Её демоны

      Чуть больше двух лет назад в семье Мегуми произошла трагедия. Его старшая сестра Сатоми, которая была ему кровной только по матери, попала в аварию. Врачи констатировали смерть на месте. Авария была настолько страшная, что, как говорила семья Мегуми, бедную Сатоми чуть ли не пришлось собирать по частям внутри раздробленной машины и по асфальту. С тех пор Мегуми даже не видел тело Сатоми. Она просто исчезла призраком из его жизни.       Он долго страдал. Я утешала его несколько месяцев, пыталась сделать всё, чтобы хотя бы нормализовать настроение друга. Иногда получалось, иногда попытки оказывались тщетными. Я никогда не сдавалась. И вскоре, благодаря общим усилиям, Мегуми оправился и перестал так горько скорбеть.       А теперь передо мной стоял Чосо и, слабо улыбаясь, словно не предлагал ничего существенного, просил вернуться Мегуми и рассказать какую-то правду о Тоджи и Сатоми.       — Какую ещё правду я должна рассказать? — спросила осторожно, словно ходила по минному полю.       Чосо достал из-под кровати небольшой квадратный чемодан с выдвижной ручкой. Кинул его на постель, покрутил цифры, набрав нужный код, и открыл.       Внутри лежали вещи. Чосо вытащил красный шёлковый халат, у его ворота выскочила этикетка. Он взял её в руки, покрутил, опустил на секунду уголки губ вниз, словно оценил цену в «нормально» и разжал на ней пальцы.       — Нравится такое? Попросил Сато купить что-нибудь тебе. Не гулять же тебе в платье или грязной одежде.       Я приняла из рук Чосо халат и поскорее накинула его, не снимая этикетки. Чосо на это только прыснул, будто не удивился.       — Спасибо, — буркнула негромко.       Халат был лёгкий и нежный, его края щекотали колени. Он был немного великоват в плечах, но так было даже лучше. Чувствовала себя защищённей.       — Платье не трогай. Его стиркой займутся в нормальной конторе в Токио. Попрошу Сато или Хагараси отвезти его.       — Почему ты избегаешь разговора?       Чосо достал чистую рубашку, лёгкие чёрные штаны и стал переодеваться.       — Возможно, я слишком рано прошу об этом. Но когда, если не сейчас?       Чосо достал папку со дна чемодана, открыл её и вытащил несколько бумаг.       — Что это?       Чосо бросил бумаги на кровать у чемодана и кивнул на них, разрешая посмотреть. Я неуверенно глянула на Камо, затем на бумаги, и села на край кровати, медленно, будто могла подорваться в любую минуту.       Одна из бумаг содержала в себе что-то наподобие досье на человека. Пробежалась глазами по тексту с множеством пунктов. Там были дата и место рождения, возраст, группа крови, короткий список аллергий, вредных привычек, перенесённые за всю жизнь операции. Судимостей нет, имущества нет, даже счетов в банке нет. Но и на документе печати не было, из-за чего я начала сомневаться в подлинности и правдивости прочитанного.       Следующая бумага — копия свидетельства о смерти Сатоми. Её читать и просматривать не стала. Было больно вспоминать прошлое, из-за которого настрадался Мегуми.       Я кинула взгляд на Чосо. Он заинтересованно смотрел, как я перебирала бумаги.       Копии денежных транзакций со стороны получателя. И были фотографии. Старое фото улыбчивой Сатоми, когда она ещё училась в университете на третьем курсе. И остальные…       Я взяла в руки плотные глянцевые листы и стала перебирать их. На каждом из них была Сатоми. Снимки случайные, быстрые. И сделаны они были явно не где-то в Японии. Все изображения показывали разные помещения, пока Сатоми либо с кем–то общалась, либо закрывала дверь за собой, либо пила в компании алкоголь. На её лице виднелись ссадины, на теле — синяки. Сатоми сильно похудела, из-за её слишком открытого топа на некоторых фотографиях болезненно торчали рёбра, а щёки стали немного впалыми, от чего она выглядела старше своих лет.       Ещё были фотографии какого-то заведения, будто где-то на окраине города. Снимали его явно с дрона.       — Я не понимаю, — я стала нервно посмеиваться, глядя на досье Сатоми, её фотографии, на какие-то счета. — Что это? Это… это не может быть она. Она умерла два года назад. Были похороны, мама Мегуми плакала так, что… Да не могла она так играть на публику! А врачи, а полиция, а ритуальные агентства…       — Для Фушигуро подстроить такое несложно. Он уже делал однажды фальсификации и подстраивал чужие смерти. Подкупленные врачи взяли тело одной сиротки-наркоманки. Хотя там и хоронить особо было нечего. Якобы нечего.       — И ты хочешь, чтобы я рассказала об этом Мегуми?       — Всё верно, — Чосо ласково улыбнулся и сел на корточки передо мной. Не часто я могла смотреть на него сверху вниз. Но даже так душила уязвимость. Чосо взял мою руку в свои ладони. — Мегуми заслужил знать правду.       — Зачем тебе это?       — Когда охранной компанией управляла Наоки, мне было куда проще, хоть и всё равно напряжённо. Она сестра Тоджи, хотя всегда клялась всем, чем только могла, что она не рассказывала ему о наших делах. Мы с Наоки были повязаны тайной, которую нельзя было разглашать. А именно дела внутри клубов. Помимо стимуляторов, в клубах распространялся кокаин. Он не пользуется такой популярностью, как тот же экстази. Конечно, ты не сможешь купить его в клубе просто у бармена, но там есть наши люди, которые делились на две группы: одни закрывают глаза, делая вид, что ничего не замечают, то есть охранники, и подставные посетители клуба, распространители и продавцы. Первые — люди Наоки, вторые — мои.       Чосо встал, размял плечи.       — Я не виню Наоки. Она чем-то напоминает мою мать. Уставшая, недовольная своей жизнью, мечтающая о семье и спокойной карьере, о путешествиях и честной жизни. Женщин я жалею куда больше, чем мужчин, особенно если они мои партнёры. В этом плане я сексист, каюсь. — Чосо легко улыбнулся. — Поэтому я предложил ей просто расторгнуть все наши договоры, но остаться повязанными нашими грязными делами. Если идти на дно в будущем, то вместе, но я пообещал ей, что сделаю всё возможное, чтобы её это коснулось меньше всего. Хоть и понимал, что уход Наоки означает появление на горизонте Фушигуро Тоджи. Помимо своих дел с салонами и проституцией, он занимается более серьёзными вещами за границей, особенно в Южной Америке. Я не зря упоминал Бразилию сегодня. Тоджи участвует в незаконном обороте оружия и торговле людьми. В основном это потерянные девушки, которых даже не будут искать. Насколько мне известно, Фушигуро сначала пытался подкатить свои яйца к Сатоми, но не вышло. Согласись, было бы странно, если бы он начал трахать старшую сестру своего сына? Она-то ему кровно никто, а вот сыну… Сатоми начала угрожать его бизнесу. Тогда он и убрал её, решив поиметь с этого выгоду. Сатоми он не трогал. Он вообще никого не трогает сам, в отличие от меня. Он поступает куда мудрее.       — Зачем тебе это? Зачем мне нужно рассказывать Мегуми такие жестокие подробности? Он уже смирился с её смертью.       — Разве не будет лучше, если Мегуми узнает, что Сатоми жива? Возьми одну фотографию, покажи, но не отдавай. Если Фушигуро-младший решит, что лучше побежит к отцу и поплачется ему в плечо, то скажешь, что услышала об этом у одного из мелких сошек. Прикинься тупой, пожми красивыми плечиками, скажи, что вообще не поняла, кто это был. Но вообще до такого вряд ли дойдёт, потому что Мегуми понимает, какие будут последствия для тебя в первую очередь. Он в любом случае выберет тебя и твою безопасность. Приведи Мегуми ко мне. А я уже с ним поговорю и приведу остальные доказательства. И ты дашь мне свой телефон потом на проверку, когда поговоришь с ним.       — Это ещё зачем?       — Чтобы ты не добавила эти фоточки в свою личную галерею. Это не шутки, Рика. Всё, что я показываю тебе сейчас — незаконно, понимаешь? Это тяжкие преступления, которые не должны выйти за пределы нашего круга.       Чосо снова сел на корточки, взял моё горячее лицо в ладони, добродушно улыбнулся.       — Теперь мы и с тобой повязаны общей тайной, дорогая, — шепнул он, потянулся и поцеловал меня в кончик носа, словно издевался, словно показывал, где моё место рядом с ним: внизу, у его ног. И я обязана лежать возле них, не шевелиться без приказа и тем более не скалить зубы. И, по правде говоря, больше и не хотелось.       Я увидела Чосо с другой стороны. С нашего знакомства прошло так мало времени, но теперь мы были повязаны с ним общими делами, тайной, почти одной жизнью.       — Ты так и не объяснил… Ты сам учил меня, что люди, особенно ты, ищут ото всех выгоду. Где тут выгода для тебя?       Чосо снова встал, я проследила за ним плавным взглядом, уже опасаясь даже задавать вопросы. На секунду мне показалось, что он мог взять иглу с ниткой и зашить мой рот, из которого лилось слишком много вопросов.       — Мне невыгодно партнёрство с Фушигуро. Этого достаточно?       — Почему тебе не выгодно? — спросила более осторожно, вытягивая из себя слова канатом. И продолжала внимательно следить за Чосо.       Он выдохнул. От него всё ещё чувствовался сильный перегар, а опьянение в этот раз он сумел легко скрыть. Его будто нельзя было сломить даже алкоголем. У него никогда не развязывался язык.       — Потому что он привык вести общую политику вместе с моим отцом. Я не такой, как мой отец. Я полностью перестроил его империю под себя, сделал её полностью своей. Как только все дела перешли мне, большая часть людей, неугодных мне, была смещена как минимум в клубах. Пришлось поменять даже младший персонал, который был выгоден именно мне. Были и бунтовщики. С ним был разговор другой.       — Те, кому не нравилась твоя политика? Или те, кто просто не хотел подчиняться тебе?       — Всё вместе.       — И что ты сделал с ними?       — Я — ничего. И не притронулся к ним, и похороны их не оплатил. — Чосо слабо улыбнулся. Я стиснула постельное бельё в кулаках.       — А если, предположим, я отвернусь от тебя. Не захочу подчиняться. Просто убегу. Что будет со мной?       — Не убежишь, — Чосо подошёл ко мне, упёрся в кровать по обе стороны от меня, заставляя моё дрожащее тело отклониться. Я упёрлась ладонями в кровать, чтобы не упасть. — Потому что мои люди всюду. Думаешь, что я один и со мной по пятам ходит только Хагараси? Или, думаешь, что охрана в клубах — это самое высшее звено, и то принадлежащее Фушигуро? Камеры, люди, спецподготовка… Да даже меня готовили с самого детства. Сейчас мне ничего не стоит приставить пистолет к твоей башке и нажать на курок. Но я этого делать не стану. И, надеюсь, не придётся.       — Всё закончится долгом? Ты отпустишь меня после тридцати дней? — спросила тихим шёпотом, уставившись на Чосо и не моргая. Его глаза были слишком близко. Их прятала глубокая тень и полумрак комнаты. Но они блестели от опьянённой влаги и озорства.       Чосо улыбнулся.       — Я подумаю. Твоя связь с Мегуми не даёт мне покоя.       — Ты давно знаешь о ней?       — Достаточно. Не думаю, что у тебя есть от меня секреты, — Чосо беспечно посмеялся и выпрямился, оттолкнувшись руками от кровати. — Хочешь выпить?       Я отрицательно мотнула головой. Мне хватило алкоголя за этот вечер. Тем более не хотелось терять рассудок.       — И что ещё ты обо мне знаешь?       — Ты ещё не поняла, что я знаю о тебе много, ещё в ресторане, когда рассказал тебе про медицинскую карту? Знаю номера твоих счетов и их количество, знаю номера твоих родителей, где и сколько они работают. Знаю, где ты жила, вплоть от твоего первого дня рождения. Где училась, с кем встречалась, кто твои друзья, — Чосо загибал пальцы, перечисляя всё, что он знал обо мне. И это явно было только поверхностью того, что он смог накопать обо мне.       — Почему ты говоришь это именно сейчас?       — Чтобы ты не решила сбежать. Даже твои мысли об этом уже навивают на меня сомнения.       — Я только спросила. У меня и мыслей не было сбежать.       — Не ври. У тебя на лице всё написано. Начала осознавать, где оказалась?       — Я хочу спать. Завтра можно будет уехать домой?       — Можно. Не забудь фотографию. На это задание у тебя ровно неделя.       Задание… Я уже опустилась в наших с Чосо отношениях настолько, что он уже позволял себе давать мне задания. Оно и не было удивительным. Сама подписалась на эту игру, сама не заключила письменного соглашения. Все условия были сказаны в устной форме. Поэтому я саму себя загнала в ловушку ещё в том кабинете в тот глубокий вечер, когда впервые столкнулась с Чосо с глазу на глаз.       Чосо вышел покурить на балкон, а я так и легла в кровать в халате. Из-за того, что я ощущала себя чужой в этом мире, было тяжело уснуть. Смотрела перед собой. Чосо убрал документы в чемодан, оставив мне одну фотографию. После этого пыталась всеми силами сделать вид, что спала. Сердце сжалось, когда в комнате погас свет и когда позади меня прогнулась вторая половина кровати. Чосо не трогал меня, а я не трогала его. Он лежал расслабленно на спине, как я увидела спустя час, пока просто валялась в кровати.       Он позволил себе спокойно уснуть, зная, что в этой комнате были только мы вдвоём что буквально в парах метрах от меня лежали чемодан с важными документами, который я могла выкрасть, или пистолет, из которого могла застрелить Чосо. И ему было плевать. Будто уже знал меня как облупленную. Он не просто знал, что у меня не хватит духу так поступить. Он знал это на все сто процентов, и был прав. Я не смогу и никогда не смогла бы так сделать.       Выкрасть чемодан… А что дальше? Убежать с ним из отеля? Чосо ясно дал мне понять, что кругом рыщут его люди. Мы приехали сюда не втроём с его водителем. Здесь его людей было куда больше. Было страшно представить, насколько больше.       Выстрелить из пистолета. А если не попаду? А если просто замру с ним на месте, и Чосо увидит мою попытку убийства, проснувшись? А если и попаду, что будет потом? Как я буду жить с этим, и буду ли вообще? Ведь люди Камо всюду…       Я проглотила страх, прикрыла глаза, стараясь расслабиться. Чосо уже сопел за моей спиной. Почему-то этот момент был для меня особо ужасающим. Его тело было сейчас таким уязвимым, но в то же время именно темнота и тишина комнаты заставили меня полностью ощутить всю опасность вот уже в который раз.       Будто маленькая девочка, оказавшаяся в пещере в обнимку с чудовищем, которое не хотело её отпускать. Которое обвило своим ледяным хвостом её хрупкое тело, стиснуло ни то сильно, ни то слабо, чтобы сдавить при удобном случае. Будто маленькая девочка, которая сама же забрела в глубокую, тёмную пещеру, похожую но бесконечный лабиринт. Темнота, одиночество, ужас.       Я не помнила, как уснула. А на следующий день Чосо рядом со мной уже не было. Макушку слегка ломило после вчерашних скандалов и алкоголя.       С чувством грязи на теле, с ненавистью к себе, помылась, оделась в свою одежду и оставила Чосо всё, что он купил мне. Второе нижнее бельё не пригодилось, но я была уверена, что оно ещё даст о себе знать. А одеться в свою привычную одежду оказалось сродни обычным ботинкам, на которые любители меняют коньки после часовых катаний по льду. Облегчение и непривычное ощущение лёгкости.       Чосо дал мой номер Хагараси. Водитель позвонил мне спустя полтора часа после моего пробуждения. Я уже успела смыть с себя вчерашний макияж, с которым так и уснула, успела помыться, высохнуть. Вместе с Хагараси мы позавтракали внизу отеля, и он повёз меня домой.       Больше пяти часов поездки от Киото до Токио вымотали меня. Дома, как обычно, не было родителей. Снова работали.       Не было и Мику. Я и не ждала, что она будет дома. Но всё-таки внутри меня теплилась надежда на её возвращение. Стыд за последнюю нашу встречу не давал покоя. Стоило мне вспомнить, с каким страхом и какой обидой сестра убежала из дома, тут же становилось паршиво. Хотелось залезть голыми руками в собственное тело и выдрать из него душу, чтобы она больше не болела. Да и болеть уже будет нечему.       Когда пришли родители, мама и папа только обрадовались моему приезду и позвали меня на ужин. Они снова купили еду в магазине. У мамы было слишком мало времени на готовку. Она работала учителем начальных классов в небольшой школе, а папа — инженером. Оба получали неплохую зарплату, если складывать её в общую сумму. Этого нам всегда хватало на поездки в праздничные дни, на отдых, на развлечения, одежду.       — У нас с папой для тебя небольшой сюрприз. Так как вчера тебя не было дома, папа съездил в магазин. Я-то в этом ничего почти не понимаю, — мама, улыбаясь, пошла в родительскую комнату.       Я никогда туда не ходила, в отличие от Мику. Ей было всё равно, где искать деньги.       Папа сидел за столом и не трогал еду. Ждал меня и маму. Он даже легко улыбался. От усталости у него уже появились мешки под глазами. Мама хотя бы пыталась ухаживать за лицом, а папа отнекивался, говорил, что все эти массажи, крема и прочие «женские штучки» убьют в нём мужика. Я не была с ним согласна. Почему-то сразу вспомнился Чосо. Он любил ухаживать за собой, но его лёгкие синяки под глазами, которые никак не портили его внешность, всё равно никуда не уходили. Будто помимо усталости его мучило что-то ещё.       Мама вышла с плоской коробкой, которую она несла за пластмассовую ручку.       — Это, конечно, не прям сюрприз, мы уже планировали вместе с тобой купить новый. Но я присмотрел тебе другую модель, — сказал папа, наблюдая за мной.       Я тут же кинула взгляд на маму, заулыбалась, приложила руки к лицу. Сразу же ушли все тяжёлые мысли, а между грудью фейерверком взорвалось чувство детского восторга.       Я подскочила со стула, подошла к маме. Она осторожно протянула мне коробку.       — Это тот, который я так давно хотела? Он же дорогой! — В носу защипало. Я смотрела на коробку от ноутбука, боясь её открыть.       «Не заслужила», — тут же пронеслось у меня в голове, и я расплакалась с улыбкой на лице. То ли от счастья, то ли от боли, которая тут же впилась в горло.       — Спасибо, — шепнула и обняла маму. — Спасибо, — шепнула более горячо, бросаясь обнимать и папу. — Да он же стоит… стоит как твоя зарплата, мам! Не обижайся, просто… просто… Ну это очень дорого.       Я положила коробку с ноутбуком на стул. Не торопилась её открывать. Не хотелось этого делать прямо перед ужином, но с другой стороны всё тот же детский восторг свербил во мне, не давал покоя, заставлял руки тянуться к нему, призывал прямо сейчас вцепиться в картон и открыть его, включить, потыкать на кнопки, пошариться в характеристиках…       — Потом в комнате посмотришь, — мама поцеловала меня в лоб. — Давайте поужинаем.       — Спасибо, — снова выдохнула, садясь за стол. Коробку отодвинула в сторону, к стене.       — Хватит благодарить.       Я энергично покивала.       Ужин прошёл в тишине. Мы никогда не разговаривали за столом, в основном потому, что папа любил тишину. Я чувствовала себя чужой каждый раз, когда мы вместе садились за стол. Это было редким явлением, и каждый раз я была рада, пока не начиналось само застолье. Тихое, мрачное, отчуждённое, будто мы не были семьёй, словно мы — незнакомцы, которым не о чем друг с другом разговаривать.       После ужина папа устал. Я не стала мучить его расспросами, а он не стал мучить меня сестрой. Он ушёл в спальню отдыхать.       — Тебе Мику не звонила? — собирая со стола грязную посуду, спросила мама. Я отрицательно покачала головой и стала помогать ей. — И не писала?       Снова покачала головой.       — Приходила один раз несколько дней назад, — буркнула я, опустив голову.       — Почему раньше не сказала? — спросила мама, намывая посуду мыльной губкой. Я поджала губы, стояла возле неё, уперевшись в кухонный гарнитур бёдрами. Опустила голову, стыдливо впилась взглядом в пол.       — Потому что не хотелось тревожить. Да и речь про неё не заходила. Она просто припёрлась, чтобы найти деньги на очередную дозу. И сразу же ушла. Ничего нового.       Обманывать меня не учили. Но в последнее время мне приходилось врать и скрывать слишком многое. В этот раз пришлось обмануть о том, что их младшая дочь должна крупную сумму денег преступникам.       — Понятно, — вздохнув, сказала мама.       — Слушай, может, её в реабилитационный центр снова? Найдём, отправим на лечение. Ей нет восемнадцати, вы можете ей ещё помочь против её же воли.       — Думаешь, там всё настолько серьёзно?       — Когда я видела её в последний раз, показалось, что да… — буркнула я и повернулась к мокрым тарелкам. Зачем-то решила вытереть их досуха и красиво составить обратно в шкафчик.       — Уже пытались. Потратили слишком много денег. И привлекли внимание полиции. Мы с папой дорожим своей работой. Мне больше некуда пойти, а твой папа получает и так хорошую зарплату на своей работе. А если его уволят… куда его возьмут? А соседи? Они же будут косо смотреть на нас. Мы и так старались сделать всё тихо в прошлый раз. Это просто период у Мику такой. Нагуляется, вернётся, и всё будет хорошо. Всё будет хорошо, — словно для самой себя повторила мама. Она будто сама не верила в то, что говорила, но пыталась в это поверить.       — Мам, — в носу защипало от понимания, что родители вообще не осознавали глубину проблемы. — Ты серьёзно? Мику больна! Ей нужна помощь!       — Была бы нужна помощь, обратилась бы к нам. Потерпи немного. Скоро она вернётся домой и сама попросит помощи. Я тоже в молодости гуляла.       — Но не наркоманила же!       — Да, не употребляла. Но что я ещё могу сделать, Рика? Заставить? Угрожать ей? Она сбежала из центра, не захотела лечиться. И наши с папой разговоры она не слушает. Она не хочет вообще ничего, что бы мы не пытались ей предложить. А рисковать из-за её подросткового максимализма своей работой и вашим будущим… нет, я не хочу.       — Каким будущим, мам? — с щеки скатилась слеза. Я тут же вытерла её. Мама продолжала нервно натирать тарелки губкой, в этот раз более энергично. — У Мику так и не будет будущего, понимаешь? Я уверена, что её можно спасти. Она… она заслужила, чтобы её спасли.              В голове снова всплыли все яркие воспоминания, что меня связывали с сестрой. И они разбивались хрустальными осколками о жёсткие слова матери. Возможно, в глубине души, я осознавала, что она права только в одном: будь у Мику желание, чтобы её спасли, она бы уже давно попросила помощи. Но ведь Мику больна. А больные люди не всегда осознают своего больного состояния.       Благодаря этому разговору желание спасти Мику укрепилось во мне только сильнее.       Не стала больше спорить с мамой. Она лишь сказала в ответ, что не можешь ничего прямо сейчас сделать, что она очень устала после работы и хочет отдохнуть. Я понимала, что она устала, понимала, как много энергии и сил забирали у неё маленькие дети, которых она учила каждый день. Но не понимала, как можно было закрыть глаза на проблемы родного ребёнка.       Родители были ответственными людьми, даже когда дело касалось семьи. Но почему-то именно наркомания Мику создала в принципах и семейных устоях нашего дома брешь. Я не понимала почему. Они боялись осуждения окружающих, боялись вылететь с работы из-за общественного порицания, боялись навредить младшей дочери ещё больше. И они не могли понять, что своим бездействием делали только хуже.       В комнате я даже не сразу стала открывать новый ноутбук. Села на кровать в позу лотоса, достала из-под подушки фотографию Сатоми, сестры Мегуми, покрутила её в руке.       Если Чосо способен спасти Сатоми, если я смогу спасти двух сестёр — одну чужую и одну свою — одним болезненным ударом для человека, который был мне дорог, то… почему нет? Я тяжело задышала, глядя на эту фотографию.       У Сатоми поредели волосы. Она чем-то походила на Мегуми и даже немного на Тоджи, но только причёской, хоть они и не были кровно связаны. Да даже у старшего Фушигуро волос на голове было больше, чем у измученной старшей сестры Мегуми.       Я взяла в руки телефон, покрутила его, стала листать фоновый экран вправо-влево, пытаясь найти кнопку вызовов. Я знала, где она находилась, но мозг настолько отключился от реальности, что я даже не сразу осознала, что просто туда-сюда листала телефон. Когда нашла контакты, вернулась взглядом к фотографии. И снова на контакты. Бегала так туда-сюда, пока не решилась найти телефон Мегуми.       Спрятала фотографию и тяжёлым пальцем нажала на звонок, приложила динамик к уху трясущейся рукой. Стала кусать губы, дёргать пальцами в ожидании, когда мучительные гудки сменяться голосом друга. Хотя бы ледяным «да». Да даже просто молчанием. Я всё скажу ему сама, а он уже решит, как ему поступить: выслушать, ответить или бросить трубку.       Но ничего из этого он делать не стал. Вместо гудков услышала только автоответчик. Позвонить ещё раз я не решилась. Вместо этого зачем-то нашла номер Мику и с более лёгким сердцем стала звонить ей.       Тишина. Попробовала снова. Я сбилась со счёта спустя какое-то время. Просто смотрела в голую стену, дёргала ногой и звонила, звонила, звонила…       — Алло, — раздался искажённый динамиком хриплый, невнятный голос Мику.       Я вздрогнула, подскочила с кровати.       — Алло, Мику? Где ты?       — Кто это? — промычала она еле разборчиво.       — Это Рика. Пожалуйста, скажи мне, где ты!       — А тебе не всё равно? — одним монотонным звуком произнесла она, и сердце тут же сжалось от её слов. Я приложила руку к груди, словно боялась, что от сердцебиения сломаются рёбра. — Далеко от тебя, — она слабо посмеялась и выдохнула.       — Ты пьяная?       — Может быть… А может и нет. Или да…       — Мику, господи, — прошептала я. — Пожалуйста, скажи мне. Я не буду тебя забирать, я просто хочу тебя увидеть, поговорить. Без скандалов и ссор. Пожалуйста.       — Ну-у-у, — протянула она задумчиво, словно игралась со мной. Она не успела ответить, а я уже начала собираться, не убирая телефон от уха. — Далеко я, — выдохнула она. И тут по ту сторону связи начала доноситься негромкая музыка. Она грохотала вместе с весёлыми многочисленными голосами на фоне.       — Ты у кого-то дома?       — Нет, — резко произнесла она и хохотнула. — Ну хватит, — сказала она кому-то.       — С кем говоришь? — отдалённо донеслось по ту сторону. Это был чей-то громкий мужской голос.       — Мику, пожалуйста. Я скучаю по тебе. Я сама приеду, просто скажи мне, где ты. Прошу тебя!       Я почти унижалась. Не хватало только встать на колени перед стеной и начать умолять Мику в трубку. Низко, но не могла иначе. Стоит хоть раз услышать голос сестры, я тут же забывала о всех обидах, не считая нашей последней встречи. Больно. И каждый раз, стоило подумать о ней, представляла, как моя маленькая младшая сестра, которая уже не была ребёнком, лежала мёртвая в каком-нибудь грязном притоне среди клопов, крыс и тараканов. А вокруг неё курят, пьют и колются её дружки, которые плевать хотели на её смерть. Они будут думать, что она просто словила очередной трип и получала кайф, от которого она скоро очнётся, после которого она потребует ещё дозу. Но она не очнётся, и все веселятся вокруг мёртвого тела.       — Мику, не молчи! — крикнула в трубку.       Паника нарастала, сжимала сердце до маленькой точки, сдавливала рёбра, перекрывала кислород. Кинула в джинсовку все карты без разбора, что у меня были, и побежала к выходу из дома, будто уже знала, куда мне вообще бежать.       — В клубе я, — с неохотой сказала Мику.       — В каком?! — обуваясь и держа телефон плечом, спросила я громко.       Постоянно косилась на коридор, боясь, что сейчас выглянут родители. Наверное, они даже не слышали, как я пошла в прихожую.       — Ves… ves… не по-о-омню, — протянула она мучительно, будто пыталась изо всех сил напрячь мозг.       — Пожалуйста, вспомни! Приеду, куплю тебе три коктейля, и деньги возвращать не надо! Только скажи, в каком ты клубе?       — Кэтсу, в каком мы клубе вообще? — спросила лениво Мику. Музыка стала грохотать громче. Я не понимала, где сестра вообще находилась и почему музыка гуляла в динамике то тише, то громче. — Кэтсу говорит, что… «Ves-pe-ra»? Да, «Vespera».       — Блять, это где вообще… — прошептала я сквозь зубы яростно, выбегая из дома. Осмотрелась по сторонам. Улица пустовала. — Оставайся там, ясно? Я скоро приеду.       — Там — где?       — В клубе! — крикнула я сквозь зубы, со злостью. — Всё, будь там.       Бросила трубку и стала вызывать поспешно машину. Ожидание такси стоило мне нервов. А ещё я прокусила щёку с обратной стороны до крови. Сама поездка глубоким вечером по Токио стоила мне немало денег из моих сбережений. Я всегда старалась экономить, редко позволяла себе такси, но в этот раз было невозможно им не воспользоваться.       В здании было несколько неоновых вывесок. Улица была оживлённой настолько, что на секунду могло показаться, что наступил день. И в основном тут гуляли молодые люди. На здании крупными буквами светилось латиницей витиеватое слово «Vespera».       Внутрь меня не пропустили, так как мне ещё не было двадцати.       — Пожалуйста! — попросила я двух охранников, пока мимо нас прошли двое парней, о чём-то громко разговаривая и смеясь.       — Нет! — почти крикнул басом охранник, чуть наклонившись ко мне. — Двадцати нет? Нет. Вот и иди, иди.       — Мне нужно просто забрать сестру! Тогда какого чёрта вы вообще пропустили       малолетку, которой даже восемнадцать не исполнилось?! Если вы не пропустите, я вызову полицию, и ваш клуб сразу же прикроют.       — Какую ещё малолетку? — спросил осторожно один у другого. — Кто запустил?       — Я запустил компашку несколько часов назад. И… один из наших там был, в общем. Сказал: пропустить. А что я ему мог сказать в ответ?! — возмутился тот, который почти отчитал меня при всех. — Чтобы он меня уволил?!       — Ты совсем уже… — охранник стиснул яростно зубы. — Сколько твоей сестре, говоришь?       — Семнадцать.       — Зовут её как?       — Кумагаи Мику.       — Жди здесь.       Охранник отошёл в сторону, стал с кем-то разговаривать по специальному наушнику. Пока второй охранник запускал ещё толпу молодых ребят, которые уже были навеселе, я молча ждала в стороне, борясь с желанием как-то проскочить вместе с толпой внутрь.       — Пропусти, — прикрикнул он, подходя к своему товарищу.       Внутри, когда меня обдало сладким ароматом дыма, алкоголя, смешанных друг с другом различных духов и музыкой, я прошла мимо гардероба, туалетов и VIP-комнат. Музыка била по ушам, голоса людей доносились неразборчивыми обрывками.       Весёлые крики, разговоры… Над ухом мимоходом услышала, как два парня громкими басистыми голосами обсуждают местную «крутую атмосферу».       Помещение было большим, тут тянулись и лестницы, которые вели в ещё одни специальную зону. И наверху, и внизу танцевали стриптизёрши в неоновых купальниках. Зоны со столиками, барный стол, за которым работали три парня-бармена. И сверху над ними светились мелкие разноцветные ленты на потолке и стене.       Клуб выглядел дорого. И люди здесь веселились тоже соответствующие. У кого-то сверкнули дорогие серёжки в свете неоновых лампочек, у кого-то блеснули серебряные часы на руке, у кого-то сверкало платье…       Иногда я пробиралась сквозь толпу, не зная, куда иду. Стремилась найти хотя бы одного охранника. Я была готова поклясться, что видела одного из них — в строгом костюме: пиджак, белая рубашка, брюки, слегка расстёгнутый ворот на пару пуговиц, петличка на пиджаке и наушник в ухе.       — Смотри, куда тащишься, боже! — крикнула сквозь грохочущую музыку девушка, которую я случайно толкнула.       Резко песня сменилась на другую, и возмущённая девушка, одетая в сверкающую короткую юбку, радостно заверещала возле своей подруге и тут же бросилась танцевать. Я похлопала в её сторону ресницами всего секунду и пошла дальше.       — Извините! — крикнула и с трудом протиснулась между двумя парнями. Мне удалось выбраться к барной стойке, лавируя между толпами пьяных людей.       Я подошла к охраннику, который разговаривал негромко с девушкой. Она накинула на себя чей-то большой пиджак, из-под него сверкнул неоновый розовый купальник. Охранник тут же глянул хмуро на меня.       — Простите, пожалуйста, — выдохнула и постаралась выровнять дыхание. — Вы не видели здесь девушку, она… ну… — я замялась. Пока ползла между людьми и боялась наступить на чьи-то дорогущие туфли, даже не подумала, что буду спрашивать у персонала. — Девушка с тёмно-коричневыми волосами, прямыми, на меня похожа. Вряд ли одета как-то… как другие. Да чтоб… — стыдливо отпустила голову и негромко прорычала горлом от бессилия. — Она моя сестра, младшая. Ей семнадцать всего.       — Подожди, — охранник остановил меня. Стриптизёрша отошла от него и скрылась за дверью служебного помещения. — Сколько, говоришь?       — Семнадцать, — уже в который раз повторила за сегодня и стала выжидающе смотреть на охранника.       — А, ты та, которая ищет свою сестру? Мне сказали отвести тебя к старшему.       — К старшему? — спросила негромко, но охранник даже не понял, что я открыла рот.       Он повёл меня через толпу, куда-то наверх по одной из лестниц, где было меньше людей, как можно было разглядеть с большого балкона, ограждённого частыми высокими металлическими прутьями. Оно и понятно почему. Под дурью или алкоголем оттуда можно было легко свалиться насмерть, не будь здесь ограждения до самого потолка.       На втором этаже было так же громко, но это большое пространство хотя бы не душило толпой, как в основном нижнем зале.       Я не стала пялиться, но заметила, как за одним из столиков на диванчиках сидели парни и девушки. Наверное, познакомились они здесь. Потому что трое парней слишком настойчиво лезли к двум девушкам, а те только делали вид, что кокетливо смущаются. Они игрались с кальяном, дули друг другу в лица, смеялись, пили коктейли со льдом.       Наверное, зоны тут располагались по какой-то иерархии. Далеко не все могли себе позволить попасть сюда.       За столиком, поодаль от лестницы, сидела компания из человек семи-восьми. С ними на краю сидел мужчина. Высокий, широкоплечий, в строгом костюме. Его лицо исполосовали странные татуировки, а верхние, не слишком длинные волосы, торчащие вверх, он покрасил в нежный оттенок розового.       — Господин Рёмен? — позвал мужчину охранник. Тот тут же глянул на нас. — Это Кумагаи Рика.       — О, ещё одна Кумагаи, — он улыбнулся и тут представился: — Рёмен Сукуна.       Я вежливо поклонилась и тут же выпрямилась, не зная, как мне реагировать. Сестры здесь не увидела.       — Где Мику?       — Неподалёку, под присмотром.       — Что значит «под присмотром»? — спросила негромко.       — Мне поручили прояснить тебе кое-какие моменты и отвести тебя к господину Камо. Твоя сестра сейчас с ним.