюдь не будоражуще.       Юноша повернулся и, не раздумывая, зашагал в обратном направлении. Однако ватные ноги не слушались, и каждый шаг - казалось бы, такая обыденность - напоминал борьбу с самим с собой, со своим страхом... Снег под ногами захрустел, протестуя против его бегства. А лес вокруг него, который когда-то казался столь знакомым и уютным, вновь напоминал живое существо: деревья шептали, ветви скрипели, цеплялись за его одежду, в тщетных попытках удержать и не позволить уйти из тёмного лабиринта.       Однако совсем скоро горизонт, преграждённый тёмным частоколом, начал светлеть. Следом замелькали огни посёлочных фонарей, как звёзды на тёмном полотне, наконец пробившиеся сквозь серую пелену облаков. Всё ещё далёкие, они манили его к спасению... Школьник ускорил шаг, преодолевая последние метры. А после и сам лес расступился, выпуская того из своих тёмных объятий.

***

      Очередной учебный день проходил в своей обыденности, которую, буквально прошлым вечером, описывал Антон Оле: приди в класс, выложи всё, реши примеры, столь любезно предоставленные учителем и, ежели повезёт, соизволь ответить у доски ради заветной оценки. Скука смертная, но куда деваться.       Начинало светать. Сквозь пыльные окна пробивались первые лучи, кое-как хватаясь за подоконники и крайние парты. Рассвет - прекрасное явление, за которым Антон любил наблюдать ранними летними утрами: яркий, тёплый и волнительный. Сейчас же он больше напоминал неумолимого художника, который рисовал картину из серых будней. Монохромное небо, скучная тишина и учебники - разложенные на парте - изношенные и повидавшие ни один десяток хозяев, пережившие множество таких же дней, наполненных однообразием и рутиной. Да и как могло быть иначе, если очередной урок начинался с изъезженной фразы: "убираем всё со стола и готовим двойные листочки!".       Звонок, наконец, раздался, как спасительный сигнал, и класс наполнился шумом, словно стая птиц, взмывающих в небо. Их голоса смешивались с тихим шепотом учителей в коридоре. Но для Антона это был лишь фон — белый шум, который не позволял сосредоточиться на своих мыслях. Неудивительно, что та тонкая грань волшебной ночи испарилась так внезапно, растаяла, как снежок, брошенный в кипяток. А между тем в мыслях бродил образ странного человека, встреченного утром. Волки и их жертва -куда ни шло, но вот тёмный образ...Кто или что это было? Кем был тот человек и что со всем этим делать? Рассказать или промолчать... – Тохич, алё, на! Ты живой? – пронесся под самым ухом шепелявый голос, от чего юноша непроизвольно вздрогнул и повернулся. На соседнюю парту присел в своей горделивой манере Бяша, натягивая на лицо свою фирменную улыбку. – Да, живой, – ответил он, стараясь скрыть не то усталость, не то недовольство. Голос прозвучал глухо, словно он только что вышел из тумана. – Чего тебе? – Тут дело такое, – Игорь провёл рукой по волосам, хоть как-то усмиряя взъерошенное подобие ирокеза. – Надо учебники перетащить, а Ромыч заболел. Я тут один ну никак не осилю... – Антон перевёл взгляд туда, куда указывал бурят - на учительский стол. Стопка толстых учебников и впрямь казалась не из самых лёгких, однако вновь заделываться в грузчики особого желания не было. – А кого-нибудь другого спросить? – Да кого? Все пацаны разбежались, как девчонки, на! Только девчонки и остались. – Бяша присвистнул, что, скорее всего, должно было звучать как смешок. – Да ладно тебе, Тохич, не злись, я же уже извинился за всё случившееся. Да и тут считай помощь не столько мне, сколько классу. Пионер он же это, того... – мальчишка повертел ва воздухе рукой, вспоминая продолжение фразы, а после вздёрнул её ко лбу, улыбнувшись на столько, насколько был возможен. – ...всегда готов и все такое...       Антон вздохнул, чувствуя, как его нерешительность начинает уступать место безразличию. В конце концов, учебники перетащить - это не мешки с цементом ворочать. – Ладно, – сказал он, вставая с парты и потирая затекшую шею. – Пойдем, помогу.       Шум в коридоре нарастал, как буря, и сегодняшним днём каждый звук казался Антону слишком громким, слишком навязчивым. Однако до беззубого одноклассника, который подобно ракете шагал вдоль классов и о чём-то активно разговаривал, всей этой какофонии было как до луны пешком. Но даже в этом хаосе, в этом вихре юношеской энергии, Антон чувствовал себя отстранённым, словно наблюдая за происходящим через замыленную призму.       Он даже не сразу понял, как вместе с бурятом дошёл до нужного кабинета и оставил учебники на учительском столе. Толком не понял, как согласился на какое-то предложение Игоря, услышав в ответ: "замётано, тогда после роков у входа!". Не заметил и того, как этот же самый Бяша, такой громкий и идущий нога-в-ногу с Антоном, неожиданно пропал в полупустом коридоре, оставив юношу совсем одного.       Вернее говоря, почти одного. Что-то коснулось юношеского уха. Совсем лёгкое и мелодичное, нежное и до боли знакомое. Словно шепот над самой шее, что опалял чувствительную кожу жаром непринуждённого дыхания. Что это были за слова - его собственное имя или какое-то приветствие - юноша не разобрал, однако взгляд метнулся к окнам, заприметив того, кто с необычайной лёгкостью вывел его из сумрачных раздумий...

      ***

– И почему нельзя попросить мальчишек их донести? – Ну ты же знаешь, Поля, они же у нас не-жен-ки, – процедила сквозь зубы староста класса. – А те, что ещё хоть на что-то способны, итак уже учебники таскают. – Полина лишь неодобрительно хмыкнула. Её взгляд скользнул по коридору, где мальчишки из младших классов, смеясь и толкаясь, уносились прочь, оставляя позади лишь эхо своих шагов. Была ли она довольна сложившимися обстоятельствами или нет - особо никого не интересовало. Реальность имела свои планы и активно их реализовывала, заставляя двух отличниц в который раз тащить из класса изобразительного искусства незамысловатые комплекты для черчения - стопку тонких тетрадей, в которых было описаны все правила правильного чертежа, и чуть больше по величине стопку наборов всевозможных циркулей.       Конечно, можно было попросить о помощи кого-то ещё, тех же одноклассников, например.Жаль особым усердием и тягой к помощи они не отличались, уходя из кабинета со звонком чуть ли не в числе первых. Игорь с Антоном относили учебники, Пятифанов не объявился, а Бабурин и того пропал... Приходилось смириться, терпеть и делать всё самим. – Да и не так уж всё плохо, могло быть и хуже... – Тяжелее, например, – поддержала мысль старосты Морозова, представляя себя с одноклассницей на месте двух мальчишек с весомыми охапками толстых учебников.       Перемена. Сквозь общий гам слышался монотонный цокот каблучков и редкое хихиканье. Мимо проплывали кабинеты и неприметные тупички - тихие и приглушённые, скрывающие свои секреты и сокровенные тайны. Полина и Екатерина двигались вдоль длинных витков коридора, стараясь не споткнуться о собственные ноги, изящно лавируя между пробегающей малышнёй, которая, словно ветер, проносилась мимо, оставляя за собой шлейф смеха.       Под ногами приятно поскрипывало дерево, а в воздухе мелькали частички пыли. Но отчего-то всё казалось таким тусклым: стены, обшарпанные и выцветшие; пол, где виднелись следы от обуви, и вид за окном с его серыми облаками, что нависали над посёлком, как тёмные предвестники. Даже хоть какая-то радость от школы, которая зиждилась ранним утром, затмевалась чувством тяжести и усталостью, как тень, простирающаяся на закате. – И вот так... – Катя сбавила шаг, заметив, что Полина остановилась в паре метров позади. Она стояла неподвижно, уголки губ чуть приопустились. Взгляд был устремлён куда-то в сторону. Смотрела неотрывно и словно с какой-то досадой.        В углу учебного крыла, чуть запрятавшись возле окна у растений, стоял белобрысый парень, в лице которого Смирнова признала Антона. Однако стоял он не один, а с какой-то девушкой. Пусть она с одноклассницей и стояла в добрых десятков метров от них, однако даже так было понятно, что незамысловатая парочка о чём-то увлеченно беседовала, смеялась и сияла на картине общей серости. А после произошло то, чего Катя никак не ожидала увидеть... Не планировала, уж точно. Змеиное сердце неприятно гукнуло, словно кто-то вонзил в него острый шип, но на лице мимолётом промелькнул довольный оскал, стоило паре кратко поцеловаться.       Под самым ухом раздался знакомый цокот каблучков. Скрипачка пропархала мимо столь быстро, что Смирнова чуть не упустила её силуэт за поворотом...       Очередной урок. И казалось бы - черчение - предмет, за которым время в пылу сосредоточённой работы ускользало, как песок меж пальцев, теперь тянулось бессовестно... Предательски долго. Карандаш юлой вращался между женских пальцев, а на черновом листке вырисовывались всевозможные картинки, ва то время как на основном не было и половины необходимой детали. Сколько прошло времени с того момента, как Полина вышла? Пару минут или больше?...       Дверь класса вновь неприятно скрипнула, беззвучный коридор наполнился цокотом каблучков и шагами - неспешными и размеренными. Смирновой некуда торопиться - идёт, словно на траурной процессии, горделиво вышагивая мимо окон и проводя ладонью по подоконникам.       И вот что-то послышалось в оглушающей тишине - совсем лёгкое шмыганье и тихий голос. Будь сейчас перемена, Катя вовек жизни не услышала их, не смогла бы различить средь общего гама, однако сейчас всё слышалось отчётливо... даже слишком.       Глубокий вдох, такой же глубокий выдох. – Полина, ты чего? – произнесла девушка, подходя к одному из тупичков. – Всё в порядке? – одноклассница сидела на полу, прислонившись спиной к прохладной стене. Она ничего не ответила, лишь мимолётно взглянула в сторону звонкого голоска. Тонкие пальцы подрагивали, держась за колени, контуры которых чётко вырисовывались сквозь белые колготы. Тёмные волосы, что буквально на прошлой перемене были аккуратно уложены, теперь беспорядочно спадали. – Эй-эй, ты чего, а ну иди сюда... – Катя мигом подбежала к однокласснице, по-товарищески приседая и кладя свои ладони поверх её, в тщетной попытке хоть как-то взяться за руки. Однако морозова лишь шмыгнула носом, продолжая держать себя за коленки и сдерживать в глазах мировую грусть. - Кто тебя обидел, говори быстро! – Всё в порядке. – Безэмоционально проговорила Полина, хотя сама не верила в эти слова. Грудь болезненно сдавливало, а в дрожащем голосе прозвучала явная фальш и натянутость. – Не ври мне. – Интонация настойчивая, но нежная. Не будь Екатерина школьницей - сошла бы за мать, что пыталась узнать у своей горе-дочки имя нерадивого одноклассниках, что посмел обидеть единственное чадо. Смирнова подсела поближе, сократив и без того небольшое расстояние. Нежные руки, едва уцепившиеся за краешек щёк, приподняли голову Морозовой без особого сопротивления. Противиться, избежать пронзительного взгляда изумрудных глаз у скрипачки сил не было, да и не хотелось. Уже ничего не хотелось.       В голове вновь мелькали сюжеты о том, чтобы быть рядом с Антоном; проносились идеальные сценарии их встреч. Что-то было в этом мальчишке, отличного от остальных. Сперва взгляд цепляла его необычная внешность - всё же не каждый раз в глухую, богом забытую дыру, приезжает беловолосый парень, не далёкий от науки и искусства. А после заинтересованность сменилась симпатией. Было что-то трепетное в том, что бы мимолётом смотреть на него на переменах или украдкой ловить на себе заинтересованный взгляд.       Не заинтересованный, как оказалось. Так, всего лишь дружеский, не более. Теперь все эти мечты разбились о реальность, и в сердце осталась лишь горечь и до глупости простой вопрос "почему?" – Это из-за Петрова? – по слегка впалым щекам, на коих до этого лишь тонкими нитями блестела кожа, заскользила пара слёз. Без всякого ответа было понятно, что с вопросом Катя угадала. Да и она сама прекрасно осознавала, что крылось за причиной "внезапного" выплеска эмоций. Оставалось лишь немного надавить, а после подобрать нужные слова и действия, направить бушующий поток в необходимое русло... Вылепить из них нечто новое и прекрасное, подобно Венере Милосской. А ведь и она некогда была не более чем куском мрамора.       Морозова молчала, уткнувшись лицом в колени, в слепой попытки скрыть слёзы. Не хотелось плакать, не хотелось быть слабой и казаться жалкой. Однако миру было плевать на это, балом правили иные законы. Да и от чего-то сдержать даже пару слез было той ещё задачкой. – Знаешь. – Нарушила молчание Смирнова. – Я понимаю, что ты чувствуешь. Правда, понимаю. Наверное думаешь, что же теперь делать и как дальше жить? Хах, я почему-то вспоминаю, как ты меня успокаивала, когда папа умер. Помнишь? – она лишь усмехнулась, присаживаясь рядом и облокачиваясь на стену. Спину обвеяло приятной прохладой. Ладонь с аккуратным маникюром водрузилась на острые колени скрипачки, поглаживая их, словно староста класса трепала волосы старого друга, знакомого ещё с самых ранних лет.       Полина непроизвольно взглянула на одноклассницу. – Помню. – Я это к чему? Как ты и говорила: кто-то уходит, а кто-то приходит... – А кто-то всегда рядом, – продолжила фразу, перебив одноклассницу, Морозова. Уголки её губ чуть дрогнули, но всё же приподнялись в совсем лёгком подобии улыбки. Да и слёзы больше не капали на чёрную жилетку. – Вот именно, – с задором проговорила Катя, устремляя взгляд туда, где в потёмках пробивался свет коридора. – Не знаю, хорошо это или нет, но мы ведь не можем заставить кого-то нас любить. Да и зачем, если честно? Ну не твой человек, зачем париться? – Она ненадолго замялась, вновь устремляя взгляд на одноклассницу, стараясь прочитать эмоции в голубых глазах. – Взять Антона того же. Согласна, мальчик красивый и умный. – Катя усмехнулась. – Мне он тоже понравился, откровенно говоря, но вот гуляет он не со мной или с тобой, а с какой-то левой девицей. Ну что нам, из-за этого сидеть здесь и плакать? Да ну его. Что у нас, мальчишек хороших мало? А? – Нет, много. Просто грустно, что всё так обернулось. Вот кажется - счастье у тебя в руках, а через мгновение... – Продолжать монолог девушка не стала, лишь махнула рукой в сторону, точно говоря "иди оно всё к чёрту". – Согласна, грустно. Но ладно, Поля, ну не судьба значит. И мне не судьба. Да и вообще, мир вокруг этого белобрысика одного не крутится. Так что давай приходить в себя, умываться и улыбаться. – Немного помолчала, подбирая слова. – Не стоит Антон твоих слёз... Другого тебе найдём, ещё лучше...

***

      Улица встретила Петрова знакомым морозом и гамом разбегающейся по домам детворы. С неба слегка ссыпался снег, оседая на лице ледяными иголками. Кто-то так же стоял на крыльце, перешагивая с ноги на ногу, стараясь не окоченеть, а некоторые особы и вовсе снимали шапки, хвастаясь перед одноклассниками своей стойкостью к холоду. Однако погода брала вверх и мигом оголённые уши покрывались розоватостью, а расстегнутые воротники вновь смыкались под напором стужи.       Антон и сам был бы рад отправиться поскорее домой, усесться перед камином и выпить добрую кружку ароматного чая, но увы. В пылу общения со Стасей он и вовсе позабыл расспросить Игоря о намеченном мероприятии, а как вспомнил - того и след простыл. Потому и пришлось стоять и ждать, когда бурят соизволит явиться. "А может это очередная шутка недоделанного хулигана?" – вопросительно твердило подсознание, вспоминая все неприятные встречи с одноклассником. Ну вот что он мог придумать хорошего? Наверняка очередная дурацкая шутка или того хуже. Сейчас отведёт в закуток, а там и Рома, и живой Семён, и все драчуны да хулиганы со всего посёлка. И будет Петрову Антону незабываемый марафон, и повторится всё как встарь... – Не заскучал? – прозвучал за спиной шепелявый, но звонкий голос. – Погнали, пока не продрогли, на! – одноклассник прошёл мимо, указывая рукой на забор, в котором зияла дыра. – Там быстрее будет. – Шагнул вперёд, как старинный проводник этих забытых земель, и Антон, не раздумывая, последовал следом. – А напомни, куда мы идём? – Мы идём развлекаться. – Бурят окинул попутчика оценивающим взглядом. – Да брось ты, не будь бабой, это ж просто так, для души! Чего бояться? Тем более, ты со мной.       Однако, как бы Антон не расспрашивал о мероприятии, чёткого ответа так и не последовало, от чего в душе всё равно роилось беспокойство. Что его ждёт там, непонятно где и непонятно с кем. И что за развлечение? Игра в ножечки или пресловутая монетка, после которой все костяшки будут избитыми? А может он звал пострелять по банкам из самодельного пугача, который может сдетонировать прямо в руке? Или того хуже...       Улица сменялась улицей, за домом проплывал дом, а за ним третий и четвёртый... Нескончаемой вереницей тянулись фонарные столбы и линии ветхого забора. Всё было однотипно - подобно той картине, которую он лицезрел каждый божий день или когда пробегал с лихим задором вместе с рыжей плутовкой в потёмках. Однако от последнего всё разительно отличалось.       Совсем скоро Игорь остановился возле пустыря. Сказать на что походило место, Антону было трудновато. В сравнении со всем, что он повидал в городе оно не шло ни в какое сравнение. На небольшом отдалении от вереницы домов, там, где начинали паутиной сетью тянуться тропинки и уходить к сгущающимся деревьям, разместилось нечто, лишь отдалённо похожее на аллею или парк. На пустом пространстве роились протоптанные дорожки, стояли лавочки и росли редкие берёзы вперемешку с заснеженными кустарниками. Пара горок, качели и разных размеров снеговики были единственными дополнениями этого скудного места. – Идём, – произнёс Игорь, направляясь туда, где в полукруге толпились мальчишки. Некоторые из них стояли в полукруге, склоняясь над головами тех, кто предпочёл сидеть на корточках; некоторые стояли в стороне, потягивая сигареты, кашляя и общаясь о чём-то своём. Странная картина, сумбурно напоминающая волчью стаю. Не хватало лишь окровавленного трупа посередине. Однако и этого хватило, что бы в горле Петрова неприятно заскрежетало чувство опасности. Начинало проступать беспокойство, а желание уйти домой было как никогда сильным. Пусть дома скука смертная и бывают скандалы, но хотя бы никто никого не был, а здесь... В голове проносились разные картины того, как эти самые ребята медленно обступают его, и вот неудачливый школьник становится тем самым окровавленным трупом в пиршестве волков, остановить которое сможет лишь чудо.       А Бяша наоборот преобразился - довольно улыбнувшись и что-то пробубнив себе под нос, уверенно зашагал в сторону толпы, активно маша руками. Зазвучали возгласы, ребята оживились. Многие встали, протягивая руки для приветствия, крепко пожимали ладони. Следом наступила очередь Петрова. И на его удивление, гоповатого вида детвора, не гнушающаяся в выражениях, поприветствовала его так же учтиво, как и подошедшего бурята. Один из парней с улыбкой протянул ладонь для рукопожатия, другой хлопнул Антона по плечу, с искренним энтузиазмом приветствуя новенького в своих рядах. – Тоха, ты когда нибудь в "Чику" играл? – прозвучал голос одноклассника сквозь общую суматоху голосов. Петров лишь недоумённо посмотрел на своего попутчика, перебирая в голове все игры, в которые когда-то играли его одноклассники. Заурядный покер, монетка, какая-то бура, правила которой он никогда не понимал, но это... – Да ладно, не парься, ща научим! – поддержал тему один из пацанов, заметив сконфуженную физиономию впервые пришедшего. – Тут всё равно от "Чики" немногое осталось, сам понимаешь, кто на какие правила горазд. Идём!       Впрочем, идти - это громко сказано. Так, всего лишь сделать пару шагов в сторону. Туда, где некоторые ребята всё ещё кучковались полукругом. В воздухе мелькали монеты-копейки, которые опадали на небольшую утрамбованную площадку к таким же монетам. Кто-то брал по две, по три, вновь подбрасывал их в воздух, клал монеты в общую кучу и недовольно ругался. Без всяких объяснений Антон смог разобрать лишь "банк" - кучку монет, вкладышей и всякой мелочи, лежащую в шапке возле толпы. Да и знать остальное было не обязательно. Играть он всё равно не будет: правил не знает, денег для этого нет. Да и если бы были - узнай родители об азартных увлечениях сына - непременно всыпят так, что он и без всякой волшебной ночи улетит прямиком до звёзд. – Короче, - вновь заговорил тот самый парень, что стоял возле Бяши и продвигал школьника к толпе поближе, – суть в том, что бы заработать на бросках монеты. Есть условное поле - оно обозначено красной верёвкой. Монета в не поля уходит в банк. Если попало на поле и достаточно близко, что бы дотянуться от неё до чужой монеты указательным и средним пальцем - забираешь все монеты в радиусе. Если нет, то нет. После ходит следующий участник. – А монеты кидают разные, это как работает? – Если кто-то хочет поднять ставку, – вклинился в разговор Бяша, вставая от одноклассника по правую руку, – то он может кинуть монету более высокого наминала. Остальные на один кон должны использовать номиналом не меньше. – А если таких нет. Ну, условно кидают по три копейки, а в кармане лишь по одной? – Это хороший вопрос... – Приятель Бяши потёр подбородок, а после сделал такой жест, который обычно делали "дружки", что бы их горделивую речь не услышали посторонние уши. – Если таких монет нет, то просто добрасываешь недостаток в банк. Либо кладёшь что-то, что бы покрыть долг. Считай, такой вот ал-я ломбард. – И как его получить? – почему-то задал вопрос Петров. В голове всё ещё была установка открещиваться от игры, быть всего лишь наблюдателем, но что-то всё равно цепляло его интерес, рождало азартный вопрос "а что если?". – Разыгрывается среди участников. – Ровно проговорил бурят. – Делаешь взнос в размере 10% от банка, играешь на выбывание. Выигрываешь - банк твой. Проиграл - соответственно теряешь деньги. Ну и каждые три круга номинал повышается. Тут либо всё, либо ничего.       Тем временем из незамысловатого круга вышло несколько ребят, потирая затёкшие ноги и очищая их от прилипшего снега. Кто-то из них доставал из карманов горсть монет, трепетно пересчитывая каждую в надежде зафиксировать плюс, другие же и вовсе недовольно фыркали, осознавая, что ближайшую неделю походы до ближайшего ларька переносятся на неопределённый срок.       Бяша ринулся вперёд, хватая за рукав одноклассника и таща того за собой. Однако довести его до игры не получилось. Руку быстро сбили, а ноги словно вросли в мёрзлый грунт. – Тохич, ты чего? Погнали сыграем. – Я пас, – отчеканил Петров, не желая ввязываться в игру. Что скажут родители или Оля. А что о нём подумает Стася? Да и если играть, то на что? В закромах лишь пара копеек и те лишь на обеды. – Да ладно, идём, всего лишь на пару кругов. Да и по деньгам не волнуйся, – Игорь протянул с десяток монет, напоминая какого-то дальнего родственника, что появлялся лишь на семейных праздниках и одаривал детей семейства разными подарками и небольшими финансами. – Будем считать, что это тебе от меня моральная компенсация за всё случившееся. – Школьник неуверенно взял деньги. – Возвращать не надо будет? – в ответ отрицательный кивок головы и утвердительное "нет". В голове всё ещё продолжало роиться неприятное чувство желания рискнуть. Навязчивое и подстрекающее к действу. Пресловутое "за" и "против" вертелись вьюнами, решая стоит ли ввязаться в нечто неправильное, но и в то, что возможно сулило приятный исход.       Проиграет он, тогда потерь не будет. Сыграет лишь на то, что дал Игорь. А если победит... То будет больше денег, а значит позволить можно будет гораздо больше. Сходить, к примеру, в тот же ларёк или закупиться в магазине всякими вредными вкусностями. Или посмотреть какую-нибудь безделушку в хозяйственном, что бы кое-как обставить комнату или дополнить свою "коллекцию" юного художника. Вариантов было много. А если ещё разыграют банк и фортуна улыбнётся ему... Какой-никакой стартовый капитал для жизни будет непременно и надёжно храниться под матрасом. – Ладно, но на пару конов, – всё же согласился Антон, шагая за Игорем в общую кучу.       Не сказать, что игра задалась каким-то прорывным успехом для новичка. А ведь в народе поговаривали, что таким персонам частенько везло, что вызывало недовольство и зависть у простых обывателей и "фраеров", которые довольствовались лишь проигрышами и пустыми кошельками. Однако Антон был исключением из общей практики. И если он не выигрывал, то хотя бы оставался при своих. Всё же сложно соперничать с теми, чья рука и глаз были намётаны за долгими партиями. Каждый из компании прекрасно понимал куда кинуть монету, как высчитывать дистанцию. Кто-то даже науськивал копейки, точно это приносило удачу в предстоящем броске.       Прошёл круг, потом второй и третий... Антон начинал понимать, как устроена игра. Стал примерно соображать, как забрать монеты с поля, сохраняя свои в безопасности. Кидай туда, где звонкая кучка или в пустой угол - верная тактика на все времена. И кто бы мог подумать, что азарт может настолько заволакивать.       По-немногу, но верно, карман куртки ощущался тяжелее, а номинал побрасываемых монет становился всё больше. Каждый новый бросок давался более уверенно, а в глазах Антона всё больше разгорался азарт - огонёк надежды на успех и очередной выигрыш. Бяша не отставал, победно восклицая при каждом ходе, довольно подбирая со снега мелочь. Казалось, незатейливое развлечение могло продолжаться и дальше, но тот самый приятель Игоря, что объяснял правила, хлопнул в ладоши, подсчитывая общий банк. – Предлагаю разыграть. Что скажите?       Ребята заголосили в разнобой, напоминая собой приморских чаек. Кто-то высказывался за, другие наоборот - более безэмоционально отнекивались, предлагая ещё немного подождать и поднакопить фонд для пущего интереса. Кто-то и вовсе молчал, так и оставаясь поодаль от общего собрания игроманов. Молчал и Анон, не желая привлекать к себе внимания, чего нельзя было сказать о Бяше. Тот и вовсе прорвался к товарищу, чуть ли не заставляя принять "единогласно утвердительное" решение о розыгрыше.       Решение было принято.       Некоторые игроки, которые в пылу азарта нещадно проигрались, вновь ушли в сторону, освобождая место тем, кто ждал супер-игру. Остались на месте и два одноклассника. Петрова уже не особо волновали мысли о том, что он задерживается или его могут увидеть. Желание выиграть брало вверх. Карман и его содержимое придавали уверенности. Игра началась...              Правила такие же, такая же тактика и настрой. За исключением того, что номинал предательски быстро увеличивался, заставляя некоторых ребят скидывать в банк почти всё, что они могли положить. А после и вовсе выбывали, оставаясь с пустыми руками. Казалось, такая участь настигла и Антона: Леди-фортуна начинала отворачиваться от юноши, кратно уменьшая его состояние. Сбрасывать вещи не хотелось. Однако, победа была близка, пьянила и ослепляла; окрыляла, затмевая голос здравого разума.       В банк полетел небольшой вклыдыш с желтым мотоциклом и ручка, после ещё некоторые вкладыши, накопленные во время прогулок с лисицей. Небольшая плата за шанс получить всё.       Так казалось... До очередного круга, когда суровые правила дворовой игры коснулись и самого юношу.       Было тоскливо и обидно осознавать, что столь близкий шанс проскользил сквозь пальцы, лишь щекоча и насмехаясь над юным глупом, что возомнил себя избранным. И даже оставшаяся пара копеек в камане не могли унять неприятное саднение в горле. Голова слегка кружилась, не способная ответить на простой вопрос "как же так?"       И если бы проблемой было только это. – Так, бля, тут не хватает! – воскликнул один мальчишка, что забрал банк, заставляя толпу приутихнуть и покоситься на него. – Вкладыша нет. – Да ладно тебе, из-за бумажки реветь будешь? – съязвил его приятель, иронично улыбаясь, глядя на друга. – Лучше мелочь считай. – Не из-за бумажки... – Спор некоторых ребят лишь начинался, некоторые из них начинали осматривать незамысловатую площадку в поисках пропажи, другие выворачивали карманы, показывая, что они здесь ни при чём. Столпотворение лишь набирало обороты. К общей суете начинали присоединяться и те, кто стоял поодаль, подобно незримым наблюдателям и судьям этой азартной процессии. – Так! Карманы все на выворот! – крикнул один из подошедших. Высокий, в лёгкой куртке и совсем небольшой шапке, что даже не прикрывала части ушей и голых висков. Сигаретный дым, что до этого лишь незаметно растворялся в стороне в морозном воздухе, теперь коснулся толпы, заставляя некоторых недовольно сморщить нос. Пробил запах гари, чего-то жжённого и ещё какой-то слегка сладкой ноты. Следом пробилось и неприятное саднение в груди. Сперва проигрыш, теперь необоснованный шмон из-за фантика... – Эй, ты! – очередной крик одного из старших, что смотрел прямо на Петрова, коснулся ушей. – Что у тебя там!? – Антон замер, не зная, как реагировать. Руки сами по себе залезли в карманы. Сперва пальцы нащупали холодный металл и юноша уже хотел было показать, что и он непричастен к пропаже, однако в сомкнутой ладони нарисовалась сомкнутая бумажка. Сердце гулко ударило.       Сердце вновь неприятно стукнуло, не предвещая ничего хорошего. И было непонятно, что было страшнее: презрительные и недовольные взгляды ребятни, которые начинали обступать его по сторонам или собственное непонимание того, как злосчастный фантик оказался у него в ладони. Он ведь чётко помнил, как кинул его в общую кучку.       Воротник куртки неприятно сдавливал и натирал шею, пальцы кололо от мороза, в нос ударил аромат сладости и персика. – Ты не ахуел ли чужое брать? – пробасил кто-то из шпаны, резко выскочив вперёд. Антон не сразу понял, что произошло: мир крутанулся, заставляя его сделать несколько шагов в сторону. Тут же раздался чей-то крик и недовольные возгласы. Смазанная картинка начала вновь приобретать цвета и формы. Один из старших схватил более мелкого мальчишку, отдёргивая его от Петрова и затирая тираду про "доказательства". Рядом стоял Игорь, так же что-то объясняя.       Прошло несколько минут прежде чем вся наколённая обстановка начинала остывать. Непонятно что сказал Бяша, но никаких лишних вопросов Антону задавать не стали, так же, как не стали бить или травить. Его просто отпустили под навязанным предлогом и негласно попросили больше не появляться в их игорном месте. "Всяко лучше, чем лежать в канаве" - металось в голове парня, пока тот шёл по заснеженной улице уже в гордом одиночестве. Вкладыш, как и оставшуюся мелочь пришлось отдать, как моральную компенсацию. Хотя, Антон мог поклясться, что это было лишь подобие взятки за собственную неприкосновенность. Да и чего он ожидал в итоге... Было глупо верить, что простачку дадут победить и уйти с крупным выигрышем без всяких проблем.       Он поднял голову, вдыхая холодный воздух, который резал лёгкие. На удивление улицы были пустынны, и только редкие прохожие спешили по своим делам, не обращая внимания на одинокого школьника.       Почему всё так произошло, а может это лишь голимая подстава? Вопросы накатывались, как волны на берег, но ответов не было. Зато было нечто другое. Навязчивое и густое, как смола. Где-то поодаль звучал хруст снега, в ровень с его шагами. Стоило остановиться - звук затихал.       Обернулся.       В небольшом отдалении, за парой домов, стояла набольшая компания ребят. Всего три человека, но выглядели они весьма знакомо, словно были отголоском тех, кто совсем недавно сидел рядом с ним, играя в незатейливую игру. Их силуэты, вырисовывающиеся на фоне серого зимнего неба, казались зловещими и угрюмым. Однако что они делали здесь и зачем шли за школьником, было непонятно. По крайней мере, Антон не хотел верить в то, на что указывала жизнь. Не хотел, чтобы недавние события вновь приобрели краски и всё повторялось по-новой, как старый, изношенный фильм, который он не желал смотреть снова.       Антон ускорил шаг, стараясь не оглядываться, но внутренний голос не унимался. "Скорее всего, они просто идут мимо", - уговаривал он себя, но уверенности в этих словах не было. Снег продолжал хрустеть под ногами, а сердце стучало в такт, словно подсказывая, что убежать не получится.       Юноша свернул за угол, надеясь, что там его не заметят, что вереница домов и покосного забора укроют от лишних взглядов. Однако ребята неумолимо следовали по пятам, словно тени, что росли на асфальте под фонарными столбами, вытягиваясь в длинные, зловещие силуэты. Петров пробежал ещё несколько шагов, но и в этот раз долго бежать не получилось. Очередная наледь, сверкающая как стекло, меняла все планы, заставляя школьника кубарем повалиться на снег.       Однако избиения, как думал мальчишка, не последовало. Наоборот, подходящая троица резко остановилась в паре метров, не решаясь сделать и шага в его сторону. – А ну, пшли отсюда! – прорезал тишину старческий голос, который казался неожиданным и мощным, как удар грома в звенящей тишине. В воздухе повис гулкий хлопок, словно сам мир отозвался на его слова. – Пшли, я сказал, а то одному из вас точно не поздоровается!       Петров приподнялся. Сперва взгляд его встретился с фигурами ребят, которые теперь выглядели не такими уверенными, как прежде. Они медленно повернулись и зашагали прочь, лишь изредко оборачиваясь в сторону парня. А после взгляд переместился туда, откуда доносилось недовольное ворчание. – Ты как, в порядке? – произнёс старик, запрокидывая ружьё за плечо.