The Path Not Tread // Непроторенная тропа

Последняя капля

Никогда в жизни Лили не чувствовала себя такой взбешенной, как в то воскресенье после ссоры с Северусом. Это был уже даже не гнев — это была чистая, неразбавленная ярость, такая, от которой слёзы разочарованного гнева высыхают, как лужицы на солнце, такая, от которой кипящая кровь превращается в ледяную, такая, которая поглощает всё на своём пути. Снаружи, если ей дают волю, и внутри, если нет. Как он смеет вести себя так высокомерно перед лицом страданий бедного Холланда, как он смеет?! Неужели он настолько не способен сочувствовать кому-либо, кроме себя, что до сих пор защищает виновных в нападении на Клару и ее друзей? По мнению Лили, этот поступок никак не мог быть оправдан, а то, что Северус вообще попытался… Она никогда не думала, что доживёт до того дня, когда Северус из всех людей будет вызывать у нее отвращение, но вот это случилось, и она не могла смотреть на него, не говоря уже о чем-то другом, не тогда, когда эти бедные студенты лежали в больничном крыле, не тогда, когда Холланд кричал так, будто кто-то сверлил его мозг дрелью, а единственная реакция Северуса — раздражение на прямой вопрос Лили, что он знает об этом нападении. Жаль, что именно Ремусу не повезло наткнуться на нее первым. Плохо для него, но Лили это ни капельки не волновало, и когда он застал ее топающей по лестнице на пятый этаж, то оказался идеальной отдушиной ее ярости. — Лили? Все в порядке? Ты выглядишь- — В порядке? — огрызнулась она, глядя на него. — Да, Ремус, всё в полном, черт возьми, порядке! — Что случилось? — спросил он, нахмурившись, и Лили насмешливо рассмеялась. — Ты мне скажи, Ремус, потому что я уверена, что ничерта не знаю. Нет, на самом деле, я бы очень хотела знать, что, блин, происходит с людьми! Четверо студентов подверглись настолько серьезному нападению с использованием Темной Магии, что им придется восстанавливаться в течение нескольких месяцев, один из них может сойти с ума, если его мозг вообще не расплавится в голове, а мой якобы лучший друг настаивает на оправдании своих идиотов друзей, которые сделали бы это, даже глазом не моргнув! — Был ли Снейп- — А потом он имеет наглость обвинять меня в субъективности! — воскликнула она, перебивая его вопрос. — Будто я какая-то заносчивая, снисходительная пиздючка, вытаскивающая свои аргументы из задницы! Полшколы знает, что это он и его друзья напали на группу Мелиссы и Розетты после пасхальных каникул или на Мэри зимой! Он что, думает, я идиотка и не догадалась об этом, или просто глухая?! — Лили. Лили, успокойся. — А ты, — набросилась она на русоволосого мальчика, сузив глаза, злясь на его покровительственный тон, — ты ничем не лучше, никто из вас! Единственная разница между Поттером, Блэком и теми слизеринцами в том, что твои драгоценные приятели не используют Темную магию! Думаешь, я не раскусила вашу маленькую схему издевательств за последний месяц, Ремус? Посылать тебя отвлекать меня, чтобы эти трое могли нападать на Северуса? Что такое небольшой перелом запястья, верно, когда мадам Помфри может вылечить его одним взмахом своей палочки? — Это не- — Не смей дурить меня, Ремус! — Лили, я этого не делаю! Они не- — Не что? Не преследовали Северуса с одиннадцати?! Не использовали тебя как отвлекающий маневр, чтобы я не попыталась защитить его от их атак?! Не помещали его в больничное крыло годами?! — Он и нас не раз отправлял в больничное крыло; он не невиновен в этом, Лили, — несколько резко ответил мальчик. — Потому что четверо-на-одного — это так честно, да, Ремус? О, нет, точно, это не четверо-на-одного, не так ли? Прости, что ошиблась! На самом деле двое-на-одного, поскольку у Питера нет ни мозгов, ни смелости, чтобы действовать независимо от Поттера и Блэка, поэтому его можно не считать, а ты, Ремус, просто стоишь в сторонке! Конечно, ты не участвуешь в этом, как ты можешь быть соучастником, когда ты только и делаешь, что отворачиваешься и зарываешься в свои книги, вместо того чтобы поступить как проклятый префект, которым ты и являешься, и остановить их! — Лил- — По крайней мере, они открыто об этом говорят! — продолжила она свою тираду, потому что ее больше не волновали ничьи драгоценные чувства, и, клянется Мерлином, она всё выскажет хотя бы одному из этих четырех задиристых никчемышей. Больше никаких Мисс Понимание, ни для кого. — По крайней мере, с ними ты видишь то, что получаешь! Но не с тобой, о нет! Ты просто стоишь в сторонке и делаешь вид, что этого не происходит, что ты не видишь, как твои друзья ведут себя как худшие из подонков, ломают запястья и носы, проклинают и посылают сглазы в людей за то, что те посмели их раздражать! Знаешь что, Ремус, ты даже хуже их, и я не понимаю, почему я позволяю тебе это! Ты хочешь поговорить со мной о выборе? На здоровье, Ремус, мы говорим о чертовом выборе, и если я осуждаю Северуса за его недостатки, то я, черт подери, буду осуждать и тебя, и твоих друзей. Так что да, все в полном порядке! Просто тип топ! Ремус больше ничего не сказал, только ошеломленно уставился на нее с открытым ртом, что заставило ее презрительно скривить нос в отвращении. — И тебе, конечно, нечего на это ответить; этого стоило ожидать. Держись от меня подальше, Ремус, я серьезно. Мне осточертело все ваше дерьмо, и твое, и Северуса. Мне этого на хуй не нужно в жизни, правда не нужно. И она ушла прочь, ее шаги гулко отдавались, пока она топала вверх по лестнице. Она не стала оборачиваться, чтобы убедиться, что все сказанное ею действительно проникло в его толстокожую трусливую голову. Ей до смерти надоели мальчишки-идиоты, их идиотская вражда, а больше всего — их незрелость и детская узость мышления. Они того не стоили, не когда крики Холланда Вемеера открыли её сознанию жестокость реального мира, стремившегося заполучить её и ей подобных. ___________________________________________________ Первая встреча Северуса с Дамблдором в качестве его информатора на факультете Слизерин была во многих отношениях более нервной, чем даже первое общение с однокурсниками в пятницу. Он не чувствовал себя достаточно компетентным, чтобы судить о действиях Дамблдора в прошлую субботу после его признаний в манипуляциях, и поэтому теперь не знал, чего ожидать, а значит, не имел возможности подготовиться. Циничная сторона его души, подпитываемая постоянной паранойей последних нескольких дней, твердила, что все действия директора до этого момента были притворством, ложью, придуманной, чтобы завлечь его и подтолкнуть в направлении, которое бы устраивало старого волшебника. Однако какая-то его часть — та маленькая часть, которая тосковала по мимолетному счастью детских воспоминаний, та, что жаждала дружбы Лили и советов Дамблдора, — все еще надеялась, что Северуса не разыграли и не загнали обманом в рабство, и если еще прошлой зимой ему удавалось игнорировать или заглушать эту часть себя, то теперь он не мог, и это только подливало масла в огонь нервозности и неуверенности. Ему потребовалось почти три минуты, чтобы набраться храбрости и постучать в дверь кабинета директора, и к тому времени его руки стали липкими, а сердце бешено колотилось в груди. Когда голос Дамблдора позвал его, Северус с трудом сглотнул и толкнул дверь, твердя себе, что лучше всего ожидать худшего, потому что так он хотя бы не разочаруется. — Северус, — несколько рассеянно поприветствовал его Дамблдор, сосредоточенный на письме, которое писал. — Директор, — проговорил Северус, присаживаясь в кресло напротив. Он сжал руки на коленях так крепко, что побелели пальцы, и не позволял себе ерзать, хотя его тело было на грани вибрации, и его разум немедленно начал анализировать тот факт, что директор обратился к нему по имени, в противовес тому, что, похоже, был ничуть не заинтересован присутствием Северуса. Прошло еще пять минут, прежде чем Дамблдор закончил письмо, дважды легонько постучал по нему палочкой, чтобы высушить чернила, и аккуратно сложил морщинистыми пальцами. Только после того, как он передал его Фоуксу, и феникс исчез во вспышке пламени, директор повернулся к слизеринцу. — Как ты держишься? Северус шумно выдохнул, не в силах сдержаться. — Никто из группы Малсибера или Розье не подозревает, по крайней мере, я так думаю. Майкл, однако… — Не бойся из-за этого, Северус, — заговорил Дамблдор, прежде чем Северус смог собрать достаточно сил, чтобы признать эти плохие новости. — Мистер Стоун — очень умный молодой человек, и я ожидал, что рано или поздно он придет к определенным выводам. — Сэр, я… он обещал мне свое молчание. — Это было все, что он мог предложить. — На данный момент это более чем приемлемо. Однако ты не ответил на мой вопрос. Разве нет? Чего еще хотел Дамблдор? — Я хочу узнать, как ты держишься, — уточнил старый волшебник, немного многозначительно. — Я не перегорю, если вы это имеете в виду, — защищаясь, ответил Северус. Это был ад, все выходные от начала до конца, но он не собирался признаваться в этом; он не собирался давать Дамблдору повод сожалеть о последних трех месяцах. Дамблдор вздохнул и пересел в кресло рядом с Северусом. — Ты вообще спал, мой мальчик? — Я в порядке. Порядок, все в порядке. Острые голубые глаза Дамблдора долго изучали его поверх очков-полумесяцев, и Северусу казалось, что от этого пристального взгляда у него ползут мурашки по коже, но он упрямо не отводил взгляд от директора. Неважно, был ли Дамблдор искренен или нет последние три месяца, Северус больше не собирался давать ему ничего, что можно было использовать в качестве рычага давления. — Очень хорошо, — сказал старый волшебник, и Северус почувствовал одновременно облегчение и боль — такое дихотомическое ощущение, и он не знал, что с ним делать. — Скажи мне, как далеко ты продвинулся в изучении Окклюменции, и мы начнем с этого. Следующие полтора часа были так поразительно похожи на все их предыдущие встречи, что к концу отведённого времени Северус, помимо своей воли, полностью увлекся уроком. Мало того, в отличие от заклинания Патронуса, Окклюменцию он понимал инстинктивно. Концепции, хотя многие из них и были новыми, были достаточно просты для постижения и даже применения на этом начальном этапе, а то, что Дамблдор помог ему с первыми упражнениями по упорядочиванию мыслей, значительно сократило время, которое потребовалось бы в противном случае. Это также помогло ему почувствовать себя немного уравновешеннее к концу их сеанса, если не решительнее в отношении практически всех своих текущих забот и сомнений. Просто он чертовски устал, и теперь, когда предпринял кое-какие попытки разобраться со всем, что на него давило, тревога утихла и сон потребовал должного. Широкий зевок заставил Дамблдора прервать их занятие. — Постарайся еще немного поспать, — мягко сказал директор. — Я уверен, что мистер Стоун с радостью окажет помощь, если именно беспокойство мешает тебе отдохнуть. — Я знаю, как о себе позаботиться, — огрызнулся Северус, так сильно закрыв рот, так что зубы клацнули друг о друга. — Я никогда не подразумевал обратного, — ответил Дамблдор, и его лицо прояснилось. — Боюсь, что у меня не будет времени встретиться с вами до выходных, так как последние приготовления к С.О.В. и Ж.А.Б.А. требуют сейчас моего полного внимания, а вам необходимо сосредоточиться на экзаменах. Я ожидаю, что на них ты проявишь все свои способности, Северус. Северус недоверчиво посмотрел на мужчину. — Что? Почему вас это волнует, сэр? — Потому что ты более чем способен получить высокие оценки, и неважно, веришь ты в это или нет, они имеют значение. Не променяй всё свое будущее на войны в тени, Северус. Важно помнить, за что ты сражаешься, и успех в выбранной вами профессии, безусловно, одна из этих вещей. Ты прекрасно знаешь, какие С.О.В. тебе необходимы, чтобы стать Мастером Зелий, и отлично сдашь их, верно? Как будто ему сейчас забот мало, — язвительно заметила его циничная сторона. С.О.В. были последним, о чем он думал в эти дни, и они действительно казались совершенно незначительными в великой схеме вещей. И все же крошечная надеющаяся частичка его души радовалась этому доказательству неравнодушия Дамблдора. Может быть, старик заботился только о том, чтобы Северус мог внести свой вклад в его дело в качестве Мастера Зелий — хорошо обученных Мастеров было трудно найти, а Слизнорт ни за что не стал бы участвовать в войне, ни за какие семь адов — и, возможно, это было лучшее, что Северус мог получить от волшебника перед ним. Но для его маленькой надеющейся частички даже этого было достаточно. Ему хотелось злиться на себя за это, за то, что он настолько жалок, что довольствуется вниманием, проявляемым только для того, чтобы его использовать, и в какой-то степени так оно и было. Но в основном он все еще был слишком уставшим, и его злость полностью иссякла. Когда она была единственным, что поддерживало его изо дня в день, он этого даже не замечал. Теперь же каждая встреча с Дамблдором, такая же напряженная и полная сомнений, как и эта, влияла на него сильнее, чем недели и месяцы кипящей ярости. В ту ночь ему правда удалось как следует поспать, по крайней мере, до тех пор, пока кошмар с сердитым, снисходительным лицом Лили и ее резкими обвинениями не заставил его полностью проснуться за несколько часов до рассвета. Однако к концу недели тот кратковременный покой, который ему удалось обрести вечером, практически испарился, а его беспокойство о мотивах Дамблдора отошло на второй план, поскольку Лили не только до сих пор злилась на него, но и активно избегала, а в те редкие моменты, когда ему удавалось ее поймать, она была резкой, грубой и абсолютно пренебрежительной, настолько, что пресекала все попытки Северуса поговорить с ней о произошедшем в воскресенье. Ее действия весьма успешно избавили его от раскаяний в том, что он набросился на нее (особенно после того, как он узнал путем невинного подслушивания, что вообще ее так разозлило в тот день, потому что хотя Северус был и неспособен чувствовать многие вещи, но вины за сделанное с этими семикурсниками среди них не было), и сразу же разозлили его до чертиков. Она и её слепые стандарты; его уже тошнило от них и от того, как она обращалась с ним в последнее время. Если она хочет, чтобы ее оставили в покое, он, черт возьми, оставит ее в покое, пока они не доберутся до Коукворта, и ему больше не придется сражаться с СОВ, Дамблдором, слизеринцами и самим собой. А потом он загонит ее в угол и всё уладит к их обоюдному удовлетворению, потому что давно, блин, уже пора. ___________________________________________________ В итоге Лили провела последнюю неделю перед С.О.В., повторяя материал с Мэри и Беттиной и следя за тем, чтобы не пересекаться с Северусом, потому что каждый раз, когда она видела его, гнев заставлял ее кровь кипеть, и это выматывало сильнее, чем все остальные заботы. Она была не из тех, кто долго держит обиду, не из тех, кто постоянно возвращается к негативным эмоциям снова и снова, и поэтому у неё не было хорошей стратегии, как с этим справляться, не когда её контроля над чувствами было недостаточно. Она избегала и Ремуса. Независимо от того, был замешан он или нет, факт оставался фактом: друзья использовали его, чтобы он ее отвлекал, пока они охотятся за Северусом, и если он не хочет отрастить хребет и понять, насколько вредны и обидны их действия, то она не собираетсч тратить на него свое время. Одно дело — предлагать дружбу и поддержку, когда его друзья действуют за его спиной; совсем другое — притворяться, что ее не беспокоит, как эта дружба используется для причинения боли кому-то, кто ей небезразличен. И в этом Северус был прав — Ремус просто стоял в стороне, и во многих отношениях это было так же плохо, как и само нападение. Видеть их атаки и не делать ничего, чтобы их остановить, особенно когда он может. Лили не хотела иметь таких друзей, как и таких, которые защищали и отстаивали действия людей, причиняющих другим невообразимую боль. А эти двое, Джеймс Поттер и Сириус Блэк? За последние несколько дней они научились держаться от нее подальше, потому что если до этого её к ним презрение ограничивалось перепалками после конкретных инцидентов, то теперь перерастало в словесные нападки при каждом удобном случае. Они хотели войны с Северусом? Тогда она собиралась принять в ней участие, и она не будет сдерживаться, какими бы ни были ее личные с ним разногласия. У нее были границы — она не хотела посылать в них проклятья и сглазы, да, — но эти границы оказывались очень гибкими, когда мальчики решали обострить ситуацию, и они, похоже, и сами понимали, как опасно для них будет, если они ее выведут. С.О.В. оказались примерно такими же трудными, как она и ожидала. По утрам проходила теоретическая часть, состоящая из письменных экзаменов, а после обеда — практика по тем же предметам. На экзаменационные листы и перья были наложены антижульнические чары, а в экзаменационный зал (который на самом деле был Большим залом, только четыре стола факультетов заменили на сотни маленьких столиков, по одному на каждого ученика) запрещали приносить посторонние предметы. Письменную часть они сдавали вместе с семикурсниками, и Лили заметила, как Клару привезли в инвалидном кресле, — ее ноги до сих пор были забинтованы так же сильно, как и на прошлой неделе. Амир и Джаспер тоже были там, стояли как можно ближе к ее креслу, пока их не заставили занять свои места. Холланд не присутствовал, но Лили, честно говоря, и не ждала, что он будет, не после того, чему она была свидетелем. Лили отлично сдала экзамен по Чарам, как и надеялась, и вышла с экзамена по Зельям, ухмыляясь, как идиотка, Северусу, который впервые за несколько недель одарил ее довольной ухмылкой в ответ. Впрочем, это было всё их общение за неделю: через несколько минут Северус куда-то ускользнул, а к Лили пришли друзья, чтобы обсудить экзамен. Она неплохо справилась и с арифмантикой, и с древними рунами, хотя с ужасом ждала экзаменов по трансфигурации и астрономии, которые были запланированы на вторую неделю тестирования. Первым на второй неделе был экзамен по Защите от темных искусств, и Лили едва не покачала головой, увидев вопрос об оборотнях. Ей удалось финишировать примерно за три минуты до конца, и у нее было достаточно времени, чтобы немного осмотреться. Северус сидел через три ряда и, очевидно, был полностью поглощен своим экзаменом, потому что почти касался носом бумаги, как делал всегда, когда ему не хватало времени, но нужно было записать слишком много вещей, кончик пера яростно вибрировал, пока он писал. С другой стороны от него сидел Поттер, зевая и потягиваясь, используя этот импульс, чтобы взъерошить свои волосы, придурок. Блэк занимал парту через четыре места за ним, и выглядел полубезумным, показывая Поттеру большой палец вверх. Ремус был сзади, грыз перо и видимо перечитывал свои ответы. Питер шаркал ботинками и явно безуспешно пытался списать у соседа. Мэри сидела в среднем ряду, в самом начале, каштановые волосы рассыпались по плечам. Лили не могла найти взглядом Беттину, но не сомневалась, что подруга где-то в комнате лежит, сгорбившись и положив вытянутую руку на парту. Затем Флитвик объявил об окончании экзамена, отругав в процессе какого-то семикурсника, и собрал пергаменты. Потянувшись, Лили поднялась на ноги, подождала Мэри и Беттину, после чего они вместе направились к выходу из Большого зала. — Ну, как вы справились? — спросила Мэри, наклонив голову к ним двоим. — Нормуль, — ответила Лили, пожав плечами. — Хорошо, что большинство действительно сложных вопросов были по темам третьего курса, ведь профессор Фурулла — единственный компетентный учитель, который преподавал нам Защиту. — О, а вы вспомнили все те пять признаков, по которым можно распознать оборотня? — спросила Беттина. — Ну конечно, — кивнула Мэри. — С ее недавней одержимостью ими… — Это не одержимость, — перебила она подругу, — это было повторение. Да, Беттс, я училась. — О, надеюсь, я смогу получить «Выше Ожидаемого», — забеспокоилась пухленькая волшебница. — Я так старалась для этого. — Будь что будет, — заявила Мэри, махнув рукой. — Я точно не собираюсь напрягаться по этому поводу. Хм, нам стоит найти Кло, она должна была нас подождать. — О, ей так повезло, что она уже сдала С.О.В. в прошлом году. — Да, но у нас есть еще два года до Ж.А.Б.А., а у нее они уже следующем году, — заметила Лили. — Вот она. Клотильда! Шестикурсница помахала им, как только их заметила, и поспешила к ним. Если Беттина Саммервиль была немного полной, кареглазой шатенкой, то стройная Клотильда Бабино выделялась своими светлыми волосами, постоянно окрашенными в странные цвета — сейчас они были небесно-голубыми — и часто носила тяжелый мрачный макияж. Лили всегда забавляло представлять, что бы Туни сказала о ней, учитывая, как пренебрежительно она отзывалась о Северусе, который выглядел как самый настоящий маггл на фоне голубоволосой волшебницы. — Как прошло? — спросила шестикурсница, шагая в ногу с ними. — Неплохо, — подтвердила Мэри, пробегая руками по волосам, чтобы заплести их в косу через плечо; у нее было даже больше волос, чем у Лили, и они имели тенденцию становиться чересчур пушистыми, если их не завязывать назад. — Не так сложно, как ты нам говорила. — О, наши были кошмарны. Кошмаг’ны, как сказала бы моя старая добрая маман, — ответила она, с усмешкой подчеркивая французское произношение этого слова. — Там Клара; не хочешь подойти поздороваться? — Да, давай, — согласилась Лили и позволила старшей девочке вести их сквозь поток студентов, пока они не дошли до семикурсницы. Клара одарила их усталой, но довольной улыбкой, Амир склонил голову, а Джаспер помахал пальцами. — Как успехи, девочки? — спросила Клара. — Вроде всё хорошо, — ответила Лили. — А вы, ребята? — Лучше, чем мы думали, не так ли, Джас? — Семикурсник Пуффендуя несколько раз кивнул головой, ухмыляясь. — Итак, как… как у тебя с практической частью? — спросила Беттина, немного смущенно улыбаясь. — Невербальная магия, — пояснил Амир, окинув одноклассника гордым взглядом. — Что-то вроде, — поправила его Клара, сузив глаза на Джаспера, который переминался с ноги на ногу. — Мадам Помфри была против, настаивала, чтобы он взял отсрочку, пока она не выдаст ему справку о состоянии здоровья, но Джаспер — тот еще упрямый осёл, не так ли, Джас? Все время пытается шептать заклинания. Мальчик, о котором шла речь, что-то преувеличенно громко пробормотал, взмахнув рукой, словно произнося заклинание и гримасничая при этом. — Он не силён в невербалке, — перевел Амир. — Но справляется лучше, чем в прошлом месяце, и Министерство согласилось дать ему второй шанс в сентябре, если он провалит практическую часть из-за травмы. — А Холланд? — спросила Клотильда. — Есть изменения? Лицо Клары исказила гримаса горя, а Амир покачал головой. — Всё по-прежнему. Его перевели в больницу Святого Мунго, и эксперт по проклятиям из Западной Германии прибыл несколько дней назад, насколько удалось выяснить моему отцу. — Надеюсь, он сможет что-нибудь сделать для Холланда, — сказала Лили, едва не вздрогнув при воспоминании о тех криках. Последние две недели они снились ей в кошмарах — очень неприятный опыт, оставивший ее эмоционально потрясенной и физически истощенной. Она говорила от чистого сердца. — Увидим. — Ну что ж, мы пойдем, поповторяем кое-что до обеда, — сказала им Клара, Джаспер взялся за ручки кресла-каталки. — Удачи вам с практической частью. — И вам, — ответила Мэри, и две группы разошлись в разные стороны. Лили и ее друзья достаточно быстро решили выйти на улицу: день выдался по-настоящему жарким, но после целого утра в замке, солнце пойдет им всем на пользу. Беттина начала расспрашивать Клотильду, что та знает о Джаспере, а Мэри принялась рыться в сумке в поисках, вероятно, какой-нибудь закуски, которую она прихватила с кухни сегодня утром. Лили тем временем пыталась разглядеть Северуса в толпе студентов, выходящих из замка. — Ты не видела- — Ремуса? — Что? Нет. Ну его, конечно, тоже, но я имела в виду- — О, только не этот слизеринец, — с легким хныканьем сказала Мэри, выпустив лоскут сумки из-под подбородка, чтобы встретиться с Лили взглядом. — Когда же ты наконец его бросишь? — Конечно, не раньше, чем ты продолжишь спрашивать меня об этом, — раздраженно ответила она. — Он мой самый давний друг, Мэри. — Много ли в нем хорошего, когда он в сговоре с этими отвратительными сторонниками Сами-Знаете-Кого из его факультета. — Почему тебя это волнует? — спросила брюнетка. — В прошлый раз, когда я проверяла, ты едва ли знала, кто такой Волдеморт. — Да, но… — Поджав губы, Мэри хмыкнула. — Ну, если придется выбирать, то Ремус, безусловно, лучше. — Как друг? Зачем мне выбирать между друзьями? — спросила Лили, растерянно моргая и думая, что избежала бы всех этих обсуждений, если бы сказала подружкам, что злится на обоих мальчиков. Она не любила бессмысленные обсуждения. — Нет, я имела в виду- — Там Джеймс! — воскликнула Беттина, прервав, что бы там ни собиралась сказать Мэри; большинство девушек были влюблены в этого парня, и Беттина не стала исключением. Лили вообще не понимала, почему он может кому-то нравиться — его заносчивость сильно перевешивала все положительные качества, которыми он мог обладать. Она посмотрела через лужайку на берег озера, и ей потребовалось мгновение, чтобы понять, что увидела Беттина: Поттер и Блэк стояли на траве, а Ремус и Питер лежали, опустив ноги в мелководье озера; плохо, однако, было то, что Северус проходил прямо около них. И тут Поттер произнес нечто, что заставило Северуса бросить сумку и потянуться за палочкой, но прежде чем он успел ее вытащить, Поттер его обезоружил. Сердце Лили заколотилось в груди, она пихнула свою сумку в руки Клотильде и полезла в карман за оружием, ее ноги набирали скорость, пока она бежала к мальчикам. Она знала, к чему это приведет, и, несмотря на последнюю ссору с Северусом, несмотря на свое твердое решение держаться от него подальше, несмотря на то, что они, похоже, больше не были способны коммуницировать, прямо сейчас она не могла и не хотела позволять этим двум придуркам нападать на него и унижать на глазах у половины школы, не в ее смену. Но путь от друзей до берега был слишком длинным, она не успевала добраться до Северуса вовремя, и оставалось только наблюдать, как Блэк произносит заклинание, сбивающее Северуса с ног как раз в тот момент, когда он собирался снова схватить свою палочку. Затем толпа вокруг них начала смыкаться, так что Лили на секунду или две потеряла их из виду, и ей пришлось пихаться и толкаться, чтобы расчистить себе путь к ним. Она была достаточно близко, чтобы услышать следующее заклинание, которое они применили против него, на этот раз Поттеровское, и ярость поднялась, как приливная волна, когда она увидела, что Scourgify был направлен на рот Северуса, и что он хрипел, кашлял и задыхался… — Оставьте его в покое! — закричала она, наконец пробившись к Северусу и бросив отменяющее заклинание. Люди вокруг смеялись, а Питер даже хлопал, ублюдок, но Лили чувствовала только ярость от того, что Поттер и Блэк продолжают преследовать Северуса, что это происходит уже в третий раз за месяц, и все они, все, кто стояли вокруг, наблюдали, подначивали, смеялись и не прекращали этого, вели себя так, будто это самая нормальная вещь в мире. Что ж, не в этот раз; на этот раз они, черт возьми, перешли все границы дозволенного, и она собиралась преподать им урок. — Все окей, Эванс? — спросил Поттер, явно намеренно понижая голос. — Оставь его в покое, Поттер! Он ничего тебе не сделал! — крикнула она, встав между Северусом и двумя гриффиндорцами, чтобы перекрыть им обзор на слизеринца и дать сальноволосому мальчику возможность прийти в себя после того, как он чуть не захлебнулся мыльной водой. — Ну, — сказал Поттер с видом человека, серьезно обдумывающего заданный ему вопрос, — пожалуй, все дело в самом факте его существования, если ты понимаешь, о чем я… Ее желудок скрутило. — Ты думаешь, ты смешной, да? Что это за больная причина?! — выплюнула она, сжимая кулаки так сильно, что они начали трястись, потому что в противном случае она бы запустила ими в его самодовольную физиономию, а это бы никак не помогло быстрому разрешению ситуации. — Да что с вами четырьмя такое, ради всего святого, вы, чертовы придурки?! Она отвернулась, чтобы помочь Северусу подняться, но Поттер схватил ее за руку и развернул к себе лицом. — Отпусти меня, ты, высокомерный, задиристый засранец, — зарычала она на него. — Я не собираюсь повторять — оставь его в покое! — Так и сделаю, если пойдешь со мной на свидание, Эванс, — ответил он. — Давай, соглашайся, и я больше никогда не направлю палочку на старину Сопливуса. Наглость этого маленького дерьма! — Нет, даже если бы ты был последним человеком на З- — возмущенно воскликнула Лили, но не успела она закончить фразу, как мимо пронеслось проклятие, задев щеку Поттера, и его хватка на ее руке исчезла, когда он ахнув потянулся к своему лицу. Брызги крови упали на его мантию. — Ой! — воскликнул Блэк, и к тому времени, как Лили обернулась, Северус уже висел в воздухе вверх тормашками, мантия спадала ему на голову, и, конечно, он носил ее по старой волшебной моде, без какой-либо маггловской одежды под ней, так что все увидели его трусы и тощие, бледные ноги. Ужас нахлынул на нее, когда она уставилась на это зрелище, Поттер и его израненное лицо полностью забылись при виде такого унижения ее лучшего друга, заставившего ее дернуться и поморщиться. О, Северус никогда не сможет смириться с этим, потому что вокруг раздался громкий смех, как если бы это было не издевательством, а забавой, как если бы- — Спусти его вниз, прямо нахрен сейчас, Блэк! — закричала она, направляя палочку на гриффиндорца, потому что не знала контрзаклинания, и разве это не одно из заклинаний Северуса? Как, черт возьми, оно оказалось в руках Поттера и Блэка? — Или что, — Блэк посмотрел на ее палочку, затем через плечо на Поттера, после чего одарил ее зубастой ухмылкой и сделал, как она просила. — Ну ты и командирша, да, Эванс? Отвернувшись от него, она снова попыталась приблизиться к Северусу, которому удалось выпутаться и подняться на ноги, но Блэк метнул мимо неё проклятие Полного Связывания Тела, и Сев, застыв как доска, снова упал. Охваченная яростью, Лили вскинула палочку и направила ее прямо в грудь Поттера. — Прекрати это и немедленно отпусти его! — прорычала она. — Или, клянусь Богом, я упеку тебя в больничное крыло! — Эванс, не заставляй меня проклинать тебя. — А ты попробуй, — прошипела она. — Попробуй, Поттер, и мы посмотрим, кому из нас будет больно. Не испытывай меня. После еще одного напряженного момента Поттер глубоко вздохнул и произнес контрзаклятие. — Ну вот, — громко сказал он Северусу, пока Лили держала в поле зрения и его, и Блэка, на случай, если они снова попытаются что-то сделать. — Тебе повезло, что Эванс была здесь, Сопливус, твой рыцарь в сияющих досп- — Мне не нужна помощь маленьких паршивых грязнокровок!

Гр-

Земля ушла из-под ног, и лед растекся по венам, безжалостно сдавливая легкие.

Гряз-

Пальцы у нее были ледяные, щеки тоже, и она не могла дышать, не могла…

Грязнокровок

Сердце стучало в ушах, колотилось, как бешеное, когда она смотрела в широкие, наполненные яростью черные глаза сквозь размытое зрение, ее лицо застыло в неверии, потому что он не мог, она неправильно расслышала, он не мог, не ее, как он мог-

Маленьких паршивых грязнокровок

Северус не- — Хорошо, это последний раз, когда я вмешиваюсь, — прорвался сквозь стук в ушах резкий, кристально чистый и чуждый голос, это она сказала? Как она это сделала, что он не дрогнул, как? — Отныне ты сам по себе, Сопливус. Он обещал! Слеза на ее щеке щекотно скатилась, и она смахнула ее онемевшими пальцами, лед в венах сменился жгучей болью, словно кто-то всадил нож в ее грудь, и она не могла этого вынести, не могла- Обещания слизеринцев. Мерлин, она была такой дурой. Поттер ухмылялся, словно выиграл в лотерею. — Slugulus Eructo! Вот, теперь ему будет над чем ухмыляться, подумала она, направляя палочку на Блэка. — Naris Nychterida! В двух гриффиндорцев полетели слизни и летучие мыши. В последний раз. — Лили! Лили, подожди! Лили, пожалуйста! Лили! Дикий крик вырвался из ее пересохшего горла, пока она пробивалась из толпы. Ей нужно было уйти. — Лил- Расступитесь, блядь! Лили! Она не собиралась доставлять ему удовольствия видеть ее слезы, не собиралась. Она больше не могла этого вынести, не после случившегося, она не могла. — Лили! Она покончила с ним. — Лили, что- — начала Мэри, когда Лили вырвала сумку из рук Клотильды и бросилась бежать, не останавливаясь, пока не оказалась в ванной старост, за закрытыми дверями, где она смогла сесть и как следует выплакаться, прижимая сумку к груди и думая, что ничто и никогда не причиняло ей такой боли, как это. Как он мог со мной так поступить? ___________________________________________________ Северус понятия не имел, как ему удалось сдать практическую часть экзамена по Защите, потому что в его ушах продолжало звенеть то слово, которое он сказал, это ебаное слово, которым он назвал Лили, и он не мог понять, как до этого дошло, как он настолько потерял контроль над своей яростью, что даже не понял, что сказал, что ему показалось, что Лили собиралась рассмеяться, а не заплакать, что он вообще не видел Лили, в момент когда Поттер ухмылялся, и этот издевательский смех, и полное унижение, и мысль о том, что его нужно спасать, как абсолютное ничтожество, что она сделала все только хуже, увидев его таким слабым, что- Он пытался догнать её, вообще не думал мстить за случившееся, думал только о том, чтобы попытаться извиниться и объяснить ей, что произошло, когда ярость его покинула и он осознал случившееся, что он натворил, но толпа останавливала его, как и её гриффиндорские друзья, пока она не исчезла, и он не потерял надежду разыскать её в школе. Ее друзья толпились вокруг нее и не подпускали его к ней, пока все они ждали практической части экзамена, и к тому времени, как дошла очередь до фамилий на «С», она уже давно ушла, так что все, что он придумал, — это пойти в кабинет Дамблдора и сесть, прислонившись спиной к двери. Он ждал старика и вопреки всему надеялся, что у того есть хоть какая-то идея, что ему сделать, потому что все должно было пройти не так, он выбрал ее вместо слизеринцев, он выбрал, но это не будет иметь никакого значения, все будет совершенно бесполезно, бессмысленно и напрасно, и он понятия не имел, как с этим справиться. — Поговори с ней, — посоветовал ему Дамблдор, когда вернулся в кабинет и Северус в спешке рассказал ему всю историю. — Мисс Эванс — разумная девушка, и хотя вы ее и обидели, я верю, она будет готова выслушать ваши извинения. — А если нет? — Тогда скажите ей, чтобы она пришла поговорить со мной. Что это означало, Северус не мог понять, но это придало ему решимости исправить ситуацию. Поэтому, совершенно не обращая внимания на то, что подумают его товарищи по Слизерину — нахуй их, всё это шпионство все равно бессмысленно, если в его жизни не будет Лили, — он уселся перед портретом Полной Дамы и достал учебник Продвинутого зельеварения, пытаясь занять свои мысли чертовым режущим проклятием, не сработавшим сегодня, которое он пытался усовершенствовать уже несколько месяцев, и ждал, пока мимо не пройдет какая-нибудь из подруг Лили. И с его дрянной удачей это оказалась Мэри Макдональд. Из всех подруг Лили он нравился ей меньше всего. Если бы это была Клотильда Бабино или Беттина Саммервиль, он мог бы хотя бы на что-то надеяться, но заставить Макдональд просто остановиться и сказать ему три предложения уже было достижением. — Слушай, можешь, пожалуйста, позвать ее? — попросил он, пока брюнетка смотрела на него с явным отвращением. — Ты достаточно натворил. — Мне нужно перед ней извиниться. — Она не хочет слышать твои извинения. — Тогда я хочу услышать, как она сама мне это скажет, — упорствовал он. — Я буду спать прямо здесь, на полу под этим портретом, если она не выйдет. Так ей и передай. Макдональд скривилась в отвращении и проскользнула в гриффиндорские покои, а Северус сел обратно на пол, не обращая внимания на насмешки и взгляды гриффиндорцев, которые входили и выходили. Было поздно, уже прошел ужин, а завтра им снова сдавать экзамены, и это было единственным положительным моментом, потому что, по крайней мере, большинство учеников находились внутри и не собирались выходить. Наконец, спустя несколько часов, портрет открылся, и Лили вышла, крепко скрестив руки на груди и надежно укутавшись в халат. Да, в её взгляде были следы гнева и обиды, но в основном он был холоднее, чем все, что он когда-либо видел на её лице, и от этого его внутренности скрутило так, что он почувствовал себя заикающейся развалиной. — Прости, — пролепетал он, поднимаясь на ноги. — Мне неинтересно. В тот момент его больше всего напугал ее голос, ровный и невыразительный, как будто в нем не осталось ни капли эмоций, и от этого у него пересохло в горле и паника скрутила все нутро. — Мне жаль! — Побереги дыхание. Я вышла только потому, что Мэри сказала мне, что ты хочешь переночевать здесь. — Да. Я бы так и сделал. Лили, я никогда не хотел называть тебя грязнокровкой, оно просто- — Вырвалось? — холодно перебила она его. — Слишком поздно. Я оправдывала тебя годами. Я отстаивала тебя перед Поттером и Блэком, защищала тебя. Никто из моих друзей не может понять, почему я вообще с тобой разговариваю. Ты и твои драгоценные маленькие Пожирательские друзья — видишь, ты даже не отрицаешь этого! Ты даже не отрицаешь, что именно к этому вы все стремитесь! В конце концов, вы тут единственные, кто использует это слово, не так ли? Голова Северуса закружилась, потому что она говорила как незнакомец, совершенно не похожая на себя, с безличными словами и общими аргументами, без огня их последних ссор, как будто последних четырех месяцев не было вовсе. Неужели она перестала заботиться? А волновало ли это ее когда-либо вообще? Но это не имело смысла, это не- — Лили, я не подумал, это было не- — Что? Что не было, Северус? Не было предназначено для меня? Не должно было причинить мне боль? Не должно было вырваться из твоих уст? Почему ты только обо мне так печешься, а? Чем я так отличаюсь от Мэри, Клары или сотни других студентов, которых ты без проблем называешь грязнокровками? Но это лишь симптом более серьезной твоей проблемы, не так ли? Ты, со своей ненавистью к отцу и презрением к людям, выросшим без магии. Ты ничем не лучше всех этих фанатичных засранцев, с которыми проводишь время. Держу пари, не можешь дождаться присоединения к Сам-Знаешь-Кому, да? — Нет, Лили- Лили, пожалуйста, пожалуйста, послушай меня! — Нет! Нет, я не буду, больше нет! — закричала она, в ее глазах собрались слезы, и он понял, что она не переставала заботиться, вовсе нет, она просто надеда холодный фасад, чтобы защитить себя, который наконец сломался, и это вызвало волну парадоксального облегчения, затопившего его вены, всего на секунду, прежде чем, — Я устала оправдывать тебя, ты понимаешь? Это было гораздо, гораздо хуже. — Лил- — Ты обещал мне! — закричала она с такой силой, что он попятился назад, слезы потекли по ее щекам. — Ты мне обещал! Как ты мог так поступить со мной, как мог… Он сделал отчаянный шаг вперед, и она резко отпрянула, слова остались недосказанными, зеленые глаза пронзили его. — Нет. С меня хватит. Ты выбрал свой путь, я выбрала свой. Она повернулась, чтобы сделать шаг назад через портрет, и Северус бросился к ней, крепко схватив ее за руку и притянув к себе. — Лили, пожалуйста, — умолял он, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Если ты не хочешь слушать меня, сходи к Дамблдору. — Какого черта ты ссылаешься на Дамблдора? — Я не могу сказать тебе здесь, понимаешь, не могу. Но я не… Я сделал свой выбор, но это не… Просто, пожалуйста, если ты не хочешь меня слушать, пойди и поговори с директором, прежде чем что-то решать, пожалуйста. Она вырвала свою руку из его хватки и убежала, а Северусу оставалось только стоять там, наблюдая, как Полная Дама бросает на него колкие взгляды, возвращаясь на свое обычное место, и снова и снова умолять рыжеволосую зеленоглазую девушку, которая была для него всем, пойти к Дамблдору, потому что это был последний шанс Северуса все исправить. ___________________________________________________ — Зачем вы это сделали? — спросил Ремус у своих друзей вечером, когда они вернулись в общежитие. Джеймс был бледным после рвоты слизняками, Сириусу, похоже, все еще было больно после всех этих летучих мышей, вылетевших из его носа, и единственным, кто не слишком пострадал, был Питер. У Ремуса кожа покрывалась мурашками, ему казалось, что он наконец-то понимает желание волка содрать с себя кожу. — Сделали что? Сириус сказал этим своим беспечным тоном, который начал раздражать Ремуса с той ночи, когда Лили дала им понять, что знает об Инциденте. Он злился на Лили за все эти чихания летучеми мышами, да, но помимо этого, казалось, абсолютно не парился из-за сделанного, и теперь, когда Ремус задумался, это распространялось и дальше, не только на Инцидент или их нападения на Снейпа. Когда они говорили о следующем полнолунии, как Ремус вдруг вспомнил, Сириус ничуть не беспокоился о том, что они могут столкнуться с кем-то из школы, если пойдут исследовать территорию, и почти не переживал по поводу того бедного первокурсника, у которого была аллергическая реакция на острый соус, который они добавили слизеринцам в еду перед Пасхой. Это лишь усиливало ощущение испачканности внутри и снаружи, не покидавшее Ремуса с того самого дня, как он уткнулся в учебник, вместо того чтобы поступить как староста, которым он был, и вмешаться — в чём Лили обвинила его не далее как десять дней назад. Да, он слышал ее слова, но не придал им особого значения, ведь С.О.В. были уже не за горами и им с ребятами было о чем переживать. Сцена у озера, произошедшая сегодня днем, вернула эти слова на передний план его сознания, и с тех пор они жужжали нескончаемым гулом критики, отдаваясь эхом от шокирующей ярости, с которой были произнесены. Он пытался игнорировать их, пытался рационализировать, но ничего не помогало — он все еще чувствовал себя неудачником, и теперь, когда он размышлял и о других ситуациях, связанных с его друзьями, это чувство только росло и росло, пока он не почувствовал, что тонет в нем. Лили была права. Болезненная правда заключалась в том, что его друзья действительно были чертовыми отморозками, задиристыми тупицами, которым нет дела ни до чего, кроме собственных развлечений, а он был так же плох, если позволял им это. Когда они был младше, когда это были простые розыгрыши, он с удовольствием присоединялся к веселью. В последние два года он не замечал нарастающей жестокости в их действиях или игнорировал ее, ему было вполне комфортно в этом туманном существовании. Больше нет. С тех пор как Лили впервые наехала на них в марте, его мучил растущий дискомфорт от осознания, что его лучшие друзья, люди, которые так легко приняли его и его недуг — более того, даже освоили очень опасную и сложную ветвь магии ради него — могут вести себя так отвратительно по отношению к кому-то столь же невезучему, как и он. Потому что, как бы Ремус ни презирал слизеринца, он не мог отрицать пугающего сходства между Северусом Снейпом и им самим. Ох, не в главном, нет, а в другом, в мелочах. Они оба были бедны; оба держались особняком; оба были связаны с Темной магией; оба жаждали принятия. Он никогда не задумывался об этом раньше, Снейп просто был вечно сальным слизеринцем, на голову опережающим всех на уроках зелий и выкрикивающим оскорбления в адрес Мародеров, случайно оказавшимся знакомым Лили. А теперь, после сегодняшнего… От слов Джеймса у него кожа покрылась мурашками — дело в самом факте его существования, если ты понимаешь, о чем я. Сказал бы он то же самое о Ремусе, если бы обстоятельства были иными? Если бы Ремус оказался в Когтевране или Слизерине? Если бы он был лучшим другом Лили? Неужели для Джеймса всё дело в этом? Ему понравилась девушка, и он почувствовал необходимость издеваться над ее лучшим другом? За последние несколько месяцев он не раз делал замечания по поводу того, что Ремус с ней сблизился. Или это было нечто большее? Было ли это его отвращение ко всему слизеринскому, его предрассудки, усиленные, если подумать, годами наблюдений за стараданиями Сириуса в этом доме, с этой его матерью? А чем оправдывался Сириус, тем, что не одобряет Темные искусства? Почему же он тогда не настаивал на том, чтобы делать подобное с другими Слизеринцами в равной степени? Сегодня Ремус не вмешался, и голос Лили — просто стоишь в сторонке — продолжал звенеть у него в голове. Он не вмешался, потому что привык бездействовать, привык не обращать внимания на то, как его друзья выходят за рамки дозволенного, привык игнорировать тот факт, что его наделили властью именно затем, чтобы их контролировать. Его нежелание что-либо делать, его привычка притворяться, что ничего не происходит, стоили единственной девушке, проявившей к нему настоящую доброту, даже после того, как она узнала о его состоянии, очень многого, если судить по выражению ее лица сегодня вечером. Он боялся конфронтации, но чувство стыда и обвиняющий взгляд Лили, мысль, что он может потерять единственного друга, которого нашел самостоятельно, толкали его сделать хоть что-нибудь, хоть как-то исправить ситуацию, и в конце концов его страх остаться одному и быть непринятым оказался недостаточно сильным. Стоять и бездействовать больше не было возможно, особенно теперь, когда он едва контролировал свою потребность пойти в душ и отмыться после того, что он допустил. — Зачем вы напали на Снейпа и унизили его? — Потому что это Снейп, — заметил Джеймс. — Что с тобой, Ремус? — спросил Питер. — Это же просто Сопливус. — Если бы я не попал в Гриффиндор, вы бы дружили со мной? — Конечно, дружили бы, Лунатик, — заверил его Сириус без каких-либо раздумий. — Почему нет? — Потому что я — Темное существо, — напомнил ему Ремус, горло сжималось от страха быть отвергнутым, но слова все же вырывались. — Потому что я бедный и скучный. — В чем дело? — спросил Джеймс, явно смущенный. — Нам плевать, если у тебя нет денег, и ты не скучный! — Если честно, Сохатый, он чутка скучный. Но только с тех пор, как стал старостой. — И ты не виноват, что ты оборотень, — вмешался Питер. — Точно так же, как Снейп не виноват в том, что он слизеринец. — Лунатик, что с тобой сегодня? Почему ты вдруг так заинтересовался Сопливусом? — Может быть, потому что Лили моя подруга, и то, что вы сделали, причинило ей боль. — Я вообще не при делах! — воскликнул Джеймс, садясь на кровати. — Это Снейп назвал ее этим словом! — После того как вы залили ему рот мылом и подвесили вверх ногами, чтобы все присутствующие могли увидеть его нижнее белье. — Это не оправдывает того, что он сделал. — Это и тебя не оправдывает! Ты это начал, Джеймс, ты несешь равную ответственность! Неужели вы трое не понимаете? Вы напали на него за то, что он просто существует! Что за больная причина?! Ты хоть знаешь, кто так поступает? Злые люди, психопаты, все эти фанатики, кто называет магглорожденных «грязнокровками»! — Не то чтобы у тебя были какие-то проблемы с этим сегодня, Ремус, — заметил Джеймс жестким голосом. — Да, но теперь есть, — ответил он, вставая, чтобы пройтись по комнате. — Меня это волнует, потому что мне не нравится, во что вы превращаетесь. — И во что же? — холодно спросил Сириус. — В людей, готовых пожертвовать лучшими друзьями ради розыгрыша. В людей, которые не возражают против умышленного убийства. — Речь про тот случай четырехмесячной давности? — Это была просто шутка, — отмахнулся Сириус. Ремус яростно тряхнул головой, зажмурив глаза от головной боли, нарастающей под веками. Как он раньше не замечал, насколько они все слепы к жестокости своих действий? — Сделать меня убийцей — это, по-твоему, смешно, Сириус? — слабо спросил он, падая на кровать. — Ничего не случилось, Ремус! — Но могло бы. — Но не случилось. — Дело не в этом, Сириус. Дело в том, что ты знаешь, как тяжело мне дается мой недуг, знаешь! И все же так мало заботишься, что готов поставить меня в положение, в котором я могу случайно заразить кого-нибудь, даже чисто гипотетически! Ты знаешь, как это заставляет меня себя чувствовать? — Это просто Сопливус, и ничего не случилось! Ему хотелось заплакать. — Ты хладнокровный ублюдок, Бродяга, ты знаешь? — Ну хватит, Лунатик, — уговаривал Джеймс, положив руку на плечо Ремуса. Он отпрянул от прикосновения. — Нет. Нет, Джеймс. Ты хоть немного сожалеешь, Сириус? Был ли хотя бы один момент, когда ты подумал, что потерял контроль над ситуацией? Хотя бы один малюсенький момент, когда ты подумал, что я реально могу навредить ему? — По глазам Сириуса он понял, что такой момент действительно был. — Ты хоть что-нибудь почувствовал, когда это случилось? Подумал обо мне, о том, как бы это отразилось на мне — если бы я стал ответственен за его убийство или обращение? Сириус ничего не ответил, просто уставился на него широко раскрытыми серыми глазами, но Ремус не мог понять, пришел ли он наконец к каким-то выводам, или же просто был ошеломлен тем, как Ремус себя ведет. Сердито вытирая слезы, Ремус покачал головой. — Ты никогда ни о ком, кроме себя, не думаешь, Сириус. А ты, Джеймс, нападаешь на Снейпа, потому что тебе понравилась Лили. Знаешь, насколько жалким тебя это делает? Каким ничтожным? Каким чертовски тупым?! Неужели ты думаешь, что сможешь завоевать ее, залив рот ее лучшего друга мылом и заставив им давиться, подвесив вверх ногами и уронив на голову, в процессе флиртуя с ней? Какой нормальный, здравомыслящий человек сделает подобное? — Как будто ты чем-то лучше, Ремус. Ты ни разу не сказал ни слова против наших действий, ни разу. И если уж на то пошло, ничего не сказал и о тех трех случаях, когда мы случайно столкнулись с жителями Хогсмида недалеко от границы Запретного леса. — Ну, я говорю это сейчас! — закричал он. — И не думайте, что я не испытываю к себе отвращения из-за этого, потому что это так! Всего этого! Нападений на Снейпа, вылазок, лжи, Визжащей Хиж- — Иначе Снейп бы не остановился, — пробормотал Питер, прервавая весь разговор. — Что? — спросил Ремус, не понимая, к чему эта смена темы. — Он был близок к разгадке, а это определенно помешало ему раскрыть твой секрет или то, чем мы занимаемся каждое полнолуние, — пренебрежительно заметил пузатый мальчик. — Я бы не хотел попасть в Азкабан, ну правда, а ты знаешь, что он бы сделал с этой информацией. Так Дамблдор заставил его молчать, и мы все в безопасности. Нет никаких причин, чтобы кто-то еще нас вычислил, а если и вычислит, Дамблдор защитит нас, потому что в противном случае мы скажем, что он замял попытку убийства. От неожиданности Ремус повернулся и посмотрел на Сириуса. — Так вот почему ты это сделал? Чтобы, что, убить его, пока он не разоблачил нас?! Чтобы запугать его, дав ему именно ту информацию, которую мы от всех скрываем?! Чтобы получить рычаги давления, превратив нас всех в потенциальных убийц?! Ты вообще слышишь, насколько это безумно?! Но было очевидно, что Сириус совсем не об этом думал, потому что выглядел таким же удивленным, как и Ремус. — Нет. Нет, это совсем не в твоем стиле, правда, Сириус? Потребовалось бы немного подумать, прежде чем действовать, не так ли? Размышлять дольше секунды о том, что сделать, как в случае твоей блестящей идеи спланировать наше следующее приключение! В котором мы подвергнем опасности других людей! Ради того, чтобы тупо повеселиться в Запретном лесу! — О, не делай вид, что это не принесло тебе кучу пользы! — фыркнул Сириус. — Посмотри мне в глаза и скажи, что последние восемь месяцев не были для тебя в десять раз легче последних десяти лет, попробуй! — Да, они были легче, но это не моя идея — начать выбираться из Визжащей хижины и гулять в лесу возле Хогсмида! — Нет, ты просто предложил сделать в ней нормальную дверь, а не использовать туннель, — резко заметил Джеймс. — Ремус, ты был таким же соучастником, как и мы! Тебе понравилась эта идея после первого раза! — Потому что я не думал, что мы будем настолько близко к Хогсмиду, что столкнемся с людьми! — И что в этих планах тебе так внезапно разонравилось? — холодно спросил Сириус. — Если я правильно помню, нам едва ли пришлось тебя переубеждать! Вчера ты без проблем бродил по полям для квиддича, а сегодня у тебя вдруг возникли проблемы с тем, чтобы подобраться к Хогсмиду! — Я и не хотел этого делать! Я же говорил вам, что не хотел! — крикнул Ремус в ответ. — Это вы всю дорогу пытались меня убедить, а я, как обычно, под вас прогнулся, как в январе, когда вы захотели выйти, и как в апреле и мае, когда мы чуть не столкнулись с теми людьми! Это на тебе, Сириус, и на вас, Джеймс и Питер, потому что я, черт возьми, понятия не имею, какого хуя делаю, когда волк у руля! И это же происходит и сейчас: вы давите, давите и давите, и, похоже, не понимаете, что есть пределы, за которые выходите и тащите меня за собой! Вы заходите слишком далеко, и я больше не позволю вам этого делать! — Не позволишь? — повторил Джеймс, почти недоверчиво. — Не позволишь?! Кто ты такой, чтобы указывать нам, что делать? — Я староста, и я ваш друг. — Да ну? Что-то не заметно, вообще нет, — выплюнул его друг. — После всего произошедшего, после всего, что мы для тебя сделали, ты называешь нас психопатами? — Так вот оно как? — спросил он. — Вы освоили продвинутую магию ради меня, и поэтому теперь я перед вами в долгу? Вы готовы дружить со мной только в том случае, если я буду закрывать глаза на все ваши злобные и жестокие поступки? Что дальше, начнете угрожать, что расскажете всем, что я такое, если не буду думать так же, как вы? — Нет, Ремус, конечно, нет, — мягко произнес Питер. Ремус грустно ему улыбнулся. — Ну, тогда, похоже, ты единственный, кто так думает, Питер. Знаете, Мародеры были проказниками, шутниками. Они были равноправными товарищами, они не допускали дискриминации, они хотели смешить людей, хотели шокировать. Они не были избирательными хулиганами, нападающими на тех, кто слабее. Вы трое хоть понимаете, во что мы превратились? Вы трое — мои единственные друзья, и вы становитесь людьми, которые мне не нравятся. Я становлюсь тем, кто мне не нравится, помогая вам. Мне нравится Снейп не больше, чем вам; я думаю, что он злобный, мерзкий и гнилой внутри. Но от произошедшего сегодня у меня мурашки ползут по коже, потому что это доказательство, что мы ничем не лучше всех тех людей, кто разбрасывается словами вроде «грязнокровка», кидает в них проклятья за то, кто их родители, и не заботится о том, что причиняет боль всем вокруг! Так что если это делает меня непригодным для вашей дружбы, просто скажите мне об этом, и я смогу пойти и извиниться перед Лили за случившееся сегодня, без того, чтобы над моей головой висело ваше осуждение. По крайней мере, хотя бы это заставит меня хорошо к себе относиться. Ответа от троих друзей не последовало; Питер смотрел с укором, Джеймс — с тревогой, Сириус — с негодованием, но никто из троих ничего не сказал. Так что Ремус воспринял это, как, возможно, не совсем ответ, но как очень убедительный индикатор, что они ссорятся из-за чего-то, из-за чего настоящие друзья никогда не будут спорить, и боль от этого понимания пронзила его до глубины души. Он оставил их там, чувствуя уныние, отвращение и тошноту, страх быть отвергнутым застрял в его горле, но пока он спускался по лестнице в поисках своего единственного оставшегося друга, очень маленькая его часть чувствовала огромное облегчение, потому что он наконец-то набрался смелости, чтобы противостоять чему-то неправильному, чтобы сказать то, что он думает, и он заставил голос Лили в его голове замолчать. Он чувствовал себя почти освобожденным — от мысли, что спустя пять лет может держать голову высоко, потому что поступил правильно. В этом и заключалась суть Гриффиндора — быть достаточно храбрым, чтобы отстаивать свои убеждения, и впервые в жизни Ремус почувствовал себя достойным этого факультета. Лили была в своем общежитии, и он попросил Беттину позвать ее к нему. Когда она спустилась, то выглядела уставшей и такой грустной, что у него немного сжалось сердце. — Что тебе нужно, Ремус? Ее слова были отрывистыми, а тон — грубым и замкнутым. Похоже, она злилась и на него; в отличие от его друзей, он считал, что у нее есть на это полное право. Он облизнул пересохшие губы и собрал в кулак все то же мужество. Он должен был сказать, другого выхода не было. — Я хотел сказать, что сожалею о том, что они сделали сегодня со Снейпом, и сожалею, что не остановил их. Я должен был, но я… — Ты боялся, что они тебя отвергнут, — холодно закончила она за него. — Да, — согласился он, его голос был едва громче шепота. — Ты была права насчет того, что сказала мне десять дней назад. Во всем. Ты была права. Она кивнула, хотя, похоже, это не принесло ей особого удовлетворения. — Вы с ним… Я имею в виду, вы помирились? Из-за того, как он тебя назвал? — Нет. Не уверена, что смогу это простить. — Я не знаю, почему ты с ним дружишь, и не думаю, что мне стоит знать, но, если уж на то пошло, я не верю, что он имел это в виду. Она одарила его грустной полуулыбкой, наконец-то немного расслабившись. — Я не знаю, имеет ли это значение. Правда, не знаю. Она повернулась, чтобы вернуться в свое общежитие. Он замешкался на мгновение — назвался груздем — полезай в кузов, — а потом окликнул ее. — Не то чтобы у меня есть право давать тебе советы, Лили, но мне кажется, тебе стоит взять несколько дней, чтобы во всем разобраться; не делай ничего поспешного, о чем можешь потом пожалеть. И пока он смотрел, как она поднимается по лестнице и исчезает из поля зрения, Ремус поражался осознанием того, что, несмотря на свой страх, он не сожалел о своих словах друзьям, правда нет, пока нет. Впервые в жизни он сделал то, что считал правильным, и осознание, что он смог это сделать — даже перед лицом возможной потери трех из четверых своих друзей, — придавало ему сил. В стремлении отца защитить его от собственной вины, в стремлении матери компенсировать свою неполноценность как маггловского родителя ребенка-волшебника с ужасным недугом, в собственном страхе перед тем, чем он был, Ремус где-то по пути потерял свой хребет. Обрести его снова было очень приятно.

Примечание автора:

Я уверен, вы догадались, что многие фрагменты этой главы были взяты из книги «Гарри Поттер и Орден Феникса», глава 28: «Худшие воспоминания Снейпа», а также из книги «Гарри Поттер и Дары смерти», глава 33: «История принца». Они, очевидно, были подправлены в соответствии с моим повествованием, как с точки зрения времени (Лили и девочек не было на берегу озера), так и с точки зрения реакции (в первую очередь Лили, но и других ребят тоже).

Для тех, кому интересно мое мнение в целом по этому поводу: при перечитывании обе сцены показались мне на удивление эмоционально плоскими со стороны Лили — я имею в виду, в каноне ее реакция на то, что Северус назвал ее «Грязнокровкой», заключается в том, чтобы моргнуть и бросить оскорбление в ответ и продолжить кричать на Джеймса из-за его поведения, что, по моему мнению, не является нормальной реакцией на попавшего в беду лучшего друга (да и честно говоря, я не воспринимал их никак кроме, как «добрая самаритянка, которую оскорбил мальчик, над которым издеваются, за ее попытку ему помочь», пока не вышли ДС, и уж точно не считал их лучшими друзьями); То же касается и их последующей конфронтации, где она подчеркивает свое неприятие их отношений различиями в политических взглядах, а не личной эмоциональной травмой, как я ожидал. Вместе, эти две сцены не позволяли мне поверить, что Лили действительно считала Северуса своим «лучшим другом», учитывая, что я бы гораздо сильнее отреагировал на случившееся, а я человек, руководствующийся скорее логикой, чем эмоциями (чего я не вижу в Лили). Вот почему я всегда считал, что она эмоционально дистанцировалась от Северуса задолго до того, как все это произошло (или просто никогда по-настоящему эмоционально не вкладывалась в их дружбу), и почему я никогда не верил, что они бы смогли все уладить позже, и уж точно не до такой степени, чтобы у них завязались романтические отношения. Это во многом объясняет, почему я решил начать свою собственную сюжетную линию задолго до этого Инцидента, когда я еще мог представить, как их отношения сохраняют свой эмоциональный заряд, продолжая при этом ухудшаться до такой степени, что события, с учётом эволюции Северуса, все равно будут логически развиваться аналогично канону (это отдельная головная боль при написании, но я оставлю объяснения для другой главы).