Mass Effect: Меж двух миров

Ночь окутывала лес пеленой, размывая очертания деревьев в призрачном полумраке. Гаррус шёл размеренным, неторопливым шагом, бережно прижимая к груди драгоценную ношу. Тяжесть спящей Кэти в его руках была постоянным напоминанием о том, что он едва не потерял её навсегда. Время текло незаметно, отмеряемое лишь дыханием да тихим шорохом опавшей листвы под ногами. Постепенно густой подлесок начал редеть, уступая место каменистым склонам. Эта перемена ландшафта вселяла надежду – чем выше в горы, тем безопаснее. Первые лучи рассвета едва прорезали листву, когда слух турианца уловил далёкое журчание воды. Не раздумывая, Гаррус изменил направление, двигаясь на этот звук. Вскоре перед ним открылся вид на небольшую горную реку, чьи воды стремительно неслись вниз по склону. Челюсти разошлись в улыбке – река станет отличным прикрытием. Вода не только скроет их запахи, но и заметёт следы, собьёт с толку возможных преследователей. Решительно ступив в мелководье, он почувствовал, как ледяные струи обвили лодыжки. Холод совершенно его не беспокоил – всё внимание было приковано к человеку в его объятьях. Кэти провалилась в глубокий сон от изнеможения, прильнув щекой к его грудным пластинам. Её дыхание было тихим и ровным, почти неслышным. Гаррус шёл против течения, пока не посчитал, что создал достаточную дистанцию между ними и потенциальной погоней. Теперь можно было подумать и об отдыхе – ему тоже требовался сон, но прежде следовало найти надёжное и лёгкое в обороне укрытие. Когда солнце начало своё восхождение на севере, турианец приметил укромное место – на берегу реки высилась группа скал, укрытая плотной завесой кустарника. Гаррус вышел из воды на онемевших от холода ногах и направился к зарослям. Раздвинув упругие ветви, он оказался в некоем подобии зелёной пещеры – своде из переплетённых ветвей и камня, достаточно просторном для них двоих. Место казалось созданным самими духами – защищённое, укромное, невидимое для чужих глаз. Очень осторожно он опустил Кэти на мягкий мох. Она не проснулась, лишь слегка шевельнулась во сне. Гаррус прилёг рядом, невольно засмотревшись на спящую самку – в эти мгновения её выражение было удивительно безмятежным, словно все тревоги последних дней растворились без следа. В порыве нежности он осторожно убрал непослушную прядь волос с её щеки, вновь поражаясь чуждой красоте своего человека. Но усталость брала своё, глаза закрывались, и он был слишком измотан, чтобы разбираться в водовороте чувств, накрывших его в этот момент. Её тепло и тихое дыхание убаюкивали, принося глубокое умиротворение, которого ему так не хватало, возможно, всю его жизнь.

***

Гаррус проснулся поздним утром. Первое, что он заметил – Кэти не было рядом, остался только её запах, слабый, но всё ещё различимый в воздухе. Паника захлестнула волной, рука потянулась к оружию. Неужели их нашли? Забрали её, пока он спал? Он выскочил из укрытия, глаза быстро осматривали окрестности в поисках следов угрозы или борьбы. И тут он увидел её – она шла к нему со стороны реки, держа в руке тунику, с которой капала вода. Её влажные волосы липли к шее и плечам, придавая им странно притягательный вид. – Гаррус, – мягко произнесла она. Звук собственного имени на её губах вызвал странное трепетание в груди, но он отбросил это чувство, сосредоточившись на более насущном вопросе. – Что случилось? – спросил он с беспокойством. – Ты в порядке? На лице Кэти отразилось понимание, которое быстро сменилось смущением. – Да... Прости. Я не хотела тебя будить. Ты так мирно спал. Напряжение покинуло тело Гарруса при этих словах и нежной улыбке, сопровождавшей их. Она была в безопасности. Он окинул взглядом её облик – мокрые волосы, промокшая туника в руках. Словно прочитав его мысли, Кэти произнесла: – Просто нужно было освежиться. Уже даже не помню, когда я это делала в последний раз. Острый нюх чувствовал разницу. Она смыла большую часть запахов, въевшихся в кожу и волосы, оставив лишь один — её собственный. Взгляд Гарруса невольно скользнул по полуобнажённому телу, от шеи к странному топу на груди, и ниже к узкой талии и коротким человеческим шортам на округлых бёдрах. Он видел её такой и прежде, но это зрелище пробуждало в нём нечто, что становилось всё труднее игнорировать с каждым разом. Гладкая поверхность её кожи, столь отличная от турианских пластин, завораживала. Изгибы тела, чуждые, но каким-то образом притягательные, так и цепляли взгляд, вызывая одновременно замешательство и волнение. Его пальцы невольно подрагивали от желания коснуться этих мягких очертаний, прекрасно зная, каковы они на ощупь. Осознав направление своих мыслей, Гаррус поспешно отвёл глаза, чувствуя, как шея наливается жаром, никак не связанным с утренним линдорским солнцем. Когда он снова посмотрел на Кэти, то заметил румянец на её щеках. Проклятье. Он явно смутил её своим пристальным взглядом. Но в выражении человеческого лица было кое-что ещё, нечто мимолётное, что он никак не мог расшифровать. Эта волнующая тень эмоции исчезла прежде, чем он успел что-либо понять, оставив после себя ощущение упущенной возможности. Прочистив горло, Гаррус неловко отступил в сторону, давая Кэти пройти. Он придержал для неё жёсткие лианы, и этот галантный жест казался одновременно естественным и нелепым в их обстоятельствах. Когда она проскользнула в их укрытие, он последовал за ней. «Похоже на огромный полый куст», – подумала Кэти, оглядываясь. Кокон из лиан, камней и листьев, достаточно просторный для них двоих. Её глаза задумчиво осмотрели убежище в поисках места, где можно было бы повесить тунику сушиться. Она перекинула её через одну из веток. Затем собрала мокрые волосы в руках и начала отжимать воду. Он с любопытством наблюдал за ней, стоя абсолютно неподвижно, его странные птицеподобные глаза следили за каждым её движением с предельной внимательностью и сосредоточенностью. Кэти заметила этот взгляд и вновь покраснела. – Наверное, я кажусь тебе очень странной, – произнесла она, пытаясь преодолеть смущение. У турианцев не было волос, и острые шипы, растущие на голове, не в счёт. Гаррус щёлкнул мандибулами, обдумывая её слова. Он выглядел спокойным, почти расслабленным, но его глаза... Они пронзали насквозь. И в этот момент ей захотелось отвернуться от них, как от яркого солнца. – Не странной, – произнёс он после паузы. – Просто другой... В хорошем смысле, – поспешно добавил он, не желая, чтобы она неправильно поняла. Его слова, казалось, её немного успокоили, но в воздухе всё ещё витало напряжение. Он не мог отвести взгляд, впитывая каждую деталь её облика — капли воды, застывшие на её коже, отражающие рассеянный свет, едва заметное движение мышц под мягкой человеческой плотью, глубокий лиловый оттенок её глаз, столь выразительных и ни на что не похожих. Прежде чем он осознал, что делает, Гаррус резко шагнул вперёд, сокращая расстояние между ними до опасной близости. Его руки нашли её талию. Тепло человеческого тела под ладонями прошло электрическим разрядом по пластинам. Кэти вздрогнула от контакта, но не отстранилась. Воодушевлённый, он наклонился ближе, прижимаясь лбом к её лбу в турианском поцелуе. Её глаза закрылись от этого прикосновения, а когда открылись снова, Гаррус увидел, как расширились её зрачки. И внезапно он понял, что это означает. Осознание пробудило в нём нечто первобытное, реакцию, столь глубоко укоренённую в турианской природе, что он действовал на одних инстинктах. Его грудь расширилась, мышцы под пластинами напряглись в бессознательной демонстрации силы и мужественности самца перед самкой в брачном танце. Одна-единственная мысль вдруг вытеснила все остальные в его сознании — та самая, которая, зародилась задолго до того, как он осмелился признаться в ней самому себе. Мысль, что одновременно терзала его изнутри и придавала силы двигаться вперёд: чувствует ли она то же самое? Его ладонь скользнула к её пояснице, уверенно притягивая ближе, и жар её тела опалил его обнажённый торс. Она подняла на него взгляд, и сердце Гарруса едва не выпрыгнуло из груди. В широко распахнутых глазах читалась такая смесь изумления и трепета, какой он никогда прежде там не видел. Паховые пластины пришли в движение, отзываясь на её близость. Её губы разомкнулись в прерывистом вздохе, а запах изменился, наполняясь новыми, дурманящими нотами. Он сводил его с ума — уже привычный аромат вдруг раскрывался по-новому, маня и искушая. Гаррусу хотелось утонуть в нём без остатка, познать каждый его оттенок. Но волшебство момента рассеялось в одно мгновение. Что-то неуловимо изменилось во взгляде Кэти. И то, что турианец увидел там, заставило его похолодеть. Страх. Она отпрянула. – Я не могу, – выдавила она, будто через силу. – Кэти? – растерянно потянулся к ней Гаррус. – Нет! – почти закричала она, и турианец застыл на месте. Он видел, как сменяют друг друга эмоции на её лице. Сомнение, боль и, сильнее всего, отчаянное сопротивление тому, что происходило между ними. Она сделала ещё шаг назад, вжимаясь спиной в увитый листвой камень, словно пытаясь оказаться как можно дальше от него. – Я не могу, – повторила она срывающимся голосом. – Это... это неправильно. – Кэти, я... – Ты турианец, – перебила она, обращаясь скорее к себе, чем к нему. – Мы должны быть врагами, а не... – она беспомощно махнула рукой между ними, её дыхание стало частым и прерывистым. Гаррус шагнул к ней, протягивая руки в попытке успокоить, но его движение лишь усилило её смятение. Мысли в её голове путались, тело била крупная дрожь. Выражение его лица было невыносимым — столько нежности, столько надежды читалось в нём. Воздух сгустился, и стало трудно дышать. Оставался лишь один выход. С судорожным всхлипом Кэти проскользнула мимо него и выбежала из укрытия, оставив Гарруса стоять в одиночестве, окружённого горьким ароматом её страха.

***

Он стоял неподвижно, пытаясь осмыслить случившееся. Тело требовало броситься вслед за ней, но разум настаивал дать самке время. Когтистые пальцы непроизвольно сжимались и разжимались, пока он боролся с собственной природой, не в силах оторвать взгляд от места, где она стояла всего несколько секунд назад. Он чувствовал её сомнения, её смятение – те же эмоции терзали и его собственную душу. Растерянность на человеческом лице отражала всю ту бурю, что царила в его сердце. Как никто другой он понимал этот страх — когда чувства захлёстывают с головой, сметая все преграды разума, не оставляя возможности сопротивляться. Но в глубине её лиловых глаз таилось нечто большее. За страхами и сомнениями он различал иные знаки – едва уловимые человеческие сигналы, тонкие оттенки чувств, что прежде ускользали от его понимания. То, как она тянулась к нему даже сейчас, когда разум кричал, что нужно бежать. Как её тело невольно подавалось навстречу каждому его прикосновению. Как на миг замирало её дыхание, стоило ему оказаться слишком близко. И всё это наконец сошлось в единое целое. Гаррус понял с ослепительной ясностью — она принадлежала ему, вся, без остатка. Сомнения рассыпались прахом, и уверенным шагом он покинул их укрытие. Кэти стояла по щиколотку в воде, крепко обхватив себя руками. Ледяная река плескалась и обволакивала ступни, но она была этому только рада. Уж лучше всепоглощающий холод, чем всё то, что бушевало внутри. – Кэти... – мягко позвал Гаррус. Она резко обернулась на звук его голоса. Слёзы бежали по её щекам, сверкая в утреннем солнце крошечными кристаллами. – Не надо, – взмолилась она, поднимая руку, будто пытаясь оградиться от него. – Не подходи ближе. Пожалуйста. Но Гаррус не мог остановиться. Он сделал ещё шаг, его глаза были полны беспокойства и тепла. – Всё хорошо... – начал он, пытаясь успокоить её. – Нет! – прокричала она. – Что тут хорошего? – лицо исказилось, словно от физической боли. – Просто выйди из воды, – мягко сказал он, делая очередной осторожный шаг к краю реки. – Слишком холодно. Она тихо всхлипнула и опустила взгляд на свои ноги. Гаррус воспользовался моментом и подошёл ещё ближе. – Иди сюда, – проурчал он низким, успокаивающим тоном. – Иди ко мне. Долгое мгновение Кэти оставалась неподвижной. Затем, медленно, словно во сне, она протянула к нему руки. Турианец осторожно взял её ладони в свои. Привлёк к себе, выводя из ледяной воды. – Гаррус... – голос Кэти был едва слышным шёпотом, таким хрупким и ранимым, что все его защитные инстинкты вспыхнули с новой силой. Не раздумывая, он обвил её руками, заключая в объятья. К его облегчению и радости, она не сопротивлялась, вместо этого прижалась к нему всем телом. – Всё хорошо, – прошептал он, вибрируя полной грудью. – Я держу тебя. Тело Кэти содрогнулось от нового всхлипа. – Я... я не знаю, что делать... В ответ Гаррус с лёгкостью поднял её над землёй, чувствуя, как тонкие руки обвиваются вокруг шеи, словно боясь отпустить. – Просто будь со мной, Кэти, – его двойные тона ласкали её слух. – Здесь, в моих руках. Она кивнула, уткнувшись лицом ему в грудь. Это звучало достаточно просто. Это она могла. Он унёс её дальше от реки и опустился на берег. В этот момент что-то изменилось внутри него – пришёл покой, в отсутствии которого он прежде не отдавал себе отчёта. Всё, что имело значение, было здесь, в его объятьях – её тепло, проникающее под пластины, вес её тела в руках, вся она, такая живая и настоящая. Его прекрасный человек. Его Кэти. Её последние всхлипы растаяли в тишине, когда их взгляды встретились. Время словно замедлило свой бег, растягивая каждый удар сердца в вечность, пока они оба наслаждались моментом близости. Затем, преодолевая неуверенность, её рука потянулась к его лицу – пальцы осторожно обвели синие линии на скулах, коснулись мандибул, заставив их дрогнуть. Рука опустилась ниже, к мягкой шкуре на шее. Гаррус невольно замер, не отрывая взгляда от её глаз, пока нежные пальцы поглаживали его горло. Тихий, рокочущий звук вырвался из груди. Он склонил голову, предлагая самке доступ к шее в знак полного доверия. В этот момент он принадлежал ей, если она того хотела. Хотела ли? Словно отвечая на его безмолвный вопрос, она вдруг потянулась к его лицу, и её губы коснулись его ротовых пластин, и Гаррус в полной мере ощутил всю интимность этого странного человеческого жеста. В отличие от его рта, её губы были такими податливыми и двигались самым невообразимым образом, при каждом касании издавая мягкие влажные звуки. Что бы ни значил этот жест, он не хотел, чтобы она останавливалась. Турианец издал трель удовольствия, а субвокалы неистово вибрировали, требуя продолжения. Кэти чувствовала, что ему нравится. Она слегка отстранилась, чтобы взглянуть на него. – Что это было? – тихо спросил турианец. – Человеческий поцелуй, – ответила она, и он заурчал. – Тебе понравилось? – Трудно сказать. Ты зачем-то остановилась. Кэти улыбнулась, но не успела ничего ответить – он подался вперёд, прижимаясь ртом к её губам, пытаясь повторить её движения настолько, насколько мог. И она ответила, даря ему новый поцелуй. Мягкие губы скользили по жёсткому хитину с удивительной нежностью, и каждое прикосновение отзывалось волной дрожи во всём его теле. Гаррус чувствовал, как она становится смелее, её поцелуи — жарче, а её дыхание прерывается тихими вздохами. Когда она приоткрыла рот, он последовал её примеру, гадая, используют ли люди свои языки подобно турианцам. Её губы сперва коснулись краёв его ротовых пластин, изучая их поверхность так чувственно, что мандибулы затрепетали от удовольствия. Затем кончик её влажного человеческого языка проник глубже, и он ощутил её вкус. «Духи святые и вечные! Её вкус». Гаррус зарычал прямо ей в рот, когда его собственный гибкий язык скользнул внутрь, исследуя лихорадочно и ненасытно. Это был вовсе не кончик, быстро осознал он, это был весь её язык. Такой маленький, мягкий и подвижный. Его собственный был намного длиннее в сравнении. Турианец задыхался, не в силах ею насытиться. Его руки бесконтрольно блуждали по её телу, упиваясь мягкостью кожи. Он едва сдерживал свои пластины от раскрытия. Человеческие ладони скользнули к его затылку, пальцы принялись ласково перебирать гребень, и волны удовольствия накрыли его с головой. Она была в опасной близости от того места, где он так жаждал её касаний. И когда тёплая рука наконец отыскала чувствительную точку под гребнем, тело завибрировало от наслаждения. Гаррус неистово зарычал и вдохнул её глубже, ощущая, как меняется аромат его самки. Он не мог понять природу этих изменений, но с каждым вдохом его всё сильнее затягивало в дурманящий водоворот этого запаха. – Милосердные духи, что это? – Что? – Твой запах… Это что … твоё возбуждение? Её щёки залились румянцем, но глаза смотрели прямо на него, а зрачки едва заметно расширились. Запах его самки — возбуждённой и готовой к соитию — навсегда отпечатался в турианском подсознании. Её поцелуи становились всё более страстными, а тело прижималось к нему слишком плотно. Каждое прикосновение между ними искрило подобно электрическим разрядам. Гаррус сомневался, понимала ли она, что творит с ним, догадывалась ли, как каждый тихий стон, слетающий с её губ, подтачивает остатки его самообладания. Что-то первобытное и неукротимое проснулось в груди. Это было слишком – её тепло, её запах, её полная, безоговорочная отдача. Она переполняла его до краёв. Паховые платины разошлись в стороны, высвобождая его наружу. Для неё. Ноги раздвинулись шире в турианском брачном обычае, инстинктивно демонстрируя самке, что ей было уготовано. И она его тут же почувствовала, содрогнувшись всем телом. Гаррус вдруг ощутил острое смущение. Он не знал, как она отреагирует. Захочет ли она вообще... Он судорожно выдохнул, когда её рука скользнула вниз к паху и мягко накрыла его горячей ладонью через ткань поддоспешника. Её глаза расширились, когда она ощутила его размер. Гаррус внимательно следил за каждым оттенком эмоций на её выразительном лице, отчаянно выискивая малейший признак страха или неуверенности. Сомнения терзали его изнутри. Вдруг он слишком большой для её человеческого тела? Вдруг причинит ей боль? От одной мысли об этом щемило в груди. И всё же... остановит ли его это, попроси она продолжить? Настолько ли сильно он её хотел, что готов был рискнуть? Ответ прогремел подобно грому, яростный и неопровержимый — да, будь он проклят! Он хотел её больше всего на свете, больше, чем воздух, которым дышал. Но страх того, что она увидит его, по-настоящему увидит, какой он... Мандибулы тревожно сжались. Гаррус догадывался, как сильно он отличается от человеческих самцов, понимал, насколько пугающим может быть один только его вид. Но она даже не взглянула вниз. Вместо этого её тело прильнуло к нему теснее, подчиняясь инстинкту, древнему как сама вселенная. Его лицо потянулось к изгибу её шеи, где аромат был особенно силён, и гибкий шершавый язык скользнул по коже, пробуя её на вкус. Тихий стон сорвался с её губ, когда он прочертил влажную дорожку от ключицы до чувствительного места за ухом, где бешено бился пульс. На коже выступила лёгкая испарина, и сладковато-терпкий вкус человеческого пота ударил в голову, лишая последних крох рассудка. Субвокалы теперь гудели предостерегающими тонами, предупреждая самку, требуя от неё немедленного и полного подчинения, если она не хотела, чтобы он применил силу. Большинство турианок не просто принимали такой напор – они его жаждали. Их тела, покрытые прочным экзоскелетом, были созданы для жёсткого доминирования и могли выдержать любой натиск самца. Но только не она. Духи, только не его Кэти. Её тело было слишком хрупким, всей своей мягкостью напоминая, как легко его повредить. Гаррус изо всех сил боролся с собственной природой, пытаясь удержать контроль. Это казалось самой сложной битвой в его жизни. С грацией настоящего хищника он перекатил её на спину, каждое движение плавное и отточенное, несмотря на клокочущую в венах кровь. Осторожно распределив вес собственного тела, он вжался в неё килем, давая ей почувствовать тяжесть самца. Доминантная часть турианской сущности рвалась наружу, требуя дать волю инстинктам, показать самке его власть над ней, взять её быстро и жёстко. Гаррус ощущал её руки на своей груди, тонкие пальцы проникали глубоко между пластин, касаясь чувствительной шкуры самым, казалось бы, невозможным образом. Турианцы так друг друга не трогали – их когти были слишком острые, слишком толстые. Прикосновения человеческих пальцев заставляли его изнывать от желания. Его ладони скользили по её телу, запоминая каждый изгиб, каждую впадинку, пока цепкий язык исследовал нежную кожу шеи и ключиц. Он сходил с ума от того, как она отзывалась на его ласки – каждое касание вызывало новый тихий вздох, новую волну дрожи, и её тело выгибалось в его руках, словно было создано для них. Она была такой отзывчивой, такой трепетно-живой под ним. Гаррус ухватился за её маленькие шорты, рыкнул на них с раздражением и одним резким движением рванул их вниз. Кэти ахнула, но не пыталась его остановить, вместо этого её тело плавно изогнулось, позволяя ему стянуть их полностью. Запах её желания окатил его новой волной, резкий и уже не приглушённый тканью белья. Рука двинулась ниже, между её бёдер, и она замерла, невольно затаив дыхание. Она была оголена от пластин. «Всегда»,– пришло внезапное осознание. Она всё время была такой — открытой и незащищённой. Гаррус нащупал её нежные складки и провёл по ним пальцем, стараясь не поранить острым когтём. Она была там такая мягкая, даже мягче, чем в других местах. Как такое вообще возможно? И такая влажная. Совсем не по-туриански. Самки всегда ассоциировались у него с внутренним жаром, неистовым трением и максимальным сопротивлением — вечным противостоянием пластин и граней. Самцы проникали внутрь благодаря собственной обильной смазке, весьма необходимой для пенетрации. А само соитие было подобно дикому танцу жёстких рёбер и острых углов, которые бились друг о друга, словно высекая искры из кремня, пока одна не вспыхивала достаточно ярко, чтобы обратить всё в пламя. Кэти была совсем другой. Её вход был слишком нежным, даже под его пальцами. О чём он вообще думал? Как надеялся не причинить ей боль? Одно неверное движение, и… Он осторожно поглаживал её складки, и с каждым касанием её бедра всё смелее двигались навстречу его руке. Аромат её желания лишь усиливался, заполняя пространство вокруг, вызывая головокружение. Её запах, её вкус – всего этого вдруг стало недостаточно. Ему хотелось больше. Ему нужно было больше. Он расслабил пояс поддоспешника, выпуская себя на волю, раздвигая ноги шире, прижимаясь к жару её тела. Она выглядела готовой принять его, отдаться полностью. Но её тело не говорило с ним на языке его вида – не было тех вибраций, что служили самцам недвусмысленными сигналами для начала соития. Будь она турианкой, её субвокалы давно бы выдали степень желания. Но человеческое тело говорило на своём — чуждом ему — языке, полном неведомых смыслов. Гаррус никогда не чувствовал себя таким потерянным – каждый её вздох, каждый трепет мог означать, как согласие, так и нерешительность. – Кэти, – прорычал он, дрожа он нетерпения. – Я хочу тебя. Позволь мне… Её глаза открылись, встречая его взгляд, и с губ слетело единственное слово, полное доверия и нежности: – Осторожно. И Гаррус взял её. Осторожно. Его угловатые бёдра подались вперёд, и турианец и человек застонали в унисон, когда он наконец вошёл в неё. Он двигался медленно, проникая всё глубже с каждым новым рывком, ощущая её жар. Её звуки затуманивали разум, и всё, чего он хотел, это ускориться, усилить напор, но страх причинить ей боль сдерживал его. Пока. Она была невероятно тугой. И он чувствовал, что был для неё слишком большим, чувствовал, как она растягивается с каждым новым толчком вокруг его расширяющегося к основанию члена. Последним нетерпеливо-резким движением он вошёл в неё до конца. Звук, который она тогда издала, пронзил его насквозь – он не мог понять его значения. Её руки судорожно вцепились в его «воротник», и сердце турианца сжалось от страха. Он причинил ей боль? Гаррус застыл внутри своей самки, боясь даже вздохнуть, каждая мышца напряглась, пока он давал ей время привыкнуть. – Тебе больно? – выдохнул он. – Нет, – ответила она низким, сводящим с ума голосом. – Мне остановиться? – Не останавливайся… Гаррус зарычал от этих слов. Какой турианец устоит перед зовом своей самки? Он возобновил толчки, постепенно ускоряя темп. Сходя с ума от ощущений. Пусть в ней и не было острых турианских граней, но они и не были нужны – её тело отзывалось иначе. Он никогда не испытывал ничего подобного: её стенки обволакивали его, сжимали, словно пытаясь затянуть в свои глубины. Это было за гранью всего, что он когда-либо испытывал. Рык становился громче, движения – всё более яростными. Вскоре они оба задыхались от страсти. Её вздохи превратились в стоны и, смешиваясь с ароматом её возбуждения, приводили его в исступление. Всё труднее становилось сохранять ясность мысли. Гаррус пытался обуздать свои животные инстинкты, но древняя, доминантная часть его существа постепенно брала верх. Это было неизбежно при каждом спаривании – процесс, который он не мог ни подавить, ни контролировать. Неотъемлемая часть турианской природы. Его пальцы до боли впивались в её талию, удерживая на месте, пока он вдалбливал её в землю, жёсткими и властными толчками. Кэти подняла взгляд. Её турианец был великолепен в своей неистовости – звуки стали дикими, звериными. Синяя радужка глаз почти исчезла, уступив место черноте хищных зрачков. Ей следовало бы испугаться, но страха не было. Железная хватка на теле стала почти мучительной, но вместо того, чтобы противиться этой силе, она расслабилась ещё сильнее, растворяясь в ней без остатка. Утробный собственнический рокот вырвался из его груди, когда турианец почувствовал безоговорочное подчинение своей самки. – Моя, – наконец произнёс он вслух то, что давно чуял животным нутром. После этого Гаррус уже не сдерживался, перейдя на жёсткий, лихорадочный ритм — звук неистовых ударов пластин об упругую кожу, её громкие крики, его дикий рёв. Их сердца бились в унисон, всё быстрее и быстрее. Её пальцы впивались в его плечи и грудь, ногти оставляли борозды на жёсткой шкуре. Боль лишь усиливала ощущения, и турианец шипел от удовольствия, ускоряя темп. Он чувствовал, как дрожит её тело, но эта дрожь была совсем иной, незнакомой ему прежде. – Гаррус... – простонала она, и никогда ещё его имя не звучало с такой страстью. Он не ответил ей — просто не мог. Сердце колотилось так яростно, что грозило проломить грудной свод. Мандибулы беспомощно обвисли, челюсти разошлись в выражении турианского шока. Он не мог объяснить происходящее. Никогда прежде не думал, что удовольствие может быть настолько всепоглощающим. Она вдруг замерла — ни движения, ни вдоха. Гаррус растерялся, не зная, как поступить. Остановиться вместе с ней? Это было уже за пределами его возможностей. Тело больше не подчинялось разуму, а его ритм стал неудержимым. Всё произошло слишком стремительно. Спина Кэти вдруг неестественно выгнулась, вжимая человеческую грудь в турианский киль. Её горло испустило протяжный стон чистейшего блаженства, и новый аромат ударил в ноздри. В то же мгновение её тело содрогнулось в экстазе. Стенки вдруг сжали его, пульсируя с такой силой, что Гаррус едва не вскрикнул от неожиданности. Как такое возможно? Быть может, он сошёл с ума, и всё это ему только кажется? Чувство было за гранью реальности, за гранью понимания – чистое безумие. Тело не выдержало такого напора запахов и ощущений, и Гаррус кончил, громко и неистово. Он едва успел выйти из неё, прежде чем начал изливаться судорожными струями. Крепко сжав член ладонью, он принялся яростно двигать рукой, каждый рывок отдавался новыми всплесками наслаждения, пронзающими всё тело, извергая новые потоки семени. Рука двигалась в бешеном ритме, а из груди рвалось дикое, животное рычание, пока ощущение не начало наконец угасать. Всё ещё дрожа и задыхаясь, он посмотрел на свою самку — глаза зажмурены, губы приоткрыты в глубоких вздохах, лицо залито краской удовольствия. И в этот момент Кэти казалась ему прекрасней, чем когда-либо прежде. Его удивило то, как быстро она достигла пика. Для людей это точно нормально? Турианки испытывали оргазм всего один раз за половой акт. Нередко для этого требовалось несколько самцов — вместе они совершали по паре подходов, в перерывах между которыми даме был нужен отдых. А потому турианцы были привычны к длительному процессу соития, умели растягивать удовольствие и успевали кончить по несколько раз, прежде чем полностью удовлетворить свою пару. Гаррус жалел, что не смог продлить удовольствие Кэти. Он просто не знал, как это сделать, совершенно не разбирался в сигналах человеческого тела. Впрочем, в одном он был уверен наверняка: ему удалось довести её до оргазма. А это было самым важным. Духи, её оргазм... Он всё ещё витал в воздухе, наполняя его своим тяжёлым, умопомрачительным ароматом. Гаррус заурчал. Самка устала и была готова гнездиться. Подхватив податливое и расслабленное тело, он перекатился на спину, устроив её сверху. Его грудь продолжала инстинктивно урчать, успокаивая и убаюкивая. За неимением настоящего гнезда, тепла его тела будет достаточно.

***

– Почему у тебя такие глаза? – наконец спросил он. Она лежала на нём, прижавшись щекой к груди, её тёплое дыхание едва ощутимо касалось его шкуры. Его рука утопала в шёлке волос, завораживающих своей мягкостью. Пальцы Кэти лениво выводили узоры на его пластинах, и он знал, что она ощущает вибрации его довольного урчания – и всего того, что невозможно было выразить словами. День выдался идеальным – тёплое солнце, лёгкий ветерок, журчание воды, сливающееся с шелестом листвы. Он не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал такое... умиротворение. Она подняла на него взгляд — её удивительные глаза засияли, поймав солнечный свет — и мягко улыбнулась. – Это генетическая мутация. Очень редкая. Особенность колонистов, которые родились на планете Добровальски в системе Память. Гаррус никогда не слышал ни о планете, ни о мутации. Да и с чего бы? Он почти ничего не знал о человеческих колониях и влиянии их среды на людей. – Это была небольшая шахтёрская планета, управляемая добывающей компанией «Алтай Минерал Воркс», – продолжила она. – Недра были богаты нулевым элементом, о котором мы тогда ничего ещё не знали. В те годы там добывали алюминий. Многие шахтёры подверглись воздействию пыли с повышенным содержанием «зеро», что и вызвало биотическую мутацию. В некоторых случаях побочным эффектом стало изменение цвета радужки. «Теперь всё ясно»,– подумал Гаррус. Вот откуда у неё такая мощная биотика. Люди и правда были удивительно адаптивны. Попадая в организм человека, нулевой элемент формировал в нервной системе узлы, позволяющие создавать поля эффекта массы одной лишь силой мысли. Всё, как и у других рас, но с одним важным отличием: некоторые люди вроде Кэти, не нуждались в имплантатах-усилителях, без которых не мог обойтись почти ни один биотик в галактике. Неудивительно, что она так заинтересовала Тейю. – И много вас таких, с лиловыми глазами? – спросил он. – Не очень, – Кэти пожала плечами. – Мутация проявилась примерно у одного из ста колонистов. Да и само поселение было небольшим... – Ты родилась на Добровальски? – Нет, – ответила она, отводя взгляд. – Мама там родилась... Глаза мне достались от неё... – её голос затих, наполнившись грустью. Он почувствовал, что за этими словами кроется неприятное воспоминание, и не стал расспрашивать. Вместо этого Гаррус мягко провёл ладонью по её спине, наслаждаясь тем, как человеческое тело реагирует на каждое его прикосновение. Тысячи крошечных бугорков – «мурашки», такое странное слово – проступали на нежной коже от малейшего касания. Такая отзывчивая. Она вдруг заёрзала на нём, словно от дискомфорта. – Гаррус... Он опустил взгляд. – Солнце... Проклятье. Турианец сел так резко, что она взвизгнула. Он совсем потерял счёт времени рядом с ней. Который час? Почти полдень. Солнце Линдора поднималось в зенит. И не было омни-тула, который бы предупредил его об этом своим услужливым сигналом. Глупый, беспечный турианец! Сердце тревожно сжалось, пока он осматривал её кожу на предмет ожогов. Никаких следов не проступило, но это ничего не значило. Он надеялся, что она вовремя ощутила солнечную радиацию. Гаррус подхватил её на руки и неуклюже поднялся. Он зашагал в сторону их укрытия и подальше от прямых солнечных лучей, но потом кое-что вспомнил, резко развернулся, наклонился и подобрал её крошечные шорты. Она тихо рассмеялась. Духи, как же он обожал этот звук.