Любовь – это обещание

«Я прошу о малом. Просто позволь управлять тобой и у тебя будет все, что пожелаешь. Просто бойся меня, люби меня, делай все, что я скажу, и я буду твоим рабом!»

Лабиринт

На рассвете, когда первые лучи солнца окрасили небо, раздался тихий стук в дверь, а затем, почти сразу же, она открылась, и в комнату просочилась фигура. Каролина уже несколько часов как избавилась даже от поверхностной дремы, поэтому резко села на кровати, ожидая увидеть Клауса, но запах, который она почувствовала, не принадлежал мужу. Мышцы девушки расслабились сами собой, и она слабо улыбнулась. — Коул, — шепотом протянула Каролина, — и часто ты проникаешь в спальни к замужним женщинам? — Реже, чем хотелось бы, — нагло усмехнулся деверь и подошел ближе. Он остановился рядом с окном, всего в метре от кровати. В слабом утреннем свете кожа молодого человека выглядела болезненно бледной. Черные волосы были убраны в низкий хвост, конец которого лежал на плече Коула. Взгляд устремился к горизонту. — Не переживай, Ника нет в домусе. — Он заметит твой запах здесь. — Мне стоит залезть на кровать? — Коул повернул голову, задиристо улыбнулся и поиграл бровями, заставив невестку тихо рассмеяться. — Все стали так носиться вокруг него. Бекка боится. Элайджа насторожен. Даже у тебя в лице появляется это расчетливое, задумчивое выражение, стоит ему оказаться рядом. — Ты этого не чувствуешь? Молодой человек пожал плечами и снова отвернулся к окну. — Это всегда было в нем. Может, я видел эту его сторону чаще, чем все остальные. — Чувствую себя оскорбленной, — фыркнула Каролина, приподняв бровь. Коул рассмеялся. — Так зачем ты пришел? — Я уезжаю, — после короткой паузы произнес молодой человек и повернулся к девушке, — пришел попрощаться. — Почему? — Perigrinatio est vita. — Почему сейчас? — более настойчиво повторила Каролина. — Ммм, — он улыбнулся и сделал танцующий шаг назад, сцепив руки в замок на затылке. Взгляд карих глаз бегал по стенам, не останавливаясь ни на чем конкретном. Наконец, Коул заговорил: — виделся с Ником вчера. У него было такое мрачно-довольное выражение лица… знаешь, как у волка, стащившего ягненка. — Я — ягненок в этой метафоре? Молодой человек резко вскинул руки. Он пританцовывал вперед-назад, перекатываясь с носков на пятки и широко улыбался. — Не злись, хорошо? Это просто выражение, — руки снова легли на затылок, — так вот, как бы мне ни нравилось наблюдать за разыгравшимся здесь в последний год представлением, я имею в виду эти ваши чудесные слащавые улыбочки, переглядывания и игры в хороших, любящих друг друга супругов, судя по всему, ветер переменился. Интуиция подсказывает, что пора сбегать, пока вы не перешли к следующей части прелюдии и не превратили все вокруг в поле боя. Каролина вскинула брови и решила промолчать. — Надеюсь, моя фигура не играла большой роли в твоей стратегии? В голове вдруг всплыли слова Коула, произнесенные им в Саксонии. «Не могу сказать, что мне приятно быть фигурой на твоей доске». — Нет, — честно призналась Каролина. Она с самого начала решила не делать ставку на младшего из деверей, зная о его непостоянстве. — Хорошо, — тут же кивнул Коул, а затем вдруг скривился, — хотя даже как-то немного обидно. Но это в любом случае лучше, чем стать разменной монетой в вашей борьбе. — Скажи это Ребекке. Ее упрямства сам черт не пересилит, — девушка подтянула колени к груди и, опустив на них подбородок, обхватила ноги руками. В комнате повисла тишина. Коул задумчиво смотрел в потолок. — Ты никогда не думала, что своей заботой приносишь больше вреда, чем пользы? — Поясни. — Ты всегда оберегала Бекку от любой боли. Все мы старались это делать, но ты, Клаус, Элайджа — особенно. Ей никогда не приходилось принимать по-настоящему тяжелых решений. Она ничем не жертвовала. Опустим историю с Александром, — у этих отношений изначально не было никакого шанса. Не думаешь, что ей стоит прочувствовать это хоть раз? Какого потерять кого-то из-за собственных решений. — Сохранять веру в человечность — не такая уж плохая черта. Коул фыркнул. — Нет, если мы говорим о вере в того, у кого эта человечность отсутствует. Бекка может сколько угодно бояться Ника, но когда речь заходит о том, сможет ли он причинить ей боль, сестрица до последнего будет считать, что нет. Она будет верить, что где-то в глубине души он все еще ее любимый, заботливый брат. Ты видишь в нем чудовище и не боишься его. Она боится, хотя чудовища не видит. Вот и все. Дай ей совершить эту ошибку. Ей уже не семнадцать лет. — И это я получила клинок в сердце за жестокость… — очень тихо пробормотала девушка, смотря на деверя исподлобья. Молодой человек застыл. В его глазах она не видела раскаяния, но их открытость и глубина позволили на мгновение заглянуть под завесу и дотянуться до искренних чувств Коула. Он моргнул и видение исчезло. — Думаю, тебе стоит знать кое-что. Не уверен, что это поможет в борьбе, но… — раздался тяжелый вздох, — за те годы, что мы провели с Ником вдвоем, произошли некоторые… события. Мы ездили в Саксонию. Помнишь Бьянку из воспоминания, которое я показывал тебе в замке? Она мертва. Как и весь ковен. Ник был…зол. Черт, я никогда не видел его настолько злым. Вы с ним из одного теста сделаны, так что его месть, почему бы он там не мстил этим ведьмам, была не менее красочной, чем твоя. Хотя… Ты, пожалуй, убила больше людей. — Ближе к делу, Коул, — несколько раздраженно произнесла Каролина. Монолог деверя вызывал у нее противоречивые чувства. — Судя по всему, что бы там ни украл у ведьм Ланзо, за что они убили всех в замке… Нику это не досталось. Я не знаю, можно ли тебе владеть этими сведениями, но это же просто знание, так что… Я слышал, как он говорил про какой-то камень. Честно, не верю, что вся эта война из-за камня, так что я мог что-то неправильно понять. В любом случае, Ланзо мертв, отомщен, ковен истреблен, знания утеряны. Вы вдвоем уничтожили больше ведьм за последние полвека, чем все болезни мира. Тут девушка нахмурилась. — Я не спрашивала. Черт, я даже не подумала… Это как-то повлияло на тебя? Я имею в виду твои отношения и договоренности с ведьмами? Губы Коула скривились в усмешке. — Гордость не кормит, — он неопределенно пожал плечами, — я ведь их не принуждаю. Они могут принять мою помощь или отказаться. Все честно. К слову о ведьмах. Ник просил меня связать его с одной из них. Встреча была личной, подробностей не знаю, это было незадолго до того, как он вернулся в Афины задумчиво посидеть у твоей кровати. Возможно, проклятье тогда уже спало, и его действия были… Не связаны с каким-то очередным безумным способом навредить себе. — Бесполезные сведения. — Ох, простите, госпожа Майклсон, — раскланявшись, наигранно эмоционально произнес Коул, — я так старался выбрать из событий, произошедших в последние годы, самое важное. Каролина закатила глаза. — Что-нибудь еще, что мне стоит знать? Молодой человек замычал и начал поглаживать воображаемую бороду, передвигаясь из одного конца комнаты в другой. Его театральность, порой, сильно раздражала девушку. — Из подозрительных действий Ника, пожалуй, нет, однако, — он вскинул вверх указательный палец, — если ты собираешься полноценно вливаться в местное общество, то позволь мне кое-что рассказать тебе о том, что мы обнаружили здесь, когда только приехали. Ты год жила затворницей, так что многого не знаешь. — Оскорбительно, — тут же прервала деверя Каролина, — затворница не равно идиотка. Я знаю, что существование бессмертных вимперии не такая большая тайна, как на западе. Что удивительно, потому что не похоже, что это вызывает панику. Полагаю, посвященные слои общества принадлежат, в основном, правящему классу, что делает их более гибкими и менее суеверными в выборе союзников. — Элайджа меня опередил, не так ли? Девушка довольно усмехнулась. — Хорошо, но есть кое-что, чего ты, скорее всего, не знаешь, — быстро заговорил Коул, — когда мы с Ником приехали в Константинополь, то обнаружили, что местные бессмертные ничего не знают о нашей семье. Такое ощущение, что они полностью изолированы от новостей с запада, или кто-то намеренно выборочно передает сведения. Так или иначе, они здесь какие-то дикие. Недоверчивые, агрессивные, сбиваются в маленькие семейные группы и очень строго следят за новоприбывшими. Мы с Ником… Скажем, мы ввязались в войну, которую, конечно же, выиграли, но осталось много… Ммм… Обиженных, которые, не зная тебя, например, но увидев тебя в компании с Ником, могут попробовать навредить, отомстить ему через тебя или сделать еще какую-то глупость. Просто, чтобы ты не удивлялась, когда из темного переулка на тебя вылетит какой-то идиот с колом в руке. — Потрясающе. Как и то, что Никлаус вообще ни слова не говорил про опасность. — Будем честны, эти дети не представляют реальную опасность для тебя. Он либо уверен в этом, либо считает, что способен тебя защитить. «Первое»,— тут же подумала Каролина. В отсутствие человечности Клаус не способен заботиться, а вот его высокомерие никуда не делось. Он не воспринимает угрозу всерьез. Снова. — Что ж, — прервал короткую паузу резкий голос деверя, — на этом свою миссию я считаю оконченной и уезжаю с чистой совестью. Он сделал несколько шагов к двери. Каролина словно очнулась. Резким движением откинув балдахин, девушка вскочила с кровати и тенью влетела в фигуру молодого человека, обхватывая его руками в крепком объятии. Коул пошатнулся. Его руки скорее инстинктивно, чем осознанно, легли на спину невестки. Это оказалось тяжело. Тяжелее, чем она представляла. После стольких лет совместной работы, Каролина привязалась к деверю больше обычного. Осознание, что он рядом со всей его жестокой практичностью, приносило спокойствие. Осознание, что его не будет, — ужасало. Словно почувствовав ее волнение и неуверенность, Коул с силой сжал плечи девушки и осторожно отстранился, продолжая удерживать ее на расстоянии вытянутой руки. Карие глаза смотрели с непривычной серьезностью и спокойствием. — Кэр, есть кое-что, чего я тебе не сказал. Думаю, из всей семьи у меня, как ни у кого другого есть право сказать тебе это. Забудь о том, что произошло. Ты сделала все, что могла, все, что должна была и все, что посчитала нужным. Все в семье понимают, что это не было бессмысленной жестокостью. Никому не приносит удовольствие бессмысленная жестокость, а тебе — жестокость в целом. Девушка приподняла брови, намекая, что последнее предложение слегка не соотносится с мнением семьи о самом Коуле. Деверь усмехнулся, прекрасно понимая, что она имеет в виду. — Говорю же, у меня, как ни у кого другого есть право сказать тебе это, — усмешка пропала, — забудь. Все так сделали. Это больше не имеет значения. Каролина была бы рада согласиться с Коулом. Насколько все было бы проще, обладай они обычной, человеческой памятью со всеми ее недостатками. Голубые глаза заволокло пеленой грусти. — Это будет иметь значение до тех пор, пока я дышу. Я не могу забыть. Никто из нас не может. Неожиданно молодой человек закатил глаза и фыркнул. — Какая же ты зануда. Вам с Элайджей стоит пореже общаться, иначе снова станешь как он, а я так старался улучшить твой характер, — он подмигнул и шаловливо улыбнулся, вынуждая невестку ответить слабой улыбкой, прежде чем снова стать серьезным, — тогда сделай то, что сложнее, ведь ты хороша в этом. Прости себя. Как если бы это сделал кто-то другой. Кто-то из нас. Нас бы ты простила. В его словах было столько простоты и столько глубокого смысла, что к глазам Каролины невольно подступили слезы. Ей определенно будет очень не хватать Коула и всех удивительных и контрастных граней его характера. Поразительно, как могла меняться его речь, выражение лица и даже само поведение, переходя от легкой веселости к мрачной серьезности. Как он сочетал в себе безразличного к чужим проблемам, наслаждающегося жизнью юношу и умудренного опытом старика. Не сдержавшись, девушка снова бросилась в объятья деверя, преодолевая слабое сопротивление его рук, удерживавших ее на расстоянии. — Спасибо, Коул. Спасибо за все, что ты сделал для меня и для него. Я ценю это, даже когда я не согласна с твоими методами. Спасибо, братишка. Пожалуйста, береги себя. — Все хорошо, Кэр, — с глубоким вдохом, прошептал молодой человек в макушку невестки, крепче сжимая объятия, — теперь все будет хорошо, — а затем отстранился и подмигнул, возвращаясь в привычное амплуа, — ты переиграешь его. Ты всегда была умнее. Каролина рассмеялась, ощущая, как огромный груз ушел из груди, даже несмотря на то, что в ее жизни вот-вот должна была разразиться очередная война. Война пришла только к вечеру. Ее принес с собой мужчина, пахнущий сосновой смолой и кровью, впитавшейся во влажную землю. Девушка закрыла глаза и сделала глубокий вдох, наполняя легкие запахом Клауса. Она сидела за столом в его кабинете и отвлеклась на появившуюся в дверях фигуру, а потому капля синей краски соскользнула с кончика кисти и расползлась по поверхности пергамента неровной кляксой. Рисунок был испорчен. С сожалением Каролина наблюдала, как всего лишь одна маленькая капля разрушала несколько часов кропотливой работы. Также и в их противостоянии — всего одно простое действие может решить судьбу столетних отношений. Размышлять об этом было тяжело. Кисть все еще висела над пергаментом в замершей руке девушки. Краска снова капнула на лист. Взгляд Клауса обжигал одержимостью и резал холодом. В нем застыло какое-то мрачное ожидание, мгновенно выбившее почву из-под ног Каролины. Обрывок воспоминания мелькнул в сознании. «Что мне сделать для тебя?» «А ты сделаешь все, что угодно?» Пришло ее время платить по счетам. И словно бы в подтверждение мыслей девушки, раздался тихий мужской голос: — Прогуляешься со мной? Ненавязчивый вопрос, почти милый, если бы не едва ощутимое напряжение, что висело в воздухе с момента, как мужчина пересек порог комнаты. Оно разливалось между ними тяжелым, удушливым потоком, заставляя бежать по венам тягучее возбуждение и ожидание… чего? — У меня возникло ощущение, что тебе теперь нравится гулять одному, — с притворной обидой пробормотала Каролина. По краю сознания пробежала мысль, что Коула этот спектакль позабавил бы. Теплая ладонь опустилась на голову девушки и провела по распущенным коротким волосам. На радужке Клауса расплывалось подозрительно спокойное и задумчивое выражение, которое сильно раздражало Каролину, потому что не позволяло в полной мере оценить, что чувствует муж. — Прости, если заставил тебя заскучать. Мне казалось, ты хорошо проводишь время. Пальцы перебирали волосы на затылке, и она закрыла глаза. Извинение не звучало искренне. Возможно, потому что он понимал наигранность ее обиды. Это было не так уж важно. Девушка убедилась, что мужчина продолжает придерживаться изначальной тактики, но эта его пешка сильно мешала. Клаус был наиболее уязвим в своей эмоциональности и, к сожалению, это понимали оба. — Куда мы поедем? — Увидишь. Я попросил подшить для тебя свою одежду. Каролина не стала возражать. Она переодевалась в тишине, сопровождаемой тяжелым, внимательным взглядом. Изредка оглядываясь через плечо, девушка могла заметить, как по серой радужке растекалось что-то, похожее на удовольствие. Словно Клаус так давно хотел увидеть ее в мужском наряде, что был не в силах удержать спокойное выражение лица. Могла ли она воспользоваться этим? Расчетливые мысли крутились в голове Каролины. Как только она оделась, Клаус схватил жену за руку и, сверкнув насмешливой улыбкой, так похожей на любимое издевательское выражение лица Коула, сказал: — Доверься мне. Острый укол коснулся сердца Каролины. Тонкая игла боли медленно проникла сквозь загрубевшие слои, уверенно и упорно. Он понял это. Понял, потому что в глазах мужчины перед тем, как он отвернулся и направился вперед, мелькнуло удовлетворение. Он хотел, чтобы ей было больно. Девушка могла бы сказать что-то саркастичное в ответ, осадить мужа, показать ему, что попытка провалилась, но ее эмоции все еще отличались искренностью, а потому, момент был безвозвратно упущен. Темнело. Людей на улицах почти не осталось, не считая нищих и бездомных, что скрывались в тенях между домами. Каролина заметила, как по крыше пробежала и скрылась из виду кошка. Еще некоторое время девушка слышала царапающий звук когтей, прежде чем та ушла достаточно далеко. Клаус вывел из конюшни двух лошадей и передал жене поводья одной из них. Называя Каролину затворницей, Коул не преувеличивал. Она провела в изоляции домуса почти все время, выбираясь только чтобы осмотреть город днем. Питалась девушка слугами и рабами, работавшими в доме. Ей не приходилось видеть местных бессмертных, потому что они скрывались в тенях и выходили по ночам. Неудивительно, что история деверя удивила Каролину. Предостережение все еще звенело в ушах девушки, и она поймала себя на том, что, проезжая по непривычно широким улицам, вглядывалась во мрак каждого переулка, ожидая нападения. Рискнули бы враги, которых успел нажить Клаус, атаковать ее прямо при нем? Каролина надеялась, что нет, и в то же время уже просчитывала тактику, которая позволяла бы использовать эти новые сведения. В городе ничего не случилось, а за ним супругов встретила лишь долгая, пустующая дорога. Они покинули город под внимательные взгляды часовых, недоумевавших, почему два человека без седельных сумок покидают защитные стены в столь поздний час. Копыта лошадей поднимали в воздух сухой песок, оставляя за собой пылевое облако. К моменту, когда впереди начала виднеться какая-то вилла, а Клаус замедлился, ночь окончательно вступила в свои права. Каролина задумчиво наблюдала за молчаливым мужем. Он не произнес ни слова после того, как они покинули домус, и на лице мужчины невозможно было прочитать ни единой эмоции. Закрытость раздражала девушку, привыкшую всегда понимать, что чувствует муж. Она бездумно слезла с лошади и вынырнула из потока мыслей только, когда перед Клаусом распахнулись ворота. Мужчина сделал шаг вперед, ведя под уздцы уставшую лошадь, и шепнул что-то привратнику. Когда Каролина неуверенно приблизилась, то услышала приглашение. Невидимый барьер не помешал ее продвижению. Клаус снова взял ее за руку, подвел к двери на виллу и уверенно распахнул ее. Спустя несколько секунд супругов накрыла кромешная темнота незнакомой прихожей. Даже слабый свет луны, пробивавшийся через световой колодец в атриуме, не мог развеять плотные тени в углах. Девушка сильнее натянула плащ на голову. Мужская туника была короче, чем женская, однако ведомая нормами приличия, Каролина натянула чулки и брюки, сделав наряд полностью закрытым. Поверх туники на девушке висел тяжелый плащ, достаточно большой, чтобы закрывать и голову. Клаус не беспокоился об открытости своей одежды, поэтому на нем были только обычная туника, повязанная на поясе, и мантия, заколотая золотой брошью на плече. В воздухе витали тяжелые запахи человеческого пота, испражнений, грязи, смрадного дыхания множества ртов и, перебивающий их, единственный приятный запах крови. Откуда-то раздавался шум и крики, которые было почти не слышно за высокими толстыми стенами виллы. Заинтересованная, Каролина доверчиво брела за едва различимой в темноте фигурой, удерживаемая крепкой хваткой мужа. Здесь не горело ни одной свечи или факела, что могло говорить о принадлежности дома сообществу бессмертных. Люди чувствовали себя некомфортно в настолько плотной темноте. Проходя через атриум, девушка смогла лучше разобрать звуки, которые слышала из, по-видимому, перистиля. Запахи стали сильнее, а гул голосов начал вибрацией проходить по коже. Только оказавшись совсем близко, Каролина осознала, что здесь происходило. Бои. Клаус привел ее на чертовы бои! Первым желанием Каролины было развернуться и уйти. Пахло отвратительно, к тому же, у нее не было желания наблюдать за тем, как люди бьют друг друга за деньги. В мире итак было слишком много насилия. Особенно в ее мире. Девушке было плевать, что муж назовет ее ханжой, как назвала, напившись, Ребекка. Каролина предположила, что Коулу здесь находиться было бы интереснее, чем ей, а вот Элайджа встал бы на сторону невестки. Неожиданно Клаус сильнее сжал кисть девушки, словно почувствовав ее намерение отступить. — За мной. Каролина скривилась. Мужчина уверенно пробивался через толпу. Горячие, потные тела окружили их со всех сторон, и девушка прижалась к спине мужа, чтобы невольно не коснуться кого-нибудь грудью. Она не была уверена, что эти перевозбужденные, орущие мужчины заметят влетевшую в них женскую грудь, но рисковать не хотела. К тому же, какая-то мысль пыталась пробиться в поле внимание Каролины. Факелы осветили широкую каменную площадку, окруженную деревянным забором. Она занимала большую часть перистиля и стала импровизированной ареной, за неимением лучшего. Девушка вскинула голову, заметив, что колонны, мимо которых они прошли в самом начале, поддерживали балкон второго этажа, окружавший перистиль по периметру. Там тоже стояла толпа, но куда более редкая и словно бы… более цивилизованная. Однако Клаус продолжал двигаться среди сброда внизу. К счастью, на них обращали меньше внимания, чем ожидала девушка. Первичное раздражение у тех, кого Клаус отталкивал с дороги, быстро пропадало, сменяясь вниманием к тому, что находилось на арене. Мужчина протиснулся к самому краю поля, прижал жену к низкому ограждению и закрыл собой со спины. С криком толпа навалилась сзади и живот девушки вдавило в дерево с такой силой, что ее чуть не вырвало недавним ужином. Выругавшись, Каролина оттолкнулась назад и услышала, как рассмеялся Клаус, сдержавший мощь ее движения своим телом. В противном случае, она могла бы завалить на спину всех мужчин, стоявших позади. Девушка уже хотела зашипеть на мужа с требованием вытащить ее из этой мерзкой дыры, когда услышала тихие слова рядом с ухом, утонувшие в гуле множества голосов. — Сделай ставку. Каролина резко повернула голову и впилась голубыми глазами в блестящие от непонятных эмоций серые глаза Клауса. Он казался выжидающим и в то же время веселящимся. Девушка не была уверена, развлекало ли его ее негодование или же само нахождение в этом месте. — Зачем? Лучше бы он притащил ее на очередную оргию, чем на этот праздник жестокости. Кровь дразнила обоняние, вынуждая сдерживать жажду. Жажда подстегивала возбуждение. Было ли это все частью его тактики или просто новой формой флирта? Каролина не понимала, что происходит в голове мужа. — Ради веселья? — Меня не веселят такие вещи, — зашипела девушка и попыталась развернуться, но оказалась только сильнее прижата к ограждению. Еще немного и дерево могло бы хрустнуть под ее пальцами. Нужно было держать себя в руках. Мужчины на арене продолжали драться, и Каролина неприязненно смахнула с лица то ли долетевший до нее плевок, то ли чей-то пот. — А с Коулом ты не брезговала подобными развлечениями. Наконец-то. Вот оно. То, с чем она была знакома. Ревность. — Похоже Коул забыл упомянуть, что не предоставлял мне выбора? — Почему ты считаешь, что он есть у тебя сейчас? Улыбка мужчины была широкой и провокационной. Его точно развлекало ее недовольство, и Каролине вдруг стало интересно, на какие еще эмоции он хотел ее вывести? Была ли это месть за произошедшее в бассейне? Клаус почувствовал ее дискомфорт еще в атриуме, и все же потащил девушку дальше. Он намеренно раздражал ее, подталкивал к чему-то. Чего он хотел? Каролина смотрела в глаза мужа и пыталась найти хоть что-то, за что могла зацепиться. Было ли это банальной потребностью в контроле? Той самой, о которой она так часто думала. Той, что превратила Клауса в человека, отдающего приказы членам собственной семьи? Рассуждая о поведении мужчины еще в Афинах, Каролина пришла к выводу, что контроль был тем, что она могла дать ему. Это пугало в долгосрочной перспективе, но в качестве одной из тактик, стояло на одном уровне с искренностью. Она приехала в Константинополь вооружившись некоторой моральной готовностью к подчинению. Тем не менее, сейчас, скорее по привычке, чем из разумных соображений, Каролина сопротивлялась. Все ее нутро кипело от негодования. Может быть, он хотел этого? Не контроля, а сопротивления? Что ж, она могла проверить. — Я не собираюсь делать то, что мне не нравится, Никлаус, и я не потерплю диктаторства в наших отношениях, — как можно строже произнесла девушка. — Если это была попытка развлечь меня, то она вышла жалкой. Тебе не стоило придавать столько значения россказням Коула. Она слышала, как хрустнули костяшки его пальцев от силы, с которой Клаус сжал кулаки. Веселье сменилось чем-то более мрачным и неприятным, сгустившемся в воздухе вокруг них, но Каролина говорила так быстро и дерзко, что не успела заметить, что именно привело мужчину в подобное состояние. Вопрос доверия к Коулу? То, что она назвала его жест в ее отношении жалким? Девушка невольно напряглась. Казалось, воздух между ними сгустился и искрил от количества негативных эмоций. Она так погрузилась в их с противостояние, что не заметила сгустков крови, прилетевших с арены и окрасивших ее плащ. Толпа вопила, а внутри Каролины звенела пугающая тишина. Что дальше? Она чувствовала себя канатоходцем над пропастью, где не видно дна. Клаус наклонился, придавливая девушку к ограждению, вынуждая ее повернуть голову, потому что его плечо перекрыло ей обзор. Каролина замерла, почувствовав дыхание на ушной раковине. В какой момент плащ упал с головы? Кто-то заметил, что она женщина? — Хочешь выбора, дорогуша? — от его тона по спине пробежали мурашки. Вспышкой перед глазами девушки проплыло воспоминание. Ее собственный холодный и насмешливый голос. «Не стоит, дорогуша. Люди такие хрупкие, я могу случайно сломать его, если ты сделаешь лишнее движение». — Сделай ставку, или мы закончим все здесь и сейчас. Я знаю, где Элайджа прячет клинки. Все будет очень просто. Как раньше, когда я пронзал твое сердце снова и снова, — он шептал, высекая искры на ее позвоночнике, пуская разряды по краю мочки, — но ты ведь не сдашься так легко, правда же, любовь моя? Ты ведь сказала, что сделаешь для меня все, что угодно. Пешка на A6. Сердце ныло от ласковых, нежных интонаций, что несли смертельную угрозу. Каролина не видела ничего перед собой. Арена расплылась в ее глазах, а все чувства сконцентрировались в одной лишь точке, — там, где губы мужчины касались ее уха. Клубок внизу живота скручивался все туже, и девушка терялась между жаждой крови, возбуждением, легким беспокойством и попыткой думать, в то время как ее мысли застряли в прошлом мгновении и никак не желали проталкиваться в настоящее. Он блефовал. Абсолютно нагло блефовал. Она своими глазами видела его одержимость. И все же слабый червячок сомнения грыз душу Каролины. — У нас никогда не было просто, — настойчиво продолжал шептать мужчина, озвучивая ее собственные мысли, его руки сжимали перила ограждения всего в паре миллиметров от рук девушки, но упорно не касались их, словно дразня. — Это такая мелочь, Кэр. Сделай это. Сделай, как хочу я. Контроль. Сопротивление. Подчинение. Возбуждение. Неприязнь. Это было всем и одновременно. Каролина вдруг осознала, что это было тем ходом, которого она ждала. Его пешка угрожала ее слону. Как она и предсказывала, однако ход поражал слабостью. Неужели у него не было пешки лучше этой жалкой ставки? В чем была ловушка? Сколько бы девушка ни думала, не могла обнаружить подвоха, но в конце концов, решение об этом ходе она уже приняла заранее. Ее слон был слишком важной фигурой, чтобы потерять его так просто. Каролина сосредоточилась и присмотрелась к фигурам на арене. Они успели смениться за время разговора супругов. Девушка даже не заметила этого. Она стала привыкать к шуму. От слов Клауса в ушах звенело куда сильнее, чем от криков мужчин вокруг. Каролина откинулась назад, сильнее прижимаясь к телу мужа, и, подняв голову, хрипло выдохнула ему в щеку: — В серой тунике. Ставлю на него. На его победу. Слон отходит на A4. Она чувствовала кожей, как растянулись губы мужчины в довольной улыбке. Как же ей хотелось видеть его глаза в тот момент, но тело оставалось крепко прижатым к ограждению. Он жаждал контроля, однако не желал получать его легко. Хотел видеть, как она извивается, задыхается от ярости, а потом покорно склоняет голову. Девушка прикрыла глаза и прижалась губами к щеке мужа, а затем открыла рот и провела языком по едва заметной щетине, оставляя широкий, влажный след на его лице. Как же она любила этого безумца. Спустя всего мгновение, Каролина почувствовала естественную реакцию Клауса на ее жест и усмехнулась. В эту игру все еще играли двое. Если он желал притягивать ее своей одержимостью и отталкивать бесчеловечностью, то она могла притягивать его соблазном и отталкивать, не позволяя прикасаться к себе.

***

Клаус сделал глубокий вдох и зажмурился от удовольствия. Влажный след обжигал щеку, и мужчине до безумия хотелось прямо здесь задрать плащ и тунику девушки и взять все то, что она так щедро предлагала. Она дразнила волка зная, что он может укусить, и в этом была некоторая особенная привлекательность Каролины по сравнению с любой другой женщиной во всем мире. Она знала его. Даже сейчас, когда девушка думала о причинах его поведения дольше обычного, в конце концов, она всегда приходила к правильному пониманию самой его сути. Она принимала его. Без стеснения, страха и неловкости. Еще один глубокий вдох. Запах ее возбуждения дразнил обоняние Клауса, заполнял легкие и подталкивал на опасную тропу. — Я знал, что тебе понравится, — хрипло прошептал мужчина, и, ненадолго подняв голову, стал искать на втором этаже знакомое лицо. Как только их взгляды пересеклись, Клаус поднял руку и сделал жест пальцами, определявший их ставку. Если бы Каролина видела его в этот момент, то ее смутило бы то, что он поставил на второго человека, однако девушка не знала, что здесь выбирали не победителя, а того, кто проиграет. Самого Клауса мало интересовала ставка. Намного больше ему хотелось взглянуть на лицо жены, когда она осознает, на что именно ставили все эти люди. На самом деле людей в перистиле почти не было. Мужчина удивлялся тому, что Каролина до сих пор не заметила этого. Со второго этажа за ними пристально следили несколько пар глаз. Все они по-своему ненавидели Клауса, но уважали его силу, а потому не смели пойти против. Однако мужчине было любопытно, как поведут себя местные бессмертные при виде его жены. Посчитают ли они ее легкой добычей или поостерегутся? Выставив Каролину в качестве наживки, Клаус планировал найти всех тех, кто все еще думал о том, чтобы навредить ему или его семье, и поймать их как рыбу на крючок. Вспороть их животы и выдернуть наружу внутренности. Распотрошить и бросить на обозрение в качестве показательного примера. Ей должно это понравится. Ей всегда нравилось, когда он принимал тяжелые решения ради защиты семьи. И ей будет намного легче, когда она узнает, что для него эти решения перестали быть такими уж тяжелыми. Клаус издал довольный горловой звук и сильнее прижал к себе расслабившееся тело жены.

***

Ставка Каролины выиграла. Не то, что бы ей было до этого дело. В момент, когда бесчувственное тело стали уносить за пределы арены, девушка прищурилась и повела носом, концентрируясь на обонянии как никогда прежде. Клаус потратил свой ход, надавил на нее угрозой применить клинок ради этого пари. Каролина не верила, что дело в деньгах. На лице победителя вместо торжества проглядывалось явное облегчение, что было несвойственно участникам столь яростной и жестокой борьбы. Вокруг витали запахи возбуждения, нетерпения, чего-то до боли знакомого, похожего на… жажду крови. Голубые глаза округлились в момент осознания. Девушка почувствовала, как рука мужа соскользнула с ее талии, играючи прошлась по бедру, перехватила одну из свободных рук, висевших в складках плаща и потянула ее в сторону. — Идем. Шепот Клауса не выдавал его мыслей или чувств. Каролина успела заметить в момент поворота, как муж поднял голову и обменялся взглядом с кем-то наверху, но не успела увидеть с кем. Пробираться обратно от центра оказалось проще, хотя шли они не к выходу, а вглубь перистиля. Затишье на арене не привелотолпу к спокойствию, но вынудило ее отвлечься на двух незнакомцев. В этот раз Клаус не тянул жену за собой, а шел рядом, обнимая за плечи. Взгляды, которыми их провожали, разнились от безразличия и неприязни до благоговейного страха. К Каролине принюхивались, ее оценивали. Девушка никогда прежде не чувствовала настолько тяжелой и плотной атмосферы хищнического доминирования, пытавшегося подавить ее волю. Это одновременно интересовало, ведь местное общество сформировалось без усилий со стороны членов семьи, слегка забавляло, потому что она была сильнее каждого в зале, а в паре с Клаусом могла убить их меньше, чем за полчаса, и беспокоило. Что бы не говорил Коул, ни о каком окончании конфликта речи явно не шло. По мере приближения к крытой колоннаде, окружавшей двор по периметру, все интенсивнее становился запах крови, и хотя Каролина прекрасно себя контролировала, ее внимание быстро переключилось с окружающих их бессмертных на проигравшего на арене человека. Он был уже в сознании, окруженный опасными хищниками, и, стоя на коленях, молил о чем-то мужчину перед собой. Девушка нахмурилась, не понимая, что происходит. Ей хотелось взглянуть на мужа в поисках ответов, но Каролина опасалась, что именно ее незнание каким-то образом вынуждает ее играть по его сценарию. То, что произойдет дальше, не понравится ей. В противном случае, Клаус не был бы так собой доволен. Мольбы незнакомца не были услышаны, и его крик разрезал полный возбуждения воздух, когда из глубоких порезов вдоль вен на руках полилась густая, темная кровь. Она стекала в специально подготовленные чаши, чем-то до боли напоминая Каролине старые, почти забытые ритуалы, что проводились в ее еще человеческой жизни, чтобы почтить богов. Интерес девушки встал поперек горла и превратился в липкий, тошнотворный комок, когда один из бессмертных, стоявших неподалеку, сделал шаг вперед и принял кубок, заполненный кровью из глубоких чаш. Они ставили не на деньги. Они ставили на кровь. Каролина закрыла глаза. Ее собственные слова, выведенные на пергаменте полвека назад, всплыли в сознании и потекли чернилами по мыслям. «Лично я считаю, что независимо от того, по каким законам будет существовать наше общество, оно обязано и будет обязано помнить о человеческой морали». «Мы обязаны уважать чужую жизнь, особенно ту, что более коротка и хрупка, по сравнению с нашей». Ощущение теплого тела и руки на плече исчезло на несколько мгновений, а затем девушка почувствовала колебание воздуха и медленно подняла веки, встречаясь с внимательным, холодным серым взглядом. Клаус стоял напротив и протягивал ей кубок. Неожиданно все изменилось. От мощного потока эмоций колени Каролины стали ватными, и только взгляд мужа не позволил им подкоситься. Секунду назад ее тошнило при мысли о том, как использовали людей в этом месте. Ей было плохо от одной мысли о том, что Клаус хотел приобщить ее к этому жестокому действию. Что он хотел причинить ей боль, надавив на самое глубокое, врожденное чувство — сострадание. Понимал ли он, что изменил все всего одним действием? Было ли это частью плана или случайностью? Каролина, как зачарованная, протянула руку и приняла кубок. В серых глазах мелькнуло удивление. Он не понимал. Пока не видел, но она собиралась показать, а потому, сделав глубокий глоток, протянула кубок обратно, предлагая мужу. И для него все тоже изменилось. Девушка буквально видела лавину эмоций, чуть не пробившую железное самообладание мужчины. Ей с трудом верилось, что такое простое действие способно подкосить его, однако это происходило прямо у нее на глазах. Клаус отпил из кубка. Выдох сорвался с губ Каролины. Их взгляды не отрывались друг от друга. Мир вокруг перестал существовать. Это было похоже на одно из их многочисленных обещаний. Ритуал, такой же, как на свадьбе Финна и Сэйдж. Обмен кровью, пусть и не собственной. Клятва разделить вечность. Не между теми, кем они когда-то были. Не между людьми, детьми, которых поженили почти без права выбора, но между бессмертными, что сознательно делают свой выбор. Между теми, кем они стали. Кто-то забрал кубок. Она не видела. Кто-то что-то говорил. Она не слышала. Клаус отвечал, не отрывая от жены темного, будоражащего взгляда. Она почувствовала его горячую руку, обхватившую ее кисть. Ладонь прижалась к ладони, пальцы переплелись. Одним резким, быстрым движением мужчина дернул ее на себя. Каролина уже знала, что будет дальше. Она читала это в его лице так же явно, как когда-то, пятьдесят лет назад. И закрыла глаза, отдаваясь глубокому поцелую с привкусом крови. Клаус целовал жадно, без нежности, врезаясь в ее зубы своими чуть удлинившимися клыками, сминая губы и проводя языком по всему рту, вылизывая кровь и слюну, которая скопилась за время их переглядываний. Это не было любовью. Это было расчетом. Одновременно жаждой и собственничеством — желанием показать принадлежность. Она позволила ему. Мнение окружавших людей ничего не значило. Они были лишь пеплом во мраке веков. Все они умрут однажды. Кто-то через час, а кто-то через десятилетия. Каролина знала лишь, что никогда не даст умереть Клаусу, а он — ей. Любовь или ненависть. Расчет или искренность. Они выбрали друг друга для вечности. Это все, что имело значение. После, ни один из них больше не делал ходов. Жизнь на вилле продолжалась до рассвета, но супруги удалились в свои покои в середине ночи. Девушка с приятным удивлением узнала, что ее муж был, как оказалось, достаточно хорошо знаком с хозяевами, чтобы иметь собственную неприкосновенную спальню, а не просто случайно выделенную для неожиданных гостей. Окна были задрапированы тяжелыми, плотными портьерами, не пропускавшими солнечный свет, а кровать стояла так, что, даже если они упадут, солнце не попадет на спящих. В воздухе повсюду витал запах крови, человеческой и животной. Сколько бессмертных здесь жило и сколько приезжало только для развлечений? Каролина рассуждала об этом на следующий день, лежа в постели. Был уже полдень и тонкие полосы света пробивались по бокам черных бархатных портьер на окнах, выходящих в перистиль. На вилле царили тишина и спокойствие. К удивлению девушки, когда она проснулась, Клаус сидел рядом. Его задумчивый взгляд был направлен куда-то сквозь балдахин. Лицо абсолютно ничего не выражало. Стоило Каролине пошевелиться, как мужчина резко повернул к ней голову. — Доброе утро, — с легкой улыбкой прошептала девушка. Клаус нахмурился, смотря сквозь нее, все еще думая о чем-то своем. — Уже день. — Время суток не отменяет вежливости, — приподняв брови, пробормотала Каролина. Одеяло начало сползать с верхней части ее тела, когда девушка прикрыла глаза и потянулась. Сквозь ресницы она видела, что взгляд мужа стал более осмысленным, но тон оставался спокойным и даже равнодушным: — Ты права. Доброе утро, Каролина. — Я удивлена, что ты все еще здесь. Она имела в виду постель, конечно же. Клаус всегда уходил первым, обычно так рано, что Каролина не была уверена, сколько он вообще спал. Она предполагала, что даже после снятия проклятья муж спал очень мало. — Это приятное удивление? — Скорее вызывающее вопрос. Клаус хмыкнул и отвел взгляд. — Мне потребуется твоя помощь. Причина их ночевки в этом необычном месте стала для девушки более очевидной. — Значит, дело было не только в том, чтобы потрепать мне нервы? — В такой интерпретации я выгляжу ужасным мужем. Каролина умудрилась пожать плечами, положив руки поверх покрывала. — Или просто ужасным человеком. Ее попытка съязвить вызвала со стороны Клауса лишь резкий поворот головы и внимательный, острый взгляд. Он изучал лицо жены, пытаясь понять, о чем она думала. Девушка почувствовала себя некомфортно, ведь именно в этот раз оскорбление сорвалось с ее губ ненамеренно, а словно бы по привычке. Делало ли это ее ужасным человеком? — Тебе действительно было неприятно? Тон его голоса сбил Каролину с толку. Мужчина звучал подозрительно искренне, спрашивал, а не издевался. Была ли это потрясающе качественная актерская игра, ведь еще в самом начале вблизи арены девушка явно заявила о своем отвращении? Каролине хотелось закрыть глаза, спрятаться от изучающего серого взгляда мужа и как следует подумать, но это выдало бы ее неуверенность. С некоторой точки зрения, лишенный эмпатии, Клаус действительно мог просто не иметь возможности разделить ее эмоции. Он ориентировался на выражение ее лица, на жесты и слова, пытаясь сопоставить их с той Каролиной, которую помнил до проклятья и при этом знал, что она изменилась. Он полагался на слова Коула об их совместных «развлечениях», пытаясь собрать новый образ. Мог ли он просто не понимать? — Я не в восторге от таких мест. — По словам Коула, ты довольно часто их посещала и не высказывалась против. — По словам Коула: «Никому не приносит удовольствие бессмысленная жестокость». Тишину комнаты разрезал громкий раскатистый смех. От неожиданности Каролина даже приподнялась на локтях, рассматривая откинувшего назад голову и искренне заливавшегося Клауса. — Коул действительно это сказал? Девушка приподняла бровь и невольно задумалась, огорчает ли младшего из деверей тот факт, что никто в семье не верит в его способность к альтруизму. Затем она решила, что нет. В конце концов, Коул сам создал свою репутацию. — Так что за помощь тебе нужна? — подождав, пока муж отсмеется, спокойно спросила Каролина. — Что ты знаешь о наших… — Клаус запнулся, побегал глазами в поисках правильного слова и осторожно закончил: — отношениях с местными? — Знаю, что конфликт не исчерпан. — Какая точная формулировка. Мы с Коулом смогли… пробиться в их закрытый круг для избранных благодаря силе. Несколько жестоко вырванных сердец могут подарить страх и уважение, но никак не располагают к доверию. Перед глазами девушки всплыло замершее, удивленное лицо Гразиеллы. Пустые, погасшие глаза. Каролине казалось, она даже сейчас могла почувствовать влажное, горячее и мягкое ощущение судорожно сжавшегося в последний раз органа на ее ладони. Возможно поэтому, девушка пропустила последние слова мужа, безвольно выдохнув: — Вырванных сердец? Это мог быть оборот речи, но слишком точный. Члены семьи всегда убивали клыками или оружием. Во время убийства Гразиеллы Каролину вели инстинкты, а не разум. Все произошло само собой. Поэтому ей жутко было осознавать, что Клаус или Коул могли добровольно выбрать подобный метод убийства. — Да, — спокойно ответил мужчина, — в процессе… ммм… переговоров выяснилось, что мы достаточно сильны, чтобы за несколько секунд пробить грудную клетку и вытащить сердце, но не похоже, что для тебя это новость. Серый взгляд был тяжелым. Изучающим. — Расскажешь? Каролина не хотела говорить об этом. Достаточно и того, что ей пришлось вспомнить. Поэтому девушка широко улыбнулась, хитро сверкнув глазами. — Расскажу, если вернешь себе человечность. Клаус скривился. — Грязная игра, дорогуша. Девушка повернула голову, уставившись в потолок. Улыбка пропала с ее лица, как и всякое веселье, оставив лишь горький осадок на языке. Хотелось бы ей, чтобы все было так просто. Каролина вздохнула и тихо спросила: — Так зачем тебе их доверие? — Затем, что мне нравится здесь. Я хочу остаться. Нельзя было не отметить, что он не спросил, хотела ли остаться она или хоть кто-то еще из семьи, но девушка чувствовала себя выспавшейся и удовлетворенной, а потому решила не акцентировать на этом внимание. — Разве ты не в курсе не особо оптимистичного прогноза Ребекки по поводу связи крестовых походов и Константинополя? — Уйти мы всегда успеем. Тем более во время военной суеты. Подумай, Кэр, — он полуразвернулся, положив руку на подушку рядом с девушкой и склоняясь над ней с огнем в глазах. — Закрытость местного сообщества, то, как они защищают своих. Даже если Майкл появится здесь, они спрячут нас, если только мы будем частью этого мира. И мы сможем оставаться так долго, как захотим. Это можно было назвать интуицией. Точно ощущение, что мужчина недоговаривает. В картину сказанного не укладывались мотивы Коула, который предпочитал оседлой жизни путешествия. И хотя он мог помочь брату ради остальных членов семьи, где-то глубоко внутри Каролину грыз червячок сомнения. — Что еще? Клаус вопросительно поднял брови. Он все еще нависал над ней, и лицо мужчины тонуло в тени. — Что тебе на самом деле нужно от них? Мысль о защите семьи нравилась девушке. Именно поэтому она с трудом верила, что нынешний Клаус в первую очередь подумал о них, а не о себе. Это была красивая сказка, чтобы убедить ее. Чтобы скрыть что-то. Незнакомое Каролине чувство осело на дне серых глаз. Словно смешались вода и масло. Восхищение и неприязнь. Клаус скривился и, оттолкнувшись, вернулся на свое место. — Ведьмы. Коул бывал в империи только проездом и не находил здесь ведьм, но местная культура хранит отпечаток былого Рима, а значит и ведьмы могут хранить знания тысячелетней давности. — С каких пор тебя так интересуют знания ведьм? — С тех пор, как они стали угрозой для нас. Волки никогда ею не были. Их ненависть к нашему виду смешна и бессмысленна. Ведьмы же всегда воспринимались как некоторая нейтральная сила. Они не проявляли к нам ни открытой вражды, ни приязни. Создание охотников изменило это. Я хочу переманить их на нашу сторону или, хотя бы, убедиться, что на нас не нападут. Это звучало хорошо. Еще один способ защиты семьи. Каролина чувствовала себя мышью, которую пытаются подманить к ловушке вкусным сыром. Ей дали кусочек, еще один, но девушка все еще видела истинную цель, стоявшую за красивыми словами. Конечно же, ведьмы нужны были Клаусу, в первую очередь, из-за поисков способа снять проклятье Эстер. Тем не менее, поднимать эту тему для Каролины было опасно, поэтому она мягко улыбнулась и закрыла глаза. — Что от меня требуется? — На вилле сейчас есть несколько человек, членов одной семьи, с которыми нам надо подружиться. — Люди? — Да. Я хочу, чтобы ты очаровала их. — Насколько очаровала? — До грани скандала, — в тоне мужчины слышалась сладкая насмешка, и Каролина продолжила улыбаться. Если бы девушка позволила себе проявить истинные чувства, то выражение ее лица раскрошилось бы, как старая сломанная маска. Каролина надеялась, что интрига, задуманная мужем, не потребует много времени и сил, ведь на первом месте для нее все еще стояло их противостояние, однако с ее помощью девушка планировала выяснить кое-что очень важное. — Они знают, кто мы? — Они знают, кто я, и попытаются узнать о тебе. Каролина кивнула, обдумывая полученные сведения. Затем она нахмурилась, вспомнив, в чем приехала прошлым вечером. — У меня нет приличной одежды. — Есть, вообще-то. Слуги выехали следом за нами. Девушка приподнялась на локтях и бросила взгляд в сторону стены, где стоял массивный сундук. Это было приятной мелочью богатой жизни, о которой девушка успела забыть за время путешествий. Она привыкла заботиться о себе сама. Было странно осознавать, что Клаус позаботился о них обоих. Тем более странно, что она не проснулась, когда сундук вносили в комнату утром. Каролина не стала заострять на этом внимание. Чтобы собраться, ей пришлось вызвать служанку и удалиться в соседнюю комнату. На девушку надели светлую нижнюю тунику, поверх нее — широкую столу, вышитую голубыми и серебряными нитями. Рукава, достигавшие локтей, не были сшиты, а закреплялись рядом застежек, создавая своеобразный узор, где визуально переплетались верхняя и нижняя туники. Сама Каролина потратила бы очень много времени, соединяя ткань на рукавах, в то время как служанка сделала это с ловкостью, свойственной многолетней практике. Тканевый пояс повязывался под грудью и был украшен тонким серебряным плетением. Короткие волосы были убраны в незамысловатую прическу, простую и элегантную, украшенную диадемой. К диадеме крепилась длинная, до самого пола, полупрозрачная шелкова палла, шлейфом летевшая за Каролиной при ходьбе. Вернувшись в спальню, девушка наткнулась на внимательный, изучающий взгляд мужа, и не сдержалась, чтобы неосмотреть егов ответ. Широкая, вышитая простым узором с кругами и крестами, туника с длинным рукавом опускалась ниже колена. На ногах были высокие чулки, опускавшиеся в кожаные ботинки. Украшенный драгоценностями пояс сверкал в свете свечей, к нему крепились кошель и нож. Клаус указал в сторону двери, и они покинули комнату, оставив разворошенную постель и брошенную на сундуках вчерашнюю одежду. После шумной ночи тишина на вилле казалась неестественной. Перистиль выглядел непривычно пустым, а от земли все еще пахло кровью. Со стороны триклиния на первом этаже раздавались тихие голоса, и мужчина уверенно направился в ту сторону. Каролина шла более медленно, хотя ширина ее туники позволяла делать размашистые шаги. Девушка пыталась вспомнить, какого это — двигаться женственно, пыталась подражать Ребекке, за которой наблюдала все время, что они жили в Афинах и после, в Константинополе. Ей все еще было непривычно и неудобно. Когда супруги появились на пороге триклиния, разговоры смолкли. Четверо мужчин почти одновременно повернули головы. У Каролины были доли секунды, чтобы разглядеть в выражениях их лиц легкое недовольство, страх, напряжение и интерес, стоило взглядам скользнуть по ее фигуре. Заскрипели резные ножки тяжелых стульев. Мужчины торопливо и несколько неуклюже поднялись. — Господин Никлаус, — произнес один из них, пожилой человек, сидевший во главе. — Господин Лициний, — с безупречной вежливостью откликнулся Клаус и, остановившись, подождал, пока Каролина догонит его и встанет рядом. Стоило девушке приблизиться, как вокруг ее талии обвилась крепкая рука. — Позвольте представить мою жену, Каролину, — обращаясь ко всем в зале, произнес Клаус, а затем, повернувшись ненадолго к Каролине, продолжил, указав на поздоровавшегося с ним мужчину: — дорогая, позволь представить тебе господина Лициния Дука. Тот довольно проворно для своего возраста оказался рядом, и Каролина, ведомая старой привычкой, подняла руку. Лициний невесомо коснулся ее пальцев и слегка поклонился. Приятная вежливая улыбка расплылась по его лицу. — Какое божество создало столь чудное видение, госпожа Каролина? Откровенный флирт на долю секунды выбил девушку из колеи. Она вдруг осознала, что отвыкла от светских любезностей, а добровольное отшельничество никак не могло помочь восстановить столь ценный навык. Однако язык Каролины среагировал быстрее ее разума. — Полагаю то, что вы вчера пили, — легко, с мягкой усмешкой, ответила девушка. Короткая пауза сменилась раскатистым смехом. Клаус довольно улыбнулся, хотя пальцы на ее талии предупреждающе сжались. От других мужчин послышались лишь короткие смешки и слабые улыбки. — Ваше зрение так же прекрасно, как и ваш внешний вид, госпожа. Его слова могли быть намеком на нечеловеческую природу супругов, ведь Каролина действительно видела пьющего Лициния в темноте прошлого вечера на втором этаже виллы, а могли быть просто комплиментом. Девушка не позволила себе проиграть сомнению и, игриво улыбнувшись, спокойно ответила: — Благодарю. Лициний едва заметно прищурился и убрал руку, которой до последнего поддерживал пальцы Каролины. Опустить их ранее было бы с ее стороны грубостью. — Что ж, — мужчина повернулся так, чтобы видеть и супругов, и оставшихся людей в помещении, — позвольте также представить вам моих братьев, Исаак, — один из мужчин, по внешнему виду всего на несколько лет младше Лициния, сделал шаг вперед и повторил его жест вежливости, — и Анастасий, — мужчина в самом расцвете сил приятно улыбнулся Каролине, и она сверкнула глазами, возвращая ему похожую улыбку. Все трое были очень похожи. Седые волосы Лициния и Исаака скрывали прежде светло русые пряди, оттенок которых еще был очень хорошо виден на голове Анастасия. Все трое имели большие глаза, переливчатых оттенков голубого, немногим бледнее глаз Каролины. Их открытые лбы казались высокими, за счет убранных назад длинных волос, либо завязанных в хвост, либо сплетенных тонкими косами. Ростом мужчины были немного ниже супругов, так что девушке приходилось при разговоре смотреть перед собой или немного вниз. — И мой сын, — продолжал тем временем Лициний, — Бэзил. Молодой человек, внешне не старше Клауса, поклонился последним. Его глаза, отличавшиеся оттенком светлой меди, были единственным, что выделяло его на фоне остальной семьи. Каролина предположила, что глаза достались ему от матери. — Присоединяйтесь к столу, — Лициний махнул рукой, — мы только начали. Мужчины расселись на свои места. Когда Клаус выдвинул для жены стул рядом с Лицинием, тот неожиданно изменился в лице. — Ну же, господин Никлаус, не будьте так жестоки, не вынуждайте юную девушку флиртовать со стариком, когда на другом конце стола есть более приятные лица. И прежде, чем ее муж успел ответить, Каролина открыто рассмеялась. — Кто здесь старуха, так это я, господин Лициний. Не обманывайтесь этим юным лицом. Я, должно быть, старше вашей прабабки на полвека. Как только последнее громкое слово повисло в помещении, девушка осторожно оценила реакцию. Анастасий и Исаак бросили быстрые взгляды в сторону Клауса, но не выглядели сильно удивленными. В глазах Лициния мелькнуло довольство и напряжение. Он подтвердил собственные догадки, но был не особенно им рад. Единственным положительно заинтересованным человеком в помещении оказался Бэзил. Молодой мужчина даже подался немного вперед, явно бессознательно, вслушиваясь в диалог на другом конце стола. — Прошу простить мою жену, — со смешком, легко прервал наступившую неловкую тишину Клаус, — у нее есть пагубная страсть смущать молодых. Лициний лишь кисло улыбнулся, вынужденный принять правила игры. Всего парой реплик супруги показали свой возраст, статус и прилагающийся к ним жизненный опыт, буквально называя остальных людей за столом детьми. В итоге Клаус сел слева от хозяина виллы, напротив хмурого Исаака, а Каролина обнаружила себя напротив Анастасия. Повернув голову влево, девушка получила широкую улыбку Бэзила и мягко, но не слишком ярко, улыбнулась в ответ. Стол, за которым они обедали, был покрыт длинной скатертью, вышитой золотом. Каролина помнила, как впервые столкнулась с этим видом вышивки, и с удовольствием рассматривала филигранные узоры, выполненные золотыми нитями, закрепленными на поверхности ткани едва заметными нитями из тонкого шелка. О поверхностной вышивке девушке позже рассказала Ребекка, которая намного лучше разбиралась в ткачестве, чем ее сестра. Керамическая посуда была украшена изящной росписью с изображением растений в едином стиле, что восхитило Каролину, знавшую, насколько большую работу пришлось проделать мастерам, готовившим этот набор. Ручки серебряных кувшинов с напитками были инкрустированы драгоценными камнями. Слуги поставили перед супругами тарелки, а также наборы с приборами, в которые входили нож, ложка и двузубчатая вилка. Впервые оказавшись в окружении подобной роскоши, Каролина почувствовала себя неотесанной деревенщиной. К счастью, с того момента прошел уже год, и девушка, как научилась пользоваться незнакомыми приборами, так больше и не удивлялась уникальности местной кухни. А удивляться было чему. За время жизни в Европе члены семьи привыкли к определенной пище, как привыкли и к, зачастую отсутствующей соли. Кухня Романии изобиловала специями за счет активной торговли с Востоком. Каролина поражалась тому, насколько отличными становились вкусы одного и того же блюда, приправленного разными видами перца. В пищу добавлялся тмин, фенхель, кардамон, корица, кориандр, кост, асафетида, шафран и гвоздика. Каждую из этих специй девушка научилась определять по вкусу и запаху просто из интереса. Каролина не была уверена, что когда-либо сможет вернуться к прежней, пресной еде запада. Ее нос дразнили запахи оливкового масла, которым был полит салат, розмарина, чеснока и грецких орехов.Множество соусов использовалось для заправки салатов, и особенно девушка любила соусы на основе виноградного сока, гвоздикии дикой мяты. После салата на стол подали уху. Горячий пар поднялся к носу Каролины, и она закрыла глаза, с удовольствием вдыхая запах воды, пропитанный зеленью, вареной рыбой и нежными специями. Было почти невероятно, что девушка успевала замечать смену блюд, в то время как за столом велась активная беседа. Клаус перебрасывался короткими репликами с Лициниеми Исааком, в то время как Анастасий изо всех сил пытался развлечь Каролину. Бэзил же с удовольствием подхватывал беседу в паузах, не позволяя ей останавливаться даже на мгновение. Девушка расспрашивала собеседников об их жизни и увлечениях. Анастасий начал было говорить о городской жизни и роли семьи Дука на политической арене Романии, вызвав у Каролины искренний интерес, однако был прерван и перебит Бэзилом, заявившим, что леди будет скучно обсуждать столь безрадостные и серые вещи. Речь перешла к охоте и превратилась в однобокое восхваление мастерства мужчин, от чего девушке хотелось то ли показательно зевнуть, то ли закатить глаза. — «Нельзя позволить любым выражениям вылетать из уст, иначе свобода слова перерастет в сплетню и клевету», — назидательно послышалось с другого конца стола, и Каролина, не сдержав интереса, резко повернула голову. — Вы цитируете Евстафия? Ее голос ощущался слишком тонким и звонким среди низких мужских голосов, а потому ненадолго вызвал паузу, пока Лициний оправлялся от факта того, что женщина посмела заговорить с ним первой. — Вы с ним знакомы? — Не лично, но я слышала о нем, как о хорошем ораторе. Если бы Каролина не обладала прекрасным слухом, то не заметила бы тихое бормотание Исаака об ограниченности женского ума. Справа от нее хмыкнул Клаус, — он тоже слышал. Лициний небрежным жестом отодвинул от себя блюдо, поставил локти на стол, переплел пальцы и оперся на них подбородком, уставившись внимательными, но холодными голубыми глазами на девушку, решив, как видно, что она достойна быть принятой в беседу. — Некоторые считают его самым ученым человеком нашего времени. — Он панегирист, — не сдержавшись, фыркнул Клаус, имея в виду, конечно же, восхваление оратором нынешнего василевса Мануила. — С некоторой точки зрения все мы панегиристы, — приподняв бровь, заметил Лициний. Забавно было слышать столь критичное замечание о себе, однако нельзя было назвать его ложным. Каролина, смутно ознакомившаяся с событиями последних лет, а также немного погрузившаяся в местную политику благодаря Элайдже, знала о том, что император Мануил использовал откупную систему, направляя в провинцию правителей и администраторов. Знатные фамилии, такие как Дука, получали свои богатства за счет местного населения, зато становились вернейшими сторонниками Мануила.Это была ужасная система, порождавшая коррупцию и правовой беспредел, но кто бы посмел сказать, что нынешний василевс плохой правитель, в то время как Романия, пережив сильный упадок, вновь вставала с колен, как в политике и военном деле, так и в культуре. Хотя после некоторого обсуждения с Элайджей, Каролина пришла к выводу, что в возрождение империи наибольший вклад внесли отец и дед нынешнего василевса, а вовсе не он сам. Как не печально, история зачастую помнит тех, кто правил государствами в расцвете, и забывает тех, кто к этому расцвету привел. Каролина откинулась на спинку стула и поднесла к губам чашу с вином, пока слуги производили смену блюд. Девушка не особо контролировала выражение своего лица, задумавшись о том, как хорошо, что их семье не нужно беспокоиться о политических условностях и примеряться к жизни в конкретном королевстве, однако, похоже, что ее мысли были интерпретированы иначе. — Осуждаете? — протянул Лициний, все еще внимательно наблюдая за гостьей своими большими глазами. — Вы здесь в своем праве, господин Лициний, — вполне искренне ответила Каролина, — я лишь гостья. Пожилой мужчина опустил руки и довольно откинулся в кресле. Помещение заполнили запахи жаренных на углях фазанов, начиненных рыбой, в соусе из меда и приправленных чесноком и розмарином, а также сочных колбасок, политых виноградным соусом. В опустевшие корзины слуги положили свежие порции нарезанного пшеничного хлеба. Кувшины наполнили вином. — Примите мое восхищение, — обратился тем временем Лициний к Клаусу, — у мужчины не может быть более ценного имущества, чем разумная и красивая жена. Клаус чуть наклонил голову, принимая комплимент. Сознание Каролины работало невероятно быстро. За все время трапезы не было лучшего момента проверить мужа, чем сейчас, а потому девушка быстро заговорила, опасаясь, что кто-то переведет тему: — Не так давно я познакомилась с несколькими мужчинами, которые тоже посчитали меня… имуществом. Я немного побеседовала с ними, после чего у них возникло непреодолимое желание отрезать себе члены, — на другом конце стола то ли Бэзил, то ли Анастасий подавился сосиской. Каролина не отрывала взгляда от Лициния. Клаус повернул к ней голову. — А у одного из них — даже съесть. Кашель прекратился. Клаус развернулся целиком, уставившись на жену нечитаемым взглядом. Девушка бросила быстрый взгляд на его лицо, пытаясь оценить реакцию, и тут же вернула внимание к хозяину дома. Краем глаза она видела, как скривился Исаак и пробормотал что-то о вульгарности и неподобающем женщине поведении. Лициний же выглядел на удивление спокойным, только в глубине его холодных глаз плавали какие-то темные, незнакомые Каролине эмоции. — Почему я не слышал этой истории, дорогая? — очень тихо спросил Клаус, перетягивая на себя внимание людей за столом. Девушка оторвала взгляд от хозяина виллы и обратила его к мужу. — Это было так давно, что я почти забыла, — беззаботно, словно о чем-то не важном, пробормотала Каролина, — сколько же прошло… — она притворилась, что считает, приложив палец к губам, — лет сорок шесть, не меньше. Для большинства людей в помещении названная ею цифра являлась всей их жизнью, и моглопоказаться жестоким напоминать этим мужчинам, что для нее она была всего лишь мгновением. Девушка смотрела в серые глаза мужа, пытаясь понять, смогла ли она достичь цели, но Клаус выглядел равнодушным. — Вы внушили им это? — совершенно неожиданно раздался громкий голос с другой стороны стола. Каролина резко повернула голову, отмечая подавшегося вперед Бэзила. Он не выглядел напуганным, скорее заинтригованным. Едва ли это была уместная реакция, но девушка списала поведение молодого человека на восхищение бессмертными, как видом. — Нет, — спокойно ответила Каролина, –этого я им не внушала. Анастасий приподнял брови, Исаак нахмурился. Девушка осмотрела стол, заставленный нетронутыми блюдами и притворно расширила глаза, словно только сейчас заметила, что все это время беседа велась во время еды. — Боже мой, надеюсь я не испортила вам аппетит? Прошу простить, я легко увлекаюсь, находясь в интересном обществе! — В самом деле, примите наши извинения, — тут же подхватил Клаус, — мы с супругой давно не выбирались в свет, и она изголодалась по общению. Давайте вернемся к более подходящим к столу темам. Кажется, мы обсуждали войну с венграми? Помещение заполнил шум, и до конца трапезы Каролина лишь обменивалась вежливыми репликами с Бэзилом и Анастасием, убедительно играя роль смущенной собственным порывом юной девушки. Если жизнь чему-то и научила ее, так это тому, что, как бы часто ты не напоминал людям о своем возрасте, они все равно продолжают реагировать на внешность. А значит, несмотря на полтора века жизненного опыта, мужчины за столом видели в ней лишь молодую, неловкую девушку. Только Лициний продолжал бросать на Каролину короткие, внимательные взгляды из-под густых бровей. Как только обед подошел к концу, супруги, поблагодарив хозяев, первыми покинули триклиний. Солнечный диск светился высоко в безоблачном небе. Каролина буквально чувствовала взгляды членов семьи, преследовавшие их с Клаусом спины, пока они преодолевали границу света и тени в перистиле. Она обошла фонтан, ощущая тяжесть в желудке. Последняя порция мяса была явно лишней, но фазан так нежно таял на языке, что девушка не смогла вовремя остановиться. Клаус коснулся талии Каролины, вынуждая ее прижаться боком к его животу. Несмотря на спокойное выражение лица, в глубине серых глаз плескалась ярость. — И что это было? — сквозь зубы, едва слышно прошипел мужчина, склонившись к уху жены, создавая картину нежно любящих друг друга супругов. — Похоже, мои навыки дипломатии заржавели без дела. Пальцы на ее талии сжались сильнее, до синяков. — Ты сделала это специально? Каролина повернулась чуть резче, чем хотела, и смягчила жест, положив руки на пояс мужа. Вышло естественно. Тихий же голос девушки стал напряженным и серьезным. — Ты считаешь, я специально поставила нас в сложное положение за столом, рискуя твоим планом по обеспечению безопасности нашей семьи? Клаус прищурился, но не смог найти в мимике, жестах или тоне жены ничего, что указывало бы на отсутствие искренности. Мужчина выдохнул и покачал головой. — Извини, — его губы коснулись лба Каролины, и та склонила голову, опуская взгляд в землю. Он не мог видеть, как девушка закрыла глаза, борясь с желанием зажмуриться. Не мог знать, что с самого выхода из триклиния Каролина тщательно контролировала каждое свое движение. Она использовала собственный язык тела и сложившуюся ситуацию, чтобы убедиться в том, что Клаус не понимал ее. Она солгала, а он поверил, потому что не был способен поставить себя на ее место. Потому что не мог почувствовать злость и неприязнь, охватившие девушку во время беседы и уж тем более ее эмоции, связанные с произошедшим в Саксонии. До этого момента Каролина позволяла себе сомневаться в необходимости их противостояния. Иногда, общаясь с Клаусом, засыпая рядом с ним, она думала о том, стоит ли борьба риска. Не потеряет ли она в процессе то немногое, что имеет. Бесчеловечный Клаус оказался на удивление сносным мужем, опуская вопросы чувств. Однако в тот момент, ощущая ослабившие давление мужские пальцы на своей талии, сжимая его тунику в руках и уткнувшись взглядом в землю, Каролина приняла окончательное решение бороться до самого конца. Бороться, невзирая на потери. Весь день супруги провели на вилле и в ее окрестностях в компании членов семьи Дука. Девушка больше не провоцировала мужчин и, как и обещала Клаусу, понемногу очаровывала их безупречным сочетанием интеллекта, красоты и ложной скромности. Вечер наступил незаметно. Пока супруги переодевались в своих покоях, на вилле нарастал шум прибывавших или просыпавшихся гостей. — Есть еще что-то, к чему мне следует быть готовой сегодня? — ненавязчиво спросила Каролина, самостоятельно завязывая пояс на талии поверх уже другой сто́лы, украшенной более дорогим, золотым и красным шитьем. За вопросом последовала тишина, поэтому девушка вскинула голову, всматриваясь в задумчивое выражение лица мужа. — Лициний упоминал, что к ночи приедет Исаак. — И это? — Исаак Комнин. Один из местных лидеров бессмертных. Каролина нахмурилась, вспоминая, что имя нынешнего правителя Романии Мануил Комнин. — Какое отношение он имеет к василевсу? — Прямое, я полагаю. Исаак был василевсом между македонской династией и династией Дук. Правил всего два года, заболел и назначил преемником КонстантинаХДука. Видимо поэтому у него до сих пор хорошие отношение с родом. — Раз он правил всего два года и не имеет отношения к македонской династии, то это был захват власти? Клаус пожал плечами. — С некоторой точки зрения, говорят, что бескровный, но мы ведь знаем, что историю пишут победители. По официальной версии он был провозглашен василевсом войсками. — Избранный правитель, — хмыкнула Каролина и поправила диадему на волосах, прикрепляя к ней полупрозрачную шелковую паллу. — Приятный собеседник, в отличие от его протеже – Алексея. Его бы я предпочел сегодня не видеть. — Почему? — Если моя рука вдруг окажется внутри его грудной клетки, это породит ненужный нам конфликт. Клаус выразительно посмотрел на жену, и она поняла, что целью этого вечера будет в том числе следить, чтобы мужчина не пересекался с неким Алексеем. Девушка тяжело вздохнула. Весь день вокруг нее вился Бэзил, и Каролина предполагала, что вечером натянутое общение с этим чрезмерно энергичным молодым человеком продолжится. К сожалению, он был недостаточно чуток, чтобы воспринимать ее невербальные сигналы, и слишком прямолинеен, чтобы заметить намеки. Это выматывало. Ведомая старой привычкой, Каролина покрутила по очереди каждое кольцо, словно выравнивала их на пальцах. Рубин сиял в золоте, как кроваво-красное обещание, которого ее муж больше не мог придерживаться. Она перевела взгляд на Клауса. Неспособный отпустить родные традиции, в качестве украшений мужчина предпочитал кольцам языческие амулеты, которые прятал под воротом туники. Сверху же открыто висел христианский крест. Каролина слабо улыбнулась. Это были те самые четки, что она оставила мужу, покидая его. Было приятно видеть их на его шее. Впрочем, ношение католического креста в православном обществе вполне можно было посчитать вызовом, и Клаус мог с тем же успехом выставить на обозрение свои языческие корни. Возможно, это было бы даже менее провокационно. Стоило ей задуматься об этом, как мужчина наклонил голову и подцепил одно из украшений, вытягивая его из-под туники. Что-то круглое упало на ткань под крестом. Каролина нахмурилась и сделала шаг вперед, подняв медальон пальцами. — Не помню у тебя такого. Клаус усмехнулся, словно вспомнил шутку. — Это новое. Медальон был монетой с небольшим отверстием для веревочки. На ней был изображен женский профиль, подписанный по краю «Dea Muta». — «Молчаливая богиня», — задумчиво пробормотала девушка, переводя надпись на латыни. — Римская богиня подземного мира, по Лактанцию, по крайней мере, — с кивком подтвердил ее размышления Клаус. — Никогда не видела таких монет. — Ручная чеканка. Их не так много в мире, насколько мне известно. — И почему она так важна? — Это символ смерти. Каролина непроизвольно выпустила монету из рук. Непонятное напряжение сковало ее тело, и девушка подняла взгляд к насмешливому лицу мужа. К счастью, он не стал мучить ее ожиданием. — Есть легенда о некоем ордене «Деа Мута». Это сообщество, состоящее из превосходных убийц, каждый из которых — бессмертен. Считается, что тот, кто получает монету, все равно что мертвец, — его жизнь оборвется в течение суток. Восхитительная тактика запугивания. Девушка нахмурилась. — Когда ты получил монету? — Когда мы с Коулом впервые познакомились с местными. У него она, между прочим, тоже есть. Переговоры тогда… в некотором роде провалились, и мы обнаружили на своих постелях монеты. — Что произошло дальше? Клаус равнодушно пожал плечами. — Нас убили. Деревянными кольями, прямо в сердце. Мы не видели нападавших. Точная, быстрая и чистая работа. Я был так восхищен, что, когда очнулся, пошел прямо к Исааку и высказал свой восторг по поводу его ордена. — Его ордена? — тут же надавила Каролина. — Я не сказал? — хитрая и довольная улыбка скользнула по губам мужчины, — выяснить это оказалось просто. Исаак, по-видимому, получил новость о нашей кончине, а потому был слишком удивлен моим появлением, чтобы скрывать правду. После этого у нас получилось заключить некоторое подобие перемирия, которое продолжается до сих пор. С переменным успехом в виде неожиданных нападений из-за углов то сторонниками Исаака, то его противниками. «Деа Мута», — повторила про себя Каролина, опустив взгляд на медальон. Молчаливые, скрытые вестники подземного мира. Убийцы, которые смогли незаметно подобраться к Клаусу и Коулу. Могли ли они найти и убить Майкла? — Ты готова? Вопрос мужчины отвлек девушку от рассуждений, и она поспешно кивнула. Клаус выставил локоть, и Каролина оперлась на него привычным движением, направляясь к двери. Впереди их ждало очередное сражение, и девушка пока не была уверена, придется ли ей этим вечером сражаться с мужем или только с миром. Шахматная партия В предыдущей главе: Пешка на E4 (Тот факт, что Каролину разбудили и она приезжает к Клаусу без предупреждения, сама пешка символизирует начало партии и того, кто вынул клинок, нарушив приказ Клауса). Пешка на E5 (Символизирует поведение Клауса. Спокойствие, терпение, внимание, участие). Конь на F3 (Символизирует честность эмоций Каролины, ее напряжение, дискомфорт, откровенность). Конь на C6 (Символизирует уверенность Клауса в том, что Каролина его не оставит). Слон на B5 (Символизирует то, что Клаус нуждается в Каролине, в ее принятии и ее знание об этом). В этой главе: Пешка на A6 угрожает слону на B5 (Фигура отражает момент, когда Клаус вынуждает Кэр сделать ставку на боях, сделать то, чего она не хочет, при этом пытаясь ослабить или развеять факт того, насколько сильно он нуждается в ее принятии, угрожает факту его нужды в ней). Слон отходит на A4 (Каролина принимает правила игры Клауса и уступает ему, показывая, что она не станет манипулировать его одержимостью).