The Path Not Tread // Непроторенная тропа

Роулинг Джоан «Гарри Поттер»
Гет
Перевод
В процессе
NC-17
The Path Not Tread // Непроторенная тропа
переводчик
Автор оригинала
Оригинал
Описание
Иногда для существенных перемен достаточно маленького изменения, как, например, пара предложений в ожесточенной ссоре. Лили Эванс неосознанно совершает одно такое изменение, споря со своим лучшим другом, и масштабы последствий ее действия, могут изменить не только ее саму и людей вокруг нее, но и будущее их мира.
Примечания
Что-если AU, которое исследует вопросы о том, насколько мы знаем себя. Насколько подвержены влиянию нашего окружения и в какой степени влияем на него сами. Действительно ли неожиданные последствия, возникающие из выборов, которые мы совершаем, наша ответственность. И, в конце концов, является ли правда по-настоящему объективной аксиомой существования, или только тем, как мы ее понимаем. В настоящий момент автором написано 70 глав (670 тыс слов, 4 части) и это еще не конец, продолжение уже пишется. Работа публикуется с 2016 года. Я постараюсь выкладывать перевод двух-трех глав в неделю, но посмотрим, как пойдет, это новый опыт для меня. Это один из лучших фанфиков во всем фандоме и однозначно лучший Северус/Лили. Персонажи продуманны и согласуются с каноном, подростки поступают как подростки. Здесь очень (!!!) много рефлексии, размышлений, попыток понять самих себя и окружение. Но учтите, это по-настоящему СЛОУ берн Настолько понравилась работа, что решила ее перевести
Содержание Вперед

6. (Part I) The Meaning of Insignificances

Значение незначительного

Лили нашла Клару Шенвик, семикурсницу Когтеврана на которую ей указал Питер, в библиотеке в день Пасхи; по правде говоря, она старалась не спускать глаз со старшей девочки на протяжении всего завтрака, что, учитывая малое количество студентов, проживающих в Хогвартсе, было не такой уж и сложной задачей, как могло бы быть. Большинство студентов, как правило, не возвращались на пасхальные каникулы: в конце концов, это была всего неделя, и она вряд ли стоила того, чтобы ехать в Лондон целый день на Хогвартс-экспрессе. В основном так поступали те, кто жил в северных районах страны, и те, чьи родители могли аппарировать их так далеко. Лили ездила домой только на первом курсе, скорее потому, что считала, что должна скучать по дому и хотеть вернуться, а не потому, что искренне этого хотелось. Но уже тогда ей было ясно, что это Хогвартс — ее мир, а не Коукворт, и неделя, проведенная без Северуса, весьма эффективно доказала это. С тех пор она оставалась каждый год, а однажды, когда Северус не поехал домой в рождественские каникулы (он никогда не говорил ей почему, но она подозревала, что его мать написала письмо, чтобы предостеречь), решила остаться с ним, потому что, хотя в школе они были порознь, за ее пределами они были вместе, всегда. Эти четыре дня напомнили ей об этом и немного подтолкнули к достижению поставленных целей. Пока что странное напряжение, возникшее между ними после его рассказа об инциденте с Гремучей ивой, в основном спало, и настроение Северуса тоже улучшилось. Это не было похоже на их лето, когда остальной мир не вторгался в их жизнь, но было ближе к этому, по сравнению с тем, что она чувствовала в течение всего года, и это придавало ей сил и решимости полностью игнорировать ссору с Поттером и Блэком. Клару Шенвик нельзя было назвать красивой: губы у неё были слишком тонкими, а лоб — слишком большим. Не помогали в этом и ее волосы, небрежно завязанные в пучок, зрительно только увеличивающие лицо. Но Лили запомнила ее как добрую, отзывчивую девушку, одну из тех когтевранок, которые не прочь помочь другим, независимо от их факультета. Девочка улыбнулась Лили, когда заметила ее, и положила учебники на стол; как и Лили, она, похоже, готовилась к финальным экзаменам, хотя у нее это были Ж.А.Б.А., а у Лили — С.О.В. — Привет, Клара, — поприветствовала ее Лили, присаживаясь за стол в библиотеке. — Как дела? — Лили, — откликнулась она, и Лили почувствовала некоторое облегчение от того, что её узнали — хотя Алиса и Клара были в некотором роде подругами, пока Алиса не закончила школу и не уехала из Хогвартса, у их групп было мало общего, чтобы встречаться— гриффиндорцы и когтевранцы, да ещё и разного возраста. — Немного волнуюсь из-за экзаменов, но, полагаю, ты чувствуешь то же самое. — Ага, — согласилась она. — Хотя я не думала, что все будет так плохо. — С.О.В. легче, чем Ж.А.Б.А., но, безусловно, гораздо скучнее. — Приятно знать. Слушай… — и тут Лили остановилась, потому что как можно было напрямую узнать, не состоит ли Клара в группе, вербующей людей в какую-то тайную организацию под руководством Дамблдора? В итоге она выбрала более безопасный путь. — Ты получала что-нибудь от Алисы в последнее время? Я писала ей, но видимо она сейчас очень занята своей аврорской подготовкой. — Относительно недавно, хотя это носило скорее академический характер, — ответила Клара. — Но ты совершенно права, из ее письма у меня тоже сложилось впечатление, что она тонет в работе. — Наверное, мне стоит поспрашивать ее об этом, — размышляла вслух Лили, — поскольку я подумываю о том, чтобы пойти в том же направлении, и мне было бы полезно знать, какие курсы Ж.А.Б.А. лучше взять. — Обучение авроров? — с легким удивлением спросила другая девушка. — Я и не знала. Я думала, тебя интересует работа с чарами? — Да, но эта война… честно, я чувствую, что что-то меньшее, будет пустой тратой времени, — и это было правдой, хотя работать с чарами она все еще хотела больше, чем становиться аврором. Просто в последнее время ее не покидала мысль о том, чтобы сменить запланированную профессию. — Когда я пришла в Хогвартс, это не казался мне чем-то важным, знаете ли, но с каждым годом напряжение только растет и растет, и я боюсь, что скоро все станет по-настоящему ужасным. — Да, — мрачно кивнула Клара. — Здесь мы защищены, укрыты, но там, снаружи, это совсем другое дело. — Хотела бы я помочь. Клара бросила на нее задумчивый взгляд, но в конце концов, похоже, не клюнула на приманку, а лишь ободряюще улыбнулась. — Я уверена, что ты найдешь способ; ты всегда казалась очень находчивой. — Спасибо, — сказала Лили, желая подтолкнуть ее, но понимая, что это будет неправильно. И все же ее не покидало ощущение, что Питер не ошибся в своей оценке — возможно, Клара и не та, кто сможет ей помочь, но она явно что-то знает. Оставалось только вытянуть это из нее. — Если услышишь что-нибудь еще от Алисы, передашь, что мне нужна информация об обучении авроров? — Обязательно, хотя сомневаюсь, что это произойдет в ближайшее время. — В любом случае. Увидимся. Если не Клара, то наверняка кто-то из ее друзей. Старосты, другие когтевранцы или пуффендуйцы, с которыми она проводит время. И как только она поймет, кто это, Лили сразу же начнет действовать. А пока нужно готовиться к С.О.В., как бы утомительно это ни было, они не терпели отлагательств. __________________________________________________ Малсибер и Эйвери вернулись с желанием немного «повеселиться, как в старые добрые», если верить Фистлтвейту. Северус знал, что это можно перевести как «немного повеселиться за счет грязнокровок Гриффиндора», и, как и всегда, согласился. Обычно это была капелька Темной магии, сравнимая, если бы вы спросили его, с некоторыми из самых жестоких проделок Мародеров и, ну правда, люди слишком суетились вокруг того, что считалось или не считалось Темным. На самом деле, за восемь лет, прошедших с того момента, как он нашел первую книгу по Темной магии (принадлежавшую его матери и представлявшую собой что-то вроде учебника с основами), и до сегодняшнего дня, Северус пришел к выводу, что большинство людей, причитающих об использовании Темной магии, имеют весьма слабое представление о том, что Темная магия вообще такое. Именно это его всегда раздражало, когда Лили заводила разговор об его интересе к Темным искусствам. Он предложил ей почитать учебник, когда им было по девять или десять лет, но даже тогда, услышав слово «Темные», она наморщила нос. Дело было не в ее ненависти к этой ветви магии, Северус не был настолько равнодушен, чтобы не замечать ее опасностей — Темная магия развращает, это факт, не требующий обсуждения, — а в том, что она считала, что любое отношение к Темным искусствам каким-то образом пятнает его, что было просто смешно. В конце концов, половину общепринятых заклинаний можно было считать Темными — именно поэтому их называли порчей, сглазами и проклятиями, а не чарами или трансфигурирующими заклинаниями, — и все же ни у кого не возникало с ними проблем. Что касается группы друзей Северуса, он, безусловно, был наиболее академически склонен к Темным искусствам. Малсибер и Филс использовали Темные заклинания, но они так же мало понимали принцип их работы, как и у обычных заклинаний; Эйвери разбирался в тонкостях Темной магии, а также в ее влиянии на душу, но ему, похоже, нравились Темные заклинания тем, что многие из них требовали очень специфических контрзаклинаний, и он использовал их только для того, чтобы немного усложнить всем жизнь; Фистлтвейт, пожалуй, был ближе всех к Северусу по знаниям, но он предпочитал не использовать Темные заклинания, если существовали аналоги — например, Замораживающие чары вместо Полностью-сковывающего-тело проклятия. Через два-три дня после начала занятий Северус сидел в углу общей комнаты вместе с Фистлтвейтом и Эйвери и обсуждал книгу по Темной магии, которую последний, очевидно, получил в подарок от родителей по случаю какого-то тайного события, суть которого отказался разглашать. — В ней есть очень хороший раздел по Темной Трансфигурации, — прокомментировал Зебадия Фистлтвейт, перелистывая страницы книги. Чистокровный, он был коренастым со светло-медовыми волосами и щелью между передними зубами, которая всегда придавала ему какой-то кривой вид. — О, посмотри-ка, Снейп: Наиболее распространенное использование магических существ в Темных зельях. Звучит как раз в твоем вкусе. — А еще очень базово, — заметил Северус, наклоняясь к другому мальчику, чтобы просмотреть список содержимого. — С другой стороны, мне не удалось найти много информации об использовании василиска в другой литературе. Не возражаешь, если я скопирую этот раздел для себя? — спросил он Эйвери, который пренебрежительно пожал плечами. — Валяй; ты же знаешь, что я предпочитаю заклинания зельям. — На самом деле это совсем не плохая книга, — решил Фистлтвейт. — Немного не хватает сравнений, но я бы сказал, что ее стоит прочитать. Ты уверен, что мы не сможем убедить тебя рассказать нам, как ты ее заполучил? Мальчик поменьше самодовольно ухмыльнулся. — Нет, я поклялся хранить тайну. — Мы могли бы просто добавить немного Веритасерума в твой сок. Сколько времени это займет? — Четыре недели, если бы у меня были луковицы колокольчика, собранные в полнолуние. Думаю, мы могли бы одолжить их у Слизнорта, у него как раз должно быть несколько, — размышлял Северус, едва сдерживая ухмылку, пока Эйвери бросал на них косые взгляды. — Даже не вздумай. — Да ладно тебе, Эйв, — протянул Фистлтвейт. — Что такое немного сыворотки правды между друзьями? На мгновение показалось, что он скажет что-то неприятное, но потом его лицо превратилось в привычную ухмыляющуюся маску. — Значит ли это, что в следующий раз, когда ты будешь крутить с Валентиной Борджин, я могу подлить его в твой бокал и заставить рассказать, хорошо ли она сосет? — Почему бы тебе самому не спросить ее? Уверен, она бы тебе продемонстрировала. Северус едва сдерживался от усмешки отвращения: действительно, какой смысл связываться с человеком с такой дурной репутацией, как Валентина Борджин, Северус не знал, да и не хотел знать. Если отбросить тот факт, что он не мог представить себя с любой девушкой кроме Лили (а он пытался несколько раз, просто в качестве эксперимента; все воображаемые девушки превращались в Лили примерно на середине его дрочки, и он забросил эту затею), он давно понял, что не уважает женщин, бросающихся на мужчин подобным образом. Возможно, он перенял это от матери — даже после всего, что ей пришлось пережить, она сохранила достоинство, и Северус никогда не видел, чтобы она пыталась так заискивать перед его отцом, хотя это потенциально могло упростить ей жизнь, — он предпочитал девушек, у которых было самоуважение. А все эти разговоры о сексуальных похождениях, которыми, казалось, внезапно так заинтересовались его сверстники, только мешали ему. Отчасти это было связано с тем, что он никогда в жизни ни с кем не целовался, не говоря, конечно, о чем-то большем, но более существенным был тот факт, что он просто был закрытым человеком по природе, а секс прочно входил в категорию «вещи, которые никого кроме меня не касаются». С другой стороны, он сомневался, что кто-то из его друзей действительно делал хотя бы половину того, о чем говорил, поэтому было легче игнорировать некоторые из их комментариев. Он позволил двум другим мальчикам обсуждать девчонок, пока листал книгу Темные искусства темных дней. Название, конечно, претенциозное, и по собственной воле он бы книгой не поинтересовался, но надо признать, что в ней можно было почерпнуть кое-что интересное. Например, в книге был обширный справочник о применении частей магических существ, и, похоже, в нем не обошли стороной такие вещи, как кровь единорога или яд василиска (конечно, Северус не собирался когда-либо использовать кровь единорога, если только единорог не подойдет к нему в Запретном лесу и не предложит свою ногу, чтобы взять кровь, и все равно лишь на крайний случай, но было полезно знать, что там написано — знание было силой, как он быстро понял после распределения в Слизерин). Здесь был даже раздел, посвященный самым знаетимым экспериментаторам в области Темных искусств, известных всему волшебному миру, начиная с Герпо Неистового и заканчивая Геллертом Гриндельвальдом. Лорда Волдеморта в книге не было, но, поскольку дата издания — 1958 год, это было не слишком удивительным. — Итак, каков вердикт по книге, наша Ходячая Энциклопедия Темных Искусств? — вопрос Эйвери вернул Северуса к их разговору. — Я читал и получше, — ответил он, пожав плечами, — но в целом приемлемо. — Есть что добавить? — спросил Фистлтвейт, слегка сузив глаза. Северус, ожидавший, обычного соблазна поделиться с друзьями своими Темными изобретениями, был удивлен, когда этого не произошло. Вернее, оно возникло, но лишь в виде смутной заминки, связанной скорее с мыслью, что его режущее проклятие было самым большим открытием, которое он совершил до сих пор и которым стоило поделиться, чем с желанием увидеть в их глазах расчетливый, слегка восхищенный, немного жадный взгляд, всегда появлявшийся, когда он делился с ними чем-то, что они находили полезным. Вместо этого он чувствовал непонятную смесь предвкушения поделиться с Дамблдором своими чарами отращивания ногтей и разочарования от того, что не может сделать то же самое с Sectum Semprus, потому что это был совершенно другой уровень Тьмы, чем тот, что удлиняет кератин. Отчасти этого следовало ожидать, учитывая, как сильно помогли ему советы Дамблдора. Но дискомфорт, который он испытывал, исходил совсем из другого места — с первых недель пребывания в Слизерине Северус использовал свои знания в области Темных искусств, чтобы произвести впечатление на друзей, и это было одной из главных движущих сил в его изобретении новых заклинаний, наряду с чистым любопытством и острым ощущением вызова. Так что же это говорило о его мотивации касательно базы знаний или чувстве доверия к старому директору, раз ему интереснее делиться своими успехами с ним, чем с друзьями, которые были в курсе с самого первого дня? — …сошел с ума? — А? — пробормотал Северус, осознав, что не только полностью потерял нить разговора, но и не заметил появления Малсибера и Филса. — О, теперь он нас слышит, — покачал головой Эйвери. — Давайте, поднимайте свои ленивые задницы, девоньки, — с ухмылкой сказал Филс, — Мальс и я нашли нам небольшое угощение. Самый высокий из всех, Боромир Филс был неопрятным, с лохматыми каштановыми волосами, пятнистым лицом и, несомненно, имел самый грязный язык. Если Малсибера он считал никчемным, Эйвери — терпимым, а Фистлтвейта — просто отличной компанией, то Филса Северус терпеть не мог, и подозревал, что по крайней мере Фистлтвейт думает так же. — И какое же? — спросил Эйвери, первым поднявшись на ноги; Северус и Фистлвейт последовали его примеру. — Группа гриффиндорцев. Вышеупомянутая группа гриффиндорцев находилась в одном из больших учебных классов рядом с библиотекой и состояла в основном из четверокурсников, если Северус правильно помнил (помогло то, что четверо из шести были девочками, и он не видел ни одной из них возле группы Лили, в которой были пятикурсники и старше). — Итак, какой тогда план? — тихо спросил Фистлтвейт, когда все пятеро столпились на некотором расстоянии от входа в учебный класс. — Они скоро выйдут на обед, — заметил Эйвери, и по его лицу расползлась ухмылка. — Предлагаю устроить что-нибудь запоминающееся. Немного посовещавшись, они согласовали план. Фистлтвейт, как лучший в чарах, наложил на всех дезиллюминационное — оно не давало полную невидимость, но если они будут держаться в тенистых закоулках коридора, их не так-то просто будет заметить, — и затаились, Малсибер, Эйвери и Филс по одну сторону коридора, а Фистлтвейт и Северус — по другую. — Что, по-твоему, он должен был сделать, чтобы заполучить эту книгу? — тихо спросил светловолосый мальчик, и Северус закатил глаза в ответ, хотя Фистлтвейт, вероятно, не мог его видеть. — Что он мог сделать за пять дней, пока был дома? — ответил он. — Мы могли бы попросить Каина рассказать нам. — Однозначно будет проще; Малсибер любит трепать язуком. Хотя я не уверен, что он об этом знает. — Теренс Эйвери, делающий что-то без одобрения Малсибера? Неужели небо рушится? Фистлтвейт, конечно, был прав: Эвери, хотя и был гораздо умнее, но вел себя пассивнее, обычно участвуя, но не подстрекая. Тем не менее, с тех пор как он начал встречаться с директором и, соответственно, с большей настороженностью следить за своими друзьями, у Северуса сложилось впечатление, что с этими двумя что-то не так. Ничего явного, конечно, но если бы он мог предположить, то сказал бы, что Эйвери надоела тупоголовость Малсибера, когда дело касалось определенных ситуаций. — Итак, чем ты занимался на каникулах? — Учился, — ответил Северус, стараясь не звучать изворотливым. У Фистлтвейта был отличный слух на такие вещи. — Тусил со своей грязнокровкой? — Мы партнеры по учебе, — ответил он, стиснув зубы, услышав это слово применительно к Лили. — Ах, да. Убедительная партнерша по учебе. — Она вытрет тобой пол в Чарах, — защищаясь, заметил Северус, — и скажи мне, кто еще из нашего года так же хорош в зельеварении, как и я, кроме нее. — О, я уверен, что ты абсолютно прав, — беззаботно сказал другой мальчик. — Вам нужно «Отлично» за С.О.В., и она — единственная, кто вам поможет. Раздраженный, Северус открыл рот, чтобы ответить мальчишке на оскорбление, прозвучавшее в этой фразе, — как ему хватило наглости намекать на то, что Северус настолько некомпетентен, что не сможет получить «Отлично» без помощи грязнокровки (Северусу было наплевать на статус крови Лили, но Фистлтвейту нет, для него помощь любого магглорожденного была равносильна полному унижению) — и в последний момент его остановила шальная мысль: Вы позволяете своему гневу управлять вами, мистер Снейп, произнес строгий голос Дамблдора. И хотя проглотить первую реплику было так же сложно, как глотать стекло, Северус заставил себя повторять в уме список ингредиентов для Напитка живой смерти, пока первая волна гнева не прошла, и он ни понял, какой колоссальной ошибкой было бы резко ответить, потому что именно этого и ожидал другой мальчик. Вместо этого он издал насмешливое фырканье и подвинулся, чтобы сильнее прислониться к стене. — Если ты так выдаешь комплименты, Зебадия, то тебе лучше обратить внимание на другую половину факультета Слизерин, потому что с таким ртом тебе не заполучить никаких птичек. Контуры Фистлтвейта замерцали, когда он отпрянул назад, и Северус ухмыльнулся, когда он понял, что ему удалось поставить в тупик другого мальчика. — Ты смеешь… — но тут он замолчал на полуслове, и Северус подумал про себя, что если они собираются играть в эту игру полную окольных путей, то Фистлтвейт получит ровно столько, сколько и отдаст. Видимо, это дошло и до другого, потому что после напряженного молчания он снова заговорил, на этот раз спокойнее. — Справедливо; хотя, если серьезно, Снейп, ты же знаешь, я согласен, что у грязнокровок есть свое применение, и твоя девка — это действительно нечто. Готов поспорить, что это лицо — просто загляденье, с этими ее губами, обхватывающими… Но прежде чем Фистлтвейт успел закончить предложение и разрушить тот слабый контроль, в который Северус сумел обернуть свой гнев, появился один из гриффиндорцев, которого они ждали, и блондин тут же переключил свое внимание на него. Северус тем временем сжал челюсти так сильно, что стало слышно, как заскрипели его зубы, и, слава Мерлину, он еще не вытащил палочку из кармана, потому что его руки сжались в кулаки так крепко, что он почувствовал, как ногти режут кожу. Сама мысль о том, что Фистлтвейт представлял, как Лили будет выглядеть в том виде, на который он намекал, сводила с ума, но даже знания, что он сказал это, в попытке спровоцировать Северуса, было недостаточно, чтобы заставить его видеть сквозь гнев. Единственное, что могло, — понимание, что хотя бурная реакция может быть приятной, она откроет его истинные чувства к Лили кому-то, кто без колебаний использует их против него, как и предсказывал Дамблдор в тот первый день. Поэтому Северусу потребовалось некоторое время, чтобы сформировать в голове четкую мысль, что нужно разжать руку и вытащить палочку. К тому времени остальные гриффиндорцы вышли из кабинета, и Филс произнес свое первое заклинание — заговор, от которого у цели непрерывно и болезненно звенело в ушах, попавшее в одного из двух гриффиндорских мальчиков, заставившее его резко вздрогнуть и споткнуться на месте; за ним он быстро применил Проклятие Конъюнктивита, нацеленное на ближайшую к нему девочку. Фистлтвейт последовал за ним с проклятием Anteoculatia, от которого у девочки на макушке выросли огромные рога, а Малсибер применил к другому мальчику темную версию Furnunculus, от которого не так легко избавиться с помощью зелья. Выхватив наконец свою палочку, Северус выплеснул свой гнев через Проклятие потери волос, которое заставило самую высокую девушку из группы сбросить свои русые локоны, оставив ее голову полностью лысой, как раз в тот момент, когда Эйвери сбил коленопреклоненную девушку, вынуждая ее полностью потерять равновесие и врезаться в подстреленного Филсом, упав с громким криком. Все это заняло считанные секунды, потому что после многих лет совместных нападок мальчики Слизерина умели хорошо координировать свои действия. Гриффиндорцам потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что произошло, но как только это случилось, начался полнейший бедлам, который был весьма забавным: две девочки, чьи головы пострадали от заклинаний, начали визжать, пытаясь прикрыть руками свои лысину и рога, и спотыкаться друг о друга в попытке скрыться от взглядов постепенно растущей реки людей, направлявшихся в Большой зал, в то время как две других безнадежно запутались, причем та, что была снизу, ничего не видела своими опухшими глазами, а та, что сверху, так сильно паниковала пытаясь понять, как ее колени оказались вывернуты, не говоря уже о том, как передвигаться на них. Из двух мальчиков тот, что с фурункулами, держался за лицо, а другой зажимал руками уши, оба скорчились и, казалось, совершенно не замечали ничего вокруг, и уж тем более не обращали внимания на зевак и периодический смех толпы. Слизеринцы, зная, что лучше не задерживаться, проскользнули в толпу, передвигаясь по краям коридора, где их дезиллюминационные не могли привести к столкновению. Северус, давший выход своему гневу, наконец-то смог мыслить спокойнее, и, когда они вошли в мужской туалет, чтобы Фистлтвейт снял с них чары невидимости, он почувствовал себя способным общаться с зубастым мальчишкой, не избивая его до беспамятства. — Это было уморительно, — усмехнулся Эйвери. — Интересно, сколько времени понадобится, чтобы отрастить волосы. Фистлтвейт, твоя работа? — Нет, моя другая; те выпавшие волосы — дело рук Снейпа. — Неплохо, приятель, — воскликнул Филс, хлопнув Северуса по спине с такой силой, что слизеринцу на мгновение показалось, будто его кости вибрируют. Четверо мальчиков вышли из туалета, смеясь над своей выходкой и поздравляя друг друга, и направились на обед; Северус, однако, обнаружил, что отстает, так как вид этих темных рыжевато-коричневых локонов, лежащих на земле, заполнил пространство, оставшееся после выплеска гнева. Они были совсем не похожи на волосы Лили — в основном каштановые с легким оттенком рыжего, в то время как волосы Лили имели глубокий, яркий оттенок заходящего солнца, но почему-то он не мог различить их до конца, и от этого чувствовал себя не в своей тарелке. И этот дискомфорт не покидал его ещё долгое время — возможно, именно потому, что какая-то часть его, та часть, которая жаждала быть достойной слов Лили Ты этого стоишь, Сев, та часть, которую Дамблдор медленно, но верно, почти против воли Северуса, вытаскивал на поверхность, та самая часть, которая создавала такие ужасные ассоциации между девушкой, на которую он напал, и Лили, эта часть знала, что его действия вызовут лишь разочарование и стыд в её глазах. Когда он сегодня присоединился к плану Малсибера и Филса, то не особо задумывался. Но как только день сменился ночью, он обнаружил, что не может перестать думать об этом, и его осенило, что эти действия — выбор, который еще больше оттолкнет Лили от него, и что слова Дамблдора — самый простой способ потерять тех, кто нам важен, — это отказаться рассматривать, как наш выбор влияет на них, — стали почти пророческими. И он не знал, как к этому относиться, ведь это были его друзья, и они делали это годами, и в конце концов, он тоже. И это было то, что он знал (хотя никогда не хотел себе в этом признаться), уводило его с пути, который он так отчаянно пытался удержать в поле зрения. В этом заключалась суть его конфликта, суть вопроса Дамблдора, и Северус начинал понимать, что примирения не будет — как бы он ни надеялся, в конце концов до него дошло, что, когда наступит момент выбора, он сможет пойти только по одному из этих путей, и назад дороги уже не будет. __________________________________________________ После начала занятий Лили в течение недели или двух в основном избегала своих гриффиндорских друзей. Конечно, она проводила с ними достаточно времени, чтобы не вызывать беспокойства, но было трудновато избегать группы Поттера, когда Мэри и Беттина, казалось, были полны решимости находиться на расстоянии вытянутой руки от мальчиков, не говоря уже о постоянных попытках Поттера подступиться к Лили. Честно, это становилось чертовски утомительным. Светлым пятном был Ремус, который, видимо, играл для нее своего рода посредническую роль — с одной стороны, другие девочки, несомненно, уловив некоторые признаки за годы учебы, находили его изнуряющим или, как минимум, не чувствовали себя достаточно комфортно, чтобы открыто разговаривать в его присутствии, поэтому старались оставлять Лили и Ремуса заниматься своими делами; с другой стороны, Поттер считал Ремуса своего рода своим мостком — если она не была готова терпеть его, то, по крайней мере, терпела кого-то, кого он считал очень близким другом. Что касается Ремуса, он казался чрезвычайно сосредоточенным на подготовке к С.О.В., и Лили обнаружила, что за один присест проходит с ним больше материала, чем с Северусом, что совсем не плохо, особенно если она действительно решит взять себе еще несколько Ж.А.Б.А позже. Первая увертюра Ремуса, не связанная с учебой, прозвучала в конце апреля, сразу после обеда, когда Лили заканчивала собирать вещи, чтобы отправиться на назначенное занятие с Северусом в библиотеку. Ремус догнал ее на выходе из Большого зала, поравнялся с ней и одарил несколько неуверенной улыбкой. — Лили? Я хотел узнать, что ты делаешь завтра. — Видимо учусь, — ответила она, пожав плечами. — Хочешь присоединиться? — Вообще-то, я подумал, может мы могли бы немного исследовать замок? — предложил Ремус. — Хотел осмотреть восточную часть. — Ту, в которую мы не должны ходить? Зачем, Ремус, я думала, ты один из нас, хороших парней! — Лили с ухмылкой воскликнула, найдя идею привлекательной; за последние два месяца этот мальчик с песочными волосами ей очень понравился, и она уже жалела, что не подошла к нему раньше. Ей казалось, что в эти дни он всерьез оправдывал звание друга. Смутившись, Ремус пожал плечами. — Я не просто так дружу с Джеймсом, Сириусом и Питером. — Хорошо, я в деле, — согласилась она. — После завтрака? Лорел и Харди отпустят тебя так надолго? — Я не позволяю им так сильно контролировать меня. — Верно, — бесстрастно согласилась Лили. — Мне пора бежать, но завтра мы можем пошастать по окрестностям. В библиотеке Северус уже сидел за их столиком в углу, но, как это обычно бывало с тех пор, как она узнала о том, что Поттер и Блэк чуть не сделали с ним, он казался крайне озабоченным чем-то, о чем Лили, похоже, не подозревала. — Где ты была? — спросил он, когда она опустилась в отведенное ей кресло и начала доставать книги по Истории магии. — Ремусу нужно было поговорить со мной, — рассеянно ответила она, пытаясь вспомнить, упаковала ли она те записи со второго курса, которые хотела просмотреть. Она думала, что положила их в сумку, но, возможно, она оставила их среди многочисленных стопок на своем маленьком столике в женском туалете. Черт побери, она должна была перепроверить. — С каких это пор ты так подружилась с ним? Горечь, прозвучавшая в его голосе, выдернула ее из мыслей, и она, нахмурившись, подняла голову, понимая, что день не обещает быть хорошим — он выглядел сегодня довольно раздраженным, если судить по его хмурому лицу, и, несомненно, ее комментарии о Ремусе только усугубят ситуацию. После недели отдыха ей казалось, что их отношения налаживаются, но в последующие недели стало очевидно, что это не так, и сегодняшний день лишь подтверждал закономерность; возможно, отчасти именно поэтому она стала отвечать ему резко, как бы ей этого ни хотелось. Она пыталась остановить себя, все больше и больше осознавая, как она с ним обращается — язвительно, иногда даже незаслуженно, потому что он ее раздражал. Она просто не была уверена, что у нее получается. — Я всегда с ним дружила, — заметила она. — И в отличие от тебя, Ремус действительно ценит мои советы, когда мы занимаемся вместе. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, потом закрыл его и опустил глаза к своим записям, а она задохнулась от бессильной ярости, когда его странное поведение вновь дало о себе знать. Раньше — до Инцидента, до первого раза, когда он отстранился от нее, до всего — он упрямо отстаивал свою точку зрения до самого конца, и неважно, насколько он был прав или неправ. Последние почти два месяца (даже во время пасхальных каникул, хотя, возможно, в меньшей степени) все, что она получала от него — сдержанность и закрытость, и это уже начинало выводить ее из себя. Однако в эту субботу она сказала себе, что не позволит ему себя расстроить, а это означало игнорирование этого невидимого розового слона в комнате, которого она не понимала и не могла никуда деть. Поэтому она глубоко вздохнула, выдохнула и обратилась к подготовке по Истории магии. В основном все было в порядке. Никому из них не нравилась История магии, поэтому все мелкие разногласия, возникавшие между ними, в лучшем случае сводились к полусерьезным спорам, и в основном сохранялся мир, по крайней мере до тех пор, пока они не решили собираться на ужин. — Лили, тебя вообще волнует, кто он? — тихо спросил Северус, обращаясь скорее к себе, чем к ней. — Волнует настолько, чтобы бы не забывать держаться от него подальше в полнолуние, — ответила она, закатив глаза. — Что еще должно меня волновать? — Как насчет того, что он чуть не загрыз меня до смерти? — Северус, есть два человека, больше всего виновные в этом, и ни один из них не Ремус, ясно? Ему нужны друзья получше, как и тебе, и я собираюсь стать этим лучшим другом для вас обоих, так что если ты не против прекратить эту серию вопросов, это было бы замечательно. И опять так неожиданно, что он действительно прислушался к ее просьбе и замолчал. Она ожидала вспышки гнева, хотя, оглядываясь назад, не совсем понимала, почему, ведь он не реагировал так уже несколько недель. Может быть, потому, что вся эта история с бандой Поттера, в которую входил и Ремус, всегда была для него огромным триггером. Глубоко вздохнув и найдя в себе силы отпустить все это, она собрала свои вещи и улыбнулась ему, немного фальшиво. — Что ж, увидимся завтра днем. — А разве мы не встречаемся завтра утром? Вот дерьмо. Она совсем забыла, что обещала ему воспользоваться своим пропуском в одну из небольших лабораторий для проведения экспериментов. — Я не могу остаться, прости, кое-что изменилось. Я пущу тебя в лабораторию, профессор Слизнорт все равно никогда не проверяет, так что все будет в порядке, ты сможешь заниматься своими делами. — Что изменилось со вчерашнего дня? — недоверчиво спросил он. — Просто… мне нужно кое-что сделать, — солгала она, зная, как будет воспринята правда, и не желая портить то, что в основном казалось приятным днем. — Прости, я бы осталась с тобой, но это очень важно. — Что, Лили? Что там такое важное, что ты даже не хочешь рассказывать мне, а? — потребовал он, надвигаясь на нее, и слова прозвучали еще до того, как она успела их обдумать, и уж точно до того, как она вспомнила, что решила всего несколько мгновений назад. — Мы с Ремусом кое-чем заняты, окей? Да и какая разница? Все равно, все, что ты будешь делать, — это бормотать про себя, глядя на котлы, а я высказывать предложения, которые ты даже не услышишь! Я помогу тебе пройти в лабораторию, и ты сможешь спокойно заниматься своими экспериментами, а я займусь Ремусом, и после обеда мы снова сможем позаниматься. Но в его глазах читались разочарование и предательство, и Лили не могла отделаться от мысли, что она что-то не так поняла в их завтрашних планах и из-за этого причинила ему боль, хотя, черт возьми, она не могла понять, что именно. — Ладно. Ладно, делай, что хочешь, — сказал он, с силой запихивая вещи в сумку. — Все равно ты постоянно так делаешь, — бросил он на прощание и скрылся из виду, оставив ее ошеломленно смотреть ему вслед и гадать, что, во имя Мерлина, нашло на него. Иногда ее лучший друг был настолько раздражающим, что хотелось просто закричать, и она начинала чувствовать, что это едва ли стоило стресса, когда он оставлял ее в расстроенных чувствах и усталости до мозга костей. __________________________________________________ — Северус, садись, — сказал Дамблдор несколько раздраженно после того, как Северус в порыве ярости практически ворвался в его кабинет эти вечером. Вздохнув, слизеринец опустился в уродливое кресло и потер лоб, пытаясь хоть немного унять головную боль. Этого, конечно, не произошло, но некоторые поступки были привычными, и бороться с ними не стоило. — Итак, что произошло сегодня? — Лили — вот что произошло, — ответил он, злой, напуганный, преданный и еще сотню других вещей, от которых он получил отсрочку на эти несколько драгоценных дней и которые теперь мстительно вернулись, даже ужаснее, чем раньше, в свете его пугающего осознания, что на самом деле означает выбор стороны. — Она совсем забыла, что мы договорились завтра вместе варить зелья, и договорилась о чем-то с этим оборотнем! — Может быть, вы бы могли перенести встречу? Бросив на мужчину смертоносный взгляд, Северус зарычал. — Мы же договаривались! Она забыла, понимаете? Она забыла, что мы договаривались, и это… это… — Северус, вы обижаетесь на нее за это или за то, что она решила продолжить дружбу с мистером Люпином? — Он оборотень! Он опасен, и он часть Поттеровской мать его… — Язык. — группы, и она знает, что они сделали со мной! Почему же она… — К сожалению, мистер Снейп, — прервал его Дамблдор, устремив на него пристальный взгляд, — молодым ведьмам, имеющим свое мнение, мало что нравится меньше, чем когда кто-то указывает, что им делать и с кем дружить. Я подозреваю, что если вы продолжите настаивать, мисс Эванс не воспримет это хорошо. — Думаете, я этого не знаю?! Он почти задыхался от бессильной ярости, но, по крайней мере, Дамблдор больше не делал бесполезных замечаний, и Северус мог поработать над тем, чтобы сдержать свой пыл. В основном это было бесполезное занятие, но либо так, либо снова выпускать его наружу, а после того впечатляющего разрушения, которое он устроил в прошлом месяце, он не думал, что сможет еще хоть раз в жизни посмотреть в глаза старому волшебнику, если сделает это снова. — Северус, скажи мне, что причинило тебе такую боль? — мягким голосом спросил Дамблдор. — Это так трудно, — прошептал он, сжав в кулаке волосы и слегка потянув, чтобы боль отвлекла от гнева. — Я больше не могу с ней разговаривать, я продолжаю сомневаться в себе, но если я не буду этого делать, она уйдет. Это все, что она делает, — уходит от меня, и все поставлено на карту, но я не могу… Я не знаю, как… — Ты сказал ей об этом? Моргнув, глупость вопроса, наконец, прорвалась сквозь его гнев там, где не смогла даже боль, Северус заглянул в мудрые голубые глаза и понял, что разговаривает с Альбусом проклятым Дамблдором из всех людей, что в миазмах негатива он забыл о своей осторожности по отношению к этому человеку и раскрыл так много себя тому, кто был достаточно силен, чтобы использовать это против него так, как Северус был уверен, даже не сможет себе представить. То, что он забыл об этом настолько, что пришел к Дамблдору в гневе, когда у них даже не была запланирована на вечер встреча, было, пожалуй, самым неприятным из всех. Почему он так поступил, почему? Неужели он подсознательно считал, что старый волшебник сможет как-то решить его проблемы? Или ему просто захотелось выговориться, и единственным, кто знал хотя бы малую толику его чувств к Лили, был директор Хогвартса? Одна возможность этого казалась пугающей, ведь одно дело — вести с ним интеллектуальные беседы и делиться знаниями, и совсем другое — делиться своими самыми глубокими переживаниями; вероятность стать жертвой манипуляций, заставила его застыть на месте, когда он позволил своим мыслям блуждать в этом до боли знакомом направлении. — Нет, я… я бы предпочел больше не обсуждать это, — жестко сказал он, пытаясь отогнать бурные мысли о Дамблдоре на задворки сознания, не желая, чтобы мужчина их уловил. Дамблдор вздохнул и откинулся в кресле, в его глазах появилась печаль, когда он посмотрел на Северуса. — Иногда нам кажется, что мы видим все ясно, даже если на самом деле это не так. Быть может, особенно когда это не так. И те, кто знает нас лучше всех, часто видят правду последними. Мисс Эванс — наблюдательная молодая ведьма, но я боюсь, что вы ждете от нее того, чего она, возможно, не в состоянии сделать. Все, что я могу предложить вам, — посоветовать поговорить с ней об этом завтра и попытаться объяснить ей, почему вы считаете ее поступок отказом от вас. И, надеюсь, вы подумаете над следующим, мистер Снейп: быть может, уверенность в том, что она поняла вашу точку зрения, поможет вам чувствовать себя лучше, независимо от ее выбора. Северус так не думал, но дело в том, что за последние шесть недель он не думал о многих вещах, которые в ретроспективе казались совершенно очевидными, так что, возможно, он ошибался и сейчас. Какая-то часть его души хотела обвинить Лили в том, что она не понимает, как ценно для него время, когда они были только вдвоем, когда он мог расслабиться и не беспокоиться о внешнем мире в течение нескольких часов. Стало так трудно найти место или ситуацию, в которых он мог бы забыть обо всем и просто быть, особенно сейчас, когда слова Дамблдора и собственные страхи заставляли его быть начеку даже среди друзей. С каждым днем он все больше и больше нуждался в месте, где он мог бы отдохнуть, пусть и немного, а Лили была важной частью его спокойствия. Несмотря на все сложности в их отношениях, Лили была центром бури, единственным человеком, с которым, как Северус чувствовал, он мог бы остаться навсегда, тем, кому Северус показывал большую часть себя. Однако все это казалось таким безнадежным и бессмысленным. Все это, уроки с Дамблдором, которые ни к чему не приводили, борьба между Лили и слизеринцами, продолжающаяся битва с Мародерами. Он просто хотел, чтобы все это прекратилось. — Северус, расскажи мне одно из своих драгоценных воспоминаний. Взглянув на директора, Северус нахмурился и задумался, не смущенный требованием настолько, чтобы позволить себе отвлечься. Драгоценное воспоминание. Возможно, именно потому, что он тосковал по более простым временам, в памяти всплыло одно конкретное воспоминание, ясное и чистое, как лежащий в нем снег — Лили и его первая зима, задолго до Хогвартса. Они провели день, мастеря из снега всевозможную мебель и снеговика, Лили настояла на том, чтобы научить его делать еще и снежного ангела, так что, в конце концов, они лежали на снегу в зимней одежде, голова к голове и размахивали руками и ногами. Это был первый раз, когда она схватила его за руку после того, как они закончили, и они просто смотрели на темнеющее небо и падающий снег. Это было старое воспоминание, стертое по краям, местами мутное, местами выцветшее. Но тогда он чувствовал себя таким простым; в этом воспоминании Лили ни разу не взглянула на его потертое пальто и зашитые варежки, улыбнулась, как солнце, когда увидела, что он носит тот шарф, который она подарила ему на десятый день рождения, тот, который он все еще вытаскивал и обнимал, когда ему было особенно плохо, все остальное не имело значения. Он описал это директору, как мог, и волшебник просил рассказать все больше и больше подробностей, которые Северус сумел запомнить, и только позже он понял, что Дамблдор использовал это — одну из хороших вещей в его жизни, которая наполнила его мягкой радостью — чтобы занять и отвлечь от гнева, превращающегося как обычно обратно в угли, — техника, которая казалась единственной линией защиты, которую Северус действительно имел против своей внутренней ярости. — Раз уж вы здесь, мы можем позаниматься, не так ли? Попробуйте использовать это воспоминание для создания Патронуса. Держитесь за то, что вы чувствуете, за то, как оно до сих пор вдохновляет вас. Это действительно прекрасное воспоминание, мистер Снейп. Сглотнув от волнения, Северус достал свою палочку и закрыл глаза, чтобы вызвать в памяти воспоминания: жгучий холод на щеках и в носу, неприятное покалывание в заднице и тепло маленьких пальцев Лили, сжимающих его руку, которые согревали его изнутри до тех пор, пока он не стал красным как помидор. — Expecto Patronum! И на этот раз, к его изумлению, из его палочки вырвался серебристый туман и растекся перед ним, мерцая так, как мерцал Патронус Дамблдора. Неясный, без формы, но более сильный, чем он когда-либо мог создать. — Я могу, — вздохнул он, глядя на туман, который медленно исчезал в воздухе вокруг него. — Я могу это сделать. — Очень хорошо, мой мальчик! — Дамблдор широко улыбнулся, глаза его безумно мерцали. — Это было очень хорошо сделано! Он едва промелькнул, этот эпитет, в его ошеломленном сознании, но, тем не менее, от него затряслись руки. — Это всего лишь туман, — заикнулся он, не зная, что делать с собой, со своим восторгом и подсознательным ужасом от того, что слова «мой мальчик» содержали в себе столько гордости. — Ах, но это доказательство того, что ты действительно можешь это сделать, Северус, и ожидать чего-то большего от первых попыток нереалистично в любом случае; все мы начинаем с бесплотных Патронусов, когда учимся. Неверяще улыбаясь, Северус встретил взгляд Дамблдора. — Я уже начал думать… Поднявшись на ноги, Дамблдор положил свою морщинистую руку на плечо Северуса, и это было похоже на статическое электричество, заставившее Северуса выпрямиться в шоке, потому что, похоже, сегодня был день открытий. Старик никогда раньше не прикасался к нему. — Вы не дефектны, мистер Снейп, — твердо сказал он. Скоро вы овладеете заклинанием, и пока вы не сдадитесь, я буду рядом с вами на каждом шагу. А теперь, — сказал старый волшебник, выпрямляясь и давая Северусу возможность тоже встать, — отправляйтесь в постель и подумайте над моим советом относительно мисс Эванс. Помни, зачем ты это делаешь. — Я буду, — искренне пообещал Северус. — Я буду.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.