Mass Effect: Меж двух миров

Они пришли за ней, когда он спал. Застигнутый врасплох, Гаррус даже не успел среагировать, когда ошейник на шее ожил. Острая боль пронзила всё тело, на миг ослепив турианца. Сквозь пелену он услышал скрип отворяющейся двери и её слабый вскрик. Когда сознание, наконец, прояснилось, кроган уже уволок пленницу прочь. Гаррус вновь остался один в тесной клетке. Прутья сковывали его, словно дикого зверя, а наступившая тишина оглушала, давя со всех сторон. Минуты растянулись в вечность, и он осознал, как её присутствие помогало ему, притупляя ощущение вины и безысходности. И сейчас, не чувствуя самку рядом, он вновь погрузился в пучину мрачных мыслей о тщетности своего положения и страхе за беспомощную гражданскую. «Так это и происходит, – напомнил себе Гаррус. – Так они тебя и ломают, постепенно, методично, пока ты не превратишься в пустое, безвольное существо». Его удивляло, почему они не приходили за ним чаще. Скорее всего, это подземелье было предназначено для содержания биотиков. Батарианский главарь, вероятно, всё ещё надеялся получить за Гарруса выкуп. В остальном же турианец был им без надобности. А вот его сокамерница, наоборот, вызывала у них животный интерес. Если он прав, и это место, действительно, было центром усмирения и обучения биотиков, то порядки здесь отличались особой строгостью. Азари не терпели вмешательства в свои дела. Биотика была их вотчиной, неоспоримой сферой влияния. А поскольку среди одарённых биотическими способностями преобладали особи мужского пола, то появление каждой новой самки вызывало ажиотаж среди местных обитателей. Гаррус надеялся, что Тейя не расстанется со своей новой игрушкой так просто, хотя и не готов был сказать наверняка, сколько может продлиться её интерес. Ясно было одно: состояние самки стремительно ухудшалось. Какими бы препаратами её ни пичкали, они ей не подходили. Силы покидали её буквально на глазах. Вскоре она не сможет даже стоять, какие там манипуляции тёмной материей. Став бесполезной для азари, она окажется лёгкой добычей для местной падали. Они придут за ней и уже не вернут обратно. Времени оставалось всё меньше. До сих пор Гаррус играл по их правилам. Во-первых, потому что при любой возможности они активировали нейрошок. Во-вторых, турианец опасался, что, попытайся он предпринять нечто радикальное, их с человеком могут попросту разлучить. И всё, что он мог делать, – это наблюдать и выжидать. Но потом они совершили роковую ошибку – выпустили его из клетки... Звук в коридоре насторожил его. Гаррус напряг слух, затаив дыхание. Они несут её обратно? Слишком рано, не прошло и получаса. С чувством разочарования он почуял зловоние хромого пирата. Тот был один. Зачем он здесь? Турианец внимательно следил за тем, как работорговец вошёл в камеру неуверенной походкой. Взгляд настороженно блуждал по помещению. Пират приблизился к клетке, его лицо исказилось в отвратительной похотливой гримасе, которая быстро сменилась недовольством, как только он осознал, что из загона на него смотрит всего одна пара глаз. Он пришёл за ней, Гаррус чуял это нутром. Работорговец замер, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, всем своим видом выражая нетерпение. Он явно не мог больше ждать и был готов пренебречь приказами и последствиями. Желание затмило всякий страх перед гневом азари. «Значит, время пришло», – пронеслось в сознании турианца. Время исполнить ту молчаливую клятву, которую Гаррус дал хромому подонку, когда тот пытался осквернить её, когда его грязные лапы бесстыдно блуждали по её человеческому телу, когда он схватил её за волосы и с силой ударил головой о бетонный пол... Гаррус знал: он убьёт его. Без затей, без церемоний. Мысль принесла турианцу умиротворение. Чувство было таким простым и вместе с тем осязаемым, словно момент просветления в царившей вокруг тьме. Он позволил этому осознанию укорениться внутри, ощущая, как напряжение постепенно покидает тело. Батарианец заметил эту перемену: как опустились плечи турианца и замерли его мандибулы. Неожиданная метаморфоза одновременно насторожила пирата и пробудила его любопытство, две пары глаз прищурились, внимательно изучая пленника. Прекрасно осознавая, что хромой наблюдает за ним, Гаррус отодвинулся вглубь клетки. Он сел у стены, вытянул ноги и заметно расслабился, откинув голову назад. Работорговец усмехнулся и подошёл ближе, чтобы лучше его видеть. – Я же говорил, тебе стоило её опробовать, пока была такая возможность... – сказал он Гаррусу. – О чём ты? – спросил тот, вовлекая пирата в разговор. – Её увозят завтра. Нашёлся покупатель. Сердце бешено заколотилось в груди. «Завтра? Проклятье!» Батарианец злорадно усмехнулся, чувствуя, как пленник еле заметно напрягся. – Так что попрощайся с ней как следует. Он сопроводил свои слова похотливым смешком. «Спокойно, – сказал себе Гаррус. – Это ничего не меняет. Просто нужно поторопиться». – Кто? – спросил он с напускным спокойствием. – Откуда мне знать? Какая-то турианская шишка... – батарианец пожал плечами с явным безразличием. «Турианец? Не может быть. Неужели Балак всё-таки говорил правду?» Гаррус гадал, означает ли «шишка» то, о чём он подумал. – Кто-то из высшего командования... – пробормотал он, скорее самому себе. Субвокалы завибрировали от волнения. – Частный сектор... – поправил пират. – Он готов выложить кругленькую сумму за её глазки. – Его голос задрожал от похотливого предвкушения при мысли о человеке. – Жаль... Я думал, у нас будет больше времени. – Он бросил на турианца многозначительный взгляд и одарил хищной улыбкой. – Ну ничего, зато сегодня ночка будет жаркой. Гаррус еле сдержался при этих словах. «Сосредоточься». Следующую фразу он произнёс максимально непринуждённым тоном: – Да брось. Мы-то с тобой знаем, что это пустой трёп... Сработало – пират вопросительно на него посмотрел, улыбка всё ещё играла на желтоватых губах. – Она больна, ты же видел? Совсем ослабла, – объяснил Гаррус. – У неё не будет сил сопротивляться. У тебя попросту не встанет. Ехидство медленно, но верно сходило с самодовольного лица. Выражение батарианца сказало Гаррусу всё, что ему нужно было знать. Слова явно задели за живое, как он и рассчитывал. Отлично. Мандибулы едва заметно дрогнули от удовлетворения. – Умолкни, раб! Много ты знаешь... – Я знаю ровно то, что видел, – перебил его Гаррус. – Послушай того, кто понимает толк в ебле самок и не раз заставлял их скулить, у тебя точно ничего не выйдет. Он говорил медленно, чтобы слова достигли своей цели. – Заткнись, мразь! Шаг ближе. Лицо пирата побледнело от ярости. Но теперь, когда Гаррус нашёл свою цель, он бил по ней снова и снова. Без промахов. – Да у тебя, небось, и не встанет, если она не будет кричать и сопротивляться? Ты понятия не имеешь, что делать с такими мягкими самками... – Я тебя предупреждаю! – батарианец трясся от бешенства, которое словно пеленой застилало сознание, мешая мыслить ясно. Ещё один шаг. – Хромое ничтожество. Она под тобой ни разу и не вскрикнет. Разве что посмеётся... – О, да, это определённо задело за живое. «Молодец! Продолжай». – Я импотентов за версту чую. Она, думаешь, не почует? – Ну всё, сам напросился! – пират буквально выплёвывал каждое слово. В уголках его рта проступила пена. Ещё два шага. – Ты, ёбанный кусок турианского дерьма! Ты пожалеешь об этом... – Он поднял руку с омни-тулом. В мгновение ока турианец оказался у решётки. Его тело с неистовой силой ударилось о прутья, а мускулистая рука молниеносно протиснулась между ними, сомкнувшись на горле работорговца. Две пары глаз широко распахнулись, а изо рта пирата вырвался пронзительный вопль ужаса. Мясистые губы судорожно разошлись в попытке втянуть воздух, но тщетно — турианец безжалостно сдавливал его трахею. Тело с глухим стуком ударилось о металл. Рука, потянувшаяся к омни-тулу, застыла на полпути — турианец сжал её с такой силой, что послышался хруст ломающихся костей. Работорговец попытался закричать ещё раз, но в его лёгких не осталось кислорода. Гаррус наблюдал, как жёлтое лицо внезапно исказилось осознанием неизбежного. Воздух вокруг наполнился отвратительным зловонием — ничтожество обделалось от страха. Турианец даже не моргнул. Его рука всё сильнее сжимала горло ублюдка. Острые когти глубоко впивались в мягкую плоть, разрывая её с невероятной лёгкостью. Ноги пирата беспомощно скребли по полу, когда Гаррус буквально вдавил его в прутья. Хищные синие глаза спокойно наблюдали за последними мгновениями никчёмной жизни батарианца, не выказывая ни капли жалости. Тот издал один отчаянный всхлип и затих. Гаррус ещё мгновение холодно изучал его взглядом, затем быстро осмотрел безжизненное тело на предмет оружия. Ничего. «Проклятье», – мысленно выругался турианец и потянулся к омни-тулу. В коридоре послышались быстрые шаги. Должно быть, они услышали крики. «Надо поторапливаться!» Он вывернул руку мертвеца, только чтобы обнаружить, что батарианец не ввёл коды активации ошейника. А значит, Гаррус не мог его снять. «Блять!» Он и подумать не мог, что пират окажется настолько отбитым идиотом. Балак и двое кроганов ворвались в камеру с оружием наготове. Их взорам предстал турианец, держащий сквозь прутья безжизненное тело работорговца. – Ах ты, сукин сын! – выражение лица Балака мгновенно сменилось с шока на ярость, и его рука метнулась к омни-тулу. Волна обжигающей боли пронзила тело Гарруса. Он выпустил мертвеца из рук и судорожно вцепился в прутья, пытаясь удержаться на ногах. Пытка, казалось, не имела конца, и вскоре он рухнул на бок, отчаянно хватая ртом воздух. – Проверьте, он там жив! – донеслись до него далёкие голоса. – Мёртв, босс. Шипоголовый разодрал ему глотку. – Блять! Уберите его отсюда. А ты... Главарь приблизился к решётке, глядя на корчащегося турианца, который катался по полу в нескончаемых муках. Глаза Гарруса дико блуждали от боли, руки пытались ухватиться за что-нибудь, но находили лишь пустоту. Балак смотрел на него со злостью, взгляд его не предвещал ничего хорошего. – Ты усвоишь своё место... или подохнешь, грязный кусок дерьма, – его глаза злобно блеснули, а лицо исказила ухмылка. – Посмотрим, насколько ты крут, капитан. Периферийным зрением Гаррус заметил, как работорговец опустил руку с омни-тулом и отступил на пару шагов. Сознание турианца сковал леденящий ужас, а руки инстинктивно потянулись к ошейнику в тщетной попытке избавиться от него. – Увидимся через час... а может, и через десять, – донёсся до него злорадный смех батарианца. Измождённый разум даже не уловил звука удаляющихся шагов. Гаррус остался в тесной клетке наедине со своим отчаянием. Каждый электрический разряд, пронзающий шею, посылал волны невыносимой боли по всему телу. Собрав последние крупицы сил, ещё теплившиеся внутри, он сосредоточился на попытках сорвать ненавистный ошейник. Когти глубоко впивались в плоть, пока он дёргал и тянул, но проклятый обруч не поддавался. Он попытался просунуть пальцы между металлом и чешуёй, надеясь хоть немного ослабить интенсивность мучительных разрядов. Тщетно – ошейник сидел слишком плотно. Волны агонии продолжались – безжалостные и неумолимые. Каждое мгновение казалось длиннее предыдущего. Тело сотрясалось в жестоких конвульсиях, а электрические токи терзали измученные нервы. Силы таяли, конечности теряли контроль, подёргиваясь в неестественном ритме, когти царапали всё глубже, оставляя окровавленные борозды. Сознание затуманивалось, и он уже не мог различить, где заканчивается одно мучительное ощущение и начинается другое. Тошнотворный запах собственной крови и горелой плоти наполнил его ноздри, и Гаррус молил всех известных ему духов о том, чтобы эта пытка наконец прекратилась.

***

Новая волна боли вырвала из её груди пронзительный крик. Глаза широко распахнулись, но перед её взором предстал вовсе не тренировочный зал. Воспоминания. Они нахлынули нескончаемым потоком, искажённые и болезненные, но до ужаса реальные. Сердце бешено колотилось, каждый лихорадочный удар растворялся в густом тумане, окутавшем разум. В этом хаосе ощущений присутствие азари пронзало её мысли подобно раскалённой игле, скраивающей ткань реальности и подчиняя её своей воле. Первобытный страх сковал измученное тело, которое тут же ответило вспышкой биотики – яростной и неконтролируемой, вырывающейся наружу резкими, ослепительными всплесками. Руки дрожали, воздух вокруг потрескивал от энергии, которую она не могла обуздать. Она тонула в этой удушающей дымке, безнадёжно затерявшись в кошмаре собственного подсознания. «Страх – лучший друг биотика», – голос азари змеёй вился в её воспалённом разуме, обманчиво мягкий и смертельно ядовитый. – Ещё раз. Рука двинулась сама по себе, и биотическая энергия взорвалась на кончиках пальцев. Она ударила наотмашь, отчаянно пытаясь прогнать эти видения, но они не отступали. Она не знала, попала ли во что-нибудь. Комната расплывалась перед глазами, тени метались вокруг, а шёпот терзал слух. – Не сдерживайся. Очередной болезненный укол в шею – и её накрыла новая волна, наполнившая вены огнём. Тело дёрнулось, сотрясаясь от крупной дрожи. Боль лишь усиливалась. Мышцы сводило от перенапряжения, во рту ощущался металлический привкус. Она отчаянно желала остановиться, хотела закричать, но властный голос азари держал её в железных тисках, управляя каждым движением, подчиняя себе каждую мысль. – Ещё раз. Биотический пульс вырвался из тела очередным всплеском. На этот раз она почувствовала сопротивление и успела заметить тёмный силуэт, едва различимый сквозь пелену застилавших глаза слёз. За ударом последовал глухой звук чего-то тяжёлого, рухнувшего на пол. Раздавшийся крик был странным, гортанным и определённо не человеческим. Рёв крогана. Он прорезал туман в её сознании, на мгновение ослабив захват азари. Секунды спустя он стих. Медный запах крови – или это было очередное воспоминание? – заполнил ноздри. А затем всё вдруг прекратилось. Она рухнула на пол, и её тело безвольно обмякло, словно тряпичная кукла. Разум снова принадлежал только ей, освободившись от мучительной хватки, державшей его в плену. Глаза больше не смотрели вглубь, в тёмные закоулки воспоминаний. Теперь они были устремлены вперёд, впитывая ужасающую картину. Кровь растекалась по бетонному полу, её тёмно-бурые струи просачивались в каждую трещину. Расчленённые тела кроганов лежали неестественно изломанными, а искажённые лица навеки застыли в гримасах предсмертной муки. Голова кружилась, взгляд метался от одного изуродованного тела к другому. Пусть это были не люди, но ужас содеянного ею выходил далеко за рамки видовых различий. Осознание случившегося оказалось невыносимым для измученного разума. Волна тошноты накатила внезапно, беспощадно выворачивая желудок наизнанку. Её вырвало, мучительные спазмы сотрясали ослабевшее тело, причиняя невыносимую боль. Каждый рвотный позыв ощущался словно раскалённый нож во внутренностях, но она не могла остановиться. Голос азари за спиной был полон ярости. Тейя кричала на охранников, швырнув одного об стену биотическим ударом. Обрывки разговора пробивались сквозь рассеивающуюся пелену. «Биотик продан...» «Покупатель ждёт…» Слова, лишённые смысла, растворялись в пустоте. Тело казалось опустошённым. Она хотела лишь одного – темноты. Провалиться туда, куда боль не могла за ней последовать. Резкие звуки голосов болезненно вспороли слух: – Как это понимать – «подготовить к отправке»? Я с ней не закончила! Волна биотической энергии прокатилась по воздуху где-то позади, заставив вздрогнуть. – Она тут не для твоего развлечения. Ничего не путай. Твоя задача была проверить... – Давай-ка, не указывай, что мне делать с моими биотиками... – Она не твоя. К тому же, ты топчешься на месте... – Она делает успехи! – Успехи, как же! Ты не можешь её контролировать, она слишком нестабильна... – Слишком сильна. Мне просто нужно найти правильную комбинацию препаратов. – И сколько это займёт? Посмотри на неё – она на грани. – Тебя только кредиты и беспокоят... – Ебать, ты проницательная! Турианский хер готов выложить кучу бабла за эту девку. А что делаешь ты? Кроме того, что испытываешь моё терпение... и занимаешь моё пространство? – Да пошёл ты, Балак! У нас был уговор. – Как-нибудь переживёшь... особенно когда узнаешь, сколько он готов за неё заплатить. Слишком громко. Грохот их голосов был невыносим. Словно острые иглы, они вонзались в измученный мозг. Затем послышались шаги, и она почувствовала прикосновение к своей голове, почти нежное поглаживание. – Ну как ты, киса? Чего так приуныла? Всё только начинается. Ещё один укол в шею. Мир закружился вокруг неё в стремительном вихре, а чувства притупились. Сознание медленно погружалось в спасительную мглу, и она ощутила мимолётное облегчение. Седативное средство означало, что они её отпускают. – В камеру её. Снова шаги, на этот раз тяжелее и громче. Чьи-то руки схватили её, подняли, словно безвольную куклу, но боли не было. – Ну ты и гандон, Балак! – Да-да-да... Голоса постепенно стихли вдали. Хватка на теле была грубой и безразличной, но её несли обратно, и это было единственным, что имело значение в данный момент. Он там. Он ждёт её. Может, он снова возьмёт её на руки. Эти мысли, словно спасительный якорь, удерживали её на грани сознания. Всё, чего она хотела – это почувствовать его тепло и успокаивающее прикосновение. Он притуплял нескончаемую боль. Он был ей так нужен. Её бросили на пол с глухим стуком, но тело едва ощутило удар. Затем раздался пронзительный скрежет двери, и грубый голос приказал: – Залезай внутрь. Она увидела открытую клетку и попыталась выполнить приказ, но была слишком слаба и медлительна. Каждое движение давалось с невероятным трудом. – Шевелись, человек! Её грубо и нетерпеливо втолкнули внутрь тесного пространства. Дверь захлопнулась с оглушительным лязгом, эхом отдавшимся в гудящей голове. Она поморщилась от звука. Мгновение она сидела неподвижно, пытаясь собраться с силами. Затуманенный взгляд блуждал по клетке, не сразу найдя турианца. Он лежал у дальней стены. Что-то было не так. Его тело двигалось, но при этом оставалось совершенно неподвижным. И этот звук. Странное жужжание чего-то знакомого. Чего-то ужасного. Она подползла ближе и увидела, что происходит. Его ошейник был включён. Он посылал волны разрядов через тело турианца, вызывая конвульсии. Неужели они просто оставили его так? Как долго он здесь лежит? Синяя кровь змеилась струёй по шее, заливая его грудь, покрывая руки и пол. Он поранил себя когтями, разодрал горло в попытке избавиться от боли. Паника захлестнула сознание, мгновенно его прояснив. Она подползла ближе к турианцу и вскарабкалась на него сверху. – Нет, нет, нет! – её голос был хриплым и срывался на пронзительный крик. Дрожащие руки нашли его ладони. Когти теперь едва царапали плоть, пальцы слабо подёргивались, практически обессиленные. В отчаянии она оттянула его руки от горла, прижав их коленями к полу. Лёгкость, с которой ей это удалось, пробрала её до костей – он совсем не сопротивлялся. Слабое скрежетание когтей о металл пронзало истерзанные нервы. – Что мне делать? – взмолилась она, слёзы струились по её лицу. Он не ответил, не мог. Его обычно внимательные глаза были широко открыты, но взгляд был пустым и стеклянным, бессмысленно смотрел в никуда. – Пожалуйста! – рыдала она. – Не оставляй меня одну! Она прижала ладони к его ранам, пытаясь остановить кровотечение. Крови было слишком много, её запах вызвал новую волну тошноты. Ошейник продолжал безжалостную атаку, посылая волны боли сквозь его тело, и она вдруг поняла, что нужно делать. Турианская шея была скользкой от синей крови, что позволило тонким человеческим пальцам проскользнуть между металлом и чешуйчатым горлом, принимая на себя все разряды. Было больно. Очень больно. Даже сквозь притупляющее действие седативов. Она слабо вскрикнула и упала ему на грудь. Но это явно облегчило его страдания, так как когти турианца перестали скрести по полу, и он издал низкий рокот, похожий на человеческий стон. Широкая грудь поднялась и опустилась в глубоком вдохе, принеся ему облегчение впервые за бог знает сколько времени. Она прикусила нижнюю губу, но не отпустила, забирая себе его боль. Сознание медленно возвращалось к нему, глаза вновь обрели фокус. Массивные руки дёрнулись, высвобождаясь из-под её колен с неожиданной силой. Он до боли крепко схватил её за запястья, пытаясь оттянуть их от ошейника. В его движениях читалось внезапное осознание происходящего, будто он понял, что она делает. Но она вцепилась а обруч с отчаянным упорством. – Ничего, – прошептала она едва слышно. – Я в порядке. Он издал странный стрёкот. Его глаза встретились с её на мгновение, прежде чем наконец закрыться. Руки безвольно упали по бокам, тело обмякло. Но грудь продолжала равномерно подниматься и опускаться. Действие седативного препарата ослабевало, и теперь она острее чувствовала каждый разряд боли. Тем не менее, она не отпускала горячий металл, содрогаясь от ударов тока. – Тише, тише... Всё будет хорошо. Она почувствовала, как его дыхание выравнивается, и легла на него, прижавшись щекой к турианской груди, вслушиваясь в ритм его сердца. Она продержится столько, сколько ему нужно. Он сделал бы то же самое для неё. В конце концов, они ведь делили всё остальное. Могли разделить и это. Её руки немели от боли, мышцы предплечий начало сводить судорогой. Мучительные мгновения сменяли друг друга, пока ошейник наконец не издал звуковой сигнал и не отключился.