Любовь – это обещание

«Sanctus Espiritus, redeem us from our solemn hour

Sanctus Espiritus, insanity is all around us

Sanctus Espiritus, is this what we deserve

Can we break free from chains of never-ending agony?»

Within Temptation – Our Solemn Hour

Каролина помнила, как впервые в текущем десятилетии солгала себе и другим, сказав: «Я в порядке», хотя знала, что это не так. Изменения, происходившие с мужем, пугали ее, но тогда еще девушка думала, что справится с этим. Что он справится с этим. Она чувствовала, как что-то надломилось внутри, когда Клаус впервые попытался причинить себе вред. Каролину накрыла мощная волна паники и потребовалось несколько минут, чтобы дыхание выровнялось, а зрение прояснилось. Очнувшись, она увидела Клауса на коленях перед собой, покрытого собственной кровью, но живого и обеспокоенного. За нее. И она скрыла это чувство. От себя. От него. От любого, кто мог заметить, насколько ей на самом деле тяжело и плохо. Сны позволяли прятаться от реальности не только Клаусу. Каролина тоже находила в них спасение, пусть и недолгое. Пусть даже это выматывало ее больше, чем девушка желала признать. Она чувствовала, что гниет, разрушается изнутри, но загоняла эти ощущения так глубоко, как только могла. Игнорировала. Потому что самочувствие Клауса было важнее. Каролина знала, что если долго задавливать в себе тяжелые, сложные эмоции, то можно сломаться. И все же она смогла продержаться несколько лет, прежде чем призналась. «Я не в порядке». Но для этого признания было слишком поздно. От него не стало легче. Никто не мог помочь, и отчаяние, ноющее и скользящее где-то по внутренностям девушки, стало нарастать. Почему-то ей казалось, что смена деятельности, что поездка и принятие новых решений помогут. Что это будет лучше и, возможно, совсем немного легче, чем оставаться рядом со сходящим с ума мужем. И спустя более полугода в дороге, благодаря помощи Коула, она действительно начала чувствовать это. Ей стало лучше. Пустота на сердце, тот тяжелый груз множества эмоций, что она несла на протяжении уже почти десятилетия, начал понемногу рассасываться. Он все еще был там, давил на горло, но, по крайней мере, она перестала задыхаться. Жизнь в замке среди бессмертных смогла отвлечь Каролину от привычной боли. Она впервые позволила себе задуматься о ком-то еще, кроме Клауса. Позаботиться о ком-то еще... Бессмысленные усилия. Что-то в очередной раз сломалось. Еще один осколок откололся от ее надежды на хорошую или хотя бы спокойную жизнь, быть может от надежды на справедливость в мире, и рухнул в небытие. Каролина начала привыкать к этому. Этому болезненному, ноющему чувству внутри, когда хочется просто сдаться и плыть по течению. Она знала, как ощущается его последняя стадия. Она вставала на эту ступень. Когда потеряла ребенка. Но девушке нужны были силы, чтобы позаботиться о Сигберте. Сохранить хоть какую-то память о людях, которые успели стать ей небезразличны. Она держалась ради Сигберта, потому что мысли о нем тянули ее к продолжению существования. Мысли же о муже сталкивали лишь в бескрайнюю пропасть разрушения. Она почти научилась снова притворяться. «Я в порядке». В очередной раз мир треснул. Каролина приходила в себя очень медленно. Горло жгло. Каждую клеточку в теле тянуло с невыносимой болью. В ушах стоял гул, как оказалось, ее собственной крови, бегущей по венам. Каждый звук раздражал барабанные перепонки. Совы ухали слишком громко, муравьи ползали словно табун лошадей. Рядом послышался шорох шагов. Инстинкты запоздало завопили об опасности, и девушка резким движением бросилась на человека рядом, выпуская клыки. Ее шипение утонуло в детском крике. В глазах начало медленно проясняться. Намного раньше, чем черные точки окончательно покинули ее поле зрения, Каролина почувствовала хрупкие маленькие плечи под своими пальцами. Размытой тенью она отпрыгнула назад и застонала, ударившись о дерево. В лесу стояла кромешная темнота. Сердце девушки бешено колотилось в груди, гоняя по венам адреналин. Она прислушалась, но не уловила присутствия другого человека, кроме мальчика, лежавшего на земле и со страхом и напряжением уставившегося на нее. Десны тянуло от боли. Кости Каролины ломало от жажды. Сигберт выглядел бледным и измученным, но девушка почувствовала от него слабый запах крови. Видимо, пока она спала, мальчик нашел какое-то животное в лесу. Ее взгляд метнулся к небу. Какая сейчас часть ночи? Сколько она спала? Девушка не помнила, как отключилась, но видимо, ее истощение достигло пределов. Это было опасно. Ей нельзя доводить себя до такого, иначе погибнут и она, и Сигберт. Каролина замотала головой и зашипела отболи, чувствуя, как не желают клыки втягиваться обратно в десны. Они хотели вонзиться в чье-нибудь теплое тело. Девушка сдержала порыв и вернула лицу человеческий облик. Она буквально почувствовала, как расслабился мальчик, делая слабый облегченный выдох. Нужно было срочно найти пищу. Без крови Каролина почти не могла думать. Она даже не знала, куда бежала. Кажется, они ушли на юго-запад города. Она уже не была уверена. Они давно бродили по лесу, не натыкаясь на поселения, спали по несколько часов на мерзлой земле и снова бежали. Покрытая инеем листва захрустела под ногами девушки, когда она сделала пару шагов вперед и протянула руку Сигберту. Тот неуверенно вложил маленькие пальцы в ее ладонь, и Каролина потянула ребенка вверх, помогая подняться. Им нужна была еда, чтобы думать. Лошади, чтобы не истощать себя так сильно. Нужно было узнать, где они находятся, и решить, куда двигаться дальше. Девушка предположила, что они достаточно много петляли за прошедшие дни, чтобы позволить себе немного более медленное передвижение. Она не позволяла себе вспоминать о встрече Коула и Майкла. Голова гудела и заполнялась знакомым белым туманом. Каролина не ела с момента, как покинула город. Не хотела останавливаться даже на мгновение ради этого. Сигберта она кормила своей кровью. Девушка судорожно выдохнула и провела подрагивающей от напряжения и жажды рукой по распущенным волосам, царапая ногтями жирную кожу головы. Она не помнила, в какой момент потеряла ленту. На ней все еще было платье, превратившееся в грязную тряпку и порванное по краю подола. Нужно было двигаться. Куда?

***

Найти поселение оказалось сложно. Потребовалось еще несколько суток, прежде чем Каролина услышала первые звуки цивилизации. Она не могла оставить Сигберта в лесу, – боялась, что он может бесконтрольно наброситься на первого попавшегося человека. Крепко сжимая маленькую ладонь, девушка притаилась у одного из деревьев, выжидая. Солнце скрылось за горизонтом, поэтому балдахин, которым она закрывала мальчика днем, теперь висел на свободной руке Каролины. Нельзя было поднять шум или привлечь лишнее внимание. Слухи о странной молодой девушке и ребенке очень легко распространятся и сразу же выведут Майкла на их след. Каролина смогла пробраться к дому, стоявшему ближе всего к лесу, на краю деревни. Она слышала стук сердец внутри. Боль от жажды крови рвала каждую клеточку ее тела, как будто в нем поселился безжалостный демон, сжиравший ее изнутри. Девушка уже очень давно не была в таком плохом состоянии. Последний раз – сто лет назад, когда их путешествие только начиналось. Она осторожно постучалась в дверь. Та опасливо приоткрылась, и Каролина сразу же впилась взглядом в лицо крестьянина. – Не кричи. Впусти нас в дом. Незнакомец исполнил волю девушки. Они с Сигбертом двумя тенями скользнули за дверь и закрыли ее за собой. Каролина ни на секунду не отпускала ребенка от себя, чувствуя, как ускорилось его сердцебиение. Глаза мужчины округлились, видимо из-за того, как изменилось лицо мальчика перед ним, но Каролина не позволяла себе надолго об этом задуматься. Она рванула вперед и заставила быть тихими женщину и трех детей. От боли в деснах хотелось плакать. Все мысли девушки затмевались инстинктом. Кусай. Кусай. Кусай. Она бросила взгляд на мальчика рядом. Он уже совсем не мог думать, и только последние крохи силы воли удерживали ребенка, буквально прилепив его к полу. Каролина не могла не восхититься выдержкой мальчика. Девушка взяла за руку мужчину и отвела в угол. Она очень боялась, что убьет его. Даже если она сдержится, Сигберт не выдержит и нападет из-за запаха крови. Если же он начнет первым, – не выдержит она. При любом исходе, незнакомец умрет. Им нельзя оставлять тела. Нельзя оставлять след. Каролина повернулась к мальчику и с силой сжала его ладонь. – Если не сможешь сдержаться, кусай меня, понял? Дождавшись, пока Сигберт кивнет, девушка снова повернулась к мужчине перед собой. Его глаза расширились от ужаса при виде черных вен, проступивших под ее красными глазами. При виде клыков, удлинившихся в верхнем ряду зубов. Но он не мог закричать. И не мог убежать. Каролина впилась в шею жертвы, и ее сознание взорвалось чистым, сверкающим удовольствием. Через секунду она почувствовала сильную боль в руке и то, как кровь заскользила вниз по ее коже. Спустя несколько часов девушка сидела на полу недалеко от двери, согнув ноги в коленях и обхватив их ладонями. Сигберт лежал рядом. Его грудь равномерно поднималась и опускалась в такт дыханию. Мальчик спал. Как и остальные жители дома, которые даже не подозревали о том, что недавно произошло. Каролина сжимала и разжимала кулаки, в попытке унять бешено колотящееся сердце. Какой-то частью сознания она понимала, что находится в панике. Это не было похоже на мгновенно накатывающий приступ, а скорее на постоянную тревогу, засевшую где-то внутри и не позволяющую сердцу успокоиться даже на минуту. Да, тревога была подходящим описанием того, что она чувствовала. Руки непроизвольно начали дрожать, и девушка сцепила пальцы в попытке унять их. Она была одна. Одна. С момента, как ее приняли в семью сто двадцать один год назад, Каролина никогда не была одна. Хорошо, возможно, тревога все же была слабым описанием того, что она чувствовала. Девушка приложила дрожащую ладонь к горлу, когда то сдавило. Она как могла пыталась делать маленькие, равномерные вдохи. Теперь, когда сознание не спутывала жажда крови, на Каролину обрушился весь ужас произошедшего. Она едва избежала смерти. Или того хуже. Смерти. Каролина уже очень давно не думала о ней. Это всегда было чем-то далеким, отвлеченным, почти несуществующим в их мире. До появления охотников. До встречи с Майклом. Мысль о заклинании Эстер мелькнула на краю сознания и исчезла, стоило девушке замотать головой. Было не время думать об этом. Куда больше она переживала за деверя. «Он не навредит Коулу. У него нет причин убивать Коула», – как молитву, читала про себя девушка. Чем закончилась их встреча? О чем они говорили? Узнал ли Коул правду о смерти матери? Поверил ли он Майклу? Если поверил, то как отреагировал? Куда он направился после? Присоединился ли он к отцу или тоже сбежал от него? Ей следовало задаться этими вопросами раньше, но в момент побега все, о чем думала девушка – это то, что нельзя позволить Майклу использовать ее, как рычаг давления на Клауса. Она не может стать слабостью мужа. Не сейчас, когда он и без того жаждет смерти. Боже, что если он уже мертв!? Как Майкл нашел их? Случайно или через письма, отправленные в Баварию? Он успел бы добраться на север Франции из Хоэнзальцбурга за те месяцы, что молодые люди провели в городе, выманивая Абелию Бошен. Что если он действительно был в Баварии? Что случилось с остальными членами семьи? А с Клаусом? Они сбежали? Куда? Вступали ли они в диалог с Майклом? Могли ли они узнать у него правду? Куда бы они побежали? Каролина поняла, что задыхается. Воздух совсем перестать попадать в легкие уже некоторое время назад, но поток мыслей настолько захватил девушку, что она даже не заметила этого. Руки тряслись, ногти царапали неподатливое горло, вырывая из него сдавленный всхлип. Где-то на краю сознания звенело понимание того, что она не может умереть, задохнувшись, но инстинкт самосохранения оказался сильнее. Поэтому Каролина в ужасе пыталась заставить себя снова дышать. Глаза покраснели, по щекам потекли соленые дорожки. Здесь не было никого, способного ей помочь. Никого. Спустя еще несколько секунд девушка потеряла сознание. Ее разбудил обеспокоенный Сигберт. Близился рассвет, а они все еще оставались в чужом доме. Каролина испытывала стыд за собственную несобранность. Ее неспособность держать себя в руках чуть не поставила под удар их обоих. Когда солнце встало, молодые люди уже ушли достаточно далеко от деревни. Закутанный в балдахин, Сигберт сидел на земле. Каролина разместилась рядом. Ей нужно было подумать. В этот раз рационально и без паники. Что ей делать? Возвращаться нельзя. Скорее всего и Майкл, и Коул уже покинули город, не важно вместе или порознь. Чем ближе она будет к тому месту, тем больше шансов снова пересечься с Майклом. Этого нельзя допустить. Стоило ли направиться в Баварию? Нет. Если каким-то чудом Майкл вышел на них не из-за писем, отправленных в Хоэнзальцзбург, то она может привести его прямо к уязвимому мужу. В Баварию нельзя. Коул. Каролина заставила себя подумать о девере. У них не было плана на такой случай. Крайне предосудительно, но если бы не Сигберт, то Коул мог бы сбежать вместе с ней. Он остался задерживать Майкла только из-за того, что с Сигбертом им было бы сложнее скрыться втроем. И теперь она не знала, как снова пересечься с ним. Если бы она оказалась на месте Коула, если бы они разделились... о чем бы он подумал? О чем она должна была подумать в первую очередь? Ответ пришел неожиданно легко. Сача. Единственная бессмертная, которой она по-настоящему доверяла, о чем знает вся семья. Коул наверняка решил бы, что она отправится к Саче. Если члены семьи сбежали из Баварии, то им тоже разумно было бы отправиться на юг Франции, потому что у Сачи нашлось бы безопасное место для их размещения. Эта женщина удивительно хорошо для ночного существа обжилась в солнечном морском городе. Нужно ехать на юг. В Агд.

***

Девятый год проклятья охотников, весна Холодный ветер дул с моря. Резкие порывы трепали старую, истертую и покрытую пылью и грязью одежду двух путников. Светловолосая девушка держала за руку мальчика и смотрела на воду. Ночное море было прекрасно. Черные волны прибивало к берегу. Слегка влажный, но еще холодный воздух обдавал лица путников капельками воды. Каролина закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Ее пальцы сильнее сжали маленькую ладошку. Стояла ранняя весна. Дни становились длиннее, рассвет наступал все раньше, и девушке оставалось только горько порадоваться тому факту, что их с Сигбертом путешествие выдалось на зиму. Радоваться... Особенно мощный порыв ветра поднял высокую волну, и влажный след добрался по песку почти до самых ботинок Каролины. Мальчик рядом отскочил назад. Она не сдвинулась с места. Приближался рассвет, и девушка, даже не смотря на Сигберта, чувствовала его беспокойство и волнение. Они уже должны были быть в городе, а вместо этого, почему-то, застыли на пляже. Тем не менее, Каролина не могла заставить себя сразу броситься на поиски Сачи. Путешествие затянулось. Она не ожидала, что это будет так сложно. Необходимость прятать Сигберта днем, находить ночлег, пищу. Это все казалось таким естественным, когда они делали это с Коулом, но Каролина неожиданно столкнулась с тем, о чем совсем не подумала. С тем, что она женщина. Молодая девушка с ребенком, пусть даже младшим братом, на дороге. Потребовалось несколько недель, прежде чем Каролина отбросила моральные принципы и стала внушать людям ради возможности получить ночлег или лошадей. Из-за Майкла они скрывались тщательнее, старались реже попадаться незнакомцам, а потому были вынуждены обходить многие города и деревни, в которых остановиться было бы комфортнее, чем просто в лесу. Из-за этого иногда сбивались с пути. Дорога вымотала Каролину. Постоянное беспокойство о семье, о Сигберте... Впрочем, она была во многом благодарна мальчику. Он помогал ей всеми доступными способами. Был скорее попутчиком, чем обузой. Сигберта тяготила невозможность путешествовать днем. Он понимал, что задерживает свою благодетельницу, а потому старался во всем остальном не доставлять ей хлопот. Теперь Каролина боялась, что Сача покинула Агд. Она не представляла, где в таком случае искать подругу. Где искать остальных членов семьи? Ищут ли они ее? Девушка сильнее сжала детскую ладонь, но не смогла заставить себя покинуть пляж. Что, если ей следовало подольше остаться в окрестностях города, где они расстались с Коулом? Возможно, он пытался ее найти? Было ли ошибкой сразу направляться на юг? Каролина задавала себе эти вопросы снова и снова. – Мадам? – послышалось из-за спины. Девушка напряглась от осознания, что не заметила чужих шагов и резко обернулась. Инстинктивно она дернула ребенка назад, пряча за собой. Незнакомец заметил этот жест и никак не отреагировал. Одежда на нем была простой, но не крестьянской. Городской житель, скорее всего, чей-то слуга. Каролина могла по одному только виду ткани определить, к какому слою населения относился человек напротив. Однако обычный житель не покинул бы город ночью. Обычный житель не смог бы подкрасться к ней незаметно. От мужчины напротив не пахло человеком. – Я ищу мадам Сачу, – резким, жестким тоном произнесла девушка на французском, почти идеально передавая южный диалект, свойственный местным жителям. Если мужчина и удивился, то виду не подал. Он бросил быстрый взгляд на Сигберта. – Вы нуждаетесь в убежище? – Да. С кивком головы он еще раз осмотрел девушку с ног до головы. Ее спутанные, короткие и грязные волосы. Некогда дорогое платье, превратившееся во что-то не лучше половой тряпки. Дешевый черный, запыленный плащ. Засохшие мелкие капли крови на шее. Путешествующие по ночам девушка и ребенок действительно привлекали внимание. Вызывали вопросы. Особенно в городе, где сообществом бессмертных кто-то управлял. Каролина молча восхитилась предусмотрительностью Сачи. Похоже, ее дозор работал весьма исправно, позволяя обнаружить и привести в убежище всех новых обращенных, появляющихся в Агде. Так женщина точно знала, кто находится в ее городе, могла контролировать их перемещения и ознакомить с законами. Мужчина не представился. Он молча проводил их до замка, и молодые люди скрылись внутри каменных стен всего за пару часов до восхода. Агд стоял на месте старого римского поселения, а потому постройки в нем сплетались из античных – каменных и современных – деревянных, позволяя проследить путь расширения города. Замок, в который они попали, также был каменным лишь частично. Все внутренние стены, полы и перекрытия были деревянными. У главных ворот незнакомец ненадолго пропал и вернулся с каким-то мужчиной. Тот равнодушно предложил гостям войти. После этого Каролина и Сигберт смогли беспрепятственно перешагнуть порог замка. Незнакомец привел путников в пустующий большой зал. Камин не горел, как и ни одна свеча в помещении. В темноте девушка обернулась к мужчине, остановившемуся в дверях. – Пожалуйста, подождите здесь. Я сообщу мадам Саче. Каролина кивком головы отпустила незнакомца и успела заметить пролегшую между его бровей морщинку. Видимо, своим жестом она невольно показала излишнее высокомерие, словно отпускала собственного слугу, но на самом деле девушка просто слишком привыкла к манере поведения дворян. У нее не было намерения что-то доказывать местным жителям. Послышались осторожные шаги, и Каролина обернулась, чтобы посмотреть на Сигберта, медленно исследовавшего помещение. У стены стояли козлы и доска, собиравшиеся в длинный обеденный стол при необходимости. Это место ужасающе напоминало главный зал из замка Ланзо. Похоже, Сигберт считал так же, потому что на его лице девушка заметила боль и горечь, которую мальчик неудачно пытался скрыть. Каролина закрыла глаза и с глубоким вздохом снова пропустила через себя весь тот ужас, что испытала, когда увидела мертвых жителей замка. Все то отчаяние, которое звучало в захлебывающемся скорбным воем голосе Сигберта. Возможно поэтому, она не сразу почувствовала знакомый запах. Не услышала шаги. Не заметила ускорившийся стук чужого сердца. Лишь одно слово вырвало девушку из губительных воспоминаний. Одно слово, на выдохе, с надеждой и неверием сорвавшееся с женских губ: – Каролина? Она резко обернулась, распахнув глаза. Разряд молнии обжигающим огнем прошелся по венам. К глазам подкатили слезы, а сердце затрепыхало в груди, как пойманная в клетку птица. Словно чужим, сиплым голосом девушка прошептала: – Бекка. А в следующее мгновение сестра бросилась вперед и сжала ее в крепких объятиях. Это был сон. Счастливый, прекрасный сон и, не выдержав, Каролина разрыдалась, впиваясь пальцами в спину Ребекки, прижимая ее к себе так крепко, как только могла, лишь бы убедиться, что она настоящая. Три года. Теперь, в объятиях сестры, они ощущались как вечность. Боже, как она вообще могла прожить три года без этого запаха? Звука ее голоса? Ее доброты и понимания? Каролина рыдала, не сдерживаясь, выплескивая из себя всю боль, скопившуюся за время путешествия. Ей было так страшно. Так одиноко. Так невыносимо даже просто представить жизнь без семьи. Она впивалась неровными, обломанными ногтями в платье на спине Ребекки, царапая тонкий шелк. От нее пахло свежестью, соленым прибоем, немного вином и лавандой. От нее пахло домом, и сердце девушки разрывалось на части. Сама Каролина выглядела и пахла просто ужасно. Конским потом, грязью, дорогой, кровью и речным илом. И эта неожиданная, такая глупая мысль, вызвала у девушки волну стыда, вынуждая ее разорвать объятья и сделать резкий, неуклюжий шаг назад. Перед глазами все плыло из-за пелены слез, но, моргнув пару раз, она смогла разглядеть обеспокоенное, светящееся от счастья лицо сестры, по щекам которой тоже текли слезы. Взгляд Каролины невольно упал на дверь, где в проеме стоял, прислонившись к косяку, Элайджа. Он выглядел уставшим, но мягко улыбнулся, когда их взгляды пересеклись. Девушка прижала руки к губам, пытаясь сдержать громкие всхлипы и сделала несколько шагов в сторону деверя, минуя Ребекку. – Боже, я так скучала по вам, – прошептала Каролина. – А где Коул? – одновременно с ней, неуверенно спросила Ребекка. Девушка застыла. Улыбка сползла с лица Элайджи, как старая краска. Горький комок застрял в горле и, как бы Каролина не пыталась, не желал проталкиваться дальше по гортани. Очень медленно, напряженная как тетива, девушка повернулась к сестре. Ее лицо выдавало всю гамму эмоций, которые Каролина испытывала, а истощение прошедших месяцев не позволяло скрыть хоть что-то. Поэтому Ребекка увидела ее страх. – Его здесь нет? Голос сорвался. Девушка не была даже уверена, что смогла произнести фразу целиком, потому что в ушах стоял звон, порожденный ужасом. Новая, намного более мощная, чем прежде волна паники накрыла Каролину. Рука обхватила горло, в котором потерялся последний вдох. Краем глаза она уже заметила, как Элайджа бросился вперед, почувствовала тепло руки Ребекки на своем плече. А потом все звуки и чувства пропали, оставив лишь звенящую пустоту. Коул должен был быть здесь! Он должен был добраться раньше. Ее ограничивал Сигберт, необходимость скрываться, тот факт, что она женщина. Даже если деверь сбрасывал Майкла с хвоста, ему должно было хватить времени, чтобы приехать сюда первым. Если он знал, куда ехать... Если догадался, что Каролина отправится к Саче, а не стал искать ее по окрестным городам и деревням. Боже, что если Майкл... Что, если он убил его? Нет, нет, нет. Он не мог. Это совсем не логично. У Майкла не было претензий к Коулу, только к Клаусу. Даже если тот решил поддержать брата, убийство собственного ребенка... Нет, все то, что Каролина знала о Майкле вынуждало ее отрицать столь ужасное развитие событий. Он не мог. Не мог убить Коула. В противном случае то, что сделала Каролина... Она сбежала. Она сбежала и оставила его одного! Она поклялась защищать свою семью всеми доступными способами и просто сбежала! Испугалась! Каролина хрипела в попытке сделать вдох. Ногти расцарапывали шею и ключицы до крови, и в какой-то момент девушка почувствовала теплые мозолистые пальцы, перехватившие ее руки. Другие руки, более крупные, коснулись ее спины под плащом и начали делать равномерные, круговые движения. Колени ударились о пол. В нос проник новый запах. Запах деревянной стружки, пергамента, лимона и, едва уловимо, человеческой крови. Запах Элайджи. – Ты в безопасности, – шептал он, словно точно знал, что тревожит невестку. Рука уверенным жестом продолжала ходить по спине, – ты в безопасности. Девушка всхлипнула, проталкивая воздух в горло. Пальцы дернулись в крепкой хватке Ребекки, но та не отпустила. Еще один всхлип. Серая пелена перед глазами начала проясняться. Звуки и запахи возвращались в мир Каролины, и она запоздало заметила напуганного, зажатого Сигберта, что замер в нескольких шагах от нее, не смея подойти ближе. Со вздохом поражения девушка устало прикрыла глаза. Сигберт никогда не видел ее настолько... слабой. Она держалась все это время, но встреча с семьей пробила плотину эмоций. Каролина чувствовала, как дрожь спадает, сменяясь чем-то похожим на умиротворение. Она знала, что это чувство ложное, и все тяжелые эмоции снова настигнут ее через несколько часов, но сейчас, в это конкретное мгновение, девушка действительно чувствовала себя в безопасности. – Все в порядке, – едва слышно прошептала Каролина, обращая взгляд к Сигберту. – Я напугала тебя? Мальчик неуверенно покачал головой. По лицу Ребекки скользнуло удивление, словно она впервые заметила ребенка в комнате. Рука Элайджи едва заметно напряглась на спине невестки и остановилась. Убедившись, что Сигберт в порядке, Каролина бросила неуверенный взгляд на лица сестры и деверя. – Мы встретили Майкла. Пальцы Ребекки сжали руки девушки с такой силой, что та поморщилась от боли. Рука Элайджи одеревенела, как и его плечи, которые Каролина чувствовала у собственного правого плеча. – Я сбежала с Сигбертом, – она кивнула головой в сторону мальчика, стараясь не терять зрительного контакта с обоими собеседниками, – а Коул остался... отвлекать Майкла, – еще один судорожный вздох. – Он должен был приехать раньше меня. Должен был догадаться, – нижняя губа задрожала, к глазам подкатила новая волна слез, – догадаться, что я поеду к Саче. Сигберт не может путешествовать днем, мы добирались дольше. Он должен был быть здесь. Последние слова сорвались с губ Каролины хриплым, неразборчивым шепотом. Элайджа с Ребеккой переглянулись. Голос деверя, когда он заговорил, был спокойным, тихим и уверенным. – Ты все сделала правильно. Коул способен за себя постоять. Ты поступила правильно, Каролина. Тогда почему она не чувствовала этого? Отчаяние царапало затылок. Промелькнула мысль о том, что ей стоит спросить, где Клаус. Он был здесь, в этом девушка не сомневалась. В глазах Элайджи и Ребекки не было скорби, а значит Клаус жив. Каролина не была уверена, что готова узнать, в каком он состоянии. Прошло три года. Три года без нее. Девушка зажмурилась, выжимая из глаз последние слезы. – Значит, ты – Сигберт? – послышался голос Ребекки. Каролина открыла глаза как раз в тот момент, когда мальчик осторожно кивнул ее сестре, не подходя ближе. Со стороны двери послышалось пошаркивание. Сача остановилась, медленно осматривая собравшихся в помещении людей. В ее глазах появилось облегчение и радость, когда взгляд остановился на Каролине. – Госпожа, – одними губами прошептала женщина. Девушка в ответ лишь кивнула. В лице Ребекки все еще стоял вопрос, связанный с Сигбертом, который должен был всколыхнуть множество неприятных воспоминаний. – Нам нужно отдохнуть, – прохрипела Каролина, – я расскажу вам все, но позже. Сестра устало, вымученно улыбнулась. – Конечно.

***

Удивительно на какие чудеса способны горячая ванна и сон, превышающий три часа. Потянувшись на мягких, свежих простынях, Каролина с наслаждением простонала. От ее кожи пахло чистотой, ногти были аккуратно обработаны и вычищены, волосы сияющим золотым водопадом разметались по подушке, небрежными локонами опускаясь на плечи, толстая корка пота и земли наконец покинула ее тело, и девушка ощущала это каждым волоском. Это было лучшее чувство на свете, и ей не хотелось возвращаться из легкой неги, навеянной дремой, в жестокую реальность. Поэтому Каролина позволила себе немного поваляться, отсрочивая беспокойства грядущего дня. Она не знала, как долго спала, но через закрытые ставни проникали полоски яркого солнечного света. Во влажном воздухе витал запах морской соли и мокрой пыли. Повернувшись на спину, девушка неосознанно начала водить ладонями по простыне просто из необходимости доказать себе, что происходящее – реальность. Что она действительно здесь. С семьей. Что впервые за несколько месяцев она не проснулась в лесу, в грязи, одиночестве и в страхе за Сигберта. Мысль, со вчерашнего дня вертевшаяся на краю сознания, вырвалась на первый план. Несмотря на то, что Каролина не спросила про Клауса, она знала, что он тоже здесь. Жив. Если бы с мужем что-то случилось, то сестра и деверь смотрели бы на нее иначе. Поэтому Каролина не стала ничего спрашивать. Ее беспокойство о муже откатилось до той границы, где знать, что он жив, было более, чем достаточно. Все остальное, особенно с учетом ее паники, могло перерасти в очередной надлом. В истерику, которая никому не была нужна. Тем более не стоило Сигберту видеть ее в таком состоянии. К слову о Сигберте... Девушка закрыла глаза и прислушалась. Очень быстро она нашла в замке беседующих Элайджу и Ребекку и сразу же перестала подслушивать. Невнятное бормотание, в котором отчетливо различался голос Клауса, резануло по нервам, и Каролина почти с отчаянием постаралась отбросить от себя этот звук. Ребенок мог спать, однако несколько секунд спустя она услышала его. С Сачей. Странное чувство, смесь вины и сомнения, возникло в груди девушки. За все то время, что они провели в пути, Каролина ни разу не задумалась, какого будет Саче встретить обращенного ребенка. Со вздохом поражения девушка открыла глаза. Спустя несколько часов, умывшаяся и одетая, с убранными под сетку короткими волосами, Каролина нашла деверя и сестру. Они сидели в тишине в помещении, похожем на объединение скриптория и библиотеки. По стенам ползли стеллажи с книгами и свитками, а рядом с окнами стояли подставки, на которых выполнялись работы по иллюминированию. Острый взгляд девушки уловил пятна краски на длинных рукавах Элайджи, и она сразу поняла, почему от него пахло пергаментом. Не сдержав любопытства, Каролина подошла к подставке, чтобы посмотреть на работу. Та еще была влажной, но даже так девушка смогла определить, что нежный синий оттенок был получен из цветов василька. Он подходил для этой иллюстрации лучше, чем лазурит, с которым любила работать Каролина. Впрочем, в годы до того, как на них обрушилось проклятье, изобразительное искусство супругов чаще всего было связано с фресками, а не иллюминациями. Девушка закрыла глаза и сделала глубокий вдох, мысленно возвращаясь в те времена, когда сама работала над рукописями. Теплое, почти забытое чувство спокойствия и радости, ненадолго накрыло ее нежным облаком и также легко растворилось спустя несколько секунд. Не сразу Каролина отвлеклась от изображения и заметила текст. Ее брови невольно приподнялись, а взгляд бросился через комнату в сторону Элайджи и Ребекки, застывших в ожидании. Это был ее трактат о морали, который они, а в тексте определенно угадывался почерк Ребекки, превратили в настоящее произведение искусства. Болезненное, обжигающее чувство любви и привязанности всколыхнулось в груди девушки, и она сделала шаг в сторону деверя и сестры. Они сидели в глубоких креслах в темном углу помещения. На коленях мужчины лежал потертый палимпсест. Он заложил палец между страниц и закрыл книгу. На столе между ними – доска для хнефатафла. Каролина подошла ближе и заметила, что Ребекка играет атакующими. Все в этой картине было таким... домашним. Мирным. Спокойным. Лишь изможденные лица молодых людей, их уставшие глаза и обессилено опущенные плечи, выдавали истинное расположение дел. Им здесь было так же тяжело и плохо, как ей – там, снаружи. – Я не знаю, с чего начать, – тихо призналась Каролина, замерев у стола. Она чувствовала, почти осязаемо, как стоят между ними те годы, что были проведены в разлуке. Они не стали незнакомцами и все же, что-то изменилось. Быть здесь, просто общаться, казалось неестественным. Ее слова пустили рябь по спокойному изображению и выдернули Ребекку и Элайджу из их собственных размышлений. Мужчина резким движением поднялся. – Для начала присаживайся. Я принесу еще одно кресло, – привычным ей, спокойным и уверенным тоном произнес деверь. Палимпсест перекочевал из одной руки в другую, заложенная страница потерялась. Впрочем, пока Каролина присаживалась на нагретое Элайджей место, то заметила, как он осторожно поставил книгу на полку. Неспешно принес еще одно кресло. Взгляд девушки невольно обратился к доске. – Ты проигрываешь, Бекка, – пробормотала себе под нос Каролина, быстро оценив положение соперников. – Я знаю, – равнодушно протянула девушка напротив. Возникло ощущение, что они играли не для того, чтобы получить удовольствие, а чтобы просто убить время. Накатила грусть. С Коулом, по крайней мере, Каролина искренне наслаждалась их неделями отдыха. Он научил ее наслаждаться ими. Снова повисла неуютная, неловкая тишина. – Последнее письмо Коула, которое мы получили, было из графства Шампань, – медленно подбирая слова, заговорил Элайджа, – можешь начать с того, что произошло дальше. Девушка невольно нахмурилась. После были написаны еще два письма, только одно из которых успело уйти и, похоже, ее предположение о том, как Майкл нашел их, оказалось правдивым. Элайджа не получил письма из графства Мэн. Будучи в Хоэнзальцбурге, его получил уже Майкл. Поначалу спутано, но затем все более точно и уверенно Каролина начала рассказывать об их путешествии к границе герцогства Нормандия, о поисках Абелии Бошен, об их провале, о том, как Коул уже писал следующее письмо, но они услышали голос Майкла. О том, как она сбежала. О сложностях путешествия с Сигбертом, о том, как они путали следы и избегали поселений, а потому добрались до Агда намного позже, чем должен был Коул. Элайджа и Ребекка слушали в напряженном молчании. Особенно тяжелым оно стало, когда повисла тишина. Каролина снова почувствовала вину за то, что оставила Коула, хотя рациональная часть ее сознания доказывала, что девушка все сделала правильно. Каролина ощутила, как ее руки коснулись пальцы Ребекки. Та подалась вперед и протянула руку через стол, сдвинув длинным рукавом фигурки на доске. – Думаю, ты права, и письмо из графства Мэн перехватил отец, – неторопливо начал говорить Элайджа. – Нас уже не было в Баварии к тому моменту. Он был совсем рядом, в Зальцбурге, когда мы ушли. На самом деле, нам чудовищно повезло, что кто-то из слуг увидел его в городе и сообщил в замок. Мы бросили почти все вещи, когда бежали. – Как Ник... – глубокий вдох, выдох. Пальцы правой руки переплелись с пальцами сестры и сжали их непроизвольным жестом. – Он знает, почему вы уехали из Хоэнзальцбурга? – Да, – тихий голос Ребекки справа. Элайджа кивнул. – Полагаю, нам повезло, что именно в тот день его инстинкт самосохранения решил дать о себе знать. Он не пытался встретиться с Майклом. Каролина закрыла глаза и облегченно выдохнула, чувствуя, как огромная тяжесть уходит из напряженных плеч. После нескольких минут тишины, девушка снова встретилась взглядом с деверем. – Финн? – Первая комната, слева от лестницы. Никлаус в последней по коридору. Девушка задумчиво кивнула и, больше ничего не сказав, поднялась с кресла. Ее рука выскользнула из пальцев Ребекки и, не обернувшись, Каролина направилась на жилой этаж. Она остановилась на верхней ступеньке лестницы и замерла в нерешительности. Ей до безумия хотелось увидеть мужа, но страх мешал сделать следующий шаг. Какой будет их встреча? Что она увидит? Узнает ли он ее? Каролина совершенно не представляла, чего ожидать. Поэтому она повернула налево и зашла в ближайшую к лестнице комнату. Та не была заперта. Впрочем, замок принадлежал Саче и, можно было предположить, что она не боялась сплетен среди слуг. Возможно, они даже были под внушением. Девушка отбросила эти мысли. Ей не хотелось переживать об этом. Каролина чувствовала себя чудовищно виноватой, но в то же время старалась оставаться рациональной. У нее и без того достаточно поводов для волнения. Ставни в комнате были закрыты, балдахин задернут. Здесь почти не было света, но это не помешало девушке добраться до кровати и оттянуть ткань в сторону. Финн выглядел так же, как и девять лет назад. Клинок в груди и серые вены по коже. Та же одежда, в которой они отправились на званный вечер по приглашению Александра. Конечно, было глупо ожидать, что что-то изменится, однако Каролина вдруг почувствовала тревожный холодок по коже. Это предполагалось, как временная мера. Они с Клаусом должны были придумать решение в ближайший год, вернуть Финна и не дать ему встретиться с Майклом. Тем не менее, прошло почти десять лет. Почти десять лет, как Сэйдж осталась одна, не зная, что стало с ее мужем, не зная, где его искать. Осознание жестокости их поступка ударило Каролину как обухом по голове. Колени подогнулись и, не выпуская балдахин из пальцев, она рухнула на край кровати, как подкошенная. Послышался звук рвущейся ткани. Она не думала о нем. За все то время, что девушка ухаживала за Клаусом, а затем путешествовала с Коулом, она практически не вспоминала о старшем из деверей. О том, что она сделала с ним. Что они с ним сделали. Элайджа, Коул и Ребекка выглядели так, словно им все равно, но Каролина не верила. Быть может, Коулу было все равно. Элайджа считал, что для такого решения есть разумная причина, а Ребекка, скорее всего, просто боялась. Глубоко вздохнув, девушка расцепила пальцы на балдахине и, протянув руку, неуверенно коснулась груди Финна, положив ладонь рядом с клинком. Он был холодным и твердым. Неприятная дрожь снова прошла по телу Каролины. Он был мертвым. «Не думаю, что ты когда-нибудь простишь меня», – мысленно произнесла девушка. Пальцы скрючились на тунике мужчины. К горлу подкатил ком. Каролина вдруг вспомнила, как всего несколько месяцев назад предложила Коулу идею – поместить проклятье Клауса в тело Финна. Там, на расстоянии, это казалось почти разумным, но здесь, рядом с бездыханным деверем, она почувствовала себя чудовищем. Может, она заслуживала быть наказанной... Девушка замотала головой, отбрасывая тяжелые мысли. Самобичеванием она не поможет мужу. Каролина не могла позволить себе расклеиться и снова стать бесполезной. Осторожно поднявшись, девушка бросила последний взгляд на Финна и задернула балдахин. Чем ближе она подходила к дальней комнате по коридору, тем сложнее давался каждый следующий шаг. Каролина в равной степени как жаждала этой встречи, так и боялась. Знал ли Клаус о том, что она в замке? Он мог слышать разговоры Элайджи и Ребекки, мог даже слышать ее в момент прибытия. Прислушивался ли он? Девушка застыла у двери, не зная, стоит ли ей постучаться. Было странно испытывать такую неуверенность и даже смущение перед входом в спальню человека, с которым она прожила бок о бок целый век. С человеком, без которого она не чувствовала себя целой. Каролина сделала глубокий вдох и толкнула дверь. Очень тихо та открылась внутрь помещения, предоставляя взгляду девушки нынешнее пристанище ее мужа. Комната была похожа на ту, что выделили Каролине. Остывший камин, большая кровать с задернутым балдахином. Жесткий, стоптанный ковер покрывал холодный пол, создавая иллюзию тепла. Ставни на окнах были открыты, и яркий солнечный свет заливал помещение. Здесь не было сломанных вещей, разбросанных углей и деревяшек, покрытых кровью. К удивлению девушки, в воздухе не висел запах вербены, ставший привычным ей в Хоэнзальцбурге. Там, в комнате Клауса всегда стояла курильница, и это была, пожалуй, единственная вещь, которую он не сломал. Потому что она принесла ее и попросила этого не делать. Потому что в нормальном состоянии он знал, что вербена ослабит его и не позволит причинить вред родным, а когда рассудок затмевался, что-то внутри все же останавливало мужчину. Эта мелкая, но такая важная деталь, стала тлеющим угольком надежды в сердце Каролины. Девушка осторожно осмотрелась и заметила мужские голые стопы, выглядывавшие из-за балдахина с другой стороны кровати. Она сделала несколько шагов вперед и, наконец, увидела мужа. Он сидел на табуретке слева от кровати, так что комната показалась бы пустой, решившему заглянуть в нее человеку. Болезненная нежность пробилась через страх и напряжение Каролины, накрывая ее волной любви и тяги к мужу. Девушка на мгновение закрыла глаза и позволила себе сделать глубокий вдох, наполняя легкие знакомым запахом. Как же ей не хватало этого чувства. Не в силах выносить разлуку еще дольше, Каролина снова открыла глаза и жадно впилась в фигуру мужа. Ее взгляд скользил по его ногам, торсу, рукам, волосам. Ей безумно хотелось броситься вперед и обнять Клауса, зарыться пальцами в светлые локоны, поцеловать его как в их последнюю встречу – сладко, отчаянно. Он снова был гладко выбрит, еще даже не успела проступить щетина. Волосы чистые и расчесанные, хоть и не уложены в прическу. Одежда простая – светлые льняные туника с длинным рукавом и бриджи. Девушка вцепилась пальцами в подол платья, вынуждая себя стоять на месте. Видеть его так близко и не иметь возможности прикоснуться – было сущей пыткой, но Каролина сдерживалась, не зная, как отреагирует на ее присутствие Клаус. Он выглядел...Хорошо. Намного лучше, чем когда она уезжала. И все же, Каролина напомнила себе, что ему не могло быть лучше. Проклятье прогрессировало, становилось только сильнее день ото дня, погружаясь все глубже в его разум, вытаскивая наружу даже самые старые страхи. Мужчина выглядел сосредоточенным, вырезая что-то из дерева. Впрочем, понаблюдав за ним несколько минут, Каролина заметила сразу несколько вещей: руки Клауса лишились былой точности, – пальцы то и дело соскальзывали и попадали на лезвие ножа, но мужчина словно ничего не замечал. Деревяшка, с которой он работал вся покрылась кровью. Еще одним открытием стало для девушки то, что муж ни разу не посмотрел в ее сторону. Он должен был слышать ее шаги, слышать, как открылась дверь, и как она прошла внутрь. Каролина стояла на месте уже некоторое время, но Клаус будто намеренно игнорировал ее. Стоило этой мысли проникнуть в голову, как девушка почувствовала, что ее позвоночник сковывает напряжение. – Ник? – сорвалось с губ Каролины тихое, неуверенное обращение. – Да, дорогая? Мужчина не пошевелился, не поднял головы. В его голосе слышался откровенный сарказм, что больно укололо девушку в самое сердце. Как на зло ни одной здравой мысли не возникало в спутанном сознании Каролины. Она не представляла, как продолжить диалог, как заставить мужа взглянуть на нее, как понять, о чем он думает. Боже... Ее не было три года. В итоге, все, на что оказалась способна девушка, это глупое, совершенно бесполезное: – Как ты? Даже со склонившейся головой было видно, как бровь Клауса приподнялась. – Прекрасно, – язвительно выплюнул мужчина. Яд в его голосе буквально сжигал внутренности Каролины, вынуждая ее сердце ухнуть в пропасть отчаяния. – Хуже, чем вчера, но ведь завтра будет еще хуже, так что прямо сейчас все прекрасно! Он снова порезался и, прошипев что-то, резко вскинул голову. Девушка невольно отшатнулась, пораженная силой черной ярости в любимых серых глазах. Она уже почти не дышала. В груди разверзлась пустота, а воздух не желал проталкиваться в легкие, заставляя Каролину делать редкие, короткие вдохи. Девушка не была уверена, стоит ли ей ожидать нападения, а потому, невольно, сделала еще один шаг назад. Взгляд Клауса тут же устремился к ее ногам. Жестокая, мрачная усмешка поползла по его лицу. Мужчина издевательски медленно скользил взглядом по красивому светло-синему платью жены, поднимаясь все выше, пока не добрался до голубых глаз. – Ты выглядишь напуганной, дорогая, – насмешливо произнес Клаус, выдавливая последнее слово злым шипением. Каролина сама не поняла, почему сделала еще один шаг назад. Что-то было не так. Что-то пугало ее, но девушка не успевала анализировать ситуацию. Инстинкты клокотали об опасности, убеждали ее срочно разворачиваться и бежать, но Каролина знала – нельзя поворачиваться спиной к хищнику. Клаус разжал пальцы, и нож с кусочком дерева звонко ударились об пол рядом с табуреткой. Голова мужчины наклонилась в сторону, и он задумчиво продолжил изучать девушку перед собой, не делая ни единой попытки встать. Должна ли она была почувствовать себя в большей безопасности из-за этого? Он молчал, и Каролина мало по малу начала успокаиваться. Дыхание выровнялось, сердце успокоило ритм, а внутренняя пустота незаметно стала заполняться эмоциями. Девушку поразила собственная реакция на мужа. Она никогда не боялась Клауса. Даже когда он проявлял открытую агрессию в Баварии, Каролина всегда знала, что муж не причинит ей вреда. Повлияли ли на нее три года в разлуке или тот факт, что девушка не знала, что происходит теперь в голове Клауса? Каролина решила, что подумает над этим позже. Их взгляды оставались пересеченными, и на мгновение девушке показалось, что она заметила в глубине глаз мужа тот же огонь, что почувствовала сама в момент, когда увидела его. Ту же болезненную жажду. Вот только в ее глазах эта жажда скрывалась за неуверенностью, опаской и беспокойством, а в его – за яростью и ненавистью. Неожиданно Каролина вспомнила их последнюю встречу. Те же знакомые слова вырвались из ее горла: – Ненавидишь меня? Клаус прикрыл глаза и зашипел, а в следующее мгновение оказался нос к носу с девушкой. Она вздрогнула от неожиданности, но в этот раз не отшатнулась. Решимость, старая и знатно потрепанная, приклеила ноги Каролины к полу. Даже если он причинит ей вред, убить не сможет, а девушка продолжит сражаться за его рассудок до тех пор, пока жива. – Я видеть тебя не могу, – сдавленно прошептал мужчина, вкладывая в слова столько ненависти, что у Каролины перехватило дыхание от боли. Глаза едва заметно покраснели от подкативших слез, но девушка сдержала их. Горячее дыхание Клауса опалило ее щеку и ухо, когда мужчина подался вперед и сделал глубокий вдох. Что он пытался почувствовать? От девушки не пахло ни страхом, ни желанием. Остальные же эмоции были слишком сложные для восприятия на обоняние, поэтому единственным, что пришло в голову Каролины, стало элементарное желание мужа почувствовать ее запах. Так же, как было с ней. Боже, от осознания, насколько одинаково, даже сейчас, они мыслят, ломало кости. Почти физическая боль тянула мышцы от желания коснуться Клауса. Его лицо было так близко, что Каролина могла бы провести носом по коже. Поцеловать губами мочку уха. Почувствовать кончиками пальцев тепло его тела. – Ты сбежал от Майкла, – прошептала девушка. Клаус стоял так близко, что ей показалось, стоит заговорить громче, и он отшатнется. Ей же хотелось еще хотя бы мгновение провести в этой мучительной близости, пусть даже без возможности прикоснуться. – Да, – выдохнул ей на ухо мужчина. Чувственная дрожь прошла по спине Каролины, и она закрыла глаза, впитывая в себя чувство близости в отчаянной попытке удержать ускользающие сквозь пальцы секунды. Бедром она чувствовала, как слабо подрагивают пальцы Клауса. Сложно было сказать – от ярости или желания. Она пока не понимала природы его ненависти, а потому скользила по их диалогу, как по тонкому льду, ожидая, что в любой момент провалится в ледяную воду. Но боже, даже это было безумно приятно. – Почему? Тихий, непривычно жесткий смешок вырвался из горла Клауса. Он глубоко вдохнул, втягивая воздух через сжатые зубы, а затем заговорил тягучим, язвительным тоном: – Какая же ты бессердечная сука. Боль стрелой пронзила сердце Каролины. Она резко распахнула глаза и встретилась взглядом с мужем, который как раз отвел голову от ее уха и теперь смотрел прямо в лицо, впивался в него полными ярости серыми глазами. Девушке потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что в ее лицо впивались не только его глаза, но и пальцы, до боли сжавшие челюсть. Зрачки Каролины в шоке расширились, – она не заметила, когда муж поднял руку, не ожидала, что он действительно коснется ее. Тем более так. – Я сделал это ради тебя, – прошипел Клаус, и его лицо исказилось от презрения. – Я боролся все эти годы ради тебя! Его рука еще больнее сжала челюсть девушки, и Каролина невольно дернулась, но не смогла вырваться из хватки. – Хочешь знать, за что я борюсь теперь? – мужчина наклонился ближе, коснулся ее щеки своей и неожиданно потерся медленным, нежным жестом, совершенно не соответствующим той жестокости, что звучала в его голосе и ощущалась в его пальцах. – Я живу ради того, чтобы видеть выражение твоего лица каждый раз, когда смерть будет проходить мимо. Я буду бороться с ней тебе назло, чтобы ты подавилась собственными словами. Я нужен тебе любой? – он откинул голову и безумно хохотнул. В серых глазах мелькнула мрачная жестокость, – так я тебя не оставлю, любовь моя. Я заставлю тебя пожалеть о вырванном из меня обещании. Ты хотела быть привязанной ко мне? Ты будешь! Я буду бороться за это, дорогая, потому что ничто не доставляет мне большего удовольствия, чем видеть разочарование на твоем лицемерном лице. С каждым его жестоким словом недоумение Каролины превращалось в понимание. В уверенность, что Коул был прав, и проклятье действительно использовало ее образ, чтобы отравить мысли Клауса. Он ненавидел не ее. В голове девушки очень быстро начали разворачиваться различные стратегии. Она могла бы рассказать ему правду. Напомнить, что ее не было здесь последние три года, объяснить, что то, что он видел – лишь результат действия проклятья. Клаус не поверит ей на слово, не теперь. Ему потребуются доказательства. Она могла бы попытаться показать ему свои воспоминания, однако Каролина помнила, что когда в последние разы пыталась повлиять на разум мужа и создать для него сон, то не преуспела. Этот тип манипуляции сознания был очень похож, поэтому шансы низкие. Есть еще один вариант: позвать Элайджу или Ребекку. Клаус точно знал, что никто кроме него не видит призраков. Это отличный способ отличить реальную Каролину от ее злого образа. Как часто это вынудит деверя и сестру прибегать к ее мужу по первому зову? Действительно ли это лучший или даже единственный вариант? Как поведет себя Клаус, когда она снова уедет? Происходящее может только больше запутать его и усложнить жизнь остальным членам семьи. Главный вопрос, который решила задать себе Каролина, рассуждая в этом направлении: зачем? Ради чего она бы сделала это? Клаус сказал, что будет бороться. Причины не важны. Пусть даже ради ненависти к ней, главное, чтобы он не сдавался. Позже, когда все закончится, и его разум станет чист, девушка сможет показать ему свои воспоминания. Сможет объяснить, что было правдой, а что ложью. Они разберутся. Вместе. Все размышления заняли у Каролины не больше нескольких секунд. Она смотрела в любимые темно-серые глаза и поражалась той внутренней силе, которую обрела за прошедшие три года. Она вышла из Хоэнзальцбурга разбитой, уставшей и нацеленной на срочное решение проблемы. Сейчас девушка понимала, что «срочно» не получится. На поиски могут уйти годы, а могут – десятилетия. Они обсуждали это с Коулом и не раз. Каролине было необходимо, чтобы в это время Клаус держался. Он уже опробовал почти все способы убить себя. Дерево и вербена причиняли боль и лишали сил, но не жизни. Он не мог самостоятельно обезглавить себя, и девушка знала, что когда он попросил кого-то еще, то не получил желаемого результата, хотя то объяснение мужа было спутанным, связанным с его побегом, пока она лежала без сознания, и Каролина толком не поняла, что случилось. Онне мог умереть от потери крови, только усиливал жажду. Сдерживая ее, мужчина лишь добился помутнения сознания, когда тело само стремилось восполнить утрату. Клаус даже пытался вытащить собственное сердце из груди, но, насколько знала Каролина, не преуспел. Когда-то мысли обо всех этих ужасах приводили ее к истерике. Сейчас же девушка рассуждалао них с холодным прагматизмом. Ее муж не мог убить себя. Только Майкл мог, а до тех пор, пока Клаус будет сопротивляться этой идее, он проживет достаточно, чтобы она нашла решение. Даже если мужчина вдруг решит найти отца, Элайджа и Ребекка его остановят. Поэтому он в безопасности. Сходит с ума, страдает и ломается. Но он в безопасности. Голубые глаза сверкнули решимостью. – Это хорошо, Ник, – очень тихо произнесла девушка, и заметила тень удивления, скользнувшую по лицу мужа. Ненависть в его глазах не стала меньше, но как будто отошла на второй план, сменяясь чем-то похожим на... интерес? Это чувство выглядело более мрачным и тяжелым, чем простое любопытство. Пальцы на подбородке Каролины ослабили хватку, но девушка все еще не чувствовала от Клауса ни капли тепла. Он изучал ее внимательным взглядом, словно пытался разрезать пополам, чтобы узнать, что там, внутри. – Я хочу, чтобы ты боролся. Мужчина недоверчиво хмыкнул и сделал шаг назад, опуская руку. Потеря этого, пусть даже не самого мягкого контакта, болью отозвалась в теле Каролины. Она вдруг поняла, что отчаялась в достаточной мере, чтобы наслаждаться абсолютно любыми их прикосновениями. Когда девушка в следующий раз сможет оказаться так близко к мужу? – Я тебе не верю, – выплюнул Клаус и отвернулся, поднимая с пола нож и наработку. Сердце Каролины сжалось. Казалось, его опутывает безжалостная, колючая лоза. Она вспомнила их расставание. «Я верю только тебе». Девушка зажмурилась, сдерживая слезы. Клаус вернулся на свое место и снова начал ее игнорировать. Теперь Каролина точно знала, почему он это сделает. Очень тихо она покинула комнату и закрыла за собой дверь. Будучи не готовой к новому разговору с Элайджей или Ребеккой и уж тем более с обоими сразу, девушка отправилась плутать по замку. Были вопросы, которые она хотела задать деверю и сестре, но они могли подождать. Каролина решила проветрить собственные мысли. Обуздать чувства. Несмотря на то, что местоположение Коула оставалось неизвестным, девушка могла продолжить поиски без него. Несколько месяцев паники и страха в одиночестве среди французских лесов доказали Каролине, что она справится с этим. Ей просто нужно знать, что родные в безопасности. Девушка пыталась прикинуть, как долго она готова ждать здесь Коула прежде, чем уйти на поиски решения самостоятельно. Провал с Абелией Бошен оставил им только одно направление движения: передать кому-то проклятье. Пусть деверь в красках объяснил сложность этого варианта, Каролина была намерена попробовать его воплотить. Вопрос о том, кому передать проклятье девушка решила оставить до момента, когда не станет ясно, что это в принципе возможно. План понемногу вырисовывался в голове Каролины. Она мысленно оценивала карту Европы, вспоминая, где они с Коулом были и куда собирались отправиться. Кроме этого девушка не могла не думать о встрече деверя с Майклом. Ей нужен был план на случай, если Коул придет с враждебными намерениями. Каролине не хотелось верить в такой исход событий, но она не могла позволить себе игнорировать его. Когда все фигурки в голове девушки заняли свои позиции, она, наконец, начала расслабляться. Контроль давал чувство спокойствия, в котором Каролина отчаянно нуждалась в последние годы. Ноги принесли девушку к комнате, из которой слышались два знакомых голоса. Она открыла дверь и остановилась в проеме, наблюдая, как Сача и Сигберт играют, сидя на кровати. На покрывале между ними лежала изрядно опустевшая шахматная доска. Не меньше десятка свечей горело в помещении, выдавая то ли расточительность, то ли богатство хозяйки замка. Стоило Каролине открыть дверь, как две головы повернулись в ее сторону. Сигберт подскочил прямо на кровати, но замер, почему-то не решившись приблизиться. Сача плавно соскользнула на пол и элегантно поклонилась. – Мадам Майклсон. Обращение, к которому девушка давно привыкла, почему-то резануло слух. Словно странная привычка – неприязнь, связанная с тем, что именно Сача впервые назвала ее так. Тогда первой реакцией Каролины стали раздражение и гнев. Она не была дочерью Майкла. Она была дочерью Рагнвальда! И, хотя девушка уже знала о местных традициях, где жены берут фамилии мужей, в тот раз, в тот самый первый раз, она возмутилась. Теперь вспоминать об этом было почти забавно. Каролина перевела взгляд на Сигберта и, видимо что-то в ее лице подтолкнуло его, потому что в тот же момент мальчик спрыгнул с кровати и побежал к своей благодетельнице. Девушка прикрыла глаза, обнимая маленькое хрупкое тело. Открыв глаза, Каролина встретилась с внимательным, изучающим взглядом Сачи. – Оставь нас, – тихо приказала девушка. – Зайди ко мне позже. Женщина кивнула и молча покинула помещение. Сигберт настороженно наблюдал за их взаимодействием. Как только закрылась дверь, Каролина опустила взгляд вниз, всматриваясь в темно-серые глаза мальчика. – Прости, что не пришла сразу, как проснулась. У тебя все хорошо? О тебе позаботились? Плечи Сигберта едва заметно расслабились, и он с готовностью кивнул. – Мадам Сача выделила мне целую комнату! – с блеском в глазах сообщил мальчик, а затем скривился. – Она заставила меня помыться и дала новую одежду. Каролина широко и искренне улыбнулась. По последним словам Сигберта сложно было понять, рад он или недоволен. Они с Греттой не мылись в замке. Быть может, ходили к реке. Не удивительно, что мальчик воспринимал лохань, как непонятную и излишнюю роскошь. – Мы останемся здесь? От надежды в глазах Сигберта, в горле Каролины образовался неприятный ком. Мальчик все еще крепко держал ее, и девушка вдруг вспомнила каждый из тех моментов, когда они цеплялись друг за друга. Вначале он, преследуемый кошмарами после смерти матери. Затем она, просыпаясь от ужаса и страха потери семьи. Каролина с трудом представляла, как пережила бы путешествие до Агда без Сигберта, однако ему безопаснее было бы остаться здесь. Девушка присела и нежно обняла мальчика, в лице которого уже появилась настороженность. – Я не смогу остаться. Я рассказывала тебе как важно то, что мы искали. Я должна продолжить делать это. – Я могу поехать с тобой! – тут же воскликнул Сигберт, и Каролина почувствовала цепкие маленькие пальцы, вцепившиеся в ее плечи. – Это опасно для тебя. – Я груз, да? – с отчаянием и пробивающимися слезами прошептал детский голос, – я слышал, как херр Коул говорил это. Что я задерживаю вас. Девушка судорожно выдохнула. Ей следовало солгать ему как можно скорее, но из горла Каролины не вырвалось ни единого звука. – Для тебя так будет лучше, – наконец, выдавила девушка и разжала объятья. Сигберт опустил голову, его руки упали вдоль тела и, поддавшись внутреннему порыву, Каролина коснулась пальцами подбородка мальчика, приподнимая его вверх, как когда-то, во время их первой встречи. – Мне жаль, Сигберт. Я не уверена, что смогу быстро разобраться с этим. Тебе стоит посвятить время обучению. Научиться контролировать жажду крови, охотиться, жить ночью. – Играть в шахматы... – неожиданно тихо добавил Сигберт, вынудив девушку улыбнуться. – Да. Ты справишься с этим? – Меня будет учить мадам Сача? Каролина нахмурилась, задумчиво прикусив губу и отвела взгляд в сторону. – Вообще-то я думала попросить об этом своих золовку и деверя. Не думаю, что мадам Сача... Тебе бы этого хотелось? Чтобы это была она? – Я знаю только ее здесь. Что ж, это был честный ответ. Девушка снова задумалась. Она в любом случае поговорит с Сачей о мальчике, но Каролина не предполагала просить бессмертную заботиться о нем. В конце концов, она не была чудовищем, а рана Сачи, скорее всего, еще не зажила. Это было бы слишком жестоко. – Я постараюсь сделать так, чтобы тебе было хорошо здесь, договорились? Сигберт неуверенно кивнул. Каролина улыбнулась и взяла его за руку, потянув к кровати. Фигурки рассыпались по покрывалу, те, что стояли на доске, сбились, поэтому девушка начала собирать их, скорее по привычке, чем из необходимости. – Можно спросить? – осторожно подал голос мальчик. – Конечно. – Почему ты относишься к мадам Саче не так, как к другим? Пальцы девушки застыли над покрывалом. Пожалуй, ей не стоило удивляться, что Сигберт заметил это. Их с Сачей отношения нельзя было назвать сложными, однако они имели необычный, особенный оттенок, который до сих пор удивлял даже членов семьи. Каролина никогда не утруждала себя объяснениями. Теперь Каролина думала, что сказать Сигберту. В итоге она медленно начала прощупывать почву: – Ты помнишь законы, которые были в замке Ланзо? Мама рассказывала тебе о них? – Думаю, да, – в голосе мальчика не звучало особой уверенности. – По закону, когда мы обращаем кого-то, то обязаны заботиться о нем. Это создает... иерархию, как... как в семье. Если я обращаю кого-то, то становлюсь для него родителем. Создателем. Понимаешь? – Да. – Я создатель Сачи. Она обращена от моей крови. Поэтому, до тех пор, пока я не освобожу ее, она подчиняется мне, как старшей. Это было не совсем правдой, но достаточно хорошо объясняло происходящее. Сигберт задумчиво кивнул, а затем нахмурился. – А мне нужно... подчиняться тебе? Смешок сорвался с губ Каролины. – Почему ты так подумал? – Разве я не часть... То есть тот, кто обратил маму, мог быть... Я подумал, ты поэтому забрала меня... Под конец речь мальчика стала совсем сбивчивой и едва слышной. Сигберт покраснел и отвернулся, явно желая сбежать из комнаты. Каролина снова коснулась его подбородка и подняла маленькую голову. – Я очень внимательно слежу за своей кровной линией, поэтому нет, Сигберт, вы с Греттой точно не относитесь к ней, но все обращенные в мире произошли от нашей семьи. От моего мужа, деверей, золовки и меня. Это значит, что ты часть кровной линии одного из них. Скорее всего, Клауса или Коула, но до тех пор, пока мы не узнаем, кто обратил того, кто обратил твою маму, нельзя сказать наверняка. Так или иначе, ты часть нашей семьи. Очень дальняя, но это дает нам право позаботиться о тебе. Если ты захочешь принять эту заботу. Сигберт слушал с зачарованным выражением лица. Когда девушка замолчала, он с готовностью кивнул, обнадеженный услышанным. Улыбнувшись, Каролина подалась вперед и обняла мальчика. – Все будет хорошо. Ты в безопасности здесь. Она шептала, гладила его по голове, а мысленно вернулась на несколько часов назад, в комнату мужа. Как бы ей хотелось, чтобы Клаус так же обнял ее, погладил по голове и сказал, что все будет хорошо. Что она со всем справится.