Её демоны

      Чосо Камо, 2014 год…       — Бей, блядь! Бей, сука! — гортанный, рычащий вопль вырвался из горла семнадцатилетнего парня, отразившись эхом от кирпичных по бокам зданий.       На нижней линии челюсти вздулась и кровоточила ссадина — кожа лопнула от удара кулаком.       Чосо размахнулся кулаком — попал противнику под глаз. Толкнул его, схватил за шиворот, крутанул в полуобороте и швырнул. Закричал гортанно от боли и ярости, в глазном яблоке уже лопнуло пару сосудов. Он тяжело дышал через раздутые ноздри, пока кости в черепе ныли от чужих кулаков.       — Чосо, остановись! — прокричала Йоко, стоя в милом бежевом платье. Её прямые тёмно-русые растрепались, щёки покраснели от высокого давления.       — С ним, сука, да?! — заорал Чосо, резко обернувшись к ней. Его яростный взгляд прожигал в Йоко дыры, пока она вздрагивала от каждого его вздоха и движения руки, думая, что он способен ударить её. На секунду Чосо даже подумал, что действительно способен на это. — Шлюха! — крикнул он ей в лицо и ударил ладонью в стену рядом с её головой.              Девушка пискнула, втянула голову в плечи. Она дрожала, как испуганный на морозе щенок. В глазах застыли слёзы ужаса, стыда и сожаления.       — Страшно тебе, да?! Страшно, сука?! Раньше надо было своей башкой думать, шлюха! — Он ударил снова о влажный, холодный кирпич жилого дома. На ладони остался полупрозрачный слой грязи после дождя и драки, а от ударов лопнула кожа на внутренней стороне ладони.       — Не трогай её! — закричал парень.       Чосо даже имени его не знал. Просто незнакомец, любовник его девушки, которая ему нравилась, с которой у него были отношения с красивым и сказочным конфетно-букетным периодом. И не успел он закончиться, как она уже нашла замену — богатого сынка, возможного будущего наследника сети медицинских центров.       — Чё сказал? — Чосо дёрнулся назад — парень даже не успел подскочить к нему. Он затормозил, поднял грязные руки вверх. Под его глазом уже набирал цвет синяк, лицо местами опухло, а ноги подкашивались от недавнего удара по колену сзади.       Чосо занимался боксом около года с тех пор, как решил обмануть китайскую триаду. Поэтому привык к боли и дрался всегда со страстью в глазах, не жалея сил и себя. Отец всегда требовал быть осторожным: «Будь твоё лицо более мужественным, шрамы бы украшали тебя. Тебя шрамы будут только уродовать». Он часто говорил это даже тогда, когда Чосо стал старше. «Материнская морда», — иногда Камо-старший выражался и подобным образом, особенно когда долго не принимал таблетки, от которых был зависим. Чосо и правда был слишком похож на мать, хотя он всегда это отрицал, потому что считал это позором.       Его растили как мужчину, взращивали в нём мужественность. И в его воспалённом уме сохранилось утверждение, что быть похожим на женщину — это низость для такого, как он. Особенно он яро отстаивал это мнение будучи подростком, со временем же оно поменялось.       — Не трогай её, сказал, — тише повторил парень, сжал кулаки и встал с неустойчивую боевую позу.       — Тебе мало было? Ещё навалять? — с каждым вопросом Чосо делал шаг вперёд, бешено округлив глаза. Зрачки сузились до мелких точек. Казалось, ещё шаг — и из его носа повалит пламя, как из пасти огнедышащего дракона.       — Козёл! — выплюнул парень и сильнее стиснул кулаки.       — Уёбок! — в ответ гаркнул Чосо и стремительно двинулся вперёд.       Сзади заверещала тонким голосом Йоко.       — Заткнись! — уже давно сломавшимся, грубым голосом заорал Чосо на девушку и ударил кулаком по челюсти парня. Ответный удар пришёлся в бок. Чосо хрипнул, чуть согнулся на секунду и тут же оказался поваленным на мокрый асфальт.       Парни собирали влажную грязь одеждой и волосами, катаясь по асфальту и размахивая кулаками.       — Хватит! Пожалуйста! — истерично плача, кричала еле разборчиво напуганная девушка. — Прошу вас! Прошу!..              И рыдала.       Чосо сел сверху на парня, размахнулся, ударил по лицу кулаком. Ударил снова и надавил большими пальцами на его глаза. Парень снизу завопил и вцепился мёртвой хваткой в руки Чосо. Но тот был куда сильнее.              Девушка закричала и толкнула Чосо в бок. Это его выбило из колеи. Он удивлённо глянул на неё и остыл, словно был раскалённым металлом, на который вылили целый чан с ледяной водой. В ушах пульсировала кровь, покрасневшее лицо саднило.       — Хватит… — испуганно прошептала девушка, вытирая остатки слёз с щёк. Её тушь растеклась кривыми чёрными дорожками по бледной коже. Она потянула на себя парня, который еле стоял на ногах. И, к счастью, мог открыть глаза.       Чосо провёл рукой под носом, вытирая струйку крови.       — Пошли вы оба, — стиснув ноющие зубы, процедил он. Дёрнул больным плечом и похромал прочь по тёмной улице, не оборачиваясь.       — Ты заплатишь за это! — крикнул ему вслед парень надрывно. Его голосом эхом отразился от высотных стен.       Чосо промолчал, не сбавляя шаг. Он остановился, достал из кармана телефон. На его дисплее блестело несколько трещин от одного угла до противоположного.       — Сука, — шепнул Чосо и огляделся. Пустая улица — ни души. Даже кошек не было видно. И в какую только глушь занесло Йоко и её нового парня?       Он набрал номер Хагараси. Тяжело дыша и начиная ощущать боль в каждой клеточке тела, Чосо припал к стене здания около вывески закрытой кофейни.       — Добрый вечер, господин Камо.       — Здравствуй, Хагараси. У тебя ещё рабочие часы?       — Собираюсь домой. Что-то случилось?       — Да я чувствую, что не доползу до дома, — Чосо усмехнулся и резко выдохнул. — А мне нужно дома быть через час.       — Господин Камо, вы в порядке?       — Да в полном… — Чосо прикрыл глаза, осознав, что его голос звучал слишком напряжённо и надрывно. Он постарался улыбнуться, но разбитая губа только заставила его вздёрнуть жалобно брови. — Приедешь? Мне кидать адрес?       — Да, да, конечно! — затараторил Хагараси.       Чосо, как и всегда, бросил трубку, получив нужный ответ. За эту привычку отец его ненавидел, считая невоспитанным и слишком грубым молодым человеком.       Он скинул водителю адрес и стал ждать. а когда тот наконец приехал, Чосо уже сидел у стены, склонив голову вниз и тяжело дыша.       — Господин Камо! — вскрикнул Хагараси испуганно. Он стал помогать Чосо, чтобы тот поднялся на ноги. — Вы в какой луже валялись? И с кем вы так?..       — Да с дебилом одним. Не переживай, оот меня он получил больше, — Чосо злобно выдохнул, скривив что-то наподобие улыбки. — Знал же, что связываться с этой сукой смысла нет. Но я же как обычно…       — Вы слишком импульсивный, — сказал Хагараси, и Чосо плюхнулся на заднее сидение автомобиля. — Так нельзя. У вашего отца теперь будут проблемы. И, что самое главное, они будут и у вас дома, когда мы приедем.       — Да этого старого не поймёшь, — пробубнил Чосо, расслабившись, когда Хагараси сел на водительское кресло. — Постоять за себя — плохо. Не дать сдачу — плохо. Что бы я не сделал — всегда плохо. Я скоро начну получать за то, что просто дышу не с той скоростью, которая ему нужна. И нужна будет всегда разная.       — Ну зачем вы так грубо? Он ваш отец.       — И что?       — Знаете, господин Камо, — начал говорить Хагараси, выруливая на дорогу. — Я бы на вашем месте научился манерам разговаривать под стать вашему уму. Вы акула в своём море — спокойном, где много лжи, лести, манипуляций, осторожности, рассчётливости… Ваш ум — это дар от вашей матери, и вам следовало бы наконец его принять. И прекратить размахивать так глупо кулаками.       — А что мне надо было сделать за то, что он трахнул её? Провести дипломатическую беседу?       — Переспал с ней, — поправил его Хагараси, осуждающе глянув через зеркало заднего вида. — Думаю, так будет правильней говорить хотя бы перед старшими.              — Да суть-то одна! От слов она вообще не меняется. Вот если человек, например, идиот, как его назвать иначе? Ну идиот — и всё тут.       — Глупый человек, невежда… Но мы не об этом. Да, вам следовало бы поговорить, и в первую очередь со своей девушкой. Дать ей понять, что она поступила неправильно, и расстаться с ней.       — А того гандона оставить безнаказанным? Ну ага, конечно.       — Вы в будущем тоже будете размахивать кулаками, когда у вас будут проблемы, например, с партнёрами по бизнесу?       — Может быть. Не знаю. Хватит, Хагараси. И так сейчас отец мозги будет промывать, ещё ты добавляешь. Башка болит, — Чосо стиснул челюсти и выдохнул тяжело через нос. Тело стало деревянным из-за боли. — Вот представляешь, с этим гадом изменила, — Чосо невесело прыснул. — Переспала, ещё и встретилась с ним за моей спиной после этого. Клянусь, я думал, что убью её. Мне кажется, если она мне позвонит или напишет, я точно прибью и её, и её нового ебыря.       Хагараси только вздохнул.       Дома к прихожую к нему навстречу вылетела мама, одетая в строгое чёрное платье, которое она часто носила дома.       — Чосо! — крикнула она испуганно и приложила руки к лицу, еле касаясь его. Она редко трогала кожу лица, если только не красилась перед зеркалом у себя в комнате. — Ты что опять натворил? — она подошла к нему, подняла голову, чтобы посмотреть в лицо сына, который так сильно вытянулся — почти перерос отца.              — Мам, нормально всё. Зачем ты лезешь вот опять? — Чосо скорчил недовольную гримасу.       — Тебе надо обработать раны. У тебя половина лица опухло, Чосо! Зачем ты опять нарываешься на драки?! Тебе нельзя! — мама и злилась, и нервничала, и переживала. Она резко повернулась, чтобы убежать за аптечкой, но и она, и Чосо столкнулись взглядами с Норитоши, который бесшумно появился в просторной прихожей.       Камо-старший вздохнул.       — Объясни, — раздалось коротко стальным голосом. Хагараси вежливо поклонился и ушёл, понимая, что дальше он был бы лишним в семейном разговоре.       — Подрался с любовником своей девушки. Бывшей.       — Какой девушки?       — Обычной, — прыснул Чосо. — А какой ещё? Золотой?       Мама молча ушла. Она всегда так делала, словно боялась сама попасть под горячую руку. И ни разу хотя бы словом не защитила своего сына. Чосо проводил её взглядом, а мать даже не обернулась, словно потеряла к нему всякий интерес.              Норитоши расстегнул ремень, вытащил его из брюк. А ремень у него был тяжёлый, из натуральной кожи, итальянский, с металлической прямоугольной бляшкой.       — Ты чего? — спросил Чосо и сделал шаг назад. Норитоши сложил ремень пополам, неторопливо двинулся к сыну. Он молчал, а по его бесстрастному лицу Чосо не мог считать эмоции.       — Стой на месте, — сказал он хрипло, тихо. Чосо остановился — он не успел сделать второй шаг назад.       Перед глазами пронеслась вся жизнь и все грехи, что он успел совершить. И он пытался перебрать всё вплоть от своего появления на свет и понять, за что отец собирается его так жестоко наказать.       Норитоши был уже совсем близко. Чосо смотрел на него неотрывно. Ни на боксе на ринге, ни в уличной драке его не парализовывал страх так же сильно, как перед отцом. Особенно в эту минуту.       Жёсткая рука Норитоши сделала взмах и со всей силы залепила кожаным ремнём по плечу. Чосо гулко замычал сквозь плотно сжатые зубы. Пошатнулся в сторону, тяжело задышал.       — Это за то, как ты разговариваешь с матерью, — выдохнул Норитоши.       В его глазах сквозило бешенство — веки широко распахнулись, а зрачки сузились. Второй удар обжёг раскалённым железом спину. Чосо вскрикнул.       — Это за то, как ты разговариваешь со мной. — Снова удар, из глаз Чосо брызнули слёзы. — Это за твой внешний вид. — Удар. Чосо вжался в стену, закрыл голову руками.       — Понял я, понял! — надрывно закричал он. Обида обожгла сильнее боли. Чосо пришёл грязный, избитый, с разбитым сердцем, и вместо поддержки снова получил только наказание. А от матери очередной холод.       — Ничего ты понял! — крикнул в ответ Норитоши и ударил снова.       — Пожалуйста, пап! — Чосо сделал шаг вдоль стены, вжался в угол. — Хватит!       — Лучше бы ты сдох ещё два года назад! — выпалил отец. Чосо вздрогнул, по телу словно прошёлся заряд тока, который пробудил в нём такую ярость, от которой он даже выпрямился в струнку.       Норитоши размахнулся, ремень снова рассёк воздух, и Чосо успел поймать ремень. Сжал его, дёрнул на себя, выхватывая из ослабевших рук Камо-старшего. Ноздри широко раздувались от тяжёлого дыхания. Сердце сжалось в маленькую точку, словно звезда, готовая взорваться.       — Не поверишь, я бы тоже не отказался сдохнуть в тот день, — выдавил из себя Чосо. Его голос напоминал сухой, толстый лёд. Он нервно швырнул ремень в сторону, к противоположной стене. Бляшка стукнулась об обои и грохнулась об пол. — Ненавидишь меня? Тогда убей, раз я тебе не нужен. Давай! Ну!       У Чосо появилась нервная улыбка, а руки затрясло. Он резко наклонился, схватил из-за пояса отца пистолет уже наученным приёмом — ловко, быстро, изумлённый Норитоши ничего не успел сделать. Чосо приставил пистолет к своему лбу, схватил грубо отцовскую руку, прижал к рукояти.       — Ты не нажмёшь — я нажму! — заорал Чосо. Его грудь высоко вздымалась. — Почему ты стоишь и ничего не делаешь?! Стреляй!       Чосо глянул поверх плеча отца и столкнулся со взглядом матери, которая всё-таки решила выйти к ним. Она прижимала руки к груди, тряслась, как одинокий последний лист на ветви поздней осенью. А в глазах застыли немые слёзы.       — Стреляй, — сквозь зубы процедил Чосо, краснея от напряжения.       — Нет, — Норитоши дёрнул рукой, сжимая пальцы Чосо и убирая с его лба дуло пистолета. Чосо только тогда заметил, что по его щекам текли горячие слёзы.       — Тогда что ты хочешь от меня? — прошептал Чосо, бегая глазами по задумчивому лицу отца. Он не моргал, словно боялся упустить важную эмоцию, которая дала бы ему ответы на все вопросы, волнующие его всю осознанную жизнь.       — Чтобы ты стал мужчиной, — смотря в никуда, сквозь стену, Норитоши покивал. Он словно осознал, что не сможет добиться от Чосо того, чего он хотел. — Но твою нежную душу уже ничего не исправит. — Норитоши мазнул большим пальцем по лицу Чосо, убирая его слезу. Посмотрел на влажный палец, цокнул языком. — Твой разум никогда не станет сильнее сердца.       — Ты не прав.       — Время покажет, Чосо. Время покажет… — Норитоши убрал пистолет обратно в кобуру. Обернулся, глянул на мать. — А ты даже не думай подходить к нему. Пусть сам зализывает свои раны.       Он наклонился, поднял ремень и молча ушёл из прихожей. Чосо расслабился, прислонился макушкой к стене, ощутив лишь физическое облегчение.       — Мам? — позвал Чосо, глядя на мать, которая стояла так далеко от него и смотрела на сына сквозь пелену слёз. — Пожалуйста, мам… — хрипло шепнул Чосо, умоляя, чтобы она подошла к нему. В груди защемило от боли и одиночества, словно в сердце появилась зияющая дыра, которую уже ничем нельзя было заполнить.       И мама продолжала стоять в стороне, смотреть, не шевелясь. По её щекам прокатились крупные капли, блеснувшие алмазами в ярком свете люстры, висящей на высоком потолке.       — Мам… — снова позвал Чосо, и мать, отвернувшись, быстрыми шагами ушла из прихожей, продолжая прижимать руки к груди и потирая их, как от холода.       Чосо прикрыл глаза и скатился вниз по стене. Он расслабился, шмыгнул носом, пытаясь избавиться от желания снова расплакаться. Чувствуя очередной прилив ярости, вызванной разрушительным чувством несправедливости, Чосо ударился макушкой об стену. И ещё раз, рычаще вскрикнув. Он подтянул к себе ноги, поставил на колени локти и обнял руками голову. Пальцами запутался в волосах, из-за чего чёрная резиночка наконец слетела с его головы.       — Да блядь, — шепнул он, снова шмыгнув носом. Он злился, что не мог прекратить плакать. — Соберись, соберись, соберись…       Чосо с трудом соскрёб себя с пола, доковылял до своей комнаты. Он с огромным трудом, с пустой головой, в которой был только белый шум, помылся, переоделся в свободные чёрные штаны и серую футболку, обработал раны. Сел на край кровати и глянул на тумбочку. Схватился за ручку, потянул, открывая дверцу, и достал оттуда свой пистолет, который ему обновил отец, как и обещал год назад.       Дрожащий, слабый палец щёлкнул медленно предохранитель. Чосо помнил, что в магазине были патроны, поэтому даже не стал проверять.       Он не знал, почему рука потянулась к пистолету. На душе стало настолько паршиво, что к горлу подкралась тошнота. Мир под ногами рухнул, разлетелся бессмысленным пеплом по ветру. Чосо сжал оружие, приставил дуло к виску, положил неуверенно указательный палец на курок.       Секунда — и смерть. Так Чосо и хотел. Всего лишь нужно нажать, и всё закончится. И отчего-то он не мог. Только по щекам снова прокатились две крупные слезы, а рука задрожала, словно Чосо держал не пистолет, а двадцатикилограммовую гирю.       Мама, наверное, также зайдёт в комнату, молча посмотрит на его тело с пулей в черепе и уйдёт. Как и всегда. Отец только вздохнёт с облегчением. А больше никого и не было. Ни бабушек, ни дедушек, ни любимых людей вокруг, ни друзей. Ему и нельзя было заводить друзей. Любое его общение строилось только потому, что у него были деньги.       — Ну давай, — прошептал он и зажмурился. Напрягся, в груди зарокотал страх, встряхнувший позвоночник. Чосо сглотнул — в горле пересохло. Жар облил тело. — Давай же…       Не смог. Чосо опустил голову и выдохнул. В голове тут же всплыли воспоминания о ночи, произошедшей два года назад. Той самой, когда его похитили Араки и Маэда. Они уже давно гнили где-то в земле, возможно, даже превратившись в груду костей, а Чосо всё никак не мог смириться с тем, что они умерли слишком быстро и легко.       — Нет, я ещё не закончил, — сам себе прошептал он и лёг на спину поперёк кровати. Рука с пистолетом упала на подушку.       Впереди была операция по краже груза у китайской триады, чтобы подставить трёх оставшихся предателей их клана. Он не мог сейчас просто взять и нажать на курок, направив пистолет в висок. Слишком много незаконченных дел.       Чосо затошнило, когда он прикрыл глаза. Мысли унесли его в тёмную, холодную комнату. В ту стреляющую боль, оставленную Араки и Маэда. В тот ледяной ужас, когда ему зажали пистолет между щеками, угрожая выстрелить.       Он считал, что уже умер в тот день, когда его прижали к холодному столу и запретили двигаться. Месть — единственное, что у него осталось. Её жажда служила ему топливом, без которого он не мог есть, спать, дышать…       В дверь постучали. Чосо вздрогнул, сунул пистолет под подушку. Он узнал этот стук.       — Можно? — раздался сладкий женский голос.              Мама всегда разговаривала тихо. Чосо каждый раз, глядя на неё, задавался вопросом, как так вышло, что она вышла замуж за Норитоши Камо. Они ведь были словно из разных миров.       — Не голоден? — спросила она и сделала несколько шагов вперёд.       Чосо злился на неё, и даже слишком. Ему хотелось снова нагрубить, хотелось крикнуть ей, чтобы она вышла из его комнаты и больше никогда сюда не заходила. Но какое-то странное желание материнского тепла останавливало его.       — Нет, — коротко ответил Чосо.       — Тебе принести сок? Твой любимый… виноградный.       — Не хочу.       Мама села на край кровати. Чем старше Чосо становился, тем реже и реже мама позволяла себе подходить к нему близко. Однако именно сегодня она не просто села рядом, она протянула к сыну руку, коснулась пальцами его лба, убирая забавный завиток волос в сторону.       — У меня тоже такая кудряшка росла, когда я была подростком. У тебя мои волосы, — она попыталась улыбнуться, но вышло вымученно. — Почему ты подрался?       — Да там… ну… — Чосо опустил голову, сгорбился, и сделал это спокойно, зная, что мать, в отличие от отца, не ударит его по спине и не заставит сесть прямо. — У меня девушка была. Она мне очень нравилась. Она изменила мне на днях с пацаном одним, я их вместе увидел, тогда всё и узнал. Взбесился, навалял ему. Ну и сам немного получил.       — Любил её?       — Да не то чтобы… Но почему-то обидно так, что хочется голову себе открутить.              — Значит влюблённость точно была, — мама мягко улыбнулась. — Ты так возмужал. Не верится порой, что это я родила тебя на этот свет. Я сегодня поняла кое-что, когда увидела тебя такого избитого и грязного. Что ты вырос уже настолько, что почти готов улететь из гнезда. А с нашей жизнью я могу тебя потерять.       — Не потеряешь, — буркнул Чосо, устыдившись недавней попытке выстрелить себе в голову из пистолета. — Я никогда не стану таким, как отец.       — Я не об этом. Тебя могут убить.       — Да брось. Я же везучий. Видишь, даже отец не убил меня. А если уж он не убил, то точно никто не сможет, — Чосо прыснул. Мама шутку не оценила.       — Никогда так больше не делай. Ты оскорбил отца, когда забрал его пистолет. Теперь он зол. И ты напугал меня. Нельзя так.       — Я должен извиниться? Если да, то делать этого не стану. Я ни о чём не жалею. Будь у меня побольше духу, выстрелил бы ему в колено.       Мама вздохнула, понимая, что спорить с Чосо бессмысленно.       — Я ненавижу его, мам. И хоть об стену разбейся — не смогу полюбить. И уважать я его тоже не могу. Не за что.       — Он твой отец. Это уже огромный повод для уважения. Ты забываешься, Чосо. Это наши семейные устои, их нельзя нарушать.       — Всю жизнь одно сплошное «нельзя». Тебе не скучно так жить, когда ты себе запрещаешь всё подряд, даже на улицу выйти? А, ну конечно, вдруг Норитоши Камо разозлиться!       — Чосо, хватит! — отчеканила мама. — Ты почему такой грубый?       — Наверное, потому что меня ненавидит отец, не любит мать, мне изменила девушка, меня избили, в пятнадцать хотели убить и… В общем, да, мам, действительно, почему же я такой грубый? Для отца я недостаточно мужчина, для тебя — недостаточно сын. Может хватит уже от меня требовать то, чего вы мне сами не дали?!       — Прекрати! — крикнула мать, широко распахнув глаза. — Ради тебя я ночами не спала, потому что ты много болел в детстве. Кормила, растила. Я ради тебя не сбежала отсюда, хотя не поверишь, сколько раз я этого хотела.       — Спасибо, что не бросила меня, мама! — саркастично выпалил Чосо, подскочив с кровати. Градус его гнева почти достиг критической точки. — Вот только у меня с самого детства складывается ощущение, что я живу у чужих дядь и тёть, которым плевать на меня. Ты хоть раз обняла меня хотя бы в дни рождения за последние десять лет? Хоть раз похвалила за достижения? Хоть раз сделала что-то хорошее, кроме как лечила меня, кормила и — о чудо! — не бросала?!       — Ты важен нам, Чосо. Ты — наш сын, наследник. И тебя мы растили соответственно твоему статусу. Но ты так и не понял, насколько ответственная роль тебя ждёт в будущем. Ты — будущее этого клана. И хочешь ты или нет, ты обязан учиться хладнокровию и бесстрашию. Но пока, как я вижу, ты учишься только обидам и истерикам.       — Да что ты?! — Чосо иронично округлил глаза, выдохнул через приоткрытый рот. — Удивительно просто. Наверное, поэтому у моего отца есть фотографии, где его даже взрослого обнимает его отец и дедушка? А он вроде тоже рос будущим оябуном. Или, может, твои фотографии посмотрим? У тебя они есть на любые праздники, и почти все с семьёй. Мои фотографии где? Я на них либо один, либо с вами, но вас даже не касаюсь. Будто я заразный!       — Ты смотришь на какие-то мелочи, а главного не замечаешь. Твой отец хочет как лучше для тебя, Чосо.       — Я заметил. Ладно, мам, всё. Я больше не хочу это обсуждать. Твоя позиция мне уже давно понятна и ясна.       — И какая у меня позиция? — мама ухмыльнулась, скрестив руки на груди. Чосо прислонился спиной к стене и опустил голову.       — Не иметь своего голоса и делать всё, что скажет отец, даже если это вредит мне. Ты себя и любишь, и ненавидишь. Интересно, что ты будешь делать, когда отец умрёт?       — Так, всё, — мать подняла руки, словно показывая, что она безоружна. Встала и направилась к двери. — Я не хочу это выслушивать. Ты слишком много себе позволяешь. И чем взрослее ты становишься, тем более ты становишься невоспитанным дворовым мальчишкой.       — Ты хотела сказать «неудобным», наверное, — Чосо натянуто улыбнулся, скрывая за этой злой улыбкой обиду, которая облила кислотой его кости.       — Твой характер развалит всё, что отец построил.       — Да ничего он не построил! — гаркнул Чосо, когда на него резко нахлынула ярость, вырвав эти слова из его груди. Мать остановилась возле двери, не открывая её. Она молча и хмуро смотрела на сына. — Что он построил?! Дешёвый блядушник в центре города?! Семейные убытки?! Диктатуру?! Как ты можешь продолжать выгораживать его, мам?!       — Может, когда ты достаточно вырастишь, ты поймёшь. А сейчас ложись и отдыхай, — бросила негромко мать и вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.       Чосо пнул ногой стену и оттолкнулся от неё. Он тяжело дышал через нос, наворачивал круги по комнате, сжимал и разжимал кулаки, напрягая мышцы. Так он боролся с желанием что-то сломать или разодрать в клочья.       Взяв телефон в руки, он заглянул в экран. Теперь ещё придётся и телефон чинить. Благо у него всегда были личные деньги на счетах, которые ему перечислял отец каждый месяц на расходы. Чосо всегда удивлялся, как Норитоши ему вовсе не заблокировал счета.       Он посмотрел на время. Двенадцать ночи. Глубоко вздохнул и присел на край кровати.       Одиночество всегда давило на его грудь и уши по ночам. Ему приходилось спасаться музыкой или фильмами перед сном, чтобы не думать о прошлом. Всякий раз, когда он вспоминал Араки и Маэда, у него пересыхало в горле, а в теле начинался мандраж.       Ещё и тело ныло после драки.       Завтра по расписанию домашнее обучение, на которое Чосо перешёл ещё года два назад. Потом полтора часа шахматы и полтора часа спортзал. А из-за ран и отбитых боков совсем не хотелось даже вставать с кровати. Ещё и через месяц, наконец-то, закончится подготовка к операции по краже груза, которую Чосо разработал около года назад. Столько всего ещё предстоит сделать, а в голове только злость, обида, непонимание и желание, чтобы весь мир либо полюбил его, либо уже прекратил его мучить и оставил в покое.