Забытые грехи

Серебристая выдра ворвалась в мой кабинет в «Эйфории» совершенно неожиданно, я почти задремал в кресле, а за окнами уже занимался серый рассвет, когда голос Грейнджер заставил меня встрепенуться. — Приходи. Немедленно, — отрезала выдра, — я у себя дома. Одна. Что ж, судя по раздражённому голосу, она зовёт меня не за тем, чтобы целовать. Хотя я ещё вчера понял, что мы стремительно катимся навстречу бездне. Наверное, Роуз что-то рассказала ей о вчерашнем, и моя умница-ведьма сделала соответствующие выводы. Я встал, глубоко вздохнул и поправил рукава рубашки. Я постараюсь ей всё объяснить, максимально мягко. Я докажу, что у меня не было никакого злого умысла. Я… признаюсь во всём, что сделал, но опущу неприятные подробности — ради неё и ради девочки. Когда я осторожно вошёл в крохотную кухню, то перепугался так, что перед глазами потемнело. Гермиона сидела прямо на полу, её ладони были в крови, а вокруг словно прошёлся вихрь, оставив за собой разбитую посуду. Из одной ступни торчал крупный осколок, вторая была просто порезана. Кровотечение было не критичным, но достаточно сильным, видимо, пострадали несколько больших кровеносных сосудов. — Гермиона! — я едва смог совладать с собственным голосом, когда опустился перед ней на колени и инстинктивно потянулся к повреждённой ноге. — У тебя кровь! Что ты… что здесь произошло?! — Не подходи! Она смотрела на меня абсолютно больными глазами, и я начал понимать, что всё кончено. Она вспомнила… она… ненавидит меня. Она наставила палочку мне прямо в грудь, и, видит Мерлин, я даже не стал бы отклоняться, вздумай она ударить меня заклинанием. Любым. — Я хочу убрать осколки и залечить твои порезы. Кровь идёт слишком сильно, чтобы это игнорировать… нельзя больше ждать. Позволь мне… — прошептал я. — Игнорировать, говоришь? Нельзя, значит? А меня можно было игнорировать семь лет, Северус? За семь долгих ебаных лет ты не удосужился проверить, не залетела ли девушка, с которой ты переспал? — Гермиона… — мучительно протянул я. — Я не… — Что ты? Что? Не хотел связываться? Не подумал? Или ты знал, но тебе было плевать? От её слов внутри меня всё пульсировало от боли, но последнее абсолютно точно было несправедливым и ложным утверждением. Я никогда бы не бросил своего ребёнка. Не предал бы Роуз. Если бы я только знал! — Я узнал… только вчера, — сглотнул я, не двигаясь, так как палочка Гермионы по-прежнему смотрела мне в грудь, — ты была помолвлена. Я думал, что вы с Уизли планировали это… собирались… Это было логично. Для меня. — Ублюдок! — выругалась Гермиона, но выражение её лица немного смягчилось от моего заявления. Она неловко встала, и я не осмелился помочь, когда Гермиона наконец-то убрала осколок чего-то красно-жёлтого из ступни. Я предпринял ещё одну попытку до неё достучаться. Она пугала меня почти до обморока, не давая ничего сделать. Ей было явно очень больно — я видел это в её глазах, полных слёз, закушенной до крови губе. — Не нужно терпеть. Позволь вылечить. Умоляю, Гермиона! Или позови кого-то другого, чтобы помочь. — Не желаю зрителей, — она наконец-то вняла голосу разума или моим просьбам и уселась на диван, вытянув ногу, — так и быть, лечи. Но не смей сейчас меня касаться. Это почти убило меня. Она не позволяет мне прикасаться… это самая худшая из возможных кар, что она имела полное право обрушить на мою голову. Я не ожидал, что это острой бритвой пройдётся прямо по сердцу. — Почему ты так поступил со мной? — спросила Гермиона, когда я применил заживляющие, дезинфицирующие и чистящие чары. — Почему ты так поступил с Роуз? Ты видел её вчера. Она не понимает, что творит. Она влезла мне в голову сразу, как только ты попрощался. Сказала, что хочет узнать правду — очевидно, о тебе. — Что? Как обо мне? — кажется, что моя дочь была ещё умнее, чем я думал. Она сломала заслоны, скрывающие воспоминание обо мне, и выпустила его наружу. В иной ситуации я пришёл бы в восторг, сейчас же меня почти тошнило от самого себя. — Она видела тебя впервые и сразу взяла за руку. Она осталась с тобой одна на целый час. И вчера не хотела, чтобы ты уходил, она догадывается. Или увидела что-то в твоей голове. Ты же почувствовал легилименцию? Я сжал виски, наливающиеся болью от недосыпа, алкоголя и того, что видел на лице женщины, которая так много для меня значила. Гнев. Боль. Разочарование. — Я выставил оклюментный щит. Роуз ничего не увидела, но спросила, что это. Она сказала, что я такой же, как она… и я… понял. В ту же секунду понял. Если бы я только знал, я бы… — выдохнул я. — Ты бы что? Не подправил мне память? — голос Гермионы стал издевательским. — Кстати, зачем ты это сделал? И зачем сейчас… ты и я… мы… Настал момент истины. Я должен объяснить ей так, чтобы не потерять хотя бы Роуз. Хотя бы кого-то. Много лет назад Лили не простила меня за меньшее. Я не вправе ожидать от Гермионы хотя бы чего-то, я этого не стою. Я давно понял, что мои ошибки рано или поздно погубят меня, но не ожидал, что именно сейчас. — Разве не очевидно? — Та злость и отвращение ко мне, что ты сейчас испытываешь… Ты бы хотела, чтобы они возникли тогда, семь лет назад? Чтобы ты, узнав, что ждёшь ребёнка от меня, а не от любимого человека, сломалась? Чтобы ты видела в своей дочери ненавистного преподавателя зельеварения и человека, убившего Дамблдора и предавшего мать твоего лучшего друга? Ты возненавидела бы свою жизнь, ты… ты достойна большего. Это была моя ошибка. Мне следовало запереть дверь подвала. Мне нужно было прогнать тебя прочь, а не позволять войти в дом. Я… сожалею об этом. Каждый день. Грейнджер свела брови, смотря на меня со странным выражением лица, а затем, как и любой гриффиндорец, постаралась меня оправдать. Это было невыносимо. Мне не нужно было оправданий моих поступков. Благо, что ради дочери она приняла верное решение. Я не знал, какой из меня выйдет отец, но с даром Роуз я точно сумею помочь. Это меньшее, что я могу сделать, и если хотя бы девочка не будет меня презирать, то однажды я примирюсь с тем, что сотворил. Такая красивая девочка… копия Гермионы, почти ничего от меня. Это хорошо, когда Роуз пойдет в Хогвартс, ей не нужно будет отбиваться от вопросов об отце. Наш дальнейший диалог с Грейнджер отнюдь не был мирным. Я ощетинился от бредового предположения о Софии. Или ком-то ещё. Разве она не поняла, что для меня с самого момента нашей встречи в клубе, есть только она? — У меня нет никакой, как вы изволите выразиться, подружки. И я предлагаю абсолютно серьёзно, мисс Грейнджер. Этот дом — маленький и открыт для любого мага. Соседи разгильдяи. Кто угодно может пробраться сюда. Девочке нужно место и… защита. Я неосознанно вспомнил, как общался со студентами. Профессор Снейп мог запугать любого. Или сделать разговор почтительным. Я словно защищался. — Я подумаю, сэр, — ответила Гермиона, — но учтите, мои запросы могут быть весьма высоки. — Я справлюсь. Гермиона неожиданно дёрнулась и вскинула руку к груди, нащупывая что-то за вырезом халата. Когда она подняла на меня глаза, её лицо совершенно переменилось и выражало лишь сочувствие и что-то ещё, что-то мягкое, нежное. Я рванулся к ней, забыв обо всём. — Что? Дурные вести? Кто-то ранен? Что-то с Роуз? — спросил я. — Мне… жаль, — она откашлялась, — Лаванда. Её обнаружили только что. Она… она сильно пострадала, Северус, но ещё жива. Целители не дают прогнозов, но Гарри написал, что надежды почти нет. Я почувствовал, как моментально ослабели колени. Лаванда. Я обещал пойти с ней в дом Риты Скитер, чтобы найти рукопись. Девочка не может колдовать, а телефон я оставил в ящике стола, торопясь к Гермионе. Я совершенно забыл о ней, думая только о том, как посмотрю в глаза той, что занимала все мои мысли. Тёплые пальцы вдруг накрыли моё запястье, и я изумлённо вдохнул, наслаждаясь близостью Грейнджер и её поддержкой. — Она в Мунго? — хрипло спросил я. — Мне нужно туда. Сейчас же. У девочки… у неё никого. Я ей нужен. — Да. Иди, — Гермиона кивнула и потянулась ко мне, чтобы обнять, словно не было этого нашего разговора и запрета касаться её. — Гермиона… — я наклонился к ней, умирая от желания прижать девушку к себе и в её объятиях на миг забыть обо всех бедах, но она отпрыгнула, снова поднося к глазам золотой галеон. — Меня вызывают на… место преступления, мне нужно… собраться. — Да, разумеется. Я ушёл и лишь на улице позволил себе издать полузадушенный стон, ощутив на щеках влагу. Последний раз я плакал, когда прижимал к себе бездыханную Лили. Сколько ещё людей погибнет от того, что я с ними рядом? Проклятому Фоуксу следовало бросить меня там, в Визжащей хижине, чтобы я наконец-то испустил дух. Но тогда не было бы Роуз. В святом Мунго царила привычная суматоха. Я подошёл к стойке дежурного целителя и назвался, спросив о Лаванде. Вопреки ожиданиям, меня сразу проводили на шестой этаж, к палате, но предупредили, что девушка крайне слаба и я должен буду покинуть палату по первому требованию главного целителя. То, что ею занимался сам Сметвик, и радовало, и печалило — он приходил только к безнадёжным. У дверей отирался Поттер. Завидев меня, он приподнял брови. — Доброе утро, сэр! Как вы узнали? — Птичка на хвосте принесла, мистер Поттер, — сухо сказал я, — я должен увидеть мисс Браун. Так вышло, что у неё никого нет, кроме меня. Я должен понять, чем смогу помочь. В зелёных глазах сына Лили плескалось неподдельное сочувствие. — Она очень плоха, сэр. С ней сейчас целитель Сметвик. Проходите, но… — он замялся… будьте готовы, что вам будет… неприятно. Видимо, на моем лице отразилось замешательство, раз Поттер захлопнул рот и приоткрыл дверь, пропуская меня вперед. Я не спросил, зачем здесь сотрудник аврората, но обязательно выясню это позже. Лаванда лежала на больничной койке, над её головой парила полупрозрачная сфера, дающая нужный свет, диагностическая схема светилась в полумраке, а Сметвик делал непрерывные пассы палочкой, сведя кустистые седые брови в одну сплошную линию. Я судорожно выдохнул, увидев перебинтованное горло, плечо и повязки на руках, пропитывающиеся алой кровью буквально на глазах. Целитель закрывал раны, менял повязки и начинал всё снова. Разрез на шее было как у меня… на том же месте. Теперь я понял, почему Поттер мялся и краснел. Рука против воли взметнулась к старым шрамам. — Северус, — отрывисто бросил Сметвик, — рад видеть. Но предпочёл бы не при таких обстоятельствах. — Что я могу сделать? — спросил я тихо, глядя на бледное лицо Браун, на ссохшиеся обескровленные губы. Моё горло сжалось. Только не умирай, девочка, слышишь? Ты слишком многое пережила, чтобы вот так сдаться. — В лаборатории уже готовят нужные зелья. Раны на горле и плече не смертельны, их закрыли и дали ей кроветворное. Ткани нарастим. А вот руки… Проклятье! — Сметвик неожиданно витиевато выругался. — Это тёмная магия. Нож был непростым. Ни одно из известных мне контрзаклятий не работает, а ткани прорезаны слишком глубоко. Она тут же теряет всю кровь, что я ей возвращаю. Если ты знаешь хоть что-то, то говори. — Это фамильные кинжалы, — я прокашлялся — горло свело спазмом при воспоминании о Белле и её излюбленных пытках, — должен быть ритуал, чтобы тот, кто проклял жертву, вернул ей жизнь. Это то, что я знаю. Возможно, Руквуд знает больше. Было два кинжала — один у Беллы, второй у Долохова. Лаванда — сквиб… нужно изменить дозировки зелий. — Сквиб? Понятно, — пассы палочкой продолжались, но не с той амплитудой, и параллельно Сметвик дернул за какой-то шнурок на стене, — тогда я немного изменю рисунок… Ага! — в его голосе я ощутил явное торжество, когда кровь наконец-то перестала течь так обильно. Явился домовой эльф в лимонном полотенце. — Дозировки поменять, соотношение один к десяти, — велел целитель, — слёзы феникса убрать, лунную траву заменить цветком фиалки. Немедленно. — Слушаюсь, целитель, сэр, — эльф исчез с негромким хлопком. — Слава Мерлину, что ты здесь. Иначе мы потратили бы пару часов на бесполезные зелья вместо тех, что принесут нужный эффект сразу. Зря ты не согласился на меня работать, — Сметвик слегка улыбнулся и от этого ледяные тиски, сжимающие моё сердце немного разжались. — Так что, нам нужно, чтобы убийца провел ритуал? Ну тогда аврору Поттеру и его команде придется поторопиться, — целитель вернулся к тому, что я говорил, — иначе мы тут до второго пришествия провозимся. — Я думаю, что мы можем попробовать провести его сами… я могу попробовать, но мне понадобится помощь, — выговорил я. — Её внутренняя магия могла бы помочь при проведении ритуала, но её нет. — А что Руквуд? Согласится говорить? — Сметвик наконец-то облегченно выдохнул и присел, разминая кисть, когда Лаванда задышала чуть ровнее. — Кровь остановилась, но раны не схватываются, видишь? — Вижу. Они будут периодически открываться… нанесены очень… искусно, — злость в моём голосе нарастала. — Руквуд поплатится своей шкурой, если ничего не сделает. Поттер! — позвал я громко. Встрепанная, как в детстве, голова начальника аврората тут же возникла в дверном проеме. — Как она? Что-то нужно? — Патронус в Азкабан. Или отправьте кого-то… опытного. Нам нужен Руквуд и всё, что он знает о фамильных кинжалах Лестрейндж и о том, как снять проклятие, — отрывисто велел я. Сметвик покосился с весёлыми искорками в светлых глазах, но мне было не до церемоний и расшаркиваний. — Вы просите привезти его сюда? — недовольно осведомился Поттер. — Это невозможно. — Не обязательно. Его нужно подробно допросить и всё зафиксировать. Я знаю сам ритуал, но его должен проводить убийца, — я поморщился, — а его или её, так понимаю, вы не нашли? Аврор тут же поскучнел. — Пока нет. Гермиона и Джордж занимаются этим. — Тогда узнайте у Августа, есть ли иные варианты. И времени у нас мало, мистер Поттер. У Лаванды так его почти нет, — более спокойно произнёс я. — Отправлю Гермиону, — Поттер собрался было прикрыть дверь, но я придержал створку, шагнув вперед так быстро, как только мог. — Не Грейнджер, — прошипел я, — отправьте Уизли или кого-то другого… желательно, мужчину. А ещё мне очень интересно, что вы делаете здесь, господин начальник аврората. Соблаговолите объяснить? — Охотно, сэр, — Поттер прищурился, — если вы прекратите говорить со мной, как со школьником. Гермиона — наиболее компетентный специалист и я не вижу причины… — Отправьте Уизли, — повторил я. При одной только мысли о том, что она окажется в Азкабане, пусть и без дементоров, я приходил в ярость. Руквуд — самая хитрая сволочь из всей пожирательской шайки, пусть и не такая отвратительная, как Долохов, и безжалостная, как Лестрейндж, но безусловно, опасная. Умная. Изворотливая. Обаятельная. Поттер вдохнул и выдохнул, на миг прикрыв глаза. Похвально. Кажется, наконец-то научился сдерживать свои эмоции. — Если я это сделаю, то вы ответите на мои вопросы? Ого. Удар ниже пояса, но я ждал чего-то подобного. — Да, — кивнул я, — а сейчас я хочу… побыть с Лавандой. — Жду вас в кабинете Сметвика через полчаса, — мальчик-который-выжил смерил меня взглядом, — Гермиона будет вне себя… — Если узнает, — добавил я многозначительно. Я вернулся в палату и сел рядом с Браун, неотрывно глядя на её бледное лицо. Сметвик вышел, но дежурный эльф замер в уголке, не сводя огромных глаз с пациентки, готовый по первому зову звать на помощь. Руки девочки выглядели скверно, необходимо было действовать срочно. Белла… проклятие. Даже из могилы твоя безумная ненависть отравляет всё вокруг, отравляет меня так, что впору впасть в отчаяние, но я не могу. Все мои сожаления и чувство вины придется загнать поглубже, пока ты не будешь вне опасности. Я должен тебя спасти. Я не пошёл с тобой, а ты, безрассудная, как и все гриффиндорцы, отправилась одна. Откуда ты знала, куда идти и что искать? Я замер, захваченный интересной мыслью — Лаванда не просто так говорила, что кажется, знает, где рукопись Риты, у неё были догадки, подкреплённые чем-то… или кем-то. — Если бы ты могла говорить, Лав, — прошептал я, — сколько важного ты могла бы нам сказать…