Mass Effect: Меж двух миров

Он вернулся раньше, чем Гаррус ожидал. Звук прихрамывающей походки и исходящий от него смрад невозможно было спутать ни с чем. Турианец знал: мерзавец не оставит её в покое. Слишком сильно он её хотел. Когда хромой проковылял в тускло освещённую камеру, Гаррус ощутил, как самка рядом с ним сжалась от напряжения. Её глаза, полные тревоги, метнулись к его, безмолвно ища поддержки. Она инстинктивно прильнула ближе, и он почувствовал дрожь во всём её теле. Повинуясь внезапному порыву, он поднял руку в защитном жесте, заслоняя её собой. Хромой посмотрел на Гарруса с явным раздражением. «Этот турианец своё ещё получит», – злорадно думал пират. Босс вручил ему коды активации ошейника, и теперь он мог поджаривать этого пса, сколько душе угодно. «Только не попорти ему пёрышки», – предостерёг его Балак. Да он и не собирался. Пленник был громадным и уже доказал, что мог выдержать продолжительный нейрошок, не обделав штаны. И всё же он корчился и завывал, как и все остальные. Пусть только попытается что-нибудь выкинуть – и он завоет снова. – Охраняешь чужую собственность, пёс? – пират ухмыльнулся, глядя на Гарруса, затем приблизился к клетке. Он присел на корточки, жадно разглядывая самку сквозь прутья решётки. Гаррус чувствовал запах человеческого страха, и его животный инстинкт защитить вспыхнул с новой силой. – Иди сюда, киска. Я тебя не обижу, – промурлыкал батарианец, его голос сочился фальшивой сладостью. Турианец напрягся, готовясь к неизбежному. Теперь, когда на ней красовался ошейник, этот подонок осмелел. Две пары глаз жадно блуждали по фигуре пленницы – той части, что пират мог разглядеть за спиной турианца – задерживаясь на местах, которые он хотел бы исследовать тщательнее. «Батарианская падаль». Гаррус издал низкое, утробное рычание – последнее предупреждение мерзавцу держаться подальше. Работорговца это не остановило, как раз наоборот. Его самоуверенность росла с каждым мгновением. Хотя и не настолько, чтобы он утратил бдительность – пират всё ещё опасался турианца и благоразумно держал дистанцию. – Знай своё место, пёс, – рявкнул он, с ухмылкой демонстрируя свой омни-тул. Угроза была ясна. Гаррус вздрогнул при мысли о боли, но не уступил. Он напряжённо ждал: «Подойди поближе, ублюдок». Один рывок мощных турианских рук мог бы всё решить. Но батарианец, явно чуя опасность, оставался в недосягаемости. – Отойди от решётки, – нетерпеливо приказал он. Гаррус не шелохнулся. У этого противостояния был лишь один исход, и пират тоже это осознавал. Он самодовольно ухмыльнулся и нажал на кнопку. Турианец внутренне сжался. Мир раскололся на части. Боль ослепила, сделала его абсолютно беспомощным. Жалким. Она длилась всего пару мгновений, но батарианцу и этого хватило, чтобы распахнуть дверь и потянуться за человеком. Ей некуда было бежать. Она забилась в угол контейнера, ощущая, как холодные металлические стены давят на неё с обеих сторон. Пирату было достаточно лишь протянуть руку, чтобы схватить свою добычу. Она вскрикнула, почувствовав его крепкую хватку на своей щиколотке. Батарианец дёрнул человека за ногу, потянул на себя мимо задыхающегося турианца и вытащил наружу одним стремительным движением. Дверь контейнера захлопнулась за ней с глухим лязгом, отрезая путь к отступлению. Четырёхглазый проделал это с пугающей ловкостью, что выдавало его опыт в подобных делах. Гаррусу потребовалось слишком много времени, чтобы прийти в себя. Он бросился к прутьям всего секундой позже. «Проклятье!» Она отчаянно сопротивлялась и кричала, когда батарианец повалил её на спину и, подобно хищному пауку, заполз на неё сверху. Её разум будто перемкнуло. Все навыки, обретённые на изнурительных занятиях по боевой подготовке, в один миг растворились. Единственное, что она осознавала – это тяжесть его тела, вдавливающего её в ледяной бетонный пол. Биотика, обычно вспыхивающая от малейшего напряжения кистей, теперь не отзывалась. Слова инструктора эхом отдавались в голове: «Ты слишком привыкла на неё полагаться». Он был прав. Она непременно сообщит ему об этом... Лишённая своих способностей, она ощутила пронзительную беспомощность. Волна паники захлестнула сознание. Презирая себя за эту слабость, она не могла совладать с нахлынувшим страхом, особенно когда его грубые руки так бесцеремонно блуждали по её телу. Гаррус же мог только наблюдать. Как её насилуют. С момента их пленения прошло меньше суток, а он уже подвёл её. Сначала его взвод, затем миссия, теперь она. «Думай, давай же!» Её запах, такой нестерпимо навязчивый, затуманивал рассудок. Аромат самки, в панике, в опасности, в шоке, заполнял его лёгкие, пробуждая дикий первобытный инстинкт. Он реагировал как зверь, вместо того, чтобы действовать как хорошо обученный офицер. Гребень сузился, субвокальные связки завибрировали от ярости, из груди вырвалось свирепое рычание. Мандибулы разошлись в стороны, обнажая оскаленные зубы, а когти впились в решётку. Напрягая каждую мышцу, он приложил максимальное усилие и, к своему изумлению, почувствовал, как прутья поддались. Пусть всего на толику. Изношенный металл издал натужный скрежет. Звук, достаточно громкий, чтобы батарианец с удивлением поднял взгляд. В глазах промелькнул страх, пока он судорожно осматривал толстые пруты. Неужели они могут не выдержать? Он приварил их лично и был уверен, что они в состоянии удержать даже крогана в период гона. Пират на мгновение растерялся, и самка тут же воспользовалась этой заминкой. Высвободив руку из захвата, она ударила его локтем в висок. Батарианец взвыл от боли, инстинктивно прижав ладони к лицу. Она перевернулась на живот и попыталась выползти из-под него, но движения её были недостаточно быстры. Оправившись с пугающей скоростью, пират в ярости бросился за ней. В приступе гнева он схватил её за золотистую гриву и с силой ударил головой о бетонный пол. Крик боли вырвался из её горла. Удар оглушил самку, позволив батарианцу вновь обрести контроль над её обмякшим телом. После такого он явно не собирался с ней церемониться. Гаррус оцепенел от бессилия, наблюдая за ней со стороны, ощущая её присутствие, вдыхая её запах. Он знал, что последует дальше. Ударив мерзавца, она лишь разозлила его ещё больше, не понимая одной простой истины, которая была хорошо известна им с батарианцем. Сопротивляясь, ты делаешь только хуже. Четырёхглазый быстро осознал тщетность попыток Гарруса выломать металлические прутья. Он бросил на турианца самодовольный взгляд, затем резко потянул голову человека назад, обнажая её беззащитное горло, явно осведомлённый о турианских брачных обычаях. Батарианец демонстрировал не только свою власть над самкой, но и своё абсолютное доминирование в ситуации. Гаррус почувствовал, как волна неконтролируемой ярости захлёстывает его сознание, невольно давая мерзавцу желаемое удовлетворение. Его когти сильнее сжались на прутьях решётки. – Нужно было опробовать её, когда была такая возможность, – сказал батарианец. Он склонил голову к её шее. Она попыталась оттолкнуть его, начиная приходить в себя, но её движения были слишком слабыми и вялыми, и он держал её за гриву железной хваткой. – Она такая тёплая, да? Так пахнет… Самка застонала, и он притянул её ближе к себе одной рукой. Второй начал расстёгивать брюки. Гаррус видел, что мерзавца возбуждали её попытки дать отпор и его победа над слабой и беззащитной самкой. «Ничтожество». Если бы не биотический ошейник, он бы и близко не смог к ней подойти, и прекрасно это понимал. Они все это понимали и наслаждались её беспомощностью. Упивались ею. – Знаешь, как понять, насиловал их кто раньше или нет? – слова батарианца вызвали у неё очередной стон, и он ответил, мерзко цокнув языком. – В первый раз они всегда сопротивляются. До последнего верят, что могут вырваться. И так ещё приятней… Пират жадно облизнул её щёку, и она дёрнулась от отвращения. Его рука потянулась к её шортам, стягивая их вниз и обнажая незащищённую пластинами кожу. Самка зажмурилась, её лицо исказилось в человеческом выражении, которое Гаррус видел впервые, но значение которого прекрасно понимал. Когда её глаза вновь открылись, они устремились прямо на турианца. Его сердце замерло. Её глаза, её прекрасные глаза... То, что он прочёл в них, потрясло его до глубины души. Она была за гранью паники, за чертой отчаяния. Нет. Он не мог этого допустить. Гаррус отступил к задней стене, используя её как точку опоры. Он собирался всей массой своего тела обрушиться на более слабую сторону с приваренными прутьями. Приложив достаточно усилий, он, вероятно, смог бы протаранить решётку. Никогда прежде он не предпринимал ничего подобного и не знал, увенчается ли его попытка успехом. Такой удар мог легко раздробить его киль. Но в этот момент он не мыслил рационально. Им двигал чистый инстинкт. Она нуждалась в нём. – И что это ты делаешь с моим биотиком?! – прогремел разгневанный женский голос. Батарианец скривился от недовольства. Это был голос, который он хорошо знал, который он явно ненавидел, но которому вынужден был подчиняться. У входа в камеру стояла азари, скрестив руки на груди, с плохо скрываемым раздражением на лице. Её тёмно-синяя кожа была украшена узорами вокруг глаз и вдоль скул, указывая на высокий статус среди её вида. На ней был обтягивающий чёрный комбинезон, а на бедре висела кобура с электрошоковым прутом. Батарианец разочарованно зарычал, его глаза потемнели от ярости. Он был так близок. «Какого чёрта эта сука делает здесь так рано?» – Балак сказал, что я могу её попользовать, – огрызнулся он, избегая её взгляда. Гаррус наблюдал за происходящим, понимая, что синекожая работорговка, вероятно, была главой фракции азари в их пиратской группировке. – Да что ты? Неужели так и сказал? – ехидно спросила она. – Биотики мои, и ты это прекрасно знаешь. Азари вошла в камеру уверенной походкой, окинув помещение холодным, расчётливым взглядом. Самка лежала на полу, в полубессознательном состоянии, её дыхание было прерывистым и частым. – Попользуешься, когда я с ней закончу. – От неё ничего не останется, когда ты с ней закончишь, – парировал батарианец, его голос был тихим, но пропитанным ненавистью. Он застёгивал штаны, бормоча под нос батарианские проклятья, когда азари подошла ближе и пнула его ботинком в бок. – Ну-ка слезь с неё, животное. Пират вспыхнул от гнева, но подчинился, поднявшись на ноги и что-то пробурчав. Почувствовав отсутствие веса на своём теле, самка тут же попыталась отползти к ближайшей стене. Её движения всё ещё были вялыми после удара головой. Азари наблюдала за ней с отстранённым любопытством. Когда работорговка наконец двинулась к человеку, Гаррус издал низкое рычание. Только теперь азари обратила на него внимание. Турианец. Он сидел на корточках в контейнере посреди камеры, вцепившись когтями в прутья, его глаза неотрывно следили за ней. «Его что, заперли здесь вместе с биотиком? – подумала она, мысленно усмехнувшись. – У Балака воистину извращённое чувство юмора». Глаза работорговки сузились, внимательно изучая пленника. Его зрачки были полностью расширены, грудь вибрировала от характерных звуков. Гребень сузился и опустился остриём вниз, а плоский нос втягивал окружающий воздух, явно улавливая запах самки. Признаки были на лицо — он был разъярён, возбуждён и готов к спариванию. Ядовитая улыбка расплылась на её лице, когда пришло осознание происходящего. Сколько времени они провели в этой тесной клетке? Очевидно, достаточно, чтобы обстоятельства и первобытная турианская природа взяли верх над десятилетней враждой между двумя их видами. В этой ситуации крылась какая-то извращённая ирония. Она задумалась: «А этот зверь вообще понимает, что с ним происходит?» Приживётся ли эта связь, и, что ещё важнее, сумеет ли он вынести её последствия? Ей никогда не доводилось слышать о подобном между турианцем и человеком — что было неудивительно, учитывая бушующую войну. «Не каждый день такое увидишь». Гаррусу не нравилось, как азари на него посмотрела. Словно знала что-то, чего не знал он. Впрочем, взгляд её задержался на нём недолго. Она вновь сосредоточилась на человеке. В конце концов, именно за этим она и пришла. – Давай-ка взглянем на тебя, – проговорила азари с улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего, и обратилась к своему омни-тулу. Самка попыталась отползти, но не продвинулась далеко – её ошейник внезапно ожил, издав тихий, зловещий щелчок. Микроинъектор, активированный устройством на руке работорговки, вонзился в её шею. Гаррус уловил слабый запах чего-то сладкого и металлического — Сопоракс, лёгкое седативное средство, широко применяемое для неинвазивных медицинских процедур в более цивилизованных уголках галактики. Здесь его использовали для усмирения рабов. Она едва успела понять, что происходит, как наркотик начал действовать. Края комнаты смягчились, предметы сначала обрели чёткость, затем слегка расплылись. Её тело стало лёгким, почти невесомым, и было невозможно пошевелиться. Азари присела на корточки и, протянув руку, положила синюю ладонь ей на лоб. Она едва ощутила прикосновение, но то, что последовало за ним, почувствовала отчётливо — её расслабленное седативом тело содрогнулось от внезапного спазма, а сознание вспыхнуло пламенем, когда их разумы слились воедино. Она пыталась закричать от боли, но не издала ни звука. Она пыталась вытолкнуть незваного гостя, но азари была слишком сильна, вторгаясь насильно, забирая то, что ей было нужно. – О, да… – проговорила работорговка, находясь в трансе. – Ты у нас и правда сильная… Давай-ка заглянем глубже… Образы нахлынули подобно приливной волне – сокрушительные и неудержимые. Она судорожно втянула в себя воздух, но там, где она оказалась, воздуха не было. Только боль. Невыносимая боль. Лица размывались в её сознании – крики, её собственный голос, охрипший от бесконечных воплей в пустоту. Кисти инстинктивно напряглись, пытаясь призвать биотику, которая так и не пришла. Разум раскололся на части, не в силах отличить прошлое от настоящего. – Великолепно, – произнесла азари, наконец ослабив хватку над человеческим сознанием. Она посмотрела на работорговку с ужасом, понимая, что происходит. Образы из глубин её памяти всё ещё плавали на поверхности, причиняя боль острыми, как бритва, краями. Всё, что она пыталась забыть, побороть и оставить в прошлом, внезапно было вскрыто и обнажено. – Какие красивые у тебя глазки, – проворковала азари, хищно ухмыльнувшись, и ввела ещё одну команду на омни-туле. Очередная инъекция вызвала новую волну помутнения. Но на этот раз она была ему рада. Сознание медленно ускользало, погружая её в спасительное забытьё. Мысли путались, а окружающий мир становился всё более далёким и нереальным. Она позволила себе провалиться в это состояние, надеясь найти в нём убежище от происходящего. «Действительно редкая находка, – подумала азари. – Работать с ней будет одно удовольствие». – Отнеси её в моё крыло, – приказала она батарианцу. Четырёхглазый подчинился мгновенно, поднял человека с пола с явным удовольствием на лице. Азари заметила это и тут же предупредила: – И чтоб без глупостей, Форт! Прямиком туда. Тебе ясно? – Ясно, Тейя, – проворчал в ответ недовольный батарианец. С этими словами он вынес пленницу из камеры. Азари последовала за ним. Она бросила ещё один заинтересованный взгляд на турианца в клетке, затем исчезла в коридоре.

***

Прошёл час, а может, и больше. Время тянулось бесконечно в холодной, сырой камере, каждое мгновение мучительно медленно перетекало в следующее. Тишина оглушала его и нарушалась лишь случайными далёкими отголосками шагов или голосов – звуками, от которых гребень Гарруса вставал дыбом от тревоги. Он беспомощно наблюдал, как её уволокли прочь, не в силах ничего предпринять. «Хорош охотник на пиратов», – подумал он со злостью. Мысли турианца погрузились в пучину мрака, переполненные осознанием собственных неудач и размышлениями о тех ужасах, что эти подонки могли вытворять с беспомощной гражданской. Боль от ошейника казалась ничтожной по сравнению с этим. Гаррус чувствовал себя абсолютно бесполезным. У него не было ни плана, ни малейшего представления о том, что делать дальше. Ярость, питавшая его ранее, теперь уступила место чему-то иному. Чему-то, в чём он стыдился признаться даже самому себе. Страху. Но не за себя. Нет, этот страх был другим, совершенно иррациональным. Он боялся за неё. За человека. За врага, которого ему было приказано захватить на поверхности. Это было странное чувство, лишённое всякой логики, но отрицать его он не мог – он боялся, что она может не вернуться. И Гаррус не понимал, почему. Они едва перекинулись парой слов, почти не взаимодействовали, если не считать вынужденного соседства в тесном пространстве клетки. И всё же её присутствие стало для него якорем. Он чувствовал ответственность за неё. Она давала ему цель. Не просто выживать самому, а защищать кого-то другого, кто не заслужил такой участи. Если бы он мог помочь ей, если бы он мог спасти хотя бы одного этого человека, возможно, он бы избавился от груза вины, искупив свои прошлые ошибки... но они забрали её, а вместе с ней – и его решимость. Так это и происходит. Они отнимают всё, что у тебя есть. Даже силы сопротивляться. Ему нельзя было сдаваться. Гулкий звук тяжёлых шагов донёсся из коридора, с каждым мгновением становясь всё громче. Мышцы Гарруса напряглись, и он пригнулся к полу, подбираясь к прутьям клетки. Его взгляд застыл на дверном проёме. Внезапно гребень турианца встрепенулся – обострённое чутьё уловило знакомый аромат. Её запах. Но теперь он был другим, с примесью чем-то нового – металлического и едкого. Запахом, слишком хорошо знакомым ему по бесчисленным полям сражений. Человеческая кровь. Тихое рычание вырвалось из груди, субвокалы завибрировали от едва сдерживаемой ярости. Она была ранена. Они посмели причинить ей боль. Это осознание обрушилось на него подобно физическому удару, заставив когти глубже вонзиться в металлические прутья. Первобытный защитный инстинкт, зревший в нём с момента их заточения в этой преисподней, затмил все прочие мысли. В дверном проёме возникла массивная фигура крогана, заполнив собой весь проход. Он нёс её на руках. Громила приблизился к клетке, остановившись на безопасном расстоянии. Теперь Гаррус мог рассмотреть её детальнее. Она всё ещё дышала – была без сознания и мертвенно-бледная, но, по крайней мере, живая. – Назад, – прорычал охранник. Гаррус подчинился, медленно отступая от прутьев. Кроган приблизился и бесцеремонно швырнул самку на пол. Звук удара о бетон заставил всё внутри сжаться. Ярость вскипела в венах с новой силой, но турианец подавил её. Сейчас было не время. Ей нужна была его помощь. Охранник вытащил дробовик из кобуры и направил на Гарруса, безмолвно предупреждая не делать глупостей, пока его вторая рука потянулась, чтобы открыть дверь. – Затаскивай, – грубо прохрипел он. Гаррус без колебаний выполнил приказ. Это не было тем подходящим случаем, на который он рассчитывал – не с направленным на него дробовиком. Нужно было выждать более выигрышный момент. Он протянул руку и схватил её за запястье, с тревогой ощутив, как холодна её кожа. Втянув человека в клетку и аккуратно подняв на руки, он принялся осматривать её на предмет увечий. И тут же увидел источник крови. Её плечо было месивом из глубоких рваных ран. Плоть была не просто рассечена, а разорвана и искромсана. Порезы глубоко проникали в мягкую, рыхлую ткань, служившую у людей мышцами. Хотя турианские когти и могли оставить похожие следы, размер этих отметин явно указывал на крогана. Низкое рычание вырвалось из груди Гарруса, когда он вновь перевёл взгляд на охранника. Это он? Он так сильно ранил её? Нет... турианец не чувствовал её запаха на этом громиле. Должно быть, кто-то другой. Кроган с лязгом захлопнул дверь, и звук эхом разнёсся по помещению. Он неуклюже поднялся на ноги, его глаза блеснули недобрым огоньком. – Она ранена, – прорычал Гаррус. В ответ раздался резкий, скрежещущий смех. – Ты бы видел остальных, – сказал охранник, в его голосе сквозило извращённое восхищение. – Несчастные пыжаки. Малышка здорово их отделала. Прирождённая машина для убийств... Он был явно впечатлён, возможно, даже немного возбуждён, вспоминая увиденное. От этой мысли Гарруса замутило. Всё ещё посмеиваясь, кроган повернулся, чтобы уйти. – Не смей её так оставлять! – взревел турианец, прижимаясь к прутьям решётки. Смех охранника только усилился. Он даже не потрудился обернуться, направляясь к выходу. Разум Гарруса лихорадочно работал. Нужно было что-то предпринять, сказать что-нибудь, чтобы остановить его. – Она не сможет дальше развлекать вас, если истечёт кровью, – крикнул он, соображая на ходу. – Не думаю, что Тейе это понравится. Упоминание имени азари возымело желаемый эффект. Кроган застыл на месте, из его груди вырвалось низкое, задумчивое рычание. Гаррус практически видел, как в крошечном рептилоидном мозгу охранника закрутились заржавевшие шестерёнки. Долгое мгновение громила просто стоял, явно взвешивая варианты. Наконец, с раздражённым ворчанием он развернулся лицом к клетке. Его рука потянулась к поясу и извлекла небольшой контейнер, который он небрежно швырнул в центр комнаты. – За счёт заведения, – проворчал кроган. – Подготовь её к следующему раунду. С этими словами он вышел из камеры, его тяжёлые шаги постепенно стихли в коридоре. Гаррус перевёл взгляд на брошенный предмет. Меди-гель. Он осторожно опустил самку на пол клетки. Она не издавала ни звука, даже не шевелилась. Если бы не слабое поднятие и опускание её груди, можно было бы подумать, что она мертва. Турианец прильнул к прутьям, вытянув руку, насколько позволял размах. Его когти скребли по бетону, в нескольких сантиметрах от меди-геля. Ещё немного... Есть! Один коготь зацепил маленький контейнер и подтянул его ближе. Не теряя ни секунды, он снова бережно взял человека на руки, осторожно повернув её на бок. Твёрдой рукой он выдавил небольшое количество меди-геля на пальцы и начал аккуратно наносить его на раны. Эффект был почти мгновенным – вещество подействовало, сначала замедлив, а затем полностью остановив кровотечение. Гаррус решил приберечь часть геля, зная, что лекарство может понадобиться ей позже. Он почти завершил обработку порезов, когда она шевельнулась в его руках, издав болезненный стон. Её веки затрепетали, затем медленно приоткрылись. Лиловые глаза смотрели сквозь него, расфокусированные и затуманенные. Зрачки были полностью расширены – явное последствие наркотиков, всё ещё циркулирующих по её организму. Ублюдки заставляли её драться с другими рабами, турианцами и кроганами, вероятно, чтобы проверить пределы её возможностей. Вот, как они развлекались с биотиками в свободное время. Помимо тренировок и демонстраций для потенциальных покупателей, пираты устраивали бои между рабами. Это был их «весёлый» способ избавиться от отработанного, бесполезного или бракованного «товара». Вместо того, чтобы просто убивать их, мерзавцы превращали это в шоу – местный вид развлечений. Очередной рык вырвался из груди Гарруса прежде, чем он смог его подавить. Этот звук, казалось, привлёк её внимание – стеклянные глаза, наконец, сфокусировались на его лице. Взгляд человека прояснился, и в нём отразилось осознание – не его личности, а его сущности. Турианец. Грозный и свирепый, нависающий над ней, издающий те пугающие звуки, которые всегда предшествовали атаке. Её затуманенный, воспалённый разум взорвался примитивной, инстинктивной реакцией на его чужеродные черты. Паника, исказившая её лицо, заставила его сердце болезненно сжаться. Она слабо вскрикнула, руки судорожно упёрлись в его грудь в попытке оттолкнуть. Казалось, каждое движение причиняло ей невыносимую боль, но она всё равно боролась с ним из последних сил. Её правая лопатка пылала огнём. Она не знала, почему. Всё вокруг расплывалось, кроме его пугающего лица. Она боролась с ним сквозь боль и чувствовала, как он сжимал объятия крепче. Вот только... он не причинял ей вреда. То, как он держал её, было единственным, что не отзывалось болью. Почему ей не больно? Он что-то говорил. Слова не складывались в осмысленную речь. Она смотрела в его глаза. Пронзительно-синие. Они были ей знакомы. В них не читалось ни угрозы, ни гнева. Только тревога и... доброта? Этого просто не могло быть, у монстров не бывает таких глаз. Рисунок на его лице тоже казался знакомым. В тон его глазам. Она его знает? Он притянул её ближе к своей груди. Сил сопротивляться больше не было. Она почувствовала, как его рука коснулась её головы. «Это конец», – промелькнула мысль... Мир погрузился во темноту... и где-то в этой темноте она уловила далёкий голос. Успокаивающий и тихий. Почти человеческий.