Её демоны

      Камо Чосо, 2013 год, Токио…       — Молчать — это худшее, что ты можешь сделать, когда я задаю вопросы, — шестнадцатилетний Чосо стоял напротив мужчины в разорванном деловом костюме. Рукав его пиджака был оторван, а белая рубашка испачкана кровью.       Чосо потёр руку с выбитыми костяшками. Его холодные, томные глаза неотрывно следили за мужчиной, который сплюнул на пол кровавую слюну сквозь болезненное мычание.       — Ладно, — Чосо пожал плечом, неторопливо вынул пистолет из кобуры и направил его на недруга. — Спрошу ещё раз… — Предохранитель щёлкнул, указательный палец уверенно лёг на курок. — Маэда и Араки работали на китайцев. Эти двое были среди пяти предателей. Маэда и Араки мертвы, как и их третий сообщник, убитый год назад. Где ещё двое? Где Эндо и Ямасита?       — Я не знаю, честно, — прошептал мужчина на ломаном языке с явным акцентом, задыхаясь от боли. Он смотрел на Чосо своим единственным целым глазом, которым он активно моргал от боли и жжения.       Они оба находились в «пыточной», которая принадлежала отцу. Чосо уже давно изъявил желание помочь отцу в поимке предателей, но так и не решился рассказать истинную причину своей мести. С другой стороны, ему просто хотелось избавиться от моральной и физической боли. Стрелять по мишеням больше не помогало снять стресс. Ему требовалось нечто большее.       Мужчина был привязан к металлическому стулу, приваренному к полу.       — Я всего лишь водитель, поставщик. Я вожу товар за границу. Я ничего не знаю об этом.       — Наши люди выяснили, что именно с твоей помощью пятеро предателей покинули страну. Ты всё знаешь, — Чосо поднял ногу. Лакированный туфель, начищенный до блеска, уткнулся в пах пленника. Тот замер, глубоко вздохнув с открытым ртом.       Поджав губы, не улыбаясь, но чувствуя, как садистское удовольствие разливается по его венам, Чосо надавил ещё сильнее, пока мужчина не закричал истошно, выгибаясь от боли. Он не мог двигаться, так как его руки и ноги были крепко привязаны к стулу.       — Я ничего не знаю! — завопил пленник так громко, что Чосо передёрнуло от высокого тона его голоса.       Чосо опёрся рукой на спинку стула, наклонился и резко вставил пистолет в рот пленника. Тот замер и, с блестящими от слёз глазами, посмотрел на Чосо, на его слабую улыбку и заигравшие весельем глаза.       — Ты знаешь, что я выстрелю. Где ещё двое? — с наигранной нежностью спросил Чосо, погладив мужчину по щеке и похлопав его по лицу, заставляя стонать в дуло пистолета. Слюна стекала по металлу. — Бах! — резко крикнул Чосо, дёрнувшись. Мужчина вскрикнул от страха, задёргался и начал рыдать, осознавая, что остался жив. Он не мог в это поверить.       «Даже я не ревел», — злобно подумал Чосо. Ему было недостаточно эмоций, недостаточно ужаса в глазах пленника. Он уже знал, что сделает дальше. Его отец много раз проводил подобное со своими пленниками.       — Давай так. Ты называешь мне их последнее местоположение, и я тебя отпускаю. Иначе я нажимаю на курок. Договорились? Тебя, уёбка, даже хоронить никто не будет. У Камо Норитоши есть псы, которым понравятся твои кости.       Мужчина отрицательно покачал головой и, задыхаясь, промямлил с трудом в дуло пистолета:       — Клянусь, не знаю.       — Ладно, — Чосо беспечно хмыкнул и нажал на курок.       Громкий выстрел оглушил обоих, эхо отразилось от мрачных стен. Мужчина закричал ещё истошнее, срываясь на рыдания. Послышался плеск, но это была не вода.       — Не дотерпел, — Чосо ухмыльнулся, вынимая пистолет из онемевшего рта мужчины. Тот хватал воздух открытым ртом, не моргая. — Испугался?       Чосо глянул вниз. Под стулом расплылась лужа мочи.       — Надеюсь, ты убедился, что стрелять я умею. Так что давай, выкладывай.       — Это ис-исполнители, — выдавил мужчина. — По с-статусу вы… выше м-меня.       — Неинтересно. Где они?       — Н-не знаю точно, к-клянусь, — мужчина сглотнул ком в горле. Чосо резко ударил по спинке стула, и пленник вздрогнул. — Но я знаю д-другое.       — Хватит трястись. Раздражаешь.       — Морской п-порт, — сглотнув и захлёбываясь воздухом, словно ребёнок после истерики, сказал китаец. — И… китайское подпольное казино под рес-рестораном в Синдзюку.       — В Синдзюку?       В дверь постучали. Чосо резко обернулся, убрал пистолет за пояс брюк и спрятал его под серой кофтой с пятнами засохшей крови. Проведя рукой по щеке, он ощутил, что и там высохла чужая кровь.       — Кто там? — громко крикнул он. Голос эхом разнёсся по комнате.       — Это Гото, господин Камо. Можно войти?              — Входи.       Тяжёлая дверь открылась, и внутрь вошёл высокий, крепко сложенный мужчина средних лет, с седыми висками. Седина слишком рано тронула его волосы, а глубокие морщины на лбу показывали, как часто Гото хмурился или удивлялся.       — Оябун вас ищет, — сказал Гото. Чосо вздохнул.       — Убей его, — бросил Чосо в сторону китайского пленника с беспечностью, словно просил о незначительной услуге, и направился к двери. Подчинённый отца догнал его и тронул за плечо. Они заговорили тише, чтобы их не услышали.       — Уверены? Просто убить?       — Просто убей, Гото.       — Я обещал жене, что больше не буду…       — Меня это не интересует, Гото. Делай, как я сказал.       — Не хочу вас учить, но… Мне кажется, триада не оставит вас просто так, если вы его убьёте. Убить тех, кто предал нас и похитил вас год назад — это одно, но убить их исполнителя — безрассудно. Подумайте ещё раз. Если триада узнает, что это сделали вы, на оябуна обрушатся такие проблемы, что мы все будем их разгребать. И наши дети, и наши внуки, и правнуки…       — Ты вообще знаешь, что они… — Чосо стиснул зубы и замолчал. Он чуть не сказал, что ему пришлось пережить год назад. Он не хотел выслушивать поучения от Гото, но и объяснить причину своего сильного желания мести он не мог.       — Я на вашей стороне, господин Камо. Но вам нужен план, а не просто желание убивать. Вы отлично справляетесь с шантажом и манипуляциями. У вас это получается гораздо лучше, чем убийства.       — Шантаж и манипуляции, говоришь, — Чосо хмыкнул и посмотрел на пленника. — Добудь из него больше информации. Мне нужна их логистика.       Чосо поднялся из подвала, прошёл через несколько потайных коридоров и вышел в главный холл дома. Твёрдым шагом направился в кабинет отца, не заставляя его ждать. Постучав, дождался разрешения и вошёл. Его сердце сжималось, словно уходя в пятки, и возвращалось, вызывая тошноту. Голова кружилась.       В кабинете его ждал отец, который пил крепкое спиртное и курил не менее крепкую сигарету. На столе стояла открытая баночка с лекарствами, с которыми отец иногда перебарщивал. Чосо знал, что у него развилась зависимость, и иногда он принимал дозу нарочно больше, чем необходимо.       — Садись, — Норитоши дёрнул рукой, которой он зажимал сигарету, на стул, стоящий по другую сторону стола.       Чосо послушно сел, расставил широко ноги, расслабившись и чуть сгорбившись.       — Сядь прямо.       Чосо еле слышно вздохнул, неумело скрывая раздражение, и выпрямил спину.       — Ты какого хера творишь, дорогой мой сын?       — В каком смысле?       — Я разрешал тебе использовать подвал для личных целей? Дальше тренировочного поля ты не должен ходить.       — Я хочу участвовать в поисках тех говнюков, которые тебя предали, отец. Они хотели убить меня, похитили. Я имею право на то, чтобы увидеть, как они сдохнут.       — Ты действуешь неосторожно. Тебя кто просил ловить исполнителя? Ты как собрался отмазываться от китайской триады?       — Никак. Его забрали бесшумно. В том месте была всего одна камера, и то она почищена. Мы всё проверили. Клянусь: волноваться не о чем.              — Не говори со мной так, будто мы наравне.       — Извини… — буркнул Чосо и посмотрел вниз, на руки, которые он скрепил в замок между рук.       — Прямо, — чётко сказал отец, и Чосо снова выпрямился. — Ты даже спину контролировать не можешь, какая речь может идти о поиске? Думаешь, это как найти потерянную собачку? Или, может, просто вычислить очередных дураков из твоей школы, чтобы выяснить, сколько раз в день они ищут порнуху на телефоне? Это триада, Чосо!       — Я знаю! — в ответ так же громко сказал Чосо и снова опустил голову, но спину продолжил держать прямо. — Я контролирую ситуацию.       — Что ты сделал с исполнителем?       — Запугал немного. Сейчас Гото с ним разбирается.       Отец прикрыл глаза, глубоко вздохнул и встал со своего места. Подошёл к окну, потёр щетину на подбородке.       — Дебил, — выдохнул он устало в сторону окна. — Мелкий идиот.       — Его никто не будет убивать, — игнорируя оскорбления отца, которые стали уже частью обыденности, сказал Чосо. — Но, кажется, я кое-что придумал. Только мне нужны будут люди.       — Я не собираюсь никого подговаривать или кого-то искать для тебя. Если решил что-то делать — делай сам. Но если пострадает наша семья и тем более твоя мать — ты лично себе вскроешь кишки, ты понял меня?       — Знаю. Понял, — Чосо нахмурился, снова глянул вниз. Смотреть на отца — невыносимо. Каждый раз Чосо казалось, что он не достоин кинуть на него даже мимолётный взгляд. — Так ты разрешаешь мне продолжать?       — Я хотя бы посмотрю, чему ты научился.       Ему было рано выполнять подобные задания и тем более возглавлять их. Но и его отец не был обычным человеком. Он чтил обычаи и законы, но часто отклонялся от них в угоду развитию и процветанию. Правда Чосо до сих пор не понимал, почему Норитоши не развивал легальный бизнес до чего-то более крупного и масштабного.       Оба молчали. Тишина давила на уши, ускоряла пульс. Чосо начал трясти ступнёй, отбивая тревожный быстрый ритм пяткой по полу. Дыхание участилось. Обычно отец, когда заканчивал разговор, отпускал сына. Камо-старший никогда не позволял себе тратить время на пустое молчание. Это стало одной из причин, почему Чосо отдалился от отца. Официальные разговоры или постоянные ссоры построили брешь между ними.       Да, стоило Чосо в пятнадцать лет пропасть, отец тут же поднял шумиху, нашёл сына, спас, а негодяев — застрелили. Чосо отдал бы всё, чтобы хоть кто-то из родителей обняли его, когда он вышел тогда из машины Гото, раненый, с ноющими мышцами, костями, кожей, органами… В тот вечер его никто не обнял, кроме доктора Мори, которая потом долго лечила его. Она до сих пор была единственной, кто знал о нём всю правду. И Чосо молился, чтобы это так и оставалось тайной. Последние люди, которые знали об изнасиловании, были Маэда и Араки, и те оказались убиты.       О его моральном состоянии не спросила даже мать. Видимо, снова запретил отец. А она была послушной и никогда не смела ослушаться своего оябуна.       Мори заступалась за Чосо перед его отцом. Просила не нагружать мальчика, дать ему отдохнуть, восстановиться. Про психическое здоровье Норитоши и слышать не хотел. Он всегда считал, что трудности только закаляют характер. Он и закалился. Настолько, что Чосо чуть не сошёл с ума, а желание смеяться и улыбаться атрофировалось окончательно.       Когда наступала ночь и когда комната наполнялась гнетущей тишиной, ему становилось нечем дышать. Пока никто не видел, он включал ночник, засыпал с телефоном в руках, просыпался каждые два часа от кошмаров или от внезапного приступа тревоги. Нервные тики усилились, на кулаках стало больше ссадин от драк.       Деньги позволяли Чосо ходить на частные вечеринки с ближним кругом его приятелей. Друзей у него не было. Камо-младший держал всех на расстоянии, зная, что люди непредсказуемы. И ещё он научился тому, что всем нужна от него только выгода. Он — сын оябуна. У него никогда не будет и не было друзей, которые испытывали бы к нему искренность и бескорыстное желание общения с ним.       Он научился и пользоваться этим. От каждого брал выгоду для себя, при этом он всё чаще и чаще стал создавать окружающим иллюзию выбора, чтобы даже чужая выгода стала удобной именно для него.       Единственное, чему он так и не научился, видеть в себе красоту и важность, видеть в себе личность и красивого человека. А он действительно был красив с самого рождения. Мама рассказывала ему, как Норитоши, взяв новорождённого сына на руки, ворчал, что у него «будто родилась девка, а не сын». Камо-старший был счастлив, когда Чосо стал расти не только в высоту, но и вширь в районе плеч, когда его шея стала крепче и на ней появился кадык, когда руки Чосо огрубели, а голос стал на несколько тонов ниже с чарующей вибрацией, которая отдавалась в мозгах собеседника.       Девушки любили его голос и чёткость произношения каждой буквы, любили его вибрирующий шёпот над ухом, его большие руки, которыми он позволял себе делать всё, что ему хочется. Невинным душам это не нравилось. Но Чосо старался таких и не выбирать. Он искал больные души, которые нуждались в нём, как в способе воплотить в жизнь свои грязные сексуальные желания.       Сам Чосо не понимал, в чём было его очарование. Голос как голос, тело как тело, лицо как лицо… Ему делали комплименты — он не верил, считал это подхалимством, сразу думая, что человеку что-то от него нужно. Почти всегда так и было. Поэтому Чосо перестал верить людям так же, как не верил в отражение зеркала. Это был не он. Какое-то бесформенное чудовище, которое нельзя было принять даже за человека. Блеклая тень на фоне отца, которая терялась в толпе, терялась среди сильных лидеров и умов семьи Камо. Нужно было стать лучше. Нужно быть идеальным: умным, сильным, привлекательным, расчётливым, красивым, без шрамов и ссадин, без права на ошибку. И требования к себе росли с каждым годом.       — Куда засмотрелся? — спросил отец, садясь обратно за стол. Чосо слегка дрогнул, глянул на Норитоши и опустил взгляд в пол.       — Задумался.       — О чём?              — О том, что буду делать с Эндо и Ямасита.       — Убить?       — Как бы да, но… — Чосо замер. Не так часто он мог услышать от отца заинтересованный вопрос, хоть он и прозвучал так коротко. Он повернулся всем телом к столу, упёрся локтями, и стал говорить более уверенно, живо, словно вопрос отца поселил в нём веру, что Норитоши и правда стало интересно, что придумал его сын. И он правда слушал. — В общем, мне нужно переиграть всё так, чтобы подставить эти двух говнюков. Допустим, что сделает триада, если узнает, что эти двое их предали? Она сама их устранит.       — Они и так с трудом простили нам убийство трёх человек год назад. Знаешь, сколько мне пришлось заплатить, чтобы откупиться? Я бы на эти деньги смог бы купить ещё два клуба в центре. И эти трое были ведь не так важны для них. Эндо и Ямасита — главные зачинщики бунта, потому что они изнутри нашей организации почти с самого начала работали на триаду. Они имеют огромный вес в Китае и Японии, — сказал строго Камо-старший, но больше задумчиво, отчего Чосо встрепенулся, почувствовал прилив сил. Внутри него затрепетал и захлопал в ладоши маленький ребёнок, который был в восторге получить внимание отца. — Твой план — это сухой набросок, но мне нравится. Умно.       — Главное задать отправную точку. Цель — есть, способ получения цели — есть. Осталось только разобраться с деталями и мелочами. Это сложнее, но возможно. Поэтому я хотел, чтобы ты дал мне возможность расширить свои возможности. Мне нужны хакеры, камеры, немного поднапрячь бухгалтерию и юристов: мне нужна их консультация с документацией. Нужны подставные лица, которые будут готовы нам помочь и взять удар на себя. Потому что нужны будут транзакции с другого счёта, никак не связанного с нашими счетами. Иначе сразу станет понятно, что происходит. Можно выкупить у них одно, украсть у триады второе. Я уже в курсе, что они держат здесь точку в морском порте и казино в Синдзюку… Но это всё не то.       — Не спеши. Узнай сначала, с чего ты хочешь начать.       — Склады… Нужно выяснить, где у них находятся склады! — Чосо подскочил со стула, словно в его ноги вставили пружину. — Этот китаец в пыточной заикался как-то о складах. Вряд ли они где-то в Токио. Они могут быть где угодно, но я точно знаю, что эти двое контролируют поставки лёгких наркотиков. Потому что этот китаец работает на них, возит товар. Можно сделать выкуп. То есть, подмену. И подмену, и выкуп!       — Успокойся. В таком деле эмоции — лишнее.       — Смотри… — Чосо сел на место и стал раскладывать из органайзера ручки. Он достал из упаковки со скрепками несколько наборов. — У нас есть два склада. Один — с товаром, который контролируют двое предателей. Второй — личный склад триады. Я уже понял, что Эндо и Ямасита имеют огромное влияние и контролируют часть поставок каннабиса. Допустим, вот их склад. — Чосо поставил перед собой полоску скрепок. — Это — второй. — Он поставил такую же полоску подальше. — У нас будут два грузовика. Один — триады, то есть с поставкой товара предателей. Второй — наш подставной с товаром, который мы украдём у триады.       — Украсть? — спросил отец, нахмурившись. Чосо энергично закивал.       — Наёмники. — Чосо двигал колпачки от ручек, которые он представлял как транспорт. — Нужны будут наёмники. Наш грузовик будет идентичен грузовику триады. Нужно изучить их логистику, понять, куда и как они повезут товар, когда наши наёмники решат купить у них товар. На пути на трассе подчистить камеры после того, как мы инсценируем якобы аварию или проверку документов. Подменим товары. Грузовик с ценным товаром в итоге продадут за мелкую сумму, а грузовик с каннабисом двух долба… двух этих идиотов подкинем им же, якобы они сами подменили товар. Перед этой операцией нужно будет раздобыть отпечатки пальцев. Выясним, где именно они находятся, пустим наших проверенных наёмников внутрь раздобыть отпечатки и правдоподобные улики. Например, чей-то волос. Только нам ни в коем случае нельзя оставлять следов.       — Чосо, — отец вздохнул. Он наклонился через стол, глянул на в глаза сына. — Закатай рукава.       — Что?       — Чосо, — твёрдо, точкой, сказал отец. Чосо послушался: закатал рукава. Отец взял их, осмотрел изгибы под локтями.       — Ты думаешь, я под наркотиками? — Чосо не обижался, но всё равно нахмурился. Он не в первый раз проходил эту проверку от отца.       — Ты какой-то… не знаю, — Камо-старший вздохнул, встал. Чосо давно не видел его настолько задумчивым и спокойным, хоть он и продолжал хмуриться. Будто эту эмоцию ему приклеили намертво на лоб суперклеем. — Слишком энергичный.       — Да потому что ты дал мне возможность сделать хоть что-то. Ты мне веришь?       — Если вы оставите улику, указывающую на нас, триада окончательно объявит нам войну.       — Маски, перчатки — всё будет. Поддельные документы, счета, даже грузовик подделаем. Я лично буду следить за ходом операции.       — Почему ты так рвёшься наказать их?       — Они предали тебя, отец. Я не могу это так оставить. Они унизили меня, унизили тебя. Они обязаны заплатить. Не этому ты учил меня?       — Этому. Конечно, этому, — Норитоши сел на место. — Что ты будешь делать с исполнителем? Он так и останется сидеть в пыточной?       — Убьём, подставим всё так, что это он был водителем изначального грузовика.       — А что делать с водителем «настоящим»?              — Блять.       — Чосо!       — Извини, — он опустил стыдливо голову. — Убьём и бросим где-нибудь, как улику. Например, предатели решили, что он им мешал, и устранили.       На лице Камо-старшего заиграла лёгкая улыбка, от которой показались мимические морщинки.       — Ты ведь понимаешь, что, если твой план не сработает, мне придётся дать триаде убить тебя? Ты мой единственный сын, Чосо. Помни это.       — Я постараюсь переиграть всё так, что ты якобы бы не в курсе. Тебя не тронут и мать тоже. Я сам буду отвечать за всё.       — Я не буду помогать тебе, но понаблюдаю со стороны. Если у тебя всё получится, устрою для тебя закрытую вечеринку. Ты ведь любишь их? — Норитоши ухмыльнулся и встал со стула. — И обновим твой пистолет. — Он бросил взгляд на стол. — Убирай этот бардак. Мне нужно отдохнуть и немного подумать.       — Мне можно начинать?       — Пережди сегодняшнюю ночь. Обдумай каждую деталь. В таких делах торопиться нельзя. Можно подорваться, если вслепую бежать по минному полю.       Чосо сделал один резкий солдатский кивок и стал убирать канцелярию обратно, аккуратно складывая её в органайзер.       Китайского пленника пришлось оставить до начала операции.              Чосо не мог найти себе место, когда лежал в комнате и думал. Одиночество сводило его с ума. С отцом ему думалось куда легче.       Он стал листать контакты в телефоне и увидел один контакт, на котором остановился — Юна Фудзивара. Она была юной певицей и моделью, участвовала часто в шоу у популярных блоггеров и на телевидении. Она была на пару лет старше Чосо, но на его фоне всегда казалась младше. Всё из-за образа невинности и чистоты, от которого Чосо всегда посмеивался. Юна не была ангелом, какой её видели родители или фанаты на экране, от чего они в восторге пищали, особенно юные девочки, которые хотели быть её копией.       Она любила красить волосы, а её любимой краской так и остался нежный оттенок сакуры.       Чосо ввёл пароль в личном зашифрованной хранилище, над которым постарался один из главных отцовских программистов; открыл папку с фотографиями, добрался до следующей папки с названием «сакура».       Чосо открыл первое фото. Он делал их лично в очередную встречу с Юной. Листая, Чосо замечал, как менялась и сама Юна. Её ангельский образ пропадал с каждым движением пальца влево. Фудзивара раздевалась для него, потому что Чосо хорошо заплатил ей, потому что пообещал, что никому не покажет эти фотографии. Юна была не только глупа, но и входила в список «больных душ» Чосо. Юна призналась, что спала со своим отчимом против своих желаний, и он помог ей стать айдолом. А этот отчим ведь растил её с младенчества как родную дочь.       На экране телефона показалась фотография, где Юна была почти полностью голой. Она пыталась мило прикрывать маленькую грудь рукой, но в её глазах Чосо видел чёртиков, которые только доказывали в очередной раз, что Фудзивара не была невинной. Ей это нравилось.       Чосо вышел из хранилища, набрал номер Юны. Была почти ночь, вряд ли она спала, хоть и уставала много на выступлениях и съёмках.       — Привет, — услышал он по ту сторону связи и улыбнулся. Чосо перекатился на живот, взял в руки ноутбук с тумбочки, открыл его.       — Привет. Занята?       — Нет. Просто в комнате лежу.       — Есть минут двадцать свободного времени?       — Опять?       — Не говори, что тебе это не нравится, Фудзивара.       — Мне больше нравится, когда ты называешь меня по имени, — Чосо почувствовал в её словах улыбку.              — Я уже захожу, — сказал он, включая ноутбук. Открыл приложение с голубой иконкой. — Жду твоего звонка.       — Ладно, — она посмеялась. — А вдруг отец с мамой зайдут?       — А ты закрой комнату.       — Хорошо, — Юна говорила негромко, пока включала свой ноутбук. — У тебя опять что-то случилось?       — Да, но не хочу об этом говорить.       Как только Юна позвонила Чосо по видеозвонку, они отключили вызов на телефонах. Чосо отложил его в сторону, сел на кровать, уперевшись спиной в изголовье. Поставил ноутбук на ноги, согнул в коленях, чтобы было видно Юну и чтобы создать самому себе удачный ракурс.       Он посмотрел в экран. Перед ним сидела Фудзивара, у которой камера располагалась чуть снизу. Чосо оценил это. Какой бы ракурс не выбрала Юна, он всегда был выигрышный.       — Шёлковая ночнушка? Тебе идёт, — Чосо улыбнулся, заметив, как от торчащих сосков на нежной ткани падала тень.       — Спасибо, — Юна мило улыбнулась, чуть покраснела. Единственное невинное, что в ней осталось, помимо ангельской красоты, — её стыдливость, которой она сама же и пользовалась.       — Сними её. Не торопись.       — Ты специально для этого снял рубашку? — спросила Юна, глядя распахнутыми глазами в экран. — В последний раз твои плечи были меньше.       — Занимаюсь в зале.       — Мне нравится, — Юна снова улыбнулась и потянула вверх шёлковую майку.       Чосо замер, глядя в экран. Нежный красновато-жёлтый свет её лампы освещал утончённые изгибы её тела, создавали небольшую тень под маленькой упругой грудью со стоячими сосками. Несколько локонов её завитых длинных волос спрятали тело.       — Дальше.       Юна снова улыбнулась, выпрямилась на коленях и зацепила слабую резинку коротких лёгких шорт. Повела руками вниз, поглаживая бёдра ладонями. Соблазняла. И понимала, что Чосо не сможет прикоснуться к ней. Ей нравилась эта игра, как и нравилась ему. Именно для этого он и позвонил ей.       — Я скучала по тебе, — проговорила негромко Юна.       Чосо знал, почему она разговаривала тихо: за стеной явно спали родители. А может, и не спали вовсе. Азарт только ещё больше подогревал его кровь. В штанах стало слишком тесно.       — Я тоже хочу посмотреть на тебя, — прошептала она, улыбаясь.       — Позже.       Шорты скользнули по её стройным ногам, упали на кровать. Девушка плотно смыкала ноги, пытаясь спрятать лобок.       — Ты стала бриться?       — Решила попробовать, — Юна покраснела, дёрнула назад бёдрами, прячась ещё больше.       — Сядь.       Кусая губы, пытаясь выглядеть мило и невинно, она послушно села, поджала к себе ноги, сгибая их в коленях.       — Не прячься.       Юна с трепетом выдохнула и стала раздвигать неторопливо ноги, словно они были стянуты тугими резинками. Теперь Чосо видел всё. Юна наклонила голову, убрала нежно-розовые волосы в сторону и глянула в камеру сверху вниз. Она ждала похвалу или комплимент, ждала приказа и личного подчинения.       Свет, падающий на её тело, делал нежную кожу ещё мягче. В тёмных глазах Юны словно блестели красные звёзды. На розовых маленьких сосках играли блики, они привлекали внимание Чосо. Движения Юны походили на плавный танец, которым она разжигала в Чосо огонь каждый раз, когда он смотрел на неё.       Они виделись через камеру не слишком часто. В первый раз они просто болтали по видеосвязи, не подозревая, к чему это может привести. Лямка майки сползла тогда по тонкому плечу. Юна поспешила её поправить, а Чосо сказал ей: «Оставь. Мне так больше нравится». Фудзивара посмеялась и в шутку скинула вторую лямку. Это превратилось в азарт, который Чосо тут же перехватил в свои руки и начал управлять им. Брал Юну на слабо, прося снять майку. Упрашивать долго не пришлось.       — Опять только я себя трогаю. Ты всегда так делаешь, — Юна улыбнулась. Она глубоко и медленно дышала, пытаясь успокоить быстрое сердцебиение.       — Не обманывай, — Чосо слабо улыбнулся, поправил чуть взлохмаченные, отросшие до мочек волосы.       — Потрогаешь себя? — спросила она негромко, с предыханием.       — А ты хочешь?       — Хочу, — Юна провела пальцами по животу вниз, почти дошла до лобка и вернулась обратно. Она кивнула резко головой, смахивая волосы с плеч, и откинулась на вытянутые руки. Смяла простыни руками, стреляя глазами в экран. — Но больше хочу, чтобы ты уже сделал это, когда мы будем в одной комнате.       — Ты говорила, что ты ни с кем не спала, кроме своего отчима.       — Ты можешь это исправить, — Юна посмеялась и перекинулась на руки вперёд, наклоняясь к камере. Она приблизила лицо, улыбаясь и закусывая губы. — А ты этого не хочешь?       — Ты заигралась, — Чосо слабо улыбнулся. — И не понимаешь, насколько это серьёзно.       — Мне надоело трогать себя и смотреть на тебя через камеру. Я хочу увидеть тебя напротив, хочу потрогать, почувствовать тебя.       — Можешь приехать, если так сильно этого хочешь.       — Родители убьют меня, если я выберусь из дома так поздно.       — А ты сделай так, чтобы они не узнали.       — Нет… — Юна прикрыла грудь рукой и села. — Они могут узнать в любом случае. Давай завтра?       — Как скажешь, — Чосо ухмыльнулся. — Тогда я хочу, чтобы ты потрогала себя прямо сейчас.       — Сразу к делу? — Юна снова закусила губу.              Она расслабленно села на кровати, расставила широко ноги, элегантно выгибая даже ступни. Модель — не иначе. Даже в такой позе знала, как ей выглядеть в камере выгодно и сексуально. Рукой скользнула к половым губам, раздвинула розовые складки и тронула блестевший от влаги клитор.       Лаская себя, Юна задирала голову и снова возвращала взгляд в камеру, краснела, тяжело дышала, изо всех сил стараясь сдержать стоны.       Придерживая ноутбук, Чосо ловко стянул вниз ночные штаны с нижним бельём, освобождая налитый член. Он сглотнул, сжал его рукой, провёл вверх и вниз. Юна, заметив его реакцию, удовлетворённо заулыбалась.       — Ты не снимаешь меня? — спросила она так, словно и не волновалась об этом.       — Нет, — с выдохом ответил Чосо, ускоряясь. Рука слегка затекала из-за неудобного положения. — Не останавливайся. Кончи для меня, Юна.       Она стиснула плотно губы, согласно промычав. Она нырнула двумя пальцами внутрь, скользнула снова вверх, возвращаясь к клитору. Слабо простонала, прикрыла глаза. Чосо неотрывно наблюдал за Юной, которая почти полностью отдалась собственным ощущениям, лишь бы сделать ему хорошо.       Нет, это однозначно лучше порнографии, как думал Чосо. Она в эту самую минуту принадлежала ему, делала всё, что хотел именно он, ласкала себя только для него, а не для миллион чужих глаз, которые она никогда бы не увидела. Его личное представление, которым наслаждался только Чосо. Как и она наслаждалась только благодаря ему и только с ним.       Юна закрыла рот рукой, закатила глаза. Её тело затрясло, а в ладонь вырвались глухие тоненькие стоны, лишь бы не услышали родители за стеной. Чосо кончил почти сразу же, запрокинув голову и беззвучно открыв расслабленный рот.       Чосо прижался макушкой к стене. Его грудь высоко и часто вздымалась, а щёки налились лёгким румянцем.       — Мы встретимся завтра? — спросила Юна сбивчиво. Чосо согласно покивал, облизывая пересохшие губы. — Поговоришь со мной ещё немного?       И он ответил с лёгкой, давно ставшей фальшивой, улыбкой:       — Давай поговорим ещё немного.