Любовь – это обещание

Отступление: Изначально, когда я писала главы французской арки, то очень хотела двинуться дальше. Мне сложно давалась работа с каноном, а также хотелось перейти к более укрепившимся и стабильным отношениям героев. Поэтому Франция для меня мелькнула быстро, и уже позже я не раз возвращалась к ее событиям мысленно, вспоминая то, что хотела вписать в этот временной отрезок истории и в итоге упустила. По идее именно этот период после замка де Мартель должен был стать во многом определяющим в жизни героев. Они уже менее напряжены, лучше справляются с побегом, с выживанием, они привыкли к своей сущности, научились быть менее заметными, научились многим полезным вещам, начиная от внушения и заканчивая манерами в высшем обществе. Сейчас они должны перейти из режима «беги и ни о чем не думай» в режим «как мы будем жить дальше?». В этом плане меня интересовали все члены семьи, но раскрывать из через общение с Каролиной было бы грубо, ведь у многих есть сокровенные тайны или мысли, которыми они скорее всего не поделились бы ни с кем. Поэтому мне захотелось написать короткую (о да, я старалась всеми силами) историю их пребывания в Ниме от лица разных членов семьи. Эта глава не оказывает масштабного влияния на сюжет, она просто позволяет погрузится в мысли и переживания каждого из членов семьи. Ее можно читать как сквозную, по дням, так и вначале про одного человека, затем про другого и так далее. Можно вообще не читать, право ваше) Да, кому-то я уделила больше внимания, кому-то меньше, так уж вышло, но, надеюсь, вам будет интересно посмотреть на них не только со стороны Кэр. В каждом дне истории идут хронологически, то есть, если у кого-то утро, а кого-то вечер, то они будут соответственно в начале и в конце главы. Ksenia0702, ваш отзыв пришел на момент написания работы, так что я добавила разговор Кэр и Бекки про бордель) горнячка, когда мы с вами обсуждали роль Майкла в деревне, основные главы были уже написаны и забиты событиями, но тема интересная, поэтому я вынесла ее сюда в сюжетную линию Финна)

____________

День 1

Темнота опустилась на город. Многочисленные окна были закрыты ставнями, двери – замками. Даже сейчас, в часы, предвещавшие наступление ночи, здесь не было так же тихо, как в деревне. Бродяги выхаркивали легкие где-то на темных улицах, проститутки выкраивали стоны для своих клиентов, сироты шныряли в поисках сухого угла, чтобы поспать, бродячие кошки выли и дрались за территорию. Все эти многочисленные звуки слышали шесть человек, собравшиеся в одной комнате. Свет от камина рассеивал ночную темноту, создавая тени по углам спальни. Поленья скрипели и похрустывали, сжираемые огнем, который время от времени колебался под порывами ветра из открытого окна. Было лето, но ночью воздух становился ощутимо холоднее, а потому люди старались отапливать свои жилища. Холод не беспокоил молодых людей. На кровати сидели трое из них: светловолосые супруги держались за руки и периодически бросали друг на друга взгляды, рядом с девушкой устроилась, подложив под себя ноги, ее сестра и подруга. В креслах, спиной к камину сидели старшие представители семьи. Их темные волосы сливались с тенью, а выражения лиц было практически не рассмотреть из-за положения, в котором они находились. У окна, скрестив руки на груди, стоял самый молодой член семьи. Его взгляд порой обращался на улицу, разглядывая что-то в кромешном мраке. – Неделя? – задумчиво повторил Элайджа, приложив палец к губам. Его локоть лежал на подлокотнике кресла, одна нога была закинута на другую. Несмотря на мнимую расслабленность, напряжение испытывал каждый человек в комнате. В разной мере. Это было напрямую связано с темой их обсуждения, ради которой члены семьи собрались после вечерней трапезы в свой первый день пребывания в Ниме. Как долго они могут позволить себе здесь оставаться? – Это не так уж много, – умоляющим тоном пробормотала Ребекка, по очереди осматривая братьев. В отличие от сестры, умело читавшей по лицам, ей сложно было определить, кто согласен с этой идеей, а кто нет. – Мы были осторожны во время побега, – тихо заметила Каролина, – не оставили за собой тел, никто нас не видел. Ребекка благодарно улыбнулась сестре. Раз Каролина на ее стороне, значит и Клаус тоже. Девушка была уверена, что после всего, что произошло между супругами в замке де Мартель, Клаус просто обязан беспрекословно выполнять любое пожелание жены, а значит с этой стороны возражений не ожидалось. Также Ребекка была уверена, что ее поддержит Коул, – его явно заинтересовал их первый город. Оставались только мрачные и задумчивые Финн и Элайджа. Финн выглядел уставшим после длительного перехода. Он мог согласиться ради короткого периода покоя, который подарила бы им жизнь в Ниме. Ребекка надеялась, что у Элайджи не найдется аргументов достаточно сильных, чтобы переубедить остальных членов семьи. К ее удивлению, единственным, что сказал мужчина, было: – Нам нужно придумать план побега, если нас застанут врасплох. Ребекка радостно взвизгнула, несмотря на достаточно мрачную и напряженную атмосферу, и упала на спину. Каролина с улыбкой взглянула на сестру, а затем на мужа. Клаус закатил глаза. Коул улыбнулся. Финн устало откинул голову на кресло. Элайджа все еще выглядел сосредоточенным и задумчивым. Они останутся в Ниме.

День 2

Финн

День был солнечный и жаркий. Люди, лошади, скот и бродячие животные плавились, пропотевая и добавляя в и без того неприятную какофонию запахов новые, отнюдь не изысканные ароматы. Все здесь было другим. Чуждым, порой удивляющим. Первый восторг при виде необычных, старинных каменных построек, сменился равнодушием. Финн бродил по узким улицам без какой-либо цели, захлебываясь отчаянием от осознания того, во что превратилась его жизнь. У него в равной степени не было как планов, так и желаний. Еще год назад мужчина точно знал кто он, кем будет, и что должен делать. Не осталось ничего. Если после ритуала в груди Финна еще горела слабая надежда на то, что жизнь может вернуться в привычную колею, то смерть матери окончательно лишила их выбора. Мужчина с ужасом думал о тайне, которую хранил. Как бы поступил отец с матерью, если бы еще раньше узнал о том, что на самом деле произошло с их первым ребенком? С его старшей сестрой... Финн качнул головой, стараясь избавиться от лишних мыслей. Ему не стоило думать об этом, предполагать. По большей части, все эти размышления уже не имели особого значения. Он только мучил себя понапрасну, перебирая возможности, которым не суждено случиться. Иногда, на самом деле чаще, чем Финн хотел бы признать, он думал о том, сможет ли однажды встретить сестру во время их путешествия. Даже сейчас, будучи на одном континенте, они находились невозможно далеко друг от друга. Он не представлял, где искать ее, как она выглядит и, конечно, не надеялся, что Фрея узнает его. Мужчина остановился и его взгляд зацепился за сталь, принимавшую форму меча в умелых руках кузнеца. В этой части города стояли мастерские и было особенно шумно. На самом деле Финн несколько терялся в обозначениях, которые давал этому месту. Они жили в замке внутри крепости, которая представляла собой город внутри города. Со слов наместника, управлявшего этой землей в отсутствие правителя, раньше это была арена, на которой проводились бои во времена Римской империи. Арена являлась центром Нима, разросшимся вокруг нее, а также главным оборонительным сооружением города. Внутри были замок правителя, множество жилых домов, церкви и мастерские. Это действительно был город внутри города. Со слабым интересом Финн задумывался о том, как инородно и нелепо выглядят многочисленные деревянные постройки на фоне старинных каменных стен. Словно люди, что жили столетия назад, владели большими навыками строительства, чем те, что живут сейчас. Впрочем, тогда мужчина еще не знал, что так оно и было. Горячий металл зашипел, оказавшись в воде, и это вывело Финна из потока бессмысленных размышлений. Мужчина еще раз скользнул взглядом по оружию и двинулся дальше. У него не было меча. Эта странная мысль пришла в голову Финна сразу же, стоило отойти от кузницы. Его меч остался дома. И почему-то эта простая и совершенно глупая мысль стала последней каплей в чаше горечи мужчины. Он потерял последний интерес к городу и просто сел у ближайшей стены, как множество других бездомных попрошаек, бродивших по этим улицам. В конце концов, чем он от них отличался?

Коул

Коул задумчиво и с интересом осматривал наклонные стены городских домов. За стенами арены в основе города угадывалась прямоугольная планировка античности, но она почти исчезла под хаосом запутанных улиц и кривых переулков, которые петляли между новыми постройками. Если здесь и была когда-то римская система канализации, то от нее либо ничего не осталось, либо ею просто не пользовались, сливая нечистоты и мусор из окон прямо на улицу. Уже не один раз молодому человеку приходилось отпрыгивать с пути очередного водопада, так что он понемногу наловчился. Вонь стояла невыносимая. Под ногами, игнорируя то, о чем не хотелось думать, угадывалась каменная плитка и песок. Засохшие частички щебня пробивались через орнамент из деревянных балок на втором этаже дома, мимо которого шел Коул, и с шуршанием, слышным лишь ему, сползали по стене на землю. Верхние этажи зданий жались друг к другу, создавая на особенно узких улочках настоящие перекрытия прямо над головами пешеходов. И хотя архитектура по-своему интриговала Коула, люди интересовали его намного больше. Город сам по себе был для членов семьи чем-то новым, удивительным. Людей здесь было больше, чем в деревне и даже в замке. Высокие стены арены и ров защищали внутреннюю часть города, в которой кипела жизнь, а за ее пределами был еще целый круг построек, которые тоже охранялись высокими стенами и рвом самого Нима. Крепость внутри крепости. Поистине уникальное место. Назначения многих зданий в центре арены Коул не знал. Он мог отличить жилые дома от мастерских, но на этом знания молодого человека заканчивались. Он прошелся по каждой улице, прислушиваясь к местному диалекту, запоминая особенности обращений и отношение людей друг к другу. В то время как правителю принадлежал целый закрытый квартал с множеством различных построек, обычные горожане ютились семьями в небольших домах, где на первом этаже могли и работать. Торговля представляла собой нечто странное и непривычное. На родной земле Коула торговли как таковой практически не было. Люди делились или обменивались важными вещами, но из их двух поселений, за исключением местных, с которыми скандинавы старались поддерживать нейтралитет, торговать было просто не с кем. В городе же, с одной стороны, торговля была основой жизни, а с другой – роскошью. Это несоответствие очень заинтриговало Коула. В какой-то момент молодой человек наткнулся на закрытые дома непонятного назначения. Они не были похожи на жилые, однако находились слишком далеко от центра, чтобы быть административными. Слонявшаяся по переулку проститутка всего за одну монету весьма радостно просветила молодого человека о том, что происходит в этих домах. В тот момент Коул едва ли подумал о том, что целое денье было для нее недельным заработком. Решив обязательно вернуться вечером, молодой человек направился за пределы арены, в ту часть Нима, которую видел лишь мельком. Возникло ощущение, что стена разделила город на две совершенно разные части. Конечно, внутри арены было множество нищих, но снаружи... Изгои, преступники, пилигримы, проститутки, паяцы, мошенники и воры. Бродяг было много, и самые ловкие и умелые из них проникали во внутреннюю часть города, а все остальные скапливались в переулках за стенами. Они приходили и уходили, спали на земле и искали подаяния. Тела гнили прямо посреди улиц. Люди здесь были куда более худыми и истощенными, чем внутри арены. Они голодали, болели, дрались за похлебку и, судя по запахам, которые Коул не мог не отличить среди прочих, ели себе подобных. Это была отвратительная, пугающая и жестокая масса самых бедных и отчаянных. С развитым с момента побега цинизмом, молодой человек подумал о том, что это прекрасное место для поиска пропитания. Никто не заметит смерти нескольких бродяг. Даже Майкл не сможет найти концы, брошенные в этом хаосе. От мыслей о крови запершило в горле, и Коул решил не отказывать себе в удовольствии. Безумные крики разносились в одном из переулков внешнего города, но никто не обращал на них внимания, – здесь это было обычным делом.

Ребекка и Клаус

– Ник! Женский голос пронесся по коридору, вынудив Клауса остановиться. Он медленно повернулся, встречаясь с подозрительно встревоженным взглядом Ребекки. Девушка бросила нервный взгляд за плечо брата и тут же вернулась к его лицу. Клаус нахмурился. Его кольнуло какое-то неприятное чувство, которому мужчина не смог дать определение. – Я думал, ты со мной не разговариваешь. Вышло жалко. Клаус мысленно одернул себя, но нельзя было вернуть сказанное. Отношение Ребекки в замке де Мартель все еще неприятно уязвляло его. Она даже не попыталась поговорить с ним, а теперь вела себя так, словно ничего не случилось. Клаус почувствовал знакомую волну злости, пока еще очень слабой и тихой, но готовой атаковать. Ребекка замялась. Каролина попросила ее отвлечь брата, не объясняя толком зачем, и девушка, не раздумывая, согласилась, а теперь жалела, что не узнала больше. Просьба сестры звучала, как начало интересной авантюры, вот только роль самой Ребекки оказалась сложнее, чем девушка представляла. Колкая язвительность брата больно ударила в сердце Ребекки. – Ты тоже со мной не разговаривал! – не придумав ничего лучше, с вызовом бросила девушка и тут же прикусила язык. Ей следовало действовать осторожнее, но Ребекка слишком волновалась. Она ведь совершенно не умела лгать и импровизировать. Уж точно не так спонтанно. Сердце отбивало в груди бешеный ритм. Коул ушел с Каролиной. Элайджа и Финн тоже куда-то пропали – скорее всего пошли охотиться. За все то время, что прошло с момента побега из замка, Ребекка действительно ни разу не оставалась наедине с Клаусом. Они провели вместе целый день в городе, но не говорили друг с другом. Девушка в очередной раз прокляла себя за то, что так легко согласилась на просьбу сестры. Клаус прищурился и бегло осмотрел коридор, попутно прислушиваясь, чтобы убедиться, что никого из людей нет поблизости. Чего бы не хотела Ребекка, им нельзя было ссориться у всех на виду. Где-то на краю сознания повисла мысль о том, что Каролина и вовсе не хотела бы их ссоры. – Идем, – махнув рукой, мужчина направился в сторону спальни. Спустя несколько секунд он с удивлением отметил, что сестра молча последовала приказу. Стоило закрыться двери в комнату, как Клаус резко развернулся и сделал шаг в сторону Ребекки, вынуждая ее отступить и напрячься. – Что ты делаешь? Синие глаза девушки стали огромными. Если бы Клаус мог читать эмоции так же хорошо, как Каролина, то заметил бы обман, но он мог полагаться лишь на те знания, что возникли за время совместной жизни с Ребеккой. И даже этого было достаточно, чтобы понять, что сестра юлит. Взгляд девушки панически метался по комнате, она пыталась принять быстрое решение, но все, что вышло из ее горла, это недоуменное: – Что? Клаус засопел, сдерживая раздражение, и заговорил более жестким, громким голосом: – С чего эти перемены, Бекка? Решила наконец извиниться за то, как вела себя?! Вся неуверенность Ребекки неожиданно сгорела в пламени праведного негодования. Она сама не заметила, как сделала шаг вперед. – Мне не за что извиняться! – Ты игнорировала меня с тех пор, как мы остановились у де Мартель! – О, я очень многое могла бы сказать тебе в те дни, но Кэр попросила, и я не вмешивалась! – Не неси чепуху, Бекка, и не вмешивай Каролину! Я знаю тебя! Если бы хотела, то не стала бы никого слушать! – Она не хотела, чтобы мы ссорились! – О, у нас же нет других тем для разговора, кроме моего брака! Крики становились все громче. Клаус взмахнул руками, разводя их в стороны, Ребекка выпятила грудь, широко расставив ноги. Они гневно сверкали глазами, стоя друг напротив друга и, казалось, через мгновение начнется настоящая драка. Неожиданно губы девушки задрожали. Эмоции, которые переполняли ее, оказались слишком сложными и многочисленными. Горечь переплеталась с гневом и подавляла волю к борьбе. В отличие от нее, злость в груди Клауса была доминирующей. Лишь изменившееся страдальческое выражение лица сестры смогло немного охладить его голову. – Да! – крикнула Ребекка. – Да, может я виновата, но и ты виноват, Ник! Ты закрылся от нас! От всех нас! Не только ты потерял мать! От внезапного удара Клаус поперхнулся и сделал шаг назад на подогнувшихся ногах. В запале речи, девушка не заметила этого короткого жеста, как не заметила и разрывающей сердце боли и вины в глубине серых глаз. – Я тоже ее потеряла! – она приложила руки к груди, в глазах встала пелена слез. – И Элайджа! И Коул! И Финн! Все закрылись! Замкнулись! Даже Каролина! Я осталась одна! Всхлип перерос в рыдание, и Ребекка поспешно приложила к губам руку, сжимая зубами большой палец, чтобы подавить рвущиеся из груди звуки. Клаус застыл, разрываясь между виной, состраданием и новой волной гнева, что возникала из-за этих эмоций. Он не хотел чувствовать себя позорно слабым, а потому выбрал гнев. Тот был проще и понятнее. Мужчина сжал кулаки и скрипнул зубами. – Я не терял мать! – переступая через собственные эмоции, яростно выплюнул Клаус. Ребекка застыла и сжалась, округлив глаза то ли в шоке, то ли в ужасе. – Я потерял ведьму, которая превратила нас в чудовищ! Я потерял ведьму, которая предала своего мужа и, стыдясь своего поступка, ни разу не защитила меня от его гнева! Ведьму, которая убила моего нерожденного ребенка! Она убила всех нас, Бекка! Майкл вонзил меч в наши сердца, но она была рядом, и ее вина не меньше! Она перестала быть нашей матерью в тот момент, когда решилась на этот проклятый ритуал! Не смей больше говорить о ней так, словно она была невинной жертвой! Не была! Она не мать нам, а просто ведьма, сделавшая тебя неспособной завести детей! Сделавшая нас убийцами, жаждущими крови! Никогда больше я не назову ее матерью! Клаус горел в собственной ярости и уже не знал, где истина, а где ложь. Не мог распознать, какие эмоции вызывают стыд за собственные слова, а какие – праведная злость. Ребекка рыдала в голос, перестав зажимать рот руками. Боль от потери матери смешалась в ней с болью от правильности слов брата. Для нее такая правда была слишком тяжелой! Слишком жестокой! Неожиданно девушка задохнулась в сильных мужских объятиях. От шока она проглотила очередное рыдание и лишь глубоко вдохнула, вцепившись дрожащими пальцами в тунику брата. Клаус сделал два шага вперед и крепко обхватил содрогающуюся спину сестры. Эмоции переполняли его, но четкий образ Каролины в мыслях охладил ярость, напоминая о том, что перед ним не враг. Каролина бы не пожелала слез Ребекки. – Я все равно скучаю по ней! – отчаянно взвыла девушка и, сжав кулачки, ударила по спине Клауса, словно пыталась что-то доказать. Мужчина напрягся, но стерпел, не выпуская на свободу новую волну ярости. Они оба уже забыли, с чего начался этот диалог. Ребекка рыдала, а Клаус ждал, пока она успокоится, и, когда всхлипы начали становиться более редкими и более тихими, в его голове неожиданно всплыла одна из фраз сестры, брошенных в разгар ссоры. Мужчина сделал глубокий вдох, ощущая, как злость испаряется, сменяясь более сложными, нежеланными и тяжелыми эмоциями, затем опустил голову и очень тихо произнес, убедившись, что Ребекка почти успокоилась: – Ты не одна.

Элайджа

Поздним вечером, когда все члены семьи вернулись с охоты и разбрелись по спальням, мужчина сидел в кресле у камина. Огонь трещал, наполняя жаром и без того теплую комнату, но Элайджа чувствовал себя комфортно. За время путешествия они заметили, что не ощущают как холода, так и жара. Он знал, что не вспотеет, даже если накинет на себя еще несколько шкур. Элайджа сидел, закинув правую икру на левое колено и, поставив сверху локоть, опирался подбородком на ладонь. Полено с треском рухнуло, вызвав сноп искр. Мысли мужчины находились далеко от этой комнаты. Он еще не привык к ноющему чувству одиночества, которое вызывало вынужденное разделение с семьей. Большую часть жизни Элайджа проводил в окружении близких, и они спали в одной комнате. Изоляция, свойственная замкам местных богатеев, доставляла неприятный дискомфорт. Иногда, засыпая, мужчина прислушивался к диалогам за стенами его комнаты, представляя, что находится в помещении не один. Сейчас же он думал о младшем брате и неожиданном изменении его натуры. Элайджа помнил всего несколько случаев, когда в Клаусе проглядывала та откровенная ярость или ревность, которые мужчина начал активно проявлять после ритуала матери. Одно должно было быть связано с другим. Мужчина облегченно выдохнул сегодня, когда младший брат, явно под давлением жены, высказал что-то похожее на благодарность и предложил перемирие. Все же, Каролина хорошо на него влияла. От последней мысли Элайджа поджал губы. Как старший брат он должен был первым пойти навстречу младшему, однако в голове все еще звенело откровенное признание Авроры о том, что Клаус убил их мать. Элайджа не был уверен, что пожал бы руку Клаусу, если бы не настойчивый, выжидающий взгляд Каролины. Он много думал о том, что узнал. Мать убила его любимую женщину и превратила их в нечто... пугающее. Ненавидел ли он ее? Смирился ли с ее смертью? У Элайджи не было ответов. Чем больше он думал о матери, ее измене, об отце, их решении, о лжи Клауса, тем больше запутывался. Он не испытывал любви к отцу, а потому выбор между ним и младшим братом даже не стоял. Несмотря на ужасную правду, Элайджа все равно встал бы на сторону Клауса. Но это не означало, что он его простил. Мужчина выдохнул, закрыл глаза и покачал головой. Одиночество побуждало его к размышлениям, и это пугало Элайджу не меньше, чем то, что происходило с их семьей. В детстве, когда они с Клаусом были еще маленькими, он часто ревновал брата к матери, потому что чувствовал, – она любила его больше. Финн относился к младшим братьям с одинаковой холодностью, повсюду следовал за матерью и точно выполнял приказы отца. Иногда Элайджа думал, что Финн не любил его по той же причине, по которой он сам не любил Клауса. Старший брат всегда мог оказать поддержку и дать совет, но только если попросить об этом. Однако, даже когда родились Ребекка и Коул, поведение Финна не изменилось. Странным образом во время одной из детских ссор, вызванных очередным приступом ревности, Элайджа получил урок, который навсегда запомнил. Он не знал, почему именно эти слова матери оказали столь сильное влияние. Быть может, его страстная жажда внимания наконец была утолена, когда женщина обратилась напрямую к ребенку. Он старше Клауса, а значит, должен быть более сознательным и взрослым. Он, старший брат, должен защищать младшего. Понять значение этих слов Элайджа смог лишь с годами, столкнувшись с гневом их отца по отношению к Клаусу. Возникло ощущение, что мать заранее готовила его к этому. Теперь, когда мужчина узнал о ее измене, он по-новому рассматривал каждое, даже самое далекое воспоминание. Элайджа понимал, что за его решением встать на сторону Клауса стоит необходимость в принятии и прощении, однако не знал, откуда должен начинаться этот путь. Он вспоминал все, через что они прошли, пытаясь найти объяснение поступку брата, пытаясь понять, что толкнуло его на убийство матери. Присутствие Каролины за спиной Клауса создавало удивительное побуждение к доверию. Элайджа неожиданно осознал, что пожать руку брата его толкнуло, в первую очередь, нежелание огорчать невестку. Знала ли Каролина правду? Их ссора и отчуждение длились невероятно долго, что вызывало определенные догадки и подозрения, но ни о чем нельзя было судить наверняка. Элайджа с трудом верил, что столь светлая душа легко примет убийство, не связанное с выживанием. Каролина едва могла мириться с необходимостью пить кровь людей, что уж говорить о смерти Эстер. Мужчина пришел к выводу, что невестка не знает правду о муже. И не в его праве было сообщать ей эту правду. С тяжелым вздохом Элайджа откинулся на спинку кресла. Размышления утомляли его куда больше, чем любая другая активность. Мужчина закрыл глаза и попытался отбросить лишние мысли с надеждой, что они не помешают ему уснуть этой ночью.

День 3

Ребекка

Солнечный свет раннего утра уже проникал через щели в ставнях, когда девушка проснулась. Прошлый вечер стал для нее настолько сильным эмоциональным потрясением, что Ребекка уснула, едва коснувшись головой подушки. В полудреме девушка задумалась о том, выдает ли привычка к ранним подъемам в ней крестьянку? Благородные девушки в замке де Мартель спали намного дольше. Сморщившись, Ребекка подняла ладони и потерла лицо, проворачиваясь в теплом коконе покрывал. В комнате было душно, но не так жарко, как вчера. Возможно, погода готова была дать передышку изнывающему населению города. Девушка одернула одной рукой полог и с сожалением заметила закрытые ставни. Дома по утрам их всегда открывала мать, встававшая раньше всех, а потому Ребекка привыкла сразу видеть небо. «Она не мать нам, а просто ведьма, сделавшая тебя неспособной завести детей!» – возник в голове яростный и отчаянный голос Клауса, и к глазам девушки снова подкатили слезы. Неужели он на самом деле верил в то, что говорил? Ребекка закрыла глаза и сделала несколько судорожных вдохов, пытаясь успокоиться. Ее пальцы невольно начали бродить по вышивке на покрывале, красота которой покорила девушку с первого взгляда. Это было будоражащее и в то же время пугающее чувство – осознание того, что комната принадлежит только ей. В момент, когда Ребекка в первый раз переступила порог, ее накрыло настолько сильное ощущение потери, что девушка невольно вцепилась в ткань балдахина и очнулась только когда услышала треск разрывающихся волокон. Эта комната была прекрасной: большой и красивой, с широким окном, вышитыми покрывалами, резной тумбочкой у кровати и стоящей на ней сосудом с водой и миской для умывания. Все здесь буквально кричало об уюте и достатке, но это было богатство, которое ей теперь не с кем разделить. Ребекка была рада, что Клаус помирился с Каролиной и с Элайджей, но в тот же вечер, оказавшись в одиночестве собственной спальни, девушка осознала, что сестра больше не будет спать рядом с ней. Она никогда не спала одна с тех пор, как появилась Каролина, кроме нескольких редких ночей, когда они с Клаусом помирились. Дома, затем в пути, в монастыре и даже в замке де Мартель, всегда Ребекка находилась среди членов семьи. Одиночество... пугало. У нее возникло глупое и неуместное желание снова ворваться в супружескую спальню или найти Элайджу или Коула, но девушка сдержала порыв. Тонкие, покрытые мозолями и старыми шрамами, пальцы водили по красивой вышивке. Ей нравились тканые произведения местных мастеров. Они вызывали скребущее, болезненное чувство ностальгии. Напоминали о жизни, которой никогда больше не будет. Ребекке сложно было признать этот факт. Когда они бежали из дома, она плохо представляла себе дальнейшую жизнь. Когда они плыли на корабле и шли по просторам Нормандии, все, о чем девушка думала, – это выживание. Кошмары, которые мучили ее по ночам, преследовали и других членов семьи, но никто не говорил об этом, поэтому она тоже не говорила. Ребекка не хотела показаться другим слабой и бесполезной. Пример решительной и уверенной в себе Каролины горел перед ее глазами и, хотя это была высокая планка, девушка не хотела соглашаться на меньшее. Пальцы водили по вышивке, а мысли Ребекки метались между воспоминаниями и размышлениями о том, как именно ткалось это конкретное покрывало. Мысли о ткачестве невольно направили ее к той части памяти, которую девушка старательно избегала уже более полугода. Пальцы затрясло, и ей пришлось сжать их в кулак, стоило Ребекке вспомнить о матери. Жестокие слова Клауса перемешивались с ее собственными горькими чувствами. Это было то, что они всегда разделяли с Эстер – ткачество. Ни с кем Ребекка не проводила так много времени, как с матерью, особенно в долгие зимние дни. Будучи единственной дочерью, девушка часто испытывала ощущение изолированности от другой части семьи. Словно их жизни слишком различались, а ей хотелось иметь то же, что было у братьев. Их учили владеть клинком, – она тоже хотела держать его в руках. Их учили охотиться, – она готова была тайно выбраться вслед за братьями. Конечно, все это заканчивалось криками со стороны отца и наказанием со стороны матери, обидой и непониманием. Она была девушкой, она отличалась от них, но Ребекке отчаянно не хватало той общности, что царила в мужской половине семьи. Появление Каролины перевернуло всю ее жизнь. Несмотря на попытки матери показать роль женщины в семье и в обществе, Каролина потрясающим образом объединяла в себе все то, о чем мечтала Ребекка и то, о чем говорила Эстер. Время до их с Клаусом свадьбы пролетело безжалостно быстро. Вздохнув, девушка упала на кровать и закрыла глаза. Предательские слезы незаметно подкатили к глазам. Она так скучала по матери. Ужас от того, что сделал с ними магический ритуал не шел ни в какое сравнение с болью от смерти Эстер. Ребекка видела, как это разрушало семью. Все они гнили изнутри, варясь в пучине мучительных переживаний. Сейчас, когда пыль от их скорого побега из дома улеглась, девушка впервые позволила задать себе вопрос: что дальше? Что будет дальше? Еще один побег? Еще один замок или город? Новая ложь? Как долго будет тянуться эта невыносимая, пугающая своей жестокостью жизнь? Неужели нет никакого шанса обратить ритуал вспять? Всхлипнув, Ребекка призналась себе, как отчаянно она желает снова стать человеком. Не бояться солнца и священной травы Тора, не бояться отца и жить без необходимости лгать и убивать. Еще полгода назад она была просто девушкой на выданье. Ей предстояло найти мужа и создать семью. Жить так же, как жила ее мать, в покое и рутине рабочих дней. Все это обратилось пеплом и исчезло в мутной пелене прошедших месяцев. Чем они стали? Чем стала она сама? Неужели однажды она сможет просто забыть обо всем и вернуться к нормальной жизни? Будет ли хоть когда-то эта нормальная жизнь? Ребекка прикусила губу, чтобы задушить очередной всхлип. Ей хотелось посоветоваться с матерью. Если кто и мог отменить заклинание, то только она. Ей хотелось прижаться к ее груди и получить хотя бы каплю утешения, пусть даже разделенную на всех остальных детей. Не справившись с переживаниями, девушка перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку, заглушая в пыльной, плотной ткани надрывный скорбный вой.

Каролина и Ребекка

Стоило утренней трапезе закончиться, как Каролина, бросив быстрый предупреждающий взгляд в сторону мужа и получив его ответный кивок, перехватила сестру. С самого утра Ребекка выглядела задумчивой и подавленной, поэтому девушка не могла не беспокоиться о ней, ведь еще вчера подруга бодро и весело гуляла по городу. Среди прочих откровений прошедшей ночи, Каролина совсем не подумала узнать у мужа, о чем они говорили с Ребеккой. Запоздало девушка осознала, что отношения брата и сестры со времен замка де Мартель были слишком напряженные для легкой беседы, и ее невинная просьба к Ребекке могла обернуться конфликтом. Болью для обоих. Поэтому теперь, ведомая чувством ответственности, Каролина подбежала к сестре. Взглянув в синие глаза и не заметив в них неприязни или любой другой негативной эмоции, девушка решилась подхватить подругу под руку. Ребекка поначалу выглядела ошеломленной, но быстро пришла в себя, оглянулась на Клауса и, осознав, что он не собирается им препятствовать, с радостью покинула обеденный зал вместе с сестрой. – Ты в порядке, Бекка? – склонившись к лицу подруги, тихо спросила Каролина. – Прости, я вчера совершенно не подумала, что это может быть сложным для тебя. Девушка прикусила губу и свела брови, задумавшись о чем-то. То, что она не спешила ответить, только больше взволновало Каролину. – Я думаю, это по-своему помогло нам… – тихо пробормотала Ребекка и, подняв глубокие синие глаза на подругу, закончила: – сдвинуться с места. Каролина с сомнением смотрела на сестру, не зная, стоит ли настаивать и пытаться выведать, что произошло, или лучше оставить как есть. Судя по сосредоточенному и отвлеченному виду Ребекки, диалог был не из приятных. Решив, что лучшей стратегией будет отвлечение, девушка незаметно направила их в сторону спальни, а сама снова наклонилась к ней и зашептала: – Я ведь так и не рассказала тебе, зачем все это было. Ребекка так резко вскинула голову, что чуть не влетела лбом в лоб сестры. В синих глазах застыло ожидание. – Помнишь, что вчера рассказывал Коул? Про улицу… – Не-ет! – неожиданно завопила девушка, застыв на месте и повернувшись лицом к подруге. От шока глаза Каролины округлились, и она в панике начала осматриваться, желая убедиться, что вокруг никого нет, и никто из деверей не бежит узнать, что случилось. Тем временем пальцы Ребекки впились в предплечья сестры и потянули ее на себя. – Ты не могла! Не могла бросить меня ругаться с Ником и пойти развлекаться с Коулом! Это жестоко, Кэр! Каролина прищурилась, сердце стало биться спокойнее. Слуга, заглянувший в коридор, сбежал под ее пристальным взглядом. – Значит, вы поругались? – Нет, нет, нет! – почти что подпрыгнув на месте, снова воскликнула Ребекка. – Нет, мы не будем обсуждать дурацкие приступы ярости Ника! – девушка быстро осмотрелась, впервые вспомнив про слуг и, схватив подругу за руку, решительно потянула ее к спальне, до которой, к счастью, оставалось всего несколько поворотов. – Нет, мы будем обсуждать, какой Коул предатель! – торжественно заявила Ребекка, явно громче, чем следовало. Каролина усмехнулась и предположила, что это было сделано намеренно, для самого Коула. – Он ведь ни слова мне не сказал! Даже не подмигнул, а за моей спиной творилось такое! Девушка закатила глаза, считая, что драматизм сестры вышел из-под контроля, но именно в этот момент они наконец добрались до спальни и оказались наедине. Стоило двери захлопнуться, как Ребекка бросилась к подруге и, сжав ее руки, с нетерпением и горящими от возбуждения глазами, прошептала: – Рассказывай! Каролина не сдержала улыбки и, конечно же, рассказала сестре все. Точнее, почти все.

Финн

Горячий металл зашипел, соприкоснувшись с водой. Финн сидел у стены какого-то здания, наблюдая за кузницей через дорогу. Мужчина расположился прямо на земле, заранее убедившись, что сверху нет окон, из которых в любой момент могли вылить мочу и дерьмо. Он не сделал этого вчера и горько пожалел, когда услышал предупреждающий крик и не сразу понял, что происходит. День был пасмурный. Финн поднял голову к небу и равнодушно заметил, что к вечеру, вероятнее всего, пойдет дождь. Он чувствовал это в воздухе, как и множество других, менее приятных запахов, сопровождавших пребывание в городе. Мужчина думал о том, стоит ли купить меч. Эта мысль не отпускала со вчерашнего дня, когда Финн особенно остро ощутил отсутствие оружия. Он попытался представить реакцию отца и понял, что тот был бы против. Меч – лишь инструмент для нападения и защиты. Теперь этим инструментом был он сам. Нападал без разбору, не помня себя, и никого не защищал. Финну стало горько и противно. Большую часть жизни мужчина делал то, что ему говорили. Отец хотел, чтобы он научился владеть оружием, – он учился. Финн одинаково хорошо мог сражаться как с мечом и щитом, так и с одним лишь боевым топором. Он метко стрелял из лука и мог сбить белку с ветки пращой. Он был хорошим воином, но жители поселения редко участвовали в вооруженных конфликтах. Еще до рождения Никлауса установился хрупкий мир со скрелингами, поэтому те навыки, что воспитывал в сыновьях Майкл, ни разу не пригодились им. Все следующие годы жизни Финн, помимо работы, посвящал изучению законов под руководством отца. Мужчина не знал, где, будучи викингом, Майкл учился, однако тот оказался достаточно подкован, чтобы занять должность лагмана в новом поселении. После его смерти, ее должен был унаследовать Финн. Иногда у мужчины возникло ощущение, что его мир изменился в тот вечер, когда порог их дома пересекла Каролина, дочь Рагнвальда. Словно резко оборвалась спокойная жизнь. На заседаниях деревенского совета люди беспокоились о волках и о смерти Рагнвальда. Майкл успокаивал соседей, убеждая, что наследие Защитника не пропало с концами, – он явно обучал чему-то дочь, а уже скоро эти знания получат Майклсоны. Финн слушал отца, а затем передавал его слова матери. Он понимал, что Майкл взял Каролину под свою опеку не из благородства. Девушка стала разменной монетой в борьбе отца за власть. Позиция лагмана, при всей ее важности и ответственности, была ниже позиции главы деревни, к которой стремился Майкл. Финн также знал, что его задачей после свадьбы, будет добиться расположения и доверия Каролины, а затем узнать секреты ее семьи. Использовать эту, и без того достаточно пострадавшую девушку, претило морали Финна. Поэтому он малодушно сбежал от ответственности и намеренно вел себя пассивно в надежде, что неприятная роль добытчика сведений в итоге достанется не ему. Так и случилось. А потом, вдруг, все стало не важно. Звук мяуканья вывел Финна из вороха собственных мыслей. Он не знал, сколько просидел в одном месте, но кузнец куда-то ушел, а корка грязи на ткани штанов засохла и осыпалась. Мужчина скосил глаза вправо и вниз, наблюдая, как маленький, тощий и грязный котенок нагло пытается стащить хлеб из оттопыренного кармана его бриджей. Видимо, Финн сидел настолько неподвижно, что животное решилось приблизиться. Молча, почти не дыша, мужчина наблюдал, как котенок вытаскивает долгожданную добычу. Возникло ощущение, что кусок хлеба больше, чем его похититель, и эта мысль вызвала у Финна невольную улыбку. Наконец, котенок справился и шустро скрылся в переулке. Крошки рассыпались по песку.

Элайджа

У Элайджи было воспоминание, которое ему очень нравилось. Будучи восьмилетним мальчиком, он наблюдал, как на высокий камень рядом с деревней наносят руны. Тогда он не понимал их значения, но ему нравились узорчатые линии, переплетавшиеся между собой и заполнявшие камень. Когда работа была завершена, Элайджа неуверенно подобрался к испещренной рунами поверхности и несмело приложил к ней руку. Ему казалось, что этого будет достаточно, чтобы понять, что означали символы. В те времена мальчик не представлял, что значит читать или писать. Все знания, которые он получал, были так или иначе связаны с рассказами старших или тактильными ощущениями. Это же был совершенно иной вид знаний. Он до сих пор помнил, как водил маленькими пальцами по выщербленным в камне линиям с нескрываемыми восторгом и интересом. Элайджа вздрогнул, когда осознал, что за ним наблюдает мать. Эстер стояла в стороне, держа под руку Клауса, и внимательно смотрела на ребенка. Пальцы маленького Элайджи скрючились на камне, и он поспешно оторвал руку, словно обжегшись. Стало стыдно и неловко за собственные действия, однако женщина не спешила что-то говорить или делать. Ее спокойное внимание придало Элайдже уверенности, он повернулся к матери и приоткрыл губы, желая что-то сказать, но тяжелый ком встал поперек горла. Как выброшенная на берег рыба, мальчик захлопнул рот и сжался. Неожиданно в его голове возник голос отца, напоминавший о твердости мужского характера. Плечи маленького Элайджи распрямились, и он снова открыл рот, сумев спросить у матери, что написано на камне. В тот день она дала ему ответ, а позже научила читать и писать. Спустя еще некоторое время, Элайджа вернулся к камню и очень медленно смог сам прочитать рунические надписи. Тогда для него открылся целый мир. Сейчас этот мир стал намного шире. Другие языки, особенности латинской письменности, невероятное количество знаний, сохранявшихся на пергаментах, в книгах и свитках – все это стало навязчивой идеей, бившейся где-то на краю сознания мужчины. Он не позволял этой идее поглотить себя целиком, потому что было много важных вещей, касавшихся семьи, которые требовали его внимания и участия. И вот семья привыкла к перемещению и жажде крови. Они стали лучше понимать местных, их обычаи, язык, традиции. Каролина и Клаус восстановили свои отношения, и, наконец, наступил шаткий мир. Элайджа решил выпустить свою жажду знаний на свободу. С удивлением и огорчением мужчина узнал, что основным хранилищем литературы были монастыри. Церковные книги дворян были скорее ценным и красивым приобретением, чем источником знаний. Впрочем, Элайджа изучил много религиозной литературы, как только научился читать, и куда больше его интересовали другие сведения – знания, собранные в Римской империи, что пала пять веков назад. Пять веков! Немыслимая цифра. Как мало известно о тех временах. Рассказ Леофрика о падении империи был коротким и не особо содержательным, куда больше внимания он уделил Франкии и тому, во что она превратилась – королевству Франция. У Элайджи возникло упрямое желание найти как можно больше информации о Римской империи. Найти все, что сохранилось после нее. В этот день Ребекка была поручена Коулу. Судя по возбужденному эмоциональному состоянию девушки, брату с ней придется не сладко. Ребекка так стреляла в него глазами, что Коул сам предложил прогуляться с ней. Потому Элайджа со спокойной совестью посвятил время собственным интересам. Он обошел город вдоль и поперек, изучил все мастерские и лавки, зашел в церковь и в каждое место, где, в его представлении, могли храниться свитки папируса, о которых он много слышал, но видел всего один. Элайджа вернулся в замок будучи разочарованным неудачей, но странным образом она не отвратила, а скорее вдохновила его продолжать поиски.

Клаус и Каролина

– Каким ты видишь наше будущее? Неожиданный вопрос Каролины вырвал Клауса из мечтательной дремы и стер мягкую улыбку с его лица. Мужчина нахмурился и приподнялся на локте, всматриваясь в выражение лица жены. Молодые люди лежали на кровати, ненавязчиво касаясь друг друга, не способные прервать контакт даже на мгновение. Камин не горел, солнце медленно клонилось к горизонту, что означало, – вскоре им придется спуститься на ужин и оторваться друг от друга на время притворства. Впрочем, после побега из замка де Мартель и диеты на крови животных и редких бродяг, человеческая пища воспринималась как источник простого удовольствия. – Наше с тобой? – решил уточнить Клаус, не будучи уверенным, говорит она о них или о всей семье. Он с облегчением заметил, что апатия жены спала, однако все еще не знал, что делать, если она вернется. Каролина повернулась и от ее серьезного, мрачного взгляда, невольно напряглись мышцы спины. Клаус стал лучше понимать ее со временем и сейчас точно знал, что девушка хочет сказать что-то, что, по ее мнению, ему не понравится. – Мы не можем убегать вечно, – очень тихо произнесла Каролина. Черные зрачки бегали по глазам мужа, внимательно улавливая малейшее изменение его настроения. У Клауса возникла мысль о том, что она уже начинала этот диалог, но в этот раз не получится уйти от него так просто. Ему претило говорить об отце. О матери – тем более. Ему хотелось закрыть дверь в эту часть жизни и никогда не вспоминать, но не похоже, что Каролина позволит. Что он должен был ответить? Тишина затянулась и, что-то решив для себя, девушка очень тихо спросила: – Ник, ты хочешь смерти Майкла? От имени отца, произнесенного шепотом, позвоночник Клауса сковал липкий ужас, а следом за ним пришли стыд и злость, потому что даже сейчас, после всего, что они пережили, страх был первой его реакцией на отца. Мужчина молчал. В глазах Каролины он видел мрачную, пугающую решимость. Казалось, если он скажет «да», то она тотчас же пойдет и сделает это. Найдет способ убить Майкла. Его отца. Странное горькое чувство, не поддающееся определению, сковало горло Клауса. Взгляд девушки метался по его лицу, считывая каждую эмоцию. Иногда у него возникало ощущение, что она понимает, что он чувствует, лучше, чем он сам. – Мы не можем, – не успев остановить себя, едва слышно прохрипел мужчина и скривился от очевидного страха в дрожащем голосе. Он хотел бы скрыть от жены эту постыдную слабость, но, к сожалению, она знала о ней уже достаточно давно и слишком хорошо. Клаус был уверен, что, даже если бы он попытался, Каролина все равно поняла бы его истинные чувства. Девушка прищурилась, прикидывая что-то в уме. – Он не бессмертен, – тихо и поспешно заговорила Каролина, – нужно только отобрать кол. Всегда можно что-то придумать. Если ты хочешь этого, Ник, я помогу, но тебе нужно сказать мне об этом. Скажи, чего ты хочешь. Его внутренности содрогались от непонятных и необъяснимых спазмов. К горлу подкатила тошнота, то ли от страха, то ли от отчаяния. Клаус чувствовал слабый порыв, желание сказать жене «да», но он сопровождался странным тянущим чувством где-то в районе желудка. Чувством неправильности. Это было ужасно, отвратительно и выматывающе для мужчины признать тот факт, что он не хотел смерти отца. Он ненавидел Майкла. Все самые болезненные и унизительные моменты в жизни Клауса так или иначе были связаны с отцом. Но убийство... После убийства матери... Тошнота стала сильнее, и мужчина покачал головой, зажмурившись в жесте поражения. Он приоткрыл рот, чтобы сказать это вслух, но вдруг ощутил ласковое прикосновение на щеке. Подняв веки, Клаус столкнулся с мягким пониманием в голубых глазах напротив. Ему было плохо. Физически плохо. Он был слабым, отчаянным трусом, не способным выступить против отца и совершенно не мог понять, почему не видит в лице жены презрения. Он не был достоин носить титул главы семьи. – Все в порядке, Ник. Что бы ты ни решил, я приму это, но если нам предстоит и дальше жить в бегах, то мне нужно, чтобы ты кое-что сделал. Клаус подобрался, стряхивая с себя оковы самобичевания. Он сглотнул горький ком в горле, подавил отчаяние и обратился в слух. Каролина хотела от него чего-то, и он готов был сделать для нее что угодно. Все, что она попросит. Он должен быть способен хотя бы на это. Заметив, что мужчина собрался, она глубоко вдохнула и сжала пальцы, лежавшие в руке мужа. Невольно прикусила губу и задумалась. Клаус прищурился, заметив знакомое выражение. То, что она скажет, может ему не понравиться. Тем не менее, он был готов. Каролина впервые собиралась о чем-то его попросить, не зная, что он весь уже лежит у ее ног, лишь ожидая решения свыше. – Ник я... – она замялась, подняла руку и размяла шею, – я делала ужасные вещи во время нашего побега. Мы почти не обсуждали это и... Я не могу... Не хочу нести это все на своих плечах. Мне нужно, чтобы ты был со мной. На моей стороне. Я говорила тебе об этом, но, возможно, не так точно. Мне нужен муж. Глава семьи. Мне нужно, чтобы ты был сильным и... Я не могу больше принимать такие решения в одиночку. Это слишком...тяжело. Неприятное чувство кольнуло где-то в районе сердца. Клаус постарался не скривиться. Признание жены было простым и искренним в своей безжалостной жестокости. Он был бесполезен все это время. Мужчина знал это, но услышать такое полупризнание, полу-просьбу все равно оказалось неожиданно болезненно. – Я буду, – сжав руку Каролины и подняв ее к своим губам для короткого поцелуя рядом с обручальным кольцом, уверенно произнес Клаус. – Тебе больше никогда не придется бороться в одиночестве. Теплота и облегчение в голубых глазах снова неприятно кольнули, но ничуть не ослабили решимость в серых. До последнего вздоха она будет защищать семью, всю их семью, а он будет защищать ее, станет ее орудием.

Коул

Темноволосый молодой человек шел по лесу. Окружающая его тишина дарила забытое ощущение покоя и умиротворения. Несмотря на многочисленные возможности, которые даровала семье остановка в городе, в их первом в жизни городе, Коула с отчаянной одержимостью тянуло к природе. Это было травмирующим актом жестокости по отношению к самому себе, но он не мог остановиться, словно надеялся, что в какой-то момент знакомые ощущения вернутся и наполнят ту пустоту, что зияла огромной дырой внутри него. Коул шел на звук сердцебиения. По мере того, как он приближался, стало ясно, что где-то недалеко есть деревня, судя по отдаленному, едва заметному шуму, уловить который человеческому уху было не по силам. Молодой человек затаился, заметив женскую фигуру. Он двигался бесшумно, а потому оставался лишь тенью среди деревьев. День клонился к вечеру. Темные тучи в небе предвещали дождь, и все же в нескольких метрах впереди на широком старом пне сидела молодая девушка. Она явно не спешила уходить, делая какие-то странные жесты руками. Длинные каштановые волосы вились и весело пружинили у ее лица, разбросанные по спине и плечам. Коул с интересом наблюдал за незнакомкой, а затем неожиданно застыл, перестав дышать. Дубовый лист, лежавший на ее коленях медленно начал подниматься, ведомый неуверенной рукой. Он колыхался, словно под действием сильного ветра и постоянно норовил упасть обратно. Девушка хмурилась. Ее лицо и плечи выдавали сильное напряжение. Лист упал. Незнакомка разочарованно выдохнула и поджала губы. Коул, как завороженный наблюдал за ее действиями, когда девушка снова начала попытки поднять лист. Второй раз был неудачный, на третий она продержалась пару секунд, на четвертый молодой человек не выдержал и сделал несколько шагов вперед. Слабый хруст, сопровождавший движения Коула, заставил девушку подскочить и с напряжением уставиться на незнакомца. Он остановился, понимая, что еще шаг, и она побежит. Вместо этого Коул улыбнулся и приподнял руки, заявляя о дружелюбных намерениях. – Ты слишком много думаешь, – заявил молодой человек, – это не требует силы или такого напряжения. Попробуй закрыть глаза. Она стояла и недоверчиво смотрела на незнакомца. Пальцы девушки придерживали подол, в явной готовности броситься к деревне. Естественно, она не стала закрывать глаза. Коула же сжирало нетерпение. Он сделал шаг вперед, она – назад, но почему-то не убежала. – Ладно, просто выслушай меня и попробуй повторить, когда я уйду, хорошо? Закрой глаза. То, что ты чувствуешь вокруг себя, все эти связи, почувствуй, как они проходят через тебя, словно бесконечный поток. Такой же поток есть в тебе, и ты пытаешься вызвать его, подчинить, поэтому быстро выдыхаешься. Тебе нужно почувствовать его, как течение, а потом направить. Для этого не нужна сила, только воля. Девушка не пошевелилась. Ни единым жестом не выдала, что поняла его, однако она, очевидно, боялась повернуться спиной, поэтому Коул, еще раз вскинув руки для убедительности, сделал шаг назад, развернулся и скрылся в лесу. Спустя несколько секунд он услышал, как незнакомка бросилась к деревне. Молодой человек прислонился к ближайшему дереву, а затем сполз по нему на землю, не заботясь о сохранности одежды. Новой, красивой и дорогой одежды, которая не имела никакого значения для него. Коул сжал зубы и ударил головой о ствол дерева с такой силой, что по нему пошла трещина. Это было больно. Не удар. Ему было безумно больно видеть, как кто-то пользуется магией, и не иметь возможности почувствовать это. Он мог представить, с болезненной точностью, тот поток, который описывал незнакомой ведьме. Пустота в его груди сжирала и засасывала в себя любую, даже малейшую радость, не в силах насытиться. Не было ничего, чем он мог бы заполнить ее хотя бы наполовину. Не было ничего, способного сравниться с теми ощущениями. Коулу хотелось броситься следом и молить незнакомую ведьму, чтобы она снова и снова колдовала, пока не выбьется из сил. Он бы смотрел. Он мог бы бесконечно наблюдать за тем, как незримая сила поднимает в воздух предметы. Сила, к которой у него больше не было возможности прикоснуться. От накатившей волны злости, другое желание возникло в сознании молодого человека: броситься следом за ведьмой и разодрать ее горло. За то, что имела то, что он потерял. Темноволосая голова обессилено упала на колени, подтянувшиеся к груди. Чрезмерная эмоциональность убивала не хуже, чем пустота. Коул никогда не стремился к контролю. Его понимание окружающего мира и связь с ним оказала центральное влияние на формирование личности молодого человека. Он плыл по течению жизни так же естественно и легко, как учился пользоваться магией. Природа была его судьей и его моральным компасом. Она жестоко карала тех, кто нарушал ее фундаментальные законы и на протяжении всей своей короткой жизни, Коул верил в справедливость этой великой силы. До ритуала. Ритуал изменил все. Его мать нарушила законы природы. Так почему наказан оказался он? Почему он, а не она, лишился своих сил? Коул потерял свой моральный компас. Он убивал, чтобы насытить жажду крови, но не чувствовал, что это неправильно. Это было тем, чего желало его новое тело. Как могло быть неправильным то, что позволяло ему жить и мыслить? Коул недолго мучился моральным выбором. Пустота внутри него ненадолго заполнялась в те короткие мгновения, когда он пил человеческую кровь. Только ради этого ощущения стоило жить. Ради этих редких, но безумно сладких секунд. Пошел дождь. Коул по привычке сжался, запоздало вспомнив, что не может замерзнуть. Ему потребовалось время, чтобы расслабиться и поднять лицо навстречу многочисленным ледяным каплям. Он не мог почувствовать этого – безумства стихии. Он не чувствовал ничего и от раздражающей, зудящей пустоты внутри, хотелось плакать. Об этом все равно никто никогда не узнает.

День 4

Финн

Сразу три котенка резко и уверенно бросились на кусочки хлеба и мяса, лежавшие в грязи, а затем так же быстро скрылись, словно их и не было. Финн слабо улыбнулся и продолжил наблюдать за ними в переулке, – его глаза легко различали три маленьких тельца в темноте. На город опускалась ночь, люди скрывались в своих домах и закрывали лавки, повсюду слышались звуки скрипящих петель и захлопывающихся засовов. После шедшего весь прошлый вечер и ночь дождя, дороги превратились в грязевое месиво. Бриджи мужчины промокли и неприятно липли к бедрам, пока он сидел на земле.  Запахи, которые теперь исходили от его одежды, вызывали у Финна срочное желание принять ванну или найти реку в лесу. Будь он ребенком, то получил бы от матери по шее за порчу одежды. Но он не был. И матери теперь не было. Мужчина не позволял себе долго задерживаться на этой мысли. Ужин в замке уже закончился, и Финн забрал немного еды со стола, возвращаясь к тому месту, где вчера видел котенка. Он не знал, зачем делает это. В то время как остальные члены семьи активно обсуждали архитектуру и жизнь местных управителей, Финн окончательно убедился, что город мало его интересует. Здесь было слишком много людей и построек, слишком много запахов, тяжелых и душных, слишком много звуков. Ему хотелось сбежать в сельскую местность, но удерживало данное семье слово. К тому же, оставаться на месте означало привлечь внимание отца. Финн не был уверен, что готов к этой встрече. Он не был особенно хорош в рефлексии, а потому не всегда понимал, что чувствует в отношении родителей. Он ненавидел мать за то, во что она их превратила и ужасно скорбел по ней. Он ненавидел отца за смерть матери, и в то же время скучал. Это неоднозначное отношение выбивало Финна из колеи, вынуждая его держаться поближе к семье, чтобы не сделать какую-нибудь глупость. Порой у мужчины возникала мысль о том, что Каролина уж точно смогла бы разобраться в его душевных метаниях, – у нее был уникальный дар с полуслова и одного взгляда понимать, что творится в сердце человека. Однако сейчас Каролина и Клаус не отлипали друг от друга ни на мгновение, а Финн, помня поведение брата в замке, не решился бы разлучить супругов даже ради короткого диалога. В конце концов, невестка не обязана была решать его проблемы, они итак помогала и поддерживала его во время побега. Тянущая боль от жажды крови становилась все более невыносимой. У мужчины уже начали подрагивать руки и сегодня это лишь чудом осталось незамеченным остальными членами семьи. Раньше он и суток не мог продержаться, а теперь подходил к границе потери сознания только через четыре дня. Это был невероятный успех, который давал Финну надежду, что однажды, он сможет обходиться лишь одной жертвой в год или, может, реже. Однако сейчас мужчина чувствовал, что ему стоит найти кровь, пока сознание еще чистое. Он не хотел невольно подставить семью из-за собственной несдержанности. Нахмурившись, Финн сжал в руку в кулак. Даже кончики пальцев зудели от боли и напряжения. Слух обострился еще вчера, словно намеренно привлекая внимание мужчины к звукам текущей по венам людей крови. Он знал, что не вынесет еще один день. На тяжелых, подкашивающихся ногах, Финн направился к выходу из города. Он надеялся, что найдет в лесу достаточно большое животное, чтобы перебить жажду. В противном случае придется убить человека.

Элайджа и Ребекка

– Я способна самостоятельно прогуляться по городу, – скрестив руки на груди, недовольно проворчала Ребекка. Если в первый раз они гуляли компанией, то затем девушка заметила, что братья так или иначе стараются не оставлять ее в одиночестве. Ребекку это одновременно радовало и раздражало и до тех пор, пока она не определилась с эмоциями, девушка лавировала между ними, отталкиваясь от того, что чувствовала в конкретный момент. Элайджа, перехвативший сестру у ворот замка и последовавший за ней в город, лишь устало вздохнул. – Это нужно для твоей безопасности. Девушка закатила глаза. – Едва ли есть хоть что-то способное причинить мне вред. – Как насчет отца? Неожиданные слова брата заставили Ребекку вздрогнуть и опустить руки. Еще один вздох. – Прости, Ребекка. Несколько минут они шли в тишине, погруженные в собственные мысли и переживания. Затем послышался тихий, неуверенный женский голос: – Ты думаешь он сделал бы это? Причинил бы мне вред? Морщинка возникла между бровей Элайджи, когда он сдвинул их в гримасе сострадания. Тонкий голос Ребекки звучал так уязвимо, что первым порывом мужчины было обнять ее и утешить. Элайджа обхватил рукой плечи сестры и прямо на ходу прижал ее к своему боку. Девушка споткнулась от неожиданности. – Я не знаю, Ребекка. Надеюсь, что нет. И снова тишина. Неловкая и удушающая. Ребекка вцепилась пальцами в тунику брата на спине, а тот не разжал объятий, поэтому они продолжили движение прямо так, медленно и неуклюже. – Я ведь понимаю, – неожиданно заговорила девушка и махнула свободной рукой, – понимаю, зачем это все. Элайджа взглянул в лицо сестры в ожидании продолжения. – Одинокая дворянка, которая бродит по городу. Это странно, поэтому привлечет внимание. Вызовет сплетни, подскажет отцу направление. Поэтому вы ходите со мной. Почему вы все говорите о защите вместо того, чтобы честно рассказать о настоящей причине? Я ведь не глупая! Я понимаю! Под конец речи голос Ребекки стал выдавать ее обиду. Элайджа резко остановился и повернул к себе сестру. Она пошатнулась и вынуждена была вцепиться в руки мужчины, чтобы устоять на месте. – В первую очередь, Ребекка, мы делаем это, чтобы защитить тебя! Какой бы сильной и быстрой ты ни стала, мы твои братья. Это наша обязанность – оберегать тебя! Никогда не думай, что есть что-то важнее этого! – убедившись, что сестра услышала его, тон Элайджи стал более спокойным. – Кроме того, тебе не стоит оставаться одной. Не потому, что ты с чем-то не справишься, боги свидетели, – ты можешь быть храбрее нас, – а потому, что ты привыкла быть с кем-то, и каждый из нас понимает, каким тяжелым может ощущаться одиночество. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя одинокой, Ребекка. Прости, что мне потребовалось так много времени, чтобы показать тебе это. Если тебе нужно пространство, я могу целый день не говорить с тобой и просто ходить следом, но ты никогда больше не почувствуешь себя одинокой! Губы девушки задрожали от прилива эмоций. Не сдержавшись, она рванула вперед и крепко обняла Элайджу, пытаясь жестами передать всю ту благодарность, что огромной приливной волной накатила на нее и смысла любые обиды. Ребекка почувствовала сильные руки, поглаживавшие ее по спине, доказывавшие, что он понимал и принимал ее признательность.

Клаус и Каролина

Клаус отвел нож в сторону и внимательно осмотрел маленькую фигурку воина. Убедившись, что работа завершена, он поставил к нескольким другим почти точно таким же фигуркам и взял следующий кусочек дерева. Если он продолжит в таком же темпе, то через несколько дней или чуть позже у семьи снова будет хнефатафл. Несмотря на то, что мысли мужчины были разрозненны, он мгновенно сосредоточился, расслышав на нижнем этаже замка голос жены. Дерево хрустнуло под пальцами, когда в голосе ее собеседника Клаус узнал Элайджу. – Где ты их раздобыла? – с искренним интересом спросил мужчина. Клаус нахмурился, не понимая, о чем речь. – Секрет, – явно с улыбкой ответила Каролина. Это чувствовалось в голосе. Послышался еще один хруст и дерево стало непригодно для работы, но Клаус не замечал. – Ты ходила одна в город? – напряжение и, кажется, беспокойство. Болезненное ощущение возникло в ладони, и только тогда мужчина осознал, что сжал дерево настолько сильно, что оно раскрошилось и впилось в кожу. – Нет, – Клаус предположил, что жена покачала головой. Каролина часто подтверждала действиями свои слова. – Попросила слуг. Мужчина взглянул на ладонь и стал быстро соображать, куда деть щепки. Он не мог бросить их в камин – тот не горел, а Каролина сразу почувствует запах крови. Не придумав ничего лучше, Клаус выбросил остатки дерева в окно, ополоснул руки водой из кувшина и ее тоже вылил в окно, забыв даже крикнуть предупреждение тем, кто мог оказаться внизу. Он едва успел закончить, прежде чем девушка зашла в комнату. Улыбка Каролины слегка дернулась, она потянула носом и прищурилась, осматриваясь. Девушке потребовалось несколько минут на размышления, а затем в ее взгляде появилось что-то такое, что Клаус не смог понять. Она ничего не сказала и поставила на пол корзину с ингредиентами для замешивания темперы. Они хотели покрасить щиты воинов в разные цвета, чтобы отделять атакующих от обороняющихся. Мужчина ждал реакции жены, а она просто начала доставать миску и яйца, видимо желая приступить к долгожданной части смешивания краски. Каролину очень интересовало то, как создаются различные оттенки и как можно рассчитать ингредиенты так, чтобы снова и снова получался один и тот же цвет. Клаус не знал, стоит ли ему потребовать ответа или просто порадоваться, что буря прошла мимо. Он так ничего и не сказал. Она ничего не спросила.

Коул

Лес встретил его приятной тишиной и шелестом листьев. Коул более уверенно и устремленно, чем в прошлый раз, шел к конкретному месту. Его подгоняло любопытство: вернулась ли ведьма? Помог ли его совет? Внутренне молодой человек старался подготовить себя к разочарованию. В конце концов, он был лишь подозрительным незнакомцем, появившимся из гущи леса. И все же, возможность вновь увидеть магию, побуждала делать шаг за шагом, вызывая приятное волнение. Она была там. Сидела на земле, скрестив ноги, и думала о чем-то. Коул замер, присматриваясь. Девушка сидела внутри круга, выведенного на земле. За этим кругом вились незнакомые ему узоры, заключенные в еще один внешний круг. Он прислушался и отметил, что сердце незнакомки билось спокойно. Она не боялась. Ему было интересно узнать почему. Коул вышел из-за дерева, и в тот же момент девушка вскочила. Ее длинные волосы были убраны в косу, и только несколько непослушных прядей вились у лица. Вспоминая то, как выглядели бродяги в городе и крестьяне, молодой человек мысленно поразился тому, насколько отличалась от них эта девушка. Ее волосы были пышными и здоровыми. Тело, пусть и худое, но не тощее или изможденное. На лице сиял румянец, а в глазах – интерес и настороженность. С не меньшим интересом Коул разглядывал круг. Он остановился в нескольких шагах, отмечая, что, хотя сердцебиение незнакомки ускорилось, она все еще не боялась. – У тебя получилось? – спросил молодой человек. – Ты колдун? – одновременно с ним спросила девушка. Они замолчали, неловко уставившись друг на друга. Наконец, после длительной паузы, незнакомка сделала глубокий вдох. – Да, – честно ответила она и, помедлив, тихо добавила: – спасибо. Благодарность в ее карих глазах была настоящей, поэтому Коул искренне улыбнулся, а затем указал рукой на круг. – Он защитный? Девушка ощутимо напряглась, но кивнула. Карие глаза внимательно следили за действиями молодого человека, когда он начал обходить ее по кругу, присматриваясь к рисунку. Линии на земле были удивительно четкими и ровными. Ему хотелось узнать, что случится, если стереть одну из них. Как работает этот круг? Нужно ли для него заклинание или кровь? Кто угодно может оказаться под защитой, если он в центре или только ведьма? Каким образом круг это определяет? У магии есть воля, но в зависимости от сложности ритуала, она может быть как весьма могущественной, так и неощутимой. Если это защитная форма, то ее нужно уметь наносить быстро, а значит, это простая магия. Как она определяет кто враг, а кто нет? Голова Коула была готова взорваться от вопросов. Он втянул воздух через сжатые зубы и с трудом успокоился. – Это магия формы, – произнес молодой человек, с удовлетворением отмечая собственный спокойный и равномерный тон. И все же, его любопытство было неудержимым: – для нее нужно заклинание? Незнакомка прищурилась и не ответила, вместо этого спросив: – Кто ты? Коул вскинул голову, но, заметив, что девушка о чем-то сосредоточенно размышляет, дал ей возможность продолжить. – Ты из ковена? – Здесь есть ковен?! – не сдержался от восклицания молодой человек и почти подскочил на месте от восторга. Незнакомка вздрогнула. Про ковены Коул слышал от матери всего один раз и то вскользь. Как он понял, это место или сообщество, где собираются ведьмы. В ковенах обмениваются знаниями и защищают ведьм. Если где-то в этой стране было нечто подобное, то Коулу очень хотелось туда попасть. Кажется, искреннее удивление молодого человека убедило незнакомку, и она немного расслабилась. – Нет, – неожиданно произнесла девушка, чем вызвала недоумение Коула. – Для нее не нужно заклинание. – Просто форма? – нахмурившись, уточнил молодой человек. Ведьма кивнула. – Значит, она защитит любого, кто в центре? – Конечно, нет! – слабый смех вырвался из горла незнакомки. – Только колдуна или ведьму. – Но как форма понимает, кто внутри круга? – Она работает от магического потока. Только ведьма может пропустить поток через себя и питать им формулу. На некоторое время наступило молчание, пока Коул обдумывал полученные знания, а затем он вдруг тихо сказал: – Но ты не можешь уйти. Девушка кивнула. У молодого человека было еще много вопросов, но он не знал, будет ли вежливо их задать. Ведьма пока ничего не спрашивала у него самого кроме того, что уже узнала. Коул никак не мог понять, что его беспокоило. С момента начала их диалога, какая-то мысль вертелась среди прочих, назойливо напоминая о себе снова и снова. – Не самый удобный способ защиты, – с грустной усмешкой признала девушка, – но один из самых могущественных. И тут в голове молодого человека щелкнуло. Могущественный. Только вчера эта девушка не могла поднять лист с руки. Откуда ей знать о такой сильной форме защиты? Тем более откуда ей знать, как ею правильно пользоваться? Коул прищурился и невольно напрягся. Он, как никто другой знал, что ведьм не стоит недооценивать, но летел к незнакомке, как мотылек к огню. Поджав губы, молодой человек сделал шаг к кругу. Он скрывал за бравадой собственную неуверенность, и, похоже, это работало, потому что теперь напряглась уже девушка. Он слышал, как ускорило ритм ее сердце. Подобравшись к самому краю формы, Коул протянул руку и тут же наткнулся на плотный воздух. Точно такая же преграда не позволяла им с семьей проникать в чужие дома. С интересом молодой человек провел пальцами по барьеру. Тот не отталкивал и не жалил, стало интересно, можно ли через него пробиться. – Я ответила на твои вопросы, а ты не ответил на мой, – тихо заметила девушка. Ее сердце успокоилось, как только ведьма увидела, что барьер не пропускает собеседника. – Я был колдуном, – так же тихо ответил Коул, все еще завороженно рассматривая игру света на границе барьера. Под правильным углом можно было заметить, как уплотняется воздух, создавая стену. – Разве можно перестать им быть? – недоуменно спросила девушка. Волна боли, ярости и отчаяния захлестнула Коула. Он отшатнулся и отвернулся, чтобы не дать незнакомке увидеть множество эмоций, которые могло отражать его лицо. – Надо мной провели ритуал, – с неохотой выдавил молодой человек. Жестокая реальность проникала в его маленький мир, напоминая о потерях. – Я больше не могу колдовать. Он никогда не говорил это другой ведьме или колдуну. Только Каролине. И, хотя она тоже испытала потери, не могла понять его до конца. В легких резко закончился воздух. Только ведьма поняла бы его, но сейчас, произнеся эти ужасные слова, молодой человек не мог заставить себя повернуться. Он не хотел видеть жалость или сострадание в глазах незнакомки. Это было отвратительно. Его неполноценность. Его ущербность. Его пустота. Это. Было. Отвратительно. Не сказав больше ни слова, Коул быстрым шагом направился в сторону города. Девушка что-то крикнула вслед, но ее слова потерялись среди деревьев.

День 5

Финн

Финн скучал по родителям. Он хотел, чтобы кто-нибудь сказал ему, что делать. Мужчина крайне смутно представлял себе дальнейшую жизнь. Еще год назад они жили на другом континенте, а в течение последних нескольких месяцев преодолели больше километров, чем Финн вообще ожидал пройти за всю свою жизнь. Дикая жимолость отдавала приятной терпкостью на языке. Мужчина собрал еще несколько ягод и двинулся дальше в лес, впервые за прошедшие дни ощущая что-то похожее на умиротворение. Здесь, вдали от шума и запахов города, он почти мог притвориться, что и вовсе не покидал родной дом. И все же, даже этот лес отличался от привычного. Более плотные ряды деревьев почти полностью заслоняли небо, множество кустов и высокая трава практически не позволяли свободно передвигаться кроме как по протоптанным тропам. Финн скучал по свободе открытых сосновых боров. Он также скучал по простоте крестьянского быта. После всего пережитого, именно жизнь земледельца казалась мужчине наиболее обремененной смыслом. Финна неприятно поражало и расстраивало состояние крестьянства в королевстве Франция. Он не знал, происходит ли это повсеместно, однако голодные, истощенные люди в порванной одежде и со сбитыми, окровавленными ступнями, заворачивающие в последние тряпки младенцев вовсе не были тем, что представлял себе мужчина при мысли о жизни в деревне. Порой он думал, можно ли вернуться домой? С момента их отбытия в Винланд, туда больше не приходило ни одного судна, но ведь отец с матерью как-то смогли добраться. Теперь, когда отец здесь, Финн мог бы вернуться домой. Что ждало его там? Одну из деревень вырезали волки, а вторую… Не осталось Майкла и не осталось Рагнвальда Защитника. Кто спасет их соседей от волков? Или от скрелингов? Неожиданно острое обоняние Финна уловило запах крови, пронесшийся по лесу. Какой-то хищник настиг жертву. Мужчина вздрогнул и приложил руку к судорожно сжавшемуся горлу. Той животной крови, которую он пил, было недостаточно. И эта мысль привела к другой. Он никогда не сможет вернуться. Он чудовище, выживающее за счет чужих смертей. Нигде и никогда не будет места, которое Финн сможет назвать домом.

Элайджа

Прошло уже четыре дня, а он никак не мог привыкнуть к шуму города. Множество голосов, переговаривающихся между собой людей, криков мастеровых, шуршание мечущихся вдоль домов крыс и преследующих их кошек, щебетание птиц, – все это сбивало с толку и дезориентировало мужчину, пытавшегося найти источник одного конкретного звука. Элайджа медленно прогуливался по улицам, вспоминая, куда он еще не заглядывал в поисках свитков, когда вдруг услышал тонкий, красивый звук. Он был знакомым, – такие звуки издавали музыкальные инструменты в руках жонглеров в замке графа де Мартель. В то время Элайджа наслаждался местной музыкой, но был слишком сильно вовлечен в конфликт между супругами, чтобы в полной мере изучить интересующий его предмет. Теперь же, услышав знакомые звуки, мужчина стал активно искать их источник. Он нашел жонглера в переулке между домами. Тот сидел на земле, перебирая струны лютни пером и делал какие-то движения пальцами на грифе, настраивая инструмент. Заметив упавшую рядом тень, незнакомец резко вскинул голову и подобрался, подготовившись к защите. – Чего нужно? – послышался грубый голос снизу, вынудивший Элайджу прекратить созерцание музыкального инструмента и обратить внимание на его владельца. – Хотел послушать вашу игру, – спокойно и честно ответил мужчина. Жонглер невесело хмыкнул, уже готовый сказать что-то резкое, когда между пальцев Элайджи мелькнули две монеты. Мужчина ловко поймал одну из них и, удовлетворившись, откинулся на стену здания. Музыка полилась из-под его пальцев. Элайджа смотрел, слушал и запоминал. Ставшая удивительно точной память сохранила в себе каждое движение пера по струнам, каждое зажатие пальцев у грифа. Когда мелодия оборвалась, мужчина бросил жонглеру вторую монету. Они сидели так еще не меньше часа. Деньги не имели для Элайджи никакого значения. В нынешней жизни ему не принадлежало ничего, кроме собственных эмоций и памяти. Их семья стала вечными гостями среди чужаков, одетые в чужие наряды, говорящие на чужом языке. Мужчина пока не знал, как он относится к новой реальности. Музыка отвлекала и утешала. Точные и уверенные движения создавали иллюзию покоя и это зацепило Элайджу так же сильно, как идея найти римские свитки. Ему вдруг захотелось научиться играть на лютне.

Ребекка и Коул

Солнце клонилось к закату, но было еще достаточно светло. Редкие облака пробегали по небу белыми и серыми барашками. Ребекка наблюдала за ними с покатой крыши замка. Ее маленькая фигурка едва ли была заметна за высокой трубой дымохода, поэтому девушка не беспокоилась, что кто-то позовет на помощь. Она боялась подходить к краю, но здесь, недалеко от лестницы с чердака, Ребекка чувствовала себя вполне комфортно. Ей сразу вспоминались высокие деревья, на которые девушка забиралась дома. Однажды она забралась даже на крышу их дома, за что получила нагоняй от отца. Финну потом пришлось что-то поправлять сверху, но Ребекка не знала подробностей. – Нашел тебя! – неожиданно послышался из-за спины знакомый задорный голос. Девушка поджала губы и намеренно проигнорировала брата. Спустя несколько секунд Коул оказался рядом с ней на крыше. Ребекка недовольно дернула его за штанину. – Сядь! Заметят! – Какая разница? – широко улыбнулся Коул и, крикнув что-то, начал махать руками. – Дурак! – воскликнула девушка и с силой потянула брата назад. От неожиданности от пошатнулся и упал, скатившись вниз. Сердце Ребекки пропустило удар. Коул вскинул голову, и его довольное выражение лица заставило девушку недовольно нахмуриться. – Ты дурак, и я с тобой не разговариваю! – сердито заявила Ребекка и, в доказательство серьезности своих слов, скрестила руки на груди. Коул рассмеялся. – Ты только что со мной говорила! – Больше не буду! – Да ладно тебе, Бекка, сдались тебе эти проститутки! Ребекка упрямо поджала губы и отвернула голову в сторону. Она все еще обижалась на брата за то, что он ни слова не сказал про их с Каролиной вылазку в бордель. Конечно, она уже высказала Коулу свое во время их прогулки на следующий день после случившегося, однако брат только отшучивался и юлил, к тому же отказался вести туда саму Ребекку, поэтому с тех пор она на него обижалась. – Бек-ка-а, – протянул Коул, подползая по крыше все ближе и ближе, пока не оказался лежащим рядом с сестрой. Она отводила взгляд, хотя иногда все же проверяла, что молодой человек все еще держится на месте и не собирается соскальзывать вниз. – Мм, ладно, – глубоко вздохнув, словно не желая делиться секретом, протянул Коул, – а ведь я хотел показать тебе кое-что особенное. Бровь девушки дернулась, плечи напряглись, но в остальном она держалась. Тем временем молодой человек поднялся, неспешно отряхивая брюки. – Я подумал, тебе было бы интересно научиться тому, – он сделал театральную паузу, приложил палец к губам и постучал несколько раз, перед тем как продолжить, – как Каролина внушает людям свою волю. Тут голова Ребекки резко дернулась вверх, и девушка с изумлением взглянула на брата. – Но раз тебе не интересно, – разговаривая сам с собой, продолжил Коул, развел руками, пожал плечами и направился к лестнице. У девушки было всего несколько секунд на осознание. – Мне интересно! – закричала Ребекка и бросилась следом, не обращая внимания на то, что ее крик создал даже больше шума, чем шутовство Коула.

Каролина

Девушка повела носом и скривилась в попытке отделить нужный запах от множества других. Солнце скрылось за горизонтом, и последние его редкие лучи освещали облака в небе. На город опускалась темнота. Каролина переходила из переулка в переулок в плотном черном плаще с глубоким капюшоном. Ее лицо и волосы были полностью скрыты, а остальное девушку мало волновало. Несколько часов назад они с Клаусом были в заведении Моник. Когда мужчина попросил жену отвести его к той проститутке, с которой Каролина общалась, девушка опешила. Потребовалось несколько глотков эля, несколько минут кашля и объяснение Клауса, чтобы она согласилась. К удивлению Каролины, мужем двигали почти те же цели, что и ею самой. Они оба многое узнали с момента прибытия в королевство, и стоило признать, что их знания о сексе могли быть ограничены. Однако супругов постигло разочарование. Моник узнала необычную клиентку и сообщила, что Сача больше не работает в этом месте. Каролина оказалась настолько сбита с толку, что просто вышла на улицу, не попросив даже другую проститутку. Некое шестое чувство, которое можно было бы назвать интуицией, тянуло девушку на поиски Сачи. В конце концов, Моник не сказала, что Сача умерла. Она сказала «больше не работает». Было ли это ради репутации заведения, или же женщину просто выкинули на улицу, когда ей стало плохо? Последний вариант казался Каролине логичным. В воздухе борделя она почувствовала знакомый запах крови и смерти, более сильный, чем в прошлый раз, а потому сразу обратила на него внимание. Это не ощущалось, как что-то необычное. Город был полон смерти, крови и разложения, помимо всех прочих запахов, которые его наполняли. Каролина хотела найти Сачу. Какая-то не до конца оформившаяся мысль бродила по краю ее сознания, все больше обретая точные очертания. Новые знания об их возможностях предоставляли неожиданное стратегическое преимущество. Девушка уже достаточно долго рассуждала о вопросах логики и морали, но их затмевало чувство ответственности перед семьей. Послышался кашель, и Каролина обратила внимание на бродяг. Сегодня она видела уже многих из них. Голод и болезни, а также смерть и разложение были спутниками девушки на протяжение всего ее путешествия по городу. Где-то среди этих людей могла лежать Сача. Каролина была почти уверена, что узнает запах женщины, если окажется достаточно близко. Гвоздика и кровь. Уловить его через другие ароматы города было практически невозможно. Спустя несколько часов девушка готова была сдаться. Непроглядная темнота практически не мешала ей, но постоянные попытки ограблений и домогательств начали откровенно раздражать. Каролина перестала вести счет тем преступникам, которых вынуждена была припугнуть или и вовсе лишить сознания. Мысленно девушка радовалась тому, что смогла уговорить мужа отпустить ее одну. Яростное собственничество Клауса и стремление к ее защите от всего и вся могло сослужить им плохую службу. То, как изменился муж, одновременно утешало и напрягало Каролину, но у нее было время разобраться с этим. Снова кашель. Кто-то отхаркивал легкие в переулке слева. Девушка решила, что прогуляется еще немного и затем вернется в замок. Клаус уже наверняка начал волноваться. Она сделала несколько шагов и неожиданно почувствовала. Тот самый запах. Каролина рванула вперед к бездомной женщине, лежавшей в грязи. В темноте она различала лишь очертания, а Сача, скорее всего, не видела даже этого. Тонкие женские ботинки Каролины пропитались грязью, кровью и нечистотами, пока девушка бродила по переулкам. Не обращая внимания на все то, что могло оказаться на земле, девушка упала на колени. Подол стал влажным и неприятно облепил ноги, а Каролина уже тянулась к фигуре перед собой, помогая женщине приподняться на дрожащих руках. – Сача? – тихо спросила девушка, уже точно зная, кто перед ней. Запах был тот же самый. Гвоздика и кровь. – Кто вы? – прохрипела Сача и снова закашлялась. Каролина хмуро смотрела на женщину перед собой, уже намного менее уверенная, что ее план сработает. Они все еще слишком мало знали о собственных силах. – Я приходила несколько дней назад, вы тогда работали у Моник. Вы смеялись над тем, что я пожаловалась на нежность мужа. Сквозь хрип послышался странный звук, похожий на усмешку. – Точно, – кивнула Сача и, оттолкнувшись на слабых руках, завалилась назад, приложившись горячей головой к холодной стене здания. – Вы давно больны? Каролина увидела, как женщина кивнула. – Давно… – кашель, – скрывала, – снова кашель, – знала, что выгонят. Сача умирала. Если бы девушка не нашла ее сегодня, неизвестно, как долго еще протянула бы проститутка, не способная зарабатывать. Как она вообще выживала все эти дни? Сача не выглядела, как человек, способный найти себе пропитания и даже питье. Девушка задала этот вопрос проститутке. – Сын, – послышался тихий, хриплый ответ. Каролина почувствовала болезненный укол где-то в районе сердца. Она искала Сачу не с благородными намерениями, а потому осознание того, что эта женщина отвечала за еще одно живое существо или, если уж быть честными, он отвечал за нее, неприятно задело. – Сача, – подавшись вперед, уверенно заговорила девушка. – Если я смогу спасти вашу жизнь, что вы готовы дать взамен? Она видела, как поднялась голова женщины, возможно, в жесте удивления, но сил проститутки хватило лишь на то, чтобы недолго удержать ее в вертикальном положении, а затем Сача снова откинулась на стену здания. Ее кожа горела, женщину лихорадило, и Каролина испугалась, что та умрет раньше, чем даст ответ. Девушка протянула руку и потрясла проститутку за плечо. – Сача. Ответьте мне. Вы хотите жить? Если я спасу вас, вы последуете моему приказу? – Да, – то ли со слезами, то ли с новым приступом кашля, выдохнула женщина. – Я буду служить вам, да… Голос становился тише, но Каролина услышала все, что захотела. Зная, как быстро заживают раны от клыков и металла, девушка заранее взяла с собой тонкий деревянный колышек, который нашла среди запасов Клауса для работы. Со сдавленным криком она вонзила острую часть дерева в ладонь и поднесла ее к лицу Сачи, наблюдая, как кровь стекает по лицу женщины, попадая ей в рот. – Глотайте, – прошептала Каролина сквозь зубы, сильнее вдавливая дерево в кожу, чтобы не дать ране затянуться. Боль посылала импульсы по всей руке, а к глазам подкатили слезы, но девушка терпела. Убедившись, что Сача проглотила кровь, и надеясь, что этого будет достаточно, и что болезнь не повлияет на обращение, Каролина отбросила кол и потянулась к лицу проститутке. – Простите, – со слезами на глазах прошептала девушка. Ее руки отчаянно дрожали, уже не от боли, а от страха. Что если не получится? И все же, Сача все равно скоро умрет. Другого шанса не будет. Каролина обернула сердце в броню. У нее получится. Обязательно получится. С хрустом шея женщины сломалась. Девушка всхлипнула и приложила руки ко рту, сдерживая крик ужаса. Тело проститутки рухнуло в грязь. Лишь бы у нее получилось.

Клаус

Мужчина нервно мерил шагами комнату и иногда поглядывал то в сторону окна, то в сторону двери. Солнце давно село, город погрузился в кромешный мрак. Лишь несколько центральных улиц освещались слабым светом факелов, но и они не будут гореть всю ночь. Клаус беспокоился о Каролине. Конечно, она была способна постоять за себя. Эта девушка была воинственной еще до ритуала, а с нынешней силой и скоростью едва ли нашелся бы хоть один человек способный причинить ей вред. И все же, Клаус беспокоился. Братья никогда не отпускали Ребекку бродить в одиночестве, а он отпустил жену. Это было неправильно. Следовало пойти вместе с ней. Но Каролина настаивала, и он уступил. Клаус сжал руки в кулаки и стал двигаться быстрее. Разве это слабость? Потакать жене? Отец сказал бы, что да. Отец сказал бы, что она загнала его под юбку. Клаус зашипел и напомнил себе, что отца здесь не было. Майкл больше ему не указ. Он сам глава семьи и может принимать любые угодные решения и, если он захотел отпустить жену, то так и будет! Взгляд мужчины бросился в сторону окна. Он постоянно прислушивался ко всем звукам в замке. Пора бы ей уже вернуться. Клаус не знал, зачем Каролине та самая проститутка, к которой она ходила, но что-то во взгляде девушки доказывало ему, что дело серьезное. Похожее выражение лица было у жены в тот день, когда она сожгла кнорры на берегу Винланда. Это вынуждало мужчину задуматься о том, как проститутка может быть связана с защитой семьи. Покачав головой, он снова прислушался и, не обнаружив Каролины в замке, остановился у окна. Клаус намерен был до последнего доверять жене. К тому же, Финн и Элайджа были уже в своих спальнях, а Коул охотился. И даже если она почему-то снова решила предпочесть его компании компанию Коула, он поймет, потому что у Каролины всегда находилось хорошее объяснение. Она расскажет, и он поймет. Все будет в порядке. Нервное постукивание ступни о деревянный пол прекратилось, как только Клаус его заметил. Его мысли вдруг перескочили с Каролины на Коула. Тот сказал, что встретил ведьму в лесу, а еще он сказал, что где-то в этом королевстве есть ковен. Если есть здесь, могут быть и в другом месте. Клаус думал о последнем ритуале матери. Было ли это какое-то особенное, лично ее заклинание, или о нем может знать кто-то еще? Короткий разговор с Коулом на общие темы подтвердил мысли мужчины о том, что если проклятье наложено, то должен быть и способ снять его. Потому что природа не терпит дисбаланса. Мужчина задумчиво постучал пальцами по подоконнику. В его голове медленно, но верно начал формироваться план.

День 6

– Планы? – приподняв бровь, переспросил Коул и выжидательно уставился на невестку. Он сидел на подоконнике, практически вываливаясь спиной из окна и едва заметно держался пальцами за край. Каролина почувствовала на себе взгляды сразу пяти пар глаз. – Ты имеешь в виду, куда мы отправимся дальше? – тихо уточнил Элайджа из кресла у камина. В комнате стояла темнота, поэтому мужчина сидел ближе к огню, разворачивая один за другим свитки, которые где-то нашел. Клаус сидел напротив, а Каролина удобно устроилась на его коленях, откинув голову на плечо. Руки мужчины бродили по талии жены, изредка сжимая пальцами мягкую ткань платья. Ребекка полулежала на кровати, приподнявшись на локте, а Финн стоял у стены недалеко от Коула. Все они выглядели менее напуганными и изможденными, чем во время побега. Светловолосая девушка покачала головой и почувствовала, как сетка начала соскальзывать с ее головы. Стоило ей подумать об этом, как рука Клауса поднялась и поправила головной убор. – Я о жизненных планах. Вы думали об этом? Пытливый взгляд голубых глаз пробежался по лицам в комнате. Элайджа выглядел спокойным и расслабленным, Ребекка задумчивой, Финн слегка потерянным и уставшим, Коул явно думал о чем-то своем и упустил нить диалога. – То, что мы бежим не означает, что мы должны отложить жизнь в сторону, – мягко пояснила свои слова Каролина. – Есть так много вещей, о которых мы даже не представляли, пока не попали на континент! Ее воодушевленный тон изменил атмосферу в помещении, заставив членов семьи обратить на девушку больше внимания. Каролина даже не заметила, как выпрямилась и подалась вперед в запале речи, осознав это только, когда руки мужа притянули ее обратно на твердую грудь. После некоторой паузы послышался голос Финна: – Что придумала для себя ты? Каролина почувствовала, как впились в бока пальцы мужа и невольно скривилась от осознания глубины его ревности. Ее пальцы сжались на колене Клауса, заставляя его молчать и не делать глупости. В тот же момент голубые глаза пересеклись с карими, и девушка заставила себя проконтролировать выражение лица. Элайджа притворился, что ничего не заметил. – Я хочу больше узнать о живописи. Рисование по дереву, по камню, по пергаменту. Леофрик учил меня, но есть еще многое, что предстоит узнать, – воодушевленно заговорила девушка, повернув голову в сторону старшего из деверей, а затем ее глаза задорно сверкнули. – К тому же, нам с Ником нужно многое наверстать прежде, чем увлекаться чем-то еще. Мужские пальцы на ее талии расслабились и стали осторожно поглаживать те места, где причинили боль, словно извиняясь за несдержанность. Девушка сдержала улыбку. – Каролина права, – тихо заметил Элайджа. И снова сжатые на талии пальцы. Острый взгляд карих глаз остановился на них, затем на глазах девушки и только потом пробежался по лицам остальных членов семьи. – Ты нашел, чем увлечься? – потянула с кровати Ребекка. Элайджа поднял вверх один из свитков и покачал им, подняв брови. Сестра скривилась и закатила глаза. – Скукота. Каролина перевела взгляд на Финна и заметила заинтересованность. Коул же все еще думал о чем-то своем, по крайней мере, девушка была уверена в этом, пока, неожиданно, не услышала его голос: – Я хочу узнать больше о магии. Взгляды всех членов семьи обратились к молодому человеку. Он откинулся назад, практически полностью свесившись в окно, удерживаясь икрами и пальцами, а затем, качающимся движением вернулся обратно. Никто не стал задавать вопросов. Ребекка едва заметно нахмурилась, думая, стоит ли рассказать о своих планах, но вдруг застеснялась и не решилась. Она расскажет позже, Каролине. Сестра точно поймет. Интерес Финна сменился потерянностью. Он вдруг осознал, что думал о будущем на протяжение всего времени пребывания в городе, но в итоге не нашел никакого решения. Он не знал, что будет делать дальше.

День 7

– Давайте останемся! – послышался пронзительный умоляющий женский голос. – Бекка, мы договорились о неделе, – терпеливо произнес мужской. – Неделя не закончилась! Это всего один день. – Ты не хочешь жить с таким грехом на душе, Элайджа, – рассмеялся другой женский голос, – ее не переубедить. – Ты могла бы не потворствовать. – А ты мог бы не быть занудой! – вмешался более молодой и веселый голос. Ребекка благодарно посмотрела на младшего брата. Элайджа перевел взгляд на Финна в надежде, что хоть его голос разума сможет изменить перевес сил. – Не думаю, что в этом есть что-то плохое, – мужчина извиняющимся жестом развел руки в стороны. Ребекка искренне рассмеялась и закричала на всю комнату: – Мы. Идем. Танцевать!

***

Элайджа стоял на нижнем этаже, недалеко от лестницы и поправлял ремень, которым была подпоясана длинная туника. Клаус стоял рядом, широко расставив ноги и заложив руки за спину. Его взгляд был направлен на ступеньки в ожидании, когда на них появятся женские лодыжки его жены, задорно выглядывающие из-под платья. Вечерело, и сегодня, как совершенно случайно удалось узнать членам семьи, в городе ожидались гуляния. Это было спонтанное собрание, возможно уходившее корнями в язычество, которое определенно не поощряла церковь, но ее влияние пока было недостаточно велико, чтобы разгонять народные массы. – Такое ощущение, что только меня беспокоит тот факт, что Майкл практически наступил нам на пятки в замке де Мартель, – с тяжелым вздохом в воздух произнес Элайджа. Клаус бросил на брата быстрый взгляд и снова обратил внимание на лестницу. Финн же с другой стороны коридора продолжил смотреть на Элайджу. – Возможно, именно беспокойство является главной причиной, по которой нам стоит отправится на эти гуляния, – спокойно заметил Финн. Его низкий голос пронесся по коридору и затих в пустых каменных стенах. – Мы все помним об опасности, – кивнул Клаус, а затем задорно улыбнулся, услышав женские голоса наверху, – так что расслабься, брат. Мужчина хлопнул Элайджу по плечу и, не сдержавшись, сделал шаг вперед, чтобы оказаться ближе к Каролине, когда она начнет спускаться. С широкой улыбкой высокая светловолосая девушка резво сбежала по ступенькам, буквально влетая в объятия мужа. Каролина рассмеялась, когда Клаус подхватил ее за талию и закружил, отходя от лестницы. Следом, уже более спокойно и чинно спустились Ребекка и Коул, хотя по молодым людям было заметно, насколько им не терпится оказаться в гуще гуляний. Все вместе они покинули территорию замка и направились к центру города, откуда уже раздавался шум множества голосов, музыка, крики и смех. Ребекка с нетерпением рвалась вперед. Коул отталкивал людей с пути сестры, позволяя себе ругаться с особо пьяными и недовольными людьми. Элайджа шел следом, его плечи все еще были легка напряжены, но на лице уже начала проступать улыбка. За ними тянулись Каролина и Клаус, замыкал шествие Финн. Каролина дернула мужа за рукав, вынуждая склониться ближе к ее лицу. – Я собираюсь танцевать со всеми сегодня, так что надеюсь на твое благоразумие, – приподняв брови, быстро заговорила девушка. Клаус усмехнулся. – Я настолько ревнивый? Каролина закатила глаза и выскользнула из крепкой хватки мужа. – Как будто ты сам не знаешь! – крикнула девушка за спину, уже двигаясь в сторону Элайджи. Клаус с улыбкой покачал головой. Элайджа невольно вздрогнул, когда его подхватили под руку, согнули в локте и разместили сверху свою ладонь. Все эти манипуляции Каролина проделала за секунды, легко и уверенно. Мужчина лишь удивленно приподнял брови, но, заметив широкую улыбку на лице невестки, невольно, отразил ее. – Я доживу до конца вечера? – не скрывая насмешки, спросил Элайджа. – Обещаю, если я попытаюсь тебя убить, то не таким грязным способом, – рассмеялась в ответ Каролина. Они проталкивались сквозь толпу, почти потеряв из виду Ребекку и Коула. На узких улицах города вынырнувшие из своих нор человеческие потоки казались нескончаемыми. Все вокруг кричали и пили. Прямо на улице образовывались небольшие уголки игры в кости. Где-то слышались обрывки других игр. Каролина с удивлением увидела, как один человек встает на колени, а проходя мимо, поняла, что его пытаются рассмешить. Она не знала сути этой игры, но выглядело невероятно странно. Наконец, молодые люди добрались до центральной площади, где играли музыканты. Люди танцевали, и это вдруг невероятно напомнило членам семьи дом. Хотя их родные танцы отличались от того, как танцевали местные, в этом все равно был ритм, движение, счастье. Элайджа перехватил руку Каролины и с легким поклоном, не обращая внимания на толкающихся людей, спросил: – Позволите? С широкой улыбкой девушка кивнула, а в следующее мгновение их засосал водоворот. Потребовалось всего несколько кругов, чтобы молодые люди уловили ритм и движения танца. Местные практически не танцевали парами, скорее линиями. Мужчины и женщины отдельно. В этом было что-то настолько необычное и новое, что Каролина с восторгом отдавалась танцу, не обращая внимание ни на что вокруг. Девушка заметила фигуру мужа, но он тут же растворился среди толпы. Мелькнули волосы Ребекки, – сетка уже слетела с ее головы, и светлые локоны рассыпались по спине и плечам. Сестра смеялась. Расставшись в очередной фигуре танца с Элайджей, через несколько минут Каролина обнаружила, что танцует с Клаусом. Девушка прищурилась и притворилась, что подозревает мужа в пропаже деверя. Тот лишь хитро улыбнулся и прямо во время танца развел руками. Они объединились в пары и кружились, положив руки на талии друг друга. Это был близкий, крестьянский танец, но не похоже, что хоть кого-то в городе это смущало. Впрочем, Каролина заметила, что в толпе очень мало богатых нарядов. В основном в гуляниях принимали участие обычные горожане, а возможно, здесь даже были крестьяне из соседних поселений. – Ты прекрасно выглядишь, – склонившись, прошептал Клаус, опалив горячим дыханием ухо девушки. Если бы Каролина не раскраснелась от танца, то могла покраснеть от пронзительного голоса мужа, проникнувшего ей под кожу. Фигура танца разделила их, но теперь девушка видела в любимых серых глазах огонь и знала, – он видит в ее глазах его отражение. – Украл! – закричал Коул и, схватив Каролину за талию, выдернул ее из линии танцующих. Отовсюду послышался смех. Девушка успела увидеть веселое выражение мужа, а затем его сменило лицо Коула. Стоило молодому человеку поставить ее на землю, как чьи-то еще руки оказались на талии Каролины, и она с удивлением почувствовала, как ее вырывают из хватки Коула. – Украла! – услышала девушка звонкий крик сестры и рассмеялась над недоуменным лицом деверя. Снова послышался смех. Кажется, кто-то взял их игру в пример и то там, то тут женщин и девушек воровали из их рядов, переставляя в другие. Визги и смех взвились в воздух, заглушая даже звуки музыки. Каролина повернулась и тут же обняла сестру, неловко обхватывая ее за талию в попытке продолжить танцевать. Обнимаясь, девушки сделали несколько странных пассажей прежде, чем толпа со смехом вытолкнула их на край танцевального поля. – Ты видела Финна? – спросила Каролина, осматриваясь. – Он шел за вами. Среди танцующих я его не видела, – призналась Ребекка и тоже начала осматриваться. Девушки успели перехватить внимательный взгляд Клауса. Откуда-то из толпы танцующих весело махал Коул. Элайджа уже вел в танце незнакомку и приятно ей улыбался. – Вот он! – закричала Ребекка и указала пальцем в неопределенном направлении, но этого оказалось достаточно, чтобы Каролина выхватила высокую темноволосую макушку Финна. – Идем! – девушка схватила подругу за руку и потянула к деверю. Им потребовалось немало времени, чтобы пробиться через толпу, ведь Финн не стоял на месте. Он ходил по краю танцевального поля, наблюдая за членами семьи и иногда бросая взгляд в толпу вокруг. С сожалением, Каролина осознала, что в то время как ей удалось затянуть Элайджу в танец и тот расслабился, Финн наоборот взял на себя заботу о безопасности семьи и приглядывал за всеми. Подруги переглянулись и поняли друг друга без лишних слов. Одновременно они подскочили к мужчине с двух сторон и, прежде чем он успел сообразить, схватили его за руки и потащили прямо в танцевальную гущу. Линии развалились, создавая хаос, пока люди перестраивались и собирались в пары для новых фигур. Этого оказалось достаточно, чтобы затащить Финна в самый центр толпы. Каролина рассмеялась над ошеломленным лицом деверя. Ребекка хохотала во все горло. Мужчина поднял брови и сокрушенно покачал головой. Их уже начали подталкивать, вынуждая принимать участие в танце. К счастью, он не был парным, поэтому молодые люди быстро разобрались, и уже через несколько минут Финн тоже начал улыбаться, ловко лавируя между людьми, удерживая за одну руку Ребекку, а за другую Каролину. Светящиеся от счастья голубые глаза нашли в толпе внимательные серые. К восторгу Каролины Клаус выглядел довольным и спокойным, а потому она продолжила танцевать, пока не убедилась, что Финн полностью расслабился и готов принимать участие в гуляниях. Ребекка уже исчезла в толпе, а Каролина положила руку на предплечье Финна, привлекая его внимание. – Мы не теряем бдительности, но всем нам нужно отдыхать и развлекаться. Не пытайся тащить на себе такую ношу в одиночестве. Мы готовы ее разделить. Спокойные слова девушки должны были прозвучать уверенно и сильно, но в конце концов ей приходилось постоянно повышать голос, чтобы перекричать музыку и шум толпы. Финн поднял голову и коротко кивнул. В его глазах возникло умиротворенное, мягкое выражение благодарности, бальзамом смазавшее сердце Каролины. Девушка отступила от деревя и исчезла в толпе, пока ее не нашли знакомые, любимые руки мужа. Клаус повернул Каролину к себе и звучно поцеловал прямо посреди толпы. Отовсюду слышался свист, улюлюкание и смех. Их толкали со всех сторон, и в итоге молодые люди оторвались друг от друга, сверкая огнем в глазах. Каролина широко улыбнулась и, быстро осмотревшись, стала повторять движения людей вокруг. Клаус, с восторженным выражением лица наблюдавший за женой, отвлекся лишь ненадолго, чтобы сделать то же самое. Они танцевали всю ночь, крали друг друга, находили друг друга и очень много смеялись. Несмотря на весь тот мрак, что подстерегал членов семьи за пределами танцевального поля, в узких темных переулках и в пугающих бескрайних лесах, именно в тот момент, в то короткое мгновение, пока горели факелы и играла музыка, пока повсюду слышался смех и сердце кипело от радости, Каролина могла сказать, что она была счастлива. Они были счастливы.