Любовь – это обещание

«Breaking me into pieces

Building me up again

Breathing me back to life just to curse my name

Showin' me how to heartache

Tearing me up to seems

Sewing me back together to hear the screams

You wanna make me a monster

Making me play the part»

Make me a monster–World's First Cinema

Воздух, который она выдыхала, казался опаляюще горячим, но, срываясь с губ, он растворялся без единого следа пара. Каждый нерв в теле девушки искрил от эмоционального перевозбуждения, и все же ее лицо оставалось спокойным. Каролина делала один за другим глубокие вдохи и выдохи, смотря на появившиеся вдали высокие стены виллы. Лошадь нетерпеливо затопталась на месте, и девушка чуть сильнее сжала голые бедра. Ее туника была задрана до колен, чтобы не мешать при езде, а палла давно сбилась и выглядела скорее, как плащ, чем накидка, удерживаемая только брошью на шее. Во что превратился прекрасный шелк после более чем часа стремительной скачки по пыльным дорогам, не хотелось и думать. Каролина успела пожалеть, что надела именно ту паллу, что вышила для нее Ребекка, но в момент, когда девушка вылетала из домуса в Константинополе, все, о чем она могла думать, был Клаус. Она так долго готовилась к их встрече, что не смогла смириться с пустым городским домом. И вот, заметив вдалеке крыши, Каролина остановилась. Многочисленные эмоции жгли грудь изнутри, а ее стена с трудом с ними справлялась. Уверенность и хладнокровие медленно рушились под давлением сложных чувств. Она жаждала этой встречи в той же мере, что и боялась. С момента пробуждения девушка готовилась к тому, что ей предстоит жить с незнакомцем. В голове Каролины не умещался образ мужа, не способный на понимание или сострадание. В ее сознании он обрел черты чужака, с которым необходимо будет не только познакомиться, но и заставить его доверять. Сколько в нем осталось от Клауса? Думал ли он так же? Поймет ли она его эмоции, когда увидит? Каролина боялась. Она до зуда в ладонях хотела прикоснуться к тому мужчине, которого помнила. Прижаться к нему кожей, провести губами по линии скул. К тому мужчине, которого в последний раз обнимала сорок три года назад. Она не жила эти десятилетия. Ее не было. И для нее время сжалось до точки в один год. Один год длиной в сорок три. Лошадь снова заволновалась, подгоняя Каролину, и та, решившись, пустила ее медленным шагом по дороге, вдоль которой росли оливковые деревья. Эта местность принадлежала вилле и явно была ухоженной, но в ночной темноте сложно было оценить всю красоту здешней природы. Копыта отбивали мерный ритм по сухой земле. О том, что большую часть времени братья проводят на вилле за городом, члены семьи узнали, когда прибыли в Константинополь. Они не смогли обнаружить хозяина домуса, в котором остановились Коул и Клаус, а потому внушили слугам, чтобы их пригласили, и самовольно разместились в доме. Каролина не осталась там ночевать, — слишком сильно в ее груди горело нетерпение. В годы проклятья было просто откладывать поход к мужу, ведь он чаще всего означал лишь новую боль и разочарование. Девушка не могла надеяться на диалог и уж тем более — прикосновение, а потому скорее оттягивала момент, чем приближала его. Теперь все было иначе. Да, она ехала к незнакомцу. Да, она не представляла, как поведет себя Клаус, но он все еще был ее мужем. Он все еще хранил данные ей клятвы. Это что-то да значило. Вилла была без преувеличения огромной. Остановившись у ворот, Каролина спешилась и постучала. Открылось небольшое зарешеченное окошко, и привратник тут же попал во власть гипнотизирующего голубого взгляда. — Пригласи меня войти и открой ворота. — Проходите, — покорно произнес мужчина, и через несколько секунд девушка оказалась в широком дворе. Вдоль стен изнутри тянулись кусты смолосемянника, разбавленные редкими гранатовыми деревьями. Красные плоды свисали с веток, и в воздухе висел слабый аромат чего-то кислого и цитрусового, перебиваемый куда более сильными запахами, свойственными конюшням. Они располагались на том месте, где были таберны в городских домусах. Стоило Каролине сделать шаг к двухэтажному зданию, как из правой конюшни выбежал мальчишка. Раб, судя по внешнему виду. — Позаботься о лошади, — уверенно приказала девушка, и незнакомец, поклонившись, принял поводья. Взгляд Каролины вернулся к входу на виллу. Привратник, не без интереса, осторожно наблюдал за ней со спины. Закутанная с ног до головы в тунику с длинным рукавом и паллу, скрывавшую большую часть тела и покрывавшую голову, девушка выглядела слишком благочестиво. К тому же ее манеры показывали принадлежность к высшему классу. Любая другая женщина никогда не смогла бы смыть с репутации пятно пребывания в этом месте. Даже с улицы Каролина слышала, что происходит в здании. Впрочем, она ожидала этого. Девушка решительно подошла к двери и не успела даже коснуться ее, как та распахнулась, и еще один слуга, с поклоном и каким-то слишком равнодушным выражением лица, впустил гостью внутрь. Каролина сделала шаг и остановилась рядом с молодым мужчиной. — Где господа Майклсоны? — В восточном перистиле, госпожа. Она кивнула, показывая слуге, что тот свободен, и направилась через длинную прихожую в атриум. Широкий квадратный крытый двор освещался только светом луны через колодец в крыше. Серебристый свет падал на бассейн в центре, освещая влажную кожу сразу нескольких тел. В теплом, душном воздухе висели мускусные запахи пота и секса, оливкового масла, алкоголя и какого-то сладкого дурмана, белым облаком витавшего во дворе. Отовсюду слышались стоны и редкие тихие вскрики, шлепки тел друг о друга. На полу то и дело обнаруживались разные детали одежды, сброшенные, утерянные и уже явно никому не нужные. Замутненные глаза провожали величавую фигуру, прошествовавшую мимо и бросавшую равнодушные, поверхностные взгляды на извивающиеся в экстазе тела. Каролину не волновали и не интересовали занимавшиеся групповым сексом люди с моральной точки зрения, однако какое-то давно забытое и похороненное в глубине тела ощущение едва заметно дернулось и скрутилось внизу живота. Она уже забыла какого это — чувствовать хоть какое-то возбуждение. Восточный коридор из атриума был узким и длинным. На другом его конце виднелся свет. Внутренности девушки сжались в тугой узел. До цели ей оставалось всего несколько шагов, и ноги вдруг стали неподъемными. Ей было страшно. Кто ждет ее по ту сторону? Муж или незнакомец? Клаус, который плакал в ее объятиях, надеясь, что скоро все закончится, или Клаус, который не пожелал вынимать клинок из ее груди? Как он поведет себя, когда увидит ее? Каролина сглотнула и сделала последние несколько шагов. Пешка на E4. Взгляд вырвал из темноты два огня, горящих на столбах рядом с центральным фонтаном. Перистиль был очень большим, превосходящим по размеру весь тот домус, в котором девушка жила в Афинах. Высокие деревья скрывали ряды колонн, окружавших двор. Аккуратно подстриженные кусты заставляли чувствовать себя, как в лабиринте. От центрального фонтана расходилась сеть куда меньших, бойких фонтанчиков, что радостно журчали со всех сторон перистиля. Взгляд не сразу заметил бродившие по двору фигуры. Здесь также слышались томные голоса и стоны, но в меньшей концентрации, словно люди были раскиданы по всему перистилю. Голые женщины разносили высокие кувшины с напитками и в некоторых местах ублажали мужчин. Кто-то со смехом рухнул в центральный фонтан, подняв брызги и залив искусную мозаику. И тогда Каролина услышала его. Голос Клауса. Его смех. Голова девушки сама собой повернулась немного вправо, пока ее ноги сделали несколько резких шагов. Шелковые туфли пропитались водой из фонтана. Где-то совсем рядом звучно целовались и постанывали трое незнакомцев, не вылезая из воды. Ей не было до этого дела. Дерево, мешавшее обзору, осталось позади, и перед девушкой возникла картина двух молодых мужчин, лежавших на соседних клине. Каролина застыла. Сердце в груди ускорило ритм. Светлые волосы отливали то серебром, то золотом в неровном свете луны и факелов, касавшемся головы Клауса. На гладко выбритом лице красовалась широкая усмешка, а серые глаза блестели удовольствием и жизнью. Длинные волосы вились и спадали на плечи, завязанные лишь в две тонкие косы, что венчали голову и уходили куда-то назад. Бежевая льняная туника, похожую на ту, что носил Элайджа, но без рисунка, доходила до колена и в данный момент немного задралась из-за позы мужчины. Он полулежал, согнув одну ногу и закинув на колено руку с пустой чашей. С того ракурса, что открылся Каролине, девушке было видно, что нижнее белье ее муж решил проигнорировать. На соседнем клине скорее полусидел, чем полулежал Коул. На нем тоже не было белья, что выдавала не столько поза, сколько голая женщина, стоявшая на коленях рядом и заглатывающая его член. Она настолько отвлекла Каролину, что та не стала оценивать внешний вид деверя. Все произошло за секунды. Девушка остановилась. Смех прекратился. Взгляды двух пар глаз: серых и карих, устремились к неожиданной гостье. Словно очнувшись, Коул оттолкнул от себя женщину, вызвав вскрик от удара о каменные плиты, и поспешно поправил подол туники, который пока что продолжал топорщиться. Ввиду того, что стыдом деверь не сильно страдал, Каролина предположила, что он сделал это из уважения к ней. — Сестрица! — радостно воскликнул молодой человек и подскочил с клине. Женщина поднялась с земли и молча ушла, бросив на незнакомку быстрый, злой взгляд. Клаус не пошевелился. — Коул, — спокойно протянула Каролина. Ее поза должна была выглядеть расслабленной, но на деле девушке больше всего хотелось переплести пальцы или скрестить руки на груди. Взгляд Клауса, впившийся в нее, жег, как раскаленное железо. Выражение его лица изменилось в то же мгновение, как мужчина заметил жену. Легкая веселость сменилась чем-то более мрачным и опасным. Коул не спешил бросаться в объятия невестки. Каролина невольно выгнула бровь. — Не подойдешь? — Только если в твоей палле не припрятан клинок, — хохотнул молодой человек, но слабо заметная нервная нотка выдала его с головой. Коул не был так уж равнодушен к тому, что они с Элайджей сделали сорок лет назад. Каролина могла бы даже сказать, что он выглядел обеспокоенным. Темное, приятное чувство контроля над ситуацией разлилось по телу девушки. Она не сдержала слабой улыбки, выглядя зловеще в глазах собеседника. — Да ладно тебе, Кэр, — Коул развел руки в стороны в качестве мирного жеста и игриво улыбнулся, — я же специально оставил все это на Элайджу, чтобы ко мне ты приехала уже решив все обиды. Она бы поверила. Может, когда-то. До их совместной поездки. До того, как стала немного лучше понимать, насколько хорошо умел прятать чувства младший из деверей, и за чем именно он их обычно прятал. — Рискнешь проверить, решила ли я все обиды? Девушка медленно откинула одну из рук в сторону, оставляя вторую скрытой под паллой. Краем глаза она заметила, как чуть подобрался Клаус, с интересом разглядывая развернувшуюся перед ним сцену. Коул сделал шаг в сторону невестки, оборачиваясь на брата: — Ты же вытащишь из меня клинок, Ник? — А ты разве не заслужил? — лениво, тягуче протянул Клаус, и кровь в венах Каролины стала жечь, как пламя. Сердце едва заметно ускорило ритм. Звук его голоса, его тон, нормальный, не дерганный, не рыдающий, не отчаянный. Обычный тон разрезал девушку на части и склеил заново всего за мгновение. Коул хохотнул. — И это благодарность за то, что я как мог развлекал тебя последние годы? Он говорил, продолжая двигаться, и на последнем слове остановился прямо перед Каролиной. — С возвращением, сестрица, — искренне произнес молодой человек и, наклонившись, без единого сомнения обнял невестку. Руки девушки взметнулись вверх и плавно легли на плечи деверя. Мышцы под ее пальцами расслабились. Обнимая при встрече Элайджу, она растворилась в его руках, закрыла глаза и позволила представить, что находится в покое и безопасности. Обнимая Коула, она смотрела через его плечо, ожидая чего-то. Взвинченная. Взволнованная. Потому что Клаус медленно вытянул колено и сел, опуская ноги на землю. Он не спешил подниматься, однако девушка не могла оторвать взгляда от его серых глаз. От того непривычного, темного выражения, которое они совсем не скрывали. Жажда. Видимо, годы проклятья сломали что-то в Каролине, потому что по ее телу прошлась мощная волна наслаждения. Он смотрел на нее и не видел никого другого. Только на нее. От эмоционального перевозбуждения перехватило дыхание. Если он продолжит так смотреть, то она готова простоять здесь остаток вечности. — Вы уже начали пожирать друг друга глазами, так что я пойду и… — Коул отстранился, осматриваясь в поиске недавно ушедшей женщины, — закончу свое дело. Каролина не заметила его ухода. Клаус тоже. Все звуки внезапно исчезли, оставив только стук их сердец. Или это она прислушивалась так отчаянно? То расстояние, что медленно шел Коул, Клаус преодолел за мгновение. В сознании Каролины всплыло воспоминание полное боли и отчаяния, в котором он также резко приблизился к ней, стоял всего в паре сантиметров и шептал о ненависти, а она царапала ладони ногтями, желая простых прикосновений, которые казались недоступной роскошью. Этот шрам еще не зарубцевался на сердце. От Клауса до сих пор исходила пугающая аура неизвестности, и девушка чувствовала себя зайцем в клетке с волком. Сожрет он ее или даст ускользнуть? — Муж. — Жена. На лице мужчины расцвела улыбка. Каждая мышца в теле Каролины натянулась настолько сильно, что она едва удерживала спокойное выражение лица. Коул так же улыбался тем, кого собирался убить. Клаус поднял руку и медленным, нежным жестом убрал локон за ухо девушки. Ее прическа после длительной скачки совсем растрепалась. Каролина старалась дышать ровно, но почему-то была уверена, что мужчина считывает все ее реакции так же хорошо, как когда-то она читала его. — Ты напряжена, — тихо заметил Клаус, — это из-за обстановки? Или из-за меня? Пешка на E5. Губы девушки слиплись, горло сдавило. Она безжалостно гнала от себя надежду, которая уже начала пускать слабые ростки в душе. Каролина убеждала себя, что Клаус такой же хороший актер, как и она, однако его запах, тон его голоса — все было невыносимо искренним. Она ехала на встречу с незнакомцем. Она была готова к ненависти, агрессии, жестокости. Но, в конце концов, Элайджа оказался прав. Этот волк решил притвориться ягненком. И девушка поняла, что не готова к его нежности. Не готова к вниманию и тому подобию любви, которое он был способен изобразить. В сознании уже роились сомнения. Быть может, он отбросил не все эмоции, связанные с человечностью? Быть может, он уже вернул их сам? Быть может… Нет. Каролина резко одернула себя. Она может сделать это. Его шаг оказался внезапным, но она готовилась и к такой тактике. Все хорошо. Девушка была уверена в силе расставленных ею фигур. — Мне не очень приятна местная атмосфера. Конь на F3. — Разве не это ты хотела увидеть, раз не предупредила о приезде? — продолжая играться со светлым локоном, который каким-то образом снова вынырнул из-за уха, спокойно спросил Клаус. Глубина его глаз пугала своей мрачностью, а на поверхности плавало что-то до боли знакомое, похожее на… нежность? Второй ход бил не хуже первого, впрочем, он не был похож на движение фигур. Скорее, простая констатация факта. Каролину это не смутило. Конечно же, он знал, что Коул шпионит для Элайджи. Вопрос в том, как много он скрывал от брата. — Не хотела, но ожидала, — снова честно ответила девушка. Это была одна из ее важнейших тактик, особенно во время первых ходов. Пока еще ей нечего скрывать. Пока ее чувства и мысли чисты перед мужем. Клаус задумчиво кивнул. Он стоял так близко, что достаточно было лишь крошечного толчка, чтобы они обнялись, но ни один из супругов не спешил к сближению. Они ходили друг вокруг друга, как хищники, присматриваясь и принюхиваясь, ожидая нападения. — Ты устала? — Я в пути не первый день. — Так спешила ко мне, что бросила Элайджу и Ребекку по дороге, — пробормотал мужчина, скорее утверждая, чем спрашивая, и при этом издал довольный звук, похожий на гортанное мурчание. Каролина запомнила это мгновение. Выражение его лица и тон голоса. Каждую секунду, которую позже она сможет разложить на фрагменты и проанализировать. — Идем, — Клаус кивнул головой в направлении коридора, из которого пришла девушка и, пропустив ее вперед, двинулся следом. Не взял ее за руку. Не коснулся ничего, кроме одного лишь локона волос. Это она тоже запомнила. Каролина шла, слушая равномерное биение сердца мужа. Он излучал спокойствие и уверенность. Куда исчез тот жалкий человек, что рыдал и давился вербеной, выплевывая сгустки собственной крови на пол спальни? «Я хочу уйти, пока во мне еще осталось хоть что-то от меня». Неожиданное воспоминание чуть не заставило девушку споткнуться. К счастью, именно в этот момент они зашли в атриум, и короткая заминка Каролины превратилась всего лишь в жест человека, не знавшего, куда двигаться дальше. Клаус указал рукой к коридорам северного перистиля. Молчание нервировало. Делал ли он это специально, чтобы вывести ее из равновесия? Пройдя по краю большого внутреннего двора, они вышли к коридору, который вел в западную часть виллы. Каролина заметила, что в атриуме с этой стороны не было ни одного прохода, что означало, — гости могли попасть сюда только в сопровождении хозяина дома. Звуки стали стихать по мере того, как молодые люди уходили вглубь виллы. Здесь не было никого, кроме них двоих, и почему-то это вызвало у девушки слабое чувство тревоги, даже несмотря на то, что у Клауса не было ни одного из клинков. Каролина убедилась в этом перед тем, как ехать к нему. Все пять хранил при себе Элайджа. Девушка почти перестала обращать внимание на те помещения, которые они проходили, и уставилась в спину мужа, пытаясь понять, о чем он думает. Она все еще ждала мести за обман и была уверена, что тот, кто отринул человечность, непременно будет держать в сердце ненависть, чтобы однажды выпустить ее наружу. Даже если бы она показала ему свои воспоминания, нынешний Клаус не был способен на понимание или прощение. Тогда почему он вел себя так спокойно? Было ли это частью огромной стратегии, в которой Каролина испытает больше боли, если доверится ему? Клаус резко остановился, развернулся и сделал шаг в сторону. Девушка застыла. Все мысли вылетели из ее головы от картины, открывшейся перед глазами: ровные ряды колонн подпирали балконы второго этажа, образуя огромный солнечный колодец. В центре размещался бассейн. Это не был маленький имплювий, в который собиралась дождевая вода в атриуме. Это был настоящий бассейн и, запоздало, Каролина осознала, что те помещения, через которые они шли, являлись частью римских бань. — Черт возьми, это терма, — не скрывая искреннего восхищения, выдохнула девушка. Клаус стоял рядом и улыбался, наблюдая за эмоциями, сменявшими друг друга на ее лице. Несколько шагов вперед, и Каролина остановилась у края воды, доходившей до предпоследней ступеньки бассейна. По гладкой поверхности скользил лунный свет, и можно было увидеть, как в воздух поднимаются тонкие струйки пара. Великолепие, красота и грандиозность этого места захватили сердце и разум девушки настолько, что она не заметила, как Клаус подошел со спины. Его выдох коснулся тонкой женской шеи, и мышцы вдоль позвоночника превратились в натянутые струны. Нужно было обернуться. Нужно было взглянуть в серые глаза и задать пугающий ее вопрос. Отличить ложь от правды. Ввязаться в борьбу за душу мужа. Каролина вдруг почувствовала себя уставшей и разбитой. Тяжелое тело не желало подчиняться. «Ну же, это не сложнее, чем все, через что ты уже прошла»,— мысленно увещевала девушка. Но это было сложнее. Одно дело бороться за Клауса. Совсем другое — против него. — Я помню, как мы впервые услышали о термах, — прозвучал тихий мужской голос, — мы переглянулись, и я понял, что обязательно покажу тебе их. Даже если мне придется раскопать их из пепла и руин старого Рима. Каролина закрыла глаза, впитывая низкий, бархатный звук. Он оседал в ее костях, делая их мягкими и ломкими, вынуждая забыть свою стратегию и просто поддаться. Позволить ему вести в их игре. Она ведь может пропустить пару ходов? Если он продолжит вести себя так, вести себя как Клаус, который любит ее… Что плохого в том, чтобы немного поддаться? Насладиться этим мгновением и притвориться, что оно настоящее. Соблазн лизал ребра изнутри. — Ты… — она замолчала, вдохнула теплый воздух и выдохнула горькие слова: — …ненавидишь меня? Жар его тела касался ее спины, но не он сам. Каролина почувствовала, как мужчина склонил голову к ее уху. Сделал глубокий вдох, втягивая воздух так жадно и с такой нуждой, что ее колени подогнулись, а внизу живота свернулся болезненный узел. Страх и возбуждение. Эмоции, которые больше всего любил вызывать в своих жертвах Клаус. — «Я никогда не смогу ненавидеть тебя больше, чем любить», — прошептал он ту самую фразу, что стала для девушки молитвой. Ту фразу, которую она повторяла каждую ночь с момента пробуждения. За которую цеплялась, как за последний спасительный прут в слабой, дребезжащей отчаянием надежде. Судорожный вздох сорвался с губ Каролины. Она не могла. Не могла выдержать этого. Его слова были сладким, искушающим ядом, что уже струился по ее венам. Девушка обхватила себя руками и в тот же момент почувствовала руки Клауса, уверенно накрывшие ее собственные, его тело, прижавшееся к ее спине. Объятие обжигало. Из горла вырвалось что-то похожее на жалобный скулеж, а к глазам подкатили слезы. Слабые колени подвернулись, и Каролина буквально повисла на руках мужа, открывая рот в беззвучном рыдании. — Тшш, — шептал он в ее волосы, проводя носом по макушке, касаясь щекой скулы, — шшш, я здесь. Теперь все в порядке. Тебе больше не нужно ни о чем беспокоится. Я здесь. Все в порядке. Сокрушенный вой пронесся над поверхностью воды и исчез в теплом ночном воздухе, подхваченный горячим паром. Отчаянный плач, громкий и открытый сотрясал тело девушки, выплескивая множество эмоций, что она прятала за стенами. Дрожь волнами проходилась по натянутым мышцам. Ее ломало и знобило. Клыки выступили наружу. Вены налились. Каролина почти не чувствовала этих изменений. Все ее сознание, все ее существо сосредоточилось на крошечном островке, где руки Клауса прижимали ее к своему телу. Был он. Только он. С ней. Рыдания срывали горло. Снимали с нее кожу, оставляя голой и беззащитной в объятиях страшного волка, притворявшегося ягненком. Но это был ее волк. И Каролина выплюнула, выдохнула и вырвала из себя ту часть, которая стремилась быстро и решительно победить. Это было неважно. Чертова человечность была не важна. Пусть сгорит, пусть сгинет. Даже если бы мир рухнул в тот момент, она бы умерла счастливой. Она сломалась. Проиграла еще до начала партии. Еще до создания игры. Она проиграла, когда впервые взглянула в серые глаза Клауса. Когда приняла решение выйти за него замуж. Все остальное было неважно. Мир с его войнами, люди и бессмертные с их эмоциями. Она боролась чертовы двенадцать лет, низводя себя до пепла ради Клауса. «Тебе не нужен будет такой муж». «Мне нужен ты». Истина. Единственная и жестокая, пронзила сознание Каролины полузабытым воспоминанием. Он был нужен ей. Только он. Сейчас и всегда. Девушка закрыла глаза, принимая поражение.

***

Это было просто. Раздражающе просто. Его прекрасная жена дрожала в его руках и все, что было нужно, — это прижимать ее покрепче, пока эмоции не иссякнут, оставив лишь опустошенную оболочку, которую можно будет заполнить нужными ему чувствами. Клаус почти пожалел, что не разбудил ее раньше, но сразу же одернул себя. Было бы слишком опрометчиво с его стороны предполагать, что борьба закончена. Мужчина искренне надеялся, что последние полвека не разрушили его несокрушимую супругу, ведь в противном случае он будет разочарован. Ему хотелось борьбы. Это было лучшее средство от скуки, постепенно начавшей одолевать Клауса. Вкакой-то момент у него возникло ощущение, что Элайджа намеренно удерживает Каролину мертвой, лишь бы в очередной раз заставить брата сходить с ума. Но это было не в натуре Элайджи. Тем более сейчас, когда старший брат так сочувствует несчастному младшему. Мужчина едва заметно усмехнулся, скрывая улыбку в пышных, хоть и неприятно коротких волосах жены. Он ждал сорок лет, чтобы увидеть, как золотистые локоны струятся по ее голой спине, совершенно не подумав о том, что те не могли вырасти, пока девушка лежала мертвой. Коул много говорил о Каролине и о времени их путешествия, умудряясь при этом не рассказывать почти ничего. Это была одна из потрясающих способностей молодого человека, о которой хорошо знали члены семьи, и которая могла сбить с толку любого незнакомца. Тем не менее, Клаус терпеливо, по крупицам собирал сведения о жене. Он был уверен, что готов к их противостоянию. Возможно, на него уйдет больше времени, чем изначально планировал мужчина. Каролине требовалось восстановиться. Успокоиться, снова стать сильной, а не этой развалюхой, рыдающей на руках мужчины, которого она явно опасалась. В таком состоянии Клаус мог завершить их противостояние за несколько ходов, и это удручало. Он слишком уважал свою жену, чтобы позволить ей проиграть столь жалким образом. Привкус приближающейся войны будоражил кровь не меньше, чем все те развлечения, которыми мужчина окружал себя последние несколько лет. Поэтому Клаус решил проявить терпение и подавить низменные порывы. Он хорошо умел играть в долгосрочной перспективе, и это всегда было интереснее, чем быстрые победы. Особенно, когда дело касалось Каролины. Как только она придет в себя, их жизнь превратится в поле боя. В конце концов, волк умрет в своей шкуре. Только в одном мужчина был полностью уверен даже после сорока лет в разлуке: жена никогда его не покинет. Она показала свою отчаянную зависимость, когда уезжала с Коулом. Когда согласилась на жизнь с безумным и бесчеловечным супругом. И это станет ее поражением. В серых глазах появился торжествующий блеск. Конь на C6.

***

Они полулежали на ступеньках бассейна. Каролина на одну ниже Клауса. Вода доходила ей до шеи. Голова девушки устало прислонилась к плечу мужа, сидевшего за ее спиной. Его руки все так же обнимали ее, сковывая движения, а нос неустанно поглощал воздух вблизи светлых волос, как будто мужчина не мог насытиться. Ее охватило спокойствие. Уже очень много лет Каролина не испытывала его. Простого чувства удовлетворения от нахождения с Клаусом в одном помещении. Когда-то они могли лежать так и молчать часами, думая каждый о своем. Могли часами говорить. Она лениво подумала о том, что глупо недооценила того терпеливого, умного игрока, которым был ее муж. Конечно же, он скроет ненависть. Их партия не будет простой. Они никогда такими не были. Каролина предположила, что уверенность и спокойствие Клауса исходят из того факта, что он знал: она не покинет его. Она приехала и будет бороться за него до тех пор, пока один из них не одержит победу. Возможно, даже он. Почему-то эта мрачная мысль не вызвала у девушки беспокойства. Все напряжение, сковывавшее ее еще час назад, расплавилось в крепких объятиях и растворилось в горячей воде. Каролине не хотелось думать и принимать решения, не хотелось задавать вопросы, которые несомненно вызовут новые волны эмоций. Покой был мечтой, из которой она не собиралась выныривать до тех пор, пока не начнет задыхаться. — Ты знаешь, мы не обязаны делать это сейчас, — словно читая ее мысли, прошептал змей-искуситель. — Да, — едва слышно выдохнула она в ответ, и больше в тот день они не произнесли ни слова. Каролина проснулась непривычно поздно. Яркий солнечный свет заливал большую спальню, и на вилле велась активная жизнь. Девушка прислушалась, отметив, что во всем здании слышны лишь голоса и действия слуг и рабов, но не было ни одного признака присутствия людей со вчерашней оргии. Кто успел разогнать их и когда? Значит ли это, что Клаус прислушался к ее словам о неприязни? Или он и так планировал выгнать их на следующий день? Каролина не была уверена, какой вариант звучит более правдоподобным. Она только начала заново изучать характер собственного мужа. Девушка потянулась, раскидывая руки в стороны. Вторая половина кровати была пустой и холодной. В комнате Клауса не было. Каролина начала вспоминать произошедшее, пытаясь разобрать картину на фрагменты, но почему-то почувствовала внутреннее сопротивление, — ей не хотелось анализировать действия мужа. Прошлым вечером они очень долго сидели в бассейне, а затем безмолвно выбрались из воды, оделись и дошли до спальни. Всю ночь мужчина обнимал ее, прижимая к своей груди, поглаживая по волосам, передавая свое спокойствие и уверенность. Каролина не думала, что сможет уснуть, но отключилась неожиданно быстро. Кошмары не тревожили ее. Откинув полупрозрачный балдахин, девушка спустилась с кровати. Вчерашняя туника помялась, палла лежала на сундуке в другом конце комнаты. Каролина так спешила, что даже не взяла с собой запасную одежду. Тем не менее, она пока не планировала покидать пределы спальни. Это было место, где Клаус обитал последние несколько лет, и было бы глупо не воспользоваться возможностью осмотреться. Хозяйские комнаты перетекали одна в другую, занимая почти весь второй этаж. По их периметру тянулся балкон, выходивший на северный перистиль. Окна были задрапированы шелковыми тканями, на роскошно обитой мягкой мебели лежало множество подушек, расшитых затейливыми узорами, слишком маленьких, чтобы спать на них. Каждый уголок кричал о богатстве, а сам воздух в помещении был пропитан духом востока, совершенно не укладывавшемся в ту картину мира, которую представляла Каролина из свитков об истории Римской империи. Переходя из комнаты в комнату, девушка не смогла обнаружить ничего, что достаточно ярко свидетельствовало бы о существовании здесь Клауса. Его сундук стоял в спальне, но кроме этого, возникло ощущение, что мужчина и вовсе не посещал хозяйские покои. Так было до тех пор, пока она не обнаружила кабинет. Девушка открыла дверь, осмотрелась и замерла прямо в проходе. Пол был усыпан пергаментными листами. На столе лежал упавший сосуд для чернил, под ним растянулось застывшее черное озерцо, частично стекшее на пол. Ветра не было, но он вполне мог сотворить этот бардак. Каролина наклонилась и взяла один из листов, хотя она прекрасно видела, что изображено на каждом из них, и могла предположить, что было на тех, что оказались перевернуты. Она. Везде она. Выражение лица девушки менялось от рисунка к рисунку. Клаус изображал ее с длинными волосами и с короткими, как будто не мог определиться, что ему больше нравится, или вспомнить, какой она была в последний раз. Стили портретов менялись, как и атмосфера на них. Какие-то были легкими и теплыми, другие — мрачными и зловещими. На некоторых она была заколота клинком. На других сама держала оружие. Были портреты в полный рост, но куда чаще мужчина рисовал ее по плечи. На каких-то листах, на многих на самом деле, Каролина обнаружила лишь глаза, то цветные, подведенные голубой краской, то зарисовки, заштрихованные до мрачной темноты. Это было безумие. Оно разлеталось по комнате, растекалось по листам чернилами и красками, стекало в стыки между каменными плитами на полу. Абсолютное безумие и оно, странным образом наполнило сердце девушки уверенностью. Клаус не мог жить без нее. Это не изменилось. Он нуждался в ней и не собирался отпускать. Каролина поняла, что воспользуется этим. Стратегия в ее голове становилась все более ясной и пугающей. Именно стоя здесь, среди разрозненных частей жуткой головоломки по имени Клаус, девушка начала осознавать, насколько большим количеством фигур ей придется пожертвовать. И все же, это было его поражение. Она буквально держала его в руках. Нужно лишь правильно рассчитать свои ходы. Слон на B5. Послышался звук открывшейся двери и тихие шаги. Каролина не сдвинулась с места. — Выспалась? Голос за ее спиной был спокойным, даже мягким, чем вызывал настороженность. Так убийца утешает жертву перед тем, как вонзить в нее клыки. Девушка заставила себя успокоиться и повернуться. Их взгляды пересеклись. До странного неуютное чувство поселилось под кожей Каролины. Она рассматривала голубые переливы на светло-серой радужке и вдруг осознала: та была непривычно холодной. Почти прозрачной. Клаус всегда смотрел на нее с некоторой мягкостью, нежностью, со всем тем, что, объединяя, можно было бы грубо обобщить простым словом — любовью. Все исчезло, утонуло в глубине его сердца и покрылось слоем льда. — Да, — тихо ответила Каролина, а затем добавила: — спасибо. Ей показалось это честным. Выражение лица Клауса было непроницаемым и все же, в его глазах мелькнуло что-то. Что-то, что показало девушке, — он понял и принял ее благодарность. Мужчина сделал шаг вперед и неожиданно остановился. — Ты все еще напряжена, — заметил Клаус. Он не уличал ее во лжи, однако Каролина почувствовала себя неприятно, будто муж снял с нее кожу и рассмотрел все вытекающие из кровавых борозд мысли и чувства. — Все же, это из-за меня, — задумчиво продолжил говорить мужчина, — почему? Из-за эмоций? Они настолько старательно избегали этой темы прошлым вечером, что девушка оказалась не готова к прямому вопросу. На самом деле, отброшенная человечность волновала ее куда меньше, чем возможная ненависть. Каролина ожидала мести со стороны мужа, но не могла представить, в какую форму она выльется. — Ты сказал, что не можешь ненавидеть меня больше, чем любить. Ты не сказал, что не ненавидишь меня. Мужчина улыбнулся и осторожно приблизился еще на шаг. Выражение его лица было скорее зловещим, чем мягким. Он протянул руку и коснулся кончиков пальцев Каролины. Провел по ним невесомо, едва касаясь, а затем нежно подхватил и поднес к губам, целуя обручальное кольцо. Жест выбил почву из-под ног девушки. — Мне досталась прекрасная, умная жена. Он не отрицал. Теплое дыхание овеивало кожу, большой палец осторожно поглаживал ладонь, а серые глаза внимательно и испытующе всматривались в голубые. Что он хотел увидеть? Слова мужчины отличались от его же речи в Агде, где Клаус напрямую заявлял о своей неприязни. Словно он давал ей… возможность? Каролина сделала полушаг навстречу, меняя положение руки, переплетая их пальцы. — Что я могу сделать, Ник? Что мне сделать для тебя? Этого ты хотел? Скажи, что сделать, чтобы погасить твою ненависть? — А ты сделаешь все, что угодно? — тягуче прошептал Клаус. Его улыбка вызывала все то же пугающее, колючее чувство в животе, а рука сильнее, почти до боли сжала пальцы девушки. — Ты знаешь, что да. Она была готова к этому. Каролина ехала в Константинополь, приняв твердое решение позволить мужу выплеснуть на нее весь его скопившийся гнев. Она верила, что заслужила ненависть Клауса после того, как оставила его. После того, как глупо проиграла. Вся его ярость не могла сравниться с той, что девушка уже испытывала по отношению к себе. Любое его наказание стало бы искуплением для нее. — Каролина, — выдохнул Клаус. Его улыбка спала, глаза стали глубокими и серьезными, — прости меня. За то, что не вынул клинок, когда проклятье спало. За то, что невольно ввел тебя в заблуждение и заставил страдать. У меня не было намерения причинить тебе боль. Мысли и чувства смешались. Она лепила друг к другу кусочки мозаики, но стоило отойти, как картина оказалась неправильной. Искривленной. Каролина чувствовала себя дурой. Глупой маленькой девочкой, не способной отличить белое от черного. Где была истина? Он ведь не мог лгать, не так ли? Он давал слово никогда не лгать ей. — Тогда почему? Клаус криво улыбнулся. В его глазах виднелось сопротивление, нежелание вспоминать что-то, и все же, мужчина пересиливал себя. — Я был… не в лучшем состоянии после проклятья. Мне нужно было… время, чтобы… забыть то, что произошло. Их сцепленные руки висели внизу. Каролина выпустила лист пергамента, который все еще сжимала, из другой руки, и поднесла ее к лицу мужа. Осторожно, взглядом спрашивая разрешения. Когда ее ладонь приблизилась к щеке мужчины, он сам уткнулся в нее, принимая ласку. Едва заметная щетина щекотала кожу. — Я могла помочь, — прошептала девушка, оглаживая кончиками пальцев линию скул. — Кэр… Клаус выглядел как человек, который должен был сказать что-то, о чем не хотел говорить. — У тебя вчера была истерика, дорогая. Буквально от нескольких моих слов. Это тебе нужна помощь. Последний полушаг, и их лбы столкнулись. Рука Каролины упала на плечо мужа, скользнув по его лицу. Он дышал ею. Она не смела сделать вдох. От щемящей нежности этого простого жеста, по спине девушки прошла тысяча иголок волнения. Гордость на мгновение взметнулась в ее груди и тут же утихла. Клаус успокаивающе поглаживал большим пальцем ладонь жены, и ее напряжение спадало, растворяясь в горячем воздухе между ними. — Позволь мне помочь, — прошептал мужчина. И снова этот манящий, искушающий яд в его тоне. Он уводил Каролину все дальше от цели, и она понимала это частью сознания. Понимала, что пока Клаус ведет себя так нежно и заботливо, ей будет сложно увидеть в нем отсутствие человечности, а значит — невозможно вернуть ее. Но ей так хотелось поддаться. Прошлая ночь была прекрасной. У нее могло бы быть еще множество таких ночей, если бы она просто позволила ему… Девушка опустила голову вниз, туда, где соприкасались их тела. Губы мужчины коснулись ее макушки. На полу лежали портреты. Каролина взглянула в собственные голубые глаза и вспомнила, что сделала ход. Клаус понял это. Она знала, что он понял. Был ли это его ход? Девушка резче, чем хотела, вскинула голову и всмотрелась в серые глаза напротив. Нет. Это не часть их противостояния. Странно, но она была в этом уверена. — Мы не сможем вечно избегать разговора об этом. О твоей отброшенной человечности. О моем желании ее вернуть. О том, что я сделала, пока ты был проклят. О том, что ты пережил в это время. — Я не избегаю, — спокойно ответил Клаус, — я предлагаю его отложить. Каролина пыталась понять, какие цели он преследует, и с ходу могла назвать сразу несколько, однако это не отменяло того факта, что мужчина прав. Она не была в порядке. Уже очень давно. Он подавил свои эмоции, а она до сих пор переживала каждое мгновение прошедшего полувека из тех, что помнила. Пары месяцев в спокойной обстановке Афин было слишком мало, чтобы по-настоящему пережить и справиться со всем, что случилось. Никто не мог собрать ее по частям лучше, чем Клаус. Пусть даже он, скорее всего, планировал заменить некоторые из них в процессе сборки. Но ведь и она так делала. Она собрала его и склеила после смерти Эстер и побега из дома. Слепила из него то, чего хотела сама, избавив от ряда бесполезных деталей. Отсутствие человечности могло превратить его в чудовище, но это чудовище создала и взрастила она. Взгляд голубых глаз стал сосредоточенным и жестким. Пальцы левой руки сильно сжали руку Клауса в хватке, пальцы правой — впились в его плечо. — Ты знаешь, я доверяю тебе все, что имею. Свою душу, тело и сердце. Не предавай моего доверия, Никлаус. Он не смог скрыть торжества в глазах, как и довольную улыбку, возникшую на лице. Мужчина поднял их сцепленные руки и, ловко повернув кисть жены, оставил на ее пальце рядом с кольцом еще один мягкий поцелуй, продолжая смотреть глаза в глаза. — Я бы не посмел. 1169 год, август. Романия, Константинополь Каролина стояла на балконе второго этажа городского домуса, в котором остановились члены семьи в Константинополе, и смотрела на то, как журчит фонтан в перистиле. В ее голове крутилось множество мыслей и планов. Непрерывный поток размышлений прервали тихие шаги. Ребекка остановилась рядом и тоже положила предплечья на перила балкона, свешиваясь вниз. Сестра молчала. Каролина уже хотела начать диалог, как вдруг заметила что-то, нахмурилась и сделала глубокий вдох, чтобы подтвердить опасения. — Играешь с огнем, Ребекка, — медленно, с расстановкой, произнесла девушка, продолжая смотреть вниз. — Я была осторожна. Ника даже в городе нет. С губ Каролины сорвался тяжелый вздох. Она подалась вперед и, опершись на локти, опустила лицо в ладони. — Я снимаю с себя любую ответственность с этого момента. Я предупреждала тебя, Бекка. Все, что дальше произойдет, — будет только на твоей совести. Повисло тяжелое молчание, во время которого Каролина успела тысячу раз проклясть сестру за доброту и наивность, а затем тысячу раз урезонить себя, ведь она так старалась сохранить в Ребекке эти качества. — Хорошо.

***

Вода была горячей. Каролина медленно плыла, слушая плеск у каменного края бассейна. Звуки города за стенами домуса стали лишь шумом, к которому девушка давно привыкла. Солнечный свет заливал пространство термы, создавая тени в углублениях под крышей. Ровные ряды колонн удерживали узкий балкон, намного меньший, чем на вилле. Это был один из самых богатых и старых домов в городе. Запах человеческой крови и шорох снимаемой одежды заставили Каролину повернуть голову вправо. Конечно, она слышала шаги, но только, когда они приблизились к бассейну, стало понятно, что это не мог быть кто-то из деверей или слуг, ведь девушка плавала обнаженной. На самом деле, Каролина думала, что к ней пришла сестра. Вместо этого неподалеку от чаши бассейна стоял Клаус и стягивал окровавленную тунику. — Дорогая, — с усмешкой поздоровался мужчина. Каролина окинула его тело внимательным взглядом и проплыла мимо. — Тебя не было три дня. — Скучала? Раздался плеск воды, девушка на ходу перевернулась и продолжила плыть на спине. — Думала, не пора ли искать нового мужа. — Так просто тебе от меня не избавиться, — почти что промурчал Клаус, смывая кровь с рук на каменные плиты рядом с бассейном. — Да, — меланхолично протянула она, — ты опробовал больше способов, чем я смогла бы придумать. — Ты себя недооцениваешь. Каролина замолчала, наблюдая, как мужчина моется перед тем, как опуститься в бассейн. Даже отворачиваясь, она чувствовала внимательный взгляд, ласкавший кожу спины. Он никогда не переставал наблюдать. Клаус мог исчезнуть на несколько дней, но даже тогда девушка продолжала ощущать рядом его присутствие. Каждую ночь, что они проводили вместе, Каролина засыпала первой и могла только предполагать, как долго еще мужчина лежал, рассматривая ее. Иногда, когда она просыпалась, он был рядом, но чаще кровать оставалась пустой. Если же девушка вставала первой, то лопатками чувствовала горячий взгляд, преследовавший ее по всей комнате. Как хищник, Клаус терпеливо выжидал момента, когда жертва почувствует себя в безопасности. Его взгляды волновали ее. Вызывали тянущее ощущение под кожей. Возбуждение. Предвкушение. Трепет. Он наблюдал за ней, медленно спускаясь в бассейн. Девушка остановилась и коснулась ногами дна ровно в тот момент, когда Клаус опустился в воду по грудь и разлегся на ступенях. Не разрывая зрительного контакта, она оттолкнулась от каменных плит и позволила телу всплыть, откидываясь на спину, а затем продолжила двигаться к бортику. В тишине слышались только равномерные сильные гребки и сопровождавший их плеск. Прикосновение к ступени, разворот, и она поплыла обратно. Мужчина не сводил с жены глаз, не скрывая темной волны желания, бушующей в них. — От тебя сильно пахнет кровью, — заметила Каролина, проплывая мимо. Он приподнял уголки губ в слабом подобии улыбки, закрыл глаза и сделал глубокий вдох. — А от тебя гранатами, — раздался будоражащий шепот, в приоткрывшихся глазах мелькнул лукавый огонек, — хочешь запереть меня в своем царстве? Девушка остановилась в центре бассейна. Ее ленивый, блуждающий взгляд медленно прошелся по телу мужчины от макушки до кончиков пальцев. Губы скривились в усмешке. — Этого хочешь ты,— имитируя тягучую, манящую интонацию мужа, прошептала Каролина. В мутных разливах на радужке Клауса мелькнули искры сдерживаемых эмоций. Пальцы сжались на ступенях. Девушка представила, как они сжимаются вокруг ее горла. О чем он думал? Их горячие взгляды пересеклись, и мужчина через силу расслабил мышцы на руках. На шее пульсировала напряженная вена. От жажды в серых глазах напротив, в горле скапливалась слюна. Под кожей тлело желание. Вода колыхнулась, когда Каролина сделала шаг в сторону Клауса. Вена на его шее стала биться чаще, но кроме этого почти ничто не выдавало чудовищного напряжения, скопившегося в теле мужчины. Ощущение контроля возбуждало. Сворачивалось внизу живота тугой спиралью и побуждало к действиям. Девушка прикусила губу и сделала еще один шаг, оказавшись всего в паре сантиметров от колен мужа. Отношения, прежде построенные на любви, понимании и доверии, теперь, словно прошедшие сквозь зазеркалье, отражали только желание, напряжение и взаимное недоверие. Единственными прочными тросами, что связывали супругов, остались данные ими обещания. У Каролины возникало ощущение, что она играет те же ноты, но на другом инструменте. Она вроде бы знала их, могла повторить с закрытыми глазами, но все же теперь они звучали иначе. Как-то неправильно. Искаженно. Завораживающе. Девушка наклонилась, опустила ладони на колени Клауса и проследила путь по его бедрам, разводя их в стороны, вклиниваясь между ними и ловя губами глубокий, тяжелый вдох, сорвавшийся с его губ. Он высунул язык, пытаясь облизать ее рот, и Каролина тут же укусила его, вцепившись клыками, раздирая до крови и заставляя мужа с силой вцепиться в каменные плиты, лишь бы не коснуться ее. В воздухе повис полустон и запах крови. Алые струйки стекали по подбородку девушки, а черные вены пульсировали под глазами. Клаус продолжал смотреть на нее все с той же безумной жаждой. Каролина испытывала почти наркотическую зависимость от этого взгляда. Частью сознания она понимала, что муж достиг своей цели. Он вернул ее к жизни и изменил под себя. С каждым днем, что они сплавлялись и склеивались, извращая все то, что когда-то строили, девушка со страхом и нездоровым интересом размышляла о том, смогут ли они хоть когда-то вернуть все в прежнее русло. И точно знала, что нет.

***

Клаус закрыл глаза, откидывая голову назад. Тело начало сползать вниз по ступеням, и его затылок ударился о камень, а Каролина с выдохом рухнула сверху, вцепившись острыми ногтями в кожу на плечах мужчины. Воздух вокруг них стал тяжелым и удушливым. Клаус чувствовал возбуждение жены, и его собственное становилось все мучительнее. Он ненавидел сдерживаться. Мягкая и подтянутая женская нога потерлась о внутреннюю сторону бедра мужчины, вынуждая его заскрипеть зубами. Вены под веками уже начали наливаться черным, и Клаус проклинал тот день, когда решил, что позволить жене взять контроль в постели, — будет прекрасной возможностью добиться ее доверия. Он получил ее тело, но все еще не добрался до разума. Та невидимая, неслышная борьба, что едва заметно велась между супругами, успела наскучить мужчине. Осторожность выматывала. Каждый день он вынужден был следить за собой. За каждым шагом, словом и мимикой. Потому что она видела все. Каролина забралась под его кожу и пыталась вывернуть ее наизнанку, но пока слишком слабо и ненавязчиво. Как залетевшая в дом бабочка, которую не прибить из-за красоты и не выпустить из-за жадности. Клаус ждал, когда тактика жены станет более агрессивной. В ее прекрасных и непривычно холодных голубых глазах мелькали расчет и недоверие. Даже сейчас, когда девушка одну за другой закинула ноги на бедра мужчины и вжалась в его тело своей разгоряченной нежной кожей, доводя до исступления, на ее радужке он все еще видел мутную тень осторожности. Язык Каролины прочертил влажную дорожку по шее мужа, оставляя за собой красные разводы. Кровь стекала по подбородку мужчины и капала в воду, расползаясь по гладкой прозрачной поверхности. Кожа горела. Там, где их тела соприкасались, все равно что выжигался след каленым железом. Не сдержавшись, Клаус дернул бедрами вверх и вперед, вынуждая девушку прижаться сильнее, чтобы не упасть, создавая трение, в котором он отчаянно нуждался. Волна удовольствия прошибла тело, а в следующее мгновение Каролина с рыком сжала шею мужа сильными пальцами и вдавила его в плиты термы. Острые ногти оцарапали кожу. Клаус зашипел. Их горячие взгляды столкнулись. Злость в голубых глазах вызвала возбуждение. Каролина выпустила клыки, словно предупреждение. Он успел почувствовать ее руку между ног, а в следующую секунду девушка прикрыла глаза, резко приподнялась и так же резко опустилась вниз. Два стона взвились в воздух и растаяли в клубах пара. Взгляд Клауса расплылся, и он до боли впился пальцами в каменные плиты бассейна, ощущая горячее, влажное тепло, сжавшее его член. Кожа пылала. Каролина все еще удерживала его за шею и начала быстро, жестко двигаться, выстанывая звонкие, сладкие звуки. Он чувствовал ее взгляд. Внимательный. Испытующий. Жаждущий. Он знал, что она делала. Сдерживалась, доводя его до безумия. Выворачивала на изнанку, вынуждая показывать чувства, которые он не мог спрятать в плотном тумане возбуждения. Клаус не мог скрыть ненависти, бурлящей в его груди. Жена ограничивала его, зная, чего он хочет. Она использовала его как мальчишку, посмевшего бросить взгляд на королеву. Каждую клеточку тела тянуло от боли, настолько он хотел стереть это высокомерное выражение с лица девушки. Он хотел обхватить ее руками, остановить и трахать всю ночь так медленно, что она начала бы умолять о пощаде. Она бы извивалась, плакала и закатывала глаза от удовольствия. Он бы склонился над распростертым внизу хрупким женским телом и сжал бы его так, что она не смогла бы пошевелиться. Он бы выходил из нее и ждал, замерев у самого входа, ждал бы, пока она не начнет умолять, закусывая губы до крови, обещая ему все, что он захочет услышать. Он бы наблюдал, как подпрыгивают вверх острые, налившиеся соски, и обдавал бы их горячим дыханием, не прикасаясь. Он умирал и возрождался бы на ее губах, целуя с непозволительной нежностью, а затем вгрызаясь в мягкую плоть с отчаянием оголодавшего сироты. Каролина закатила глаза. Темп стал безумным. Клаус шипел и сжимал пальцы на ногах, чувствуя, как сокращается лоно жены, ощущая, что их борьба еще не окончена. Ненависть в его глазах вызывала у нее приток удовольствия, оставляя на языке горький привкус поражения. Неожиданно девушка начала замедляться, громко застонав и подавшись вперед. В мгновение, когда ее грудь прижалась к груди мужчины, он сорвался. Горячие пальцы впились в нежные женские бедра, вынуждая ее сделать еще несколько резких, быстрых движений. Клаус застонал и зажмурился, не обращая внимания на то, как усилилась хватка на его шее. Каролина не могла убить его, в отличие от оборванного оргазма. Наслаждение пронзило позвоночник. Каждая мышца в теле напряглась, пока он с жадностью прижимал к себе податливое горячее тело, изливаясь в него. Воздуха стало не хватать. Клаус поспешно вернул руки на бортики бассейна, но прошло еще несколько секунд, прежде чем хватка на его горле начала слабеть. Мужчина закашлялся. Воздух драл сдавленное горло, связки слегка покалывало, пока они восстанавливались. — Мы обсуждали это, Никлаус, — холодным, недовольным голосом медленно произнесла девушка, не слезая с него. Мужчина приоткрыл один глаз и взглянул на свирепую воительницу, величественно возвышавшуюся над поверхностью воды. Гнев тугими прочными хлыстами сворачивался в его груди, но Клаус намеренно сдерживал его и скрывал. Он знал, что спокойное, удовлетворенное выражение лица куда быстрее выведет Каролину из себя. — Я помню, — тихо пробормотал мужчина и лениво откинулся на ступени. Горло полностью прошло, а по телу разливалась приятная нега. В данный момент ему не хотелось вступать в очередной спор. Наслаждение притупило жажду борьбы. — Ты обязался не прикасаться ко мне без моего разрешения. Голубые глаза сверкали морозным пламенем. Каролина закипала. В то время как злость девушки казалась почти осязаемой, тихая ненависть внутри Клауса продолжала незаметно нагревать кровь, но пока еще не кипела, а потому ее легко было скрыть за показным равнодушием. Мужчина пожал плечами и спокойно заметил: — Я твой муж. Если бы он приглядывался к лицу жены чуть внимательнее, то успел бы среагировать должным образом, но Клаус еще плавал в мягкой неге, а Каролина умела словами резать так же быстро и жестоко, как клинком. — Ты часть моего мужа. Всего лишь его память, обернутая в равнодушие и ненависть. Пустая, неполноценная оболочка. Последние слова она выплюнула с искренним презрением. С такой злостью и скрытой горечью, что тлеющие искры ярости в груди Клауса мгновенно превратились в пламя. Он не смог скрыть вспышку злости на дне серых глаз и сразу же увидел торжество в глазах напротив. Если бы он только мог убить ее… Насколько же проще стала бы его жизнь. Клаус мечтал убить Каролину так часто, что успел узнать, где Элайджа держит клинки и куда может их перепрятать. К сожалению, мужчина не мог себе этого позволить. Ей нельзя было навредить иначе, чем оружием охотников, а от того ее мог в любой момент спасти каждый из членов семьи, после чего, единственным, что будет трахать Каролина, станут мозги Клауса. Он не был готов так рисковать. Поэтому мужчина проглотил собственную ярость, чуть не подавившись ею, и заставил мышцы лица расслабиться. Взбунтовавшиеся на мгновение эмоции заглохли под весом тяжелой плиты, которую Клаус на них обрушил. — Смотрю, моего гнева ты перестала бояться, — холодно и жестко произнес мужчина. Каролина оттолкнулась от его тела, соскальзывая с коленей и, коснувшись одной ногой дна, отплыла назад на несколько гребков. Ее лицо потеряло торжествующий вид, однако стало не настороженным, как ему хотелось, а скорее задумчивым. Это откровенно раздражало. — Вот, что ты думал было источником моего напряжения? Страх? — она, не сдержавшись, фыркнула, — я никогда не боялась тебя, Никлаус. — Тогда почему? Почему ты вела себя так осторожно рядом со мной? В его лицо впился испытующий, внимательный взгляд, но судя по тому, как едва заметно сошлись к переносице светлые брови, девушка не нашла ответов на свои вопросы. Что она пыталась рассмотреть? Каролина отплыла еще дальше. — Потому что я все еще воспринимаю тебя как опасного незнакомца, дорогой. Доверие формирует не только время, но и поступки. Он прищурился и оттолкнулся от камня, разводя руки в стороны на поверхности воды. Ее слова можно было рассматривать, как провокацию или же как приглашение к действиям. Клаус всматривался в лицо жены, пытаясь понять, предлагала ли она ему продолжить ту партию, что они начали семь месяцев назад. — Что мне сделать, дорогая? Обращение звучало насмешкой. Ладони, а затем и ягодицы Каролины коснулись горячих ступеней бассейна на другой стороне. Он нагонял быстрыми уверенными гребками и заметил тень удовольствия в глазах жены. Ей всегда нравилось преследование. Стоило Клаусу остановиться, как девушка обожгла его насмешливыми словами: — Неужели маска хорошего мальчика, наконец, натерла тебе лицо? Дернулась какая-то мышца на лице. Мужчина силой вынуждал себя сохранять спокойствие. Она была близко, на расстоянии руки от него, и в то же время отвратительно далеко. Во всех возможных смыслах. Ее хитрый и расчетливый разум оставался запутанной ловушкой, в которую Каролина успешно заманивала его день за днем. Пыталась снять с него кожу, чтобы достать все скрытые и отброшенные эмоции, выпустить их на свободу и дать ему захлебнуться в них. Взгляд Клауса стал острым и тяжелым. — Если я сниму ее, ты будешь верить мне больше или меньше? — Полагаю, нам предстоит это выяснить. Девушка нагло усмехнулась и резким движением поднялась во весь рост на одной из верхних ступенек. Вода с плеском обрамила ее ноги. Капли стекали по светлой коже, маня провести по ней языком. Клаус зачарованно наблюдал за тем, как жена выходила из бассейна. Уже у самой двери Каролина вдруг повернула голову и взглянула на него, оставшегося на месте. — Спасибо, Никлаус. Я хочу, чтобы ты знал, что я ценю все то, что ты сделал для меня за последний год. В груди дернулось что-то застарелое, вызвавшее мгновенную, непонятную неприязнь. Он пока не понял, что это было, но предполагал, что скоро узнает. Тем временем, девушка покинула терму. Мужчина смотрел на пустую арку, ощущая, как костенеют мышцы от напряжения. Он испытывал это чувство каждый раз, когда Каролина исчезала из его поля зрения. Постоянное желание видеть ее, осязать, знать, что она рядом и связана с ним, всегда сводило с ума не меньше, чем проклятье охотников. С момента, как Клаус увидел жену, внезапно возникшую на вилле, в самом центре очередной разгульной оргии, счет которым он уже потерял, в него будто ударила молния. Чувства подавленного гнева и ненависти, желания и восхищения всколыхнулись в груди чудовищно огромной волной. Он знал, что однажды она вернется к жизни. Члены семьи слишком любили и уважали Каролину, чтобы позволить ей разделить судьбу Финна. Также Клаус прекрасно понимал, что жена была единственным человеком, способным вернуть ему человечность. Что бы он к ней не испытывал, это никогда не было равнодушием, а стоило девушке оказаться вблизи, как с другой стороны высокой и прочной стены, за которую он выбросил ненужные эмоции, начал раздаваться стук. Он был ненавязчивым и слабым, однако Клаус считал, что тот станет более яростным и сильным, если он попытается каким-то образом навредить Каролине, например. Чего он, конечно же, не стал бы делать. Клаус не был идиотом. Помимо проблемы с эмоциями, которые могли прорваться обратно без его ведома, оставалась проблема самой Каролины. Эта девушка знала о нем все. Буквально. Ее знания могли навсегда уничтожить, как его отношения с семьей, так и его самого. Она была умна, расчетлива и жестока. Клауса безмерно восхищали эти качества, но ему не нравилось то, что они оказались направлены против него. Мужчина собирался сделать все, чтобы ее гениальный разум вернулся на его сторону. Клаус закрыл глаза и, набрав полные легкие воздуха, позволил телу опуститься на дно бассейна. Вода сомкнулась над его головой. Сегодня он почувствовал, что может наконец-то сделать ход. Ответить на ту явную провокацию, что сверкала в глазах девушки, когда она обнаружила его одержимость год назад. Заставить ее сомневаться. Оттолкнуть, а затем потянуть на себя и продолжать так до тех пор, пока она не сдастся. Воздух начал медленно покидать его легкие. Она сдастся рано или поздно.

***

Каролина лежала на мягкой кровати. В воздухе разливался запах апельсинов, специй и соли. Темнота поглощала все предметы в комнате, превращая их в расплывчатые тени где-то на периферии зрения. Уснуть не получалось. Девушка маялась, перетекая по пространству кровати то в одну сторону, то в другую. Поверхностная дрема несла с собой кровавые кошмары, которые пропадали только в присутствии мужа, поэтому стоило Каролине вынырнуть из них, как она больше не пыталась снова уснуть. Вместо этого девушка прокручивала в голове события прошедшего года и последних нескольких часов. Впервые освоив шахматы, они с Клаусом все же часто возвращались к хнефатафлу по доброй памяти или по привычке, но с годами первая стратегическая игра затерялась в семейных чемоданах. Партии становились все более длинными и сложными. Они могли играть месяцами, переставляя по фигуре за неделю. Поэтому некоторое затишье на игровой доске не беспокоило. Пока. Убедившись, что Клаус не спешит начинать борьбу, Каролина вначале медленно и с опаской, а затем все более уверенно и активно, посвятила жизнь изучению всего того, что пропустила за прошедшие сорок лет. Мысленно ей все еще тяжело было осознать длину утраченных десятилетий. Девушка могла даже сказать, что чувствовала себя счастливой в этот год, если бы не видела пустоты и равнодушия в глазах мужа, когда он заботился о ней. Нежность, уход и поддержка ощущались, как некоторое механическое действие, которое он помнил, как делать, но не испытывал искреннего желания. В остальных сферах жизнь супругов стала напоминать ту, что была у них до проклятья. Они много общались о литературе и искусстве, о войне, крестовых походах и политике в Романии, о философии и истории. Порой, реплики мужа ставили Каролину в сложное положение. Его мнение, его восприятие мира изменились так разительно, что девушке казалось, она говорит с совершенно другим человеком. Жестокость, прежде бывшая лишь необходимой чертой, теперь доминировала, и это было то, что Клаус при всем старании никак не мог скрыть — полное равнодушие к чужому горю, жизням и проблемам. Каролина прекрасно понимала, что, не обладай она ценностью в глазах мужа, ее постигла бы та же участь, что и остальных окружавших его людей. После первых месяцев, когда эмоциональное состояние вернулось к подобию стабильности, а память о совершенных преступлениях притупилась, девушка начала понемногу испытывать характер Клауса. Его спокойствие было лишь маской, но маской настолько качественной, что Каролине потребовались месяцы, чтобы научиться пробиваться через нее. Она пыталась, искренне пыталась действовать любовью, нежностью и добротой, однако отмахнуться от них мужу оказалось легче, чем от надоедливых насекомых. Тогда девушка решила попробовать методы Коула. Язвительность, хитрость и жестокость стали ее новыми инструментами, чтобы пробить стену, возведенную мужем. Снова и снова она заходила все дальше, позволяя себе, порой, откровенную грубость, лишь бы увидеть отголоски сильных эмоций на дне серых радужек. В конце концов, Каролина не заметила, в какой момент простая радость от возможности пробить железную маску на лице Клауса превратилась в искреннее удовольствие от того факта, что у нее получилось причинить ему боль. Боль стала их новой точкой равновесия. Их платой друг другу в этих странных, удерживаемых страхом, ненавистью и одержимостью отношениях. Девушка заворочалась и перевернулась на другой бок. Сегодня она положила начало новому витку противостояния. Дала мужу понять, что он может сделать ход. Каким он будет? Он привязывал ее к себе заботой целый год. Значит, теперь настала пора оттолкнуть. Показать собственную независимость, причинить боль. Существовало так много способов сделать это. Некоторые из них Каролина даже намеренно создала для мужа, чтобы по возможности минимизировать ущерб. Попадется ли он в ее ловко расставленные ловушки или придумает собственные? Девушка устало прикрыла глаза. Сознание плавало в полудреме. Каролина не была уверена, слышит ли настоящий голос или же это было воображение, однако плавая на границе между сном и реальностью, она почувствовала теплую руку Клауса, нежно коснувшуюся ее руки, пока где-то вдалеке Ребекка смеялась над шуткой Коула, а Элайджа зачитывал вслух стихи.

«Глаза глядят в глаза, зрачки сверкают

На поединке взоров роковых:

Те жалуются, эти отвергают,

В одних любовь, презрение в других.

И слез бегущих ток неудержимый –

Как хор над этой древней пантомимой».

Уильям Шекспир – Венера и Адонис

Партия Каролины и Клауса (начинает Каролина): Пешка на E4 (Тот факт, что Каролину разбудили и она приезжает к Клаусу без предупреждения, сама пешка символизирует начало партии и того, кто вынул клинок, нарушив приказ Клауса). Пешка на E5 (Символизирует поведение Клауса. Спокойствие, терпение, внимание, участие). Конь на F3 (Символизирует честность эмоций Каролины, ее напряжение, дискомфорт, откровенность). Конь на C6 (Символизирует уверенность Клауса в том, что Каролина его не оставит). Слон на B5 (Символизирует то, что Клаус нуждается в Каролине, в ее принятии и ее знание об этом).