Mass Effect: Меж двух миров

Её жар проникал сквозь пластины, притупляя все остальные ощущения. Она прижималась к нему всем телом, словно пытаясь защитить его от пронизывающего холода. В этой промозглой клетке она была единственным источником тепла. Светлые пряди волос щекотали израненную шею, но боли не было. Он не чувствовал ничего кроме неё. Гаррус боялся пошевелиться, боялся полностью открыть глаза, чтобы не спугнуть этот момент покоя. Она мирно спала в его объятиях, такая хрупкая и беззащитная. Мягкая и нежная, она словно принимала его форму, ложилась в изгибы его тела, каждый её контур дополнял и сглаживал его острые грани. Турианцы так не могли. Подходить друг другу так... идеально. А её запах... Гаррус тонул в омуте её аромата, удивительного, пьянящего. Аромата его самки. Время, казалось, застыло, пока он наблюдал за ней, сохраняя в памяти каждую деталь странного человеческого лица. Когда она наконец пошевелилась и открыла глаза, в груди что-то защемило. Она подняла на него взгляд, всё ещё затуманенный сном, и турианец не увидел в нём ни тени страха, ни доли смущения — одно лишь умиротворение, какое возможно при полном доверии. Медленно, с осторожностью Гаррус сел, прижимая её к себе. Она не проронила ни слова, взгляд блуждал по его чертам, прежде чем остановиться на шее. Зрачки чуть расширились от растущего беспокойства, и турианец понял, на что она смотрит. Внезапно он осознал, что ощущает лишь неприятный дискомфорт там, где, по идее, были глубокие раны. Почему? Гаррус посмотрел на пол и увидел пустой контейнер из-под меди-геля. Неужели она потратила на него всё содержимое? «Безрассудная самка», – подумал он больше с тревогой, чем с раздражением. Ей лекарство было куда нужнее. Она... Внезапное воспоминание о событиях прошлой ночи заставило его вздрогнуть. – Покажи мне руки, – резко потребовал он. – Что? – Руки. Она послушно протянула их турианцу, и Гаррус бережно взял их в свои. Сердце сжалось при виде человеческих ладоней. Ярко-алые борозды обожжённой кожи чередовались с бледными, почти белёсыми пятнами. Пальцы еле заметно подрагивали — измученные долгим воздействием тока нервные окончания отзывались предательской дрожью. Тонкая сеть морщинок, словно паутина, покрывала нежную кожу, которая теперь казалась воспалённой и болезненно-чувствительной — Гаррус знал, что даже легчайшее касание причинит ей боль. – Пресвятые духи... – только и мог выдохнуть он. – Ничего, заживёт, – тихо произнесла она. – Не нужно было этого делать, – почти с укором произнёс он, рассматривая последствия её безрассудства. И теперь у них не осталось ни капли меди-геля. Она едва заметно поморщилась, пока он внимательно изучал её раны, но не издала ни звука. Её взгляд, прикованный к его лицу, внезапно обрёл новую, незнакомую турианцу глубину и силу. В лиловых глазах читалось что-то неуловимое, но завораживающее, и Гаррус замер, не в силах оторвать от неё свой взор. Воспользовавшись его оцепенением, она осторожно высвободила руки и потянулась к его ранам. Сидя у него на коленях, самка выпрямилась и с серьёзным видом принялась осматривать его шею. Тонкие пальцы невесомо скользнули по чешуе — прикосновение было мучительно нежным. Слишком нежным для того места, которое она трогала. Гаррус судорожно сглотнул. Она и понятия не имела, что этот жест значил для турианца. Шея была одной из самых уязвимых и чувствительных частей тела, играющей важную роль в брачных ритуалах. Обнажить её перед партнёром означало подчиниться и отдаться целиком и полностью. А когда к твоей шее прикасается самка, которая пахнет, как она… Гаррус ощутил нарастающее давление под пластинами, а из груди вырвался стрёкот, выдающий желание, которое пробудило её невинное прикосновение. «Она не знает. Она не турианка,» — мысленно повторял он, пытаясь обуздать естественный порыв. «Зачем она села на него так?» Тело предательски отозвалось на её близость. Сердце неистово колотилось в груди, а руки невольно сжали человеческую талию чуть сильнее. Из груди вырвалось мягкое урчание. Осторожно, но решительно Гаррус отстранил её от себя, вызвав тихий вздох. – Больно? – спросила она с тревогой, внимательно всматриваясь в его лицо. – Нет, – его голос прозвучал хрипло, – не больно... Что-то промелькнуло в её взгляде — едва уловимое, но заставившее его замереть. Она тут же отвела глаза, но не раньше, чем он заметил, как расширились её зрачки. У турианцев это был безошибочный признак влечения. Неужели у людей тоже? Его охватило внезапное волнение. Может ли это означать то, что он думает? Вопрос повис в воздухе, полном недосказанности. Румянец медленно окрасил её щеки в более глубокий розовый — ещё один незнакомый сигнал, который он отчаянно пытался истолковать. Она заёрзала у него на коленях, явно смущённая их близостью, но не спешила отстраняться. Гаррус наблюдал за ней с затаённым дыханием, впитывая каждое движение, каждое выражение её лица, пытаясь разгадать этот сложный танец человеческих эмоций. Когтистые пальцы бережно коснулись её подбородка, приподнимая вверх. – Как тебя зовут? – спросил турианец, и его двухтональный голос прозвучал неожиданно низко и мягко в полной тишине их камеры. Долгое мгновение она смотрела ему прямо в глаза, потом произнесла, очень тихо и неуверенно: – Кэти. Он погладил её щёку тыльной стороной массивного пальца, острый коготь слегка погрузился в шелковистые светлые пряди. – Кэти... – также тихо повторил он Человеческое имя было таким чуждым, но удивительно притягательным. Он попробовал его на вкус, перекатывая на кончике языка, смакуя каждый звук. Слово было приятным, как и она вся. – Я Гаррус. Звук его собственного имени, при всей своей простоте, прозвучал очень интимно. Самка замерла, возможно, ощутив то же самое. Затем её лицо вдруг исказилось, будто от нахлынувшей боли. Она рухнула ему на грудь, и её тело содрогнулось от рыданий, которые она больше не пыталась подавить. Слёзы хлынули потоком, просачиваясь между его пластин. Она плакала иначе, чем раньше — не пряча страха, не глуша всхлипы. В этот момент все её защитные барьеры рухнули, и она позволила накопившимся чувствам вырваться наружу во всей их обнажённой силе. Впервые за всё это время она разрешила себе быть по-настоящему уязвимой в его объятиях. Гаррус крепче прижал её к себе. Субвокалы завибрировали в успокаивающем ритме, который ранее приносил ей утешение. Низкая, мягкая мелодия, почти колыбельная, окутала её подобно невидимому кокону. Склонившись к её макушке, он прошептал единственное, в чём был абсолютно уверен в этот момент, вложив в эти слова всё, что не мог выразить иначе: – Я вытащу тебя отсюда. – Не надо, – выдавила она сквозь рыдания. – Не обещай... Гаррус напрягся от её слов, чувствуя, как внутри всё сжалось. – Посмотри на меня, – потребовал он строгим голосом, который всё же не утратил своей теплоты. Она помедлила несколько секунд, затем подняла к нему лицо. – Не смей сдаваться, слышишь? Не сейчас... Она продолжала всхлипывать, человеческие руки вцепились в его плечи, словно он был её якорем в бушующем море безысходности. – Я так устала, – прошептала она, слова едва были слышны. – Я знаю, – ответил он. – Кэти... Мы выберемся отсюда. Мне нужно, чтобы ты в это поверила. – Его глаза, пронзительные и ясные, встретились с её взглядом, пытаясь пробиться сквозь пелену отчаяния. – Ты сможешь сделать это ради меня? Она всхлипнула ещё раз, затем робко кивнула. – Скажи вслух, – попросил он. – Мы выберемся отсюда, – слабо произнесла она. Гаррус ей не поверил. – Ещё раз. – Мы выберемся отсюда, – повторила она, на этот раз с большей уверенностью в голосе. – Вместе. Он решительно кивнул. «Так-то лучше». – Как? – спросила она. Пришло время рассказать ей. – Я успел осмотреться, когда они меня выводили, – начал Гаррус. Его голос звучал уверенно и собранно, выдавая в нём бывалого офицера. – В двух коридорах от камеры расположен шлюз. Рядом с ним старая коммуникационная комната, которую они, скорее всего, используют как склад. Если мы туда доберёмся, сможем запастись всем необходимым – водой, едой, может быть, лекарствами. Он сделал паузу, давая ей время осмыслить информацию, прежде чем продолжить: – Дальше сложнее. Нужно будет раздобыть пиратский омни-тул, чтобы открыть шлюз. Выход на поверхность находится сразу за ним. Расстояние небольшое, но придётся прорываться через десяток вооружённых до зубов головорезов. Может быть, больше. Остальные, скорее всего, будут на вылазках или патрулях. Ситуацию на поверхности предсказать гораздо сложнее. Зависит от того, в каком секторе Линдора мы находимся. Но об этом мы подумаем позже. Будем решать проблемы по мере их поступления. Кэти слушала внимательно и с удивлением. Он впервые делился с ней своим планом, и она и подумать не могла, что тот уже настолько подробный. Гаррус решил не перегружать её деталями, просто рассказал то, что нужно было знать на данный момент. Когда пираты вывели его из клетки, он осознал реальные масштабы этого подземелья. Бесконечные коридоры и переходы тянулись на многие километры, образуя настоящий лабиринт. Заблудиться здесь было проще простого. Найти выход – задача не из лёгких. Но Гаррус знал кое-что важное об этом месте. У подобных сооружений имелся один существенный изъян. Линдор был известен своим обилием подземных вод, и объекты, расположенные ниже уровня моря, требовали надёжной защиты от их неумолимого натиска. Многочисленные шлюзы были призваны отсекать отдельные секции в случае затопления, сохраняя целостность комплекса на время откачки воды или запечатывая их навсегда, если осушить их не представлялось возможным. Каждый такой шлюз был оборудован аварийным тоннелем, ведущим на поверхность. И тот факт, что их камера оказалась так близко к одному из них, был чистым везением. Тоннель находился прямо за шлюзом. Гаррус видел его собственными глазами, когда его завели в общую комнату. Неприметный проход ничем не выделялся, если не знаешь, куда смотреть. Гаррус знал. Именно туда им и нужно было добраться. Для этого ему требовались винтовка и омни-тул. А чтобы их раздобыть, нужно было выбраться из клетки... – Откуда ты всё это знаешь? – спросила она. – Это была моя работа до войны, – ответил Гаррус будничным тоном, но с нотки явной гордости. – Я зачищал турианское пространство от батарианских пиратов. – Много их было? – в голосе её прозвучало искреннее любопытство. Гаррус позволил себе лёгкую усмешку. – Пока я не взялся за дело – да. Нотка самодовольства в его голосе вызвала у неё невольную улыбку. Это мимолётное выражение преобразило её черты, на миг стирая печать изнеможения и страха. В лиловых глазах мелькнул тёплый свет, и Гаррус с удивлением осознал, что готов на всё, чтобы видеть его снова и снова. В ответ его мандибулы разошлись в турианском оскале, обнажая острые зубы. Но Кэти больше не вздрагивала от этого зрелища. Его глаза излучали доброту, а чужеродные черты стали такими знакомыми, почти красивыми в своей хищной экзотичности. Стерев последние следы слёз со щёк, она выпрямилась и, всё ещё сидя у него на коленях, посмотрела прямо на Гарруса. В её взгляде появилось что-то новое — тепло и любопытство, словно она видела его впервые. Её рука потянулась к его лицевым пластинам, но замерла на полпути. Он видел, как она борется с сомнениями, прежде чем тихо прошептать: – Можно? Гаррус издал мягкую трель согласия, от которой её глаза чуть расширились. Она медленно преодолела разделявшее их расстояние и коснулась его мандибулы. Та слегка дрогнули под тёплыми пальцами, но он остался неподвижен, позволяя ей исследовать. Её прикосновения были невесомыми, почти благоговейными, когда она осторожно повторили линиям его татуировок, скользя от одной стороны лица к другой. Контакт с её мягкой кожей пробудил в нём чувства, которых он никогда прежде не испытывал. Он был невероятно приятным, изысканным, словно касание тончайшего азарийского шёлка. Ни турианцы, ни азари, ни даже дреллы не могли похвастаться подобной нежностью – а его опыт в этом вопросе был весьма обширен. – Что они означают? – тихо спросила она, не прерывая своего исследования. – Мои метки? – Да. Они ведь что-то значат на твоём языке? Он был приятно удивлён её осведомлённостью. – «Служба с честью. Доблесть превыше всего», – процитировал он слоган клана Вакарианов на древнем языке своего народа. Наступила тихая пауза, когда они просто сидели, глядя друг на друга. Его руки каким-то образом вновь оказались на её талии, такой идеально узкой в его хватке. Её сердце забилось чуть быстрее, а зрачки расширились. Для него. Его затылок вспыхнул жаром, а стык паховых пластин раскрылся шире. Для неё. – Кэти... – произнёс Гаррус мягким, вибрирующим голосом. Турианская речь была двухтональна, но только после встречи с Гаррусом она по-настоящему поняла, что это значит. Его речевой аппарат был схож с человеческим, но имел более широкий диапазон звуков. Кэти знала, что совершенно не слышит некоторые из них. При этом то, что она слышала, казалось многослойным. Дополнительный хрящ в гортани заставлял его голос вибрировать, словно наделяя его неким скрытым смыслом, который она чувствовала, но не могла полностью разгадать. Когда Гаррус говорил с ней, она почти физически ощущала, как его слова проходят сквозь неё и отзываются где-то глубоко внутри мягкими вибрациями. Кэти не знала, как относиться к этим новым ощущениям. Они пугали и притягивали одновременно. А взгляд турианца, такой пронзительный и горячий, только усиливал её смятение. Гаррус не мог отвести от неё глаз. Румянец на её щеках волновал его самым непостижимым образом. Глубина её лиловых озёр затягивала в бездну, откуда не было выхода. Когти чуть глубже впились в мягкую плоть, когда он притянул её к себе... «Моя». Её близость переполняла его чувства, полностью вытесняя всё остальное. Он ощущал лишь её сладкий аромат, чувствовал только тепло её тела рядом с собой, слышал лишь трепетание её сердца. Больше ничего не существовало. Он упустил момент, когда они пришли, не почувствовал их зловония. – Так-так-так... Что у нас здесь? Грубый голос батарианца заставил их обоих вздрогнуть. «Проклятье», – пронеслось в голове Гарруса. Он быстро отодвинул Кэти с колен, заслоняя её собой. – Я, значит, пришёл полюбоваться на твой остывший труп, а тут такое! И кто же это выключил твой ошейник? – В голосе Балака звучало искреннее недоумение и раздражение. Он с подозрением разглядывал турианца. Шея пса выглядела изуродованной, но какого чёрта? Кто-то вырубил блядский обруч. Неужели в его рядах завелась крыса? Вряд ли это сделали кроганы – мозгов не хватит. Да и не стали бы они после того, что пёс вытворил с Фортом. Нет, это наверняка дело рук синей суки. Она всё ещё бесилась из-за девчонки. Подобная выходка была как раз в её стиле. Решила, значит, подорвать его авторитет, в его же доме, просто чтобы позлить. Ну и пусть катится к чертям. Главное, что пёс усвоил урок. После такого турианский ублюдок дважды подумает, прежде чем снова ослушаться. Гаррус был в полной растерянности. Если Балак не выключал ошейник и искренне удивился, обнаружив его в таком состоянии, значит ли это... Проблеск надежды мелькнул в его встревоженном разуме. Это ведь было возможно? И работорговец, похоже, даже не рассматривал такой вариант. Был слишком самодоволен, слишком уверен в себе. Если Гаррус прав, то вот он, тот самый момент, которого он так долго ждал. И действовать нужно было без промедления. Он точно к этому готов? А она? Второй такой возможности у них не будет, в этом турианец не сомневался. Мерзавцев было трое – Балак пришёл с двумя подручными кроганами. Они были вооружены, возбуждены и тряслись от нетерпения. Гаррус точно знал, зачем они здесь. Желание этих тварей заполучить его человека, его Кэти, было почти осязаемым. Оно витало в воздухе удушливым ароматом, отражалось в их хищных взглядах и напряжённых позах. Словно в подтверждение его мыслей, батарианский главарь щёлкнул языком и обратил обе пары своих глаз на самку. – Как дела, киса? – он подошёл ближе. Она отпрянула. – Мы с ребятами подумали, а не устроить ли нам для тебя прощальную вечеринку, раз уж ты покидаешь нас утром. Её руки вцепились в Гарруса мёртвой хваткой. Она не издала ни звука, но в тишине, что последовала, он слышал бешеный стук её сердца. Самка была в ужасе. – Что скажешь, малыш? Развлечёшь нас? – Балак присел перед клеткой, жадно заглядывая внутрь. Гребень Гаруса тут же сузился, мандибулы разошлись в стороны, а из груди вырвалось низкое предупреждающее рычание. – Молчать, пёс, – предостерёг главарь, даже не глядя на пленника. – Команды «голос» не было. Или тебе не хватило этой ночки? Угроза была недвусмысленной: «Только попробуй помешать долгожданному веселью, и ты очень сильно об этом пожалеешь». Гаррус внутренне собрался, надеясь, что не просчитался в своих предположениях. Он прижал мандибулы к лицу, заслужив одобрительный смешок работорговца. Затем издал низкий клёкот и чуть отстранился, позволяя батарианцу лучше рассмотреть человека. «То-то же», – самодовольно подумал Балак. «Урок и впрямь усвоен». Балак на мгновение задумался. Возможно, стоило бы оставить турианца, как следует выдрессировать его. Пленник мог бы стать послушным псом. Но эти мысли он отложил на потом. Сейчас у него были другие, более насущные планы. Сейчас всё, чего он хотел, это сорвать с девки её смехотворное бельё и жёстко выебать прямо в клетке. Мысль о том, чтобы заставить турианца наблюдать, корчась и истекая слюной от боли, вызвала мгновенный стояк. Какого чёрта он вообще отдал её этой синей суке? Форт, как обычно, не смог сдержать язык за зубами. Ему обязательно нужно было разболтать, что одна из их недавних пленниц оказалась биотиком. Конечно же, азари тут же заявила на неё свои права. Таковы были условия их договора. Ей было безразлично, что человек уже был зарезервирован покупателем. Биотические способности пленницы слишком сильно заинтриговали Тею. Балак мысленно усмехнулся, вспоминая недавние события. Форт всё-таки поплатился за свою непроходимую тупость. Рано или поздно это должно было произойти. Какой же безмозглый болван — подошёл так близко к турианскому пленнику. Он был слишком жадным и самонадеянным. Явился за девкой в одиночку, даже не озаботившись взять оружие. Типичный пример того, что происходит, когда нижняя голова думает вместо верхней. «Естественный отбор в действии». Хотя, Балак его не винил. Сучка и правда была хороша. – Какие всё-таки у тебя глазки… Такая красота пропадает впустую, – батарианец издал хриплый смешок. – Уж поверь, там, куда ты отправляешься, ты ещё вспомнишь это место с тоской. Она молчала, лишь пронзительно смотрела на него, не отводя взгляда. – Я был гостеприимным хозяином, знаешь ли, – продолжил он, растягивая слова в мерзкой ухмылке. – Так что будь хорошей девочкой, иди сюда. Обещаю, мы не будем слишком грубы... ну, разве что самую малость. Кроганы заёрзали от нетерпения. Из груди турианца вырвалось низкое, утробное рычание. – Кому сказал молчать! – рявкнул батарианец, теряя остатки терпения. Он ненавидел, когда его прерывали. Гаррус повернулся к Кэти и встретился с ней взглядом. Её глаза, широко распахнутые, были полны ужаса. «Духи, помогите ей понять», – мысленно взмолился он. Затем резко обернулся к работорговцу и рванулся к решётке с молниеносной скоростью. Его рука метнулась вперёд, когти готовы были рвать и терзать. Но лишь пустота встретила его хватку. Слишком далеко. Глаза батарианца расширились от изумления – дерзость турианца на мгновение лишила его дара речи. Но уже через секунду его рот искривился в отвратительной самодовольной улыбке. Медленно, с нарочитой неторопливостью, он поднял запястье к груди, демонстрируя омни-тул. Другая рука зависла над кнопкой активации. Мгновение мёртвой тишины. А затем пространство камеры разорвал душераздирающий вой. Тело Гарруса выгнулось дугой, руки судорожно метнулись к шее. Он рухнул на бок, извиваясь и рыча, словно раненый зверь. – Так-то лучше, – удовлетворённо прохрипел батарианец, вновь переключая внимание на человека. – Итак, на чём мы остановились? Кэти застыла, не в силах пошевелиться. Её взгляд метнулся от корчащегося у ног пленника к нетерпеливо ожидающему пирату. Кровь отхлынула от её лица, оставляя его мертвенно-бледным. Балак, ощущая уверенность, которой прежде не мог себе позволить, приблизился к решётке и распахнул дверь. Стоны турианца, полные отчаяния, звучали для него сладчайшей музыкой. Кроганы позади громко пыхтели. Запах человеческого страха, густой и терпкий, возбуждал их животное естество. Гортанное рычание выдавало нетерпеливое предвкушение. – Шевелись, – прорычал Балак. Кэти не шелохнулась, лишь молча наблюдала, как работорговец дрожит от нарастающей ярости. – Не заставляй меня самому идти за тобой, киса, – в его голосе звучала фальшивая мягкость, едва скрывающая угрозу. – Тебе не понравится то, что будет после. Она сидела, словно парализованная, вжимаясь в стену с такой силой, что спина отозвалась болью. – Тупая сука, – выплюнул он, опустившись на четвереньки. Наполовину втиснувшись в клетку, он мысленно пообещал себе, что заставит её горько пожалеть о своём упрямстве. – Я. Сказал. Иди. Сюда. Внезапно рука турианца метнулась вперёд, мёртвой хваткой вцепившись в горло Балака. – Ох, чёрт! – только и успел выдохнуть батарианец. Работорговец захрипел, когда Гаррус молниеносно втащил его внутрь и с оглушительной силой впечатал лицом в бетонный пол. Турианец тут же освободил свою боевую руку, вдавливая колено в затылок ублюдка так, что раздался отчётливый хруст, и потянулся к оружию батарианца. Штурмовая винтовка «Раптор», идеально подходящая для стрельбы из сидячего положения и уже настроенная на короткие, контролируемые очереди, словно влилась в ладонь Гарруса. Регулируемая рукоятка мгновенно подстроилась под его массивные пальцы. Кроганы оказались непростительно медлительны. Драгоценные секунды были потрачены на растерянные переглядывания. К тому моменту, когда они наконец подняли свои дробовики, Гаррус уже открыл шквальный огонь. Пули впились в бугристый лоб первого крогана, опрокинув громилу на спину. Выстрел по второму оказался менее точным — очередь ударила в грудь, броня поглотила большую часть урона, но сила выстрела всё же вынудила его отпрянуть, разрядив дробовик в воздух. Турианец прицелился снова, осознавая, что второго шанса не будет. Его рука застыла, словно высеченная из камня, дыхание замедлилось до едва уловимого ритма. С предельной точностью он нажал на спусковой крючок, целясь на поражение. Выстрел достиг цели — кроган рухнул на пол с оглушительным грохотом. Лишь тогда Гаррус позволил адреналину захлестнуть свои нервы. Сердце бешено колотилось, а руки начали предательски подрагивать. Он перевёл взгляд на Кэти. Она сидела прямо, всё ещё потрясённая и испуганная, но максимально сосредоточенная. Это был тот самый момент, и она это понимала. Хищный взгляд смягчился, когда турианец посмотрел на неё. «Ты умница», – с нежностью подумал он. «Сделала всё, как надо». Когда Гаррус понял, что ошейник, вероятно, вышел из строя, всё, что требовалось от неё – это заманить батарианца внутрь. Турианец боялся, что отсутствие сигнала активации ошейника насторожит работорговца, но сделал ставку на то, что тот будет слишком возбуждён, чтобы заметить. И оказался прав. – Ты как? – мягко спросил он. Она кивнула. Её глаза метнулись к его колену, всё это время прижимающему голову пирата к полу. Хриплые, булькающие звуки свидетельствовали о том, что отребье отчаянно цеплялось за жизнь. Желтоватые руки судорожно скребли по холодному полу, мутная лужа слюны, смешанной с кровью, растекалась по бетону прямо под ним. Гаррус убрал колено с шеи ублюдка и рывком поднял его лицом к ним. Батарианец издал сдавленный хрип. Каким-то невероятным образом он был всё ещё жив. Лицо превратилось в кровавую маску. Верхняя пара глаз исчезла, нос был вдавлен внутрь черепа, а то, что некогда было губами, теперь шевелилось в беззвучной мольбе. Гаррус перевёл взгляд на свою самку. Её лицо было пугающе прекрасным. Она смотрела на работорговца холодным, невозмутимым, почти отрешённым взглядом. Турианец терпеливо ждал её команды. Выражение едва заметно изменилось, но достаточно, чтобы Гаррус смог уловить суть. Лиловые глаза отразились в ярко синих. Уголок человеческого рта дрогнул. Гаррус вновь посмотрел на батарианскую падаль, безвольно висящую в его железном захвате. Существо жалобно заскулило. Нечленораздельное бормотание вырывалось из того, что некогда было ртом, смешиваясь с кровью и предсмертными муками. – Пожа... луйста... – донёсся едва различимый хрип. Хватка турианца на горле усилилась. Острые когти впились в мягкую шею. Ещё один жалобный скулёж. Когти погрузились глубже, безжалостно раздирая плоть. Кровавые пузыри вздувались на проколотой коже при каждом судорожном выдохе, пока батарианец цеплялся за последние мгновения своего жалкого существования. Затем всё стихло. Гаррус принюхался. Мёртв. Турианец сорвал омни-тул с безжизненной руки и активировал его на своём запястье. Первым делом он герметично запечатал шлюз, отсекающий их крыло от остальной части комплекса. Хотя некоторые головорезы, вероятно, уже находились по эту сторону, основная часть должна была оставаться в общей зоне за преградой. Разбираться с противниками по частям казалось наиболее разумной тактикой, учитывая имеющуюся у него информацию. К его удовлетворению, омни-тул главаря обладал высшим уровнем доступа, а значит, никто посторонний не сможет взломать или обойти блокировку шлюза, по крайней мере, в ближайшее время. Затем он деактивировал их ошейники. Несмотря на неисправность его собственного, магнитный замок всё ещё функционировал. Устройство издало короткий писк и с громким лязгом упало на пол. Турианец осторожно потёр шею. Раны ещё дадут о себе знать, но сейчас было не до них. Гаррус перевёл взгляд на Кэти. Она потянулась к своему ошейнику, не отрывая глаз от турианца. Он разблокировал устройство, и оно отозвалось тихим щелчком – звуком, от которого она невольно вздрогнула. Тонкий металлический обруч, словно безжизненная змея, скользнул в её бледную дрожащую ладонь. Кэти застыла, завороженно глядя на этот символ обретённой свободы. Гаррус мягко коснулся её руки. Он понимал глубину её чувств, но сейчас было не время для рефлексии. Каждая секунда была на счету. Им нужно было двигаться. Встретившись с ним взглядом, Кэти ответила понимающим кивком. Турианец подхватил винтовку с бездыханного тела, небрежно отпихнув труп ногой. Ловким движением он проверил термозаряд. Пригнулся, выбираясь из клетки, затем заботливо протянул руку Кэти, помогая ей последовать за ним.