Любовь – это обещание

Четвертый год проклятья охотников, весна Надежда – худшее из чувств. Каролина часто думала об этом, но каждый новый раз, признавая истинность этого простого выражения, она ощущала себя так, словно находила новое дно в бездне отчаяния. Надежда тлела в ее сердце, пока оно делало свои первые, неуверенные удары, разгоняя кровь по застывшему телу. Каждую клеточку тянуло от невыносимой боли. Горло саднило, на языке словно застыла корка песка. Как долго ее не было? Каролина предположила, что снятие проклятья могло потребовать немало времени. Прошли месяцы? Годы? Десятилетия? Ее жажда крови была невыносимо сильной. Девушка слышала биение сердца рядом с собой и поспешила открыть глаза, желая поскорее увидеть мужа. Голубой взгляд пересекся с карим. Сердце Каролины пропустило удар. Элайджа сидел в кресле около кровати, положив ногу на ногу. Одна его рука держала книгу, другая зависла у лица. Казалось, мужчина думал о чем-то и прервался только услышав, что невестка очнулась. В его глазах мелькнула тень сожаления, от чего Каролина моментально напряглась. – Проклятье еще не пало, – негромко заговорил Элайджа в свойственной ему спокойной манере, словно они обсуждали погоду, а не проклятье, пытающееся свести с ума и убить ее мужа. – Тебя не было чуть меньше полугода. Сейчас весна. Коул еще не вернулся и, судя по его последним письмам, не продвинулся в поисках решения. Точнее, большинство ведьм говорит, что его просто нет. Мы с Ребеккой в порядке, и я бы не разбудил тебя, но... Мужчина неожиданно запнулся. Каролина нахмурилась. В ее голове плыл белый туман, и девушка воспринимала речь деверя через слово. Хотя этого было достаточно, чтобы составить общее представление о происходящем, Каролина не могла понять, то ли она не расслышала, то ли Элайджа так ничего и не рассказал про Клауса. – Никлаус пропал. Сбежал. Его нет в крепости и, насколько мне известно, в герцогстве. Прежде чем девушка успела осознать то, что сказал деверь, он наклонился вперед, опираясь свободной рукой о подлокотник кресла. – Я разбудил тебя, потому что собираюсь отправиться искать его. Я не знаю, сколько времени это займет. Кому-то нужно присмотреть за Ребеккой и, если вдруг Никлаус вернется, только ты сможешь удержать его здесь. Элайджа всматривался в лицо невестки в поисках признаков понимания. Она выглядела потерянной, уставшей и голодной. На лице Каролины не было ни единой капли краски, кожа оставалась серой, разве что без проступавших по всей ее поверхности вен. Девушке срочно нужна была кровь и, возможно, чуть больше поддержки после возвращения из мертвых, но Элайджа и без того потерял много времени, возвращаясь в крепость и ожидая ее пробуждения. – Езжай, – махнула рукой Каролина. Она пока не успела толком разобраться, что думает и что чувствует. Жажда крови доминировала в ее сознании, вынуждая отодвигать на задний план любые мысли и эмоции. Элайджа поспешно кивнул и исчез из комнаты размытой тенью. Каролина даже не подумала о том, видел ли его кто-то в крепости. Это не имело значения. Позже она обязательно поблагодарит деверя за то, что он остался и дождался ее пробуждения. Ей нужна была кровь. Перебарывая ломоту в каждой клеточке тела, девушка сползла с кровати. В комнату вошла молодая служанка, а следом за ней Ребекка. Как только сестра закрыла дверь, Каролина бросилась вперед и впилась в шею незнакомой девушки. Та не издала ни звука и лишь равнодушно смотрела перед собой. Каролина заставила себя слушать замедляющийся стук человеческого сердца, чтобы не потеряться в удовольствии. Дойдя до опасной грани, девушка оторвалась и, прокусив себе язык, провела им по двум острым проколам и следам от зубов на шее служанки. Те мгновенно зажили. Каролина буквально чувствовала, как стало сильнее и увереннее биться ее сердце, разгоняя по венам горячую, свежую кровь. Кожа приобрела здоровый оттенок, а туман в голове рассеялся, делая мысли ясными. Только тогда девушка взглянула на сестру. – Я позабочусь о ней, – тихо пробормотала Ребекка, кивком головы указав на служанку. Все в семье знали о приверженности Каролины к лечению тех, кого она кусала. Так как она не убивала своих жертв, ей всегда приходилось наблюдать за ними, чтобы те случайно не погибли в ближайшие сутки и не превратились в созданий ночи. Прошло уже очень много лет с тех пор, как девушку перестало мучить применение мелкого внушения, позволявшее избегать проблем и лишать людей неприятных воспоминаний. По крайней мере, они оставались живы. Каролина кивнула. Наступила неловкая пауза. Ребекка нахмурилась и все так же тихо спросила: – Мне остаться, или ты хочешь побыть одна? – Думаю, мне стоит привести мысли в порядок, я найду тебя позже. Девушка неуверенно осмотрела вернувшуюся к жизни подругу, но все же кивнула и ушла вместе со служанкой, которая все еще не проявляла признаков сознания. Каролина предположила, что сестра внушила незнакомке, что происходящее с ней это сон. Они с Беккой часто использовали именно это оправдание. С улицы веяло весной. Девушка подошла к окну и распахнула деревянные ставни. Солнце пробивалось сквозь облака и ласковыми, уже достаточно теплыми лучами, коснулось щек Каролины. Она закрыла глаза и несколько минут позволила себе просто ни о чем не думать, потому что знала, что уже очень скоро упадет, захлебываясь в рыданиях от неимоверного отчаяния, и будет часами трястись и плакать в руках Ребекки, которая прибежит на ее скорбный вой.   Четвертый год проклятья охотников, лето По белой доске, пересекая прорезанные на ней линии, передвинулась деревянная фигурка легковооруженного солдата. Она была удивительно детальной, и мысленно Каролина всегда восхищалась талантом мужа, вырезавшим для них эти шахматы. Все окна в комнате были открыты, и теплый летний воздух ласкал кожу двух сестер, сидевших друг напротив друга перед небольшим круглым столом, на котором расположилась доска с фигурками. Они были выкрашены в разные цвета, чтобы различать армии, и чем-то напоминали более старинные и менее детальные фигурки для хнефатафла, которыми играли молодые люди дома. Разве что, их разнообразие, способы передвижения и возможности для тактики стали намного обширнее. Ребекка едва заметно кривила губы и задумчиво стучала по ним пальцем. Каролина подумала, что этот же жест иногда видела у Клауса и Элайджи. Было забавно, как сами члены семьи не замечают этого сходства между ними. – Почему мы играем в шахматы? – откинувшись на спинку кресла, спросила девушка. Сестра подняла на нее удивленные синие глаза. – Потому что нам скучно? – словно поясняя очевидную вещь маленькому ребенку, протянула Ребекка. – Ты не любишь шахматы, – все так же спокойно продолжила гнуть свою линию Каролина. Этой манерой речи она напоминала сестре Элайджу, из-за чего та сама по себе начинала раздражаться. Однако в голубых глазах Ребекка не видела порицания или недовольства, а потому быстро остыла. Точно так же откинувшись на спинку кресла, девушка снова приложила палец к губам. – Сегодня вечером в деревне недалеко от Зальцбурга свадьба. Слуги шептались. Там будут танцы и веселье, а нам нужно развеяться, – неуверенно предложила Ребекка, морально подготовившись к отказу. Каролина мягко улыбнулась, но улыбка не затронула ее серьезных глаз. – Я не покину замок до тех пор, пока есть вероятность, что Ник может вернуться. Если здесь никого не будет, мы снова потеряем его. Сестра спокойно кивнула, ожидая такого ответа. На самом деле, каждая из них почти не верила, что Клаус сам решит вернуться. Каролина надеялась, что Элайджа среагировал достаточно оперативно, и ее муж не успел уйти далеко. Они не знали, на что он способен в своем безумии. Заметал ли он следы, чтобы его не вычислили, или же намеренно подставлялся? Девушка искренне надеялась, что Клаус не пошел искать Майкла. – А если я предложу тебе расслабиться в пределах замка? – стараясь звучать как можно более заманчиво, протянула с хитрой улыбкой Ребекка. – До тех пор, пока я остаюсь в сознании и достаточно трезва, чтобы встретить мужа, можешь делать со мной все, что хочешь, Бекка. Взвизгнув, подруга подскочила с кресла и исчезла размытым пятном. Каролина закрыла глаза, уже начиная представлять возможные варианты развития событий. Ребекке было скучно. Обычно она развлекалась с Коулом или находила что-то интересное в округе, но сейчас девушка не хотела покидать сестру. Ребекка уходила и возвращалась несколько раз, пока комната не оказалась заставлена совершенно немыслимым количеством алкоголя. Каролина обвела взглядом это безумие и подняла бровь. Сестра только отмахнулась. – Я справлюсь за двоих, но тебе все равно придется приложиться. Ты слишком унылая. Девушке хотелось бы сказать, что у нее был веский повод для такого настроения, но они сидели на месте и просто ждали уже несколько месяцев. Каролина решила, что один пьяный дебош не сделает хуже. Полупьяный, с ее стороны. – Узнаю способы развлечения Коула, – забирая из рук сестры кубок, девушка подошла к одной из бочек. – Abusus non tollit usum, – резонно заметила Ребекка, вынуждая подругу оторваться от увлекательного занятия по наполнению кубка вином и приподнять бровь. – Vinum apostatare facit etiam sapientes. Ребекка скривилась. – И какой римский мудрец это написал? – Вообще-то, никакой. Это слова святого Бенедикта, – тут Каролина слегка нахмурилась, – вроде бы. Кажется, я читала об этом в «Диалогах» какого-то папы римского. По-моему, это был Григорий. Который первый. – Этого точно не было в уставе, –  уверенно добавила Ребекка, делая первый глоток. – Ты читала его? – не скрывая скептицизма, спросила Каролина. Сама она ознакомилась с этим трудом еще сто лет назад во Франции и была уверена, что, как тогда, так и сейчас, Ребекка не проявляла особого интереса к религиозной литературе. – Твое удивление от того, что я способна читать что-то кроме фаблио, обижает, Кэр. – Я помню, как ты засыпала на этих книгах и как использовала их для растопки! – Это было уже больше семидесяти лет назад! – уже не скрывая возмущения, воскликнула Ребекка. – То, что вы почему-то считаете меня глупой влюбчивой пустышкой и не обсуждаете со мной теологию или философию, не значит, что я не изучаю ее самостоятельно! Каролина упала в кресло и с ловкостью фокусника умудрилась не расплескать вино, доходившее почти до самых краев кубка. Она не считала сестру пустышкой, но решила промолчать о ее влюбчивости. Спокойные голубые глаза внимательно наблюдали за возмущенным лицом девушки, стоящей посреди комнаты. – A nescire ad non esse, – признавая ошибку, пробормотала Каролина и подняла кубок. Ребекка кивнула, показывая, что принимает извинения и подняла свой. – Nunc est bibendum. Девушки усмехнулись друг другу. Они пока были недостаточно пьяны, чтобы искренне рассмеяться, однако, спустя несколько часов, эта проблема полностью решилась. Ребекка лежала на полу, приподнимаясь только затем, чтобы сделать новый глоток. Каролина предпочла остаться в кресле, но в большей степени потому, что не была уверена, что не окажется рядом с сестрой при попытке встать. По мере того, как вино отгоняло из сознания разумные мысли, позволяя девушке расслабиться, она видела все меньше причин не продолжать пить. Впрочем, Каролина еще держала себя в руках в отличие от сестры, которая уже несколько минут пыталась составить предложение и никак не могла его произнести. – Ханжа, – неожиданно выплюнула Ребекка. Голова Каролины упала на грудь в попытке повернуть ее в сторону сестры и теперь отказывалась подниматься, ощущаясь невероятно тяжелой и тянущей к земле. – Кто? – Ты, – хохотнув, протянула девушка. – Элайджа, – икнула, – Финн. Смотрите на всех этим вашим..., – тут она то ли задохнулась, то ли потеряла мысль. Прошло несколько секунд бормотания и попыток, прежде чем Ребекка смогла продолжить: – ... осуждающим взглядом. На Каролину накатила грусть. Она догадывалась о чувствах сестры, но предполагать и слышать – разные вещи. Если Коула не беспокоило возможное осуждение от членов семьи, то Ребекку оно мучило, в чем девушка, просто из упрямства, ни за что бы не призналась, не будь она пьяна. – Я не осуждаю тебя, Бекка, – прошептала Каролина, – просто не всегда понимаю. – Я тоже кое-чего не понимаю, – неожиданно заявила светловолосая девушка, меняя тему и резким движением приподнимаясь на локте. От этого ее голову некоторое время кружило, и взгляд Ребекки скакал по стенам, прежде чем смог остановиться на лице сестры. Губы синеглазой девушки расплылись в пьяной улыбке. Она явно пыталась выглядеть хитрее, чем есть на самом деле, и от этого Каролине захотелось рассмеяться. Уголки ее губ уже начали подниматься и подрагивать, когда Ребекка наконец сформулировала следующее предложение. – Зачем вы с Ником ходите в бордели? Каролина подавилась вином. Следующие несколько секунд девушка провела яростно откашливаясь, в то время как сестра продолжала с довольным и хитрым лицом наблюдать за ее действиями. – Какого черта, Бекка? – Вы трахаетесь везде, – Ребекка оттолкнулась от пола и села, – в смысле, –  тут ее взгляд стал многозначительным, и девушка развела руками, – везде. Зачем вам еще и в бордели ходить? Там мерзко. Девушка скривилась, вспоминая собственный опыт. Каролина уже давно знала, что ее сестра предпочитает спать с мужчинами в чистой постели. Ребекка была привередливой, и девушка даже сомневалась, занималась ли она хоть раз сексом вне стен спальни. Впрочем, они только что обсуждали, что ошибочно отвергать существование чего-то, о чем ты не знаешь, поэтому Каролина решила не спешить с выводами. – Есть неплохие места, – призналась девушка, выжимая рукав платья, насквозь пропитавшийся вином, обратно в кубок. – К тому же не так часто мы с Ником туда ходим. – Ты так и не ответила зачем, – гаденько улыбаясь, пропела Ребекка. Каролина закатила глаза. Даже будучи пьяной до состояния, когда не могла встать, голова сестры продолжала удивительно хорошо работать. Кроме той ее части, которая формулировала предложения. – За тем же, за чем и другие люди, Бекка. Брови Ребекки чуть приподнялись. – Ни за что не поверю, что брат позволяет трогать тебя другому мужчине, значит, вы берете женщин? – Одну, как правило, – равнодушно кивнула Каролина. – И ты ему позволяешь? – продолжала давить Ребекка, впиваясь в подругу внимательным, пусть и далеко не трезвым взглядом. Ее слова могли бы сойти за провокацию, если бы девушка не знала о заключенном между супругами договоре о моногамии, так что Ребеккой руководил искренний интерес. Каролина оторвалась от своего бокала и подалась вперед резким, не очень точным движением, из-за которого чуть не свалилась с кресла. Выровнявшись, она наклонилась к сестре. – Это не для него, – пьяно прошептала девушка и хихикнула, откидываясь обратно на спинку, однако теперь она сидела почти на краю, поэтому вышло так, что Каролина практически легла. – Но пока он разрешает мне это, я разрешаю ему смотреть. Она чувствовала себя молодой. Живой. Словно вместе с вином из ее жизни утекла сотня лет и все трудности, через которые им пришлось пройти. Словно они с Беккой были просто девочками-сестрами, сплетничавшими перед сном на своих циновках. Каролина выгнулась, поворачиваясь немного на бок, потому что из ее положения стало совсем не видно Ребекку. Та с интересом смотрела на сестру, постукивая пальцем по губам. Думала. – Я никогда не спала с женщиной, – тихо призналась девушка. – А хотела бы? Ребекка задумалась. Ее взгляд оценивающе прошелся по фигуре сестры. – Это не предложение, Бекка! – неожиданно рассмеялась Каролина и увидела, как по лицу подруги разошелся румянец смущения, словно она была семнадцатилетней девушкой, которой выглядела, а не столетней старухой. От этого контраста Каролина засмеялась еще громче. Ребекка так и не ответила. Они пили до самого рассвета, а после спали почти целый день. Четвертый год проклятья охотников, осень Каролина положила в сундук очередное письмо от Коула, присоединив его к пачке других, изрядно помявшихся клочков пергамента. Закрыв крышку, девушка повернула голову и с беспокойством взглянула в сторону кровати, на которой без чувств лежал светловолосый мужчина. Она подошла ближе и села на край, подогнув под себя ногу. Клаус не дышал, однако выглядел умиротворенно, как будто просто спал. Его голова была повернута в сторону, а под кожей виднелась выпуклость в том месте, где отделился позвонок. Элайджа вынужден был свернуть брату шею несколько десятков раз, пока тащил его обратно в крепость. Каролина не хотела представлять, насколько изматывающей была эта поездка. Девушка ждала и одновременно боялась момента пробуждения мужа. Как он воспримет ее присутствие здесь? Будет ли он рад или расстроен? Что, если он не узнает ее? Час за часом страх Каролины возрастал. Она еще не говорила с Элайджей. Бросив Клауса на кровать, не самым деликатным способом, мужчина принес сестрам извинения и заявил о желании отдохнуть и привести себя в порядок. Ребекка с опаской взглянула на Клауса и не захотела оставаться с ним в одном помещении. Каролина не винила ее за это, ведь испытывала не меньшее беспокойство. И все же это был Клаус. Ее муж. Ее любимый. Она не могла позволить ему очнуться в одиночестве в месте, куда его привели силой. Поэтому Каролина осталась сидеть на кровати. Ее пальцы зарылись в его грязные, но все еще такие мягкие волосы, пробежались по лбу, бровям, скулам, провели по линии носа. Его одежда стала грязной и местами рваной. Девушка наклонилась и принюхалась, определяя, что кровь на ткани была не только человеческой. Ее руки продолжали исследование, пока Каролина задавалась вопросом: что бы она увидела, если бы тело мужа не заживало столь легко и быстро? Боль и сочувствие резали ее грудную клетку изнутри, пока девушка ждала пробуждения Клауса. Ей тяжело было видеть его таким. Отчаявшимся. Одиноким. Беспомощным. Каролина поменялась бы с ним местами, если бы могла, хотя знала, что использующие чувство вины и страдания призраки уничтожили бы ее намного быстрее, чем Клауса. Она боялась представить, насколько его ожесточит этот опыт. Поглаживая мужа по голове, девушка начала тихо напевать старую французскую колыбельную. Ее голос, непривычный к пению, неловко колебался, порой проглатывая окончания. Каролина совсем не умела петь, но старалась, передавая Клаусу тепло и любовь, которые он пока не мог почувствовать. Шли минуты. Хрустнул позвонок. Девушка напряглась и замолчала. В момент, когда его сердце сделало первый удар, Каролина обхватила руками лицо мужа и закрыла глаза, сосредотачиваясь на мире, который хотела создать. Она представила чудесную зеленую поляну, лес вокруг и маленький дом, только для них двоих. – Кэр? – послышался хриплый, неуверенный голос. Девушка нахмурилась. Перед ее закрытыми глазами все еще стояла темнота вместо желаемой картины. – Кэр, проснись, – с легким весельем в тоне пробормотал Клаус, касаясь костяшками пальцев щеки жены. Она вздрогнула и открыла глаза. – Ты спишь на ходу, – сверкнув ясными серыми глазами, прошептал мужчина и неожиданно потянул Каролину вниз, припадая к ее губам в легком, дразнящем поцелуе. Девушка опешила. Ее руки все еще обхватывали лицо мужа, поэтому их поцелуй вышел естественным, таким нормальным, словно это было обычное утро, а они виделись только вчера. Каролина почувствовала, как горлу подкатил горький комок, а к глазам – слезы. Неужели у него получилось? Дрожащими от волнения руками девушка поглаживала скулы Клауса, углубляя поцелуй. Ей хотелось, чтобы этот момент длился вечность. Одними губами Каролина почувствовала улыбку мужа. Ее глаза приоткрылись, когда Клаус едва заметно отстранился. – Я скучал, – прошептал мужчина и провел большим пальцем под глазом девушки, смахивая проступившие слезы. – Я могу попросить тебя кое о чем? Каролина улыбнулась, не скрывая радости от того, каким нормальным выглядел Клаус в этот момент. Девушка даже не представляла, как ей его не хватало, до этого самого момента. До боли в легких, когда вдыхаешь так много воздуха, что он перестает помещаться в грудной клетке, до ломоты в костях, когда кажется, что еще одно движение – и они сотрутся в порошок. Так она скучала по Клаусу. По прежнему Клаусу. По такому Клаусу. Поэтому девушка не заметила легкой неуверенности и колебания в тоне мужчины, когда он снова заговорил. – Ты должна помочь мне найти способ, – прошептал Клаус и, заметив недоумение в лице жены, тут же пояснил с легкой улыбкой на губах: – способ умереть. Каролине показалось, что у нее вырвали сердце. Она была уверена, что ни с чем бы не спутала эту боль. В голове стояла звенящая пустота. Ей хотелось, чтобы это было лишь шуткой. Обманом слуха. Человек, которого она любила больше всего на свете, смотрел ей в глаза с искренностью, надеждой и доверием. В его лице она видела только самые светлые, самые прекрасные чувства. Серые глаза были ясными и спокойными, как маленькие гладкие озера. Как его губы могли говорить о смерти? Как вообще эти ужасающие звуки вырвались из его горла? Быть может, она все же ослышалась? – Что? – хрипло прошептала Каролина, в надежде, что вот сейчас он ответит, и она поймет, что все сказанное ранее было лишь жуткой галлюцинацией, плодом ее извращенного воображения. – Я не могу сделать это сам. Я пытался, разными способами, но ничего не выходит. Тогда я подумал, может, это должен сделать кто-то еще. Может, мы просто не можем причинить вред сами себе? Поэтому я поехал искать людей, ведьм или волков, которые помогли бы мне. Тут он споткнулся и нахмурился, словно нашел неясный пробел в истории. Затем покачал головой. – Элайджа сказал, что ты сможешь помочь. Я не хотел вмешивать тебя, поэтому отказывался ехать, но, когда увидел тебя, то понял, как скучал. В конце концов, он прав. Если кто и может мне помочь, то это ты. Возможно, только бессмертный может убить другого бессмертного. Каролина не могла поверить в то, что она слышала. Ее мозг воспринимал слова и фразы, собиравшиеся в предложения, но общий смысл казался каким-то искаженным, словно они общались через зеркало и не могли правильно расслышать друг друга. Девушка провела рукой по щеке мужа, и он прильнул к ее пальцам, как котенок, соскучившийся по ласке. Это по-настоящему пугало, Каролина никогда не испытывала такой страх. – Ник, ты заколол меня кинжалом, – пробормотала девушка, внимательно наблюдая за эмоциями на лице мужа. Искренний ужас и непонимание в его глазах заставили ее внутренности сжаться в тугой узел. – Н-нет, – дрогнувшим голосом прошептал Клаус и сильнее обхватил лицо жены руками, словно пытался убедиться, что она жива. – Нет, я не мог... – Тшш, – Каролина наклонилась, прижимаясь губами к его лбу. Она забормотала, не поднимая головы: – мне, должно быть, это приснилось. Прости, я тоже начинаю путать сны и реальность. Вздох облегчения вырвался из груди Клауса. Девушка зажмурилась, чувствуя, как соскользнули из уголков глаз несколько соленых капель. – Я что-нибудь придумаю, – прошептала Каролина, – ты только оставайся здесь, хорошо? Я помогу. Мужчина с готовностью кивнул и запустил пальцы в волосы девушки, прижимая ее поближе к себе. Ее пышная копна накрыла их темным шалашом, и в этом мраке Клаус не мог видеть, как Каролина жмурится, стараясь не позволить всхлипу сорваться с дрожащих губ. Убедившись, что муж уснул, девушка осторожно покинула комнату. В коридоре, у стены напротив двери, стояла Ребекка, нервно заламывая руки. – Подслушивала? – тихо спросила Каролина. На лице сестры проступило раскаяние, и она кивнула. – Я беспокоилась. Боялась, что он снова... Каролина кивнула, прерывая речь подруги. Она была слишком измучена общением с Клаусом и слишком напряжена, чтобы выносить еще и волнение Ребекки. – Ты можешь проследить, чтобы он не выходил из комнаты и сообщить мне, если попытается? Девушка с готовностью кивнула. Выдохнув, Каролина отправилась в сторону спальни, которую занимал Элайджа. Остановившись у двери, она постучала и стала ждать ответа. Мужчина, открывший ей, хоть и успел ополоснуться и переодеться, выглядел все таким же измотанным и напряженным, как и несколько часов назад. Элайджа нахмурился при виде невестки. – Можно войти? Словно очнувшись, мужчина быстро кивнул и отошел в сторону. Комната была похожа на ту, что занимали они с Клаусом, но здесь царил порядок и чистота. В воздухе не пахло красками. Возможно поэтому, несмотря на схожую планировку, девушка ощущала себя так, словно попала в совсем другой, незнакомый мир. Она редко оказывалась в спальне Элайджи, где бы они ни останавливались. На самом деле, почти никогда. То же касалось и остальных деверей. Как правило, в этом не было необходимости. Все встречи, попадающие под правила приличия, происходили вне личных комнат. Поэтому Каролина чувствовала себя неуютно и даже слегка неуверенно, осматривая помещение. – Я думал, ты создашь для него сон. Девушка замерла посреди комнаты. Ее пальцы переплелись в нервном жесте. Каролина некоторое время молчала, а затем повернулась и взглянула в уставшие и обеспокоенные карие глаза. – Я не смогла. Элайджа нахмурился. – Когда я... устаю, когда мне сложно думать, это не получается, но сейчас... Мне кажется, это должно работать с обеих сторон. Разум должен быть чистым, ясным хотя бы немного, чтобы пробиться. Возможно поэтому... Она не договорила. Деверь закрыл глаза и тяжело вздохнул, прислонившись к двери. – Он узнал тебя? – Да, – Каролина повела плечами, словно хотела сбросить со своих плеч груз этого воспоминания, – но мне кажется, он не понимает время, в котором находится. Он не помнил, как заколол меня клинком. Или думал, что это было частью его видений. Не знаю точно. Он испугался, когда я сказала об этом. Элайджа молчал и не двигался. По тому, как он слегка наклонил голову, девушка поняла, что деверь прислушивается. – Он спит, – с некоторым удивлением заметил мужчина. Каролина кивнула. – Поэтому я и пришла. Он не убежит. Пока что. Я пообещала ему... – она обхватила себя за плечи и отвернулась к окну, не желая вспоминать то, что произошло совсем недавно. Боль все еще рвала ее сердце, но каким-то привычным, уже почти родным чувством. Как будто была там всегда. Элайджа терпеливо ждал. – Он попросил меня найти способ убить его. Вот. Она сказала это. Каролина зажмурилась и согнулась пополам, ощущая, как к глазам подкатывают слезы. Ей хотелось кричать, но девушка боялась разбудить мужа. В мгновение Элайджа оказался рядом. Ее безмолвный крик утонул в ткани его туники. Его руки сдержали безумную дрожь, сотрясавшую все тело. – Что мне делать? – в отчаянии, глотая горькую слюну и слезы, бегущие по щекам, хрипло выдавила Каролина. – Я не могу справиться с этим. Объятия стали крепче. Девушка почувствовала, как деверь выдохнул где-то у ее уха. Его теплая щека касалась кожи ее лица, и Каролину сломало от нежности и заботы этого простого прикосновения. Она призналась. Она призналась ему, себе. Призналась, что не справляется. Это оказалось проще, чем девушка думала. Ее гордость, ее храбрость, ее самоотверженность. Они не стоили ничего перед лицом реальности. Она не хотела быть здесь. Не хотела видеть, чувствовать это. Каролина рыдала, мечтая снова почувствовать боль от клинка в груди, потому что только он отделял ее от возможной вечности с безумным мужем. Она боялась. Безумно боялась, что проклятье никогда не исчезнет. Что его действительно невозможно разбить. Что Клаус останется таким навсегда... Они даже не могли усыпить его с помощью клинка. Каролина с разрушительным отчаянием признала свое поражение. Она бесполезна. Беспомощна. Она ничем не может помочь мужу. Прошли минуты, а может часы. Элайджа отстранился и взглянул в заплаканное и опухшее лицо невестки. Под ее веками проступили черные вены, клыки царапали губы, но те мгновенно исцелялись, оставляя в напоминание лишь крошечные капли крови на подбородке. – Тебе нужно отдохнуть. Каролина устало мотнула головой, не соглашаясь. – Ребекка присмотрит за Никлаусом и предупредит, если что-то случится. Хочешь я сделаю для тебя сон? Девушка удивленно вскинула голову, всматриваясь в лицо деверя. – Ты умеешь? – Судя по твоим рассказам, в этом нет ничего сложного. Раз можешь ты, можем и мы. Каролина задумчиво кивнула, а затем резко замотала головой и сделала шаг назад, чтобы Элайджа не принял ее жест за согласие. Это ему нужно было отдыхать, а не ей. Она не была уставшей... Не физически. – Я просто... – девушка начала бегать взглядом по помещению, – просто посижу в кресле... – ее глаза обратили внимание на нужный предмет мебели, застыли на нем, а затем медленно вернулись к лицу деверя. – Могу я... остаться здесь? Я не хочу... быть одна. Элайджа перевел взгляд с Каролины на кресло и обратно. Неуверенность, проскользнувшая в его глазах, почти заставила ее отступить, но морщины на лбу мужчины вдруг разгладились, он грустно улыбнулся и согласно кивнул. – Я собираюсь поспать. Девушка кивнула, чувствуя себя глупо от постоянно повторяющихся жестов. Насколько хорошо они понимали друг друга с Клаусом, что могли общаться одними лишь взглядами, настолько же непривычно было оставаться один на один с Элайджей. В его спальне. Они разошлись. Девушка осторожно опустилась в кресло, чувствуя напряжение в каждой мышце, словно ее в любой момент могли погнать за дверь. Ее взгляд то и дело возвращался к кровати, где за балдахином скрылся Элайджа. Каролина была уверена, что деверь чувствовал себя так же неловко. Для людей, знавших друг друга сто лет, живших в одном доме, а когда-то и в одной комнате, это могло показаться странным, но последние десятилетия внесли свои коррективы в поведение и восприятие морали членами семьи. Зная о вспыльчивой ревнивости Клауса, Каролина старалась держать дистанцию с деверями, чтобы не вызывать лишних катаклизмов внутри семьи. Из-за этого они с Элайджей теперь чувствовали себя так, словно нарушали какой-то закон. Девушка грустно усмехнулась, осознав, что деверь недавно сделал то же самое. Видимо, подумал о том же. Закрыв глаза, она откинулась на спинку кресла и даже не заметила, как уснула. Громкий женский крик вырвал Каролину из поверхностной дремы. Едва открыв глаза, девушка увидела расплывчатую тень Элайджи, рванувшего к двери. Страх накрыл ее с головой, и Каролина бросилась следом. Сердце отбивало где-то в горле, сужая слышимость до единственного звука – бешено бьющегося в ушах пульса. Ребекка сидела на полу, зажимая рукой шею, из которой уже перестала хлестать кровь. Рана затянулась, но платье пропиталось темной тягучей жидкостью, ею же были залиты стена и пол. Девушку трясло от ужаса. Она плакала и икала, прижимая колени к груди, словно пыталась стать как можно менее заметной. Светлые волосы растрепались и были заляпаны кровью. Каролина бросила взгляд в другую сторону, где боролись Клаус и Элайджа. Грохот от отлетающих к стене тел стоял на весь замок. Мощь, с которой они откидывали друг друга, ломала деревянные преграды, словно это были листы пергамента. Девушка упала на колени перед сестрой, осматривая ее с панической осторожностью. Убедившись, что Ребекка только напугана, Каролина перевела внимание на братьев. Это была более серьезная, более жестокая схватка по сравнению с тем, что она видела однажды во Франции. Тогда, под сводами замка де Мартель, столкновение Клауса и Элайджи было грубым и коротким. Сейчас она не решилась бы встать между ними. Элайджа пролетел мимо девушек и ударился о стену в конце коридора. Клаус размытым пятном бросился за ним, но Каролина успела раньше. Она быстро встала и преградила дорогу мужу. Чтобы не врезаться в нее, он неловко увернулся и ударился о стену напротив. – Ник, – успела выдохнуть девушка прежде, чем веки под глазами мужчины налились черными венами, и он бросился на нее, как хищник на зайца. Вскрикнув, Каролина увернулась, запуталась ногами в подоле и рухнула на пол рядом с Ребеккой. Элайджа успел сбить Клауса, пытавшегося добраться до нее, и они вместе покатились по полу. Что-то щелкнуло в голове Каролины. Какой-то план, который она не успела до конца осознать. – Ник! – крикнула девушка. Клаус отвлекся на ее голос. Элайджа свернул ему шею. Тяжелое, быстрое дыхание раздавалось в тишине коридора. С пугающей отрешенностью Каролина смотрела на тело мужа, безвольно рухнувшее на пол. Девушке было сложно признаться, что она испытала облегчение, когда Элайджа сделал то, что должен был. Эта безумная и жестокая версия Клауса отличалась от того человека, который проснулся в их постели некоторое время назад, как день от ночи. Каролина не понимала, что с ним произошло. Почему он напал, когда увидел ее? Видел ли он ее? Элайджа поднял Клауса и понес в комнату, пока Каролина помогала встать сестре. – Он винит меня, – вытирая слезы, прошептала Ребекка. – Он сказал об этом? – Разве это нужно? Бескрайняя печаль в синих глазах обезоружила Каролину. Все же Ребекка любила брата. Страдала за него. Ей пришлось потерять жениха из-за Клауса, а теперь Клауса – из-за призрака жениха. Каролина обняла сестру, не зная, чем еще могла бы ей помочь. День перетек в вечер. Девушка сидела в кресле у кровати, ожидая пробуждения мужа. Снова. Темнота заливала помещение, превращая его в зловещую версию той комнаты, где еще недавно у Каролины была надежда. Сейчас ее состояние скорее описывалось бы нервозностью и испугом. Девушка искренне не представляла, чего ей стоит ожидать. Нападение на Ребекку стало неожиданностью, к которой никто не был готов. Уложив Клауса на кровать, Элайджа забрал из комнаты все клинки и склянку с пеплом. Он некоторое время провел вместе с Каролиной, но тяжелая тишина, которую они разделяли, удушающим облаком сковывала гортань, не позволяя обменяться даже парой слов. В итоге, так же молча Элайджа ушел, лишь взглядом спросив у невестки, все ли в порядке. Она кивнула. Они оба знали, что это ложь. Когда Клаус пришел в себя, Каролина напряглась. Ей нельзя было выдавать страха, – он мог почувствовать его, но девушка ничего не могла сделать с естественной натянутостью в мышцах при виде вставшего на место позвонка и пошевелившейся шеи мужа. Она ждала, впиваясь пальцами в деревянные подлокотники кресла. Клаус долго оставался на месте. Он пришел в себя, но продолжал лежать, уставившись в стену. Каролина знала, что он должен был слышать ее сердцебиение за своей спиной, но Клаус слышал столь многое, что, возможно, просто не воспринимал некоторые звуки прежним образом. Судорожный вздох сорвался с губ девушки, когда мужчина пошевелился. Он замер, а затем повернул к ней голову. Их взгляды встретились, и от того, с каким болезненным отчаянием и виной он смотрел на нее, заболело сердце. В молчании прошло несколько секунд, прежде чем в глазах Клауса стало проявляться осознание. Словно он складывал части воспоминаний, которые были перевернуты или склеены неправильно, а теперь выстраивались в ровную логическую цепочку. Мужчина закрыл глаза. Зажмурился. Открыл их снова. Она осталась на месте. Клаус неловко пошевелил рукой и протянул ее в сторону жены. Каролина среагировала моментально, коснувшись его своими холодными от волнения пальцами. Он снова закрыл глаза, впитывая в себя это прикосновение. Мужчина выглядел уставшим и... сломленным. В очередной раз у девушки заболело сердце. Она начала удивляться, что оно еще способно на это. Он снова закрыл глаза, впитывая в себя это прикосновение. – <Элайджа разбудил тебя>, – словно пытаясь подтвердить что-то, пробормотал Клаус. Каролина удивилась тому, что он перешел на родную речь, но решила пока никак это не комментировать. Быть может, мужчина не знал, где находится и какой язык ему следует использовать? – <Да>. – <Прости>. Это звучало так... нормально. У девушки в очередной раз перехватило дыхание от смешения надежды и отчаяния. – Заткнись! – неожиданно заорал Клаус и сел на кровати. Каролина вздрогнула, но взгляд мужа был направлен куда-то в сторону. Он говорил на итальянском. – Ник, – выдохнула девушка, невольно возвращаясь к баварскому, подалась вперед и села на кровать рядом с Клаусом. Заметив, что он лишь бросил на нее хмурый взгляд и снова смотрит в сторону, Каролина забралась на его колени. Теперь он смотрел на нее. – Здесь только я. – Ты знаешь, что нет. Ее пальцы вырвались из цепкой хватки Клауса, руки обхватили его лицо. – Здесь только мы, Ник. Все остальное в твоей голове. Взгляд его глаз неуловимо изменился. Загнанное, безысходное выражение пропало, сменившись знакомой Каролине яростью. Она вспыхнула в серой глубине, как факел, и постепенно начала сжигать радужку, делая ее темнее. – Я не сумасшедший! От сильного толчка Каролина упала спиной на кровать и, скорее инстинктивно, стараясь избежать опасности, перекатилась, рухнув на пол, лицом вниз. Очень быстро девушка перевернулась. Так быстро, что успела заметить выражение беспокойства в глазах мужа прежде, чем он натянул недавнюю маску. Мгновение и Клаус уже стоял рядом. Над ней. – Ты вообще не понимаешь разницы?! Это чертово проклятье, а не мои фантазии! Они реальны, и они здесь! Каролина приподнялась на локтях. Она не контролировала выражение лица, а потому, вероятно, мужчина видел ее испуг и замешательство. Девушка оцепенела на полу, не зная, то ли бежать, то ли спорить. Крик Ребекки все еще стоял в ее ушах, а перед глазами виднелось рыдающее лицо подруги, прижимавшей руку к разодранному горлу. Видимо, что-то на ее лице все же отразилось, что-то такое, что заставило Клауса закрыть лицо ладонями. Мужские пальцы поползли вверх, впились в кожу голову, и он зажмурился, как будто пытался выдавить из своих глаз то, что видел. – Я с самого начала сказал тебе не лезть, – прозвучал жесткий, холодный тон, скрывающий глубинную ярость. – Ник... – Хватит! – он открыл глаза, и темные радужки опасно сверкнули, – убирайся! – Ник. – Уходи, сейчас же! Его дрожащая рука указывала на дверь. Каролина закрыла глаза, сделала глубокий вдох. Воздух покидал ее легкие короткими, обрывочными выдохами. Она заставила себя подняться с пола. Заставила себя не смотреть на мужа. Заставила себя подойти к двери. – Не покидай крепость, – твердым, непререкаемым тоном произнесла девушка. Всего на мгновение ее взгляд коснулся любимого лица и от того, что Каролина увидела, она чуть не задохнулась. Клаус кивнул. Девушка вышла в коридор. В темноте она не сразу заметила фигуру деверя, притаившегося у стены напротив двери.  Стоял ли он там, чтобы вмешаться, если ситуация станет опасной? Пришел ли он в момент, когда услышал, что Клаус очнулся или же позже, когда они заговорили? Подслушивал ли он? Должен был. Каролина не позволяла себе думать или чувствовать хоть что-то, пока шла в спальню Ребекки. Она скользнула взглядом по Элайдже и просто прошла мимо. Приятное опустошение длилось лишь несколько минут, пока голубые глаза не встретились с синими. Ребекка подслушивала. Это было ясно по тому, как она сразу же бросилась к сестре и крепко обняла ее, прижимаясь щекой к щеке. Только в этот момент, в теплых дружеских объятиях, Каролина позволила себе то, что держала в себе все это время. С секунды, как увидела дрожащую руку Клауса, указывающую на дверь. Она заплакала. – Тшш, – шептала Ребекка, поглаживая сестру по непокрытым волосам. Никто уже не беспокоился об этом в последние дни, хотя привычка правильно одеваться и убирать волосы уже стала второй натурой девушек. Каролина чувствовала себя почти голой без повязки или сетки на голове. – Ты же знаешь, что это не он, – прошептала Ребекка, – Ник любит тебя. Истерический смешок сорвался с губ Каролины, ее плечи затряслись еще сильнее. – Он стал таким сильным, Бекка. Девушка с недоумением отстранилась, всматриваясь обеспокоенным, сочувствующим взглядом в заплаканное лицо сестры. – Он пытается защитить меня, – шепотом объяснила Каролина, а горло срывалось от этих звуков, словно от крика. Ей было безумно больно, и от сочетания этой боли и всепоглощающей любви к мужу, возникло ощущение, что кости дробятся в порошок. С самого начала Клаус делал это. Защищал ее. Он сделал все, чтобы она не сжигала себя ради него. Он извинился не потому, что Элайджа вернул ее раньше времени, а потому, что не решился бы сделать это во второй раз. Мужчина понимал, что ему не хватит сил и смелости снова отказаться от ее помощи и поддержки. И все же, он попытался. Прогнал ее, надрывая себе сердце. Каролина плакала от осознания того, какие сильные чувства они разделяли, и как эти чувства уничтожали их в попытке защитить друг друга. Той ночью она не спала. Девушка лежала на кровати сестры, слушая ее мерное дыхание, и рассматривала переплетение нитей на полотне балдахина. Каролина пыталась найти способ помочь мужу. Она еще помнила о его просьбе при первом пробуждении и все чаще прокручивала это воспоминание в голове, рассматривая его с разных сторон, несмотря на причиняемую им боль. Тот факт, что у девушки не получилось создать сон для Клауса, навел Каролину на определенные мысли. Ей хотелось поделиться ими с Элайджей. Тем не менее, девушка не бросилась бежать в комнату деверя посреди ночи. Эти часы ничего не меняли для них, и у нее хватало терпения, чтобы дождаться утра. Клаус, конечно же, не вышел к утренней трапезе, и Каролина вдруг задалась вопросом, зачем они вообще продолжают этот фарс. Членам семьи не нужна была другая еда кроме крови, а все слуги в крепости уже давно подверглись внушению и не стали бы обращать внимания ни на какие их странные привычки. И все же, они опустошили свои тарелки, притворяясь, что наслаждаются вкусом пищи. Может, для кого-то так и было. Каролина чувствовала лишь горький пепел, схожий с тем, что она ела в доме Майклсонов после смерти Хенрика. Уже очень давно девушка не испытывала такого отвращения к еде, как сейчас. Элайджа взглядом прогнал слуг и сложил руки в замок на столе. – Нам нужно наблюдать за ним по очереди, чтобы каждый мог отдыхать какое-то время, – без длительных вступлений, заговорил мужчина. Ребекка вздрогнула и не скрывала собственного страха. Каролина устало взглянула на сестру, затем на деверя и спокойно кивнула. У нее не было сил бороться в одиночку. – В комнату я заходить не буду, – тут же прошептала Ребекка, избегая взгляда сестры, словно боялась ее осуждения. Элайджа спокойно кивнул. Каролина повернулась к деверю. – Скажи, что кто-то из вас украл хотя бы одну из тех курильниц, которые были у охотников? Мужчина едва заметно приподнял уголки губ. – Коул забрал одну для своей коллекции. Каролина удовлетворенно кивнула. – Я поставлю ее в комнате Ника. Вербена действует на него слабее, чем на нас, но все же действует. – Он разобьет ее, – тут же заявила Ребекка. Выражение ее лица было хмурым и обеспокоенным. Каролина повернулась к сестре, в ее голосе звучала тяжелая уверенность. – Не разобьет, – затем взгляд девушки вернулся к карим глазам деверя, – я бы хотела поговорить с тобой. Твердость ее тона намекала на необходимость остаться наедине, и мужчина довольно быстро понял намерения невестки. Кивнув, он встал из-за стола. Ребекка с напряжением наблюдала за действиями родственников. – Полагаю, я первая? – не скрывая беспокойства в голосе, пробормотала девушка. Каролина потянулась через стол и осторожно поцеловала сестру в лоб. Жест вышел неуклюжим. Девушка уронила бокал и запачкала платье, но не обратила на это особого внимания. – Я приду, как только смогу, – пообещала Каролина и вместе с деверем покинула помещение. Проходя мимо их с Клаусом спальни, девушка замедлила шаг и прислушалась, но разобрала лишь невнятное бормотание, прерываемое злым рыком. Каролина поспешно добралась до двери в конце коридора. Она неуверенно замерла перед ней, поворачивая голову к Элайдже, словно хотела спросить разрешения. Он толкнул деревянную створку и придержал ее, пропуская вперед девушку. Дальше Каролина действовала более уверенно. Она подтащила друг к другу два кресла и жестом предложила деверю сесть в одно из них. Разместившись на втором, она протянула Элайдже руку. Он наблюдал за всеми этими действиями с сомнением и интересом. Вскинув бровь, лишь взглядом мужчина пытался что-то спросить у невестки, но ее решительный взгляд отмел его сомнения. Его рука ощущалась чужеродно и непривычно. Каролина знала расположение каждой мозоли, каждого старого шрама на руках Клауса, а потому ладонь, лежавшая сейчас поверх ее ладони, казалась неправильной. Не той. Девушка закрыла глаза, вынуждая себя сосредоточиться. Перед ее мысленным взором появилась знакомая поляна. Солнце не освещало ее, скрываясь за темными облаками, что отражало внутреннее состояние Каролины. Элайджа заинтересованно осматривался. – Ты можешь создать любой образ? – Да. Поначалу мы пробовали разные варианты, но в итоге остановились на самом первом. – Здесь уютно. Приятная волна тепла окатила сердце девушки. – А вмешаться в сон ты можешь? – Не пробовала. Элайджа прогулялся по периметру поляны, зашел в дом и осмотрел две небольшие комнаты. Каролина терпеливо ждала его снаружи, зная каждый миллиметр этого мира, ведь она создавала его так много раз. Наконец, мужчина вернулся на поляну, вытаскивая из дома стул. Девушка приподняла бровь, но никак не стала комментировать излишнюю чистоплотность деверя, не пожелавшего сесть на землю. Это было смешно и абсурдно. Они находились во сне. В выдуманном мире. Он не мог запачкаться. И все же, Элайджа сел на стул, закинул ногу на ногу и обратил свое внимание на невестку. – Итак, что не должен услышать Клаус? Каролина глубоко вдохнула и попыталась собраться с мыслями. – У меня есть идея. Точнее, пока только мысль... – девушка мотнула головой, и светлые волосы облаком вспорхнули за ней, перелетая со спины на грудь. Она и забыла, что каждый раз в этом выдуманном мире находилась с распущенными волосами. Несмотря на то, что Элайджа не сказал ни слова и ни единым жестом не выдал замешательства с момента, как они сюда попали, девушка вдруг почувствовала неловкость и была благодарна мужчине за невозмутимость. – Может ли воля влиять на проклятья? В том смысле.... Зависит ли проклятье от сознания Клауса? Оно явно влияет на него, но является ли эта связь односторонней? Элайджа постучал указательным пальцем по губам. – Я не смогу ответить на этот вопрос, Кэр. На самом деле, от меня в вопросах магии мало толку. Коул единственный в семье, кто хоть как-то был с ней связан. Каролина нахмурилась. – Я знаю, что он забрал с собой книги Эстер. Может, в них что-то найдется? – Это гримуары, – тон Элайджи звучал пояснительно, словно он имел дело с нерадивым учеником, однако, заметив явное недоумение на лице собеседницы, мужчина вздохнул и продолжил: – гримуар – это книга заклинаний. В них не описываются основы или концепции магии, только способ ее использования. В магии множество направлений и проклятья только одно из них. Знания ведьм... разрозненны. Они передаются из поколения в поколение и приумножаются в ковенах, но это именно знания об использовании магии. Понимание же ее сути... Если честно, я не представляю, как это объяснить. Каролина вдруг вспомнила их с Коулом диалог недалеко от замка де Мартель. – Думаю, я понимаю, – неуверенно пробормотала она. Наступила короткая пауза, во время которой девушка успела несколько раз пройтись вперед-назад, мельтеша перед глазами деверя. – Хорошо, давай просто попробуем порассуждать на эту тему. У проклятья должна быть цель, правильно? В случае Ника, отомстить за смерть охотников. Мы знаем, что они давят на его чувство вины, подталкивая к самоубийству. Когда мы с Эстер делали петлю доверия, то потребовались дополнительные условия, потому что петля не сработала бы на мне правильно. Точнее, она убила бы меня, а затем я пришла бы в себя. Выходит, это был способ обмануть магический договор. Если вонзить кол нам в сердце, то это похоже на смерть, но временную. И Ник это знает. Что, если проклятье не спадает потому, что он знает это? Что если ему нужно поверить, что он действительно умрет? Элайджа выглядел заинтересованным. – И как ты планируешь это сделать? – Найти самый светлый вид дерева и вырезать из него кол, выбелить краской. – Он почувствует запах. – Этот план не идеален, но у нас есть курильница. Если вербена повредит его обоняние хотя бы на время, этого будет достаточно. – И ты полагаешь, что он просто поверит, что мы... что? Нашли этот кол? Отобрали его у Майкла? – Он поверит мне. Каролина чуть не подавилась собственными словами. Произнести их оказалось намного тяжелее, чем думать об этом. Доверие. Все то, что они строили, все то, ради чего старались. Если это не сработает, то буквально выбьет те камни, что лежали в основе их отношений. Всю ночь Каролина думала о том, готова ли она рискнуть. – И ты сможешь? Притвориться настолько хорошо, чтобы даже Клаус поверил? Это было самой сложной частью. Они с мужем слишком хорошо знали друг друга. Каролина умела лгать, и Клаус знал, как она это делает. – Я справлюсь, – хрипло прошептала девушка. – Как думаешь, это сработает? – Это самая дельная мысль, которая у нас была за четыре года. Даже если не сработает, мы будем знать, что пытались. – Если это не сработает, мы потеряем намного больше, чем просто идею. Голубой взгляд встретился с карим. Каролина видела, – он понимал. На протяжение всего этого времени девушка оставалась главным сдерживающим фактором для Клауса. Если доверие между ними подорвется, это отразится не только на супругах, но и на всей семье. – Я готов рискнуть, если ты готова. Каролина кивнула. Пятый год проклятья охотников, весна Солнечный свет приносил в комнату ласковое тепло, еще не успевшее стать палящим. Каролина сидела в кресле, а на полу, положив голову на ее колени, полулежал Клаус. Он периодически покашливал, отхаркивая в сторону остатки вербены, застрявшей в горле. Девушка раз за разом прогоняла через себя тот ужас, что испытала, когда узнала, что муж снова убежал. Он вернулся тем же вечером, а ночью Каролина, не способная уснуть от беспокойства, услышала звуки сильного кашля и болезненные стоны. Она выбралась из кровати Ребекки на безумной скорости и бросилась в их с Клаусом комнату. Он сидел на полу и выкашливал окровавленные цветки. Девушка застыла на пороге. Его дрожащие пальцы потянулись к вербене, красными подтеками растекающейся по дереву, схватили ее и с отчаянием снова начали заталкивать в горло. Пелена боли встала перед глазами Каролины, словно это она, а не он, глотала чистый яд. Смотреть на это было не менее мучительно. Девушка размытым пятном рванула вперед и толкнула мужа, вынуждая его перевернуться. Она скользнула пальцами по его языку, расцарапала их о клыки, когда мужчина начал рычать и вырываться, но смогла вытащить вербену из горла. Зашипев от боли, Каролина бросила цветки на пол и выпрямилась, чувствуя, как медленнее обычного затягиваются ожоги на руках. Голубой взгляд встретился с серым. Она смотрела на мужа сверху вниз и не могла скрыть того, что испытывала, – боли и жалости, – хотя знала, к чему это приведет. Он выглядел раздавленным. Спутанные светлые волосы разметались по лицу и испачкались в крови, плотная щетина превращалась в бороду, – Каролина не могла точно сказать, в какой момент мужчина перестал бриться. Глубокие тени пролегли под глазами, а скулы как будто стали острее. Глаза, уставшие, затравленные, беспомощные, одновременно молили и ненавидели. Клаус ненавидел, что она видела его таким. Он был гордым. Упрямым. Он хотел быть ее опорой, ее сильной половиной, но, очевидно, не был ею. Это разрушало его изнутри с намного большим успехом, чем любое проклятье. Девушка устало пошатнулась, сделала шаг в сторону и бессознательно опустилась в стоявшее рядом кресло. Прошло уже полгода. Полгода тщательно выстраиваемой лжи, в которой они с Элайджей варились, ожидая правильного момента. Каролина была уверена, – ее муж знает, что она нашла способ, как ему покончить с жизнью. Конечно же, она не стала бы рассказывать ему об этом. Тем не менее, она могла обсудить это с деверем и «случайно» оказаться подслушанной Клаусом. Итак, она знала, что он знает. Оставалось лишь ждать. Потому что безумие Клауса не было последовательным. Бывали дни, когда он не хотел умирать. Бывали, когда хотел, но боялся. Бывали дни, когда он становился злым и агрессивным. Бывали, когда он пытался спрятаться от мира, свернувшись в клубок. Каролина оставалась рядом с мужем. Когда он прогонял ее и когда умолял остаться. Когда бросался в драку и когда молил о прощении. Девушка спала в комнате Ребекки почти каждую ночь, но если становилось особенно плохо и тяжело, то она шла к Элайдже. Они играли в шахматы, и на эти короткие несколько часов Каролина буквально выпадала из реальности, позволяя себе поверить, что она не живет в аду. Клаус сел, на его лице отразилось болезненное поражение, а затем мужчина подполз к креслу и положил голову на колени жены. Словно ничего ненормального не происходило в этой комнате несколько минут назад. Каролина закрыла глаза, откинула голову на спинку кресла и запустила пальцы в длинные, засалившиеся волосы. Она с трудом могла вспомнить время, когда на что-то надеялась и была полна сил поддерживать мужа, чего бы это не стоило. Казалось, прошедшие четыре года высосали из нее жизнь, оставив лишь внешнюю оболочку. Каролина ничего не хотела, ни к чему не стремилась. Она призраком бродила по крепости, по привычке поддерживала диалог с Ребеккой и тонула в приятном расслаблении, когда молчала за вечерними шахматами с Элайджей. Ее стремления к созданию идеального общества бессмертных погасли примерно в тот момент, когда девушка услышала, что Клаус видит Александра. Постепенно исчезла и ее заинтересованность художеством, литературой, музыкой. Мир буквально становился все более серым и бессмысленным из года в год. За прошедшее столетие это были самые тяжелые четыре года в жизни Каролины. – Ты ведь нашла, правда? – послышался очень тихий, едва различимый голос Клауса. Его тон выражал что-то среднее между усталостью, ужасом и обреченностью. Если бы эти чувства вообще можно было усреднить. Девушка внутренне сжалась, понимая, к чему будет сводиться диалог. Она ждала этого и в то же время безумно боялась. – Что нашла? От мрачной усмешки Клауса по спине Каролины прошла дрожь. Его руки забрались под юбку и обхватили лодыжки девушки, словно в попытке предотвратить побег. – Кол. Я знаю, что он где-то в крепости. – Ты поэтому перерыл мои вещи? Клаус молчал. Девушка выглядела взвинченной, пальцы слегка подрагивали в волосах мужа, выдавая внутреннее состояние. Ей нужно было лишь представить, что кол был настоящим. От ужаса сковало горло. – У меня его нет, – едва слышно прохрипела Каролина. Мужчина поднял глаза и внимательно всмотрелся в ее лицо в поисках лжи. Не выдержав напряжения, девушка отвела глаза. И это ее выдало. – Куда же пропала наша честность? – насмешливо фыркнул Клаус, но в его голосе было больше горечи, чем воды в мировом океане. Каролина зажмурилась. – Не надо, Ник. – Я слышал, как вы шептались с Элайджей по углам, – продолжал с ожесточением давить мужчина. – Как давно он у вас? Она заставила себя смотреть в глаза мужа, хотя его мрачное возбуждение плохо влияло на ее натянутые как струны нервы. – Не думаю, что вы украли его у Майкла, – продолжал рассуждать Клаус, словно его совсем не беспокоила напряженная молчаливость Каролины. Что-то мелькнуло в серых глазах. – Значит, нашли такой же дуб. Здесь, в Европе? Коул нашел? Он или его ведьмы. Вы сожгли его? Конечно, сожгли, но перед этим, полагаю, младший брат вырезал для меня прощальный подарок. Так где он, любовь моя? Его тон из ожесточенного вдруг стал невероятно мягким, убеждающим. Руки поглаживали икры Каролины, но она была слишком измучена попытками держать себя в руках, чтобы обращать на это хоть какое-то внимание. Она полгода ждала этого момента, но, когда он настал, поняла, что может не справиться. Она по-настоящему боялась. Клаус выглядел нездоровым, одержимым в своей безысходности, более безумным, чем обычно. Опасно безумным. Девушка не хотела представлять, что стало бы с их семьей, если бы у него в руках оказался настоящий кол из белого дуба. – Ну же, Кэр, помоги мне. Он умолял. Искренне умолял, и Каролина почувствовала, как к глазам подкатили слезы. Она не была уверена, что сможет произнести хоть слово, даже если попытается. Как мог он так безжалостно напоминать ей об их свадебных клятвах? Нервное истощение добивало психику Каролины, превращая ее в дерганную и слезливую особу. Ты должна быть убедительной. Девушка закрыла глаза и судорожно вздохнула, переводя дух. Затем она заставила себя взглянуть в полные усталой надежды серые глаза. – Я не могу тебя потерять, – сквозь слезы прошептала Каролина. – Неужели это ужаснее, чем провести вечность с безумным мужем? Измученная, слабая улыбка Клауса разрезала сердце девушки на крошечные кусочки. Оно болело и кровоточило, но продолжало сокращаться, не позволяя ей упасть без сил. Сильное сердце, пусть от него уже так мало осталось. – Мы что-нибудь придумаем, – в голосе Каролины не было надежды, только липкое, безумное отчаяние и страх. Улыбка мужчины стала грустной. Почему в моменты, когда в нем было меньше всего от ее мужа, он выглядел нормальнее всего? Словно издеваясь над ее собственным сознанием. – Прошло четыре года, один месяц и двенадцать дней, – заговорил Клаус, и глаза Каролины округлились от ужаса. – Да, я считал, – мрачно подтвердил мужчина. – Каждый. Проклятый. День. Вы искали и ничего не нашли. Я знаю, что Коул пишет вам, я читал письма. Меня нельзя спасти. Я не хочу спасения. – Нет! – рыкнула девушка, выпуская клыки. Слабая вспышка злости мгновенно погасла под влиянием печали в серых глазах. Руки Каролины обхватили лицо мужа, и она с отчаянием прошептала, наклонившись вперед: – я не отпущу тебя! Мужские пальцы нежно поглаживали кожу под коленями, словно пытаясь утешить ее. – Это к лучшему. Я так виноват перед тобой. Если бы не я... – Ты не можешь сдаться! Клаус горько улыбнулся и покачал головой. – Я сдался уже давно. Пора и тебе. Она отшатнулась, не в силах поверить в то, что услышала. Шок не был наигранным. Все, что говорил мужчина, все, что он чувствовал, сжирало Каролину изнутри, раздирая внутренности. Ей казалось, еще несколько слов, и она захлебнется собственной кровью. – И как мне потом жить без тебя?! – закричала девушка из последних сил. Она и сама уже не понимала, где игра, а где истина. Как он мог?! Как он мог сдаваться после всего, что они пережили?! Как он мог просить ее, именно ее, сделать это?! Одна из рук Клауса выбралась из-под подола платья и коснулась щеки жены, смахивая соленые дорожки слез. Вторая осталась лежать на бедре, едва заметно придавливая девушку к стулу. – Элайджа позаботится о тебе, – прошептал мужчина, и Каролина поразилась тому, что в его голосе не было ревности или злости. Только принятие. Чертово принятие! – Если не ради себя, то ради меня, Кэр. Прошу, я не хочу так жить, не хочу потерять себя окончательно. Я хочу уйти пока во мне еще осталось хоть что-то от меня. Девушка, не сдерживаясь, всхлипнула. Закрыла глаза, продержалась несколько секунд и склонила лоб к коленям, сталкиваясь с макушкой Клауса. Ее тело сотрясала дрожь рыданий. Они рвались из горла невнятными звуками, вынуждая ее снова и снова открывать рот, из которого не вышло ни единого разумного слова. Неожиданно мужчина приподнялся, встал на колени и обхватил ее трясущееся тело руками. Каролина заплакала сильнее. Его руки были сильными, а тело теплым и надежным. Он обнимал ее, утешая. Он обнимал ее, собираясь умереть. Девушка не была уверена в том, как много времени они провели в этой позе. Ее слезы иссохли, как истощившийся источник. Руки продолжало трясти. Каролина не открыла глаз, когда с ее губ сорвались решающие слова. Она не могла смотреть на мужа, говоря это, потому что боялась, что даже сейчас, после длительного и качественного концерта, в котором не было ни единой лживой эмоции, она могла бы выдать себя какой-то глупой мелочью. – Я не отдам тебе кол, – прохрипела девушка, – я сделаю это сама.