Забытые грехи

Всё внутри меня запульсировало, а старый шрам на руке налился болью, едва я вспомнила безумный хохот Беллатрисы, ледяную сталь клинка в её руке, свою агонию на полу Малфой-мэнора. Но Лестрейндж мертва, её муж поцелован дементором, как и Долохов. Единственной ниточкой оставалась Ариадна, если, конечно, это её настоящее имя. — Джордж, а кому достались деньги Лестрейнджей и их имущество? — спросила я. Уизли почесал в затылке. — Надо поднять архивы, но я полагаю, что Малфоям. Нарцисса — единственная оставшаяся в живых из рода Блэк. Рабастан Лестрейндж был убит, Рудольфус поцелован дементором, из их семьи больше в живых никого не осталось. — А Андромеда Тонкс? И эта Ариадна, назвавшаяся племянницей? — что-то не клеилось в моей голове, но миссис Малфой могла развеять эти сомнения. Почему мы сразу не спросили её про Ариадну, идиоты. Она должна знать! Кроме того, у Малфоев точно уцелел семейный гобелен. Джордж хитро прищурился, цокнув языком. — Андромеду выжгли отовсюду, так что она, считай, мертва для Блэков. Так-так, мисс-я-больше-не-аврор, кажется, вы намереваетесь покуситься на святая святых в цитадели чистокровных? — Именно, — отрезала я, — пора поболтать с Нарциссой. — Мне пойти с тобой? — Нет, лучше тет-а-тет, возможно, она будет откровеннее. Миссис Малфой стояла рядом, пока её сестрица пускала мне кровь, так что мы почти сроднились, — фыркнула я немного презрительно, от этих воспоминаний сердце против воли начинало стучать чаще, но умирающая в больнице Лаванда и посеревшее лицо Северуса, до сих пор стоящее перед глазами, не давали погрузиться в жалость к себе. Потом. Всё потом. В Малфой-мэнор почти ничего не изменилось, отметила я, ступая по изогнутой дорожке, посыпанной белоснежным песком. Исчезли павлины, но фонтан всё так же взрывался сверкающими на воздухе струями воды, тенистые деревья и клумбы с редкими растениями были ухожены, а двери мне открыл домовик в безукоризненном белоснежном полотенце с гербом Малфоев на груди. Окинув существо взглядом, я убедилась, что эльф выглядит сытым, на тонких ручках нет ни следа побоев, а в огромных глазах не таится страх. Я помнила Добби и его жертву, его дрожащие уши и покрасневший нос, а ещё затравленное выражение милой мордочки. — Добрый день, миссис Уизли. Хотя нет, прошу прощения, мисс Грейнджер, верно? — тягучий напевный голос Люциуса Малфоя совершенно не изменился за прошедшие годы, взгляд его бледно-голубых глаз был так же остр, а платиновые волосы аккуратно уложены. Только исчезла трость, а ещё он немного прихрамывал, ступая мне навстречу и отпуская домовика небрежным щелчком пальцев. — Надеюсь, в вашем кармане нет носков или другой одежды? — Боитесь за своих слуг? — я против воли вздернула подбородок, смело встречая его ледяной взгляд. — Скорее боюсь лишиться последней привилегии, которая мне дорога, — мягко произнес Малфой, — Нарцисса ждёт вас в библиотеке, я провожу. Нечасто сотрудники Министерства наносят нам визиты, но за последний месяц это уже второй. Польщён, но не могу не спросить, чем вызван такой интерес? Я покосилась на Люциуса. Его предельная вежливость настораживала. Конечно, я не видела его много лет после суда, он отсидел срок, но волки не превращаются в овец, а годами взращиваемые предрассудки не отступают в один миг. — Я не сомневаюсь, что мистер Снейп сообщил вам обо всём, что произошло в клубе «Эйфория» несколько недель назад, — чуть резче, чем планировала, начала я, — так что давайте без спектаклей, мистер Малфой. Совершено ещё одно нападение, и мы уверены, что не обошлось без одного предмета, о котором ваша жена может и должна мне рассказать. — Ещё одно? — сглотнул блондин. — Кто пострадал? Северус в порядке? Я против воли чуть улыбнулась, отчетливо распознав беспокойство. Как трогательно. Они по-прежнему друзья… после стольких лет. После всего, что было. Мерлин, а ведь мы будем пересекаться, если я и Снейп… в любом случае будем. Он скорее всего, захочет познакомить дочь с крестником и его семьёй… моя Роуз окажется среди тех, кто ненавидел меня и звал грязнокровкой. Мир изменился, это правда, но изменились ли те, кто стоял у истоков войны? — Поймите меня правильно, мисс Грейнджер, — Люциус откашлялся, распахнув перед мной двойные тяжелые двери библиотеки, — я беспокоюсь не меньше вас. Мы привыкли существовать в нынешней реальности, нас всё устраивает. Мой сын живёт в Лондоне, среди магглов, работает с ними, и пусть я не совсем это одобряю, но не вмешиваюсь. Северус Снейп — мой друг, мой… единственный друг, и он отказался от прежней жизни и почти оборвал все связи с волшебным миром после случившегося, и его трудно в этом винить. Мой внук пойдёт в Хогвартс через несколько лет, и я не хотел бы слышать шепоток и презрительные прозвища. Внезапное появление Игоря после стольких лет всколыхнуло то, что почти позабыли. И чем скорее вы разберетесь во всем происходящем, тем скорее всё это уляжется. Понимаете меня? Я кивнула. Что ж, его аргументация выглядела правдивой. Сын Драко не виноват в ошибках отца и деда. И мне ли осуждать бывших Пожирателей, ведь именно я родила ребёнка от самого близкого к Воландеморту соратника. Подавив нервный смешок, я прошла к креслу у камина и уселась. — Добрый день, миссис Малфой, — поприветствовала я Нарциссу. — Добрый, мисс Грейнджер, — безукоризненный выговор аристократки, гордо поднятая голова и безупречное серое закрытое платье, подчёркивающее тонкую талию и длинные ноги — мать Драко выглядела так, словно мы виделись лишь вчера, а не восемь лет назад — и ни следа морщин на породистом лице. Я поневоле бросила взгляд на висящее над каминной полкой зеркало. — Оставлю вас, — Люциус кивнул мне и легко дотронулся губами до щеки жены, — если понадоблюсь, то я у себя в кабинете. Смерив меня внимательным взглядом, Нарцисса поинтересовалась: — Могу предложить вам чай? — Спасибо, не откажусь, — помедлив, сказала я. У меня во рту маковой росинки не было со вчера. Ночь, наполненная возвращающейся памятью, ссора с Северусом и дурные вести не способствовали аппетиту. Я не успела выпить даже кофе, не то, что позавтракать. Надеюсь, что миссис Малфой не отравит меня по старой памяти. Беозар в сумочке я носила постоянно, так что вытащить успею. — Не беспокойтесь, — Нарцисса стиснула холёные руки, — я не сумасшедшая, чтобы вредить вам, мисс Грейнджер. И это не в моих интересах. Война закончилась, мы выбрали свою сторону давно. Там, в лесу, щупая пульс Гарри Поттера, я предавала Тёмного Лорда и знала, на что иду. Драко был лишь марионеткой, а мой муж давно отдал свои долги. — Кстати, о сумасшедших, — я дождалась, пока другой эльф в отутюженном полотенце подаст мне чашку чая и пирожное, и улыбнулась ему, пригубив горячий напиток, — не буду ходить вокруг да около. У вашей сестры Беллатрисы был заговорённый кинжал. Где он теперь? Руки Нарциссы слегка дрогнули и она закусила губу. — Тот, что подарил ей Родольфус на свадьбу? Я полагала, что он похоронен вместе с… с эльфом, которого она убила. — Его звали Добби. Нет, это не так. Он исчез из хранилища аврората много лет назад, я навела справки, пока ждала вашего согласия встретиться со мной, миссис Малфой. А именно вы помогали работать с темномагическими артефактами, как одна из лучших специалистов страны, с наследственным даром Блэков, — чуть тише проговорила я, сверля её взглядом, — вы украли его, не так ли? Зачем? Нарцисса прикрыла глаза. — После смерти Беллы и падения Тёмного Лорда всё, что хранилось в сейфе Блэков, Лестрейнджей и нашем подлежало тщательной проверке, — хрипло произнесла она спустя пару минут, — никто, кроме меня не мог касаться этих вещей, ведь род Блэков прервётся после моей смерти. Я… последняя. Драко принадлежит к роду Люциуса. Всё было конфисковано, всё, что несло хотя бы след тёмной магии. Я… я с радостью отдала деньги Беллы и Родольфуса на восстановление Хогвартса. Вы это знаете, ваш друг мистер Поттер унаследовал всё остальное, как крестник Сириуса Блэка, и также передал в аврорат библиотеку и артефакты. У меня ничего не осталось на память о сестре. Мне нужно было хоть что-то, чего касались её руки, — миссис Малфой вскинула на меня сверкающие глаза, — кинжал сам по себе безвреден. Опасны только нанесённые им раны. Я забрала его и подменила на такой же. Можете осуждать меня, но я никому не говорила, что он у меня. Даже мужу. — Где он, Нарцисса? Сегодня утром этим самым кинжалом была ранена Лаванда Браун, и клянусь Мерлином, если вы имеете к этому отношение… — прошипела я, вставая, — вам не поздоровится. — Что? — Нарцисса поспешно вскочила. — Это невозможно! Кинжал заперт в шкатулке. Заперт моей кровью, мисс Грейнджер. Никто не откроет её. А я не покидала дом, эльфы могут подтвердить. И мой муж. Я ни за что не причинила бы вреда Лаванде, упаси Мерлин! Сев привязан к девочке всей душой, а я обязана ему всем! Если бы не он, Драко бы погиб! — Покажите, — велела я холодно. Она принесла узкую длинную шкатулку, украшенную сверкающими изумрудами и резьбой и, надрезав ладонь, прижала её к крышке. Та, распахнувшись с тихим треском, явила моему взору тот самый кинжал. Я словно во сне протянула руку и зашипела, когда мой шрам обожгло болью. — Можете взять его. Проверить, что ни капли крови девочки на нём нет, я клянусь своей жизнью, — пробормотала Нарцисса. — Проверим, — я осторожно закрыла крышку, лишь бы не видеть орудие пытки, — придёте лично и расскажете всё, что знаете о нём. — Да, — миссис Малфой склонила голову и вдруг нахмурилась, — а ведь их было два… — Как два? — Кинжалы. Они парные. Родольфус подарил один Белле на свадьбу, а второй отдал Долохову. Я вспомнила. Он был при нём всё время, — Нарцисса прижала пальцы к губами, — я это точно знаю потому, что однажды… однажды он пригрозил, что порежет меня им и плевать, что я жена Люциуса. Муж тогда был в опале и если бы не Северус, Антонин украсил бы моё лицо не одним разрезом, чтобы я, как он хотел, улыбалась… — Северус отобрал кинжал? — мой голос едва не дрогнул. — Нет. Я глубоко вздохнула. Не первый раз Антонин Долохов всплывает в расследовании, но он давно сидит в Азкабане с навечно застывшей на лице нелепой гримасой. Оболочка, лишённая души. Тело, которое ничего не чувствует. Его родственников мы не нашли. Кто-то говорил, что у него была жена, но она умерла в первую магическую войну. Были ли у них дети, никто не знал. — Вам знакома Ариадна Лестрейндж? — задала я следующий вопрос. — Знакома, разумеется, не лично, но… — миссис Малфой смутилась. — О ней не принято было говорить вслух, она же… — Кто она? — Бастард, — тихо отозвалась Нарцисса, — Родольфус приходил в ярость, едва звучало её имя. Брат его отца изменил жене с другой, и это считалось в то время величайшим позором. Мне никогда не было её жаль, но когда бедная девочка покончила с собой, я хотела сходить на её похороны, но Люциус не позволил. Никто не знал, о ней, откуда вам известно это имя? — Так она умерла? — пораженно произнесла я. — Давно? Нарцисса прошлась туда и обратно по персидскому ковру, покрывающему пол библиотеки, отчего её шаги вообще не были слышны. — Кажется, лет пятнадцать назад, — наконец проговорила она, — вроде бы в тот год, что Драко пошёл в Хогвартс. Прекрасно. Кто-то притворяется давно умершей женщиной, чтобы навещать Лестрейнджа. Зачем? Или… или не его? Ведь там же находятся Долохов и Руквуд. Они сидят в одной секции Азкабана, в соседних камерах. Поцелованным можно принимать гостей без охраны, Руквуду же только под надзором. К кому же ходит эта таинственная якобы Ариадна? — Спасибо, миссис Малфой, вы, несомненно, помогли. Кинжал я заберу, а вас жду завтра утром у себя в кабинете. Я уже направилась к выходу из библиотеки, когда Нарцисса тихо спросила: — Гермиона… — её голос ощутимо надломился. — Мисс Грейнджер… вы вернёте мне его? Это всё, что осталось от Беллы. Да, она была монстром, но и моей родной сестрой тоже… — Я подумаю, что можно сделать, — бросила я ровно, хотя мне было очень жаль миссис Малфой. Я по себе знала, каково остаться сиротой. Да, у неё были муж и сын и ещё одна сестра, но Андромеда не желала знать свою младшую сестру после гибели Нимфадоры и Ремуса, и трудно было её за это осуждать. Трансгрессировав к дому Уизли, я полной грудью вдохнула ароматы пищи, витающие даже возле двери, и мой желудок протестующе заурчал. Надеюсь, Молли простит мне наглость и накормит. На самом деле я хотела увидеть Рози и поговорить с ней, объяснить ей всё, быть… честной. После откровений Северуса моя душа разрывалась от боли, но дочь не должна была испытывать ничего подобного. Ни в коем случае. Я и так заставила её страдать, оставив у Уизли, которые даже не были ей роднёй. Как же девочка с таким тонким восприятием, с замашками Северуса Снейпа, копируемыми ею бессознательно, смогла тут прижиться? Я постучала. — Гермиона! Вот так сюрприз! — Молли обняла меня и втащила в дом. — Я только хотела связаться с тобой, как ты узнала? — Что узнала? — я забеспокоилась. — Что-то с Роуз? Миссис Уизли замялась, пряча глаза. — Она… на самом деле ничего страшного, в её возрасте свойственны магические выбросы. Она больше испугалась, чем мы. Я всё же вырастила семерых, такого навидалась… Но это, конечно, шедевр… — Она пострадала? Что-то сломала? Я всё компенсирую, Молли, мне так жаль… — я уже бежала вверх по лестнице, чтобы увидеть дочку. — Сама увидишь! — крикнула мне вслед бывшая свекровь. Я осторожно постучала и тут же распахнула дверь, и слова замерли на моих губах, когда я увидела то, что сотворила моя девочка. — Мерлин и Моргана… — выдохнула я. Роуз Уизли явно была расстроена, когда её магия вырвалась наружу, поскольку стены комнаты стали каменными, как и пол, с потолка капало, а ещё, кажется, в углах притаились летучие мыши. Меня передёрнуло. Подземелья, как они есть. Причём в самом их мерзком проявлении. Вся мебель исчезла, кроме одного кресла, в котором клубочком свернулась Рози, держащая на коленях альбом и что-то выводящая карандашом. Она увидела меня, но вместо того, чтобы бросится на шею, лишь сощурилась и вернулась к рисованию. Меня словно с размаху ударили в грудь чем-то тяжелым. — Роуз, не хочешь со мной поздороваться… для начала? — спросила я, запирая за собой дверь и накладывая силенцио одним взмахом волшебной палочки. — Здравствуй, мама, — пробубнила она, — я пробовала вернуть всё назад, но не смогла. — Это был выброс, так что сил ты потратила немало, на обратную трансфигурацию точно не хватит, — я медленно приблизилась к креслу, — что тебя так расстроило? Девочка закусила губу и промолчала, повернув голову набок. Её волосы, против обыкновения, распущенные, закрывали лицо так, что из такого положения я не видела его выражения. — Роуз? — позвала я. — Поговори со мной. — Нет, — девочка помотала головой, — не хочу. — Почему? — я присела рядом с креслом, поморщившись от ощущения ледяного камня под собой и наложила на него согревающее и амортизирующее заклятия, иначе мой зад превратился бы в ледышку уже через пять минут. — Я обещала, что не буду влезать тебе в голову и сделала это, — монотонно пробормотала дочь, — я плохая. Я чудовище. Я закашлялась от неожиданности. — Кто тебе сказал? — Никто. Я сама. Чудовища живут в пещерах и к ним никто не приходит. Уходи. — Роуз, ты не сделала ничего плохого, — я лихорадочно соображала, как и что я могу сказать ей, чтобы не расстроить ещё больше, — у меня заболела голова, это так. Но ничего страшного не произошло. Я не злюсь на тебя. Я люблю тебя, бусинка. Она наконец-то вскинула на меня тёмные глаза, ошеломлённо моргая. — Правда? Моё сердце сжалось от её тонкого голоска и звучавшей в нём надежды. Что же я за мать, если дочка сомневается в том, что я люблю её больше всех на свете? Как я дошла до такого? — Правда. Никогда не сомневайся в этом, Роуз. Я люблю тебя, и всегда буду. То, что случилось… ты научишься с этим справляться. Это дар. Северус поможет тебе, — торопливо заговорила я, — он обладает тем же, что и ты, он… понимает. — Северус… — повторила девочка. — Мама, а он… он… Её щечки раскраснелись, она смутилась и замолчала, не сумев договорить то, что хотела спросить, но я и так поняла. Пора было признаться во всем. Она заслуживает знать правду. — Он — твой папа, бусинка, — промолвила я дрожащим голосом, — я всё тебе объясню, но ты пока не должна никому об этом говорить. Ни одной живой душе, хорошо? Это только твой и мой секрет. Бабушка Молли и дедушка Артур ничего не знают и очень расстроятся, когда я им расскажу. И… твой папа Рон должен узнать первым. Рози уставилась на меня, приоткрыв рот, но в самой глубине глаз что-то сверкало, она часто дышала, стиснув кулачки и выронив свой рисунок и карандаш. Выражение маленького личика изменилось с испуганного до понимающего, а затем и радостного. Всё это время я почти не дышала и не замечала, что по щекам струятся слёзы, пока дочка не сползла с кресла и не дотронулась до моего лица. — Не плачь. Ты расстроилась, что папа… не мой папа? — серьёзно спросила она. Я кивнула, глотая слёзы. — Я очень сильно любила Рона… и я думала, что ты его дочь, Рози. Но недавно я узнала, что это не так, и это очень сильно меня удивило. И да, немного расстроило тоже. — Почему? Северус любит тебя, а ты его не любишь? — от наивного, но такого верного вопроса девочки я с силой втянула воздух, на миг закрыв глаза. — Это сложно, бусинка. Нам нужно привыкнуть к этой мысли, к тому, что Северус — твой папа. Роуз нахмурилась. — А он знает? Он хочет… быть моим папой? И как прикажете отвечать на этот вопрос? Я понятия не имела, чего хочет и не хочет Снейп, мы толком и не обсудили то, что касалось Роуз. И нас с ним. Мне, конечно же, хотелось верить, что наличие дочери не стало для него ударом и неприятным сюрпризом. Профессор Снейп ненавидел студентов, ненавидел преподавать и презирал гриффиндор — это я знала точно. Но ещё я знала, что он закрыл собой меня, Гарри и Рона от оборотня, что он принес непреложный обет, чтобы защитить Драко Малфоя и убил за него Дамблдора, что он готов был умереть, но не дать Воландеморту победить. Вся его жизнь состояла из исполнения долга и искупления грехов. Лили не простила его, оставила этот груз на его плечах. Я и Роуз не станем обузой. Я этого не допущу. Он сам сказал, что хочет участвовать в жизни девочки, и я дам ему это сделать так, как он это понимает. А не приносить очередную жертву во имя чего-либо. Северус Снейп был идеалистом. И в его мире не существовало слова «выбор». — Он знает, и я думаю, что ты ему очень понравилась вчера, — тщательно подбирая слова, ответила я, — но вы мало знаете друг о друге, чтобы делать какие-то выводы. Вам нужно познакомиться получше. Может, ты сама не захочешь, чтобы он был твоим папой… — Я хочу! — перебила меня Роуз, снова заливаясь румянцем. — Он такой же, как я. Он улыбается, когда думает, что на него не смотрят. От него пахнет лесом и травами. И в его голове зеркало! Я тоже хочу, чтобы в моей голове было зеркало и никто не мог увидеть, о чём я думаю и не смеялся надо мной, как Мари-Виктуар и Тедди. Я обняла дочь, укачивая в своих объятиях. Осталось последнее — забрать её домой. Вот только я… боюсь. Я до смерти боюсь, что наврежу ей. Я боюсь признаваться Рону и Молли, что Роуз им не родная. Я боюсь, что Лаванда умрёт и это сломает Северуса. Я боюсь, что моя дочь разочаруется во мне и в своем отце и будет несчастна. Я боюсь, что Снейп не захочет быть со мной. И боюсь, что захочет. Я, Гермиона Грейнджер, ещё никогда в жизни не чувствовала себя настолько испуганной.