Любовь – это обещание

«Насколько уместным и, я бы даже сказала правильным, будет требование сохранения норм человеческой морали в отношении существ, которые вынуждены выживать за счет крови, а порой и вмешательства в разум других людей? Должны ли мы направлять сообщество бессмертных по тому же пути, по которому следуют люди, или же нашему роду необходимо другое направление развития?

Лично я считаю, что независимо от того по каким законам будет существовать наше общество, оно обязано и будет обязано помнить о человеческой морали. Только помня о том, что мы некогда были людьми, мы останемся способны сохранить в себе те эмоции, что принято называть «человечностью». Мне, как никому другому, известно, как время стирает рамки морали. Как меняется восприятие бессмертных в отношении людей. Как все сложнее видеть в них не просто пищу, а самостоятельные личности, целью которых вовсе не является наше насыщение.

Мы обязаны помнить. Мы обязаны уважать чужую жизнь, особенно ту, что более коротка и хрупка, по сравнению с нашей. Мы обязаны оставаться человечными, ибо только человечность отделяет наше сообщество от хаоса и беззакония, в которое повергают его те личности, что отказываются от этих эмоций. Те личности, что ставят под угрозу не только себя, но и раскрытие всего нашего вида и непременно вызовут последующее за этим противостояние».

Трактат о морали

Каролина Майклсон

Десятый год проклятья охотников, лето Двое молодых людей шли вдоль ряда деревенских домов, ловя на себе удивленные и любопытные взгляды. Темноволосый юноша вел под руку светловолосую девушку и не мог сдержать радостной улыбки от того, что она согласилась выйти за него. Уже несколько недель они виделись, выкраивая время для тайных встреч. Девушка была скромной и пугливой, поэтому долго не решалась показаться его родным. Молодой человек приложил немало усилий, чтобы убедить ее, что ему стоит довериться. Теперь он с гордостью вел красавицу через всю деревню, не скрываясь от людских глаз. Впереди уже виднелся дом его семьи, в котором их ждала его старшая сестра. Мать молодого человека умерла несколько лет назад, а его отец еще не вернулся с полей, однако они собирались дождаться его, чтобы по правилам представить невесту. Светловолосая девушка призналась своему жениху, что она будет чувствовать себя уверенно, если вначале встретится с его сестрой и, получив ее женское одобрение, уже после познакомится с отцом. Он был готов сделать для нее все, что угодно. Дверь открылась, и девушка замерла на пороге, застенчиво покраснев. Ее не очень длинные волнистые волосы были заплетены в несколько тонких кос, венчавших голову. Простое, серое льняное платье не могло скрыть красоты его обладательницы. – Ну же, заходи, – с улыбкой сказал молодой человек, потянув подругу за руку. Только после этого она решилась сделать еще один шаг вперед. Так они зашли в дом. Послышался звук прибиваемых к полотну нитей на ткацком станке. Едва дверь закрылась, звук остановился, заскрипели по полу ножки табуретки. Юноша с нетерпением приподнялся на носочки, а затем повернул голову и взглянул в сияющие теплом и любовью голубые глаза своей невесты. Она ободряюще улыбнулась жениху и взглянула в ту сторону, откуда уже появилась его сестра. Молодая женщина с улыбкой выбежала из соседнего помещения и застыла, заметив пару. Возникло ощущение, словно по красивой фреске прошла широкая трещина. Улыбка спала с лица женщины. Черные как ночь глаза настороженно впились в фигуру светловолосой девушки на пороге. Та нежно улыбнулась и подняла руку, провела ею по спине жениха и добралась до его шеи. Пальцы ласково гладили кожу, но в глазах не было и капли тепла. Их холодной жестокостью можно было резать сталь. Заметив, что женщина готова броситься вперед, девушка заговорила: – Не стоит, дорогуша – ее голос был спокойным, даже мягким, а пальцы все так же угрожающе поглаживали шею молодого человека, в глазах которого, неожиданно, образовалась пустота, словно он не понимал, где находится и кем является. Девушка и женщина смотрели друг на друга. Одна – настороженно, другая – с мягкой, пугающей улыбкой. – Люди такие хрупкие, – продолжила светловолосая незнакомка, – я могу случайно сломать его, если ты сделаешь лишнее движение. Так что замри. В лице женщины появилось беспокойство, даже страдание, когда она заметила, что брат никак не реагирует на сложившуюся ситуацию. Ее взгляд метался между лицами молодых людей, пытаясь оценить масштаб бедствия. – Знаешь, что случилось с ковеном в королевстве Галисия? – Какая-то сумасшедшая сука вырезала их всех, – пряча ужас за злостью, гневно выплюнула женщина, уже начиная догадываться, кто перед ней. Девушка улыбнулась шире, но мягкость пропала из выражения ее лица, оставив лишь жестокое удовлетворение. – И сожгла все источники их знаний, – пропела незнакомка, – они оказались совершенно бесполезны, – она щелкнула языком и разочарованно покачала головой, а затем, словно вдруг вспомнила что-то, радостно вскинула указательный палец свободной руки вверх, – а ведь я знаю, где прячется ваш ковен, – рука плавно опустилась вниз, – мне бы не хотелось, чтобы его постигла та же участь. – Что тебе нужно? – Сведения. Всего лишь. Я хочу знать все, что вам известно об охотниках из братства пяти. О проклятье, что несет за собой их убийство. О том, как можно снять это проклятье или о ведьме, или колдуне, способном перенести магию проклятья в другого человека. – Наш ковен не владеет такими знаниями. Девушка сжала пальцы на шее юноши и приподняла брови, показывая, что это не тот ответ, который она хотела бы услышать. – Подожди! – темноволосая женщина сделала шаг вперед, вскинув руки, словно пыталась дотянуться до брата, но не решилась приблизиться еще. – Это правда! Наш ковен не практикует ни темную магию, ни проклятья. Мы занимаемся целительством, травами, восстановлением природы. Умоляю, мы никак не связаны с братством или ведьмой, создавшей охотников! – И все же, ты слышала о них. – Среди ведьм не осталось никого, кто бы не слышал! Духи предков предупреждали нас о смерти, что идет вслед за теми, кто ищет ответы. Все ведьмы во всех королевствах знают о вашем крестовом походе, но у нас нет ответа. Это действительно так! Прошу, не трогайте наш ковен! Девушка наклонила голову и надула губы в издевательском жесте. – Ты почти убедила меня, – она приложила свободную руку к груди, – это прозвучало так искренне! Но как-то глупо полагать, что я не смогу определить твою ложь по биению сердца. Юноша рухнул на колени от сильного давления, и женщина, вскрикнув, сделала еще шаг вперед, но ее остановила рука незнакомки, поднявшаяся указательным пальцем вверх. Девушка укоризненно покачала им из стороны в сторону. – А-а-а, я же говорила: замри. Я выгляжу недостаточно убедительно? Или тебе совсем не дорога жизнь брата? Может, стоит подождать вашего отца? – Нет! Не надо! Наш ковен действительно ничем не может помочь, но, возможно, я знаю того, кто сможет! – Возможно? – Я не знакома с ней лично, – быстро заговорила женщина, – только слышала о ней. Эта ведьма живет в Порту, в графстве Португалия. Возможно, она сможет помочь вам! – Все еще «возможно». Звучит не особо убедительно. – В нашем ковене знают о ней, потому что она пользуется темной магией. Если кто и разбирается в проклятьях, то именно она. Мы избегаем темных магов. Я говорю правду. Вы же знаете, что я говорю правду. Наступила короткая, издевательская пауза, во время которой девушка внимательно разглядывала свою собеседницу. От нее исходил запах страха и отчаяния, вызывавший у хищницы желание еще немного помучить жертву. Усилием воли девушка преодолела это жестокое чувство. – Знаю. Как зовут эту ведьму? – Гразиелла. Ее имя Гразиелла. – Ты знаешь, что случится с вашим ковеном, если я не найду такую ведьму? – Да. Умоляю, отпустите моего брата. Я не обманываю вас. Девушка медленно опустила руку к поясу и, открыв кошель, достала из него небольшой медальон на веревочке. Глаза женщины напротив округлились от осознания. Незнакомка бросила медальон к ногам собеседницы, и тот, ударившись о пол, открылся. На деревянные доски выпал засушенный цветок вербены. Этот медальон сделала женщина для своего брата, чтобы защитить его разум от уловок бессмертных демонов. – Помни, что я могу в любой момент зайти в ваш дом, Мэйт – произнесла последнюю угрозу светловолосая девушка, намеренно обращаясь по имени, чтобы еще больше напугать ведьму, а затем отпустила шею юноши перед собой. Тот продолжил бездумно стоять на коленях и даже не пошевелился в попытке подняться или взглянуть на сестру. – С ним все будет в порядке, – уже повернувшись, равнодушно добавила незнакомка, – скоро придет в себя. И вышла за дверь.

***

Каролина медленно шла по узким улицам портового города в графстве Португалия. Шум, стоявший в порту, был невообразимым. Отвратительные запахи тухлой рыбы, выливающихся на землю под стенами домов испражнений, соленой морской воды, пота и гниющей человеческой плоти раздражали чувствительное обоняние девушки. День был солнечный и жаркий, а потому многочисленные запахи города сплетались в удушливом, тяжелом и влажном воздухе, не позволяя вздохнуть. Одетая в темный плащ фигура с натянутым на голову капюшоном в столь жаркий день определенно привлекала внимание, но куда меньшее, чем если бы Каролина решилась пройтись по улице в женском наряде. Ее грудь и талия были обмотаны рубашкой, создавая видимость мужской фигуры, перчатки на руках скрывали изящные пальцы. Девушка держала руку на мече, предупреждая всех и каждого, что лишний раз приближаться не стоит. Путешествие без Коула было сложным, намного сложнее, чем привыкла Каролина, но она начала справляться с этим после первых нескольких месяцев. Девушка научилась играть множество ролей. Она могла быть благородной леди или проституткой, рыцарем или паломником. В роли мужчины приходилось соблюдать осторожность в толпе, потому что одному собеседнику можно было внушить, что он говорит с мужчиной, а сделать это незаметно в отношении сразу нескольких – невозможно. В Порту Каролина явилась в роли рыцаря. Женщинам здесь нельзя было выходить на улицу без сопровождения мужчины. Они сидели по домам, занимались хозяйством и детьми. Каролина подняла голову и взглянула наверх, где на возвышении виднелись укрепления монастыря, вокруг которого строился город. Эти стены были новыми по сравнению с внешними – остатками стен крепости, возведенной вестготами еще пол тысячелетия назад. Город полз вверх, к монастырю, и девушка по спирали начала подниматься, медленно вышагивая по узким улицам. Она оставила лошадь в конюшне при госпиции, затем пешком спустилась к воротам, уходящим в порт, и оттуда начала поиски ведьмы. С момента, как Каролина начала свое самостоятельное путешествие, она больше не тратила время на бессмысленные опросы местных. Девушка подходила к любому человеку и под внушением спрашивала у него, знает ли он Гразиелу. В случае, если бы у него на теле или внутри оказалась вербена, пульс выдал бы лжеца. К тому же, вербена сама по себе означала, что человек что-то знает о бессмертных или ведьмах. Это был хороший и эффективный способ. Каролина задалась вопросом, почему Коул не пользовался им ранее. Гуманность не была его любимым качеством. Тут девушка споткнулась и усмехнулась в темноту капюшона. «Хитрый ублюдок», – прозвучало в ее голове уже не голосом Клауса, а ее собственным. Только теперь до Каролины дошло, почему Коул всегда был настолько эффективнее и успешнее, чем она в поисках ведьм. Потребовалось всего несколько часов, чтобы найти нужный дом. Девушка медленно прошла мимо, принюхиваясь и прислушиваясь. От входной двери отчетливо ощущался запах вербены. Каролина не была уверена, висят ли цветы внутри дома, или же ими пропитана сама дверь. Она подавила в себе искушение проверить обожжет ли ее дерево, если его коснуться. Следующие несколько дней девушка потратила на то, чтобы изучить жителей дома, их расписание дня, привычки и взаимоотношения друг с другом. У Гразиеллы не было мужа, и Каролина предположила, что он скончался, зато был сын, женатый и имеющий пятерых детей, трое из которых были уже вполне взрослыми, – им явно перевалило за четырнадцать. Все члены семьи носили те или иные украшения с вербеной, которые ничего не стоило снять. Каролина осторожно смогла убедиться, что, по крайней мере, дети не пили вербену, потому что после снятия украшения внушение на них действовало прекрасно. Так девушка получила приглашение в дом, но не спешила им воспользоваться. На самом деле, с фактом о том, что вербену можно принимать внутрь, Каролина столкнулась всего пару раз, – это была очень редкая практика. Тем не менее, она знала о такой возможности и всегда предполагала ее. Закончив с подготовкой, девушка, наконец, постучала в заветную дверь. Звуки внутри ненадолго стихли. Затем один из мальчиков заговорил, желая открыть дверь, но его остановил старческий голос, который произнес что-то на ужасно непонятном Каролине португальском диалекте. Что-то, что она могла примерно перевести как: «Оставайтесь здесь». Долгие несколько ударов сердца девушка ждала. Дверь открылась внутрь. Придерживая створку одной рукой, другой опираясь на трость, в узком пространстве появилась низкая женская фигура. Ее рука на трости слегка дрожала, выдавая ту боль, которую ведьма испытывала просто стоя на месте. Поверх невзрачного черного платья, походившего на вдовий наряд, было навешено множество необычных амулетов из стекла, керамики, дерева и металла. Среди них особенно выделялся небольшой флакончик из стекла, заполненный чем-то красным. Он привлек внимание Каролины по той простой причине, что изделий из стекла в мире в принципе было очень мало. Флакон должен был быть очень старинным. Длинные седые волосы женщины были заплетены в косы и лежали поверх платья, скрывая часть амулетов. На голове, даже дома, был повязан платок. Каролина уже знала, что это Гразиелла. Она знала ее голос так же хорошо, как голоса всех ее внуков. Выражение лица старухи было нечитаемым. Даже Каролине с ее потрясающей эмпатией и столетиями оттачиваемыми навыками чтения по лицам, было сложно понять, о чем думает ведьма. Она не выглядела злой, раздраженной или напуганной. В карих глазах с едва заметным золотым ободком по краю радужки не было отвращения. Это были удивительно молодые глаза на покрытом морщинами и рытвинами смуглом лице. Каролина была заворожена ими. Она уже хотела было открыть рот и начать говорить, но ведьма успела раньше. Звуки, вырывавшиеся изо рта женщины были быстрые и сбивчивые. Она обламывала концы слов, проглатывая их, так что девушка вдруг осознала, что совершенно не успевает переводить. Ее понимание португальского было отвратительно поверхностным, основанным на знании латыни, однако арабский внес свои коррективы в диалект местных, а потому понимать его стало намного сложнее. Члены семьи практически никогда не жили на территории королевства Кастилии или Леон, – эти земли уже не первый век находились в центре Иберийских крестовых походов. Избегать конфликтов людей было разумно, – они могли сколько угодно играть роль аристократов, обсуждающих политику соседних королевств, но при этом им не нужно было быть рыцарями, призванными правителем на поле боя. Из того, что успела ухватить Каролина в речи Гразиеллы было: «синьора Майклсон», что-то про время и «черная поляна». – Черная поляна, – медленно повторила девушка, тщательно выговаривая каждый слог. – Место в лесу, за городом, с черным мертвым деревом. Знаете такое? Каролина осторожно кивнула. – Приходите туда. В полночь. Дверь захлопнулась прямо у нее перед носом. Брови девушки сами собой взлетели вверх от удивления. Сложно было сказать, похоже ли это на ловушку, но приглашение в любом случае звучало чрезмерно драматично. Стоя перед закрытой дверью, Каролина чувствовала себя несколько глупо, поэтому отступила на шаг назад, а затем и вовсе отвернулась, и направилась в сторону леса. Она пока не очень понимала, почему ведьма выбрала такое необычное место, где, по идее, должна чувствовать себя менее защищенной, чем за безопасным барьером собственного дома. Тем не менее, выбора девушке не предоставили, а тот факт, что Гразиелла в принципе была готова говорить, уже вызывал интерес и будоражил кровь. Мозг Каролины активно продумывал возможные ловушки, не забывая оценивать то, какие может поставить она сама. Девушка вскинула голову к небу, чуть не обронив капюшон на спину. Ей вовремя пришлось спохватиться, чтобы не раскрыть лица. Тем не менее, этого было достаточно, чтобы заметить положение солнца. У нее оставалось больше восьми часов до полуночи, и Каролина не собиралась тратить их даром.

***

Лошадь фыркнула и переступила с ноги на ногу, подавшись мордой вперед, когда Каролина протянула к ней руку. Жесткие короткие волоски коричневой шерсти приятно щекотали ладонь. В конюшне пахло сеном, навозом и животными. Не только лошадьми. Девушка чувствовала даже запах крыс, сновавших по углам, но все это нисколько не отвращало ее. Каролина любила лошадей. Она любила их будучи человеком и полюбила даже больше, когда стала бессмертной. В условиях, когда соревноваться в беге стало невозможно, оказалось, что они все еще могут соревноваться в верховой езде. Это было прекрасное, освобождающее чувство свободы, которое девушка не променяла бы ни на что на свете. Слева послышались шаги, но куда раньше по воздуху пронесся слабый, знакомый аромат. Гвоздика и кровь. Каролине не нужно было поворачиваться, чтобы узнать, кто подошел к ней так осторожно. – Мне нужны будут бессмертные, – сразу же уверенно заговорила девушка. – Не меньше двух, и это должны быть мужчины. Они поедут со мной, чтобы... Прикрыть спину. Убедись, что они достаточно сильны для этого. – Да, мадам, – с готовностью, спокойно ответила Сача. – Пока меня не будет, ты присмотришь за Сигбертом. Это приказ. – Да, мадам, – не изменившись в тоне, сразу же отреагировала женщина. Каролина закрыла глаза и выдохнула, сжав зубы. Это было до отвратительного просто, но она решила, что проклянет себя позже. Когда-нибудь ей придется столкнуться с последствиями всех принятых решений, а до тех пор, она будет делать все, что потребуется. – У тебя есть два дня на поиск кандидатов. Каролина качнула головой, вырывая себя из плена воспоминаний. Солнце уже село, и девушка стояла у таинственного черного дерева на небольшой поляне в лесу. Это место располагалось совсем недалеко от города, однако, вспоминая то, как опиралась на свою трость Гразиелла, Каролина испытывала легкое любопытство, почему женщина захотела встретиться именно здесь. Дерево было мертвым в пугающей людей форме, потому что оно стояло совершенно ровно и нерушимо посреди поляны. Одинокое, словно бы отрезанное от остального леса. Дерево казалось проклятым, потому что даже его голые, тонкие ветви не касались зеленых ветвей, что едва ли дотягивались до него. Трава вокруг него не росла. Это было печальное зрелище. Каролину удивило то, что дерево не разваливалось. Как будто даже после смерти погода не смогла обрушить это гордое создание. Девушка осторожно коснулась ствола и почувствовала, как захрустели шаткие деревянные волокна в глубине. Достаточно одного сильного порыва, одного удара, чтобы повсюду полетели щепки. Дерево умерло и разложилось, но почему-то не упало. Что удерживало его? Находиться в этом месте было не особо приятно, потому что, каким-то неведомым образом, дерево напоминало Каролине ее саму. Именно так ощущала себя девушка в последние годы, все больше превращаясь в мертвый, проклятый дуб. Она предположила, что это был дуб. Приближающийся звук лошадиных копыт отвлек девушку от размышлений. Гразиелла медленно выехала на поляну, пригнувшись под ветками деревьев. Голова женщины была покрыта платком, из-под которого выбивалось несколько сухих, седых прядей, а остальная масса волос, все еще заплетенная в толстые косы, лежала на плечах. Ведьма сидела в седле по-мужски, а потому Каролина смогла разглядеть неестественно бледную, даже фиолетовую кожу тонких ног. – Я ждала вас раньше, синьора Майклсон,– хрипло гаркнула Гразиелла, остановив лошадь и навалившись на луку седла. Не похоже, что она планировала спускаться. – Вы ждали меня? – приподняв бровь, спокойно поинтересовалась девушка на разговорной латыни. Она пока не знала португальский диалект достаточно хорошо, чтобы говорить на нем открыто. Каролина была рада уже тому, что способна понимать эту непривычную речь. Оставалось надеяться, что ее способностей к запоминанию и обучению языкам окажется достаточно, чтобы вести диалог. То, что Гразиелла поняла ее, доказал ответ женщины: – Да. С момента, как вы ступили на землю полуострова. Девушка прикинула, насколько ее интересует вопрос: «как» и поняла, что это несущественно. Поэтому она спросила о другом: – Раз вы предложили встречу, полагаю, вам есть, что предложить мне. – Верно, синьора. Сделка. Quid pro quo. Я могу дать вам то, чего вы желаете, в обмен на то, что хочу я. – То, чего я желаю, – осторожно, по слогам, повторила Каролина, внимательно всматриваясь в красивые, колдовские глаза старой женщины, которые были прекрасно видны ей в темноте. Гразиелла кивнула. Лошадь под ней переступила с ноги на ногу, словно чувствуя какие-то эмоции хозяйки. Умиротворяющее стрекотание кузнечиков разносилось по ночному лесу. – Я могу перенести проклятье из вашего мужа в кого-нибудь другого. – Как я могу быть уверена, что после смерти этого кого-то оно не вернется мужу? Ведьма довольно хмыкнула. – Потому что проклятье – результат его действий. Чтобы снова быть проклятым, ему нужно их повторить. Повисла пауза. Каролина думала и думала быстро. Ее интуиция, как ни странно, молчала. Было ли это какой-то хитроумной ловушкой или же правдой? Девушка осознала, что после стольких лет встреч с самыми разными ведьмами, она окончательно перестала им доверять. Не то чтобы Каролина в принципе доверяла магии. Магия никогда не приносила ей ничего, кроме боли. Тем не менее, девушка старалась не быть предвзятой. В конце концов, наличие магии не делало людей однозначно плохими, а ее отсутствие – хорошими. Это был всего лишь вид силы, и многие ведьмы обладали достоинством и моральными принципами, которыми Каролина искренне восхищалась. Однако после четырех лет отказов, обманов, нападений и лжи, то, как все разворачивалось прямо сейчас, было слишком просто. Гразиелла была темной ведьмой. Девушка очень мало знала об этой ветви колдовства кроме того, что она презираема любыми последователями традиционной магии. Проклятья являлись одной из главных особенностей темной магии и, возможно поэтому, Каролина готова была поверить, что ведьма перед ней знает, о чем говорит. – Мне говорили, что не существует заклинания, способного перенести проклятье, – тихо заметила девушка, прислушиваясь к пульсу собеседницы. Пока что Гразиелла не обманывала, но некоторые люди потрясающе умели лгать. Каролине приходилось ориентироваться на слух, запах и обостренное зрение практически одновременно, чтобы внимательно следить за реакциями женщины. – Это так, – спокойно ответила ведьма, – но с вашей помощью, мне не понадобятся заклинания. – Я хочу услышать подробности прежде, чем соглашусь на что-то. – Разумно, – Гразиелла кивнула и поерзала в седле, усаживаясь поудобнее, – есть сила, способная перенести проклятье без использования заклинаний, но получить ее... сложно. Это жертвенная магия. Она требует смерти. Точнее, смертей. – Скольких? – Тридцать шесть. – Тридцать шесть человек? – с удивлением переспросила Каролина и ощутила щупальце ужаса, коснувшееся ее сердца. Магия действительно могла быть чудовищной. И все же, рациональная часть девушки прикинула: тридцать шесть жизней ради спасения ее мужа – это едва ли было высокой ценой. За прошедшую сотню лет они уже убили намного больше. Странно, но Гразиелла отрицательно покачала головой. – Только двенадцать из них должны быть людьми. – Двенадцать, – тихо повторила Каролина, быстро считая в уме. Выходило три. Три жертвоприношения. Девушка задумалась и высказала предположение: – двенадцать человек, двенадцать волков и двенадцать бессмертных. Ведьма снова покачала головой. – Силу не получить от мертвых. Твой вид не может стать достойной жертвой. Это должны быть ведьмы. Последними, чтобы принять в себя пик силы и перенести ее в землю. Глаза Каролины расширились от удивления. Конечно, она знала, что ведьмы конфликтовали между собой, но двенадцать человек могли представлять целый ковен и, почему-то, девушка была уверена, что у Гразиелла уже есть нужный ковен на примете. Могло ли то, о чем говорила ведьма, быть правдой? Неужели после стольких лет бесплотных поисков, Каролина наконец нашла то, что искала? – В чем ваша выгода? – слегка нахмурившись, спросила девушка, примерно представляя ответ. Было очевидно, что старая ведьма не могла сама заманить в ловушку и убить тридцать шесть человек. Точнее, она могла бы попытаться с людьми какими-нибудь темными ритуалами, но ей ни за что не одолеть в одиночку двенадцать волков и, тем более, двенадцать других ведьм. Это будет задачей Каролины. – Сила, – тихо ответила Гразиелла. – Я хочу себе ту силу, что останется после переноса проклятья. Все то, что не будет использовано, мое и только мое. Девушка задумалась. Это была потенциально опасная ситуация, но Каролине было сложно определить степень угрозы. Она ничего не знала о жертвенной магии, а потому не понимала, было ли то, о чем ее просили большим или обычным числом смертей, чтобы получить нужную силу? Как много останется Гразиелле после помощи Клаусу? Должно ли это вообще ее волновать до тех пор, пока они союзники? Каролина прикинула, что если бы ведьма хотела причинить ей или их семье вред, то не было смысла вначале тратить силы на спасение Клауса, однако в этом плане был ощутимый прокол. Он состоял в том, что вначале Каролина должна была выполнить свою часть работы, а потом уповать на честность старой ведьмы. – Я хочу, чтобы вы заключили со мной петлю доверия. Ваша жизнь станет залогом вашей честности. – Для петли нужна еще одна ведьма, – заметно скривившись, выплюнула Гразиелла, но ее слова звучали не как сопротивление, а скорее как откровенная неприязнь к другим представительницам ее вида. – Я приведу ведьму, которая сделает это. Вы согласны? Женщина равнодушно пожала плечами. – Почему нет. Ведите, – и странно хмыкнула, – после я расскажу вам, что нужно делать. На поляну опустилась мрачная, напряженная тишина. Одиннадцатый год проклятья охотников, весна Город на юге Франции встретил Каролину теплыми порывами ветра, дувшего с моря. За прошедшие два года Агд стал для семьи Майклсонов вторым домом. В перерывах между странствиями девушка возвращалась сюда, чтобы проведать родных, увидеть мужа, Сигберта и немного передохнуть. Впрочем, не слишком часто. Стоило Каролине переступить порог замка, как в нее влетела маленькая, худощавая фигура светловолосого мальчика. Девушка тут же обняла его, немного наклонившись вперед. От нее пахло грязью, конским потом и кровью, но Сигберт не обратил на это никакого внимания. – Я скучал, мадам, – уверенно произнес мальчик на французском с сильным немецким акцентом и сделал шаг назад, разжимая объятия. Каролина устало, вымученно улыбнулась. – Я тоже скучала, Сигберт. Как твои занятия? – Мадам Сача говорит, что мой французский так же ужасен, как у попрошаек и паломников на улицах города, но достаточно терпим, чтобы понимать, что я говорю. Месье Элайджа обучает меня владению мечом и латыни, чтобы я мог читать, но она очень трудна, – тут тон мальчика стал более тихим и доверительным: – мадмуазель Ребекка подсказывает мне, где в библиотеке лежат фаблио на старофранцузском. Он дается мне проще, чем латынь, но месье Элайджа всегда ругает меня, говоря, что это пошлая и недостойная литература. Глаза Каролины наполнились теплом, когда она представила нарисованную Сигбертом картину. В этот момент на лестнице послышались шаги, и в холл спустилась Сача. Девушку не переставала удивлять способность бывшей проститутки выглядеть так, словно она родилась в аристократической семье. Уверенная и холодная властность женщины ощущалась даже издалека. Женщина подошла ближе и поклонилась. – Мадам Майклсон. – Я на неделю. Есть какие-то вопросы, требующие моего присутствия? – Сегодня ночью состоится суд над одним из обращенных из-за нарушения закона. Каролина задумалась. Ей в первую очередь хотелось помыться, переодеться и увидеть мужа. Девушка не была уверена, что готова к встрече с Ребеккой или Элайджей. Даже короткий диалог с пышущим энтузиазмом Сигбертом уже забрал ее последние силы. Ей нужно было отдохнуть. Морально. Просто не говорить ни с кем и подумать в своей холодной и пустой постели. После, когда мысли улягутся, она непременно захочет выпить вина с Ребеккой, почитать книгу или, быть может, подискутировать с Элайджей на какую-нибудь философскую тему. Однако, за то время, что девушка бывала в Агде, ей ни разу не приходилось присутствовать на суде, поэтому интерес возобладал над усталостью. – Во сколько? – Сразу после полуночи. Я пришлю за вами слугу. Прикинув, что у нее есть не меньше восьми часов на отдых, Каролина кивнула. Усталый взгляд голубых глаз пересекся с серыми горящими глазами Сигберта, и мальчик, проявив чудеса проницательности и понимания, с поклоном предложил проводить ее до покоев. Девушка мягко улыбнулась, позволив юному джентльмену довести ее до двери и придержать деревянную створку. Уходя из зала, Каролина слышала, как Сача вызвала одного из слуг и приказала приготовить лохань с горячей водой, а также уведомить месье Элайджу и мадмуазель Ребекку, что приехала их невестка. Последнее, по мнению девушки, было лишним. Они наверняка уже услышали ее, однако в те разы, что Каролина приезжала и уезжала, члены семьи выработали определенный порядок действий, и больше не было тех страстных и отчаянных объятий, как во время их первой встречи в Агде. Теперь Элайджа и Ребекка продолжали спокойно заниматься своими делами, зная, что невестка сама найдет их и расскажет о том, что успела узнать. Писем девушка не присылала. История с Майклом все еще была свежа в ее памяти. Когда лохань была готова, а последние слуги покинули помещение (Каролина всегда предпочитала мыться сама), девушка скинула плащ, обнажая покрытую бордовыми разводами одежду. С сожалением Каролина обнаружила дыру на бриджах и сбросила их на пол, решив, что слуги разберутся сами и зашьют ее. Туника, вероятно, никогда не отстирается, и девушка равнодушно отправила ее к бриджам. Забравшись в высокую деревянную лохань, Каролина начала выскабливать из-под ногтей корку грязи и застывшей крови, и чем больше красных разводов расходилось по поверхности воды, тем ярче становились воспоминания девушки. Лес. Тишина. Сколько лет Каролина жила на свете, в лесу никогда не было так тихо, как в ту ночь. Словно сама природа знала об ужасном ритуале, который должен был вот-вот случиться в ее обители. Почти месяц ушел на то, чтобы снова разыскать Мэйт – последнюю ведьму, с которой девушка говорила до Гразиеллы. Мэйт относилась к ковену, практиковавшему традиционную, белую магию, поэтому без давления извне вряд ли согласилась бы хоть в чем-то помочь Гразиелле. К счастью для Каролины, та держала в заложниках ее семью. Брат Мэйт все еще не отошел от встречи со своей новой возлюбленной. Ради него светлая ведьма уехала с девушкой и помогла ей заключить петлю доверия. Все прошло легко и быстро. Гразиелла согласилась с условиями Каролины и поставила на кон жизнь. Даже после заключения петли, девушка все еще чувствовала какой-то подвох. Быть может, это было лишь воспоминание о ее прошлом опыте заключения сделки с хитрой ведьмой. После Гразиелла начала планировать ритуал. Первыми должны были быть люди. Ведьма не объяснила почему, но девушка предполагала, что это способ накопления силы. От слабых к сильным. Она очень много говорила о важности места жертвоприношения, о том, как они соотносятся друг с другом. К тому же, нужно было избежать огласки. Куда больше, чем опасения среди людей, старую ведьму беспокоили слухи, которые могли добраться до ковенов. Время тоже имело значение. Гразиелла говорила о лунных циклах, высчитывала сутки, пока Каролина ждала момента. С каждым днем тугой комок вины и неприязни скручивался в ее желудке, подталкивая желчь к горлу. Затем последовали месяцы поисков. Найти двенадцать человек и внушить им прийти в определенное место к определенному времени–совсем не проблема, в отличие от поиска волков. Почти полгода потратила Каролина на то, чтобы обнаружить хотя бы одну стаю. Волки были скрытными, зачастую одиночками, которые с трудом выживали на просторах Европы. Найти целую стаю из не меньше, чем двенадцати человек, все из которых являются полноценными волками (Гразиелле нужны были только те люди, что способны превращаться в волков, а не любые из тех, кто несет в себе проклятье), оказалось невероятно сложно. Тем не менее, Каролина справилась. Волки жили в деревне, и девушка приставила к ним одного из своих сопровождающих, чтобы мужчина убедился, что все жертвы останутся на месте. Сама она вернулась на полуостров и занялась поиском и выборкой людей для первого жертвоприношения. Каролина знала, что ей нельзя сомневаться. Сомнения были губительны. Гразиелла принесла клятву и теперь умрет, если попытается обмануть ее, но девушка помнила, что даже с таким точным и опасным заклинанием, как петля доверия, может справиться коварство одной ведьмы. В конце концов, эта ночь настала. Каролина стояла в лесу, а перед ней на коленях стояли двенадцать человек и бессознательно подрагивали от холода, проникавшего с земли через их ноги и распространявшемуся по всему телу. Лес тонким слоем покрывал снег, примороженный к ветвям деревьев, а все, о чем могла думать Каролина, было: «Магия жестока». Вначале она хотела найти бродяг, преступников и бездомных, о которых никто не хватится, но Гразиелла отвергла эту идею. В жертвенной магии ценность самой жертвы имеет первостепенное значение. Именно поэтому дети, невинные и чистые души, были всегда лучшим вариантом, чем взрослые. Каролина отказалась убивать детей. И все же ей пришлось найти двенадцать человек, чья ценность была бы не меньше. Это были женщины. Точнее матери–те женщины, что уже имели самую высокую из возможных связь с природой. Стоя перед ними, бездумно и молча смотрящими перед собой,–ведь она похитила их разум и заставила прийти на смерть,–Каролина впервые, после принятого ею почти полтора года назад решения, по-настоящему начала чувствовать себя чудовищем. Ни запугивание, ни шантаж, ни убийство ведьм, ничто не переворачивало ее внутренности так, как предстоящее жертвоприношение. Потому что в глубине души девушка могла оправдать практически любой свой поступок. Ей лгали. Ее предавали. Ее пытались убить. Все то насилие, что она несла за собой больше года не ощущалось неправильным. Она делала то, что должна была. И сейчас она должна была убить двенадцать женщин. Двенадцать женщин самых разных возрастов, ни одна из которых не была старухой. У них впереди вся жизнь. Дома их ждали семьи. Мужья, младенцы,–дети, которые никогда не узнают материнского прикосновения. Любви. Каролина зажмурилась, подавив тошноту. Ей было уже не двадцать лет, чтобы испытывать все эти противоречивые чувства, но человечность еще жила в сердце девушки, потому что она ощущала себя по-настоящему отвратительно. Луна взошла, освещая поляну. Не было смысла медлить. Никто не придет этим женщинам на помощь. Никто не спасет саму Каролину от ее же решений. Девушка достала клинок из ножен. Рунические символы сверкнули в лунном свете. «Мужественная». Каролина могла бы воспользоваться мечом мужа, но ей нужно было видеть руны, как напоминание себе: она была сильной. Всегда. Тридцать шесть человек–ничто, по сравнению с жизнью Клауса. Она может сделать это. Девушка уверенно шагнула вперед и полоснула клинком по шее первой женщины. Само по себе убийство было самой простой частью. Куда сложнее было выбрать жертв. Принять решение, кто умрет, а кто нет. Проникнуть в их дома, в их разумы, увидеть глаза их детей, зная все то, что она вскоре сделает... Кровь мощной струей хлестнула вперед, окрашивая руки и тунику Каролины, пока девушка схватила незнакомку за шею сзади и осторожно опустила на землю, позволяя жертвенной крови впитываться в опавшую листву, схваченную тонким слоем морозного снега. Ни звука не было слышно, только тихий плеск, с которым капли стекали по шее женщины в лужу под ее телом. Никто не плакал и не молил о пощаде. Никто из них даже не понимал, как близка смерть. Каролина дождалась, пока с последними судорогами кровь не перестала выбиваться из ровного пореза, и женщина не затихла. Девушка осторожно закрыла ее глаза. Она помнила ее имя и лица ее детей. Двух мальчиков, которые игриво смотрели на нее с пола, ковыряясь маленькими кулачками в собственных беззубых ртах. Прямо перед тем, как она отняла их мать и увела ее во мрак ночи. Кровь стекала с клинка, и Каролина чувствовала ее горячую вязкость на пальцах, но ее лицо не изменилось, проявляя нечеловеческую сущность. Оно осталось холодным и стойким. Девушка подошла к следующей женщине и повторила точный, смертельный удар. Еще больше крови. Снег стремительно таял, и тонкие струйки пара поднимались от бордовой лужи. Оттенка самых дорогих рубинов, кровь заливала талую листву и растекалась под медленно охладевающими телами. Каролина могла бы найти поэтичное сравнение, чтобы сгладить для себя этот момент, но вовремя остановилась. Поэзия в ее сознании была тесно переплетена с воспоминаниями об Элайдже. Она не могла окропить его образ этой жертвенной кровью. То, что происходило на поляне, не было похоже на то, как она внушала монахам, потому что с каждой следующей смертью не становилось сложнее. Каролина заглушила все эмоции, решив, что сорвется когда-нибудь позже. Не сейчас и даже не между жертвоприношениями. Она помнила лицо каждой женщины, глаза которой закрывала. Помнила, как изменяла память их мужьям и родным, которые могли видеть ее. Помнила лица их детей. Взрослых и совсем маленьких. Их жалобные крики в люльках и осторожные улыбки незнакомке, опасность которой они не понимали. Кровь лилась и лилась, пропитывая насквозь одежду Каролины, заставляя ее сильнее сжимать зубы с каждым новым потоком, орошавшим землю. Ее запах пропитал все вокруг и вился в воздухе, как мучительно сладкая патока. Ни звука. Ни крика. Ни одного жителя леса не было слышно в ту ужасную ночь. Когда все было кончено, Каролина отправила своего второго спутника, приставленного Сачей, обратно в город, чтобы узнать у Гразиеллы, была ли принята жертва. Как только мужчина вернулся с вестью, что все получилось, Каролина вскочила на лошадь и, как обезумевшая, поскакала в сторону Агда. Засаленные светлые волосы отросли до лопаток и спутались от сильного ветра. Кровь покрывала не только руки, но и шею. Бордовые брызги сковывали кожу на лице. Каролина могла бы вымыться в любой реке, но не хотела останавливаться. Ей нужно было успокоиться, и сделать это девушка могла только в месте, где полностью доверяла окружению. Судорожно выдохнув, Каролина зажмурилась и открыла глаза, ожидая, пока черные точки перестанут плавать перед ними. Алый рубин в золотой оправе сверкнул на шее девушки в свете свечей, подвешенный чуть ниже старого языческого украшения. Каролина приподняла кольцо, задумчиво уставившись на него и позволяя сознанию отвлечься. Клаус сам сделал украшение в качестве подарка на их пятидесятую годовщину свадьбы. Пятидесятую годовщину их бессмертной жизни. Отпустив рубин, девушка ловко перехватила пальцами другое кольцо, висевшее рядом. Подушечкой большого пальца Каролина коснулась гладкой, выпуклой, отполированной поверхности крупного черного сапфира без единой грани. Он венчал кольцо из черненого серебра, и вместе эта композиция выглядела почти мистически. Это кольцо Клаус сделал к их сотой годовщине. В то время как алый рубин символизировал страсть и любовь, черные камни издавна ассоциировали со смертью. Это было обещание того, что смерть не коснется их. Каролине нравилось наблюдать за игрой света на гладкой поверхности сапфира. Иногда девушке казалось, что она видит отблеск темно-синего цвета, хотя камень оставался абсолютно черным. Ее завораживала его красота. Муж дарил Каролине множестве красивых вещей на протяжении их совместной жизни, но эти два кольца были особенно дороги ее сердцу. С ними она никогда не расставалась. Девушка просидела в лохани до тех пор, пока вода полностью не остыла. Свежая и расслабленная, она переоделась в легкое льняное платье, не совсем подходящее ранней весне, и ненадолго прилегла на кровать, оценивая те эмоции, что испытывала от возвращения к семье. Ей нужно было продумать то, что предстоит рассказать Элайдже и Ребекке, как и то, что она собиралась скрыть. Каролина тщательно контролировала свои эмоции, держа в голове главную цель: спасение Клауса. По свечам девушка определила, что до полуночи оставалось около пяти часов, и теперь она раздумывала над тем, стоит ли ей поспать, чтобы дать сознанию отдохнуть, или же навестить мужа. Спустя несколько минут размышлений, Каролина сдалась и поднялась с кровати. Она видела Клауса всего три раза за этот год и не смогла бы спать, не зная, как он выглядит и что чувствует. В комнате мужа царил бардак: балдахин был сорван со столбиков кровати и разодранный плавал в луже воды и крови, по полу были рассыпаны осколки разбитой керамики. Перед глазами девушки само собой всплыло воспоминание о ритуале, и Каролина не сразу смогла подавить его. Из тяжелой иллюзии ее вывела рука. Бледная, даже серая человеческая рука торчала из-под балдахина. В воздухе не висел запах разложения, а острый слух девушки не улавливал второго сердцебиения, что говорило о том, что труп свежий. Равнодушно скользнув холодными глазами по руке мертвеца, Каролина обратила свой взор к скукожившейся мужской фигуре на полу у кровати. Клаус лежал, прижав бедра к груди и закрывая ладонями уши. Его лоб уткнулся в колени, а тело слабо подрагивало. Девушка сразу поняла, что это плохой день для мужа. Он то ли не заметил, как кто-то вошел, то ли проигнорировал. Каролина слышала тихий шепот, но не могла разобрать его. Будучи неуверенной, как отреагирует Клаус на ее присутствие, девушка осторожно подошла ближе, опустилась на колени, а затем и вовсе протиснулась между ним и кроватью, нежно обнимая мужчину со спины. Он не пошевелился. Каролина уткнулась носом в спину мужа, сделала глубокий вдох, наполняя легкие его запахом и закрыла глаза. Она боялась мгновения, когда Клаус оттолкнет ее, зная, что это неизбежно. Невесомыми, легкими движениями, девушка касалась груди мужав разрезе тонкой льняной рубашки. Его кожа была теплой и мягкой, плотно натянутой на мышцы. Сквозь запахи крови и вербены пробивался слабый, едва заметный аромат древесины. Казалось, тело мужчины впитало этот запах за многочисленные часы работы с деревом. Каролина тихо лежала, второй кожей обернувшись вокруг Клауса. Она прижалась к его спине, а когда почувствовала, что мужчина немного расслабился и опустил ноги, подлезла ближе, подводя свои колени под его. Они лежали, как две ложечки, идеально друг другу подходящие. Клаус не прогонял ее, и девушка тоже начала расслабляться, уткнувшись лбом в спину мужа. Она не знала, сколько прошло времени. Свечи не горели, а луна еще не взошла, чтобы развеять темноту вечера. Каролина предполагала, что слуга, который должен будет прийти за ней, сможет найти ее в этой комнате, а потому не шевелилась. Клаус перестал бормотать, его ладони, прижимавшиеся к ушам, ослабли, а затем и вовсе опустились. Девушка неожиданно почувствовала мозолистые теплые пальцы, коснувшиеся ее рук. Он сжал их, и они продолжили лежать в тишине. Короткие мгновения покоя бальзамом лились на истерзанную душу Каролины. Она могла бы пролежать так всю ночь, если бы Клаус позволил. Это нежное, полное отчаяния взаимодействие, было именно тем, ради чего девушка сражалась. Казалось, она получила легкое поощрение за то, что, наконец, продвинулась в поисках. «Я люблю тебя», – мысленно шептала Каролина. – «Я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя». Как же ей хотелось произнести эти слова вслух, но девушка боялась спугнуть приятное наваждение. Неожиданно, словно услышав ее мысли, Клаус заговорил. В первое мгновение Каролина напряглась, почувствовав, как приподнялась грудь под ее пальцами, когда мужчина набирал воздух в легкие перед тем, как открыть рот, а затем, услышав голос мужа, медленно расслабила затвердевшие мышцы. – <Расскажи мне что-то, чего я не знаю>, – очень тихо, почти беззвучно прохрипел Клаус. От звука его голоса волна дрожи прошлась по коже девушки, заставив ее в судорожном выдохе выпустить задержанный в горле воздух. Несколько секунд Каролина потратила на то, чтобы осознать слова мужа. Еще несколько ушло на то, чтобы составить предположение о причинах его просьбы. Затем она задумалась о том, было ли в ее жизничто-то, что она ему не рассказывала. Какое-нибудь легкое и безобидное воспоминание, которое доказало бы, что она – это она, ведь именно этого на самом деле хотел Клаус. Тишина затянулась, и Каролина заметила, как начала понемногу напрягаться спина мужчины. – <Рядом с моим домом росло дерево>, – медленно заговорила девушка, с трудом вспоминая события человеческой жизни. Она почти не могла воспроизвести в голове картинку. Короткое воспоминание в какой-то момент просто обрывалось, ныряя в холодную пустоту ее полустершейся памяти. – <Оно было очень высоким, и некоторые ветки даже задевали крышу. Отец проводил много времени на чердаке, а мне всегда было интересно, что он там делает. Поэтому, будучи маленькой, я постоянно пыталась забраться на это дерево, чтобы заглянуть в окно на чердак. После долгих месяцев проб и ошибок, однажды я все же смогла сделать это. Я не знала, насколько дерево старое и насколько крепкие у него те или иные ветви. Схватившись за очередной сук, я успела услышать только, как он треснул, а после, как треснула кость в моей руке, когда я с криком упала на землю. Кажется, после этого отец пустил меня на чердак, но, если честно, я не помню точно>. Каролина невольно улыбнулась, испытывая приятное тепло вперемешку с притупленной, забытой болью. Она мало и редко говорила о семье и о своей жизни до переезда к Майклсонам. Поначалу те воспоминания были слишком болезненными, а после казались уже настолько мелкими и неважными, что девушка совсем перестала о них рассказывать. Под влиянием ее голоса, Клаус окончательно расслабился и теперь невесомо поглаживал пальцами руку Каролины. Он ничего не сказал, когда она замолчала. Наступившая тишина не была неловкой, а скорее умиротворяющей. – <Когда ты понял?> – очень тихо спросила девушка. Когда ты понял, что есть другая «я»? – <Не знаю>, – прошептал в ответ Клаус. Было ли это связано с тем, что он не всегда понимал, сколько прошло времени или со спутанностью воспоминаний, Каролина не стала допытываться. Он говорил с ней. Он говорил с ней без злости и гнева, с печальной обреченностью, но это было больше, чем все, что доставалось девушке на протяжение последних четырех лет. К глазам Каролины подкатили слезы. – <Я люблю тебя>, – на этот раз вслух прошептала она, не сумев сдержаться, и тут же внутренне сжалась, боясь получить в ответ нечто ужасное. – <Я тоже люблю тебя>, – неожиданно произнес Клаус, и неконтролируемые слезы потекли из глаз девушки. Она всхлипнула. – <Ты говорил, что ненавидишь меня>, – снова, не сдержавшись, заговорила Каролина. Она знала, что нужно остановиться. Это было неправильное время для выяснения отношений, но сказывался недостаток общения с мужем. Она не могла заставить рот закрыться. – <Я никогда не смогу ненавидеть тебя больше, чем любить>. И она открыто и отчаянно разрыдалась, с силой прижимаясь к спине мужчины. Клаус переплел их пальцы и крепко сжал руку девушки, удерживая ее. Это было ужасно, жестоко и неправильно, но Каролина воспринимала это как награду за те двенадцать жизней, что она принесла в жертву на землях Португалии. Неизвестно сколько прошло времени. Слезы стихли, и девушка запоздало заметила, что намочила рубашку мужа на спине. Он все еще держал ее за руку, нежно поглаживая кожу большим пальцем. – <Ты останешься?> – тихо, и как будто без особой надежды, спросил Клаус. Каролина зажмурилась и выдохнула. – <Я не могу>, – она почувствовала, как напряглась спина мужчины под ее лбом, а потому сразу же продолжила говорить: – <я не могу, Ник, я почти сделала это. Я нашла способ снять проклятье>, – Каролина сама не поняла, почему сказала «снять», а не «перенести», как это было на самом деле. – <Правда?> – почти беззвучно выдохнул Клаус. – <Да. Осталось немного. Потерпи еще немного>. Через несколько секунд она почувствовала, как начала содрогаться грудь мужа, а после услышала отчетливый всхлип и поняла, что он плачет. Каролина не знала, сколько времени провела в комнате мужа, но когда она вышла в коридор, то все еще не обнаружила слуги, который должен был отвести ее к месту суда, а значит, полуночи еще не было. По специальной свече в коридоре девушка определила, что оставалось около часа. Поэтому Каролина отправилась на поиски Элайджи. Она не слышала его голоса в пределах замка и вынуждена была спросить у слуг. В конце концов, девушка остановилась у двери в спальню деверя. Изнутри не раздавалось никаких звуков, кроме треска горящего дерева. Каролина постучала и, не дожидаясь ответа, открыла дверь. Мужчина молча повернул голову в сторону гостьи, отрываясь от книги. Он сидел у камина, и яркий свет огня падал на поджарую фигуру, вырисовывая мрачные тени на серьезном лице. Темная одежда Элайджи придавала образу мистичности, единственное кольцо поблескивало на пальце, а на коленях девушка заметила книгу. Впрочем, это был привычный для нее образ. – Невежливо, – тихо заметил деверь, когда за Каролиной закрылась дверь. Он, конечно же, имел в виду то, что она вошла без разрешения, на что девушка лишь криво улыбнулась, едва-едва приподняв правый уголок губ. – Мне уйти? Элайджа неоднозначно повел плечом и, приподнявшись, отложил книгу на каминную полку, показывая таким образом, что готов к диалогу. Каролина в ответ кивнула и села в кресло напротив. – Не слышала в замке Бекку, – осматриваясь, заметила девушка. Она ни разу еще не была в личных покоях деверя в Агде, и, несмотря на то, что спальни мало отличались друг от друга, в комнате чувствовался след ее хозяина. Повсюду стояли стопки с книгами и лежали свитки, порой, даже на полу. Элайджа всегда бережно относился к литературе, но, видимо, последние годы изменили его взаимоотношения с книгами. В воздухе витал отчетливый лимонный запах, но Каролина не могла определить его источник. Мужчина пристрастился к цитрусовым за время их жизни на побережье, а здесь, на юге, достать их было явно проще, чем в Баварии. – Она в городе, на охоте, – тихо ответил Элайджа. Некоторое время он внимательно всматривался в голубые глаза собеседницы, а затем серьезно и даже напряженно спросил: – ты действительно нашла способ? Конечно, он подслушивал. Элайджа привык слушать все, что происходит с братом, чтобы вовремя прийти на помощь. Каролина спокойно кивнула и отвела взгляд в сторону огня. У нее не было желания откровенничать, объясняя мужчине, какой именно способ она нашла. Девушка не хотела причинять деверю боль. Каролина точно знала, что Элайджа поддержит ее, захочет помочь, но она не желала ему груза той вины, что несла сама. Рациональная часть сознания девушки сразу же подкинула ей воспоминания о времени начала их побега. О том, как раз за разом она единолично принимала решения, выстраивая стену между собой и родными. Каролина прекрасно помнила, как укорил ее в этом деверь, и как она обещала ему быть более открытой и откровенной. И все же, девушка не произнесла ни слова. С долей грусти и цинизма она подумала о том, что поздно пытаться переделывать себя. Каролина положила жизнь на защиту семьи. Разница лишь в том, что с годами стало проще притворяться, манипулировать, лгать. Нет, она не станет возлагать ответственность за тридцать шесть жертвенных смертей на плечи Элайджи. Она вполне способна нести этот груз в одиночестве. – Что читаешь? – легко перевела тему Каролина, никак не отреагировав на неодобрение в глубине темно-карих глаз. Деверь некоторое время молчал, но в итоге ответил, зная, что они уже не вернутся к началу диалога. Он не стал допрашивать девушку о ее путешествии и о том, что она обнаружила. Они сидели в тишине до того момента, пока за ней не пришел слуга и, пожелав Элайдже доброй ночи, Каролина покинула его спальню. О Клаусе и о том, что он понял, как проклятье играет с ним, подсовывая ложный образ Каролины, молодые люди тоже не стали говорить. Слуга вел девушку по пустым, темным коридорам замка, не нуждаясь в освещении, что означало, – он не был человеком. Когда они начали спускаться в подземелье, перед глазами Каролины то и дело мелькало воспоминание о другой лестнице. О кровавом следе, ведущем по каменным ступеням. О вязкой, густой крови, стекавшей по лезвию ее клинка. Девушка вдруг осознала, что не чувствует ничего в отношении этих воспоминаний. Ее эмоции, ее страдание было погребено так глубоко, что не отзывалось даже на знакомый визуальный ряд. Это пугало, но за время спуска, Каролина подумала, что так даже лучше. Камеры в подземельях были большими каменными мешками без единого окна и единого источника света. Лишь в одной из них горели факела, и именно к ней безымянный слуга подвел Каролину, а затем поклонился и исчез среди теней. Внутри просторной и абсолютно пустой камеры уже ожидала Сача и двое бессмертных. Одного из них девушка узнала, – Роланд сопровождал ее в поездке и был тем, кто вернулся вместе с ней. Другой сопровождающий – Эдгард, все еще находился в центральной части королевства. Каролина ничего не слышала от него с момента, как оставила мужчину следить за волками. Роланд молча приветственно склонил голову. Они приехали в город раздельно, потому что Каролина могла путешествовать при свете, а ее спутники – нет. Чтобы догнать девушку ему приходилось гнать лошадей и собственные ноги без остановок от заката до рассвета. Каролина кивнула в ответ и перевела взгляд на Сачу, проигнорировав второго, неизвестного ей мужчину. Краем глаза она успела заметить его уважительный поклон. – Кто и что нарушил? – спросила девушка, осматривая стены подземелья. Она ни разу не спускалась сюда, но качество кладки выдавало римскую работу. Впрочем, за стенами явно ухаживали. Здесь не было сыро, и никаких лишних запахов не витало в воздухе. Подземелья были пустыми. Сача использовала их для суда и для хранения некоторых вещей, которые тайно привозила ей Каролина из своих путешествий. Включая якобы сожженные манускрипты ведьм, их амулеты, записи и травы. Все это девушка сохранила и спрятала. На будущее. – Тьери Советер. Обращен тринадцать лет назад одним из моих кровных потомков,–что делало его в том числе потомком Каролины. Это не было сказано, но повисло в воздухе, а Сача продолжила говорить:– Тьери быстро привык к ночному образу жизни. Прекрасный контроль над жаждой крови, ни разу не был замечен людьми, как бессмертный. Был оповещен о законах одиннадцать лет назад и с тех пор исправно им следовал. В прошлом году подал прошение на обращение некой Хелен Дюран, но получил отказ. Девушка принадлежит известному роду и к тому же обещана одному аристократу, – ее исчезновение вызовет вопросы. По человеческим законам они не могут быть женаты или помолвлены из-за разницы в социальном положении. Спустя некоторое время после отказа стало известно, что Тьери выкрал Хелен и обратил ее вопреки моему решению. Они некоторое время скрывались на территории королевства Франция, и недавно мои люди их нашли. Каролина мысленно фыркнула. Молодому человеку явно не хватило мозгов спрятаться в другом королевстве. Не высовываясь и не привлекая внимания, они могли бы прожить еще как минимум полвека, а может, и намного дольше. Сача управляла всеми бессмертными Франции. В каждом городе, где были обращенные, были и те, кто следили за ними, докладывая обо всем женщине. Ее сеть пугала своими масштабами. Кивком головы девушка показала Саче, что та может начинать и отступила к стене, туда, где было меньше всего света. В законе было четко сказано, что в случае обращения без разрешения, остаться должен только один бессмертный, чтобы популяция не увеличивалась. Ничто не мешало Саче просто казнить Хелен или Тьери, но Каролина прописала то, как должны проходить суды в подобной ситуации. Девушка вдохновлялась библейскими историями. То, что должно было произойти сегодня, было ее версией Соломонова суда. Впрочем, Каролине ни разу не приходилось участвовать в подобном, поэтому ей было интересно, как все проходит на самом деле. Роланд встал рядом с девушкой, на шаг ближе к входу в камеру. Он выглядел как защитник, что, по мнению самой Каролины, было глупо и совершенно неуместно. Все же, она была сильнее их всех вместе взятых. Когда второй бессмертный встал рядом с Сачей в похожей позе, девушка убедилась в верности собственных предположений. Спустя несколько минут привели подсудимых. На коленях перед правительницей Агда стояли молодые мужчина и женщина. Визуально им было не больше двадцати лет. Хелен выглядела напуганной и стреляла глазами по лицам, не зная, чего ожидать. Тьери казался более собранным. Он уважительно, прямо с колен поприветствовал мадам Сачу, склонив голову, затем осмотрел помещение и так же уважительно произнес: – Мадам Каролина. Девушка невольно приподняла бровь. Она стояла, прислонившись спиной к стене, опираясь на ладони и лопатки. Каролину удивила искра надежды, мелькнувшая в карих глазах незнакомца. Он был ее прямым потомком, но, зная, что сегодня Тьери может умереть, девушка не хотела создавать даже видимости связи с ним. Поэтому Каролина холодно проигнорировала подсудимого, обращаясь напрямую к Саче: – Он меня знает? – Полагаю, ваша репутация бежит впереди вас, – спокойно ответила женщина, но в голове девушки совершенно неожиданно раздался другой голос. Старческий. Словно бы насмехающийся. «Ваша репутация вас опережает». Голос Абелии Бошен заполнил мысли Каролины, ее взгляд стал пустым и стеклянным, обращаясь к мелькнувшим перед глазами воспоминаниям. Репутация. Ее репутация... Добрая Каролина. Милосердная Каролина. Беспомощная, когда за ней не стоит Клаус, Каролина. Как сквозь туман девушка слышала, что Сача обратилась к подсудимым, ссылаясь к закону и объясняя, в чем состоит их вина. Взгляд Тьери все еще иногда обращался в сторону Каролины, скрывая искру надежды, и теперь девушка догадалась, что ее источником была не их кровная связь, а ее репутация. Он думал, что она смягчится. Думал, что окончательное решение за ней, раз она здесь. Каролина была единственной замужней бессмертной из семьи родоначальников. Если кто и мог понять глубокую привязанность между возлюбленными, то она. Вероятно, Тьери думал, что девушка посочувствует их горю и простит нарушение закона. Что она будет милосердна. Добра. Слаба. Пальцы Каролины впились в стену за ее спиной, но в полумраке камеры никто не заметил ее напряжения. Здесь не было никого, кто мог почувствовать запах ее гнева, а потому девушка позволила себе откинуть голову назад, закрыть глаза и просто слушать, в попытке обуздать неожиданное раздражение. Молодой человек говорил, что закон несправедлив, что никто не может решать, кому и кого любить, а жизни без возлюбленной он не представляет. Его сердцебиение было неровным, но Каролина не могла сказать, от лжи или волнения. Главной целью закона всегда был контроль над популяцией. Такие вот несчастные возлюбленные встречались повсеместно и создавали огромную проблему. Они действительно могли любить друг друга вплоть до готовности умереть друг за друга, но искренность намерений требовала проверки. Когда Тьери закончил речь, Сача взяла слово и бросила на пол деревянный кол. В мире не должно было появиться еще одного бессмертного, – ему было запрещено обращать возлюбленную. Остаться должен был только один. Если он действительно любит ее и не видит без нее жизни, то вонзит кол в свое сердце. Если же он хочет жить – то убьет ее. Проверка была откровенно простой. По мере того, как взгляд молодого мужчины бегал по невозмутимым, равнодушным лицам, на его собственном лице удивление и страх начали сменяться неверием и безнадежностью. Карие глаза снова обратились к Каролине, словно она должна была опровергнуть это ужасное предложение, улыбнуться и сказать, что любовь всегда побеждает. Девушка попыталась представить, как отреагировала бы на эту ситуацию десять лет назад. Тьери сопротивлялся, кричал, что не может, не станет убивать возлюбленную, умолял о снисхождении. Хелен лишь тихо плакала, уткнувшись лицом в ладони. Ее хрупкая, тонкая фигура всем своим видом демонстрировала лишь горечь и смирение. Каролина подумала, что окажись на ее месте такая девушка, как Гемма, то первой бы схватилась за кол и убила Тьери. Просто, чтобы выжить. Суд допускал такой вариант развития событий. Странно, что за одиннадцать лет его существования, девушка ни разу не слышала, чтобы кто-то совершил подобное. Чаще всего именно те, кто обращали своих возлюбленных, их же и убивали. Намного реже, всего пару раз на самом деле, те, кто обращали, были готовы распрощаться с жизнью. Именно к этому их подводил суд. Если Тьери решит убить себя, Сача успеет остановить его, и их с девушкой отпустят. Готовности к такой жертве достаточно, чтобы поверить в искренность его чувств. Если же он решит убить Хелен, значит слова об их великой любви ложь, и все останется на своих местах, а бессмертный получит жестокий урок. Запах страха начал заполнять душное помещение камеры. Нервозность Каролины росла по мере того, как происходящее все больше отсылало ее к совсем другому подземелью и совсем другому суду. Их нельзя было сравнивать, но сознание девушки беспощадно продолжало подкидывать неприятные картинки с воспоминаниями. В попытке отвлечься Каролина бродила взглядом по фигурам молодых людей. Тьери взял Хелен за руки, отрывая их от ее лица и что-то тихо шептал ей. Девушка легко могла подслушать их, но не хотела. Издалека образ двух несчастных возлюбленных выглядел горько и драматично. Каролина подумала, что еще десятилетие назад вполне могла сломаться перед проявлением их чувств. То, как они переглядывались, то, как держались за руки. Она действительно могла пожалеть и отпустить их. Раньше. Содрогающаяся от отчаянных рыданий спина мужа возникла в сознании девушки. Когда умоляющий взгляд карих глаз Тьери в очередной раз обратился к Каролине, она заговорила. Холод ее голоса заморозил даже воздух в помещении. – Отсюда может выйти один из вас, или не выйдут оба. Ты поставил себя выше закона, Тьери Советер. Предупредил ли ты свою возлюбленную о последствиях этого решения? Судя по тому, что я вижу – нет. И все же ты сделал это. Вопреки приказу. Ты убил ее еще в момент обращения. Осталось лишь завершить работу. Впрочем, если ты действительно не видишь жизни без нее, то убьешь себя, подарив ей шанс. Выбирай. Взгляд молодого человека снова обратился к Хелен. Каролина с равнодушием и ноткой раздражения наблюдала за его метаниями. Эдгард, до этого момента молча стоявший рядом с Сачей, предупреждающе вынул меч из ножен, создавая давление. Его оказалось достаточно, чтобы Тьери схватился за кол. Хелен в испуге вздрогнула. Каролина ждала. Итог был ей понятен. Эти дети явно слишком мало знали друг друга. От них не исходило ни уверенности, ни готовности пожертвовать собой ради другого. Несчастные влюбленные смотрели друг на друга с беспокойством и растерянностью. Их нерешительность все больше раздражала девушку. Уже без особого интереса к суду Каролина взглянула на Сачу. Выражение лица женщины было холодным и неприступным. Всем своим видом она показывала, что послабления паре не будет. В момент, пока девушка отвлеклась, сердце Тьери ускорило свой ритм. Лишь этот звук позволил ей вовремя повернуться, чтобы заметить, как в слезах, умоляя о прощении, он неожиданно рванул вперед и вонзил кол в сердце возлюбленной. Ее испуганный последний вздох и взгляд принадлежали ему. Выражение обиды и потрясения застыло на покрывшемся серыми венами молодом лице. Подсудимый разжал пальцы, позволяя телу рухнуть на пол и вздрогнул, когда голова девушки ударилась о каменные плиты. Тьери неверяще смотрел на тело Хелен. Его руки бесконтрольно дрожали, выдавая глубину потрясения молодого человека. Каролина тоже смотрела на мертвую незнакомку. Сача что-то говорила, но она не слышала. Девушка сказала себе, что это был ожидаемый исход. С момента, как она зашла в камеру, то была уверена, что снова увидит смерть. Не это расстраивало и вызывало гнев. Не смерть, а ее причина. Прошло всего несколько минут. Тьери ладонями стер длинные дорожки слез, протянувшиеся по щеками повернулся к Саче. Его еще немного трясло, но внешне молодой человек выглядел намного более спокойным, чем несколько мгновений назад. Каролина ожидала увидеть гнев, ненависть по отношению к ней или Саче, но их не было. Только скорбная, жалкая покорность. Сильная волна отвращения поднялась в груди девушки. Ей не нужно было представлять себя на месте Тьери, чтобы быть уверенной, что сама она отдала бы жизнь ради Клауса. А он бы умер ради нее. Именно поэтому Каролина написала такой закон. Такую проверку. Тот факт, что этот безответственный мужчина своими действиями, своими желаниями и неподчинением только что разрушил и уничтожил жизнь влюбленной в него молодой девушки, выводило ее из себя. И он уйдет отсюда, получив лишь предупреждение. А она навсегда останется мертвой. Потому что таков был закон Каролины. Еще не до конца осознав, что делает, девушка превратилась в быструю тень. Ее рука скользнула к поясу Роланда и вытащила меч из ножен, а в следующую секунду кровь забрызгала стены и пол камеры, окропив платье Сачи. От неожиданности бывшая проститутка сделала шаг назад и прикрыла глаза. Отрубленная голова с гулким стуком прокатилась по каменным плитам. Из ровного разреза на шее хлестали фонтаны крови, заливая лицо и платье Сачи, проливаясь в стыки между камнями. Никто не успел среагировать. Тело молодого мужчины рухнуло рядом с телом его мертвой возлюбленной. Разрезанные линии артерий выплевывали густую, теплую кровь на пол, быстро заливая пространство вокруг шеи незнакомца. Ее запах распространялся по воздуху, заставляя четырех оставшихся в помещении людей сделать непроизвольный глубокий вдох. Сача медленно повернула голову к Каролине, но девушка в этот момент отвернулась, возвращая меч. По длинному, сверкающему в свете факелов лезвию, сползали ручейки крови. Каролина заметила несколько капель, попавших на ее рукава и подол. – Ты говорила один суд, верно? – равнодушно уточнила девушка, бегло взглянув на трупы и подняв глаза к женщине перед собой. – Да, мадам, – невозмутимо ответила Сача. Не утруждая себя объяснениями или прощаниями, Каролина кивнула и спокойно покинула помещение. Подол ее платья тянул за собой тонкий кровавый след.

***

Прошли целые сутки прежде, чем последствия неожиданного решения Каролины во время суда настигли ее. К тому моменту девушка успела отдохнуть, пообщаться с Ребеккой и позаниматься с Сигбертом. Пару раз она заходила к Клаусу, но он снова перестал реагировать на ее присутствие, поэтому Каролина вынуждена была уходить ни с чем. И вот, ровно через день, во время ее очередной утренней прогулки по берегу моря, девушку догнал Элайджа. В этот раз музыкального инструмента с ним не было, поэтому Каролина сразу же настроилась на серьезную беседу. А еще из-за выражения лица деверя. Такое выражение Ребекка любила называть «осуждающим», и девушка вдруг поняла, почему сестру оно так раздражает. – Сача сказала, ты запачкала ее платье, – спокойно произнес Элайджа, вышагивая справа от невестки. Его плечи были идеально выпрямлены, а руки сцеплены за спиной. Ледяная вода Лионского залива окатила босые ноги Каролины. Длинный подол красивого синего платья девушки был по-крестьянски поднят и заправлен за пояс. Ботинки она несла в руке. – Так и сказала? – подняв брови, с насмешкой спросила Каролина, зная, что Сача ни за что и никому не стала бы жаловаться на ее действия. Элайджа в ответ прищурился и промолчал. Некоторое время они шли в тишине, медленно вышагивая по холодному и влажному песку. – Я перечитал твой свод законов. – Приму как комплимент, – снова усмехнулась девушка. Для такого заядлого читателя, как Элайджа, вернуться к работе, которую он уже изучил, все равно, что дать высшую похвалу автору. Хотя Каролина прекрасно понимала, что целью мужчины было вовсе не сделать ей приятно. – Мальчишка выполнил условия суда. Почему ты его убила? От того, как легко Элайджа назвал подсудимого «мальчишкой», девушке захотелось фыркнуть, ведь еще недавно он убеждал ее в том, что Сигберт почти мужчина. Конечно, это был их общий порок, – сложно всерьез воспринимать людей, младше тебя на век. Тем не менее, Каролина начала испытывать раздражение. Она была не просто взрослой, а по-настоящему старой женщиной с грузом на плечах, который не всякий бы выдержал. Так же, как Клаус, руководствуясь гордостью, не желал по началу просить помощи у братьев, Каролина не желала распространяться о принятых решениях. Она была способна оценить иронию ситуации, однако придерживалась идеи о том, что ни Элайджа, ни Ребекка, не смогут помочь ей с жертвоприношениями. Она могла получить от них сочувствие, быть может, жалость, которую Каролина так сильно ненавидела, но не более. Поэтому девушка не стала рассказывать последние новости. Она собиралась вернуться к семье победительницей, когда все закончится. В душе Каролина уже жалела, что рассказала о близости к решению Клаусу. Если что-то пойдет не так, – его пропасть безнадежности станет бездонной. По этой же причине девушка никогда не рассказывала о суде, который провела над насильниками в замке Ланзо. Она не рассказывала о ковенах, которые вырезала, о ведьмах, которых шантажировала и близким которых внушала. За последний год Каролина лгала о своей жизни членам семьи больше, чем за последний век. Возможно поэтому, Элайджа слабо себе представлял, на сколько на самом деле изменилась невестка. Ее ожесточение могло показаться ему не постепенным, неизбежным процессом, а непонятным и резким решением. Впрочем, у Каролины не было ни сил, ни желания оправдываться перед деверем. – Он мне не понравился, – спокойно, даже равнодушно ответила девушка. Мужчина рядом с ней сбился с шага и замер. Каролина продолжила идти, игнорируя вспышку эмоций на лице Элайджи. Было там что-то связанное с возмущением и разочарованием, – девушка не стала приглядываться. – Каролина! Холодный, резкий тон мужчины вынудил Каролину замедлиться и повернуть голову через плечо. Таким тоном он говорил с Клаусом, когда был недоволен поведением младшего брата. Никогда, ни разу за все сто двадцать два года с момента их побега из дома, Каролина не слышала, чтобы деверь обращался так к ней. С удивлением девушка осознала, что ощущает лишь слабый интерес. У Элайджи не было рычагов давления на нее. Каролина уважала деверя, но не испытывала типичного для современных женщин страха подчинения перед старшим мужчиной в семье. На самом деле, после всех этих лет у Коула было больше шансов урезонить ее. Словно она была маленькой девочкой, нуждавшейся в твердой руке. Каролина начала злиться. В несколько шагов Элайджа преодолел разделявшее их расстояние и стал внимательно всматриваться в холодные глубины ее глаз. Теперь девушка заметила, что он выглядел больше обеспокоенным, чем возмущенным. – Что произошло на полуострове? – тихо спросил мужчина. Каролина полностью повернулась, чтобы не смотреть через плечо. Ее тихая и спокойная прогулка превращалась в очередные душевные разборки, надобность в которых для девушки давно отпала. Она не испытывала потребности в поддержке и одобрении деверей. Она уже сделала больше, чем все они вместе взятые. Она нашла Гразиеллу. Она принесла в жертву первых двенадцать человек. Она почти у цели. Всего за пару дней в Агде Каролина поняла, что ей не стоило приезжать. Нужно было остановиться в лесу, искупаться в реке, выдохнуть и продолжить. По какой-то старой памяти девушку тянуло к семье. Казалось, что здесь безопаснее, легче и приятнее. Каролина скрипнула зубами и отвела взгляд, зная, насколько проницательным мог быть деверь. – Каролина! – громче и настойчивее позвал Элайджа. – Что произошло? Холодные голубые глаза впились в теплые и сострадающие карие. – Я нашла решение. Лицо деверя оставалось спокойным. Он уже знал об этом, но без подробностей, а потому просто ждал, когда девушка продолжит говорить. – Жертвенная магия даст силу ведьме, с которой я заключила договор. Я проведу жертвоприношения, а она заберет проклятье Ника. Начало положено. Я только недавно убила двенадцать ни в чем неповинных женщин, так что извини, что я не испытываю угрызений совести по поводу смерти одного и без того уже мертвого предателя. Последние слова Каролина практически выплюнула в лицо Элайдже, чувствуя, как прорываются сквозь возведенные вокруг ее сердца стены волны ненависти к себе, горечи и сожалений. Она знала, что совершает ошибку. Это было неправильно. Вываливать все это на деверя, тем более в такой грубой форме, было ужасным решением, но до этого момента девушка даже не осознавала, насколько на нее давили принесенные в жертву жизни. Разъедали ее изнутри. – Каролина, – практически беззвучно, с горечью выдохнул Элайджа. – <Не смей>, – выпустив клыки, неожиданно зашипела девушка. Склера вокруг голубых глаз налилась кровью. – <Я сделаю все, что необходимо и даже больше. Я помогу Нику, а когда буду уверена, что он в порядке, то найду время оплакать остатки своей души. До тех пор, не лезь в нее, Элайджа. Мне не нужна ни ваша жалость, ни ваше притворное понимание. Дай мне сделать свое дело, а сам присмотри за Ником>. Отшатнувшись, Каролина сделала резкий шаг в сторону и, обогнув деверя, быстрым шагом направилась к замку. Ей нужно было уехать. Прямо сейчас.