Отражаясь в аметрине

Удивительно, но тебе удалось — не только отвлечь юного надзирателя от неуместности своего появления, но и прийти попрощаться наедине. Побег больше не предлагал. Только спросил, не прельщает ли перспектива погостить в отдаленных обителях. Будто Глава Стражи в самом деле отпустил бы убийцу своего птенца! Думаешь, сможешь как-то повлиять на это? Просишь не провоцировать… Ну, как говорится, требуйте невозможного! Бросят ли пепельного котейку в терновый куст? Не так уж интересно. Интереснее ловить ритм стучащего рядом сердца. Цинтриновой желтизной улавливать игру света и тени. Остротой аметиста вспарывать путы душ. Милый тюремщик уже почти сдался. Ревнитель справедливости так и не почтил окончательным и бесповоротным визитом. Столько дел ещё, столько дел…        Вэй с трудом одергивает себя, чтобы не постучать в приоткрытую дверь. Во-первых, опять эта инфантильная робость! А во-вторых, знает по опыту: даже если узник сейчас не вполне одет, он не пошевелится даже, чтобы прикрыть наготу. Не ошибся: Зиан уже может вставать, расхаживает по комнате прямо в тонкой ночной сорочке. В данный момент стоит у окна, но при звуке шагов оборачивается через плечо. Взглядом поглаживает и жалит: — Доброе утро, Вэй! — сладко душит улыбкой. — Чудная выдалась осень, не правда ли? Погода так и шепчет… — О чем? — срывается невпопад. Вэй вкатывает в комнату столик с завтраком и водой для умывания. Никому не перепоручает хлопоты. Довольно того, что ему и так кажется, что прислуга искоса поглядывает на новое увлечение… на новое занятие управляющего. — Вероятно, что-то о быстротечности жизни, — прищуривается Зиан на его рассеянность. — О том, что надо пользоваться последними лучами солнца. Как и порывами юности — их непременно нужно утолять! Нечего дожидаться пасмурной серьезной поры. И уж точно ни к чему её приближать. Очередной непрошенный психоанализ. О, Вэй точно не хочет сейчас разгадывать его иносказания! Но они, как обычно, слишком доходчивы. Стараясь не меняться в лице, Вэй сосредоточенно расставляет посуду. Чувствует, как привычное строгое одеяние кажется вдруг тесным в плечах. Как сковывает движения. Хотя должно было наоборот прибавить уверенности, укрыть, защитить. Внешний каркас — не работает рядом с Зианом. — О быстротечности собственной жизни, я надеюсь, ты тоже задумываешься? Придумал, что скажешь господину Фэню на следующем допросе? Он должен приехать со дня на день. У Вэя было множество учителей, чтобы научиться отпускать колкости. Хозяева и гости этого замка, казалось, не знали другого тона. Удобство этого внешнего каркаса Вэй тоже вполне оценил. Но он тоже не впечатляет Зиана: — «Придумал»? — вскидывается тонкая бровь. — Предлагаешь соврать, Вэй? Зиан подходит ближе — они примерно одного роста. Глаза в глаза. Руку протягивает — помочь переставить чашки. Задевает, конечно, кисть. Ладонь не теплая, не холодная, но от прикосновения по коже идет вибрирующий разряд. — Твое дело, — Вэй поводит плечом — изобразить безразличие и руку наконец отнять. — Обитель, думаю, не рухнет и без твоих ценных сведений, стражника не воскресить… И если тебе так уж дороги последние солнечные дни… Ты мог бы провести их… не в темном подвале. Вэй не может заставить себя говорить об «отдаленных обителях». Незваный почему-то воодушевился этой перспективой, а Вэй… не понимает, чем это лучше быстрой смерти. Не понимает, что может сделать, чтобы… — Ценю твою заботу. — Иногда от улыбки Зиана легче дышать. Иногда сложнее. Сейчас вот кислорода вдруг стало слишком много. — А давай совершим сегодня омовение перед завтраком? Таким изысканным блюдом хочется наслаждаться чистым. Изысканное блюдо… Вряд ли имеются в виду паровые булочки и куриный бульон. Правда, Вэй ещё и сладостей притащил. Легкий фруктовый мусс — тоже полезен для восстановления сил. — Как скажешь, — Вэй пожимает плечами и отводит взгляд. — Ну, ты, я вижу, уже в состоянии обслужить себя сам. А у меня ещё куча дел. Зови, когда можно будет убрать посуду. Собирался ли он и правда уйти? Или хотел увидеть эту мимолетную растерянность в двухцветном взгляде? Уловить взволнованность, затаенное разочарование в привычно глумливом тоне: — О нет. С чего ты взял, что больному по силам тягаться с этой лоханью? А если вдруг поведет на скользком?.. Зиан не хочет, чтобы он уходил. Не просит остаться, только дует капризные губы. Забавный всё же… Вэй знает, к чему он ведет. В своей готовности, правда, не уверен… Но понял, что не собирался уходить. — Ладно, помогу. Но в последний раз. — Удобнее сделать вид, что поверил. — Пойдем. Всё, как тогда. Капли на коже, теплые пальцы… Купальный отсек. Через бортик ширмы переброшена ночная рубашка. Вэй не смотрит прямо — сосредоточенно вспенивает губку. Вэй никогда и не думал, что боковым зрением можно заметить чуть ли не больше, чем в лоб. Рубцы на груди — крест-накрест — совсем затянулись. Бледнеют. Не алым, но розовым подсвечена белизна. Хрупкое тело с округлыми изгибами не производит впечатления незрелости. И не то чтобы женственности. Скорее, отсутствия пола. Зиан — удивительное существо. Как же обидно, что им довелось познакомиться при таких обстоятельствах! Но… в Обители они вращались словно бы в разных мирах. А вот в замке Фэня — в темнице — сошлись. Больше не соученики, больше не служители праведного Ордена. Хуже. Надзиратель и смертник. Разве Вэй мог представить себе, что когда-то придется примерить и другую роль?.. Вот и не справляется толком. Разве что с лечением, кормлением и, вот, мытьем. Впору бы ему быть сиделкой! А впрочем, наверное, не так уж эффективны гигиенические процедуры, производимые тем, кто старается лишний раз не смотреть. И рука то и дело подрагивает — то опасаясь задеть раны, то ощутив вдруг под пальцем твердеющий сосок. — Холодно? — бормочет Вэй, отвлекаясь от неловкой, неуместной для однополых услуг стыдливости. — Вода теплая. Банщик ещё горячее. Но хотелось бы согреться иначе. От неприличных слов, сказанных пониженным тоном, и правда бросает в жар. А смеющийся взгляд, словно воду плескает на раскаленные камни. Студеную, ледяную — тем гуще получается пар. Глаза туманит слезная дымка. Почему-то почти обидно, хотя Вэй понимает, что Зиан не хотел поиздеваться. Он просто такой. А Вэй — нет. Кое-как закончив мытье — плечи, бедра, спину и грудь намылив — он собирается передать губку, чтобы интимной гигиеной Зиан занялся сам. Уже не удивляется, когда тот опять перехватывает запястье. Удивляется другому. Тому, как подрагивают его пальцы — нет, не мерзнет. Совсем не холодные. Тому, что слышится участившееся дыхание — нет, не Вэя. Вэй держит себя под контролем. Он ведь даже не смотрит! Но боковым зрением наконец замечает… Ох, и чему удивляться! Ну да, у Зиана тоже вполне функционирующий, выздоравливающий и подвергшийся долгому воздержанию мужской организм. — Не хочешь продолжить? — хрипотца в голосе дурманит разум. — Или, может быть, услуга за услугу? Может, потереть тебе спинку? — всё ниже и тише, до шепота: — И не только… Почему бы сегодня не выйти отсюда чистыми вместе? Чистыми? А между тем Вэй ощущает себя на грани перед падением в бездну. Не похоже, что там чистота. Мягкий захват медленно и плавно приближает ослабевшую, безвольную ладонь к средоточию страсти. Вэй забывает дышать. Вэй тонет в аметриновом взгляде. Кажется, пальцы вот-вот почувствуют напряженную, налитую кровью упругость. Вот-вот Вэя снова коснется чужая, восставшая плоть. Воплощение похоти, низменного желания, направленного на него… А что мог бы сделать с ним Зиан, будь он посильнее, не владей Вэй приемами единоборств? Преступнику не дают ножи, но никак не лишить его другого орудия… Горло сводит спазмом, и дергается непроизвольно кисть. — Отпусти! Дыхание поверхностное и рваное, глаза расширены. Зиан отпускает сразу же. Он явно смущен — приподнимает руки в примирительном жесте, глядя, как пятится в ужасе незадачливый банщик. Никого Вэй не может согреть. — Прости. Вэй… — Зиан запинается, подбирая слова. — Никто не хотел тебя обидеть. Не бойся. Это же просто… — ладонь прикрывает срам, беспокойство скрывается за ухмылкой: — Больной узник знает, как нужно расплачиваться за услуги, и вовсе не собирался получать разрядку сам. Всё-то он знает!.. Грудь лихорадочно вздымается, слишком взволнованно, с надрывом вылетают слова: — Почему сейчас, Зиан?.. Всё же было в порядке. Прошлые разы ты не… Зиан пожимает плечами, говорит, одновременно извиняясь и жалуясь: — Может, просто организм достаточно восстановился. Сложно не расслабиться от такой заботы, не возбудиться от всех этих прикосновений… А ты очень привлекателен, Вэй. Ты же знаешь? Вэй молча покачивает головой. Ничего такого он не хочет знать. Но дыхание успокаивается. А Зиан продолжает: — А может… Показалось, что это могло бы тебя подтолкнуть. Но тут явно ошибка вышла. Прости. От этой видимой искренности только сильнее накипают на глазах слезы. Ком в горле подталкивает горечь наружу: — Говоришь, тебе не нужна разрядка… А зачем вообще тебе всё это нужно? Чего ты добиваешься? Я же и так делаю всё, что можно. И что нельзя… — Ну, желания спасенного узника выразить свою благодарность тебе почему-то недостаточно… — Зиан ухмыляется совсем как обычно. А Вэй опять слишком отчетливо считывает его намеки. Да, это желание ему хорошо знакомо. Правда, до таких методов он никогда не додумался бы! Вэй покачивает головой, губы едва шевелятся: — Но я же не могу спасти тебя… окончательно. — Это не важно. Не думай об этом, Вэй! — Зиан улыбается. Наскоро ополоснувшись одним ковшом, он накидывает на плечи халат. Зеленый шелк скрывает смущающую наготу. Разочарованное облегчение заставляют отступить слова: — Кроме оплаты услуг, есть и другая причина. Хотя… В каком-то смысле, всё о том же. Тоже про взаимный обмен. Ты помог узнику выжить, отнесся к преступнику, как к человеку. Этот человек тоже мог бы тебе помочь. Распутать узел, вывести к свету. Показать, чтó на самом деле мешает тебе чувствовать себя… полностью живым. Какая же ломаная у него речь… Вэй и раньше замечал. Так странно: намерение его исцелить выражает человек, который явно поломан сам. Что у него в голове? Своей жизни не ценит, себя не видит. А только о том и твердит: что жить нужно полной жизнью, прислушиваться к себе… И Незваный говорил что-то похожее. По Вэю так видно?.. Но какое дело этим баламутам до простого служителя… до управляющего замка и помощника Главы Стражи? До чудом спасенного смертника, которому зачем-то дали шанс… Может, всё дело в том, что Вэй до сих пор не знает — зачем? Нет. Достаточно зауми. Вэй окончательно пришел в себя, поправил сбившуюся налобную ленту и гладкие пряди, одернул наряд. Заявляет — твердо и четко: — Мне не нужна подобная помощь, Зиан. Постельные дела вообще никогда меня не интересовали. Со всеми искушениями и испытаниями я как-то справляюсь. Нет ни узлов, ни лабиринтов. Не надо ничего менять. Как-то справляешься. Брови хмуришь, губы сжимаешь в тонкую нить. Чистая ложь горчит? Весь в себе. Всё под контролем. На скользком чуть не повело, но удержался. Уцепился за старую боль. А надо бы — отпустить. Зеркало не станет возражать, что «искушение» и «испытание» — пустые слова из лексикона Устава. Зеркало показывает, а не говорит. А ты не выносишь давления. Не заслуживаешь резкости. И без того правильно всё понимаешь. Ты ведь и сам знал, зачем тебя зовут в купальный отсек?.. Готов был прыгнуть с обрыва, но замер, как кролик перед удавом. Напрягся, как… Как узник перед ударом плетью — уже знакомым, всё равно неизбежным. Как жертва перед палачом. Затуманенный, жаждущий взгляд наполнялся холодным отторжением. Незаметно, постепенно — опомнился вдруг. Оттолкнул, отступил. Ничего, тоже нужный этап. Полезно ощутить безопасность. Жаль, конечно, что старая травма сидит в тебе так глубоко… Смертник жалеет тюремщика? Бывшего смертника? Нет, не в том дело. Да и жалость тебе не нужна. Мало кому, на самом-то деле, нужна жалость. Больному животному свойственно скрывать свою боль. Ты и скрываешься. Не остаешься на завтрак, не откликаешься потом на нейтральные реплики, когда приходишь укатить стол. Только взглядом мажешь — задумчиво и с сомнением. Не доверяешь? Да уж конечно, не те условия!.. А для таких, как ты, это чересчур важно. Зеркало, как могло, старалось отражать твою искренность. Твою неуверенность, почти робость. И ты почти поверил ему.

♣♣♣

— Ли, что-то случилось? Ты часто балуешь Главу Стражи своими визитами, но до рабочего кабинета пока не добирался. Так хочется разнообразить антураж?.. Фэнь шутит, опережая Ли в непристойностях. Они одни в кабинете, помощник Цензора и правда не навещал его раньше здесь. А насчет частых визитов… Ли прошлую ночь провел дома, и позапрошлую… Фэнь, пожалуй, соскучился. И, скорее, хотел бы увидеть его в другой обстановке — в своей спальне, на черном шелке постели. В шелках веревок и лент… — Заманчивое предложение, конечно, — прищуривается Ли, набок склоняя голову, — но, знаешь, я пока воздержусь. Боюсь, плети тут жестковаты… Да и оковы наверняка не моего размера! Он смеется, оглядываясь по сторонам. Нет, в кабинете Главы Стражи нет специфичной утвари, и экскурсии по хоромам он пока не устраивал. Ли прекрасно всё понимает и так. Подозрительно нетерпеливый блеск в карих глазах напоминает о лисьей натуре. Чем-то ему не терпится поделиться. И почему-то — здесь. — В чем всё-таки дело? Соскучился? Откликаясь на неловкое хмыканье Фэня, Ли тенью скользит поближе. — Ну ещё бы! — На напряженную шею ложатся теплые пальцы. Легкое дуновение — мелисса и мята. Мимолетный поцелуй на щеке — чуть коснулся и ускользает. Только взгляд щекочет из-под длинных ресниц: — Надо подумать над твоим предложением. А есть тут камера с дыбой?.. — Не говори ерунды! — морщится Фэнь, перехватывая тонкие запястья. Тактильный контакт — неотъемлемая часть общения. Для Ли. Фэнь же к нему слишком чувствителен. Да и соблазны плоти сейчас неуместны. А может, наоборот, отвлекают. Сразу хочется большего… Либо взять, либо оттолкнуть. Сущность флирта — непостижима для Фэня. Ли отстраняется с нарочито обиженным видом: — Вообще-то я правда по делу. Сам же озадачил сыскную службу раскопать для тебя хоть что-нибудь! Я и раскопал. Правда, вышло это почти случайно… — Не суетись. Выкладывай по порядку. Это… касается того щенка? Фэнь сразу же пожалел, что выдал интерес к теме. Но а с другой стороны — чего вокруг да около ходить? Дело повышенной важности и личное поручение касалось именно его. Мерещится почти грустинка в лисьем взгляде. Во всяком случае какое-то чрезмерное понимание. Хотелось бы знать, что он там понимает?.. Фэнь вот разобраться не может и не понимает практически ничего. — Его, — Ли кивает, усаживаясь плавным движением напротив. Глава Стражи за рабочим столом, посетитель на низком сидении доверительно склонился вперед: — Ну, если по порядку… Ты же знаешь о некоторых моих увлечениях… Глаза отводит в ложной стыдливости, снова склоняет ход мысли на неподходящий лад: — Слишком их много, Ли. Не заставляй угадывать. — Но Фэнь действительно неплохо его знает, догадался, к чему тот клонит: — В чем ещё вы пересеклись с Зианом помимо общего… воспитателя? — Снадобья, — коротко бросает Ли и вскидывает на Фэня осторожно-невозмутимый взгляд. Постепенно в нем разгорается намек и смешинка. Да уж… Их общая легенда подразумевает, что именно снадобьями очаровал помощник Цензора будущего Главу Стражи. Но Ли должно быть прекрасно известно: соблазненный давно догадался, что никакие зелья не могут его оправдать. Ли собирает крупицы серьезности, помогая себе приглаживающими движениями собрать непослушный хвост. Откидывается назад на спинку и продолжает болтать отстраненно: — Я иногда захаживаю в одну лавку, пополнить запасы. И решил — почему бы не уточнить? Не было ли среди клиентов почтенного аптекаря юного служителя с седыми волосами и разноцветными глазами. Ну и, представь себе, был. И брал он вовсе не средство для окраски волос. И даже не для улучшения зрения… — Эти ваши блудливые штучки? — брезгливо кривится Фэнь. — Вот же дрянь! Даже в постель не мог пролезть… своими силами. Ли смеется, выглядит явно польщенно. Но почему-то отрицательно качает головой: — Не совсем. Почти даже наоборот… Некоторые ингредиенты в своих коктейлях я предпочитаю не использовать. Вот только на старом Цензоре отвел душу… А так и не приходилось больше. Фэнь моментально серьезнеет. Хмурится: — Яды? — после короткого кивка, резко срывается с места: — И как думаешь, кого бы могла травить эта тварь? А ты знаешь, что за последний год несколько моих людей слегли с неизвестными симптомами? О небо, Ли!.. Как мы могли просмотреть! Ли не пытается его успокоить. Не лезет под руку. Не реагирует почти. Только достает из складок одежд небольшой свиток. Разворачивает похожую на аптекарский рецепт бумагу на столе. — Отложенное действие, — рассказывает со знанием дела: — Сочетание этих веществ может давать неожиданные эффекты. О которых не захочется рассказывать лекарю. Немногие поймут сразу… Они ведь не жаловались? Фэнь качает головой: — Многие так и не оправились до конца. Трое подали в отставку, и я даже не знаю, что с ними теперь… — Без паники, — Ли выставляет перед собой руку. — Не все яды одинаково смертельны. Но судя по некоторым ингредиентам… — усмехается: — Кому-то их воздействие покажется хуже смерти. Можно потерять… Ну, скажем так, вкус к жизни. И зависит от дозировки — вернется ли. Ли в своей стихии — непристойные намеки и тайные знания. Ли горд добычей — принес хозяину ценные сведения. Ли ожидает похвалы?.. Раздражение отступает, когда Фэнь замечает в нем признаки этого ожидания. Будто Ли разочаровался бы, если бы его знания не оценили по достоинству. Будто Фэню это не безразлично… Но он всё-таки перестает метаться по кабинету. Возвращается к столу и вглядывается в аптекарские каракули: — Ценю твои познания. — «Спасибо» — это по-прежнему слишком сложно. — Ну, давай поподробней. Нужно соотнести даты закупок с личностями заболевших. Фэнь старается переключиться на дело и не таять под насмешливо-благодарным взглядом. Ли ведь тоже знает, чего стоит ему эта сдержанность! Фэнь успокаивается настолько, что уже и сам может подшутить: — Так как, говоришь, оно действует? Спасибо на том, что таким ты меня точно не поил!

♠♠♠

Медбрат обладает обширными познаниями и умениями. То там, то здесь — всю жизнь приходилось чему-нибудь да учиться. Прежде всего музыке. Может быть, из-за этих способностей его и приметил первый хозяин?.. Первый учитель. Разного. Терпеть боль, доставлять удовольствие, смешивать зелья — всему этому тогда ещё юный, слишком юный служитель учился под бдительным взглядом зеленовато-миндальных глаз. А вот делать забор крови научиться пришлось уже здесь. Прокалить над огнем инструменты. Веревку затянуть повыше локтя. В глаза не смотреть. Чжоу всегда смотрит так, будто не может поверить… Особенно с тех пор, как узнал. Хотя, казалось бы. Их общий наставник под конец жизни не чурался кровавых затей. Чжоу и в них успел поучаствовать — он помладше немного, к той поре ещё не вылетел из-под крыла. Как известно, наставнику невозможно было отказать. Как известно, после выпуска наставник устраивал своих подопечных на самые завидные должности. Чжоу по собственному опыту должен знать, что значит «ничего личного, просто служба». Легкий надрез. Если быстро, то почти не больно. Ну, не комарик, конечно. Не взмах крыла. Щекотка отточенной сталью — и бордовые струи окропляют подставленный таз. Тут сжульничать не получится — наполнить надо строго до отметки. Не разбавлять же… Заметили бы. Выборы выборами, а прямые обязанности лекарей никто не отменял. Так уж повелось — совершенно безосновательно, на самом-то деле — что наилучшим ингредиентом для чудодейственного средства, продлевающего Старейшине Луню жизнь, была признана простая человеческая кровь. То ли лекари не блистали оригинальностью, то ли технология производства, например, из кусочков органов оказалась слишком ресурсозатратной, а препараты не достигали указанных органолептических свойств. Лекарства ведь шли и на экспорт. Негласно, конечно. Но потребители, к которым они попади, были люди серьезные и придирчивые. Стыдно было бы ударить в грязь лицом, предлагая разваливающиеся, дурнопахнущие пилюли. А на крови, да с сахарком, получалось вполне ничего. — Сюин… — хриплый полушепот отрывает от отвлеченных рассуждений. — Ты же говорил, они поберегут узника. А я… больше не могу. Это… конец? Чжоу и впрямь выглядит дурно: испарина на бледном лице, губы посинели. Впрочем испуга во взгляде больше, чем боли. Наивно. Впрочем, простительно — первый раз всегда страшно. — Ну что ты! Это только начало, Чжоу, — нежно улыбается медбрат. — В человеке так много крови! К тому же она имеет свойство восстанавливаться. Зато теперь, по регламенту, положено лучше кормить. Разговор не мешает заметить момент, когда уровень красной жидкости достигает необходимой отметки. Отточенные движения вновь накладывают жгут. Потом — корпий на рану. Потом — бинты. А в таз в это же время нужно добавить противодействующее свертыванию вещество, отставить в сторону, накрыть крышкой… Медбрат трудится, не покладая рук. Успевает и увещевать, с легким укором покачивая головой: — И, милый, давай без имен. Прошлое в прошлом. У Сюина, в конце концов, было десять пальцев. И он никогда не стал бы так бессмысленно и беспощадно пытать человека. Правда же?