The Path Not Tread // Непроторенная тропа

Вскрыть карты

— Лили, Снейп пришел! — раздраженный голос Петунии разнесся по всему дому. С нервным трепетом в животе Лили велела Ремусу оставаться в комнате и побежала вниз по лестнице, на ходу цепляя пальцами рубашку, чтобы отлепить ее от потной кожи. Северус со скрещенными руками и ужасно сальными волосами, свисающими ему на лицо, хмуро смотрел на нее со стороны парадного входа. Но он притащил с собой воду, и это было самое главное. — Сев, привет, — сказала она, перепрыгивая через две последние ступеньки, тяжело приземляясь на ноги, отчего Петуния разворчалась по поводу постоянного шума от сестры. — Зайдешь? — Я просто принес тебе воду, — ответил он, поза практически кричала, чтобы девушка отступила. — И возвращаюсь домой. Лили тихонько заскулила и бездумно потянулась к его предплечью, умоляюще глядя на друга. — Пожалуйста? Пожалуйста, попробуй ради меня? Только один раз, и если вы действительно не сможете вместе находиться в одной комнате, я перестану настаивать. Он долго смотрел на нее, затем покорно вздохнул. — Хотел бы я, чтобы ты со мной так не поступала, Лили. — Ты о чем? — Смотришь на меня этим взглядом и говоришь таким тоном. Я знаю, что ты пытаешься мной манипулировать. В тебе нет никакой тонкости. Почувствовав, как горячий стыд заливает ее щеки, она отпустила его руку, словно ошпаренная. — Прости, я- я не хотела- ты прав, это очень подло с моей стороны. — девушка прочистила горло и выпрямилась. — Но все равно, для меня будет очень много значить, если ты согласишься, так что… попробуешь? Он кивнул после напряженного момента и расцепил крепко переплетенные руки. — Но я не собираюсь давать никаких обещаний. Наградив его широкой улыбкой, Лили махнула ему рукой. Каждый из ребят взял по две пятилитровые бутылки, чтобы отнести их в кухонную кладовку. Северус наложил на бутылки чары Легче Перышка, которые им не снять, раз уж они не могли колдовать в ее доме, поэтому Лили мимоходом достала из ящика черный маркер и написала на них предупреждение, чтобы другие обитатели дома не оказались застигнуты врасплох. На горизонте не было абсолютно никаких признаков дождя, и страна все больше и больше волновалась из-за происходящей засухи, всех усиленно призывали экономить воду. Лили и Петуния даже приняли вчера совместный душ, что было столь же неловко, сколь и беспрецедентно, но мама ожидала, что они будут делать так и впредь. К этому времени повсеместно распространился переход на водопроводные колонки вместо бытовых систем водоснабжения, что означало необходимость ждать своей очереди и таскать воду в ведрах и бутылках, как будто они жили в самых дальних уголках сельской местности, а не в городском центре. Северусу везет, он живет в доме волшебников, а значит, может просто наколдовать воду для себя — и Лили. Несомненно, это выглядело по меньшей мере странно — видеть, как кто-то, с комплекцией Северуса, тащит четыре огромные бутыли, словно они ничего не весят, но мальчику гораздо проще наложить чары Легче Перышка у себя дома и наполнить контейнеры с помощью Агуаменти, чем Лили и её семье идти к водопроводной трубе и переть их на себе до самого дома. О свидетелях на улице никто из них особо не беспокоился, потому что магглы не склонны интуитивно замечать магию, если она не совершается прямо у них на глазах. Любой прохожий, вероятно, просто решит, что бутыли пустые, чем подумает, что кто-то волшебным образом сделал их легче. Лили вернулась в свою комнату, где Ремус сидел на полу, как она его и оставила, листая журнал о кино. Заметив их, он коротко кивнул головой, но промолчал, а Северус, в свою очередь, без слов на него уставился, оставив Лили стоять между ними как в переносном, так и в прямом смысле. Что ж, она это заварила, ей и расхлебывать. Девушка плюхнулась на кровать и похлопала по матрасу ладонью, бросив на Северуса полный надежды взгляд. С опаской сальноволосый мальчик сел рядом, черные глаза перебегали с подруги на Ремуса и обратно. Лили позволила неловкому молчанию повисеть полминуты в тщетной надежде, что кто-нибудь из мальчиков хоть что-нибудь скажет. Когда ни один из них так и не заговорил, она вздохнула и, перегнувшись через край кровати, заглянула в журнал, который Ремус держал в руках. — В Сток-он-Тренте есть кинотеатр, мы могли бы туда съездить? К показу в ближайшие пару недель планируется что-нибудь интересное? — За все лето ничего примечательного, — пробормотал Ремус, качая головой. — «Таксист» вышел еще в феврале, так что я не думаю, что он все еще идет, а «Кэрри» стартует только в ноябре. — О чем они? — «Кэрри» — фильм ужасов, основанный на книге, опубликованной несколько лет назад, ты могла видеть плакаты с девушкой, залитой кровью, а «Таксист» — психологический нео-нуарный триллер, очень хороший, по словам мамы. Вздохнув, Лили откинулась назад, чтобы вентилятор немного обдувал ее лицо. — Может, нам повезет. На этом беседа заглохла, поскольку ни один из мальчиков не проявлял особого интереса, и Лили ухватилась за другую тему. — Алиса в итоге сможет приехать в коттедж Клотильды в августе, ей удалось выкроить недельку в своем обучении мракоборцев. Я с нетерпением жду встречи с ней, мы с конца прошлого учебного года только письмами обменивались. — Приятно слышать, — пробормотал Северус справа от нее, а Ремус слабо улыбнулся и сказал: — Рад, что у вас будет возможность наверстать упущенное. — И я, — согласилась Лили, разговор снова увял. Девушка попробовала затронуть другую тему, надеясь, что там ей повезет больше. — А еще я купила новый купальник. Бикини, прикиньте, прекрасного темно-фиолетового оттенка, Туни сказала, он подходит к моим волосам. Мне, кстати, удалось пару раз сходить с ней погулять, и небо не рухнуло! Вновь никакого отклика. — Этим летом чертовски жарко, не так ли? — разочарованно протянула она, достаточно многозначительно, чтобы оба парня поняли, в чем ее проблема. — Самое жаркое из всех, что были до сих пор, — подтвердил Ремус, а Северус хмыкнул в знак согласия, но ничего не сказал, так что на троицу снова опустилась тишина. Разочарованная, Лили огляделась в поисках чего-нибудь, чем можно было их увлечь, и ее взгляд упал на тумбочку и книгу, лежавшую в самом низу самой нижней полки. Она уже несколько дней хотела поговорить об этом с Северусом и знала, что Ремус интересуется магической теорией. Наклонившись над кроватью, она достала книгу, позволив остальным на полке с грохотом упасть. — Я ее прочитала, — сказала она Северусу, проводя пальцами по корешку. Это действительно была прекрасная книга, в меру потрепанная, но в явно качественном переплете. Северус удивленно моргнул. — Да ну? — Не думал, что я это сделаю, верно? — с укором спросила она, хотя и слегка ухмыльнулась его несколько ошеломленному выражению лица. Действительно, после их последнего разговора и того, как часто она высказывалась против Темной магии в целом, она не могла винить его за удивление. — Нет, я — я думал — целиком? — Ага. Ну, нет, не всю, но… большую часть. — О чем вы? — спросил Ремус, откладывая журнал и наклоняясь над коленями Лили, в попытке разглядеть название. — Она о магической теории Темных искусств, — ответила Лили, сердце в груди забилось быстрее. — Северус одолжил мне ее на прошлой неделе. К сожалению, реакция Ремуса оказалась немного более резкой, чем она ожидала: он отпрянул назад, словно прикоснулся к проводу под напряжением, и уставился на книгу. — Ты- Что ты задумал, Снейп? — Ремус бросил свой вопрос в Северуса, чье и без того угрюмое настроение сразу же помрачнело еще сильнее от обвинений в голосе мальчика, заставив вскочить на ноги. — Пытаешься с- — Ремус, прекрати, — воскликнула Лили, схватив его за плечо. — Я сама попросила у него книгу, потому что решила, что хочу узнать больше о Темной магии, так что не надо тут бросаться глупыми обвинениями, не обладая практически никакой информацией! — Это Темная магия, Лили! — Я прекрасно знаю, что это такое. Северус, подожди, — выкрикнула она, вскакивая с кровати и хватая друга за руку, чтобы не дать ему выскочить из комнаты. Тот поднялся с явным намерением уйти. — Я не собираюсь сидеть здесь и позволять этому Темному существу обвинять меня в — в- — Пожалуйста! Пожалуйста, прекратите, вы оба! — Лили облизнула губы и фыркнула. Она была такой идиоткой, если думала, что эта тема станет чем-то, кроме как искрой на пороховой бочке, если думала, что сможет объединить два аспекта собственной жизни, сможет заставить Ремуса и Северуса зарыть топор войны и начать все сначала. — Простите, что подняла эту тему, я идиотка, окей, но я думала— думала мы сможем продуктивно обсудить магическую теорию, которая, как я знаю, нравится вам обоим, потому что— потому что я не хочу провести следующие две недели, не говоря уже об остальной части моей жизни, разрываясь между вами! Вытерев пару выступивших слезинок, Лили опустилась на кровать, оба мальчика уставились на нее в тягостном молчании. Боже, девушка ненавидела, как сильно ее размазывало на этой неделе, — но она зимний ребенок, а жара такая невыносимая, липкая и удушающая, и у нее не получалось нормально высыпаться, а теперь еще и ее идиотски неоправданные ожидания оказались настолько же ошибочными, насколько оба мальчика пытались предупредить… что ж, возможно, ее предменструальные симптомы в этот раз немного ярче обычного. Она должна была понять, насколько на взводе, прежде чем ставить их всех в такое дурацкое положение. Должна была перестать настаивать, чтобы Северус и Ремус нашли способ поладить друг с другом, и не форсировать события из-за глупого желания, чтобы хоть что-то прошло хорошо этим летом. И, конечно же, как и следовало ожидать, дальше все стало только хуже, когда Петуния распахнула дверь, и ее голос прорезал напряжение, когда сестра спросила: — Что здесь происходит? Вы ссоритесь? — Тебя не касается, Туни, — с усмешкой ответил Северус. — Иди куда шла, тут дела волшебников. — Темно-магические дела, судя по вашим крикам, — заметила она, скрестив руки и прислонившись к дверному косяку, а затем окинула Лили и Ремуса проницательным взглядом. — Интересно, что бы сказал папа, узнай он, что вы тут обсуждаете Темную магию? — Петуния, не могла бы ты, пожалуйста, оставить нас в покое? — попросила Лили, недовольно сморщив нос от того, как хрипло прозвучал ее голос. — Это действительно тебя не касается. — Ну еще бы, — резко ответила Петуния. — Я же просто тупая маггла, которая не понимает, что именно она могла ненароком услышать. — Видимо, даже идиоты иногда могут быть правы, — сказал ей Северус. — Что ж, этому идиоту случилось узнать, что ты очень заинтересован в экстремистской группе, которая, судя по всему, хочет пойти войной на таких людей, как моя сестра. Этому идиоту случилось догадаться, что вон тот — некое Темное существо. Этому идиоту случилось понять, что вы двое довели мою сестру до слез, и этот идиот знает, что если наш отец обо этом всем услышит, вы двое больше никогда не переступите порог этого дома! — Петуния! Ради Мерлина, перестань! — воскликнула Лили, спрыгивая с кровати с мыслью, что ее летние планы могут пойти прахом из-за внезапной потребности сестры вести себя чересчур заботливо. — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, и мне не нужно, чтобы ты меня защищала! Все в порядке, ясно?! Ноздри Петунии раздулись, лицо покрылось уродливой краснотой. — Хорошо, Лилипутка. Посмотрим, будет ли мне еще когда-нибудь дело до твоих переживаний. — Черт возьми, может, хватит?! Дело не в тебе! Это касается только меня и их двоих, и не нужно тут за меня сражаться! Мне не нужно, чтобы ты вела себя так, будто ненавидишь меня, когда мы вдвоем, а потом притворялась, что заботишься, когда мои друзья свидетели! Ты ворвалась сюда в самый разгар нашего спора, а потом изображаешь из себя оскорбленную невинность, когда тебе намекают, что ты понятия не имеешь, во что встреваешь! Перестань, наконец, на себе зацикливаться! — Я зациклена на себе? Я?! У тебя хватает наглости заявлять мне такое?! Я должна была догадаться, что все, сказанное тобой в последние пару недель, окажется враньем. Типичная Лили, мне никогда не следовало надеется, что ты хоть немного изменишься. Петуния шмыгнула, моргнув стеклянными, красноватыми глазами, и холодно уставилась на Лили. И этот взгляд был словно удар в живот, потому что она не могла вспомнить, когда в последний раз видела Петунию плачущей, а именно это, внезапно, почему-то, сейчас и происходило. — Хочешь, чтобы я выбрала, Лилипутка? Хочешь, чтобы я перестала вести себя как твоя сестра? Меня это вполне устраивает. Мы больше не сестры. Ну что, теперь ты довольна? Шмыгнув еще раз, Петуния крутанулась на пятках и выбежала из комнаты, оставив после себя потрясенную тишину. Затем слова сестры дошли до нее в полной мере, и Лили разразилась рыданиями, упав обратно на кровать и закрыв лицо руками, пока ее внутренности скручивались сами собой. Почти физическая боль, такая же сильная, как в тот момент, когда Северус назвал ее «грязнокровкой». Сегодня всё пошло не так, как она хотела, и вот теперь все её усилия по восстановлению отношений с Петунией рассыпались прахом, развеялись как дым, причем она сама виновата, каким-то образом она сама умудрилась всё испортить, со всеми. Лили просто неудачница, только и всего. Полная неудачница в том, чтобы быть хорошей сестрой и хорошим другом. — Хотел бы я сказать «скатертью дорога», но это слишком, даже для нее, — негромко произнес Северус, в то время как с другой стороны кровать прогнулась, и Лили почувствовала, как чья-то рука начала нежно растирать ее спину. — Что это было? — так же тихо спросил Ремус. — Не знаю. Туни всегда старалась соблюдать приличия. Никогда бы не подумал, что что-то подобное в ее характере, да еще и с нами в качестве свидетелей. — Мне кажется, ее действительно задело сказанное Лили. Она, похоже, просто зашла проверить, не плачет ли сестра. Северус хмыкнул. — Как будто ее подобное когда-то волновало. Нет, если хочешь знать мое мнение, это было связано с тем, что в ее глупой голове только она имеет право обижать свою сестру, а мы на это право посягнули. — О, заткнись, Северус! — воскликнула Лили, подавив рыдание. — Ты ее не знаешь! Не знаешь, какими мы бываем, когда тебя нет рядом, чтобы на нее наброситься! — Как будто услышанного от тебя мне, видимо, недостаточно, — язвительно ответил он. — Она зовет тебя «уродкой», постоянно втаптывает в грязь и обращается с тобой так, будто ты конкурируешь с ней за внимание родителей. Но теперь, когда ты начала сопротивляться, она решила сказать, что покончила с тобой? Эмоциональное манипулирование, как раз в ее репертуаре, не более того. — Думаю, здесь может быть нечто большее, — не согласился Ремус. — Она действительно выглядела так, будто вот-вот расплачется. — Тебе-то откуда знать, волк? Ты с ней познакомился всего пару дней назад. — Может, это дает мне возможность взглянуть на вещи с другой стороны, не думал об этом, Сопливус? Может, если бы ты не был так сосредоточен на борьбе за внимание Лили с ее сестрой, будто она твоя собственность, то увидел бы, что ведешь себя не лучше Петунии! — Ты смеешь обвинять меня в- — Что-то большее? — Лили прервала их. — Что ты имеешь в виду? — Ее действия, напомнили мне Сириуса на втором курсе, когда Регулус только приехал в Хогвартс. Регулус попадал в заварушки с гриффиндорцами или даже слизеринцами, и тот за него вступался. Единственное проявление привязанности к брату со стороны Сириуса, свидетелем которого я был. Конечно, Регулус всегда протестовал против его действий, и Сириус постоянно злился и обижался, думая, что Регулус стыдится его, потому он в Гриффиндоре, вместо того чтобы понять, что младший брат просто пытался утвердить свое собственное присутствие в Хогвартсе независимо от старшего. Северус насмешливо хмыкнул. — Конечно, этот дебил не мог понять, что приносит больше вреда, чем пользы. Регулус получил серьезную взбучку от слизеринцев, они никогда не позволяли ему забыть, что гриффиндорскому брату нужно спасать его каждый раз, когда это случалось. К чему всё это? — Если бы ты позволил мне закончить, — прорычал Ремус в ответ. — Дело в том, что Сириус так реагировал, потому что боялся, что Регулус отвергает его решение быть верным себе, и поэтому каждое действие брата воспринимал как еще одно доказательство, что его опасения верны, и так продолжается до сих пор. — Но при чем тут Петуния? — Она вымещает на тебе свои проблемы, отказываясь рассказывать, в чем они заключаются, — пояснил Северус, закатив глаза. — Что тут нового? — Ну, я думаю, что тебе, возможно, стоит с ней об этом поговорить. Может, если ты сможешь понять, чего она так боится, то сможешь ее успокоить, и она перестанет вести себя так непредсказуемо, как ты описывала. Может, Петуния просто боится тебя потерять. — И поэтому обращается с ней как с дерьмом? Какая-то тут хреновая логика. — Разве ты в этом не эксперт, Снейп? — резко огрызнулся Ремус. — Я никогда не- — Нет? Так это не ты назвал Лили «Гр- — Нет, Ремус, ты ошибаешься, — перебила его Лили, качая головой, вытирая щеки и шмыгая заложенным носом. — Может быть, ты и прав насчет Петунии, но насчет Северуса ошибаешься, так что не заканчивай это предложение, окей? Ты действительно ничего не знаешь о наших с Северусом отношениях, так что, пожалуйста, не нужно догадок. То же самое касается и тебя, Сев, насчет меня и Ремуса. Никто из вас не знает, потому что никто из вас на самом деле не хочет знать. А если б знали, то не пытались бы при первой же возможности вцепиться друг другу в глотки. Так что просто… просто хватит. Шумно выдохнув через рот, Лили подошла к своему туалетному столику, чтобы достать бумажные салфетки, которыми можно было прочистить нос и вытереть щеки. — Сев, я провожу тебя. Ремус, надеюсь, ты не против найти себе занятие на некоторое время? Мне нужно поговорить с сестрой, пока все это не разгорелось. Северус бросил на нее укоризненный взгляд, и в ответ Лили легонько подтолкнула его к двери. — Ты здесь не останешься, Северус. Это касается только меня и Петунии, а если я оставлю тебя здесь, чтобы увидеть последствия, то ты скорее спалишь дом ссорясь с Ремусом, чем окажешь мне какую-либо помощь или поддержку после. — Что? Нет, Лили, это не — я б не- — Сев, пожалуйста. Друг сердито выдохнул, но в конце концов решил сотрудничать и позволил ей увести себя вниз по лестнице. У двери он обернулся, чтобы встретиться с ней взглядом. — Я буду на нашем месте позже. Придешь рассказать мне, как все прошло? — Почему тебя это волнует? Ты же ненавидишь Петунию. — Почему мен- Разве не так поступают настоящие друзья? — потребовал он, защищаясь, скрестив руки на груди. — Тебя это расстраивает. Я волнуюсь. Этого более чем достаточно, независимо от моих чувств к Туни. Щеки Лили запылали от неподдельной страсти в его голосе, от того, как непринужденно он это сказал, словно и вправду ничуть не стыдился и не боялся этих чувств, а также от того, что в ее словах был намек, что она подобного от него не ждет, что она не верит, будто друг сможет оказать эмоциональную поддержку. Импульсивно подавшись вперед, девушка крепко обвила руками его шею и уткнулась лицом в плечо, пытаясь передать ему всю ту путаницу эмоций, что была в ее груди: сожаления за обидные предположения, оставшиеся с тех пор, как они возобновили их дружбу, и удовольствие от того, что он к ней испытывает. Мальчик едва шевелился, застыл как доска, и прежде чем Лили позволила ему прийти в себя, она отодвинулась, чтобы быстро чмокнуть его в щеку, маленькие щетинки защекотали губы. Когда она отстранилась, Северус был свекольно-красным, смотрел на нее с недоверием, растерянностью и некоторым удовольствием, за которыми скрывались напряженность и сдержанная тоска, внезапно напомнившие ей, что между ними оставалось много недосказанного, что его любовь к ней была очень романтичной, а ее любовь к нему, даже близко не соответствовала. Тем не менее она сжала его пальцы и улыбнулась так искренне, как только могла, отстранившись на безопасное расстояние. Сейчас не время лезть в эту змеиную яму. — Спасибо, Северус, мне было важно это услышать. Я приду позже и обо всем тебе расскажу. Наедине, — пообещала она в награду за то, что мальчик не начал первым провоцировать Ремуса, за то, каким беспечным он оставался после всей этой ситуации с Петунией, хотя она знала, каким он мог быть. — Я — я должен — то есть, мне надо, — пробормотал он, указывая рукой на улицу. Она кивнула, слегка прислонившись к двери, чтобы его проводить, но, к ее удивлению, сделав всего пару шагов, он снова повернулся к ней. — Я постараюсь получше с Люпином, ради тебя, — пообещал он на прощание и ушел, оставив Лили закрывать дверь, тяжело на нее опираясь, в попытке унять бурлящий поток в груди, заставляя себя переключать внимание на Петунию. Для этого ей понадобится все самообладание и самоконтроль, но внезапно она поняла, что это необходимо сделать. Эквивалент того решающего разговора, который состоялся между ней и Северусом в начале июня, и пока он не произошел, все остальное было лишь глянцем новой краски на старом, не функционирующем ржавом ведре. Оставалось надеяться, что Ремус не начнет думать плохо о ней и ее семье из-за того, каким спорным оказалось первое впечатление. ____________________________________________________ Петуния сидела на кровати в своей комнате, когда в нее ворвалась Лили, и перелистывала страницы одного из своих журналов со слишком большой злостью, чтобы действительно читать. Возможно, девушке следовало постучать, но она сомневалась, что сестра откликнется, да и, вообще-то, Петуния первая начала. И на этот раз, возможно, Северус был прав. Возможно, Лили имела право злиться на Петунию в ответ, потому что независимо от того, оправдан ли постоянный гнев сестры на Лили или нет, несправедливо, что она так поступает, не говоря при этом, на что именно злится. И Лили ей не груша для битья, на которой можно вымещать свои личные проблемы. — Выметайся! — воскликнула Петуния, как только девушка переступила порог комнаты, и подскочила, чтобы захлопнуть дверь. — Выметайся из моей комнаты! — В чем блин твоя проблема, Петуния? — Лили с такой же яростью стукнула дверью, вырвав ее из рук сестры, захлопнув и прислонившись к не так, чтобы заблокировать выход. — Потому что мне надоело, что ты все время, черт подери, ведешь себя со мной то холодно, то жарко. Только и делаешь, что оскорбляешь меня в каждом предложении, постоянно принижаешь все мои переживания, которыми я с тобой делюсь, и одновременно даешь себе право вести себя как моя опекунша и вмешиваешься в мои дела, но только так и тогда, когда это тебя устраивает, не обращая внимания на то, что я думаю, говорю или хочу. Думаешь, нормальные люди так общаются? Что я тебе такого сделала, что ты постоянно так со мной обращаешься? Дело в моей магии, в том, что мне свезло в этой космической лотерее, а тебе нет? В том, что я бросила тебя и ушла в другой мир? В том, что я пробралась в твою комнату и нашла то проклятое письмо от Дамблдора? В чем?! — Ну, раз уж ты так вежливо спрашиваешь, — усмехнулась Петуния, сжимая кулаки, которые были видны из-под ее скрещенных рука. — Всё дело в том, что твои уродские, неблагодарные штуковины загрязняют этот дом и семью, причем с самого первого дня! Даже версия Лили четырехмесячной давности разглядела бы эту жалкую попытку уклониться от ответа. — А теперь — правду, — отрезала девушка. — Если ты ненавидишь меня так сильно, как выглядит со стороны, Петуния, то окей, я принимаю твои чувства, и с этого момента нам не о чем друг с другом говорить. Но ты, черт возьми, скажешь мне настоящую причину. В чем твоя проблема?! Петуния рассмеялась, почти полубезумно, и сердце Лили подскочило к горлу. — В чем моя гребанная проблема, Лили? В том, что ты считаешь меня ниже себя! В том, что ты, со своей магией и равенством для магглорожденных, со своей одержимостью Снейпом, Пожирателями смерти и несправедливостью, чертова лицемерка, считающая, что теперь, получив этот другой мир, можешь входить и выходить из моей жизни, когда тебе заблагорассудится, и при этом ты имеешь право ехидничать и снисходительно ко мне относиться, как будто я недостаточно умна, чтобы понять, что ты просто жалеешь меня за отсутствие драгоценной магии, что ты считаешь меня хуже себя, потому что я гребаный маггл! Я не твой благотворительный проект, Лили! Нет ничего плохого в моей жизни и в том, что я не волшебница! Обвинение Петунии ощущалось пощечиной по лицу. — Когда?! Когда я хоть раз давала тебе понять, что так о тебе думаю?! — Каждый хренов раз, когда открываешь рот! Сколько раз я просила тебя не называть меня «Туни»?! Сколько раз, Лили? Но ты продолжаешь так делать, как будто мои желания не стоят и мизерного усилия! — Я- — Как часто ты спрашивала меня о моих интересах, о моей школе, о моих друзьях и моей жизни, потому что тебе было действительно не все равно? Как часто ты соскальзывала с этих тем, чтобы поныть о чем-то, что тебя беспокоит, и обижалась, если я с тобой не соглашалась, как будто от меня ожидается просто сидеть там в качестве твоей личной аудитории без единой самостоятельной мысли?! Как часто ты якобы спрашивала у меня совета, а потом полностью игнорировала все, что я тебе говорила?! Как часто я была просто твоей маггловской сестрой, которая понятия не имеет, что именно она слышит или видит, которая не в состоянии разобраться в твоей магической жизни?! — Ты- — А когда я пытаюсь показать, что забочусь о тебе, когда пытаюсь быть на твоей стороне, ты даже не рассказываешь мне, какие у тебя проблемы! Ты не доверяешь мне, не уважаешь мои желания или мое мнение, не интересуешься моей жизнью, все, что тебя волнует, это то, что я — глупый маггл, который понятия не имеет, о чем ты говоришь, поэтому можно помыкать мной, как будто ты чем-то лучше, и мне при этом стоит быть благодарной, раз уж ты уделила мне время в своем плотном графике! Моя чертова проблема с тобой, Лили, в том, что ты настолько погрязла в своем драгоценном магическом мире, что стала такой же, как они, считающие всех, кто не умеет колдовать, низшим сортом! Боже, да ты даже используешь это отвратительное, оскорбительное обращение, без всякой задней мысли! Маггл! Я теперь для тебя только это, просто маггловская сестра! — Неправда! — закричала Лили в ответ, закипая от ярости. — Нихрена подобного, Петуния! Мне плевать, умеешь ты колдовать или нет, и всегда было плевать! Это ты начала звать меня уродкой и вести себя так, будто я какая-то грязь из-за того, что умею колдовать! Это ты ни о чем больше не хотела говорить, и мне не нужны твои советы, если они высказываются таким ненавистным тоном, если ты заставляешь меня чувствовать себя дурой, что я вообще их попросила! Я перестала чем-то с тобой делиться, Петуния, потому что тебя никогда и ничего из подобного не волновало, кроме тех случаев, когда тема была тебе по душе, а как мне блядь об этом догадаться?! Тяжело дыша, Лили сглотнула, в горле пересохло. — Все, чего я когда-либо хотела, — чтобы мы были такими, как в детстве, Петуния. — Мы перестали такими быть, Лили, когда Снейп забрал тебя в ваш волшебный мир. — Нет! Нет, не смей приплетать сюда Северуса! Не смей перекладывать на него вину, когда тебе удобно! Магия всегда была частью меня, я поехала бы в Хогвартс независимо от него. И я не могу разорваться пополам! Не могу быть «ведьмой Лили» и «сестрой Петунии Лили»! Не могу отбросить девять месяцев своего года, пока я здесь в течение оставшихся трех, только ради твоего удобства! Я пыталась разделить этот мир с тобой, с самого начала пыталась, как ты сделала со мной, когда пошла в начальную школу, а мне пришлось остаться дома! Но ты постоянно злилась, раздражалась и заставляла меня чувствовать себя маленькой, неважной и незначительной, а теперь обвиняешь в том, что я больше не позволяю так с собой поступать, говоришь, что это моя вина, что это я смотрю на тебя свысока, потому что у тебя не магии?! Это на твоей совести Петуния! — Всё не т- — Да, это так! Ты моя сестра, Петуния, моя единственная сестра! Каким монстром ты меня считаешь, что в тебе из всех людей на свете я вижу человека второго сорта?! Петуния ничего не ответила, и Лили сглотнула. — Сейчас я признаю, что была небрежна, что я, возможно, слишком подвержена влиянию того, как всё в магическом мире устроено, и не задумывалась, как это на тебе отражается, такую возможность я могу признать. И ты права, когда считаешь оскорбительным, что тебя называют магглом, не имея права голоса, это обидно и унизительно, и да, я постоянно забываю, что ты ненавидишь свое старое прозвище, тут я сволочь, — голос Лили ожесточился. — Но ты не имеешь права сваливать на меня всё остальное. Я не могу контролировать маму с папой, не могу влиять на происходящее здесь, пока нахожусь в Шотландии, и не могу управлять тобой и твоим восприятием мира. Я понимаю, что мое отсутствие интереса к немагической части жизни раздражает, но ты не имеешь права проецировать на меня свой недостаток уверенности в себ- — Недостаток уверенности?! — пронзительно переспросила Петуния, лицо исказилось в оскорблении. — Ты придумываешь причины нашего конфликта, основанные на том, что не соответствует действительности, на том, что я косячу, а ты чувствуешь угрозу, боишься не соответствовать каким-то моим качествам, которые я никак не могу изменить! Чего тебе никогда и не нужно было делать, потому что ничто в волшебном мире никогда не сможет заменить тебя в моей жизни! Я готова признать, что не идеальна, но возьми на себя свою долю ебаной вины, Петуния. Ты первая отвергла меня за то, что я выросла другой, за то, что пошла туда, куда ты не могла, как будто это был мой выбор. Ты постоянно отталкивала меня, и если думаешь, что это не половина причины, по которой я теперь, кажется, интересуюсь только волшебными вещами, то ты чертова идиотка, потому что именно ты живешь в немагическом мире, ты — мой единственный настоящий с ним контакт, и если я не могу пойти с этим к тебе, то больше мне идти не к кому, так за каким хером мне вообще пытаться и искать, когда другая сторона в сравнении гораздо, гораздо радушнее! А если у тебя есть проблемы со мной или моим поведением по отношению к тебе, так приди, блин, и скажи мне об этом в лицо, уважительно и напрямую, вместо того чтобы хамить, использовать сарказм и оскорбления, которые абсолютно не информативны, а потом сидеть и думать, будто я каким-то волшебным образом догадаюсь, в чем дело. Глубоко вздохнув, Лили оттолкнулась от двери и подняла руку, когда сестра открыла рот, чтобы заговорить. В этой полной крика ссоре не будет смысла, если она не сможет достучаться до Петунии, и несмотря на то, что оскорбления сестры ранили больше, чем что-либо другое до сих пор, по крайней мере, теперь она понимала, в чем проблема — в неправильном восприятии и чувстве собственной неполноценности (у обеих, без сомнения), которые подпитывали друг друга до тех пор, пока сестры не зацементировали свои точки зрения настолько, что уже не могли с ними распрощаться. Но девушка изменилась, и она могла признать, что ошибалась чаще, чем ей хотелось бы, причем ошибалась в вещах, о которых ей говорила Петуния. Учитывая характер сестры, если Лили не протянет руку первой, и неважно насколько ее задевало мнение Петунии о ней, то между ними все будет кончено, потому что сестра никогда не преодолеет собственную гордость, ни ради Лили, ни ради кого бы то еще. — Мне жаль, что я называла тебя старым прозвищем, и я прошу прощения, что делала так постоянно и не прекратила, даже когда ты просила меня снова и снова. Просто я воспринимала его как некий символ прошлого, к которому хотела вернуться, но для тебя, судя по всему, оно начало означать что-то другое, и мне следовало считаться с твоими желаниями, даже если я их не понимала. Я больше не буду называть тебя так. И с этого момента перестану называть тебя «магглом». Немаг — приемлемо? Ты же знаешь, что иногда необходимо разграничивать. Петуния натянуто кивнула. — Что касается остального — мне не плевать на тебя, конечно, не плевать, и я хочу узнать больше, о тебе и твоей жизни, Петуния, но это должно работать в обе стороны: я не намерена тратить все свои силы на поддержание отношений, если ты не готова быть моей сестрой, по-настоящему быть моей сестрой, в ответ. У меня больше нет на это ни терпения, ни времени, ни желания. Хочешь сохранить между нами хоть какие-то отношения? Будь со мной честна, и я окажу тебе ответную любезность. Я люблю тебя и всегда буду любить, ты моя старшая сестра, но мы больше не дети, и если мы не сможем найти способ мирно сосуществовать как взрослые, то нам обеим нужно это признать и двигались дальше. Вот и всё, что я хотела сказать. Лили подождала, пока Петуния не кивнет еще раз в знак признания, что мяч теперь на ее стороне поля, и только после этого выскользнула за дверь, закрыв ее за собой. С трудом сглотнув, она вернулась в свою комнату, где Ремус вглядывался в проем, озабоченно нахмурив брови. — Сколько ты слышал? — тихо спросила она. — Почти все, — так же тихо признался Ремус. — Ты с ней согласен? — Я не настолько хорошо знаю ваши отношения, чтобы что-то утверждать, но я абсолютно не думаю, что ты хоть раз сознательно проявляла к кому-то нетерпимость. Тем не менее, она права в том, что мир волшебников считает ма- немагов людьми второго сорта, возможно, даже меньшим, чем людьми, и это касается не только чистокровных, а всего общества целиком. Именно поэтому Гриндельвальд был так успешен в свое время, потому что его кампания основывалась на идее, что немагических существ нужно контролировать для их же блага, и даже самые прогрессивные любители магглов не видели в этом проблемы, потому что росли с такими убеждениями. Мы с тобой, магглорожденная и маггловоспитанный, видим неправильность, но все равно ей поддаемся, когда становимся полноправными членами волшебного общества. Так что, возможно, она это заметила и проецирует на тебя. — А может, Петуния права, и я подсознательно переняла это мировоззрение, даже не осознавая. Закрыв за собой дверь, Лили села на кровать рядом с Ремусом и смахнула слезы с глаз, пока они не потекли по щекам, обида от обвинений сестры тихонько просачивалась внутрь. — Все так запутано, понимаешь? Как и с Северусом — у нас сложились модели поведения, плюс мы не понимаем проблем друг друга, что только подпитывает конфликт, и слышать, как она думает, что я эквивалентна какому-то, какому-то… расисту, в ее глазах, что я когда-то даже думала о ней так… Ремус, это правда очень ранит. Вздохнув, Ремус потянул ее за руку, пока не устроил в подмышке и не обнял так, чтобы она могла выплакаться в его рубашку. — Ты разберешься, Лили. Ты уже разбираешься со Снейпом, и сестра, я думаю, тоже придет в себя. Она любит тебя, как бы себя ни вела. Если бы это было не так, Петуния бы не расстраивалась так сильно. — Я так устала быть сильной, устала искать- искать в себе упорство, чтобы все исправить, но у меня ведь нет выбора, не так ли, потому что это зависит не только от меня, но и от них. — У тебя есть выбор, Лили. Всегда можно сдаться. Но ты знаешь, глубоко внутри знаешь, что справишься, и, что еще важнее, я думаю, ты знаешь, что хочешь справиться больше всего на свете. И каждый раз, когда ты чувствуешь, что слишком устала, чтобы продолжать, просто помни: ты бы не дошла до этой точки, если бы они не захотели поработать тоже. В горле Лили застрял комок от этих слов, от скрытых в них боли и опустошенности. Да, ей повезло, по крайней мере, с Северусом. Она не знала о Петунии, пока не знала, но могла надеяться, что, возможно, те сестринские узы, которые так крепко связывали ее со старшей девочкой, сработают и в другую сторону, позволив им наконец-то примириться. У Ремуса такой возможности с тремя другими мальчиками не было, потому что они его просто выбросили. Все, что у него осталось, — боль, сожаления и попытки стать лучшим человеком, чем он был, хотя он уже заплатил свою цену. Шмыгнув носом, Лили приподнялась достаточно, чтобы оставить, скорее всего отвратительно мокрый поцелуй на щеке Ремуса, а затем прижалась к нему покрепче и позволила его поддержке окончательно успокоить ее бурные мысли и чувства, приведя их в подобие нормального состояния. ____________________________________________________ — Итак, какие планы на сегодня? — спросила Афинора Адельманн, выходя на заднее крыльцо Поттер Мэнора, с которого открывался вид на конюшни. Повернув голову, чтобы на нее посмотреть, Джеймс улыбнулся. — Ну, мне сказали, развлечь себя самому, но если у тебя есть идея получше… — Вообще-то, думаю есть. Почему бы мне не аппарировать нас на побережье, чтобы мы устроили пикник? — А как же девочки? Афинора хихикнула. — Сегодня наши девочки могут сами о себе позаботиться. Насколько я знаю, твоя мать распланировала весь день, а меня милостиво освободили от охоты за детской одеждой. — Детской одеждой? — У племянника Куини к концу лета родится ребенок. Во многом поэтому она с нами и приехала, знаешь ли. Она переезжает к Скамандерам, чтобы облегчить все приготовления, роды уже через несколько недель, и, конечно, помочь, когда маленький крикун появится на свет. — А. Ну, что ж, будем по ней скучать, — произнес пожав плечами Джеймс, хотя и достаточно искренне. Спустя две недели он с некоторым удивлением обнаружил, что ему очень нравятся летние гости его родителей. Куини Голдштейн оказалось бойкой женщиной средних лет, которая с удовольствием развлекала всех в комнате. Леонора Адельманн, напротив, была гораздо более сдержанной, если не в своих рассказах, то в выражении лица. Тем не менее именно Афинора завладела почти всем вниманием Джеймса — в присутствии старших женщин она говорила гораздо меньше, чем когда они с мальчиком были предоставлены сами себе, но наедине она показывала себя чрезвычайно образованной и, что еще важнее, с твердым мнением по многим вопросам, плюс обладала независимым характером, что очень импонировало Джеймсу. — Вы с миссис Адельманн останетесь? — Если только вы нас не выгоняете, — ответила Афинора, одарив его озорной улыбкой. — Куини осталась здесь только для того, чтобы нашим мамам было легче подружиться. Но я уверена, мы еще не раз увидимся после моего отъезда — теперь, когда мама и Джеральд определились с весенней датой свадьбы, она будет мотаться туда-сюда еще какое-то время. Я продолжаю лоббировать переезд Джеральда в Бостон, и, думаю, он так и сделает, потому, в конце концов, придется организовывать переезд и ему. — И когда ты уезжаешь? Афинора пожала плечами. — Где-то в августе, но это больше зависит от моих друзей, чем от меня. Ну так что, хочешь сгонять на пляж? — В такую погоду? А чем еще заняться? — согласился Джеймс с легкой улыбкой. Прошло около часа, пока они собирали все необходимое для пикника на пляже и дожидались ланча от домовых эльфов, а потом пальцы Афиноры переплелись с его, и они, пошатываясь, очутились на тихом, уединенном побережье. Так как девушке нужно было аппарировать Джеймса, не активируя След, она предложила один из волшебных пляжей, разбросанных по всему побережью Англии и скрытых от глаз магглов защитными экранами Министерства. Он также, похоже, был частным, выкупленным определенной семьей или компанией, так как Джеймс заметил, что по крайней мере тот небольшой кусочек, на котором они очутились, оказался сравнительно пуст. — Как ты нашла это место? — спросил он, снимая обувь, чтобы зарыть ноги в песок. — Мой отец любил водить меня сюда, когда я была маленькой, — ответила Афинора, последовав его примеру и наклонившись, чтобы поднять босоножки, на мгновение открыв Джеймсу довольно приятный вид на свою попку в обтягивающих шортах. — Наша компания является крупным дистрибьютором Летучего Пороха в Штатах, поэтому, пока еще был жив, он частенько приезжал в Британию несколько раз в год на встречи с руководством и брал меня с собой. Летом, в какой-то момент поездки, мы всегда заглядывали сюда. — она задумчиво и немного грустно улыбнулась, окинув взглядом горизонт. — Я не возвращалась с тех пор, как он умер. Почувствовав укол сочувствия, Джеймс взял ее руку в свою, заставив девушку взглянуть на него. — Как давно это случилось? — В сентябре будет шесть лет. Она сжала его ладонь и потянула за собой, когда начала идти, и Джеймс почувствовал, как его сердце забилось быстрее от этого прикосновения, внезапно осознав с необъяснимой уверенностью, что именно сегодня он ее и поцелует, если правильно разыграет свои карты. Они разложили полотенца и зонтик, который Афинора достала из корзины и увеличила, а затем разделись и плюхнулись в море, чтобы искупаться. Джеймс с большим удовольствием отметил, что либо его спутница предпочитала маггловские купальники, либо американские волшебники были прогрессивнее, потому что Афинора надела коричнево-голубое узорчатое бикини, в котором выглядела просто потрясающе. Оно открывало столько кожи, что на несколько мгновений разум Джеймса немного помутился, прежде чем парень смог встряхнуться. Он выплыл в открытую воду, чтобы сбросить лишнюю энергию, а затем вернулся на мелководье, где Афинора дрейфовала на спине, раскинув руки, ее клубнично-светлые волосы окружили голову. — Помню, — начала девушка, когда Джеймс подплыл достаточно близко к ней, чтобы она могла говорить тихо и при этом быть услышанной, — как мой папа всегда использовал магию, чтобы сделать наши пляжные дни еще веселее. У него был целый арсенал всевозможных заклинаний для управления водой, и он помогал мне строить сложные замки из песка. Зажав нос, она откинула голову назад, несомненно, чтобы охладить лицо, после чего выпрямилась и одарила Джеймса улыбкой, гораздо более искренней и счастливой, чем все, что он видел до сих пор. Призвав с берега древко в умеренно впечатляющем исполнении беспалочковой магии, Афинора принялась демонстрировать всё, что помнила о заклинаниях отца, заставляя водяные ручейки подниматься в воздух и формировать различные фигуры, позволяя им скакать и танцевать вокруг, пока они не приближались достаточно близко, чтобы Джеймс мог смахнуть их в небытие своими руками. — Он рассказывал таким образом всевозможные истории, — пояснила девушка, слегка улыбаясь выходке Джеймса. — Мне было пять или шесть лет, когда он показал это впервые, и помню, как еще полгода требовала, чтобы он делал это каждый раз, когда укладывал меня спать. — Мы могли бы построить замок из песка, раз уж мы тут, — предложил Джеймс. — В память о твоем отце. — Ну, почему бы и нет, — согласилась она с ухмылкой. — Давай. Они устроили соревнование, строя копии своих школ в меру возможностей, с использованием огромного количества магии. Одна из приятных особенностей волшебных пляжей — Джеймс мог свободно ее использовать, и в итоге его знания в области трансфигурации привели к тому, что он без всяких угрызений совести заявил о победе в их состязании, а затем присоединился к Афиноре, чтобы помочь ей завершить модель Илверморни. — Пожалуй, сойдет, — задумчиво решила она, осматривая песчаную конструкцию, наклонив голову набок и свесив практически высохшие волосы на плечо. Пряди немного затвердели от соли, солнце было просто неумолимо. — Я могу изучать обереги в любое время дня и ночи, но все остальные аспекты архитектуры наводят на меня скуку. — И почему же? Впрочем, мне всегда казалось, что это довольно интересно. У нас тут, знаешь ли, есть довольно сумасшедшие архитектурные чудеса. Тебе стоит увидеть Нору Уизли. — Потому что один из моих лучших друзей изучает ее, и поверь мне, когда ты услышишь столько же, сколько и я, тебя тоже начнет тошнить. Она скорчила гримасу отвращения, которая заставила Джеймса рассмеяться, и через мгновение присоединилась к нему. — Почему ты никогда не бываешь такой разговорчивой дома? — спросил он девушку через мгновение и получил в ответ пожатие плечами. — Есть свои время и место для того, чтобы говорить определенные вещи, — легко ответила она, — и, по мнению моей матери, это часто не то время и не то место. То, чего она не знает, не причинит ей вред. — О да, это я понимаю, — согласился Джеймс. — Есть ли что-то, чего ей не следует знать? Афинора лукаво ухмыльнулась. — Не знаю, есть ли? Джеймс растерянно моргнул, и за то время, которое ему потребовалось, чтобы понять смысл ее слов, Афинора уже преодолела расстояние между ними, запустила наманикюренные песочные пальцы в его растрепанные волосы и без всяких колебаний и сомнений поцеловала его. Мягкие и соленые, словно жесткий шелк, губы прижались к нему. Разумеется, когда через мгновение его ошеломленный мозг сумел осмыслить ситуацию, Джеймс рванулся вперед, повторяя ее жест и зарываясь рукой в волосы. Его глаза сами собой закрылись, когда ее губы приоткрылись, чтобы он мог зажать нижнюю между своими и слегка прикусить, сердце воспарило в триумфе, когда он почувствовал, как она задрожала всем телом от его движения. После этого все превратилось в какой-то похотливый туман ощущений и вкуса, гораздо более захватывающий, чем предыдущие поцелуи Джеймса, потому что, в отличие от девушек, с которыми парень встречался раньше, Афинора отталкивала, пыталась доминировать как и Джеймс, и это выводило его из равновесия. За последние три года, с тех пор как у него появился интерес к представительницам слабого пола, Джеймс обнаружил, что благодаря своей популярности в школе у него более чем достаточно потенциальных партнерш. Почти все девушки были либо его возраста, либо младше, и все они, похоже, вписывались в общую категорию «хороших девочек». В противовес Сириусу, который, казалось, заводился от агрессии, Джеймс выбирал девушек, предпочитавших или даже скорее ожидавших, что парень возьмет все в свои руки. Единственная, кто так не считала, — единственная, кто имел значение, — Лили Эванс, и Джеймс в самые темные часы ночи фантазировал о том, какой любовницей она может оказаться, когда ему наконец удастся ее соблазнить, обозначая ее в своем сознании как ту, с которой все будет по-другому, потому что все, что касалось Лили, было иначе — лучше — чем со всеми остальными девушками вокруг него. Афинора, конечно, не Лили, это было очевидно с того момента, как Джеймс положил на нее глаз, но он понятия не имел, чего ожидать, когда обнаружил, что его влечет к ней сильнее, чем к любой из предыдущих пассий. Ему следовало бы помнить, что девушка на три года старше, и теперь, когда она повалила его на песчаный Илверморни, чтобы оседлать и прочертить грязную мокрую дорожку от адамова яблока до уха, он не мог сделать ничего, кроме как громко стонать и инстинктивно выгибаться под ней в поисках трения, пока она покусывала и посасывала ему мочку. Ее смешок немного привел парня в чувство, и, к своему глубокому смущению, он заскулил, когда она дразняще лизнула его за ухом кончиком языка и отстранилась. — Полегче, любовничек, — прошептала она ему. — Может, у тебя и нет опыта секса на песке, но у меня есть, и он не прикольный. Мы не будем заниматься этим здесь. Быстрая, как змея, она чмокнула его в щеку и соскользнула, оставив пыхтеть на своем разрушенном песчаном замке с очень заметной выпуклостью в плавках. — Ты чертова дразнилка, — прохрипел он, приподнявшись на локтях и глядя на ее непритворно самодовольное лицо. — Терпение, Джеймс, ты меня еще поблагодаришь, что ему научишься, — ответила она. — А теперь пошли, охладимся, а потом пообедаем. Вскочив на ноги с жаждой мести в крови, парень побежал к ней. Афинора, почти не уступая ему в проворстве, устремились к воде, опережая его. Ее смех перешел в восторженные крики, когда длинноногий Джеймс неизбежно ее догнал и перекинул через плечо. Рассекая волны он двигался, пока не оказался на достаточной глубине, чтобы бросить ее в воду и окунуть. Некоторое время они сражались, а когда это надоело, Джеймс устроил очередной сеанс поцелуев, который намеревался завершить, раззадорив ее, но в итоге сам же и создал себе эту проблему. Афинора, видимо, была из тех, кто любит отсроченное удовольствие, потому что к тому моменту, когда девушка, оттолкнув его и споткнувшись, плюхнулась в океан, она выглядела раскрасневшейся и тяжело дышала, но при этом ухмылялась. — О, как многому я должна тебя научить, Джимми, — пообещала Афинора, и ее голос сам по себе был дымчато-соблазнительным, когда она опустилась в воду и подплыла к нему, чтобы обхватить руками плечи, а ногами — талию. — К тому времени, когда я с тобой закончу… Джеймс резко выдохнул, когда она укусила его за шею, и усмехнулся, чувствуя, как в животе зарождается предвкушение. — Как насчет того, чтобы сразу перейти к делу? Девушка тихонько фыркнула, горячее дыхание восхитительно скользнуло по коже, и слегка отстранилась, чтобы встретиться с ним взглядом. — Скажи мне, Джеймс, сколько опыта у тебя на самом деле? ____________________________________________________ Петуния пересмотрела свои взгляды. Не прямолинейно и не в открытую, но, по крайней мере, уважительнее, чем Лили когда-либо могла припомнить, и, несмотря на то, что это ничего не стерло, оно все равно походило на настоящее новое начало. Лили предоставила Петунии необходимое ей время, как бы это ни было больно, и вместо этого проводила дни с Ремусом, читая книги, смотря фильмы по телевизору и играя в волшебные шахматы, которые выпали из ее рождественской хлопушки в тот год, когда она осталась на зимние каникулы в Хогвартсе. Они оба были настолько в них ужасны, что фигурки часто скатывались к нецензурным ругательствам и общему неповиновению, пока Лили и Ремус переставляли их совершенно наугад и смеялись так сильно, что приходилось бежать в ванную, боясь описаться. А однажды вечером они даже сходили в маленький городской клуб и провели там несколько часов в окружении громкой поп- и рок-музыки, вспотев не из-за погоды (или не столько из-за нее), а просто потому, что прыгали и танцевали в толпе других молодых людей, испытывавших те же чувства, что и Лили с Римусом. В тот первый вечер Лили встретилась с Северусом и провела с ним полтора часа в тишине и покое, изучая книгу по Темным искусствам, которую он ей одолжил. В суматохе окончания этого учебного года она забыла, как хорошо он умеет объяснять, когда действительно хочет. Девушка также успела позабыть, что учеба — не то же самое, что исследование, и хотя занятия с Ремусом оказались гораздо более продуктивными для сдачи экзаменов, исследования с Северусом были невероятным потоков гениальных моментов, полных отказов от осторожности и предложений самых возмутительных идей, заставлявших их фыркать или смеяться над вероятными (и часто взрывоопасными) последствиями, к которым они могли привести. Ей даже удалось собрать Ремуса и Северуса вместе, около трех дней спустя, и хотя они оба, казалось, прикусив языки, держали ее между собой в качестве физического барьера, парни всё же выполняли обещанное, и оставались вежливыми. На этот раз Лили подготовилась получше и притащила с чердака одну из своих самых старых настолок, «Парчис», обманчиво простую игру, основанную, по большей части, на чистой удаче. Это означало, что сколько бы они все ни рычали друг на друга, особого повода для гнева, когда кубик выпадал так, как выпадал, не было. На третьем раунде — Лили выиграла один, Северус — второй, поэтому Ремус был полон решимости выиграть следующий — Петуния постучала в дверь и спросила, в чему весь шум. Северус, из всех людей, несколько снисходительно пригласил ее присоединиться, и, к удивлению Лили, Петуния согласилась, хотя ей пришлось сесть напротив сестры на пол между двумя мальчиками. В следующих двух раундах она их разгромила и выглядела очень самодовольной, вызвав оскорбления со стороны Северуса, который затем переключился на Ремуса, когда тот наконец отыгрался, и к тому моменту, как шестой раунд завершился победой Лили, все трое бросались наездами и упреками и требовали переходить к игре на реальные навыки. Это был хороший день, они играли до самого ужина, избавившись от необходимости сидеть за обеденным столом и вести светские беседы, поскольку Лили уговорила маму разрешить им поесть в ее комнате. Они переключались с одной быстрой игры на другую, а позже Петуния даже согласилась научиться играть в «Подрывного дурака», подарившего ей прекрасную возможность поиздеваться, когда карты взрывались на лицах других людей, но заставившего ее саму быстро раскиснуть, когда это случилось с ней. В завершение вечера они сыграли в какую-то смесь «Пиковой дамы» и «Магзоопарка сумасшедшего волшебника», которой Северус научился у своих новых слизеринских друзей, и в итоге они с Петунией оказались в равном положении по общему количеству выигранных раундов. Старшая сестра одержала победу благодаря очень умело разыгранному финту, из-за которого Северус вытянул у нее даму прямо перед тем, как Ремус закончил игру. Когда Северус наконец ушёл, было уже девять, и на этот раз, когда Лили его обняла, он, казалось, гораздо охотнее это принял, что, как ни парадоксально, сделало всё гораздо менее неловким, чем их объятия за несколько дней до этого. В общем, не вечер сближения как таковой, но вечер, когда все они превратились в обычных подростков, какими и были, без предрассудков, магии и старого, сильно им мешавшего, негативного опыта. Это также привело Петунию в настолько хорошее расположение духа, что она предложила Лили повторить что-то подобное вместе, только вдвоем, из-за чего девушка ухмылялась как идиотка весь оставшийся вечер. В целом, учитывая довольно бурное начало, неделя выдалась на редкость удачной, и именно поэтому у Лили возникло иррациональное предчувствие, что на горизонте маячит что-то плохое. И она оказалась права, хотя это не помешало ей получить удар в грудь, сравнимый с бладжером, когда это плохое наконец наступило.