Mass Effect: Меж двух миров

За свою «карьеру» охотника на пиратов Гаррус повидал бесчисленное множество рабовладельческих притонов. Все они были удручающе однообразны – сырые, холодные, тёмные норы, как правило, расположенные глубоко под землёй. Воздух в них всегда был затхлым и тяжёлым от страха, отчаяния и немытых тел. И вот, наконец, ему «посчастливилось» исследовать одну из таких нор изнутри. Хотя, он и так прекрасно знал, чего ожидать. Камера, в которую его поместили, была скудно освещена, но это не имело значения – он прекрасно видел в темноте. Клетка, некогда служившая армированным металлическим контейнером, давно покрылась ржавчиной и была переоборудована в тесное пространство для пленников, где едва хватало места, чтобы сидеть прямо. Шершавая металлическая поверхность неприятно царапала панцирь при каждом движении. Одна стенка контейнера отсутствовала – на её месте красовались металлические прутья с покорёженной дверью. С него сняли броню и отобрали оружие. От боевого комбинезона, предназначенного для дополнительной защиты и регулирования температуры тела, остались только штаны, туника исчезла. Шею туго стягивал нейрошоковый ошейник – обязательный аксессуар любого раба. Холодный металл давил на шкуру, напоминая о незавидном положении. Дела обстояли хуёво. Что ж, нужно было оценить, насколько. Гаррус сделал глубокий вдох, пытаясь сохранять спокойствие и мыслить хладнокровно. Он посмотрел наружу сквозь металлические прутья. Помещение за пределами его клетки представляло собой обычную камеру с бетонными стенами, отмеченными следами заброшенности, и служило в качестве более обширного загона. Высоко наверху виднелось крошечное окошко, пропускавшее жалкие остатки дневного света. Слабые лучи с трудом пробивались сквозь мрак, отбрасывая зловещие тени. Гаррус не верил этому обманчивому свету, прекрасно понимая, что находится глубоко под землёй, и это был всего лишь оптический трюк, которым славились подземелья Линдора. Свет проникал через узкую вентиляцию и проходил сквозь множество линз, давая пленникам ложную надежду, что поверхность совсем близко, за стеной. Дверь, ведущая в коридор, была широко распахнута, безо всякого замка. Из бетонных коридоров, уходящих в, казалось, бесконечные глубины огромного сооружения, доносилось множество отголосков. Гаррус напряг острый слух в попытке уловить что-нибудь полезное, но блуждающее эхо сливалось в неразборчивый гул, не позволяя различить отдельные звуки. И тут он услышал её. Она кричала. От страха и, скорее всего, от боли. За этими криками последовал хриплый батарианский смех. Её голос достигал его искажённым, почти нечеловеческим. Но турианец знал, что это была она. Гаррус сосредоточился на собственном положении. Ему нужно было найти способ выбраться из этой клетки, если он хотел помочь кому-то ещё. Он принялся изучать прутья своей камеры, выискивая слабые места или зазоры, которые можно было бы использовать для побега. Когти скребли по металлу, проверяя тот на прочность. Пока он исследовал свой загон, из коридора донеслись звуки шагов и голоса. Они определённо приближались. Турианец отполз от решётки к задней стене контейнера в тот самый момент, когда они вошли — два батарианца и один охранник-кроган, все вооружены. Пираты смеялись между собой, не обращая на него внимания, пока не подошли достаточно близко к клетке. Один из батарианцев, вероятно, лидер этой весёлой компании, медленно осмотрел пленника двумя парами глаз. Когда он решил, что удовлетворён увиденным, его мясистый рот растянулся в отвратительной ухмылке. – Добро пожаловать на Линдор! Надеемся, вам понравится пребывание здесь. Полагаю, жильё вам по вкусу? Пираты рассмеялись. Гаррус сохранял невозмутимое выражение лица, отказываясь удостоить их какой-либо реакцией. Батарианец ещё раз оценивающе взглянул на него и продолжил: – Знаю-знаю, я должен был сказать: «С возвращением на Линдор, капитан Вакариан. Давно вы к нам не заглядывали». Очень и очень хуёво. Сердце сжалось в груди, когда Гаррус увидел торжествующий взгляд на лице пирата. Они знали, кто он такой. Это были очень плохие новости. Не то чтобы он мог сойти за простого солдата, с его-то бронёй и оружием. И всё же, он мог бы попытаться убедить их, что он из особого отряда, может быть, из Чёрного дозора. Гаррус прекрасно понимал, каким лакомым куском турианский офицер может стать для любого сведущего работорговца. Сколько кредитов можно получить в качестве выкупа. За любого офицера, но не за Гарруса. Ублюдки обратились к нему по имени и званию, так что, возможно, они вовсе не были заинтересованы в выкупе. Скорее всего, их интересовала месть. Значило ли это, что их пути уже пересекались? Вполне может быть. Все эти тошнотворно-жёлтые четырёхглазые лица казались турианцу одинаковыми. И в своё время лейтенант Вакариан, охотник на пиратов, попортил жизнь многим таким мерзавцам. Гаррус придвинулся ближе к прутьям и посмотрел прямо в самодовольное многоглазое лицо, плотно прижав мандибулы к челюсти – признак напряжения, которое он не мог полностью подавить. – Я смотрю, здесь ничего не меняется, – он старался сохранять спокойный и сдержанный вид, не выдавая яростного гнева, клокочущего внутри. – Да, стоит признать, это место потеряло всё своё былое великолепие. Но ты в последнее время занят делами поважнее, – батарианец подмигнул Гаррусу двумя левыми глазами. – Так что сейчас дела идут в гору. Словно в подтверждение его слов, из коридора донеслись шаги. Ещё один батарианец вошёл в загон хромающей походкой, неся на руках небольшое тело. – Похоже, у тебя будет сожитель, – главарь усмехнулся, не сводя глаз с турианца. Хромой поднёс её ближе к решётке. – Ну-ка, потеснись. Неужели они хотели посадить её в клетку вместе с ним? Похоже, что именно так. Приспешники главаря направили оружие на Гарруса, приказывая отодвинуться в сторону и предупреждая не делать глупостей. Она была раздета до нижнего белья, хотя он едва ли мог назвать это бельём. Её комбинезон исчез, остался только странный человеческий топ на груди и крошечные шорты на нижней части тела. Всё тело было покрыто следами побоев и царапинами, полученными при попытках сопротивления. Её нижняя губа была разбита, а на скуле красовался кровоподтёк — сначала они заставили её замолчать, потом вырубили, чтобы не вырывалась. Гаррус отодвинулся к задней стене и присел, убрав длинные ноги с пути, в тот момент когда они бесцеремонно забросили её внутрь. Человеческое тело глухо ударилось о пол, и турианец внутренне поморщился от этого звука. – Какого хрена она всё ещё одета? – спросил главарь, только сейчас взглянув на человека. – Ни к чему такая скромность. Последние слова он произнёс с таким предвкушением, что Гарруса затошнило. Пират, который принёс её, замешкался, ведь это означало снова сунуться в клетку к турианцу. Да, на пленника были направлены пушки, а на шее был нейрошокер, но что если он, чёрт возьми, сумасшедший? Хромой приблизился к клетке, но тут же застыл в страхе, увидев, как турианец медленно склонился над человеком. Гаррус встал на четвереньки, его мандибулы разошлись в стороны, обнажая острые хищные зубы. Он замер в звериной стойке, а из груди вырвалось предупреждающее рычание. Субвокальные тона ревели угрозой. «Это уже слишком». Она была гражданской. И будь прокляты Духи, если он позволит этой падали прикоснуться к ней. Люди носили одежду, это он знал наверняка. Значит, они стеснялись наготы. Вероятно, считали её чем-то постыдным и непристойным, даже больше, чем турианцы, поскольку человеческие гениталии не были скрыты защитными пластинами экзоскелета. А эти ублюдки только и хотели, что раздеть её для своего извращённого развлечения. Разумеется, Гаррус понимал, что всего несколько часов назад ситуация была совершенно иной, когда он преследовал человека по зарослям Линдора, когда она была его врагом, его миссией. Но эти мрази всё изменили. Они приволокли её сюда, и теперь он был за неё в ответе. Что, конечно же, может измениться снова, как только они выберутся наружу. Если они выберутся. До тех пор этому отребью придётся иметь дело с ним. Сама по себе эта мысль была нелепа, как и вся его выходка. И Гаррус это прекрасно понимал. Что он собирался сделать? Оскалить зубы в надежде, что они просто отступят? У них было оружие и омни-тулы. Им достаточно было лишь активировать его ошейник и нейтрализовать его за секунду. Одно дело – помогать жертвам пиратов извне, и совсем другое — оказаться в клетке вместе с ними, самому стать жертвой. Проклятье. Дела обстояли очень хуёво. Батарианский главарь тоже это понимал. Он разразился громким смехом и жестом приказал нервному крогану опустить дробовик. Очевидно, охранник был самым дёрганым в их компании. Кроган впечатлял своими размерами: массивное тело, более двух метров ростом, облачённое в тяжёлую броню. Широкие плечи контрастировали с небольшим горбом – признаком не самого высокого положения в иерархии его расы. Он был молод, что выдавали яркие желто-зеленые пятна на рептилоидной голове. «Пожалуй, главная угроза среди них», – отметил про себя Гаррус. Слишком опасен в ближнем бою. – Это что-то новенькое, – прохрипел главарь сквозь смех, явно находя забавным тот факт, что турианец заступился за человека. – Не стоит так яро защищать кусок мяса. Мы поделимся, – он омерзительно подмигнул. – Можешь взять её первым. Считай это подарком в честь прибытия. Турианец выдержал его долгий взгляд. Это была небольшая победа, но он был согласен и на неё. Мандибулы слегка расслабились, но Гаррус оставался настороже, готовый к любым внезапным действиям со стороны похитителей. – Не волнуйся, она не укусит, – продолжил пират. – Мы дали ей кое-что, чтобы была... посговорчивей. Батарианец, стоявший ближе всех к клетке, хихикнул. Проклятье, снова плохие новости. Они знали, что она биотик, и элемента внезапности тут уже не будет. Вероятно, пираты наблюдали за их схваткой на поверхности из укрытия, прежде чем напасть. И скорее всего, вкололи ей биотический блокатор. Гаррус знал, что это была не самая приятная форма подавления, способная лишить биотики даже самых сильных бойцов, сделать их беспомощными на несколько суток. Большие дозы этой дряни могли привести к параличу или чему похуже. Биоблокаторы производились в основном в подпольных условиях из дешёвых несертифицированных материалов. Каждый уважающий себя «предприниматель» в сфере работорговли имел на стороне химика, который изготавливал для него всевозможные наркотики и седативы для подавления, обучения и управления «товарными единицами». Подпольное производство было дешевле закупки материалов и химикатов у официальных фармацевтических дилеров, что делало продукты на выходе опасными для тех, кому они предназначались. Главарь подал сигнал закрыть дверь клетки. Когда это было сделано, он повозился со своим омни-тулом, затем снова посмотрел на турианца. – Устраивайся поудобнее, капитан. A мы тем временем посмотрим, что можно выручить за такой ценный товар, как ты... и какая ещё от тебя может быть польза. Гаррус приблизился к прутьям, его голос был низким и нарочито спокойным, когда он спросил: – Что случилось с моими солдатами? – Они не выжили, – ответил батарианец, даже не моргнув. Будничный тон, которым он сообщил эту новость, заставил мандибулы Гарруса дёрнуться от едва сдерживаемой ярости. – А экипаж её судна? – Оказал слишком упорное сопротивление твоим бойцам. Они не хотели сдаваться живьём. И я их не виню – сам бы тоже не хотел. Он подтвердил то, что Гаррус в глубине души уже знал. Его команда была мертва, как и её люди. Он провалил миссию и подвёл свой отряд. Завёл их прямо в ловушку. Он потерял хватку в своей новой роли капитана, утратил бдительность по мере продвижения к высшему командованию. Капитан, мать его, Вакариан, попал в лапы батарианского отребья. Да-а-а, такого лейтенант Вакариан никогда бы не допустил. Какой же жёсткий проёб. Горечь неудачи давила на него всей своей тяжестью, но сдаваться он пока не собирался. «Сосредоточься. Думай. Ты всё ещё жив». Гаррус посмотрел на человека на полу. Они оба были ещё живы. Ему просто нужно было потянуть время до тех пор, пока за ними не придут. Потеря связи во время серьёзной миссии наверняка встревожит высшее командование. И когда он не доложит о своём возвращении, они начнут полномасштабные поиски. Его будут искать, и найдут это логово. Может быть, даже завершат работу, которую он начал почти десять лет назад. И Гаррус наконец покончит с этим местом раз и навсегда... Батарианец, словно прочитав его мысли, внезапно прервал их: – Вынужден тебя разочаровать, капитан. Они будут искать совсем в другом месте. И найдут кучу сожжённых тел – турианских и человеческих – слишком обезображенных, чтобы их можно было опознать. Они решат, что ты мёртв, так что нет, никто за тобой не придёт. Он закончил свою речь с торжествующей улыбкой, явно пытаясь выдавить из турианца эмоции. Чего он хотел? Страха? Отчаяния? Гаррус никогда не доставит этой падали такого удовольствия. Он слушал главаря с бесстрастным лицом, плотно прижав мандибулы к челюсти. Только его субвокалы выдавали, насколько он был обеспокоен этим обстоятельством, но батарианский слух не мог уловить их частот. Да, новости и правда не из приятных. Планета была большой, а подземелья пиратов могли тянуться на сотни километров под поверхностью. Непроходимый лабиринт. Если их увезли куда-то далеко, то поисковая группа действительно будет искать не там. Но они всё равно будут искать. Гаррус ни на секунду в этом не сомневался. В его смерть Иерархия не поверит. Капитан Гаррус Вакариан пропал без вести. Одно его имя заставит командование перевернуть эту планету вверх дном, отец Гарруса об этом позаботится. Так что вопрос был не в том, найдут его или нет, а скорее в том, как скоро это произойдёт. В этом и заключалась его главная проблема. Время работало против него. И теперь было ясно, что он не может ждать, пока свои придут к нему. Он должен был идти к своим. «Что может быть проще?» К явному разочарованию батарианца, Гаррус не проронил ни слова. Ничто в выражении его лица не выдавало признаков отчаяния. У пирата, похоже, были другие дела, потому что он наконец произнёс: – Как я уже сказал, устраивайся поудобнее, капитан. У нас будет достаточно времени, чтобы насладиться обществом друг друга. Затем он развернулся и вышел из камеры, его свита последовала за ним. Звук шагов становился всё тише и оборвался отголоском закрывающейся двери где-то в глубине сооружения. Дверной проём их камеры, ведущий в коридор, оставался открытым. Что не обязательно было хорошим знаком. Гаррус приник спиной к холодному металлу контейнера, осторожно разместив свои ноги в тесном пространстве возле недвижимой самки. Пол, казалось, излучал ещё более пронизывающий холод, чем стены, и турианец невольно тревожился за человека, распростёртого на этой ледяной поверхности. В его памяти всплывали смутные воспоминания о чувствительности людей к холоду. Были ли они восприимчивы к нему так же, как турианцы? Их мягкая, податливая кожа казалась совершенно неприспособленной к сырости, но при этом они сумели выжить во множестве миров. Окинув взглядом окружающее пространство, Гаррус отметил, насколько идеально оно подходило батарианским негодяям. Эти многоглазые и многопалые пауки, казалось, эволюционировали как раз для жизни в подобных катакомбах. Их зрение было приспособлено к темноте, а сами они тяготели к подземельям. Холодная, сырая, затхлая среда – всё то, что так претило турианцам, – была их стихией. Родной мир Гарруса был жарким и сухим. Его народ не любил холод, потому и носил под броней боевой комбинезон – дополнительный слой, сохраняющий тепло и оберегающий от враждебной среды. Теперь же, лишённый этой защиты, турианец ощущал, как стужа медленно, но неумолимо проникает между пластин. Его взгляд вновь вернулся к распростёртому на полу человеку. Она вообще дышит? Гаррус не знал, стоит ли к ней приближаться. Он надеялся, что она очнётся, потому что ему могла понадобиться помощь. Он рассматривал неподвижное тело – бледное, гладкое и слишком мягкое на вид. Однако, турианец знал, как обманчива эта внешность, воочию видел, на что она способна. Он прислушался – человеческое сердце определённо издавало слабое трепетание. Если присмотреться, можно было увидеть, как её грудь медленно поднимается и опускается. Ритм был хоть и слабым, но размеренным, и Гаррус выдохнул с неожиданным для себя облегчением. Ему необходимо было собраться с мыслями. Разработать план. Заручиться её поддержкой и, что важнее, завоевать доверие. Она должна была понять: в сложившейся ситуации они были на одной стороне. Вот только он сомневался, способна ли она на это. Люди как вид никогда не казались ему склонными к сотрудничеству – восьмилетняя война была тому подтверждением. Но отчаянные времена требуют отчаянных мер, и их нынешнее положение определённо подходило под это определение. Самка на полу застонала и пошевелилась. Гаррус подтянул ноги к себе, освобождая ей пространство. Она подняла руку, чтобы потереть скулу и застонала громче, осознав, что коснулась именно той стороны лица, где расплывался кровоподтёк. Потом открыла глаза и медленно села спиной к нему. Её звуки отозвались странной тяжестью у него внутри. Это были тонкие всхлипы, полные боли и смятения. Внезапно она поняла, что была не одна. Турианец! Сердце самки бешено заколотилось. Она резко обернулась, уставившись на него широко распахнутыми глазами, судорожно хватая ртом воздух. Не понимая, где находится, она в панике отпрянула назад и тут же ударилась спиной о стену, мгновенно осознав, насколько здесь было тесно. Она была заперта в крошечной клетке с турианцем. И бежать было некуда. Гаррус сидел абсолютно неподвижно и не издавал ни звука, наблюдая за ней с максимально нейтральным выражением лица. Всем своим поведением он старался излучать спокойствие, избегая любых движений, которые могли бы её напугать. Он прижал мандибулы к челюсти в попытке выглядеть менее угрожающе. Они просидели так некоторое время, пока она не осознала, что они находятся в одинаковом положении. Хотя это вряд ли было поводом для радости, её сердцебиение замедлилось, а дыхание выровнялось. Однако напряжение не покидало её тело – он всё ещё представлял потенциальную угрозу. Он всё-таки был турианцем. Её человеческий запах постепенно заполнял небольшое пространство, в котором они находились. Гаррус, сам того не осознавая, втягивал его в лёгкие небольшими вдохами. Этот странный аромат беспокоил его. Трудно было объяснить, почему. У людей было много запахов. Их кожа, их... грива?.. были как губка, впитывающая в себя всё вокруг. Слишком много информации для чувствительного турианского обоняния. Но под всем этим только у немногих людей был уникальный и отчётливый аромат. Она опредёленно была одной из таких. Турианец старался не думать об этом и сосредоточился на других, более важных вещах. Гаррус заметил, что она внимательно изучает его своими странными лиловыми глазами, и абсолютно не возражал. Ему нужно было, чтобы она привыкла к его облику и присутствию. Он догадывался, что самка никогда раньше не видела турианца без брони, так как её взгляд задержался на его «воротнике» и массивных пластинах на груди. Затем она подняла глаза к его лицу. Гаррус знал, что выглядит для неё более чуждо, чем она для него. Человеческая внешность была похожа на азари – расу, к облику которой турианцы привыкли столетия назад. Турианские же черты были довольно устрашающими. Они напоминали людям хищных гуманоидных птиц. Другие расы Цитадели также сравнивали его вид со своими местными птицеобразными существами. И Гаррус не имел ничего против. Глупо было отрицать, что турианцы сильно отличались от других разумных видов. Направленные вперёд, глубоко посаженные, настороженные глаза, подвижные мандибулы по обе стороны рта, острые, как бритва, зубы и массивные трёхпалые руки с изогнутыми когтями – всё это было характерно скорее для хищников, чем слабого вида... А потому он сидел спокойно и неподвижно, пока она внимательно изучала его из своего угла. Ярко-синие глаза турианца напоминали ей небо родной Земли. Странное лицо украшали традиционные для его вида татуировки. Они походили на витиеватый узор и указывали на его происхождение – один из кланов Палавена или отдалённый космический гарнизон, где он родился. У каждого клана был свой уникальный цвет и рисунок. Турианец, сидевший перед ней, был покрыт ярко-синими отметинами под цвет глаз. Она где-то читала, что каждая линия сопровождалась определённым слоганом. Узоры на самом деле были словами на древнем турианском языке. И это было всё, что она знала о данном турианском обычае. Между пластин серебристого цвета была видна его светло-серая шкура, а чешуя на шее и запястьях отливала золотистым. Тело турианца было массивным, гораздо больше вблизи... И эта странная штука на спине и вокруг шеи, похожая на панцирь. Он выглядел как существо из детских сказок или страшилок, рассказываемых жутким голосом вокруг костра. Несмотря на их различия, при каждом взгляде на спокойно сидящего напротив врага, она видела в нём разумное существо. Личность с чувствами и эмоциями, как у неё самой. Он вовсе не походил на того безжалостного монстра, которого Альянс пытался представить своим солдатам. Турианец не выглядел устрашающе. Наоборот, он старался показать, что не желает ей вреда. И хотя всего несколько часов назад он преследовал её сквозь густую чащу, чтобы взять в плен, она почему-то верила ему. Гаррус не знал, сколько прошло времени. Он лишь видел, что за окном их камеры сгущается тьма. Спустя некоторое время самка подтянула колени к груди и обхватила их руками – поза, невозможная для турианца. Его тело никогда не смогло бы так изогнуться. Он недоумевал, как ей удаётся сидеть так, не испытывая боли. Её лиловые глаза, когда не были плотно зажмурены, нервно блуждали по сторонам, всякий раз возвращаясь к нему со смесью настороженности и робкого любопытства. Она пыталась выглянуть из контейнера сквозь прутья решётки, но снаружи было уже слишком темно, чтобы человеческое зрение могло что-то различить. Она всё ещё молчала. Гаррус не возражал, ему и самому пока нечего было ей сказать. Он решил подождать, пока у него не появится план, или, по крайней мере, пока она не сможет ему доверять. Самка не спрашивала, где они находятся, потому что уже и так всё поняла. Пираты поприветствовали её лично и продемонстрировали своё «гостеприимство». Они причинили ей достаточно боли, чтобы дать понять, что это за место. Она была напугана, но недостаточно – она просто не знала... А вот Гаррус знал слишком хорошо. Знал, на что способны эти твари. Знал, что они собирались с ней сделать. Её ждала участь хуже смерти, намного хуже. Сколько раз он это видел? В глазах тех, кого ему удавалось спасти. Он понимал, что большинству из них уже нельзя было помочь. Всё, что он мог – это остановить мучителей, убедиться, что они никогда больше никому не навредят... Но их жертвам он помочь не мог, не мог вернуть их к жизни... Почти все они были самками. Молодыми, как она, порой даже моложе. Гаррус решил не думать об этом. До этого пока не дошло. Он не позволит этому случиться. Пусть пока и не знал, как, но точно не позволит... Свет за окном окончательно угас, погрузив камеру в почти полную темноту. Наступила ночь. Проклятье, он начал её ощущать. Гаррус дрожал, чувствуя нарастающее напряжение в пластинах. Холод, усиленный влажностью помещения, проникал до самых костей. Он мог лишь догадываться, насколько хуже обстояли дела у человека, лишённого природной брони. Словно в ответ на его мысли, она судорожно вздрогнула, и с её губ сорвался тихий стон. Этот звук всколыхнул волну эмоций в груди – смесь жалости и чего-то непривычного. Он попытался отогнать эти мысли, сосредоточившись на более насущной проблеме – как сохранить тепло. Гаррус первым услышал шаги и узнал хромающую походку. В камеру вошёл батарианец, который закинул её в клетку. Две пары глаз сверкнули в темноте, быстро обнаружив человека в углу контейнера. Она тут же его узнала и сжалась ещё сильнее, сделав прерывистый вдох. Батарианец медленно приблизился к решётке. Недостаточно близко. Он опустился на корточки, оказавшись вровень с дрожащей самкой. Верхняя пара глаз впилась в её лицо, нижняя жадно блуждала по телу. Она сидела, обхватив колени руками, скрывая от мерзавца то, за чем он явился. Похотливое выражение на желтоватом лице вызвало в турианце инстинктивную реакцию. Он переместился к решётке, загораживая собой пленницу. Пластины заскрежетали по полу, низкое рычание эхом разнеслось по камере, напоминая об угрозе, которую он всё ещё представлял. Батарианец резко повернулся к Гаррусу, все четыре глаза недовольно сощурились. Он напрягся всем телом, в каждом движении читалось разочарование. Подонок явно хотел большего, но турианец ему мешал. Долгий миг оба молча смотрели друг на друга в темноте. Наконец, губы батарианца искривились в усмешке. Его взгляд как бы говорил: это ещё не конец. Он достал из кармана два мягких пакета и швырнул их на пол у клетки. Следом – небольшой контейнер. Поднявшись, он бросил ещё один взгляд на человека. Его язык скользнул по губам, вызвав у Гарруса отвращение. Без слов пират отвернулся и захромал прочь. Убедившись, что работорговец ушёл, турианец потянулся к оставленным на полу предметам. Пищевые пайки и вода. Немного, но всё же лучше, чем ничего. Он отнёс их в свой угол для изучения. Пакеты не имели никакой маркировки. Гаррус вскрыл один и принюхался. Запах был пресный, но знакомый. Военная паста с нейтральным составом. Неприятная на вкус, но, по крайней мере, не вызывающая аллергии. Это было, пожалуй, главным различием между турианцами и людьми. Жизнь на Палавене содержала декстро-аминокислоты, в отличие от лево-основы большинства рас Цитадели. Что создавало для турианцев проблемы с питанием на чужих мирах. Лево-пища не имела для них практически никакой питательной ценности, а декстро-составы могли вызвать тяжёлую аллергическую реакцию у других видов. Решение было найдено в виде нейтральной пасты, которая служила приемлемым источником питательных веществ для любой расы на непродолжительный отрезок времени. Гаррус был «декстро», его сокамерница — «лево». По крайней мере, у батарианских подонков были какие-то мозги. Точнее, у них был большой опыт обращения с рабами всех видов, и турианцы не были исключением. «До чего же заботливые», – подумал он с сарказмом, глядя на отвратительное коричневое амино-нейтральное вещество в пакете. Значит, они не планировали заморить их голодом, хотя этот момент был спорным, поскольку им выдали всего два крошечных пакета на двоих. Он взглянул на человека. Она пристально смотрела на него, пытаясь понять, что он делает. Она так и не сдвинулась с места, то ли от страха, то ли от холода. Гаррус помедлил, затем аккуратно подтолкнул один из пайков по полу в её сторону, стараясь двигаться плавно, чтобы не напугать. – Еда, – проговорил турианец. Самка взглянула на него с безмолвным вопросом в глазах. – Не бойся, – ответил он. – Она нейтральная. Она кивнула и потянулась за рационом. Он наблюдал за человеком с интересом, стараясь не слишком таращиться. Она ела точно так же, как и он. Видимо, в этом они были похожи. Медленно откусывая спрессованную пасту, она тщательно её пережёвывала. Небольшие человеческие зубы были совсем не острыми на вид и явно не предназначались для разрывания сырого мяса. Они ели молча. Лишь тихое шуршание пакетов и размеренное дыхание нарушали тишину. Гаррус быстро справился со своей порцией, и, несмотря на безвкусность пищи, желудок приятно урчал от насыщения. Он заметил, что самка осилила лишь половину своей порции. Поймав на себе его взгляд, она замерла, затем протянула ему остаток. Турианец был намного крупнее и тратил больше энергии. Ему еда была нужнее. И она готова была поделиться своим скудным пайком. Этот жест крайне удивил его, и, хотя он был ей признателен, Гаррус всё же не стал доедать её порцию. Вместо этого он забрал у неё пакет и спрятал в углу клетки. Неизвестно, как часто их будут кормить. Еда могла им ещё пригодиться. Могла пригодиться ей. Он сделал глоток воды, смочив горло, и передал контейнер человеку. Она выпила намного больше, хоть и понимала ограниченность запасов. «Видимо люди потребляют больше жидкости, чем турианцы», – отметил про себя Гаррус. Утолив голод и жажду, они вновь ощутили пронизывающий холод камеры. Гаррус чувствовал, как его метаболизм замедлялся, тело остывало, экзоскелет сжимался, пытаясь сохранить тепло. Человеку было ещё хуже — её хрупкую фигуру сотрясала крупная дрожь. Оба инстинктивно пытались согреться: он расслабил мышцы корпуса и конечностей, она свернулась в комок. Но тщетно — холод проникал всё глубже. Сжатие пластин становилось болезненным. Он заметил, как самка смотрит на него, изучая лицо и всё тело, словно что-то обдумывая. Медленно и очень осторожно, она придвинулась ближе. В её глазах мелькнул страх, но также решимость. Она протянула руку, положив дрожащую ладонь на его предплечье. Гаррус вздрогнул от прикосновения, но по-настоящему его удивило тепло, исходящее от её кожи. Он осознал, что люди гораздо горячее турианцев. Её глаза смотрели прямо в его, и вдруг она заговорила, впервые с момента их пленения. Это был не пронзительный крик или низкое шипение, что он слышал во время их схватки, а её обычный, такой человеческий голос. Он поразил его больше всего. – Только не делай мне больно, ладно? Что-то в груди невольно сжалось от того, как она это произнесла. Едва слышным шёпотом, хрупким и испуганным. Он внезапно осознал, как она юна, как уязвима. И вопреки всему, ему захотелось успокоить её. Гаррус издал мягкую трель в знак согласия. Звук был ей чужд, но каким-то образом она поняла его смысл. Я не сделаю тебе больно. Медленно она придвинулась ближе, прижавшись к нему и вздрогнув. Гаррус замер, гадая, сколько в этой дрожи от холода, а сколько от близости к турианцу. Самка устроилась рядом с ним, её маленькая форма вписалась в изгиб его остроугольного тела. Тонкие и невероятно мягкие руки обвились вокруг его узкой талии, вызвав дрожь по позвоночнику от интимности жеста, о котором она даже не подозревала. Инстинктивно Гаррус обвил её своими массивными руками, сохраняя их общее тепло. Он почувствовал, как его пластины расслабились, а чешуйки разгладились, впитывая исходящий от неё жар. Тело человека у него под боком, поначалу напряжённое, как натянутая струна, постепенно таяло в объятиях... становясь ещё мягче и податливее. Сидя в таком положении, он размышлял о том, как причудлива порой бывает жизнь. Вот он, делится теплом с человеком, чтобы выжить. Скажи ему кто об этом ещё день назад, Гаррус рассмеялся бы им в лицо. И всё же... Она засыпала, её сердце замедлилось до тихого трепета. Ритмичное поднятие и опускание её груди странным образом его успокаивало. Последнее, что запомнил Гаррус перед тем, как погрузиться в сон, была её нежная щека на его пластинах.

***

Гаррус не знал, сколько времени они так пролежали, когда резкий звук шагов вырвал его из забытья. – Ну надо же, какая трогательная картина, – усмехнулся батарианский главарь, войдя в камеру в сопровождении охранника-крогана и хромого подручного. Его голос разбудил самку. Она вздрогнула, маленькие человеческие руки инстинктивно вцепились в турианские конечности. Гаррус сел, пытаясь заслонить её своим широким торсом. Главарь приблизился к клетке, остановившись как раз вне досягаемости турианца – явно дразня его. В руке он держал какой-то предмет. Ещё один ошейник. Для неё. «Логично», – подумал Гаррус. Они понимали, что не могут постоянно колоть ей биоблокаторы, а держать её под седативами тоже было неразумно. – Гляди-ка, что я тебе принёс, киса, – хихикнул батарианец, обращаясь к человеку. Он помахал ошейником перед клеткой, и по выражению её лица Гаррус понял – она прекрасно осознаёт, что это такое. – Иди сюда, красавица. – Он поманил её к решётке. Хромой подручный позади издал отвратительный звук, явно в предвкушении, не сводя с неё глаз. Она не двинулась с места. В её взгляде читался страх и упрямство. – Нет, – едва слышно прошептала самка. – Нет? – игриво, но угрожающе переспросил главарь. – Отказывать мне чревато для здоровья. Сама увидишь. Он сделал ещё один шаг к клетке. Гаррус мгновенно оценил расстояние. «Проклятье! Слишком далеко». Он не мог дотянуться до мерзавца, поэтому сделал единственное, что пришло ему в голову. Турианец придвинулся к решётке, оказавшись прямо между батарианским отребьем и его добычей, полностью заслонив собой самку. Он вцепился в металлические прутья когтистыми руками, глядя главарю прямо в глаза. Кроган направил дробовик на голову Гарруса. Хромой подручный ухмыльнулся. Он не мог скрыть своего возбуждения, предвкушая то, что последует дальше. «Скорей бы уже этот турианский пёс получил своё. Тогда девчонка останется в клетке одна. И тогда...» Но, к его полному разочарованию, главарь покачал головой и жестом приказал крогану опустить оружие. Как и предполагал Гаррус, они только угрожали. Он был слишком ценным пленником. – Всё в порядке, – сказал пират, не сводя двух глаз с турианца. Другая пара опустилась к омни-тулу. Батарианец нажал кнопку, и ошейник на шее Гарруса ожил. Пресвятые Духи! Он знал всё, что можно было знать об этих ошейниках и нейрошоке, кроме одного – каково было почувствовать его на себе. Боль обрушилась на него, словно удар молнии, быстрее, чем он успел осознать происходящее. Мир раскололся на части. Тело охватило пламенем, каждый нерв вопил от нестерпимой муки. Он не мог пошевелиться, не мог даже сделать вдох. Гаррус рухнул на пол лицом вниз, чувствуя, как шоковые волны одна за другой пронзают его, словно бесконечный поток раскалённых игл. Она наблюдала за происходящим с ужасом. Турианец заступился за неё. Встал между ней и батарианцем, наверняка зная, чем это грозит. И они наказали его за это. Его тело словно закоченело, мышцы напряглись от боли, грудь сжалась в попытке сделать вдох, но безуспешно. Она никогда не видела, чтобы кто-то так страдал. Зрелище было просто невыносимым. И этот жуткий жужжащий звук ошейника... Она упала на колени рядом с ним, понимая, что ничем не может помочь. – Прекратите! – закричала она на мучителей. Они только рассмеялись. На их вытянутых четырёхглазых лицах читалось явное упоение происходящим. Она почувствовала подступающие слёзы. – Хватит! Пожалуйста! Главарь хохотнул ещё раз, затем неохотно посмотрел на свой омни-тул и нажал на кнопку. Гаррус тут же обмяк на полу. Он издал рычащий звук, похожий на человеческий стон, и сделал глубокий, тяжёлый вдох. Турианец попытался подняться, но руки не слушались. Поэтому он просто лежал на полу, дыша, наконец-то дыша. – Урок усвоен, – батарианец довольно усмехнулся, вероятно, обращаясь к ним обоим. Его голос стал жёстче, когда он продолжил: – А ну быстро взяла. Он протянул ей ошейник. Она медленно двинулась к решётке, со страхом и нерешительностью. – Не заставляй меня повторять, – рявкнул он голосом, от которого по коже побежали мурашки. Тонкая рука осторожно просунулась между прутьями и взяла ошейник. В тот же миг главарь отступил на пару шагов, создавая безопасную дистанцию между собой и медленно поднимавшимся на колени турианцем. Голос его смягчился: – А теперь будь паинькой и надень. Она замерла в нерешительности, догадываясь о предназначении ошейника. Но что угодно казалось лучше биоблокатора, который ей вкололи ранее. Боль была невыносимой. Инъекция огненной волной прокатилась по всему телу, заставляя вены пылать изнутри. Она вздрогнула от воспоминания, разглядывая металлический обруч в своих руках. Он был гладким и прохладным, заметно меньше и тоньше того, что надели на турианца. Она колебалась слишком долго. – Я предупреждал тебя, – раздражённо процедил батарианец. Она подняла взгляд сначала на него, затем на своего сокамерника. Ошейник Гарруса нагрелся и загудел. Он схватился за него когтистыми руками, инстинктивно пытаясь сорвать. Но когда пришла боль, всё, что он мог – это бессмысленно царапать горло, пока его тело неестественно выгнулось назад, ударившись о стену. – Нет! Пожалуйста! – взмолилась она. Батарианец молча смотрел на неё, выжидая. Она поспешно надела ошейник. – До щелчка, – скомандовал он. Она прижала концы друг к другу. Магнитный звук замка прозвучал как приговор. Человеческий взгляд метнулся к батарианцу в надежде, что теперь он прекратит мучения пленника. Но тот стоял неподвижно. Чего ещё он хотел от неё? – Затяни туже. Туже? Но как? Жужжание ошейника турианца и его мучения были невыносимы. Её пальцы лихорадочно скользили по гладкому металлу, пытаясь понять, что нужно сделать. Интуитивно сжав ошейник с боков, она почувствовала его движение. Он был регулируемым. Она затянула его плотнее. – Туже. О боже! Ещё туже – и она не сможет дышать. – Поторопись. Он выглядит неважно, – хохотнул второй батарианец, явно наслаждаясь зрелищем. Слёзы покатились по её щекам. Дрожащими руками она повторно нажала на ошейник. Он сдавил горло ещё сильнее. Она подняла на главаря взгляд, полный мольбы. Глаза блестели от слёз, лицо исказилось от страха и отчаяния. Работорговец же лучился самодовольством. То ли его забавлял униженный вид человека в клетке, то ли радовал ошейник, сковавший её шею – а может, и то, и другое вместе. – Вот умница! – промурлыкал он почти ласково, одарив пленницу одной из своих омерзительных ухмылок. Нажатием кнопки на омни-туле он прекратил пытку. Турианец снова смог вдохнуть полной грудью. Гаррус чувствовал: главарь ждёт, когда он поднимется, соберётся с силами и, глядя ему прямо в глаза, признает своё поражение. «Так это и работает. Сначала ты сопротивляешься. Потом сдаёшься. Так они ломают тебя». Медленно, опираясь на всё ещё дрожащие руки, он поднялся с пола и встретился взглядом с мерзавцем, стоящим перед клеткой. – Ну и каково? – ухмыльнулся пират. – Всё, как ты себе и представлял? – Бывали прелюдии и пожёстче. Может, ты не умеешь им пользоваться? – парировал Гаррус, стараясь звучать как можно более непринуждённо. Однако голос его, всё ещё хриплый от недавней боли, выдавал истинное состояние. Батарианец разразился хохотом. – А может, стоит повторить ещё разок, но на этот раз подольше? Как тебе такое? – в его словах, произнесённых с напускной весёлостью, явственно сквозила угроза. Гаррус промолчал. Он бросил взгляд на человека рядом с ним – она дрожала всем телом, сжавшись в маленький комок. Даже в их тесной клетке ей удавалось казаться совсем крошечной. По крайней мере, они не мучают её. Пока не мучают. Духи, как же она была напугана. «Хорош турианец, – со злостью подумал Гаррус. – Не можешь даже защитить одну единственную гражданскую». Батарианец проследил за его взором, оценивающе осмотрел пленницу и произнёс: – Сладкая, да? Таких у меня ещё не было. Её выразительные лиловые глаза метнулись к главарю, и он впился в них взглядом. – Знаешь, сколько я могу выручить за эти глазки? Какая редкость такие кисы? Ты моя сладкая малышка, да? – проворковал он почти нежно, присев на корточки, чтобы лучше видеть её в клетке. Она спрятала лицо в ладонях, содрогаясь от рыданий. – Тише, котёнок. Всё хорошо, – промурлыкал он. – Мы с тобой отлично поладим. Его глаза жадно скользили по её формам. И он был не единственным. Хромой батарианец у него за плечом едва не пускал слюни, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Он явно ждал момента, когда они вытащат её из клетки – теперь, когда на ней был ошейник, бояться было нечего. «Проклятые трусы». Гаррус инстинктивно зарычал. Его грудь расширилась в угрожающей позе. Он даже не осознавал, что защищает самку так, как это было свойственно самцу турианца. Его взгляд был прикован к горлу пирата. В голове мелькнула мысль: сможет ли он дотянуться до ублюдка на этом расстоянии? Стоит ли рискнуть? – Полегче, – предостерёг работорговец, глядя на него в упор. Он поднял руку с омни-тулом до уровня глаз Гарруса, напоминая о правилах игры. – Не стоит тебе хорохориться, турианец. Такие, как ты, в конечном итоге и становятся моими покупателями. Гаррус вздрогнул и напрягся, услышав эти слова. Пират это явно заметил и ухмыльнулся. – Ты ведь в курсе, что твои сородичи – мои основные клиенты? Гаррус смотрел на него молча. Мерзавец же продолжал с воодушевлением: – О да. Турианцы – одни из самых платёжеспособных моих клиентов. Ну... – он сделал паузу и нахмурился. – Раньше были. Нынче вам, ребята, честный предприниматель вроде меня так-то без надобности. У вас больше нет проблем с поставками... Эти ваши лагеря для военнопленных. Да-а, я наслышан о том, что там творится. Гаррус застыл в непонимании. Что за чушь он несёт? Это была явная ложь. Ублюдок просто пытался вывести его из себя, выдумывая небылицы на ходу... Четырёхглазая падаль тем временем перешла на драматический шёпот и подалась вперёд. – Хочешь, открою тебе секрет? Нам больше нет нужды устраивать набеги на человеческие колонии. Мы просто покупаем их прямо из ваших турианских лап. Хорошеньких, правда, не получаем – их пользуют до смерти ваши командиры. Он выдержал многозначительную паузу. Выражение лица Гарруса, очевидно, было именно тем, чего он добивался. – Не смотри так удивлённо. Твой вид всегда любил незащищённую плоть. Азари были самым ходовым товаром... пока не появились люди. Работорговец посмотрел на самку почти нежно. Она сидела неподвижно, всё ещё прикрывая лицо руками, не в силах взглянуть на него, вынужденная слушать весь этот бред. – Они прекрасны во всех отношениях, правда ведь? Гаррус никогда не думал о людях в таком ключе. Враги – вот кем они всегда были для него. Но дело было даже не в этом. Батарианец явно лгал. И всё же... глубоко внутри звучал предательский голосок, нашёптывающий, что в этих словах может быть доля правды. Во-первых, в последние годы число набегов на человеческие колонии и правда снизилось. Но это вовсе не означало... Находясь на фронте, Гаррус уже не мог уделять должного внимания ситуации с работорговцами в Системах Терминус. Он был слишком поглощён войной. «Слишком занят, чтобы осознать, что происходит», – вкрадчиво шептал голос. Нет, это возмутительно. Турианцы не насильники! А продажа военнопленных пиратам – это просто за гранью... От одной этой мысли к горлу подступила тошнота. Конечно, он прекрасно знал о случаях жестокого обращения с пленными. На войне случалось и не такое – пытки, смерти. Обе стороны отличились. Но это всё-таки война. А то, о чём говорил батарианец... Разум Гарруса отказывался в это поверить. Главарь ещё несколько мгновений упивался замешательством, отразившемся на лице пленника, затем неспешно выпрямился, давая понять, что разговор окончен. – Турианцы... Вас только и интересует, что война да ебля. Вы слишком примитивны. Слишком падки на мягкую и податливую плоть. И то, что вы с ней вытворяете… А ещё нас называете больными ублюдками. Голос работорговца стих, когда он повернулся к выходу. Кроган, словно тень, двинулся следом. Хромой задержался. Он явно был недоволен развитием событий. Мерзавец рассчитывал на большее. Надеялся, что они протестируют её ошейник. Сделают её мягкой и тёплой, ещё мягче, чем она уже была. Вытащат из клетки. Он недовольно хмыкнул, но всё же последовал за боссом. Турианец и человек остались наедине. Гаррус повернулся к самке, всё ещё дрожащей от ужаса. – Всё в порядке, – мягко произнёс он. Он замешкался, не зная, уместно ли прикосновение. Люди ведь прибегали к утешающим жестам в подобных ситуациях? Она подняла на него глаза. По её щекам струились капли воды – зрелище, странное для турианца. Он осторожно придвинулся ближе, заставив её вздрогнуть, и указал на ошейник. – Я не причиню тебе вреда. Позволь взглянуть. Она поняла, чего он хочет, и, поколебавшись всего мгновенье, склонила голову, открывая доступ к шее. Гаррус наклонился, невольно вдыхая её запах. Он аккуратно обвёл контур ошейника когтями, стараясь минимизировать контакт с кожей, что, увы, было невозможно. Интимность этого прикосновения смутила его, хотя она, вероятно, даже не подозревала о значении такого жеста для турианца. Ошейник оказался идеально гладким, без единого шва – как и должно быть. Никаких уязвимых мест, никаких структурных дефектов. Точно как его собственный, который он исследовал ранее. Гаррус зарычал от бессилия и отполз в дальний угол. – Он... – начала она, но голос дрогнул. – Он делает так же больно, как твой? – Нет, – ответил Гаррус. – Не думаю. Турианец видел, что её ошейник не имел функции нейрошока, в отличие от его собственного. Устройство предназначалось для подавления биотики, хотя наверняка обладало и другими средствами контроля. Он решил умолчать об этом. Самка и без того была напугана.