The Path Not Tread // Непроторенная тропа

Столкнуться с заблуждениями

— Как думаешь, мы сможем завтра собраться у тебя? — спросила Лили в один из дней, когда они с Северусом сидели под деревом, разместив между собой небольшой кулер, наполненный льдом, с охлажденными банками газировки и бутылками с водой. Северус наконец-то уступил нестерпимой жаре и, насколько получилось, закатал рукава и штанины. Мальчик смог заставить себя сделать только это, стесняясь тощей груди и длинных костлявых пальцев ног. А вот Лили, похоже, не боялась обнажать кожу: сегодня она была одета в свободный светло-голубой узорчатый комбинезон с тонкими бретельками и очень короткими шортами, из-за чего ему казалось, что ее ноги вытянулись на многие мили. На голове — любимая широкополая шляпа, а зеленые глаза спрятаны за новыми солнечными очками, заставляющими его нервничать, потому что взгляд парня постоянно возвращался к ее коже, голым ногам в босоножках на платформе, обнаженным рукам, очерченной пропитанной потом голубой тканью груди, и, не зная, где находятся ее глаза, он не мог быть уверен, что его не поймают за подглядыванием. Все уступки жаре, связанные с одеждой, ничуть не помогали, к его вечному раздражению. Чуть ранее синоптики объявили сегодняшний день самым жарким в Великобритании: в некоторых районах страны доходило до тридцати шести градусов по Цельсию. Дождей не предвиделось, и судя по тому, что Северус слышал из новостей, страна начинала потихоньку паниковать, поскольку к этому времени большинство водохранилищ превратились в лужицы. Их маленькая речушка уже практически высохла, и, скорее всего, если так пойдет и дальше, через пару недель пересохнет окончательно. — Нет, — устало ответил он, вытирая плечом пот, стекающий по лицу. Северус только зуд, вызванный капельками, скатывающимися по щеке, остановил — рубашка почти насквозь промокла после часа на улице. — Даже если придем утром? — Лили… — Я скучаю по магии, — заныла она. — И уже неделю не сплю по ночам. Знаешь, как трудно настроить вентилятор так, чтобы он охлаждал меня, но не дул при этом всю ночь прямо в лицо? Мама начинает беспокоиться о счетах за электричество, не говоря уже о том, что нам придется экономить воду. А у тебя дома, Сев, можно творить волшебство. — Нет, — прошипел он, качая головой. — Нет, никакой магии там, где они могут ее засечь. — А когда их нет дома? Ну же, как будто твоя мама никогда не уходит, — проворчала она. — Я знаю, что ты успеваешь придумывать всевозможные заклинания. — Это мой риск. Но я не собираюсь рисковать тобой, — твердо сказал он ей, и Лили почти сразу же, казалось, смирилась. — Ладно, — пробормотала девушка, прижимая охлажденную банку к покрасневшему лбу и щекам. — Но в следующий раз встретимся в моей комнате, потому что я больше не могу выносить здешнюю жару. — Окей, — согласился он, слова спотыкались друг о друга, грозясь вырваться наружу. Подросток тоже не выносил жару, но встреча с Лили стоила его дискомфорта. По крайней мере, она наконец додумалась предложить такой вариант. Северус не решался поднимать эту тему, не зная, будет ли он по-прежнему желанным гостем в доме Эвансов после всего, что произошло между ним и Лили. — Над какими заклинаниями ты сейчас работаешь? — спросила лучшая подруга, опускаясь обратно на пожелтевшую траву, перекатывая банку по горлу и ключице. Глаза Северуса так и остались прикованы к этому предмету, к тому, как он скользил по изгибу ее шеи. У него пересохло во рту, когда она приложила его к вырезу своего легкого, облегающего топа. Мерлин, она выглядела потрясающе, белая кожа и подтянутое тело, длинные ноги и упругая грудь, которую ему вдруг захотелось потрогать, лизнуть, погладить, и, сглотнув, Северус плотно закрыл глаза, отчаянно пытаясь прогнать внезапное стеснение в брюках, боясь даже представить, если Лили узнает, что с ним происходит. Парень отвернулся и уставился вдаль, едва замечая почти высохшее русло реки, пока соблазнительный образ бледной, сверкающей кожи Лили плыл в его сознании. Северус не знал, что делать в такие моменты, когда все остальные эмоции, которые он к ней испытывал, затмевались неразбавленным плотским вожделением, когда глупые гормоны напоминали, что ему шестнадцать, а он ни разу в жизни не целовал девушку. Парень привык чувствовать тяжесть мира на своих плечах, привык испытывать тихую, непрекращающуюся тоску по девушке рядом с ним. Но ощущать себя как любой другой мальчик-подросток, столкнувшийся с очень горячей девушкой? Совсем другое дело. И трижды проклятая жара ничуть не помогала. В последние десять дней он дрочил чаще, чем за весь прошлый год, и в ближайшее время ситуация не планировала меняться, если она продолжит творить что-то подобное с банкой содовой или, Мерлин помоги ему, кубиками льда. — Северус? Он ощутимо вздрогнул, мальчик знал, его щеки запылали бы, если бы и так не были такими красными от жары. — Хм? — Ты сейчас работаешь над какими-нибудь заклинаниями? Или чем-то еще для Дамблдора? — О. Эм… не для Дамблдора. В основном тренируюсь в Окклюменции. И я не могу сейчас обмениваться совиной почтой, так что не жду никаких писем от слизеринцев. — Но ты ведь работаешь над тем, чтобы попасть к Пожирателям смерти? — тихо спросила она, повернув голову, чтобы посмотреть на него из-под шляпы. Хвост распушился вокруг ее головы, напоминая заходящее солнце. Когда он ничего не ответил, девушка поднялась на ноги и бросила банку обратно в холодильник. — Сев, я знаю, что мы мало об этом говорили, и если тебе приходится что-то от меня скрывать, я понимаю. В смысле, я не знаю, как всё работает, но предполагаю, что не смогу быть посвящена во многое, как бы мне ни хотелось. Но я не… Я понимаю. Мне это не нравится, я ненавижу этих людей, но обещаю, я сделаю все возможное, чтобы всегда помнить: ты делаешь то, что должен по правильным причинам. Северус задался про себя вопросом, совпадает ли хоть немного их представление о правильных причинах. Лили так часто выплескивала свою ненависть и отвращение к их группе, к связи Северуса с ними, что теперь он почти инстинктивно насторожился в ожидании язвительных упреков и резкого неодобрения. Но она старалась. Он видел по ее лицу. Лили решила быть на его стороне, и Северус хотел с ей открыться, хотел, чтобы девушка поняла, хотел, чтобы увидела, что он поступает так, как она считает правильным, что он пытается измениться и не позволит чему-то вновь встать между ними. Поэтому он заговорил. — Уилкс сменит Розье в сентябре, я буду работать с этими двумя, судя по нашей с ними беседе, прямо перед каникулами. — Что… что это повлечет за собой? И что насчет Эйвери и остальных? Северус вздохнул, облизнув губы в нерешительности. — Пока, наверное, мелочи. Они захотят выяснить, в чем мои сильные стороны. Розье, когда придет время, будет настаивать, что именно он меня нашел, — усмехнулся слову парень. — Время для чего? — резко спросила она, стягивая с головы солнцезащитные очки и зацепляя их за шляпу. — Для встречи с Темным Лордом, — тихо ответил подросток. — Но это еще не скоро случится. Они не осмеиваются вербовать тех, кто не достиг совершеннолетия или тех, чьи родители не готовы дать согласия. — Согласия на что? Северус, это звучит- — Темную метку. Она обеспечивает прямую связь с Темным Лордом, и предназначена лишь для приближенных. Эйвери получил ее этой весной, это означает, что он теперь полноправный Пожиратель смерти. Уверен, такая есть и у Розье, хотя не знаю насчет Уилкса, он не из видной семьи. — Я думала, это просто бредни, придуманные конспирологами, — произнесла она, голосом хриплым и сухим. Северус некоторое время изучал ее лицо, пытаясь прочесть по нему эмоции. Ужас был самым заметным, но страх тоже присутствовал. Он покачал головой. — Нет, уже реальность. Это… самая большая честь, которую Темный Лорд может оказать новобранцам. Это значит, что ты один из них. — А ты… — поперхнулась она словами, сглотнула и потянулась, бездумно, к его голому предплечью. Даже несмотря на тяжелую тему, ее пальцы на коже ощущались как электричество. — Ты собираешься ее принимать? — Не знаю, — ответил он, ложь вырвалась инстинктивно. — Я еще ничего такого с Дамблдором не обсуждал. Она кивнула, затем придвинулась ближе и положила голову ему на плечо, обвив руку вокруг локтя. Северус почувствовал себя одурманенным этим прикосновением, ее кожа, горячая словно печь, добавляла жару к и без того перегретому телу, и он почувствовал, как в легких заканчивается кислород, а щеки пылают. Мерлин, как же хотелось ее обнять, накрутить рыжие пряди хвоста на пальцы, попробовать на вкус капельки пота, скатывающиеся по ее руке и скапливающиеся на внутренней стороне локтя. Он решительно отогнал эти мысли и отчаянно попытался найти хоть что-нибудь, что заставило бы ее отодвинуться, ведь, как бы ни была изысканна пытка, когда Лили так прижимались, все еще было чертовски жарко, она выглядела отчаянно соблазнительной, и он не сможет пережить унижения, если она заметит его растущую эрекцию. — Я работаю над заклинанием. Защитным заклинанием, которое может оказаться весьма разрушительным. Оглядываясь назад, не самое умное, что он мог сказать, хотя слова и достигли цели. Лили почти сразу же отстранилась, оставив Северуса с чувством глубокого разочарования и одновременно благодарного облегчения. — Темная Магия? — Да, — подтвердил он, заставляя себя выпрямить позвоночник и посмотреть ей в глаза. — Предназначено только для врагов, но да, заклинание Темное. Она нахмурилась и открыла было рот, чтобы, как он не сомневался, начать его ругать, и парень приготовился к ссоре, не зная, может ли позволить себе в ней проиграть. — Ты осторожен? Фраза заставило его остановиться. — Чего? — Темная магия развращает, Северус. Если ты возишься с ней без понимания, что именно делае- — Да знаю я, что делаю, Лили, — запротестовал он, — я изучал Темную магию годами. — В одиночку, — подчеркнула девушка. — Это опасно, ты ведь самоучка, или хочешь сказать, твоя мать показывала тебе хоть что-то, кроме того, где хранятся книги? — Технически, она даже этого мне не показывала, — пробормотал он, закатив глаза. — Я знаю, что делаю. — Почему ты не можешь хоть на секунду отнестись к моим тревогам всерьез? — воскликнула она язвительно и очень раздраженно. Северус тут же почувствовал, как сердце его забилось в бешеном, испуганном ритме стаккато. — Ты от нее не откажешься, а теперь, когда работаешь с Дамблдором и подавно, и я пытаюсь с этим справиться, но ты ведешь себя так, будто я наивная, глупая дурочка, которая совершенно ничего не знает о Темной магии! — Нет, Лили, всё не та- — Ну, а как по-твоему? Ты продолжаешь обвинять меня, хотя я просто прошу тебя быть осторожнее, ради всего святого, как будто мое беспокойство не стоит и грязи под твоими ногтями! — Я и так осторожен, Лили. Я всегда осторожен, когда изучаю Темную магию. И я- мне жаль, окей, я не это имел в виду — твои переживания совсем не не важны, я бы никогда так не подумал — я просто… — Просто что? — Просто я все время жду, что мы снова растворимся в наших старых спорах, — признался он, прикусив губу и опустив глаза на кожу большого пальца, которую ковырял, пока не образовался заусенец, а затем снова посмотрел на нее. Ее зеленые глаза были печальны, когда он встретился с ними взглядом. — Лили, я не собираюсь прекращать изучение Темных искусств. У меня все равно нет особого выбора в данном вопросе, но… но если бы и был — мне нравятся Темные искусства, теория, лежащая в основе такой магии, ее сложность, то, как она отличается от обычной. В ней есть нечто гораздо большее внушаемого на твоем факультете. Я не передумаю работать на Свет и не превращусь в Пожирателя смерти, только потому, что они мне нравятся, обещаю, но я больше не хочу ходить с тобой на цыпочках вокруг этой темы. Пожалуйста, пожалуйста, пойми. Глубоко вздохнув, она кивнула, едва слышно выдохнув: — Хорошо. Несколько долгих мгновений девушка терла глаза пальцами, словно сдерживая слезы, разрывающие Северусу внутренности. — Хорошо. Я… — она потянула нежную кожу губы зубами, а затем провела по ней рукой, прежде чем большим пальцем оторвать крошечный кусочек и бросить в траву. На губе остался маленький порез, из которого медленно сочилась кровь, пока она ее не слизнула. Северус не мог отвести глаз, во рту вдруг появился привкус меди. — У тебя есть какие-нибудь теоретические книги на эту тему? Его глаза взлетели вверх, чтобы встретиться с ее. — Что? — У тебя есть теоретические книги по Темной магии, которые ты мог бы мне одолжить? Он растерянно моргнул и повернулся к ней лицом. — Ты хочешь почитать мои книги о Темных искусствах? — Да, Северус, — огрызнулась подруга, голос слегка дрожал. — Ты утверждаешь, что я ошибаюсь, что в них есть нечто большее, поэтому я хочу понять. Если это часть тебя, то у меня нет выбора, не так ли? Мерлин, она правда собиралась заплакать. В горле Северуса завязался комок от такой возможности, и он кивнул. — Не вопрос, у меня есть одна, по большей части теоретическая. Лили, прости, я не- — За что ты извиняешься? — прервала она, слегка фыркнув. — Мы ведь больше не будем спорить об этом, правда? — Ты не обязана делать то, чего не хочешь, — мягко сказал он, покачав головой. — Все в порядке, если ты немного- — Немного что? Немного неспособна справиться с Темной магией? Еще немного и покроюсь от этого мурашками по коже? — Боишься, — ответил парень, возможно, более откровенно, чем кто-либо из них был способен. — Я не боюсь! — Ты выглядишь так, будто вот-вот расплачешься! Лили замерла, затем сделала глубокий вдох и выдохнула. — Я не собираюсь плакать, — пообещала она, и голос ее, к счастью, стал гораздо более ровным, чем несколько мгновений назад. — Может я и … опасаюсь… этого. Темная магия… она… она всё портит. Разве плохо, что я не хочу в нее вникать? — Я тебя и не прошу, Лили. — Просишь. Просто не осознаешь, — возразила девушка. — Всё это, вся ситуация — неужели ты думаешь, что я только вяло обниму тебя в знак благодарности, а потом сделаю вид, что ничего у вас там с Дамблдором не происходит? Даже если бы ссора не имела для меня значения, я бы все равно хотела быть рядом с тобой. А если я не готова сделать это ради тебя, думаешь, наша дружба станет лучше, чем прежде? Ты бы хранил от меня секреты, я бы притворялась, что понимаю, чем ты занят, но ты бы продолжал в открытую поддерживать слизеринцев и Волдеморта, и я бы в итоге забыла, на чьей ты стороне, или подумала, что мой друг просто дал мне очередное пустое обещание, и мы бы закончили там же, где начали в прошлом месяце. Нет, Северус. Ты может и не просишь меня, я может и не сожалею о том, что все так сложилось — потому что мне не жаль, — но не делай вид, будто у меня есть выбор. И Северус с ужасом понял наконец, что она имела в виду, почему настаивала. В его сознании будущее, нарисованное Лили, казалось таким осязаемым, таким реальным, что желудок скрутило и желчь обожгла горло. Он пошел на всё это ради нее, пошел потому, что не хотел ее терять, и думал — Северус помнил, как размышлял об этом, — что проделанное останется бессмысленным, если она не встретит его на полпути. Но он никогда, никогда не предполагал, что для нее встретить его на полпути — значит причинять себе такие страдания, как сейчас. — Я никогда не хотел, чтобы ты- — Я знаю. Но это неважно, так уж сложилось, и я готова, Северус. Для меня это важно, понимаешь? Ты и наша дружба, я не хочу ее потерять, и поэтому сделаю все от меня зависящее, но иногда я просто не могу… сделать это изящно, вот и все. Мне понадобится твоя помощь, поэтому, пожалуйста, не… не веди себя так, будто оно того не стоит или будто ты не можешь с этим справиться. С трудом сглотнув, Северус кивнул. — Хорошо. Только помни, теория Темных искусств — не то же самое, что реальное применение Темной магии. Большинство заклинаний основывается на общей магической теории, и простое знание и понимание того, как это работает, не окажет на тебя особого воздействия. Даже большая часть Темной магии не даст того эффекта, о котором все думают, если пользоваться ей с умом. — Постараюсь разобраться, — пообещала она, решительно кивнув. — И ты прав: знать — одно, а делать — совсем другое. Я думаю… Думаю, что если все закончится настоящей войной, то мои враги наверняка станут использовать против меня Темную магию, и мне необходимо понять их методы, если я хочу успешно защищаться. — Всё так, — согласился он и с облегчением выдохнул, когда тема была исчерпана. И, несмотря на ее явное отвращение к Темной магии, какая-то часть души воспряла духом, нервничая от того, что подруга действительно изучит ее как следует и вынесет вердикт. Несмотря на то, что она порицала Темные искусства с тех пор, как он впервые заговорил о них, Лили никогда не была хорошо информирована по этому вопросу. Возможно, девушка действительно найдет в книге что-то полезное, и он сможет поговорить с ней об этом, не опасаясь порицания. От этой мысли Северус снова почувствовал себя десятилетним мальчишкой, который впервые в жизни принес книгу, чтобы ей показать, который надеялся, что лучшая подруга заинтересуется ею так же, как и он сам. Его пугало это чувство. ____________________________________________________ Полнолуние выпало на воскресенье 11 июля, и целиком светило показалось чуть позже двух часов дня. Лили провела этот вечер и половину ночи, глядя на белый шар в безоблачном небе: глаза щипало от усталости, но жара и нервозность не давали ей уснуть. Она понимала, что нервничать глупо — в конце концов, Ремус переживал такие ночи, как эта, двенадцать раз в год на протяжении двенадцати лет, и не было причин думать, что в этот раз всё пройдет по-другому, — но ничего не могла с собой поделать, когда так ясно помнила, каким опустошенным он выглядел после последнего полнолуния и как тяжело воспринял отсутствие бывших друзей в больничном крыле. Она продержалась до одиннадцати тридцати утра, прежде чем наконец поддалась собственному волнению и набрала домашний номер Ремуса. За последние пару недель они с мальчиком разговаривали около четырех или пяти раз, но только сегодня у нее получилось застать кого-то, кроме Ремуса — оба его родителя работали, и большую часть дня он оставался дома один. Поэтому, когда после шестого гудка на другом конце раздался мягкий, мелодичный голос Хоуп Люпин, она догадалась, что мать друга сегодня не пошла на работу и Ремус не страдает в одиночестве от последствий своего проклятия. — Резиденция Люпинов. — Здравствуйте, миссис Люпин, это Лили Эванс. — О, привет, Лили. Звонишь, проведать Ремуса? — Как он? Очень трудная ночь? — В целом нормально, кажется получше, чем в прошлый раз, — ответила мама Ремуса. — Пойдем проверим, проснулся ли он, думаю, ему будет полезно услышать твой голос. — Спасибо. Примерно через две минуты она услышала небольшой грохот, видимо от того, что телефон несли в комнату Ремуса. Девушка выдохнула с тихим облегчением, когда раздался его голос, немного дрожащий и измученный, но, определенно, достаточно спокойный. — Привет, Лили. — Хэй, Ремус. Хотела тебя проведать, узнать, как прошла ночь. — Думаю, неплохо — произнес он с усталым смешком. — Ничего такого. Ты как? — Слишком перегретая, чтобы спать, слишком уставшая, чтобы думать, но переживу, — ответила она с легким смешком. — У вас там внизу прохладнее? — Ничуть. К счастью, наш дом — зарегистрированная резиденция волшебников, так что, по крайней мере, мои дни явно поприятнее твоих. — Вот как? — спросила она, преувеличивая свое возмущение до совершенно абсурдных непропорциональных размеров. — Злорадствуем, да? Смех Ремуса звучал вымученно, но он был, и именно этого Лили и добивалась. — Эй, вообще-то на мне лежит изнуряющее проклятие, дай мне хотя бы сейчас позлорадствовать, что моя жизнь получше твоей! — А теперь ты пытаешься навязать мне чувство вины, — ответила Лили, стараясь передать голосом, как сильно она закатывает глаза. — Божечки, какой же ты отличный друг. — Лили? — Ремус вдруг засомневался. — Ты ведь шутишь сейчас, да? — Конечно, Ремус, просто тебя поддразниваю, — ответила она ему. — Хотя, раз уж мы заговорили об этом, я действительно злюсь, но не на тебя. — А на кого же? — На чертово Министерство магии и чертового Минчама! Хорошо семьям волшебников, которые могут в любой момент воспользоваться Агуаменти, и поэтому не задумываются о таких вещах, как пустые водохранилища, повторное использование жидкости и необходимости носить ведра из чертовых колонок, не говоря уже о тепловых ударах из-за всех этих безумных температур, но никто никогда не думает о магглорожденных, не достигших совершеннолетия, чьи семьи могут нуждаться в помощи, в которой им отказывают просто потому, что они ограничены этим дурацким никакой-магии-на-каникулах правилом, хотя оно не распространяется на всех тех, кто живет в пределах резиденции волшебников! И знаешь, сколько раз этот вопрос поднимался в Министерстве? Ровно ноль раз, если верить Пророку. Ноль, Ремус! Всем плевать, потому что единственные, кого это хоть как-то касается, — магглорожденные! — Давно копилось? — забавляясь, спросил мальчик. — О! Мерлин, ты даже не представляешь! — воскликнула она. — Я уже на пределе из-за этой идиотской жары, а теперь нам еще и воду приходится нормировать! Вздохнув, она потерла уставшие глаза. — Прости, не хотела тебя огорчать. Уверена, ты достаточно уставший и без моего гнева. — Нет, всё… всё нормально, — ответил Ремус. — Помогаешь отвлечься от воспоминаний о прошлой ночи. — Тебе еще кто-нибудь писал? — Ты про моих бывших друзей? — поправил он ее со вздохом. — Нет. Хотя, вообще-то, от Питера прилетела сова два дня назад, но я подожду сентября. Ты не хуже меня знаешь, что он последователь до мозга костей и будет делать всё, как решат Джеймс и Сириус, если только не уверен, что они не узнают. Честно говоря, Лили, после всего, что произошло, я уже ничего от них не жду. Их позиция вполне ясна. — Мне так жаль, Ремус. Боже, какие же они придурки. Телефонная трубка была скользкой и теплой, когда она крепко сжала ее пальцами, ее ярость за него нарастала, как прилив. — Как ты не раз говорила. — Что ж, это правда. Тебе без них лучше, а если они решат вернутся, то их выпороть будет мало. — Мы можем о чем-нибудь другом поговорить, пожалуйста? Я не очень-то хочу снова поднимать эту тему. — Да, конечно, — поспешно сказала Лили, проклиная себя за идиотизм. Она должна была ему помогать, а не расстраивать. — Прости, Ремус. Не хотела тебя расстраивать. Похоже, в последнее время я только в этом хороша. — Пожалуйста, не говори так, ладно? Твои звонки… они действительно много значат для меня, правда. До сих пор это было очень одинокое лето. — Так приезжай, — предложила девушка. Закрыв глаза, она прислонилась головой к стене. — Приехать к тебе? Лили, ты же знаешь, что я не… ну… — Не просто на денёк. Я имела в виду на пару недель. Уверена, что смогу убедить маму и папу позволить тебе пожить в гостевой спальне. Мы могли бы съездить в Манчестер или Бирмингем, там недалеко есть кинотеатр. Я уже несколько дней уговариваю Северуса пойти со мной поплавать, думаю, скоро он сломается. Даже его знаменитое упрямство бессильно против такой жары. — Лили, — укорил он, и она почувствовала, как друг качает головой в легком раздражении. — Мне кажется, ты переоцениваешь терпимость, существующую между мной и Снейпом. — Несуществующую, ты имеешь в виду? — ответила она. — Я знаю, как обстоят дела на самом деле, Ремус. Даже заставить Северуса признать, что мы с тобой друзья, было непросто, и я знаю, что ты терпишь наши разговоры о нем только из вежливости. Я не наивна. Но… неужели плохо, если я хочу, чтобы два моих лучших друга нашли способ не пытаться оторвать друг другу головы каждый раз, когда они случайно из-за меня пересекаются? — Нет, Лили, конечно, нет. Просто… — Пожалуйста? Для меня это будет много значить. И даже если у вас не получится, я бы все равно хотела, чтобы ты приехал. Обычно я провожу все свое время здесь с Северусом, и у нас неплохо получается восстанавливать нашу дружбу, думаю, он потерпит пару недель, если вы двое действительно не сможете найти способ сосуществовать. Мы повеселимся, обещаю. Он вздохнул и замолчал, а Лили прикусила губу, чтобы не дать себе возможности разныться сильнее. Наконец, спустя, казалось, целую вечность, он снова вздохнул и ответил: — Да, хорошо. Я поговорю с мамой, и ты тоже должна спросить своих родителей. Может, в конце недели? И точно не дольше третьего августа, я бы предпочел провести неделю перед следующим полнолунием дома. — Хорошо, мне подходит, я как раз собираюсь встретиться с девочками на пару недель на берегу моря в воскресенье, это, кажется, первое число месяца. — Договорились тогда. Я позвоню тебе вечером, чтобы утрясти детали? И, может, поищешь самый быстрый способ, как мне до вас добраться, наверняка же есть расписание поездов и все такое? — Предоставь это мне. Лили прикусила губу, пытаясь представить, как пройдут следующие две недели: она знала, что Ремус ради нее постарается быть вежливым, если не дружелюбным, Северус, однако, орешек покрепче. Но, несмотря на то, что идея возникла совершенно спонтанно, она не могла не надеяться, что она окажется удачной. Возможно, вдали от Хогвартса и постоянного противостояния, разжигаемого окружающими, эти два мальчика смогут разглядеть друг в друге то, что видела в них она, а если нет, то, по крайней мере, научатся мирно сосуществовать, когда это необходимо. И, кроме того, никто из ее хогвартских друзей никогда не приезжал к ней летом, и она с нетерпением этого ждала. Ремус был тихим и ненавязчивым, и она сомневалась, что даже Петуния сможет найти в нем что-то, что ей не понравится, кроме, возможно, внешнего вида (хотя, как заметила мрачная часть Лили, этого, похоже, более чем достаточно для ее сестры). И может быть, посторонний человек поможет ей понять, что происходит в их доме, потому что она до сих пор не разобралась. Лили очень надеялась, что на этом фронте произойдут хоть какие-то подвижки, пусть даже плохие, потому что напряжение медленно, но верно сводило ее с ума. Что угодно лучше, чем этот никем не признаваемый, тяжелый воздух, пропитавший ее каникулы, подобный мрачной, тягучей атмосфере перед сильной летней грозой — стоит ей прийти и дождь всё смоет, но ожидание могло быть невыносимым. ____________________________________________________ Род Блэков — старейшая магическая семья, утверждающая, что их родовая резиденция — таунхаус в центре Лондона, а не величественное загородное поместье. Лично Сириус был убежден, что всё это полнейшая чушь, ведь даже он, совершенно не интересующийся историей собственной страны, знал: до начала этого века высшее сословие, если это было возможно, предпочитало оставаться не в Лондоне, а городские постройки использовались в лучшем случае сезонно. В единственном загородном имении, на которое претендовала семья Блэков, сейчас проживали родители его матери вместе с ее младшим братом Сигнусом. Это было маленькое, невпечатляющее строение, принадлежавшее когда-то более древней, а теперь исчезнувшей ветви семьи, перешедшее в собственность Поллукса и Ирмы Блэк примерно в то время, когда родился сам Сириус, — поэтому о том, чтобы Нарцисса Блэк выходила замуж в таком доме, не могло быть и речи, отсюда весь этот шум и хаос на площади Гриммо. Сириус знал, отчасти проблема со свадьбой заключалась в том, что мать Люциуса Малфоя была нездорова. Когда пять лет назад организовывали замужество Беллатрисы, мать Родольфуса принимала в ней самое активное участие, и площадь Гриммо служила лишь местом сбора свадебной процессии, не более того. Сейчас, однако, о поместье Малфоев никто даже не заикался, потому что матроне нужны были тишина и покой, чего, конечно же, нельзя встретить ни на свадьбе, ни в ее преддверии. Но, учитывая, что Люциус Малфой — наследник очень древнего волшебного рода, сама церемония по традиции должна была проходить в месте, так или иначе связанном с молодоженами, поэтому на данный момент планировалось провести церемонию на площади Гриммо, где будут присутствовать только родственники жениха и невесты, главы чистокровных семей и их супруги (остальным места не хватило), а прием всех восьмисот с лишним гостей организовать в специально арендованном для этой цели коттедже недалеко от Лондона. Поэтому Сириусу вместе с Регулусом пришлось заняться составлением и рассылкой приглашений — к кухне и декорациям их не подпускали, разве что за день до свадьбы, когда им предстояло стать чернорабочими, расставляющими всю тяжелую мебель. Вальбурга не доверяла эльфам ничего, кроме готовки и уборки, и теперь, когда родители Нарциссы появлялись практически каждый день, Сириус начинал терять слух. — Нет, нет, нет! Ты не можешь поставить эти вазы с цветами туда, дорогая Вальбурга, букеты будут слишком большими и заслонят свет, а я не потерплю, чтобы моя душенька оказалась в невыгодном свете! — Да, твоя душенька должна оставаться в самом выгодном свете, ей подобное необходимо! — И что это должно значить? — Ну что ты, Друэлла, дорогая, я ведь с тобой не спорю! Твоя идея расставить цветы по углам прекрасно послужит тому, чтобы полностью разрушить убранство комнаты. — Чего?! У моей дочери свадьба, ты, жалкая мегера! Кому какое дело до убранства твоих комнат! — Очевидно, тебе никакого дела нет, поскольку единственное, что, по твоему мнению, нужно сделать, чтобы свадьба выглядела красиво, — выставить невесту в лучшем свете! — А счастье собственной племянницы ничуть тебя не волнует, не так ли? Конечно нет, тебе просто нужен был повод пригласить половину волшебной Британии в это жалкое, мрачное место, ведь в противном случае у всех хватит здравого смысла избегать его как чумы! — Забери свои слова обратно, ты, маленькая завистливая грымза! — Что за галдеж! Вы нарочно пытаетесь оглушить нас, мужчин? — Да заткнись ты, старый хрыч, и радуйся, что я позволяю тебе сидеть у нас на шее, а не вышвыриваю твою задницу, как моя мать сделала со своим свекром! — Я глава этой семьи, и это мой дом! Если кто-то кого-то и вышвырнет, так это я тебя! — Ха! Ты — главный шут этой семьи, старик, и что бы мой муж тебе ни говорил, ты никогда не станешь чем-то большим! Так что держи свой рот на замке, или я захлопну его силой! Видишь, с чем мне приходится иметь дело, Друэлла? — Да. Должна сказать, твои родители, в сравнении с ним, просто образцовые. — Ну еще бы. Они всегда знали свое место, в отличие от этого жалкого подобия калеки. Сириус зажал уши руками и тихонько стукнулся лбом о деревянный стол, Регулус рядом с ним негромко вздохнул. — Мерлин, они никогда не затыкаются, да? — Сириус застонал. — А как только мне кажется, что они наконец-то сделают хоть что-то интересное и окончательное, например, вырвут друг другу волосы, дед сует свой нос и вынуждает их приходить к соглашению. — Может, он хитрее, чем мы думаем, — размышляет Регулус. — Лично я с ужасом жду того дня, когда они не смогут договориться, и все это взорвется на глазах у всей семьи. — За этим, по крайней мере, будет забавно наблюдать. — Цисси пришла бы в отчаяние, ты же знаешь. Сириус поднял голову и жестоко ухмыльнулся. — Schadenfreude, Реджи, ты должен научиться наслаждаться Schadenfreude. — Не думал, что ты знаешь это слово. — Потому что считаешь меня идиотом. Регулус только вновь вздохнул и покачал головой, и Сириус раздраженно принял приглашение из его рук и потянулся за нарядно украшенным конвертом, в который его нужно было запихнуть. Учитывая, что Сириус писал «как курица лапой», о чем любила повторять Вальбурга, заполнять приглашения пришлось Регулусу — у них хватало копировальных перьев, так что можно было написать шаблон приглашения всего один раз, но все еще оставался длинный список имен, которые нужно было вписать отдельно. Регулус внимательно следил за Сириусом, прекрасно понимая, что соблазн вмешаться и устроить скандал практически непреодолим, но младший брат не знал всех трюков старшего — и если несколько приглашений таинственным образом потеряются по пути к адресатам, а другие окажутся высланы не тем людям, ну, они действительно приглашают на это мероприятие половину волшебной Британии, так что вряд ли кто-то вообще заметит, пока не станет слишком поздно. Сириус не питал иллюзий, что это не повлечет за собой какого-нибудь болезненного наказания. Если у него и были хоть какие-то ложные представления о своей семейной жизни, то он их начисто лишился в первое же Рождество, проведенное с родителями Джеймса, когда увидел, как должна вести себя любящая семья. Но наказания он получал как за реальные, так и за воображаемые проступки, так что подросток собирался сделать все возможное, чтобы действительно их заслужить, потому что тогда он хотя бы получит удовлетворение наблюдая, как его мать слетает с катушек по известной ему причине. Всё это дарило ощущение, что он хоть как-то контролирует ситуацию. Поэтому он наложил на несколько перьев слабые чары Конфундуса, чтобы в письмах появились причудливые орфографические ошибки или малопроизмы, а также с помощью ловкости рук незаметно для брата стащил парочку писем из растущей стопки, чтобы, оставшись одному в своей комнате, старательно имитируя почерк Регулуса, вписать некоторые имена — в первую очередь отверженных членов семьи, начиная с родной сестры Нарциссы, Андромеды. Семья Блэков на самом деле была довольно большой, если учитывать все ветви. Прадед и тезка Сириуса был старшим из пяти детей, и это только три поколения назад. Правда, большинство детей оказались девочками, что связывало Блэков с другими домами чистокровных, но не давало побочные ветви. В таких древних семьях хватало ветвей, от которых отрекались из-за мнимых недостатков одного из предков, и сейчас Сириус мог вспомнить как минимум троих все еще живых вычеркнутых Блэков, которые нашли бы огромное удовольствие досаждая семье и, возможно, не отказались бы нанести небольшой ущерб самой свадьбе. О, они не стали бы появляться на самом сборище, никто из них не был заинтересован в еще большем унижении, и, справедливости ради, Сириус не хотел реально портить свадьбу Нарциссы (как бы сильно они друг друга ни недолюбливали, Сириус причислял Цисси к хорошей стороне семьи, и, кроме того, он не настолько мелочен, чтобы причинять ей страдания, когда его настоящей целью была его собственная мать), но Сириус легко мог представить, как его кузина Дромеда посылает несколько очень заметных букетов с поздравлениями и благодарностями за приглашение (зная ее, она, вероятно, отправит любимые цветы своей младшей сестры, хотя он понятия не имел, как это будет воспринято после всей этой истории с Тедом Тонксом). И наблюдать, как меняется выражение лица Вальбурги, когда ей приходится принимать цветы (или что-то еще, что могут прислать ненавистные ей люди) посреди толпы, будет самым ярким событием лета Сириуса. Сигнус, Друэлла и Нарцисса почти ежедневно гостили за их обеденным столом. Сигнус — брат Вальбурги, младший внук самого младшего из детей Финеаса Найджелуса, без наследников мужского пола. Всё это фактически означало, что он был последним в очереди на наследство в семье, и Орион никогда не позволял ему об этом забывать. В качестве средства преодоления проблем Сигнус выбрал огненное виски, и, куда бы он ни отправлялся — к сожалению, частенько это оказывалась площадь Гриммо, даже без свадьбы его дочери в качестве удобного предлога, — он обязательно путался под ногами и другими способами досаждал сестре и шурину. Его жена Друэлла, урожденная Розье, в целом была спокойной женщиной, за исключением тех случаев, когда ей приходилось иметь дело с Вальбургой, — в этом случае она становилось такой же противной, как все Блэки по крови. Нарцисса была их младшей дочерью, и если Сириус и мог что-то о ней сказать, так это то, что она росла высокомерной маленькой принцессой, соответствующей своему положению в семье. Регулус неплохо с ней ладил, но она едва ли удостаивала Сириуса взглядом, и старшего из братьев это вполне устраивало. Их частое присутствие в доме этим летом, в основном приводило к большему накалу, чем даже Регулус мог вынести, не говоря уже о Сириусе. Раздраженная Вальбурга была Вальбургой, представлявшей опасность для здоровья старшего из мальчиков, и, что еще хуже, Орион, казалось, уставал от склок своих родичей гораздо быстрее, чем в прошлом, а это означало, что он все чаще и чаще обрушивал всю тяжесть своего характера и положения в семье на всех, включая сыновей, отчего Сириус едва справлялся с душевным напряжением. Терпение Ориона на уроках, которые он давал сыновьям, было недолгим, и Сириус боялся каждой неизбежной ошибки, которые он, однозначно, совершит в первую половину дня, потому что отец в качестве наказания использовал низкий, ледяной голос и культурные, изысканные оскорбления, принижающие именно потому, что те звенели правдой — он часто обвинял Сириуса в некомпетентности и глупости, в отсутствии хорошего понимания экономики, инвестиционной политики и обращения с деньгами. Он упрекал сына в недостатке интереса к семье и заставлял его чувствовать себя за это виноватым, хотя Сириус редко получал хоть что-то хорошее от семьи, да и тогда это прилетало от дяди по материнской линии Альфарда, тети по отцовской линии Лукреции или брата Регулуса, а от Ориона — лишь изредка, и от Вальбурги — никогда. Хуже всего было, когда отец сравнивал Сириуса с Арктуром, а зная, каким позором Орион считал собственного отца, каким постыдным и досадным, но неизбежным бременем и пятном на семье, это всегда ранило мальчика сильнее всего. После их занятий Сириус чувствовал себя никчемным, разбитым изнутри и расшатанным, уроки вынуждали его сомневаться, годен ли он хоть на что-то в этом мире, есть ли смысл так стараться (хотя, признаться, не так уж сильно парень и старался — подсознательный выбор бунтаря, больнее всего ранил самого Сириуса, но все же это был его единственный способ справиться с ситуацией, такой не похожий на поведение Регулуса). И в те дни, когда Вальбурга донимала его по какому-нибудь пустяку, Сириус забирался под свою кровать и силился проклясть горячие слезы, проливающиеся на ковер, потому что так легко было думать «да пошли они», когда подросток находился вдали от этой тюрьмы, этого ада на земле, этой катастрофы вместо семьи. Но они лишали его этой легкости одними только жестокими словами и маленькими проклятиями, пока он не растворялся во всеобъемлющем желании убраться подальше, даже если оно означало сотворить с собой кое-что очень глупое. Одна мысль не давала ему покоя (в некоторые дни — единственная, что поддерживала): это его последнее лето дома. В ноябре ему исполнится семнадцать, и тогда он сможет уйти из этой жизни раз и навсегда, не боясь, что его насильно втянут в нее по формальным причинам. В детстве Сириус страшно боялся, что его имя и портрет сожгут с гобелена, что его вытолкнут в мир, не оставив ничего, кроме одежды на спине, что его отвергнут так решительно, что даже фамилию придется силой вырывать из их рук, чтобы сохранить для себя. Он помнил сны об этом, так ярко запечатлевшиеся в его сознании из-за сопровождавшего их чувства ужаса и отчаяния. Мальчик все еще их видел, только теперь они сопровождались ощущением свободы и легкости. Он чувствовал себя настолько загнанным в угол, что то, что раньше так пугало, теперь пахло умопомрачительно. Сириус жил ради этого дня — 3 ноября, четыре месяца. День его свободы, и он собирался его достичь. А все остальное? Просто цена, которую нужно было заплатить, чтобы впервые в жизни стать полностью самим собой. ____________________________________________________ Ремусу с трудом нашел Лили на маленькой автобусной станции, как только вышел из автобуса от Манчестера. Не то чтобы там оказалось много людей, но даже если бы он уперся в толпу, подросток все равно смог бы различить ее запах — он понял, однако, что упустил уникальное сочетание ее естественного запаха, из-за легких белых цветочных духов. Она стояла рядом с джентльменом средних лет, чьи волосы покрывала седина, хотя его элегантно подстриженная бородка все еще была довольно рыжей на солнце. Изучая их, нетрудно было заметить сходство и сделать вывод, что этот мужчина, должно быть, профессор Стивен Эванс, ее отец, поскольку у них были одинаковые чуть вздернутые носы и нижняя половина лица. Мужчина был одет в легкие брюки и простую белую рубашку на пуговицах с закатанными рукавами, а Лили — в летнее платье с белыми шортами, и Ремусу стало неловко от того, что его мозг на мгновение отключился, когда мальчик увидел так много загорелой кожи. Он никогда не видел ее одетой так откровенно, и автономно функционирующие части тела, к его полному стыду, обратили на это внимание. — Ремус! — воскликнула она, восторженно помахав ему рукой, ухмыляясь из-под широкополой летней шляпы. Он побежал к ней, поудобнее перекидывая свою сумку на плече, и осторожно принял ее объятия с таким минимальным физическим контактом, на какой только был способен. Ему совсем не хотелось, чтобы она догадалась о его маленькой проблеме, усугубленную прижатием ее груди к его. — Поездка прошла хорошо? — Вполне неплохо. Твоя идея использовать общественный Камин в Манчестере, чтобы сократить путь, была вдохновляющей, — признал он с улыбкой. — Профессор Эванс, — поприветствовал он мужчину, протягивая ему руку. — Стивен, сынок, или мистер Эванс, если настаиваешь. В моем собственном доме «профессор» звучит претенциозно. Лили хихикнула и покачала головой. — Пап, это Ремус Люпин, мы вместе учимся на Гриффиндоре. Ремус, просто чтобы ты знал, я сказала ему и маме, что ты полукровка. Папа беспокоился, что тебе у нас будет некомфортно. — Моя мама держит нас в курсе маггловских обычаев, — подтвердил Ремус, когда они начали идти к машине. — Спасибо, что позволили мне остаться в вашем доме, сэр. — Пока ты помнишь, что не должен заходить в комнаты моих девочек по ночам… Ремус почувствовал, что краснеет, а Лили воскликнула «Пап!» и шлепнула отца, судя по звуку, довольно сильно, по руке, заставив старшего мужчину усмехнуться. — Ты же знаешь, это нужно было сказать. — Всё не так, пап! Ремус — просто друг, я же тебе миллион раз это говорила. Покачав головой, она повернулась к Ремусу. — Прости. Мама постоянно твердит, что ты мой якобы тайный парень, так что готовься к неудобным вопросам. Она может потерять тормоза, если вдолбит что-то подобное себе в голову. — Как Северус тебе друг? — Да, Северус мне друг, — подтвердила Лили, раздраженно закатив глаза. — И я возмущена твоим намеком! — Нет, милая, не отнекивайся от намека — или ты собираешься отрицать, сколько раз протаскивала этого мальчика в свою комнату через окно? Знаешь, я уже несколько лет подумываю о том, чтобы спилить это дерево. — О, ха-ха. Мой отец любит изображать из себя комика, Ремус. Не обращай внимания. Мистер Эванс хихикнул. — Лили здесь лучшее развлечение, когда взбешена. Ремус улыбнулся. — Для меня это ее новая сторона, сэр. В последний раз, когда кто-то ее разозлил, все закончилось рвотой из слизняков и чиханием летучими мышами. — Эти придурки заслуживали, — раздраженно парировала Лили, когда ее отец повернулся к ней, нахмурившись. — Они издевались над Северусом и имели наглость флиртовать со мной, пока я его защищала. Им повезло, что я староста и должна подавать хороший пример остальным ученикам. — Твоя мать не любит, когда ты ругаешься, дочь моя. На этом решил заострить внимание ее отец? Ремус моргнул, перестраивая свои первоначальные предположения, какими должны были быть родители Лили. Учитывая то немногое, что подруга рассказывала ему за последнюю неделю, пока они планировали его визит, он ожидал увидеть сурового мужчину с жестким лицом и немного властную, но добродушную домохозяйку. Очевидно, его шаблоны нуждались в пересмотре. Все стало еще более запутанным, когда они подъехали к чудесному двухэтажному дому и настроение сразу же перевернулось наизнанку. Лили и мистер Эванс шутили и подтрунивали друг над другом всю дорогу от автобусной остановки, но как только они вошли в дом, мистер Эванс исчез в своем кабинете, а перед Ремусом предстала хмурая девушка примерно их возраста с лошадиным лицом, которая с презрением оглядела его с ног до головы. — Так это он? Твой друг? Лили вздохнула. — Да, Петуния, это Ремус. Ремус, моя сестра Петуния. — Приятно познакомиться, — нейтрально сказал Ремус старшей девочке, которая в ответ фыркнула. — Всё еще не понимаю, зачем тебе нужно было приглашать его именно сейчас, — пробормотала она. — Ну откуда мне было знать, что они решат отключить водоснабжение? — ответила Лили, закатив глаза. — Ремус сильнее, чем кажется, и если ты его вежливо попросишь, он, возможно, согласится помочь донести твои ведра с водой от колонки. — Хмф, — Петуния фыркнула, но, похоже, расслабилась, и Ремус встретился с умоляющим взглядом Лили. Не совсем то, на что он подписывался, но если это обеспечит ему благосклонность со стороны сестры Лили достаточную, чтобы провести приятные две недели, он не будет против немного потаскать вещи. Если о родителях подруги он слышал очень мало, то о Петунии — много, и был в любом случае готов к враждебному приветствию. Мать Лили оказалась высокой, светловолосой женщиной с таким же лошадиным лицом, хотя зеленые миндалевидные глаза делали его привлекательнее, чем у старшей дочери. Она стояла на кухне, когда Лили провела Ремуса в дом, и, окинув его острым взглядом, слегка улыбнулась. — Мам, Ремус Люпин. Ремус, моя мама, Моника Эванс. — Приятно познакомиться, миссис Эванс, — сказал Ремус, протягивая ей руку, которую она пожала немного небрежно. — Мне тоже приятно с тобой познакомиться, Ремус. Садитесь, садитесь, пожалуйста. Ты, должно быть, устал с дороги, и как раз время ужина. Лили, Петуния, будьте моими хорошими и накройте на стол. — Ох, нет, я помогу, — поспешил сказать Ремус, обходя стул, на который она указала, чтобы последовать указаниям Лили — девушка кивнула на ящик со столовыми приборами. — Чепуха, — ответила миссис Эванс, — ты же мальчик, а у меня достаточно девочек, чтобы с этим справиться. Ты, конечно же, сядешь напротив Лили- — Мам, может мы сами с этим разберемся? — прервала ее Лили. — Ремус сядет рядом со мной, потому что это не светский раут, мы в нем не участвуем, что бы ты ни думала. Это просто ужин. — Это первый ужин Ремуса в нашей семье, и я никогда не позволяла Северусу сидеть рядом с тобой, не так ли? Лили закатила глаза. — С тех пор, как нам исполнилось тринадцать. В детстве ты была совершенно не против, чтобы мы сидели там, где хотели. — А теперь нет, так что уважь меня. — Мам, да ради всего святого, — пробормотала Лили. — Ладно, пусть Ремус сядет во главе стола, если ты настаиваешь на том, чтобы быть такими чопорными, можешь сесть рядом с Петунией. — Разумеется, в таком случае я буду сидеть одна, а рядом с Петунией сядешь ты. Лили прорычала себе под нос, но, несомненно, достаточно тихо, чтобы миссис Эванс не услышала. Петуния, напротив, топала ногами, обходя стол и расставляя на нем тарелки. — Нам ведь вдруг стало резко не наплевать на то, что в этом доме прилично и достойно, — резко сказала она двум другим женщинам. — И если никто не хочет садиться на мою сторону стола, то можете оставить ее целиком мне! Передав ножи, ложки и вилки Петунии, Ремус задумался, как бы прекратить препирательства между тремя женщинами. Он поймал взгляд Лили, и она, проходя мимо него, слегка покачала головой и прошептала: — Не обращай внимания, мама так ведет себя каждый раз, когда ей приходится играть роль хозяйки для какого-нибудь нового гостя. Она успокоится, когда мы сядем ужинать. Или, что еще лучше, пойдем посмотрим, чем занят папа, я уверена, вы двое найдете гораздо больше тем для разговора, чем могли бы тут. — Лили, ты уверена? — Абсолютно. Они с Северусом могут часами спорить об истории и литературе, и я знаю, что ты любишь читать маггловскую классику. — Она слегка усмехнулась. — Может, мне удастся втянуть вас троих в дебаты, я бы заплатила хорошие деньги за то, чтобы увидеть, кто окажется на вершине. — Ты злой, злой человек, Лили Эванс, — сказал ей Ремус, чувствуя некоторое облегчение, когда она схватила его за локоть и потащила из кухни, хотя мысль, что ему придется провести время со Снейпом, из всех людей, подпортила ему настроение. Это была та часть визита, которую подросток активно боялся — он был не в настроении, чтобы его оскорбляли и унижали такие, как Снейп. Но ради Лили он обещал, что постарается, и не собирался отказываться от своего обещания. Лили постучала в приоткрытую дверь и втолкнула Ремуса в кабинет, велев отцу развлечь единственного мужчину в доме, потому что на кухне его захлестывал эстроген. Затем она исчезла, а Ремусу предложили присесть и сразу же втянули в обсуждение удивительно легкой темы — разницы между миром волшебников и магглов с точки зрения человека, стоящего одной ногой в обоих, и различий между обществами в целом. Стивен Эванс оказался потрясающим собеседником, и Лили была абсолютно права, что они найдут общие темы для разговора. Через полчаса они вошли на кухню, все еще погруженные в дискуссию, и прервали ее только тогда, когда Лили прочистила горло, а Петуния что-то язвительно прокомментировала. Сам ужин, ставший первым моментом, когда Ремусу удалось увидеть всю семью собранную вместе, оказался на удивление несбалансированным. Когда женщины перехватывали разговор, мистер Эванс становился очень тихим, вставляя комментарии только после прямого обращения, а Лили, казалось, сдерживалась сильнее, чем Ремус привык от нее видеть. Петуния стала угрюмой, стоило миссис Эванс начать намекать, что она хочет получить больше информации об отношениях Лили и Ремуса, заставив мальчика слегка взволноваться, хотя Лили его предупреждала (он полагал это было связано с его первой реакцией на летний наряд подруги и тем, как его собственная мать иногда остро комментировала ту же тему), а сама Лили раздражалась все больше и больше. К тому времени, как ужин закончился, Ремус был благодарен, что наконец-то получил возможность сбежать в отведенную ему комнату и провести некоторое время наедине с Лили, но, лежа в постели и пытаясь проанализировать вечер, мальчик пришел к выводу, что если бы Лили не жаловалась на, казалось бы, типичное поведение своей семьи, Ремус списал бы все на обычную и ожидаемую семейную динамику и не задумался бы дважды. В конце концов, каждая семья испытывает неловкость, когда в ней появляется незваный гость, и, имея в детстве мать-домохозяйку, он был достаточно хорошо знаком с поведением, которое демонстрировала миссис Эванс. Даже ее чрезмерная одержимость возможностью свиданий Лили и Ремуса не была неожиданной, учитывая, что, по словам Лили, девушка никогда никого не приглашала к себе на выходные, не говоря уже о двух неделях. Хотя, если женщина продолжит в том же духе, это сделает ситуацию еще более неловкой — он уловил, что Петунию, похоже, беспокоили последствия этого не меньше, чем Лили. Подросток не знал, как это объяснить, кроме того, что это точно никак не связано с тем, что старшая сестра, возможно, им увлечена, поскольку Петуния достаточно ясно выразила свое презрение к убогой внешности и старой одежде Ремуса (об этом его тоже предупреждали; судя по всему, она примерно так же реагировала на неопрятный вид и несочетаемую маггловскую одежду Снейпа), он и во сне бы не ошибся. Лишь заверения Лили, что в прошлом она воспринимала семейную динамику иначе, натолкнули Ремуса на мысль, что что-то, возможно, не совсем так, и даже тогда он не был уверен, сколько в этом неправильности, а сколько — факта, что подруга стала лучше понимать окружающих ее людей. В одном он был уверен точно — следующие несколько недель обещают быть очень интересными.