The Path Not Tread // Непроторенная тропа

Часть I — ИЗМЕНЕНИЕ

Взмах крыльев бабочки

Спор начался достаточно безобидно, как и большинство их споров в эти дни. Северус опоздал на занятия, и Лили спросила, что его задержало, больше для соблюдения приличий светской беседы, чем для чего-либо еще. Он ответил, что был с друзьями, а она неодобрительно отозвалась о них, и дальше все пошло по нарастающей, да так, что им пришлось покинуть библиотеку, чтобы продолжать ссориться, и даже если Сев не считал, что это испортило весь день, она не могла смотреть на него после этого, поэтому поспешила уйти, а он последовал за ней, и вот теперь они шли через один из маленьких двориков замка к Большому залу, она, пытаясь опередить его (убежать от него, хотя она не хотела себе в этом признаваться), а он, бегая за ней (как он всегда делал в эти дни, хотя она тоже не хотела себе в этом признаваться). — Может, просто оставишь меня в покое? — спросила она, ускоряя шаг. — Я действительно не в настроении слушать твои оправдания и объяснения. — Я думал, мы должны были быть друзьями, лучшими друзьями? — воскликнул он, и она остановилась, обернулась посмотреть на него, ее гнев нарастал и теперь не поддавался контролю. — Так и есть, Сев, но мне не нравятся некоторые люди, с которыми ты тусуешься! Прости, но я ненавижу Эйвери и Мальсибера! Мальсибер! Что ты в нем нашел, Сев? Он жуткий! Ты знаешь, что он пытался сделать с Мэри Макдональд на днях? — Ничего серьезного, — пренебрежительно ответил он, и она сжала зубы до боли. — Просто шутка, вот и все… — Это была Темная Магия, и если ты думаешь, что это смешно… — А как насчет того, чем занимаются Поттер и его приятели? — он покраснел, как всегда в эти дни, когда речь заходила об этих четверых, и ненависть в его глазах заставила ее желудок сжаться. — При чем тут Поттер? — спросила она, раздраженная его пристальным вниманием к этой группе. Казалось, они всегда возвращались к этой четверке, о чем бы ни спорили. — Они ускользают по ночам. С Люпином этим что-то странное. Куда он все время ходит? — Он болен. Говорят, он болеет… — Каждый месяц в полнолуние? — Я знаю твою теорию, — холодно ответила она ему, потому что, как бы он ни был прав (а она знала, что он, скорее всего, прав, ну правда, насколько глупыми должны быть люди, чтобы не сложить два и два?), Ремус был ее другом, и действия Сева подвергали его опасности. — Почему ты так ими одержим? Какое тебе дело, что они делают по ночам? — Я просто пытаюсь показать тебе, что они не такие уж и замечательные, как все думают. Напряженность в его глазах и голосе заставили ее покраснеть, потому что они намекали на вещи, о которых она предпочла бы не думать, на его чувства к ней, на его представления о чувствах Поттера к ней, и даже на ее собственные чувства к кому-либо из них. Эти мысли заставляли ее чувствовать себя некомфортно, заставляли ее извиваться и чесаться под собственной кожей по какой-то причине, которую она не хотела искать, ее гнев спутался с растерянностью и дискомфортом, и слова вырвались из ее уст раньше, чем она успела их обдумать. (Возможно, она так никогда и не узнает, что, если бы она хоть немного не задумалась над этими словами, если бы она была чуть более злой и чуть менее взволнованной, чтобы сказать их по-другому, ее мир мог бы закончиться через пять лет с ужасными красными глазами и ослепительным зеленым светом, с беспомощными криками ее малыша в кроватке позади нее и непреодолимым страхом за его жизнь в своем сердце, вырывающим беспомощный крик из ее горла). — Но они не используют Темную магию. Я слышала, что случилось той ночью. Ты тайком спустился в туннель у Гремучей ивы, и Джеймс Поттер спас тебя от того, что там внизу. Ты ведешь себя очень неблагодарно… — Неблагодарно?! — заорал он в ответ. — Я неблагодарен, что Сириус Блэк заманил меня в ловушку, чтобы Ремус Люпин мог меня убить?! — О чем ты говоришь? — возразила она, нахмурившись, и ее гнев уступил место неприятному узлу, внезапно свернувшемуся у нее в груди. Она бы отнеслась к этому как к очередному его преувеличению, если бы не то, как он побледнел, отпрянув с широко открытыми глазами. — Я не должен говорить, — прошептал он, вскочил на ноги и помчался прочь от нее, забыв, видимо, что их спор начался с того, как он гнался за ней. Она поспешила за ним, отчаянно желая понять, почему он сказал то, что сказал, потому что это напугало ее. — Сев! Сев, подожди! Что ты имел в виду?! — он покачал головой, не желая оглядываться. В отчаянии она бросила ему его же слова в ответ. — Я думала, мы должны были быть друзьями! Лучшими друзьями! Он обернулся, и было в его глазах было что-то умоляющее, что почти заставило ее отказаться от своего вопроса. Но она не стала отступать, а осталась стоять на своем, пока его гневные слова снова и снова звучали в ее ушах. «Сириус Блэк заманил меня в ловушку, чтобы Ремус Люпин мог меня убить». — Я не могу тебе сказать, — сокрушенно прошептал он. — Не могу. — Почему? — Послушай, просто отпусти это, Лили. — Нет! Нет, я этого не оставлю! Несколько проходящих мимо студентов уже бросали на них странные взгляды, и, понимая, что это не для любопытных ушей, Лили затащила его в ближайший пустой класс, закрыв за ними дверь. — Почему ты не можешь мне сказать? Он выглядел почти жалким, разрываясь между тем, ответить или нет. Глубоко вдохнув через расширившиеся ноздри, Лили задумалась, стоит ли ей просто забыть об этом. Ее собственные чувства к лучшему другу детства были, мягко говоря, запутаны, и половину времени она не была уверена, что вообще что-то чувствует к нему. Но бывали и такие моменты, когда все ее мысли были только об их лете, о лете без постоянного вмешательства соперничества факультетов и злобных, задиристых мальчишек, когда они могли часами сидеть в дупле своего дерева и говорить практически обо всем. Но в последнее время ей стало так трудно переключать внимание с одного на другое. — Дамблдор запретил мне говорить об этом, — наконец прошептал Северус, удрученно опустив голову, чтобы засаленные волосы помешали ей увидеть его лицо. Лили в недоумении уставилась на него, и мысль о том, чтобы оставить его в покое, вылетела у нее из головы. Сев почти никогда не выглядел так, и это действительно пугало ее. — Сев… что бы это ни было, ты можешь мне сказать, — она попыталась уговорить его, словно раненое животное. Она знала, что он разъярится, если кто-то, кроме нее, попытается это сделать, но упрямо игнорировала странное чувство в груди при этой мысли. Она чувствовала себя виноватой, если думала об этом слишком долго. — Ты не можешь никому рассказать, Лили, не можешь. — Не скажу. — Обещай мне. — Обещаю, — согласилась она, с замиранием сердца гадая, что же такое Дамблдор использовал, чтобы заставить его сотрудничать и так отчаянно пытаться замять дело. (Ей и в голову бы не пришло, что в другой ситуации она предпочитала не задумываться, почему Сев так не любит директора, ведь обычно доверяла старому волшебнику и считала недоверие друга совершенно беспочвенным. Но не сейчас: сейчас выражение лица Сева пугало ее слишком сильно, ведь оно было до боли искренним). — Моя теория, это правда. Люпин — оборотень. Этот проход ведёт к Визжащей хижине, и населяет ее Люпин. Его дружки знают, поэтому Блэк мне об этом и рассказал, чтобы я был там, когда Люпин обратится. Он меня чуть не убил, Лили! — Но зачем ты вообще его послушал? — спросила она, теперь еще больше смутившись. — Ты не понимаешь! Ты бы не стала… — А тебе откуда знать, стала бы или нет? — резко вырвалось у нее, слова снова больно ужалили. — Потому что я грязнокровка? Просто отродье, как думают Мальсибер и Эйвери? — Нет, Лили, я не это имел в виду! — отчаянно ответил он. — Потому что ты не в Слизерине! — А при чем тут мой факультет? — Мне нужен был козырь, что-то, что заставило бы их отступить! Они преследуют меня уже много лет! Мои друзья хотя бы никого никогда не пытались убить! — Использовать Темную магию так же плохо! Было что-то очень холодное в его глазах, когда он посмотрел на нее, что-то такое, что едва не заставило ее отступить в шоке. — И это все, что ты можешь сказать? После всех моих слов, ты все еще думаешь о Золотом Мальчике Поттере и его банде так много? Он отстранился почти физически, чего Лили никогда в жизни от него не видела. На протяжении последних двух лет у них постоянно возникали размолвки по этому поводу, но ни в одной из них Северус не был тем, кто возлагал вину. Лили всегда чувствовала себя оправданной, потому что те мальчишки, с которыми он общался, были злыми, это были люди, которым нравилось то, что они делали, которые совершали зверства ради удовольствия. Одного только факта, что они использовали Темную магию, было достаточно, чтобы отнести их к совершенно другой категории, чем Джеймс Поттер и трое его друзей, а Северус оправдывал их поведение, говоря, что это были всего лишь «шутки», как будто он не видел ничего плохого в том, что они делали, и это бесило ее до крайности, потому что заставляло думать, что он в конце концов такой же, как они, иначе почему бы он не имел никаких проблем с этим? Лили никогда в жизни не предполагала, что ей грозит опасность потерять дружбу с Северусом. В этом году она не раз подумывала о том, чтобы прекратить ее, обычно когда другие девочки начинали давить на нее, недоумевая, почему она вообще с ним общается. Но она даже не задумывалась о том, что это он может отстраниться от нее. В глубине души она верила, что это не случится, потому что понимала его чувства к ней. Или, по крайней мере, думала, что понимает. Она знала, что он любит ее не просто платонически, но предпочитала игнорировать это, сохраняя статус-кво, потому что не была уверена, что хочет быть с ним даже друзьями, не говоря уже о чем-то большем. И от осознания того, что он может пойти наперекор тому, что, как ей казалось, она знала о нем, у нее совершенно неожиданно защемило в груди. А еще в ней снова поднялось чувство вины, потому что она вдруг увидела то, что пыталась игнорировать, — ужасную мысль о том, что бывали случаи, когда она полагалась на знание о его чувствах к ней, чтобы манипулировать ситуацией в своих интересах. Разве это делает ее лучше других? В детстве у Лили был период, когда она была одержима идеей равенства. Это было примерно в то же время, когда она подружилась с Северусом, тогда в их газетах печаталась информация о войне, которую Америка вела во Вьетнаме, и о борьбе чернокожих за принятие. Все это было отброшено, когда ее познакомили с этим миром, к которому она теперь принадлежала, но она все еще помнила ту веру в то, что все равны. Возможно, именно поэтому она так ненавидела друзей Северуса, ведь они отнимали у нее эту веру, они дискриминировали на основании чего-то неизменного, чего-то, что не выбирали люди, которых они мучили, и это в конечном итоге было неизбежно. Так когда же она позволила себе настолько ослепнуть, чтобы думать, что преднамеренное убийство кого-либо в какой-то мере более приемлемо, чем другие формы насилия? Видимо, она слишком долго разглядывала его, потому что, бросив последний полный боли взгляд, Северус обошел ее и присоединился к толпе людей на улице. У нее перехватило дыхание, и она бросилась к нему, схватила его за руку и заставила остановиться. — Почему их не исключают? — спросила она, надеясь, что нашла правильные слова, и отчаянно пытаясь заделать эту новую трещину в их и без того раздробленных отношениях, которая, как оказалось, была создана ею самой. — Директор знает, не так ли? Почему он их не исключил? — Потому что Блэк — первый из своего дома, кого определили в Гриффиндор, — ответил Северус с неприятной усмешкой. — Потому что никто не пострадал, и это можно просто замести под ковер, как и все остальное, что они когда-либо делали со мной. Потому что все думают, что Поттер… что он… В гневе он не смог закончить фразу. Тогда гнев Лили вспыхнул в ответ. С новой яростью, праведной яростью за своего лучшего друга, она вышла из класса, Северус торопливо шагал вслед за ней. — Лили! Лили, стой! Куда ты идешь?! Лили! — Я ему сейчас устрою! — воскликнула она, не в силах сдержать сжимающиеся кулаки, не осознавая, что люди снова смотрят на нее. — Лили, не надо! Это того не стоит! Лили… — Не стоит?! Крутанувшись на месте, она уставилась на него. — Как ты можешь так говорить, Сев?! Ты стоишь этого! — Казалось, он был несколько ошеломлен ее яростным восклицанием. Не теряя времени даром, она продолжила топать ногами. — Лили, он директор школы, ты не можешь просто так врываться… — О, еще как, я могу! Ее лучший друг мог умереть. Она могла сегодня гулять по миру, в котором не было бы Сева. И директор ничего с этим не сделал?! — Лили, он может исключить тебя! Но в тот момент ей было не до рассуждений, потому что мысль о том, что она могла навсегда потерять своего старого друга, наконец-то полностью завладела ею. Она могла подумывать, о разрыве их дружбы, но она знала, что не сможет даже представить, что он может умереть. — За что, за возражения ему?! Насколько я знаю, существует такая вещь, как свобода слова! Если он готов пойти на такое, значит, он ничем не лучше любого темного мага! В коридоре воцарилась полная тишина, но она обратила на это не больше внимания, чем на выражение шока на лице Северуса. Благодарная лишь за то, что он перестал её преследовать, она направилась к кабинету директора Дамблдора, заставляя себя сосредоточиться на мысли о смерти Северуса, а не на том, чтобы вымещать свой гнев, направленный на человека, в которого она превращается. Об этом она подумает позже. Когда Лили ворвалась в кабинет директора, Дамблдор сидел за своим столом и читал с пергамента в руках. — А, мисс Эванс, — поприветствовал он ее, но был прерван ее возмущенным восклицанием. — Почему вы ничего не сделали?! — Прошу прощения? — Сев рассказал мне, что случилось! Почему вы ничего не предприняли?! Они пытались убить его! — Это была всего лишь безобидная… — Безобидная? Безобидная?! Сириус Блэк прекрасно знал, что делал, когда это произошло! Он знал, чем это может закончиться! Так почему же они не наказаны за это?! — Мисс Эванс, контролируйте себя, — сказал Дамблдор гораздо строже. Тяжело дыша, Лили попыталась сделать именно это. Пытаясь отвлечься от других мыслей, она слишком сильно себя накрутила. Она не имела права кричать на директора своей школы, одного из величайших волшебников всех времен. Требовать объяснений — да; кричать на него — нет. — Простите, профессор, — ответила она, когда снова смогла говорить в нормальном диапазоне децибел. — Я прошу прощения за то, что накричала на вас. Но он мой лучший друг, и он мог умереть из-за них! — Я так понимаю, мистер Снейп рассказал вам о событиях, произошедших три недели назад? — Не нарочно, — призналась она. — Мы спорили, и это вырвалось само собой. Я, эм, заставила его рассказать мне все. Он действительно не виноват. — Давайте на время оставим вину в стороне. Не могли бы вы присесть? — Он подождал, пока она это сделает, прежде чем снова заговорить. — Вы умная молодая девушка, мисс Эванс. Я не сомневаюсь, что вы сможете догадаться о причинах моих действий, если только приложите к этому свой блестящий ум. — Что… — Подумайте о людях, которые в этом замешаны, мисс Эванс, — уговаривал он ее. Нахмурившись, она сделала то, что он требовал, несмотря на раздражение, которое она испытывала по этому поводу. Северус, полукровка из Слизерина, не имевший ни большого достатка, ни счастливой домашней жизни. Ремус, который всегда казался тихим и книжным типом. Поттер и Блэк из богатой чистокровной семьи… — Это из-за того, кто они, не так ли? — спросила она, практически в ужасе. — Потому что они чистокровные. Директор посмотрел на нее с некоторой грустью. — Не совсем. Как вы думаете, что бы произошло, если бы я изгнал старшего наследника семьи Блэк? Как, по-вашему, отреагировали бы его родители? — Они бы захотели кого-нибудь обвинить, — машинально ответила она. — А насколько вы осведомлены о прокурорском праве в делах, связанных с оборотнями? Только тогда до нее наконец дошло, о чем именно он говорит. — Они бы хотели, чтобы Ремуса за это казнили! В этом был смысл: семья Блэков была печально известна как одна из самых темных семей волшебной Британии; они не хотели бы, чтобы их наследник был связан с оборотнем, не говоря уже о том, чтобы быть его лучшим другом. Возможно, они бы хотели обвинить и Сева, но он был слизеринцем, и Лили не сомневалась, что они скорее возложат вину на гриффиндорского оборотня и директора школы, разрешившего этому оборотню посещать занятия, чем на слизеринца, который проявлял явный интерес к тем, кого поддерживали Блэки. — Верно. Видите ли, поскольку в результате инцидента никто серьезно не пострадал, я решил, что лучше оставить все как есть и спасти невинную жизнь от глупости его друга Застонав, она уронила голову на руки. Теперь, когда она немного успокоилась, она могла подумать об этом критически, и праведный гнев начал распространяться и на Ремуса. — Но это все равно несправедливо, — пробормотала она про себя. — Поттеру и Блэку плевать, что они получили взыскания, они продолжат издеваться над Севом, как и всегда. Я понимаю, что это жизнь Ремуса, но они не ответили за свои поступки, и это неправильно! — Есть что-то еще, что действительно беспокоит вас, — заметил старый волшебник, обходя свой стол и усаживаясь в соседнее кресло. — Он думает, что вы делаете это из-за фаворитизма, — объяснила она, слегка повернув голову, чтобы посмотреть на него сквозь рыжие волосы. — Я боюсь, что он сделает какую-нибудь глупость. Он общается с людьми, которые верят в пропаганду Темного мага, и мне это не нравится. Но он меня не слушает! — Почувствовав себя глупо, Лили выпрямилась на стуле. — Простите, что побеспокоила вас, директор. Я не хотела проявить неуважение. — Все в порядке, мисс Эванс, — заверил ее Дамблдор. — Ваша забота о друге вполне понятна и очень благородна с вашей стороны. Она хотела попросить его что-нибудь сделать, но после того, как в гневе чуть не сорвала его дверь с петель, просто не могла. В любом случае, она сомневалась, что это к чему-то приведет — Северус не только не доверял Дамблдору, но и у директора не было причин интересоваться каким-то отдельным учеником, особенно в качестве услуги другой студентке, даже если она староста. В одном она была уверена. Она не чувствовала себя благородной из-за всего этого. Она лишь чувствовала себя так, словно внезапно сняла с глаз замызганные очки. — Он мой лучший друг, — сказала она почти оцепенело, — хотя в большинстве случаев мне так не кажется. Он отдаляется, и я не знаю, как мне быть. Он только и делает, что придумывает заклинания, которые можно использовать против Поттера и Блэка, и читает книги матери по Темной магии. — Каждый из нас сам отвечает за свою судьбу, мисс Эванс. Только в невзгодах наши духи могут проявить себя. Возможно, мистер Снейп еще удивит вас. — Надеюсь, вы правы, профессор, но не могу заставить себя не сомневаться в этом. В любом случае, простите за неуважение. Я… пойду, — сказала она, несколько неловко поднимаясь на ноги. — Спасибо, что выслушали, сэр. — Если у вас еще остались какие-либо сомнения, мои двери открыты. Надеюсь, вы понимаете, почему в данном случае так важна конфиденциальность? — Конечно, — согласилась она, шагнув к двери. Она не собиралась ничего раскрывать, тем более что это могло привести к исключению Ремуса. Однако эта мысль заставила вспомнить о другом вопросе. — Директор, — спросила она, повернувшись к нему, — как вы убедили Северуса не говорить об этом? — Я объяснил ему всю серьезность ситуации. Он разумный молодой человек, даже если его враждебность к другим мальчикам очевидна и оправдана. Почему вы спрашиваете? — Да так, просто… он, кажется, подумал… неважно. — Если вы боитесь оскорбить меня, мисс Эванс, то напрасно. Она закусила губу в раздумье. Стоит ли ей рассказывать или нет? Будет ли Северус сердиться на нее? — Он выглядел почти испуганным, когда я решила пойти к вам, он верил, что у меня будут неприятности. Я просто не понимаю, почему он вел себя так. Веки Дамблдора тяжело опустились, казалось, он стареет на глазах. — Увы, иногда, мисс Эванс, сделать правильный выбор — самое сложное. В мои намерения не входило внушать юному мистеру Снейпу подобный страх, и мне очень грустно слышать, что он так думает. Не зная, что на это ответить, она лишь кивнула и скрылась в дверях, думая о том, как убедить Северуса в истинной причине столь легкого избавления Мародеров от последствий и не выглядеть при этом так, будто она благоволит им. __________________________________________________ Когда Лили вышла из-за каменной горгульи, Северус почувствовал легкое головокружение от того, как быстро тревога покинула его. Он так боялся, что она разозлит директора и навлечет на себя неприятности, что едва не довел себя до судорог. Ему не следовало так с ней разговаривать, он знал. Она отдалялась от него, он видел, и это было так больно, но что бы он ни делал, что бы ни говорил, ничто не могло изменить ситуацию. С каждым днем Поттер становился все ближе и ближе к ней, а Сев терял ее, шаг за шагом. Он не должен был так реагировать, но ему просто осточертело слушать, как она защищает Драгоценного Поттера, видеть, как другой мальчик завоевывает ее, уводит от Северуса, и сама мысль о том, что она винит его даже в том, что он чуть не умер, заставила что-то жесткое и холодное расцвести в его груди. На мгновение он действительно поверил, что ей настолько нет дела до его жизни, и это разорвало его внутренности в клочья. Поэтому он отреагировал единственным известным ему способом — разозлился и вышел из себя. Гнев был старым другом Северуса. Он злился большую часть своей жизни, злился на непринужденность, с которой Золотой Мальчик Поттер добивался того, с чем Северусу приходилось бороться, на легкость, с которой другие люди стекались к этому придурку, словно он был даром Мерлина для всех и каждого, злился на апатию матери и ненависть отца, злился, что у него никогда не было того, что есть у остальных, злился на игнорирование, принижение и высмеивание, злился на всех профессоров, которые знали, что Поттер и иже с ним творят с ним каждую неделю, и ничего не предпринимали, злился на всех этих друзей Лили, которые требовали ее внимания, злился на Петунию, пытавшуюся оторвать Лили от него, злился на оборотня за то, что он был другом Лили, злился на жалостливые взгляды, которые это маленькое дерьмо имело наглость бросать на него, в то время как его друзья посылали заклятия в Северуса при каждом удобном случае, злился на усмешливое лицо Блэка и его резкие слова, злился на всех остальных Слизеринцев за то, что их уважают, в то время как он сам получал только презрение, злился на директора за его фаворитизм в сторону своих маленьких золотых львов, злился на весь ебанный мир за то, что он получил такую участь в жизни. Больше всего он злился на самого себя за то, что, похоже, так и не смог исправить все, что пошло прахом в его жизни. А потом Лили посмотрела на него со своим типичным недовольством в великолепных зеленых глазах и стала защищать этих блядских Мародеров после того, как он сказал ей, что они пытались его убить, и тогда он сорвался. Злость, которая всегда держалась в стороне от Лили, которая всегда давала ему небольшую передышку, когда он был с ней, наконец вырвалась наружу, и он разозлился на нее за то, что она так мало ценит его жизнь после всего, что он когда-либо делал для нее и давал ей, и он сорвался на нее, очень четко решив, что с ней тоже покончено, потому что его просто тошнит от этого, от всего этого. А когда она уставилась на него, отстраненно и ошеломленно, желание удрать пересилило гнев, и он повернулся, чтобы убежать и найти место, куда можно уползти и умереть, потому что был уверен, что их дружбе пришел конец, а что еще было в его жалкой жизни, кроме Лили и ее дружбы? Именно поэтому он был застигнут врасплох, когда она протянула к нему руку; её пальцы были холодными как лёд, он почувствовал даже сквозь рукава мантии, а глаза — широко раскрытыми и умоляющими, поэтому он ответил на её вопрос, но гнев всё ещё был там, и он даже не пытался контролировать его в своём голосе и на своём лице. А потом она вбила себе в голову, что сможет поговорить об этом с Дамблдором, и он не только до смерти испугался, что у нее будут неприятности, но и почувствовал, будто его ударили по голове, когда она сказала, что он стоит ее безрассудных поступков. И вот теперь она выходит, явно гораздо более спокойная и не слишком расстроенная, что должно было означать, что ее не исключили, а ему нужно сделать несколько глубоких вдохов, чтобы восстановить самообладание. — Сев, — сказала она, как только заметила его. Ее шаги остановились, и она, пожевав губу, заправила прядь своих прекрасных волос за ухо. Ему оставалось только наблюдать за ней, не имея ни малейшего представления о том, как им действовать дальше. Наконец она собралась с силами, подошла к нему и извиняюще улыбнулась. — Я в порядке, видишь? Профессор Дамблдор ничего мне не сделал. — Не сделал? — повторил Северус, немного ошеломленный. — Ничего? — Он, эм… он поговорил со мной, объяснил, почему он сделал то, что сделал. Пойдем, найдем место, где мы сможем это обсудить. Конечно, поговорил с ней. Презрение Северуса к директору мгновенно возросло. О, он не сомневался, что он поговорил с Лили. И, несомненно, убедил ее в своей собственной точке зрения, которая, конечно же, не совпадала с точкой зрения Северуса. Тем не менее он последовал за ней, пока она искала свободную комнату, и понадеялся, что она не отмахнется от него, как все остальные, потому что не знал, что он будет делать в противном случае. Она завела его в туалет для девочек и, взмахнув палочкой, заперла дверь, после чего повернулась к нему. — Он позволил мне немного поразглагольствовать, а потом подтвердил то, что ты мне сказал — пообещал, что у тебя не будет проблем из-за нарушенного обещания молчать, — а потом объяснил мне свои доводы. — И какие же? — Такие, что Ремус Люпин не виноват в случившемся так же, как и ты, и очень вероятно, что если бы их исключили, как Дамблдор признался им следовало поступить, Ремуса могли бы обвинить и убить. — Ну разумеется, — пробормотал он, сжимая кулаки. Конечно же, несчастная жизнь Люпина стоила больше, чем жизнь Северуса, потому что Люпин был гриффиндорским милостынником, Темной тварью, бродящей среди населения школы, и кому какое дело до того, чувствует ли теперь себя Северус в безопасности среди этого населения. Стены отчаяния медленно, по одному кирпичику, приближались к нему. Дом не был по-настоящему безопасным в течение многих лет, и сначала, даже несмотря на Поттера и его банду, ему казалось, что Хогвартс — это безопасное место. Но не теперь, не после того, что случилось в феврале. И Лили видимо тоже, ведь похоже она согласна с Дамблдором в этом вопросе, как будто безопасность Люпина была ей важнее безопасности Северуса, а если это так, если так… Он не думал, что осталось хоть одно по-настоящему безопасное место, а ему оно нужно было, нужно было, чтобы нормально дышать, чтобы обрести ясность, чтобы вырваться из того жалкого существования, которым была его жизнь. — Сев, мне жаль, что так получилось, и ты абсолютно прав, нужно было сделать что-то более радикальное, чтобы наказать их за это. Я сделаю все возможное, чтобы держать их подальше от тебя, обещаю, правда, но я не думаю, что с этим можно что-то еще сделать. — Я мог бы сказать тебе это с самого начала, — с горечью ответил он, обхватывая себя руками, отчего внутри все похолодело. — Сев, пожалуйста, не делай этого, — попросила Лили, и он бросил на нее взгляд, который должен был передать все, что он чувствовал, но не знал как выразить. Она всегда умела читать его, и он долгое время обижался на это, но в то же время радовался, что есть человек, который знает его так хорошо, что он не сможет спрятаться, один человек, который видит его и не отворачивается. Теперь ему казалось, что это в прошлом, что он теряет ее все больше и больше, даже когда кажется, что он ее понемногу отвоевывает, в конечном итоге все, что он пытается сделать, ведет все дальше и дальше по неизбежному пути. Он с ужасом ждал финала, к которому приведет этот путь. — Я бы сделала что-нибудь, если бы могла, клянусь, я бы сделала, — настаивала она, и отчаяние в ее голосе прорвалось сквозь его леденящий гнев. — Я собираюсь высказать Поттеру и Блэку все, что думаю об этом, по крайней мере, и, и… и знаешь что? Мы можем попросить у профессора Дамблдора его Омут Памяти, и я покажу тебе воспоминания об их лицах, когда они поймут, что не так уж и легко отделались, как им казалось! Я уверена, что он разрешит нам воспользоваться Омутом для этого. А я помогу тебе спланировать месть, да? Я же не зануда, в конце концов, я могу подшутить над ними с блеском. Она что-то лепетала, сущую ерунду, но Северус чувствовал, как его гнев остывает, а напряжение спадает, когда он слушал ее, вспоминая, почему она так важна для него, чувствуя себя так же, как когда они были в Коукворте и в мире не было никого, кроме них двоих. — Ты не зануда, — сказал он ей, почти автоматически подхватив ее последнюю фразу, и она улыбнулась ему, шагнув ближе. — Жаль, что ты не рассказал мне, когда это случилось, — тихо сказала она. — Я не могу представить, как ужасно было пройти через все это в одиночку. — Все хорошо, — заверил он ее, потому что, когда она так смотрела на него, все правда было хорошо. — Я… Я рад, что ты знаешь. Он чувствовал себя менее одиноким, когда она знала его секреты, хотя и никогда не осмелился бы сказать ей об этом, никогда не осмелился бы показать ей, как она важна для него, как сильно она уже управляет им. Лили улыбнулась ему и шагнула в его личное пространство, ее руки обвились вокруг его шеи, крепко обнимая его. Северус, застыв в шоке, так долго ничего не предпринимал, что, когда он наконец решился обнять ее в ответ, она уже отстранилась, но улыбка все еще оставалась на ее лице. — Мы завтра идем на учебу? — Да, конечно, — машинально ответил он, и ему понадобилось время, чтобы осознать острый привкус сожаления об упущенном шансе обнять ее. Он не осмелился попросить ее об этом снова, хотя хотел этого почти отчаянно. — И ты торчишь мне это воспоминание, — сказал он вместо этого, стараясь быть легкомысленным, вероятно безуспешно. Тем не менее это заставило ее улыбку расшириться, так что он позволил себе обойтись без самобичевания. — Однозначно. И Сев, если что-то подобное повторится, ты мне расскажешь, хорошо? Я хочу знать. — Договорились, — пообещал он, очень надеясь, что ему никогда не придется нарушать данное ей слово, но понимая, что это неизбежно. __________________________________________________ Подъем по ступеням на седьмой этаж и в общую комнату Гриффиндора потребовал больше усилий, чем Лили предполагала, ее мысли были тяжелыми, а вместе с ними и сердце. Северус мог умереть, а она бы даже не узнала об этом, если бы он случайно не проболтался в гневе. Неужели он позволил бы ей прожить всю жизнь без осознания, как близко она была к тому, чтобы потерять его? Неужели он действительно думал, что ее так мало это заботит, что она сочтет это несущественным? Эта мысль была столь же безумной, сколь и удручающей, потому что, хотела она того или нет, Лили проигрывала его Тьме, проигрывала увлечению властью и одиночеству, в котором он жил годами, и казалось, что даже ее было недостаточно, чтобы удержать его на правильном пути. И Поттер, Блэк, Петтигрю и Ремус ничуть этому не способствовали. Она не должна была так долго игнорировать жалобы Северуса, не должна была преуменьшать их. Она знала, что именно поэтому он ничего ей не рассказывал, потому что, вероятно, чувствовал, что больше не может ей доверять, и это портило их дружбу в целом. Джеймс Поттер и его группа были в гостиной факультета, когда она вошла; глупый придурок как обычно играл со своим проклятым снитчем на полу у дивана, на котором расположился Сириус Блэк, вертя палочкой и трансфигурируя пирожные из корзинки на коленях Питера Петтигрю. Рядом с ними, на диване-кресле, сидел Ремус Люпин, с головой погрузившись в учебник по Трансфигурации. Одного взгляда на безучастное выражение лица Сириуса Блэка было достаточно, чтобы ярость снова забурлила и прогнала вялость. Раздраженно поджав губы, Лили подошла к ним и встала над распростертым на диване мальчиком. — Эванс! — облегченно воскликнул Блэк. — Что привело тебя к моей скромной персоне? — Скромной? — усмехнувшись произнесла она. — Вставай, Блэк, пока я не устроила скандал на всю Башню. — Что еще за ерунда заставила тебя так разнервничаться? — Небольшой… инцидент, произошедший несколько недель назад у Дракучей ивы, — прошипела она сквозь зубы, переведя взгляд на Ремуса, все еще слегка бледного на соседнем стуле. Остальные трое мальчиков наблюдали за ней, и она с некоторым удовлетворением заметила краем глаза, как Поттер слегка поморщился. — Ну и какое дерьмо извергает Сопливус на этот раз? — спросил тот, сморщив нос от отвращения. — Лучше спроси, что мне сказал директор, Поттер, — ответила она, ее настроение только ухудшилось от этого проклятого прозвища. — И что я тебе говорила об этой кличке? — обернувшись, она встретилась взглядом с Блэком. — А теперь, ты, маленький придурок, отвечай, пока я не сделала это достоянием общественности. — Ты не станешь! — воскликнул Поттер, а Ремус побелел как полотно. — Приятно знать, что хотя бы один из твоих друзей печется о твоем благополучии, Ремус, — проговорила она над его головой, — ведь Блэку плевать, что с тобой будет, не так ли? — Послушай, Эванс, это было просто небольшое развлечение. — Развлечение?! — закричала она, едва подавив желание пнуть его в бок. — Развлечение?! Ты называешь это развлечением?! — Боже, Эванс, успокойся. В любом случае, я не понимаю, с каких пор тебя это касается. — Ты подверг двух моих друзей опасности, угрожающей их жизням, — прошептала она ему в лицо, понимая, что теперь все остальные наблюдают за происходящим, хотя Поттеру хватило ума наложить на них заглушающие чары, чтобы их не подслушали. — Одного из них ты называешь своим лучшим другом. Я знала, что ты эгоцентричен, Блэк, но не знала, что ты психопат. — Ему следовало бы держать свой большой нос подальше от наших дел. — А что насчет тебя? — огрызнулась она.— Тебе не приходило в голову, что будет с Ремусом, что он будет чувствовать, если бы этот твой маленький план увенчался успехом, а? Сколько вины ты бы взвалил на его плечи за то, в чем виноват сам? Ты хоть на секунду задумался, что ты приговариваешь своего лучшего друга к смерти?! Ты ничем не лучше тех слизеринцев, на которых постоянно набрасываешься, когда придираешься к слабым и злоупотребляешь доверием, оказанным тебе хорошими людьми. Вы мне отвратительны. Выпрямившись, она оглядела остальных троих. — Ремус, я, честно говоря, не понимаю, как ты можешь дружить с ними после того, что Блэк с тобой сделал, но если ты когда-нибудь решишь найти себе компанию получше, ты знаешь, где меня найти. И держитесь подальше от Северуса, все вы. Перестаньте вести себя как глупые дети и повзрослейте уже. Чувствуя себя оправданной, она пошла обратно в свою комнату, оставив четверых мальчишек смотреть ей вслед. Лишь несколько часов спустя она вспомнила о своем обещании насчет воспоминаний, и эта мысль вызвала на ее лице улыбку: по крайней мере, Поттер выглядел слегка встревоженным, а это должно было что-то значить, даже для Северуса. __________________________________________________ В ту ночь Ремус не спал. Последнее превращение сильно выбило его из колеи, он лишь отдаленно осознавал, что произошло в ту ночь, но был слишком занят предстоящими С.О.В. и собственными болями, чтобы придать этому значение. То, что сказала Лили Эванс, заставило его снова вспомнить обо всем этом. Он не был уверен, что именно чувствует по этому поводу. Сама мысль о том, что он мог передать свое проклятие другому человеку, заставляла его покрываться мурашками. До этого года он всегда был очень осторожен и старался не покидать Визжащую хижину. Однако после того, как Джеймс, Сириус и Питер стали анимагами, он немного расслабился. Превращения проходили гораздо легче, когда он мог бегать по лесу со своими тремя друзьями, и, хотя он не помнил ночей, у него было меньше ран и все тело болело не так сильно. Конечно, он знал, что его друзья не идеальны, и не очень одобрял их зацикленность на Северусе Снейпе. Однако, он понимал позицию Сириуса. На втором курсе наследник Блэков едва мог самостоятельно писать в течение первого месяца, пока мадам Помфри не вылечила нервное поражение, нанесенное летом его матерью, полной гнева из-за поступления в Гриффиндор. Джеймс также осознавал, что его гнев на фанатичных чистокровных проистекает из твердых убеждений его отца. Северус Снейп был квинтэссенцией всего, что они ненавидели, и Ремус мог честно сказать, что тоже испытывает отвращение к этому мальчику. Но несмотря на это, зная, насколько тяжким было его бремя, он не желал этого никому, даже мальчику из Слизерина. Когда директор разбирался с этим делом, он находился в больничном крыле, восстанавливаясь, и не знал, в чём именно заключалась причина медлительности Дамблдора в этом вопросе. Он был благодарен этому человеку больше, чем мог бы выразить, за то, что тот дал ему шанс получить хорошее образование, и хотел сохранить его доверие. Но в то же время впервые в жизни у него появились близкие друзья, на которых он мог положиться, и даже мысль о том, что он может потерять их троих, была слишком болезненной, чтобы размышлять об этом. Лили Эванс была хорошим другом, одной из немногих гриффиндорских девушек, которые проявляли к нему интерес. Частично причиной, что он не спал этой ночью, было понимание, что теперь она точно знала, чем он был. Она сказала, что по-прежнему будет его другом, но он не верил в это, не совсем. Ему потребовались годы, чтобы принять тот факт, что Джеймс, Сириус и Питер не бросят его, и в глубине души он все еще боялся этого. Именно поэтому он всегда спускал им с рук злодеяния, которые они время от времени совершали, потому что без них у него не было бы ничего и никого, а он не мог этого вынести. «Если ты когда-нибудь решишь найти себе компанию получше, ты знаешь, где меня найти». Эта мысль немного подняла ему настроение. Лили знала, чем он был, и все равно предложила дружбу. Никто из гриффиндорских девочек не проявлял к нему особого интереса, а Лили всегда была так дружелюбна со всеми, что он никогда не чувствовал себя для нее кем-то особенным, потому что помнил, как она относилась к Снейпу в самом начале, и знал, что так она относится к своим самым близким друзьям, в число которых Ремус не входил. Но, может быть… может быть, он мог бы попытаться немного сблизиться с ней. Она была девушкой, старостой, как и он, и она была в стороне от его круга общения. Он всегда хотел быть человеком, которому хватало смелости знакомиться со всеми, иметь много друзей, но он никогда не осмеливался, с тех пор как отец впервые объяснил ему, почему им приходится так часто переезжать. Может, хотя бы с Лили он рискнет. Она всегда была такой милой, а теперь, когда она узнала о волке… может быть, — раздался в глубине сознания тихий голосок, очень похожий на голос матери, — может быть, и с ней ты сможешь быть самим собой. Он заснул, размышляя об этом, и мечтая о том, какой была бы его жизнь, если бы его не укус и проклятье.