Грех крови

Это была плохая идея. Учитывая нестабильное психологическое состояние Дилана, отправлять его в даже пока не подтвержденную секту было безумно опасно. Трэвис прекрасно понимал, что может возразить, даже топнуть ногой и запереть Дилана в комнате, но что это изменит? Он понимал, что никто не может навязать свои решения, если сам человек ещё не готов признать свои проблемы. Дилан застрял в своем внутреннем хаосе и был не готов слышать советы, даже от Трэвиса, который пытался изо всех сил поддержать его. Вместо того чтобы останавливать его, Трэвис вздыхал, чувствуя, как растёт его собственное беспокойство. Шериф знал, что если что-то пойдёт не так, он будет винить себя. Он готов был пойти за Диланом хоть в Ад, если это поможет ему выбраться из этой тёмной трясины, но делать что-то силой было бы только излишним. Всё, что он мог сделать — это быть рядом и надеяться, что Дилан осознает, что ему нужна помощь, прежде чем будет слишком поздно. Эту ночь он почти не спал переживая за парня. Где то под утро на его счастье позвонил Салим. Потому что ещё немного и он бы пошёл в церковь раньше времени просто, чтобы убедиться, что с Ним все хорошо. Новости, как обычно, принесли с собой поток раздумий и сомнений. Документация бродячего цирка, образцово-показательная в своей непредсказуемости, стала жертвой огня, поглотившего все, что могло напомнить о былых временах. Элиза Ворес, казалось, была единственным мостом между прошлым и настоящим. Единственное найденное упоминание о ней связано с родами в больнице Норт-Килла и докторе Хилле, обрастало всё новыми вопросами. Шериф, искавший ответы в любом возможном месте, не мог отделаться от ощущения, что вся эта история имеет более глубокие корни, чем кажется на первый взгляд. Цирк, который был у них всего два лета, стал пленником тени, которая, казалось, была обещанием чего-то необычного. Но самый большой вопрос, который мрачной тенью нависал над всеми его мыслительными категориями, был связан с доктором Хиллом. Почему после отставки он исчез? Ни разу не писал и не звонил. Хотя казалось, что они были вполне дружны. И как он связан с Ворес? Проблема заключалась в том, что у Дилана не было никаких документов о рождении. Его просто оставили у приюта, даже без имени. Трэвис, возможно, и хотел найти какую-то логическую связь, навязать свою теорию хоть на что-то? Но ведь как можно искать аналогии между двумя людьми, если один из них был лишь пустым холстом? Может, Дилан и Сайлас вовсе не были похожи, и разум Трэвиса просто создавал связи там, где их не существовало. От этих размышлений его отвлек звонок на фальшивый телефон. Шериф, с подавленным голосом, предпринял последнюю попытку отговорить Дилана от этой затеи. Он знал, что азарт молодого человека может довести до беды. Однако, как и сам Трэвис, Дилан был упрям, готовый пробираться через преграды и опасности, в поисках ответов на вопросы, которые терзали его душу. Тяжело выдохнув, Трэвис принялся собираться. Он стоял перед зеркалом в небольшом номере, где его тёмные волосы были растрепаны после беспокойной ночи. Перед ним на стуле лежала одежда, которую он планировал надеть: чёрные брюки, строгая рубашка и колоратка, символический ярлык священничества. Непривычно для него, но в данный момент все это выглядело как своего рода щит. К его удивлению, когда он натянул брюки, они прилегали к телу словно влитые. Рубашка, хотя и с пуговками, сидела идеально, придавая его фигуре уверенность. Он чувствовал, как изменяются его ощущения, когда строгая колоратка обвила его шею, намекая о том, кем он мог бы быть, если бы не его тёмное прошлое. На мгновение Трэвис посмотрел на себя в зеркале, и ему показалось, что этот образ ему подходит. Как будто он стал теплее, хотя перед ним всё ещё стоял тот же самый человек, что много раз ошибался и, возможно, грешил. Сердце его стучало быстрее, в нём боролись чувства: от гордости за неожиданно обретённую силу до угрызений совести из-за тёмного прошлого, которое не давало покоя. Сколько раз он находил утешение в бутылке вместо искреннего прощения? Как можно было носить белое в душе, если она была израненной? Но то, что Трэвис испытывал в эту минуту, не было просто стыдом. Он ощутил новую надежду и возможность. Может быть, это не просто наряд. Может, это шанс освободиться от поступков, которые его преследовали. Он вдруг вспомнил слова, которые слышал в детстве: «Никто не зашел слишком далеко, никто не погряз слишком низко, чтобы быть недостойными любви Господа Иисуса Христа». Выпрямив спину и взглянув на свою отражение, он принял решение. Эта одежда была не просто маской — это была возможность стать тем, кем он всегда хотел быть. Выйдя из номера и направляясь к выходу, он чувствовал, как его шаги становятся увереннее. Каждый шаг был похож на шаг к искуплению, и даже если ему не удастся полностью избавиться от прошлого, он готов был взять на себя ответственность за своё будущее. За их с Диланом будущее. Католические церкви для вампиров открывались с особой серьёзностью. Помимо обычной регистрации и получения освобождения от налогов, требовалась проверка в несколько этапов. Гектор, который видимо умел находить выход из сложных ситуаций, договорился с Ватиканом, чтобы направили священника из Огайо. К несчастью, этот священник был поразительно похож на Трэвиса, и именно это заставляло последнего испытывать лёгкое беспокойство. Трэвис стоял в тени, нервно потирая руки. Он не мог избавиться от чувства, что притворяться священником — это не только глупо, но и потенциально опасно. «Черт, я даже молитвы ни одной не знаю» — постоянно мелькало в его голове. Трэвис знал, что ему предстоит соприкоснуться с миром, который сильно отличался от привычного. Он еле сдерживал дрожь, когда он подошёл к церкви, наполненный мрачной атмосферой и святостью. — Отец Маркус! - к нему почти полубегом спешил мужчина. — Я же не ошибся? - слегка запыхавшись, произнес он, когда оказался рядом. Тревис, посмотрев по сторонам, с сарказмом произнес: — А вы видите еще священников? Может, где-то за углом можно найти пастора, устроившего пикник? Мужчина замер в замешательстве и исподтишка взглянул на Тревиса, не понимая, шутит тот или говорит серьезно. Тревис продолжил: — Вы знаете, в последнее время священники куда-то пропали, может, в отпуск ушли. Или на светские вечеринки, оторваться от строгих постов. Мужчина, не зная, как реагировать, снова запнулся. — Но... я думал, что вы тот самый... Тревис произнес с улыбкой: — Выдохните. Да, это я. Вы слишком напряжены. — Простите, просто мы рады, что Ватикан отправил проверку так скоро. Нам говорили, что это может занять месяцы. А у нас не все закончено. — Проверка тоже занимает много времени. Я не оцениваю внешний вид. Моя задача собрать первичную информацию и предоставить Вам рекомендации, которые вы должны будете применить до начала второй проверки. — Конечно, отец Маркус. Трэвису проверили краткий инструктаж, что необходимо изучить и записать. Потом настоящий отец Маркус составит рекомендации. — Меня зовут Джефф. Парень был как открытая книга, каждой строчкой делясь своими мыслями и чувствами. Ничего в нем не выражало опасность или притворство. Если здесь и творилась чёртовщина, то он явно не был о ней в курсе. Его прозрачные глаза смотрели на мир с искренним любопытством, словно все вокруг было весёлой загадкой, которую стоит разгадать. Его сразу повели в церковь, попутно рассказывая об амбициозных планах по ее реконструкции. Внутри царила атмосфера полусонного ожидания, смешанного с лёгким беспорядком — все вокруг было в пыли и строительных материалах. Стены, ранее покрытые яркими фресками и аккуратной штукатуркой, сейчас были обнажены, открывая голые кирпичи, уставленные мешками с песком и ведрами с краской. Потолок, когда-то великолепно расписанный, теперь был полон дремлющих лесов и временных опор, поддерживающих конструкции, которые могли бы рухнуть при малейшем колебании. Свет, пробиваясь сквозь окна, отбрасывал длинные тени на пол, создавая игру света и тени, будто церковь ожила, напоминая о своём величии, несмотря на видимый хаос. Казалось, что даже в этом беспорядке чувствуется дух чего-то большего. Новые кулачки дерева и метры провода взаимно проникали друг в друга, создавая устойчивый фундамент для тех, кто придет молиться и искать утешения. Возвозились новые колонны, укреплялись своды, а неподалеку группа мастеров сосредоточенно обсуждала детали резьбы для алтаря, на котором будут выставлены свежие иконы. После Джефф повёл его во двор. Там были рабочие, которые занимались облогораживанием. Трэвис заметил Дилана среди группы людей, занятых работой на свежем воздухе. Внутри у него разгорелось желание подойти и обнять, но понимание того, что их знакомство должно оставаться тайной, сдерживало его. Он знал, что любой открытый жест неоднозначно отразится на их репутации и задачах, которые они выполняли. Джефф, не подозревая о внутренней борьбе Трэвиса, уверенно повёл его в сторону сада, где рабочие скрупулезно занимались облагораживанием территории. Все выглядели сосредоточенными, и воздух был наполнен звуками инструментов и смехом. Трэвис продолжал краем глаза следить за Диланом, который, похоже, заметил его, но не подал виду. Их взгляды на мгновение встретились — это было как тайный обмен, но у них не было права на ошибки. — Джефф ты принёс бумаги от налоговой? Его уши поразил бодрый женский голос. Это было как электрический ток, пробежавший по всему телу, заставивший ощутить каждую нервную клетку. Он обернулся и замер. На подходе к ним двигалась знакомая фигура, и сердце забилось быстрее. На ней была легкая одежда, а прическа, хоть и стала короче, по-прежнему подчеркивала её уверенный характер. Татуировки на руках, которые когда-то привлекали всеобщее внимание, остались неизменными и казались как будто вписанными в её кожу. Казалось, что эти яркие рисунки рассказывают историю — историю их молодости, о которой Трэвис никогда бы не забыл. Он потерял дар речи, пытаясь понять, действительно ли она мерещится или появилась на самом деле. Время, словно остановилось в этот момент. Девушка, которую он знал многие годы назад, будто не постарела. Трэвис чувствовал, что за почти сорок лет ничего не изменилось. Её глаза, такие же яркие и загадочные, как прежде, сверкали. Трэвис помнил, как однажды они сидели на берегу озера, смеясь и мечтая о будущем, которое казалось безоблачным. Но с тех пор прошло множество лет, и он никогда не хотел бы снова оказаться в том мире, который она оставила за собой. В юности она всегда знала, как манипулировать людьми. «Нужна тебе была только ты сама, но теперь...», — думал он, прислушиваясь к сердечному стуку, который напоминал ему, что он жив, даже когда его разум отчаянно искал пути к бегству. Краем глаза он заметил как Дилан прекратил свою работу и встревоженно смотрел в их сторону. Он явно слышал сердцебиение Трэвиса и понимал, что что-то не так. — Мы с Вами раньше не виделись? - неожиданно начала она, пойдя к ним. — Если только Вы бывали в Огайо, - слегка хрипло ответил шериф. Она узнала его. Это было точно. Но она не может выдать его не выдав себя. Она приоткрыла губы, собираясь что-то сказать, но потом остановилась, словно колебалась. Долгие секунды молчания затянулись между ними, и в голове Трэвиса забрезжила мысль о том, как много за эти годы он потерял — пытался забыть, но всё было так и не так. — Наверно обозналась, - бодро продолжила она. — Такого ковбоя я бы не забыла. — Лайла, прекрати, это же отец Маркус. Я занесу тебе бумаги позже. — Хорошо. Надежды и страхи перемешались в сердце Трэвиса, и он ощутил, как его тянет к ней, как магнитом, несмотря на всю предостережительность. В конце концов, он вновь словил её взгляд — и увидел в нём опасность. Это была та самая опасность, о которой говорил каждый инстинкт в его теле. Лайла, стоявшая перед ним, не была проста. Она была олицетворением неведомого, и это притяжение приносило с собой как страх, так и волнение. Его спина, сейчас ныла и распирала, будто снова ощущая тот резкий укол ножа. Тревожные думы накатывали, и он не мог не вспомнить тот момент, когда Лайла оставила свой след на его теле — не только в форме шрамов, но и в форме воспоминаний о боли и отчаянии. Осторожно, шериф коснулся области плеча и лопатки, где его кожа хранила её "искусство". Тёмные полосы, напоминавшие трещины на старом фарфоре, словно отзывались на его прикосновение, пробуждая ту жгучую память. Кровь в жилах стыла при воспоминании о нападении, о той предательской ночи, когда всё пошло наперекосяк. Если бы не тогда ещё помощник шерифа Миллер и доктор Хилл, то может он уже бы лежал в могиле. Теперь когда он видит её все также молодой, ему хотелось узнать почему она тогда напала на него. Тяжело переваривая увиденное, остаток дня Трэвис провел, бродя за Джеффом, слушая его неумолимые планы по восстановлению церкви. Однако мысли о Лайле не отпускали его. Каждый шаг напоминал о том, что их связь с этой загадочной женщиной была не случайной. Когда исчезла Эмили, а рядом появилась Лайла, он не мог не усмотреть в этом странное совпадение. На его спине, где когда-то была лишь гладкая кожа, теперь красовались шрамы — уродливые напоминания о тех событиях, которые не давали ему покоя. Трэвис решил, что спасением от их ужасного напоминания станет татуировка — не просто краска на теле, а символ его противостояния прошлому. Он принял решение покрыть шрамы искусным узором, который обвил плечи, словно нечто мистическое, пытающееся поглотить тьму его воспоминаний. Лайла пришла в его жизнь в тот момент, когда ему стукнуло семнадцать. Девушка в её обличье, с дикой прической и вызывающим стилем, притягивала взгляды, к которым родители относились с осуждением. «Не водись с ней», — твердили они, указывая пальцем. Но Трэвис поддался её магии. В её компании он находил глоток свободы, избавляясь от рутинных обязанностей старшего брата. Вечера на берегу озера, где они делили бутылку пива и мечтали о будущем, казались идеальными. Он не догадывался, что это было лишь временным укрытием от темноты, ждущей его впереди. Кто мог представить, что за лёгкой улыбкой и загадочным взглядом скрывается нечто гораздо более опасное? Пропажа туристов в лесу, о которой шептались местные жители, была лишь верхушкой айсберга; скрытое, мрачное наследие её существования разворачивалось в ночных тенях, как туман, окутывающий старые деревья. Трэвис думал о том, как быстро всё изменилось. В его жизни остались лишь вопросы, на которые не было ответов, как и у самих жертв, исчезнувших в непроглядной чаще. Как его спина, исполосованная шрамами, напоминала о Лайле, так и её образ продолжал преследовать его, вызывая муки совести и страх. В то время как Джефф вслух формировал планы по церкви, Трэвис оставался с мыслями о мире, который он когда-то считал безопасным, и о том, как легко в нем разрушить иллюзии. Чувство безысходности сгущалось, как тёмные облака, предвещающие бурю; взорвавшаяся в нём тревога затмевала всё вокруг. Так он шагал в будущее, не зная, что следы Лайлы всё ещё ждут его в тени, готовясь вновь выйти на свет. Ближе к вечеру Джефф, с загадочной улыбкой на лице, вдруг выстрелил идеей — а не поужинать ли им всем вместе с бездомными? Шериф, слегка приподняв бровь, сначала недоумённо посмотрел на него, но тут заметил, как Джефф начинает краснеть, словно помидор на солнце, глядя на девушку, раздающую еду. Мари, с ярким бэйджем на груди, выдало в ней вампира из третьего-четвёртого поколения. Как только Джефф обратил на неё свой трепетный взгляд, она тоже стало смущаться, словно попала в ловушку романтического фильма. Трэвис, подгоняя свои мысли в поисках свободного места, вдруг заметил, как Дилан сидит один, погружённый в свои размышления. Улыбнувшись про себя, он решительно присел рядом, обводя взглядом людей вокруг. — Не против? — спросил он, слегка наклонив голову в сторону Дилана. — Здесь из вампиров только та девушка, что активно флиртует с Джеффом. Так что нас вряд ли подслушивают, — ответил Дилан, с лёгким сарказмом протянув ладони к искам и слегка помассировал. Взгляд у него был уставший. Трэвис почувствовал, как волнение сменилось лёгким смущением. Он быстро отвёл взгляд и сказал: — Я больше переживаю из-за Лайлы. Дилан удивлённо поднял бровь и повернулся к нему, словно искал убеждение в его словах. — Ты её знаешь? — спросил он, чуть наклонившись вперёд, тем самым проявляя интерес. — К своему сожалению, — признался Трэвис с горькой усмешкой, его голос дрогнул. — То, что за сорок лет она не постарела, вызывает ещё больше сомнений. — Кто она? — Сам не знаю. Но сорок лет назад она была ответственна за смерти туристов в лесу. Я мог стать её жертвой, но успел Миллер и Хилл, — произнёс он тихо, касаясь своих плеч, как будто пытаясь доказать себе, что всё это было правдой. За его словами слышался шёпот прошлого. — Она оставила мне "подарок", — добавил Трэвис, наклонившись ближе и указывая на татуировку, скрывающуюся под его одеждой. В его голосе затрепетал страх. Дилан нахмурился, а затем пролепетал с недоумением: — Значит, убийства были и раньше? — Не знаю, — признался Трэвис, его голос навевал ощущение тяжести и неопределённости. — Тела так и не нашли. Я бы и этого не знал, если бы не подслушал разговор Хилла. Дела официального не было, и меня просили молчать. Поэтому я так поспешно пошёл в армию, — его голос звучал с горечью, и он воззрился в пустоту, как будто искал утешение в самом себе. — Ненавидел себя за то, что не смог справиться с ней. В этот момент в воздухе повисла зловещая тишина, нарастающая от их слов, и Трэвис почувствовал, как гнетущие воспоминания начали вновь обуревать его. — Приходи после отбоя в церковь. Необходимо обсудить наш вопрос. — Это безопасно? — Джефф рассказывает все подряд, поэтому я знаю, что в церкви стоит магическая защита от шума во время стройки. — Хммм, - протянул загадачно Дилан. На его лице заиграла подозрительная ухмылка. — Ты чего? — На исповеди бывает тяжело, но с тобой так сладко грешить, — произнёс он, голос окутывал Трэвиса, как легкое вино, вызывая внутри бурю эмоций. Шериф, почувствовав, как его уши начинают краснеть, поспешно поправил колоратку, стараясь выглядеть уверенно, хотя внутри него всё тряслось от волнующего сочетания стыда и игривости. — Неужели ты каждый раз так заставляешь своих исповедников краснеть? — спросил он с лёгкой усмешкой, стараясь взять ситуацию под контроль. — О, только самых интересных, — отвечал Дилан с озорной улыбкой, его глаза блестели как у кота, готового к прыжку. — Я ведь знаю, что сладкие грехи — это твоё слабое место. Шериф хмыкнул, напрягая нервы, как гитарист, настраивающий струны перед выступлением. Он всегда знал, что разговор с ним может закончиться не тем, что он планировал. — И что же ты предлагаешь? Может, встать на путь истинный и начать молиться? — он бросил небрежный взгляд, как будто ему это вообще интересно. — Молиться — это скучно, — он ловко наклонился к нему, его аромат напомнил ему о летнем дне, полном цветочных полей и ускользающих вечеров. — А вот немного повеселиться — это уже другой разговор. — Возможно, стоит попробовать немного проветриться, — рискнул он, подмигнув ему, и в этот момент его мысли улетели в грёзы об уединении вдали от всех. Было даже немного радостно, что Дилан вернулся в прежнее настроение. Самое тяжёлое понять насколько его хватит. Пока Джефф был увлечён своей дамой сердца, Трэвис тихо сообщил ему, что уходит, а затем, когда никто не видел, зашёл в церковь. На его счастье, исповедальня осталась неизменной. Конечно, никто не решится портить настоящий дуб, и, воспользовавшись этим, он решил остаться там до ночи. Внутри церковной тишины Трэвис чувствовал, как время тянется медленно. Лепнина на стенах и мягкий свет ламп создавали атмосферу уединения, позволяя ему задуматься о том, что произошло за последние дни. Но тут его мысли прервала тихая трескучка. Кто-то вошёл в церковь. Трэвис замер, прижимаясь к стене исповедальни. Он вслушивался в звук шагов, надеясь, что это Дилан. Его сердце заколотилось, когда он услышал знакомый голос. — Ты здесь, Трэвис? — позвал Дилан, неспешно обходя церковь. — Да, в исповедальне. Только шериф коснулся ручки, как дверь резко открылась, и перед ним возник Дилан. — На колени, — произнес он с легкой искоркой в голосе, но Трэвис, который наблюдал за всем со стороны, лишь сжал кулаки и на мгновение закрыл глаза. "Что происходит?" — мелькало у него в голове. Трэвис так переживал за Дилана, его чувства к нему становились все более сильными. Он понимал, что в жизни Дилана было много трудностей, и он не мог позволить, чтобы кто-то использовал его в своих играх. Трэвис чувствовал, как внутри него борются тревога и желание защитить. Он знал, что это всего лишь игра между двумя мужчинами, но, наблюдая за их взаимодействием, он не мог отделаться от мысли, что Дилан рискует чем-то гораздо более ценным. Сердце забилось быстрее. Он знал, что между ними есть что-то особенное, но никогда не думал, что Дилан решится на такой смелый шаг. — И что же ты собираешься делать? — медленно произнес он, обдумывая каждое слово. — Я хочу, чтобы ты выразил свою преданность мне, — заявил Дилан, указывая на пол. — Давно ли ты исповедовался сам святой отец? Шериф опустился на колени. Он смотрел на Дилана, осознавая силу момента. В эту секунду все преграды между ними исчезли, и осталась только взаимная любовь и доверие. — Ты - то самое дьявольское искушение... — произнес шериф, глядя прямо в глаза Дилану. —... с которым я согласен грешить. Коснувшись щеки Трэвиса, Дилан провел пальцем вдоль его губ, нежно доходя до самого подбородка. В воздухе витал тонкий аромат цветочного мыла, слегка едкий, но вместе с тем притягательный, создававший особую атмосферу. Дилан стоял, расслабленный, его фигура аккуратно очерчивалась в дверном проеме, словно он был создан для этого момента. Взгляд шерифа задержался на приоткрытых губах Дилана, и сердце забилось быстрее. Он заметил, как глаза Дилана сверкают, полные игривого озорства и нежности одновременно. Поддаваясь наитию, Трэвис чуть наклонился вперёд, его взгляд приковался к ширинке джинсов, светившимся в полумраке. Судя по всему, у шерифа был некий дар, который он с удовольствием использовал. Джек, который избегал половых контактов, возможно, из-за своей неловкости или даже притворства, позволял лишь две вещи, когда дело касалось близости. С руками всё было достаточно просто — они могли коснуться, нежно обнимать, но вот с ртом приходилось действовать намного искуснее. Трэвис, осознавая это, был полон решимости превзойти известные границы. Он знал, что ни одна куртизанка на свете не могла бы научить тому, как довести до мурашек своим искусством. Трэвис чувствовал тепло этого момента — смесь напряжения и предвкушения. Он готовился к тому, чтобы разжечь в Дилане огонь, которого тот, казалось, так и ждал. Как по волшебству, их мир казался сужающимся до этих двух фигур в свете тусклых ламп, пока вокруг них кружились мысли, чувства и невыраженные желания. Каждый момент стал неожиданным открытием, и шериф был готов исследовать неизведанные грани их близости, как истинный авантюрист своих чувств. В воздухе витала напряжённая атмосфера ожидания, словно время остановилось на мгновение. Он смотрел на Дилана с замиранием сердца, ощущая, как его желания переплетаются с его нежностью. С нежностью Трэвис провел пальцами по его бедрам, ощущая тепло кожи. В каждом движении было сладкое ожидание, трепет, который наполнял пространство. Шериф медленно опустился ниже, губы касались кожи, оставляя на ней легкие поцелуи. Каждый вдох казался все более глубоким, когда он внимал его реакциям, наслаждением и легким трепетом. Мужчина знал, что каждое прикосновение, каждое движение было важным. Сначала он был осторожен, но по мере того как ощущение близости нарастало, Трэвис стал более уверенным, позволяя темным желаниям взять верх. Вновь и вновь он ощущал, как ю дыхание Дилана становится тяжелее, это подстегивало его, и он продолжал. Мир вокруг исчез, остались только они вдвоем, и шериф был полон желания исследовать его, делать счастливыми, удовлетворять. Это было не просто физическое, это было интимное соединение душ и тел, которое Трэвис не хотел, чтобы когда-либо заканчивалось. С каждой секундой, когда мужчина тянулся к нему, его мир сужался до этого единственного момента. Время утратило свое значение, и всё, что имело значение - это их связь, чистота и откровенность этой интимной игры. Трэвис двигался медленно, с вниманием к каждому его порыву, внимательно читая его реакции и желая доставить максимум удовольствия. Чувства накалились, а воздух наполнился сладким напряжением, как будто вся жизнь сосредоточилась в этой церкви, где только они были истинными. Это было больше, чем просто физическое выражение; это была их Тайна, которую они делили в тишине, наслаждаясь каждой искрой, каждым вздохом, каждым мгновением, когда они были просто «они». — Мы с тобой не в раю, но очень близко к Царствию Небесному, - тяжело дыша произнёс Дилан. Под натиском его рук дверной проем буквально хрустел не выдерживая возбуждения парня. Кто бы мог подумать, что Трэвис в наряде священника будет вытворять такое в настоящей исповедальне в церкви? Да никто. Зато реакция Дилана делала его увереннее. Рвотного рефлекса у него давно уже не было и он мог взять очень глубоко. И ему в голову пришла очень опасная идея, которую он увидел в конфискованном журнале PlayBoy у одного парнишки. В очередной раз взяв так глубоко как мог, он начал слегка мычать горлом создавая вибрации. Это сработало моментально. Дилан тут же отпустил бедные деревяшки и вцепился в плечи шерифа. Исход был очевиден. Трэвис никогда не будет таким хвастаться, но был очень рад, что смог принести оргазм парню. — Ты так красив, — шепнул он, и его голос звучал мягко и искренне. Дилан слегка смутился, но в его взгляде читалось понимание и признание. Это был особенный миг — только они вдвоем, наедине с чувствами, которые переполняли их сердца. В ответ Дилан мягко улыбнулся, привлекая Трэвиса еще ближе в свой мир. Теперь между ними уже не было преград — только нежность и волнение, которое крепло с каждым мгновением. Трэвис ощущал, как внутри него распускается чувство, которое он не мог игнорировать: желание, чтобы этот блистательный момент стал частью их истории, историей любви, которая только начинала разворачиваться. Дилан улыбнулся шире и, нагнувшись, коснулся лба шерифа своим. Их дыхания смешивались, а между ними возникло ощущение тепла и уюта.